Житие мое Сыромятникова Ирина
Тут-то я и понял, почему взрослых черных так развозит от парочки невинных жестов. Батюшки! Меня уважают!!! За это можно было простить не все, но многое. И физиономия его уже не казалась такой противной — могут же быть у человека странности.
— Ну ладно, — пробурчал я без прежнего напора, — колись, что тебе от меня надо?
Он тяжело вздохнул:
— Мне приказано вас завербовать.
— Куда?
— В агенты безопасности.
— Не выйдет.
— Ну что вам стоит! — принялся канючить он. — Никто не узнает, это нигде не будет отражено.
— Тогда зачем? Просто скажи, что было, и дело с концом.
— Министру нужен отчет о состоянии дел в восточных кантонах из независимого источника.
— А я-то тут при чем?
— Вы ведь направляетесь в Гилад, а это как раз там.
Ну-ка, ну-ка…
— Мне не сказали, куда я поеду.
По его лицу прошла странная судорога, я так понял — он попытался дернуть бровью.
— Фелистер ждет сообщения от штаба НЗАМИПС в Арангене, что они готовы вас принять. Поскольку прямой связи с ними нет, это может занять время.
!!! Это сколько же я буду туда добираться? Срок-то у договора не ограничен, а экзамены — в августе.
— Ускоришь?
— Постараюсь.
Вообще-то иметь знакомства в столице очень полезно, а отношения подчинения черных действуют надежней, чем человеческая дружба. При минимуме усилий Ларкес против меня не пойдет (характер в таком возрасте менять поздно) и будет у меня свой человек в министерстве…
— Можно подумать, как тебе помочь, — смягчился я. — Сильно пристали?
— Я не занимался агентурной работой, — опять дернулся Ларкес, — я аналитик. Они там думают, что раз координатор, то все делал сам.
Я прикинул плюсы и минусы затеи, возню с писаниной, полезность Ларкеса как такового и вынес заключение:
— За просто так не согласен.
— Сколько? — вздохнул бывший координатор.
— Деньги пофиг! Отработаешь натурой.
Ларкес задумчиво пошлепал губами (надо понимать, что он так хмурится):
— С этого места — подробней.
— Моего дядю убили, да и меня пытались убить. В Краухарде такого не прощают! Есть в столице один человечек, он должен что-то знать по этому делу. Поможешь найти, будет тебе отчет по Арангену.
— Конкретней, что произошло?
Обычному человеку я бы не рассказал, и даже белому — поостерегся, но младший черный — другое дело. Иерархия — это святое, под старших у нас копать не принято, наверное, потому, что дуэли колдунов слишком часто заканчиваются смертью — излишне хитрожопые быстро вымерли. Вот если его Сила возрастет… Но Ларкесу такое не грозило.
— Можно посмотреть на объект? — деловито поинтересовался бывший координатор, выслушав мой рассказ о роковой посылке.
Я вынул из тайника книгу, он осмотрел ее, полистал, изучил защитные заклятия. Его лицо приобрело деловое, сосредоточенное выражение, и, что характерно, местоположение тайных знаков он находил гораздо быстрее, чем я.
— Почему его убили, я и так скажу, — пошлепал губами Ларкес. — Это список со «Слова о Короле», очень старый. Я бы даже не исключил, что перед нами оригинал.
— Продолжай.
Он вздохнул, то ли удивляясь, то ли насмешничая (несоответствие признаков эмоций напрягало):
— Это самая древняя рукопись в мире, точной датировке не поддается. Предки считали, что в «Слове о Короле» содержится вся правда о происхождении потусторонних сил, так сказать, записки демиурга. Согласно той же легенде, если «Слово» будет прочитано белым, то мир окажется в страшной опасности, но это сомнительно — рукопись совершенно непереводима. Существовало несколько старых списков, но знатоки уверены, что для прочтения пригоден только оригинал.
Тут мне живо припомнилось поведение Шороха — он ведь не может читать, только воспроизвести воспоминания, связанные с конкретным предметом.
— Лет двадцать назад рукопись была объявлена национальным достоянием, но правительственным агентам не удалось выяснить, у кого конкретно она находится. Учитывая назначенную выкупную стоимость, на «Слово» началась настоящая охота, появилась масса фальшивых списков, потом к поискам подключились Искусники, и полилась кровь.
Опять Искусники! Это поразительно, как они умудряются постоянно путаться у меня под ногами. Ларкес многозначительно постучал пальцем по обложке:
— Неважно, список это или оригинал, убить могут и за то, и за другое. Пять лет назад, на пике интереса к «Слову», нападения на коллекционеров полиция смогла остановить только при помощи некромантов. Восемнадцать жертв! Я активно не рекомендую вам показывать рукопись специалистам и вообще выражать интерес к древней литературе.
— Пофиг литературу, — я достал письмо и обертку, — тот, кто это послал, может знать имя заказчика.
Ларкесу не пришлось наводить справки, чтобы понять суть ребуса.
— Полагаю, вам нужен букинист, как-то связанный с садоводством, живущий в месте, на которое указывает комедия о Пьеро, — предположил маг-аналитик, — обратный порядок смыслов менее вероятен, так как слишком прост.
— Сделаешь — будет тебе отчет. Но собственным именем не подпишу!
— Это несущественно. Вы образованный человек и легко соберете материал, необходимый для первичного анализа. — Ларкес в предвкушении потер руки. Что-то он слишком рано радуется! — Я приду завтра, часам к трем. В это время на улице мало народа.
— Как войдешь?
Тут он поманил меня к кладовке и показал в ней потайную дверцу, предположительно выводящую на лестницу в подвал.
— Некоторые маги отказываются жить там, где нет запасного выхода, — хмыкнул он (наверное, это обозначало смех), — но остальным, — кивок в сторону окна, за которым развлекались вояки, — знать об этом необязательно.
Тут я был с ним совершенно согласен: не хватало еще, чтобы меня атаковали с двух сторон.
Той ночью мне приснилась река, ее могучее, неторопливое движение, зеленовато-прозрачная толща вод, холодно-влажное прикосновение потока. Она текла мимо меня и сквозь меня, это завораживало. Потом меня посетила странная идея, вероятно, навеянная алхимическими навыками: если вода настоящая, я могу попробовать плыть. Все мое естество рванулось наружу и вверх, видение распалось и больше меня не беспокоило. Возможно, белого такой сон натолкнул бы на гениальное прозрение, а я, проснувшись, понял, что от столичной экзотики меня уже тошнит.
Однако кровная месть превыше всего! Того, кто покусился на жизнь моих родственников, ждет ужасная смерть, и ни один патологоанатом не скажет, от чего именно. Я старательно рассовал по карманам кульки, фунтики и крохотные шарики с ядовитым содержимым, чтобы в нужный момент быть во всеоружии. К сожалению, повод для их использования пока давали только сослуживцы.
Фелистер отчаянно не хотел снимать для моего мотоцикла нормальный охраняемый склад (знаю — дорого, оплата почасовая и ответственность придется брать на себя), а в министерском гараже оставлять агрегат было опасно — слишком много народу там ходит, слишком слабые замки и почти никакой охраны. Меня в принципе устраивало, что транспорт будет под рукой, но для порядка я все равно поскандалил, красочно описав творящийся у гостиницы беспредел, и обругал министерские порядки дурдомом.
В номер возвращался с чувством победителя.
Ларкес из-за шторы внимательно следил за происходящим на улице. Я подошел — армейские пытались крючком на леске сдернуть с топливного бака крышку.
— Что они там ищут?
— Не знаю, пойди спроси. Может, они решили, что внутри плотва!
Я захватил из столовой стеклянный графин с холодным чаем и теперь жестом пригласил Ларкеса за стол.
— Узнал что-нибудь?
Бывший координатор дернул мордой.
— Тамур Хемалис, букинист, живет на улице Мэтра Кьеберсена, того самого, что написал комедию о Пьеро, — Ларкес не надеялся на мое образование, — в доме с оранжереей на крыше. В махинациях со «Словом о Короле» замечен не был, прирабатывает переводом с языков империи. Год назад имел проблемы со здоровьем, проще говоря, старика сильно избили. Больше ничем не примечателен.
Бинго! Белый, подвизавшийся в переводе са-ориотских пиктограмм, вполне способен называть себя «ничтожным мастером зеркал» — эти ненормальные имперцы даже пишут справа налево.
— Едем!
— Сейчас?
— Нет, сначала надо тебя немного замаскировать. Больно уж физиономия у тебя запоминающаяся.
Он занервничал:
— Каким образом?
— Это просто. Ты в театре когда-нибудь был?
Я заманил Ларкеса в прихожую, к зеркалу, и принялся корчить рожи:
— Сделай вот та-а-ак!
— Не буду!! — обиделся он. — Так я стану похож на армейского спеца.
— В этом вся соль! Если что-то случится, скажут, что виноваты они.
Под таким соусом идея понравилась Ларкесу больше, мы проторчали в прихожей весь вечер, отрабатывая три основных выражения: высокомерное презрение, задумчивую отрешенность и мрачную усмешку.
— А теперь самое главное: если какой-нибудь человек лезет к тебе с глупостями, ты говоришь вот так «Ш-што?», — а дальше подключаюсь я и решаю все вопросы.
«Ш-што» далось Ларкесу труднее всего, поскольку двигать приходилось только одной бровью.
— Ладно, иди домой, тренируйся! Завтра встретимся около вокзала. К букинисту поедем часа в три.
Выражение «ш-што» получилось у Ларкеса само собой.
— Вы представляете, что творится на улице в это время? Особенно на солнце.
— Если быстро ехать, будет прохладнее. Главное — свидетелей меньше.
На этом и расстались. Ларкес уходил задумчиво-отрешенный. Наверное, пытался понять, не слишком ли дорого ему обходятся распоряжения начальства. На мой взгляд, в ситуации с отчетом он сильно продешевил.
Глава 4
Не знаю, как Ларкес, а я подготовился к намечающейся прогулке со всей возможной тщательностью, просто потому, что был сыт по горло всевозможными сюрпризами. В первую очередь подумал, какие проклятия могут потребоваться, и подобрал дублирующий алхимический набор: во-первых, силы экономит, во-вторых, эффект неожиданности, в-третьих, просто интересно посмотреть на результат.
Отделаться от навязчивого экскурсовода было несложно: Дэнис совершенно не следил за своей едой. Маленький шарик особого средства мгновенно растворился в чае, а через полчаса парню срочно потребовалось домой. Я сочувственно поохал, авторитетно констатировал отравление и объявил, что отправляюсь в гостиницу, отдыхать. Собственно говоря, через час так и будет, а задержку можно объяснить нежеланием ехать по жаре.
Ларкеса я подобрал в уже знакомом погребке, по ощущениям, мы были единственными магами в округе, что к лучшему. Он показал нужное место на карте, и мы помчались, стараясь напором скорости сбить нестерпимый жар. Так вот, из всех возможных районов города нашей целью оказался именно Новый квартал.
Я оставил мотоцикл за две улицы от цели не потому, что опасался воров, мне колеса мыть не хотелось. Сразу стал понятен источник запаха, отпугнувшего меня в первый раз: какой-то мужик стоял и отливал прямо в подворотне, при всех, и то, что из него лилось, падало отнюдь не на чистую землю. Вы представляете, во что превращаются естественные отходы при такой жаре? Притом что дождей здесь практически не бывает.
Нет, люди так не живут. По крайней мере я бы не согласился.
— Гм. Агитировать за чистоту не пробовали?
Высокомерное презрение у Ларкеса выходило с оттенком гадливости, впрочем вполне уместным.
— Этой агитацией тут обвешано все. Но половина приезжих — хуторяне, дикий народ. Они унитазов боятся.
Ну, учитывая специфический механизм слива, используемый в столичных сортирах, мне тоже первый раз было не по себе.
— Пусть привыкают!
— Пусть.
Разговор не пошел. Я кипел праведным гневом: в Редстоне за такую выходку припаяли бы штраф, выплачивать проценты от которого пришлось бы до старости. Впрочем, сомнительно, чтобы у того мужика вообще были деньги.
Народу на улице оказалось неожиданно много (для этого время суток, я имею в виду), но непохоже было, что кто-нибудь занят делом. Под жиденькой тенью самодельных навесов сидели разморенные жарой мужчины, громко разговаривала подвыпившая молодежь (а может, и непившая — над компаниями висел сладковатый дымок местной «дурной травы»). При приближении к здешним жителям в нос шибал ядреный запах пота, от которого так морщился Дэнис.
— Ладно, я понимаю — унитаз, но они что, и шайкой пользоваться не умеют?
— Проблема не в этом. Пропускная способность акведука, питающего город, ограничена — воды не хватает на всех, а мыться во вторичных стоках арангенцы не желают (в их понимании это вообще не вода). Они даже умываться пытаются из питьевых бутылок! Естественно, муниципалитет не хочет оплачивать их предрассудки.
Я вспомнил разговор о местной мифологии:
— А как же серая гниль?
Ларкес привычно дернул мордой:
— Этот квартал неофициально именуется Чумным, его трижды строили и сносили. Он отделен от остального города широкими проспектами, если эпидемия начнется, по ним будет проложен карантинный кордон. Сейчас всех не сумевших адаптироваться активно вытесняют сюда.
До меня как-то сразу дошло, что этот райончик что-то вроде душегубки. Сваливать надо из этого города, вот что. И чем быстрее, тем лучше!
К счастью, забираться глубоко в Чумной квартал нам не пришлось, искомый адрес находился с самого краю. Четырехэтажный жилой дом знавал лучшие времена — его построили задолго до появления здесь арангенцев. Ступеньки в подъезде были из привозного мрамора, деревянная дверь — с резьбой, а на крыше — обрамленный ажурными решетками садик, однако давно не подновлявшаяся штукатурка сыпалась, обнажая глиняные стены, а часть окон нижнего этажа была забита досками (надо понимать, хозяин не желал вкладываться в то, что все равно пойдет в распыл).
За конторкой в холле храпел неопрятный консьерж. Я сделал Ларкесу знак соблюдать тишину, и мы прошли внутрь, никем не замеченные. Лифт, естественно, не работал.
Четвертый этаж, квартира пятнадцать, на двери — табличка: «Тамур Хемалис, архивные изыскания, консультации, перевод с языков империи». Я повернул звонок, где-то внутри мелодично защелкало и защебетало.
Ждать хозяина пришлось минуты три, потом раздались шаркающие шаги, и из-за двери донесся дрожащий старческий голос:
— Кто там?
— Я от Гордона Ферро, откройте.
Защелкали замки, зазвенели цепочки, было такое впечатление, что это не квартира, а банковский сейф. Наконец дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель опасливо выглянул растрепанный белый весьма преклонного возраста, сразу бросалось в глаза, что нос у него сломан (в первый раз вижу белого со сломанным носом).
Разглядев, кто стоит на лестнице, он внезапно сильно побледнел.
— Здравствуйте! — Я постарался говорить успокаивающе и дружелюбно. — Я Томас Тангор, мне надо с вами поговорить.
Старик перевел дух и закивал:
— Конечно, конечно! Входите, пожалуйста.
Белый, что с него взять! Нормальный человек ни за что не пустил бы в дом двух подозрительных черных.
Внутри квартира оказалась на удивление приличной (на столичный манер), с низкими диванами и коврами, а еще с кучей книжных шкафов.
— Проходите в гостиную. Хотите чаю?
Чаю после такой жары мы, естественно, хотели, но гонять за ним пожилого белого я физически не мог. Да, да, знаю, это патология, но бороться с последствиями семейного воспитания в моем возрасте уже поздно. Кивнув удивленному Ларкесу (заходи, не бойся), я пошел помогать хозяину. Так даже лучше — чай появится гораздо быстрее, всего через пятнадцать минут мы сидели на низких диванчиках в просторной гостиной с тепловым насосом, наслаждались прохладой и пили зеленый чай с мятой. Хорошо!
— Признаюсь, я надеялся получить весточку от вашего дядюшки гораздо раньше.
Так, значит, про степень нашего родства он знает.
— Это понятно. Дело в том, что в прошлом году мой дядя был убит, и мне очень хотелось бы знать, кому вы говорили об отправленной ему посылке.
Его рука с чашкой бессильно опустилась на столик, глаза подозрительно заблестели.
— Это моя вина…
Только не слезы! Если он начнет рыдать, то до вечера не остановится, а у меня времени в обрез.
— Это жизнь, мистер Хемалис, у черных магов умирать от старости — дурной тон. Суть в том, что у нас в Краухарде оставлять безнаказанным убийство родственников считается неприличным. Исполнители мертвы, но мне бы хотелось знать, кто их послал. Понимаете? С кем вы об этом говорили?
У него задрожали губы.
— Я… Я…
Нервный старичок попался! Я переполз на ковер и, потянувшись, накрыл его руку своей:
— Все в порядке! Я знаю, что они опасны. Меня это не остановит. Будет лучше, если вы поможете мне — так я смогу не подвергать риску… содержимое.
Он сильно вздрогнул и испуганно посмотрел на меня — я оставался спокоен и дружелюбен. Уболтать этого старичка — пара пустяков. Те, кто запугивает белых, не учитывают, что, раз сломавшись, бедняги уже ничего не способны в себе удержать. Так и вышло.
— Я не знаю их имен! Они… вели себя чудовищно!! Мне пришлось обещать, что я прочитаю для них книгу, иначе меня убили бы.
— Вы можете это сделать? — уточнил Ларкес.
— Нет. Но я должен был что-то сказать!
Старик все-таки заплакал.
— Тихо. Тихо. Теперь все будет хорошо. Они оставили после себя что-нибудь? Говорили о каких-нибудь событиях, людях?
— Да! — Хемалис понизил голос, глаза его округлились. — Оно там, за гардеробом. Только не трогайте его!!
Половина окна была плотно загорожена старинным платяным шкафом (я сначала подумал, что это от солнца). Теперь мне стала понятна настоящая причина — на подоконнике стояло большое пыльное чучело птицы.
Оставить в доме белого мертвое животное! Это не люди, это нежити. Уничтожив их, я выполню священный долг боевого мага, может, мне даже орден дадут.
— Почему бы вам не выкинуть эту штуку?
— Они сказали, что, если я уберу его, мне не жить.
Ну, точно, говорящая разновидность гоулов — открытие для исследователей потустороннего! Добуду шкуры и книгу напишу, еще и прославлюсь.
— Обещаю, что через неделю вы сможете выкинуть эту гадость и вообще переехать в район поспокойней. Вы ведь этого хотите?
Он всхлипнул и кивнул.
— Потерпите еще немного.
Пока я раскланивался с воспрянувшим духом белым, Ларкес задумчиво-отрешенно молчал, но, когда мы вышли, не удержался и дернул мордой:
— И как вы намерены искать человека без имени, побывавшего здесь год назад?
— Есть один способ. Ты знаешь какое-нибудь приличное заведение с местной кухней?
То, что было мне необходимо, подавали только в оч-чень аутентичных ресторанах. Блюдо состояло главным образом из бобов, к которым я с детства питал предубеждение, впрочем, все ингредиенты были перетерты до неузнаваемости. Второй проблемой было то, что коричневую маслянистую пасту требовалось зачерпывать кусочком хлеба, а у меня не было привычки совать руки в еду. В-третьих… Мне его просто не советовали: сразу по приезде Дэнис предупредил, что северянину подобное не понравится.
— Собираетесь это есть? — осторожно поинтересовался Ларкес. — Знаете, северянам подобное…
Я даже зашипел на него от досады. Сколько можно повторять?! И потом, не мог же я ему рассказать, зачем на самом деле мне все это надо.
Шорох хотел знать, каково на вкус это блюдо теперь, по прошествии стольких лет. Что нового внесли в рецепт поколения? Я эту штуку в рот брать не хотел и поставил вопрос ребром: где мне найти того человека, что поставил чучело на окно? Шорох покочевряжился и обещал помочь. Я мужественно взял клочок порванной руками пресной лепешки и зачерпнул смесь…
В итоге все оказалось не так уж страшно. Да, немного островато, но не настолько, чтобы нельзя было съесть, — краухардский хрен позлее будет. Обилие лука, чеснока и пряных травок начисто отбивало бобовый привкус, а резаные овощи на закуску позволяли есть жирное и не давиться (пользоваться темно-красным соусом, поданным вместе с солью, я благоразумно не стал). Когда последний мазок пасты был извлечен со дна миски, в моей голове стала проявляться знакомая серая картинка — Шорох предлагал нам объехать Чумной квартал с севера.
— А дальше что? — Ларкес внимательно наблюдал за мной и что-то такое в уме анализировал.
Я блаженно откинулся на спинку низкого диванчика (по столичной традиции обедать нужно было именно так):
— Сейчас мы допьем чай, а потом посмотрим на тех ребят, что избили деда. Теперь я знаю, где их найти.
Ларкес комментировать не стал, но по тому, как застыло его лицо, было ясно — мысли носятся в голове как ошалелые (интересно будет спросить, какие выводы он сделал из увиденного). И вообще, надо бы вести себя с ним поосторожней: младший или не младший, но Ларкес — представитель властей и способен воспользоваться своим положением, а я тут задумал геноцид… Впрочем, еще неизвестно, кто кого: когда мы прибыли в подсказанное Шорохом место, нас ожидал не один-единственный злодей, а целая толпа возбужденных горожан.
Праздник у них, что ли, какой-то или я чего-то не догоняю? Но Шорох божился, что искомая личность где-то там, хотя разглядеть что-либо в такой сутолоке было невозможно.
— Слезай, — скомандовал я Ларкесу.
— Я с вами, — уперся он.
— Что, решил в белые переписаться?
— Вы некромант, если с вами что-нибудь случится, с меня шкуру спустят.
Логично!
Мы подъехали, изображая заинтересованных туристов.
Это был митинг, устроенный на краю Чумного квартала сами понимаете для кого. Обычных горожан вокруг видно не было, полиции тоже. Да, это вам не Редстон, за что здесь люди жалованье получают — ума не приложу! Постамент безымянной конной статуи был превращен в трибуну, куда по очереди залезали выступающие из актива и говорили чушь. А что я, собственно, ждал от Искусников?
— Представители НЗАМИПС должны заняться своими прямыми обязанностями! Какой смысл в существовании этой структуры, если нежити пожирают наших детей?! Надо потребовать от них навести в Арангене порядок!
Если существовал верный способ отвратить черных от дела, так это сказать им, что они кому-то что-то должны.
Я фыркнул:
— Приколись, да?
Ларкес не ответил, зато один из слушателей решил себя проявить.
— А вы не согласны? — напористо начал он.
— Черные не сантехники, — отрубил я, — нужны — вызвал, не нужны — прогнал. Раньше надо было бойцов прикармливать, они бы и не разбежались!
Мужик забормотал что-то, обращаясь к Ларкесу, тот очень убедительно сделал «ш-што», и дискуссия завяла. Люди вокруг зашевелились, но мне было плевать: если они нападут, у меня появится повод закончить собрание досрочно и пощупать вплотную нужного мне активиста. Безоружный человек боевому магу не противник!
— Правительство все устроило специально! — вмешалась потасканная барышня.
— Так вы протестовали, когда упраздняли надзор, — не понял я, — или все-таки решили сэкономить?
Ларкес ущипнул меня за поясницу:
— Поедем, ну их.
— Погоди, послушаем. Вдруг что интересное скажут! — не согласился я.
И потом, мне что, второй раз Шороха заклинать?
На импровизированную трибуну влез прилично одетый белый, раздались жидкие хлопки. Полиции по-прежнему не было.
— Господа! Все мы видим, в каком отчаянном положении находятся вынужденные переселенцы. Власти должны…
Я почти сразу перестал слушать речь. Что они находят в этой фигне? Вон, глазки горят, кулачки сжаты. Лучше бы скинулись и наняли черного мага. И не надо мне про деньги — нищим краухардцам хватает и этим хватило бы. Но люди не ищут легких путей, им проще забраться в дерьмо и сидеть там, призывая власти к ответу. А как еще называть попытку поселиться в Хо-Карге?
— Вы не правы, молодой человек, — не отставал от меня мужик, — согласитесь, в Арангене никогда не было такого количества нежити!!
Я вздохнул:
— Тебе сказать правду или чтобы приятно было? — Ларкес снова ущипнул меня в поясницу, и я пнул его локтем. — Запомни: порог пересекает приблизительно в тысячу раз больше нежити, чем регистрируется, но большинство феноменов не успевает созреть и распадается с рассветом: закрута попадает на сушу, фома — в открытое поле, Ведьмина Плешь — на камни, а не в песок. И — все. Пока нежить не созрел, любой дурак с солонкой способен его отослать. Просто надзор надо кормить постоянно, а не только тогда, когда гули тебя из дому выпрут. И профилактикой заниматься регулярно, для этого целый закон написан!
Впрочем, перед кем я разоряюсь? Ну их в баню! Кстати, помыться им действительно не мешало бы. Мужик продолжал что-то бубнить, но моим вниманием завладело другое: по ощущениям, оратор начал что-то ворожить. Был бы я нормальным черным, и эта махинация сошла бы ему с рук — белых магов среди слушателей не было (все нервные личности разбежались при появлении агрессивно настроенной толпы), но некромантия приучила меня чувствовать тончайшие колебания среды, а именно так и проявляет себя магия. Немудрено, что народ так завелся, при подобных-то методах «агитации». Ну, жулик, держись! Я давно хотел узнать, как действует черный Источник на белых магов, но на знакомых пробовать не хотел — жестоко это. А тут такой случай! Сейчас, когда он открыл канал, все его чувства — сплошной обнаженный нерв…
Я усмехнулся, призвал Силу и сформировал над головой какое-то бессмысленное плетение, что-то нервически-некромантическое, типа язык показал. Тушка докладчика без звука рухнула с трибуны.
— Смотри, припадочный! — хмыкнул я, тыча пальцем.
Ларкес вздохнул — мои фокусы он видел, но осуждать не спешил. Еще бы! Я ведь просто призвал Источник, ничего не трогал, никого не обижал.
Мероприятие застопорилось. У трибуны суетились, пытаясь привести белого в чувство. Согласно теории, в ближайшие сутки он будет находиться в состоянии вялотекущей истерики. Вон, уже крики начались. Что он орет? А, драконы ему привиделись! Больная фантазия, сразу видно, что Искусник.
— У вас что, и драконы есть? — невинно поинтересовался я у настойчивого мужика.
Тот не ответил. Отдача от рухнувшего заклинания ударила по толпе, народ заволновался, встревожился и начал расходиться. Вот это уже дело! Я надвинул на глаза очки (мало ли что!) и зажал в кулаке хитрую штуку, припасенную как раз на такой случай. Собственно говоря, это был простой бумажный фунтик, готовый в любой момент разорваться, его содержимое состояло из двух компонентов: один, ярко-оранжевый, ничем не пах, легко стряхивался и смывался, второй, бесцветный, лип к одежде, а при контакте с водой въедался в кожу намертво.
Тут главная пенка — запах, неощутимый для человека, но влекущий зомби, как маяк. Это средство, а также снотворные бомбочки и два типа аэрозоля я приготовил из добытых в Михандрове ингредиентов (у меня всегда была страсть к алхимическим преобразованиям). Наконец-то я смогу хоть что-то испытать!
С воплем «Вся власть хаосу!» я подкатил к трибуне, метнул фунтик в помеченную Шорохом цель и, ревя мотором, умчался прочь.
Ларкес осуждающе сопел мне в затылок. А что такого? Подумаешь, покрасил всех придурков в рыжий цвет! Бывшему координатору вообще не полагалось знать подробности, он свою работу сделал, пускай теперь дома сидит.
— Бараны! Неужели нельзя было заметить мотоцикл!! Такого размера!!!
— Так он же был зеленый, а говорили, что черно-белый…
— Да какая разница! Сложно, что ли, перекрасить?
— Так за каждым можно…
— Ладно, теперь вы его в лицо знаете, это тоже неплохо. Постарайтесь не забыть, когда до дела дойдет, чучела арангенские!
Глава 5
Нельзя сказать, что я совсем не задумывался над тем, что делал (в конце концов, мне еще не приходилось мстить кому-то насмерть). Сказок о таких жестокостях мне на ночь, естественно, не рассказывали, но общение со сверстниками легко компенсировало недостатки белого воспитания.
В Краухарде приветствовался сугубо личностный подход к делу, идеалом считался пресловутый Арак, возглавивший армию узурпатора ради того, чтобы добраться до горла старого короля (в итоге сменилась правящая династия). Дебильные подражания вроде прокалывания куколок, воровства домашних животных и потрошения дальних родственников считались чем-то вроде мастурбации и признаком того, что у мстящего кишка тонка. Я знал, что у каштадарцев другой взгляд на проблему (и длинный перечень того, кого и в каких соотношениях следует убивать), но черным чужды понятия общности (эдак можно сказать, что все люди братья и начинать с ближайшего!). Поэтому для удовлетворения собственного эго (а вовсе не для демонстрации крутизны) мне хотелось найти того типа, который (весь из себя такой суровый) руководит в здешней банде силовыми акциями, и крепко ему наподдать. То-то будет для него сюрприз!