Агент силовой разведки Нестеров Михаил
– А-а... – протянул Мартьянов. Он верил в себя и не до конца верил этой вооруженной толстухе: вряд ли она спустит курок. Хотя... если он полезет в карман за своим пистолетом, она наверняка выстрелит в него.
Вадим по-прежнему сжимал в руке золоченое распятие школы Кастеллани. Он перевернул его, и голова Иисуса оказалась внизу. Это было не просто распятие, а кинжал со стальным лезвием в виде распятия.
С шагом вперед Вадим нанес Наиме колющий удар в грудь. Лезвие по самую перекладину вошло между ребрами женщины. Вадим попытался провернуть холодное оружие, но не смог, как если бы вонзил его в камень. Крепко удерживая кинжал за рукоятку, Вадим ногой толкнул Наиму, и только тогда лезвие высвободилось из ее тела. Наима упала на каменный пол спиной. Убийца склонился над ней, брызжа слюной:
– Вот что я уважаю в настоящей женщине, так это преданность.
– Нет! – Она заслонилась от него рукой.
– Да!
Он замахнулся для повторного удара. И в этот раз лезвие вошло в сердце. Тело Наимы натянулось, как струна, и через некоторое мгновение расслабилось. Она умерла.
Вадим изначально планировал убийство Наимы: тихо, мирно, выстрелом в затылок. Он мог запереть ее в запаснике и забрать ключ, и ее нашли бы не скоро. Но она сама дала Вадиму подсказку: как убить и что сделать с телом. Пройдет час, а может быть, и два, и рев полицейских машин оборвет надежду Егорова и Жученко еще раз посмотреть в глаза последнему агенту «Востока».
Вадим забрал у Наимы связку ключей. Взял ее за руки и вытащил из хранилища. Прислушался: в подземелье было тихо, как в могиле. То, что нужно. Он поднял глаза и не увидел верхней ступеньки: лестница была настолько крута, что первые ее ступени скрывались за сводом. Не без труда он затащил Наиму на верхнюю площадку и сразу же столкнул обратно. Тело покатилось вниз, оставляя на ступеньках следы крови. Вадим остался доволен результатом. Складывалось общее впечатление, что хранительницу музея убили на верхней площадке и тело ее скатилось вниз по ступенькам. Отсюда его даже не видно. Вадим присел. Вон оно. Видны ноги, бедра, розовые трусы. Он коротко хохотнул.
Мартьянов вернулся в хранилище, перешагнув через тело. Забрав багаж, он во второй раз покинул это помещение. Ключ от этой двери торчал в замке. «Неосторожно, – бросил Мартьянов под нос. – Нас могли замуровать в этом склепе». Кто? Может быть, призраки убитых христиан? Он был готов поверить и в призраков.
Карман его пиджака оттягивал пистолет. Ему он больше не понадобится. Со словами «Прощай, оружие!» Вадим бросил его на пол хранилища.
Закрыв дверь, ключ он положил в карман. Там еще что-то звякнуло. Что? Ах да, это же связка ключей от дверей музея.
Все? Нет, не все. Вадим нажал на боковую часть брелока-фонарика. Тонкий луч скользнул по стене, высветил тенета. Аккуратно взяв их с двух сторон, он, спугнув громадного паука, снял клейкую паутину. Примерившись, ловко прикрепил ее одной стороной к кованой обкладке двери, а другой к стене, где по идее должен быть наличник. Присмотрелся, покачал головой: одной паутины мало. Нашел другую и тоже перенес ее на дверь. Вот теперь порядок. Но он перепроверился: бросил взгляд на тело, перевел его на дверь. Под тусклым светом лампы в глаза сразу бросилась колышущаяся от дыхания паутина. Полвзгляда достаточно, чтобы понять: эту дверь очень долго не открывали. И если даже прозвучит вопрос следователя «Что там?» – он будет носить дежурный характер. Это все равно, что спросить, что в мусорном баке, возле которого нашли тело бездомного.
Вадим не питал иллюзий насчет большей части фонда, оставшейся за этой массивной дверью, жалел лишь о мыслях вслух: «Я закрываю счет». Но вдруг? Вдруг он снова получит доступ в это хранилище? Это было бы невероятным везением.
Аппетит приходит во время еды?
И снова под сводами этого подземелья прозвучал смех.
И снова он отмечает допотопную, на изоляторах проводку и удивляется: новая давно бы превратилась в труху. Вадим любил старину.
Он прошел через зал приемов, дурашливо помахав манекенам в красном, и вышел к гарему. Дальше путь его лежал через запасной выход. Тяжелая дубовая дверь, обитая стальными пластинами, была закрыта на замок. Вадим вставил в замочную скважину первый ключ из связки и повернул: не подходит. Очередь другого. Не суетись, не оглядывайся – две короткие установки. Третий ключ. Щелчок, и на сердце Мартьянова отлегло.
Он убрал ключи в карман, поправил шляпу и темные очки, подхватил багаж и, перешагнув через порог, оказался на музейных задворках. Это место походило на тупик, но на самом деле это была улица, тихая, как кладбищенская аллея. В конце июня 1983 года Вадим Мартьянов и Виктор Лугано провели в столице Туниса, этом Париже Северной Африки, две беззаботные недели. Лугано, что называется, расслаблялся после напряженной работы в Варшаве. На его голову опустилась величественная длань Директора:
– Хорошо поработал, сынок. Восток называют еще и Искусным врачом, только он может залечить раны.
– Но я не ранен, шеф!
Молодому и перспективному, удачливому, черт побери, Лугано пан Директор спустил эту вольность. И добавил еще мягче:
– Я говорю о душевных ранах.
И очередная дерзость двадцатидвухлетнего агента:
– А-а-а...
Что же, сегодня он был именинником, и по меньшей мере семь человек мысленно дунули на его праздничный, со свечкой, торт.
Они провели здесь ревизию. Нет, Директор не потерял доверия к Наиме, но сам своего решения, конечно же, не объяснил. Может быть, ревизия «Восточного фонда» была предлогом к принудительному отпуску Виктора Лугано? Везучий сукин сын!
Для января этот вечер действительно был теплым. Вадим сел в автобус, следующий маршрутом до железнодорожного вокзала. Там он купил билет до Меденина – это город на юге страны. Оттуда ему предстояло небольшое путешествие на машине или автобусе – чуть дальше на восток, к Земле обетованной. «Там селились чужеземцы». А пока что поезд мчался на юг. Когда проводник проверил его паспорт и поблагодарил: «Мерси, месье Неру!» – «универсальный» агент на чистейшем французском ответил:
– Дё рьян (не за что).
С таким же безупречным прононсом он десятью минутами ранее позвонил из телефона-автомата в полицию:
– В Музее национальных традиций убита женщина, старший хранитель. Поторопитесь.
Геннадий Егоров и Валерий Жученко прождали агента больше часа. «Какого черта он там делает?», они узнали, когда к музею, подвывая сиренами, подъехали полицейские машины.
– Валим отсюда, – предложил Жученко. – Нас кинули.
Егоров не согласился с товарищем по недоразумению:
– Кинули министра с его министерством.
И уже с этой минуты он начал репетировать роль гонца, принесшего плохую весть.
ГЛАВА 5
Восемнадцать лет спустя...
Москва, 7 июня 2010 года, четверг
Дымчатые стекла очков Виктора Лугано блеснули на солнце в ответном кивке...
Он был одет согласно знойному дню: брюки, тенниска, кроссовки; кожаная сумочка на длинном ремешке перекинута через плечо. На территорию автостоянки, где у него стояла машина, Виктор вошел в начале двенадцатого и замедлил шаг, увидев странную картину: скрестив на груди руки, к дверце его авто привалился незнакомец лет двадцати с небольшим.
Время от времени Виктор Лугано на месте угонщика представлял себя. Вот он включает зажигание, переводит ключ на «старт», и машина превращается в компрессионную барокамеру: ударная волна, движущаяся со скоростью звука, сдавливает его, а затем отступает, и вокруг жертвы создается пониженное давление – в него-то и устремляются все частички его тела, и его буквально разрывает изнутри...
Вот и сейчас воспоминания о том дне, когда безымянный угонщик спас ему жизнь, тяжелой волной нахлынули на Лугано.
Он кивком головы ответил на немое приветствие незнакомца.
– Меня зовут Станислав Крайц, – представился тот. – А вы Виктор Лугано?
– Он самый.
Агент отметил еще одну странность, которая поначалу у него не вызвала никакой реакции: у входа на парковку его остановил громадный парень и попросил прикурить, и пощелкивал он пальцами так, как будто высекал искру. Лугано никогда не расставался с двумя вещами: перочинным ножом и зажигалкой, так что парню он помог. И вот сейчас резонно подумал, что здоровяк, что называется, «фотографировал» его, запоминал внешность.
– Интересная у вас фамилия, – продолжал Крайц. – Ваши предки – Луганины. Ваш отец немного переделал эту фамилию, когда узнал, что его отца и вашего деда поставили к стенке, объявив врагом народа. Он укоротил фамилию так, чтобы она оканчивалась на «о», руководствуясь, наверное, личной безопасностью.
– О какой личной безопасности вы говорите?
– Ваш отец в то время жил и работал в Западной Украине, – пояснил Крайц.
– Я этого не помню. В проекте я появился, когда отца перевели на работу в Москву. Мы будем говорить о нем?
– Я бы с радостью, но о нем в вашем досье мало что сказано. Когда я читал ваше дело, мне в голову пришла мысль: почему потомки врагов народа легко выбились в люди, тогда как потомкам героев сделать это было гораздо труднее? Я заметил, что в Советском Союзе так называемые невыездные выезжали за границу, а выездным путь был заказан даже в соцстраны.
Станислав Крайц говорил с заметным польским акцентом, и мысли его отличались стройностью.
– Ты читал мое досье? – перешел на «ты» Лугано, открывая дверцу со стороны пассажира и приглашая Крайца сесть в машину. – Что еще интересного ты в нем вычитал? Расскажи несколько деталей о моем предке, чтобы я тебе поверил.
Крайц живо откликнулся на просьбу Виктора, занимая место пассажира.
– Василий Луганин в начале 20-х годов возглавлял один из диверсионных отрядов на территории Польши, а контролировало деятельность отрядов Разведывательное управление. Такое положение дел продолжалось до февраля 1925 года, когда Политбюро ЦК РКП(б) постановило: «организацию боевых сотен» передать компартиям Польши и Западной Украины на их территориях. Василий Луганин стал третьим руководителем повстанческого движения на Волыни. Был арестован в 1928 году. Расстрелян годом позже, за два месяца до рождения своего сына и вашего отца. Эта история примечательна тем, что все трое состояли на службе в Разведывательном управлении.
– Наверное, ты действительно перелистывал мое досье. А в твое я могу заглянуть?
– Пожалуйста. Я состою в организации, которая только в этом отдельном случае получила доступ к секретным архивам военной контрразведки, размещенным в подвале профильного отдела. Это на Большой Дмитровке.
– Каким образом?
– Архив начали переводить в электронный вид. Наши хакеры взломали сервер и скачивали информацию по мере ее поступления. Изучая материалы, я лично заинтересовался агентурной группой «Восток». Первый состав: Панин, Собин, Бортнов, Гуреев, Кислицкий, Осянов, Меклер. Последний состав: Мартьянов, Лугано, Немиров, Кангелари...
– Можешь не продолжать. Чего ты хочешь?
– Заработать.
– Конкретно – наварить на секретных материалах. Извини, ты обратился не по адресу.
– Я не нашел Вадима Мартьянова, 1956 года рождения, – продолжал Крайц. – В базах данных нет такого человека. Вторым по списку был ты...
– Можешь не «выкать», – разрешил Лугано.
Он мысленно перенесся на двадцать лет назад, в ту комнату, которую собирался покинуть навсегда. Он забирает оба комплекта документов и делает выбор фактически в те мгновения, когда за окном полыхает его машина. Виктор не любил этих «если бы да кабы», но если бы он сделал выбор в пользу документов на имя Григория Бурова, не было бы и этой встречи с Крайцем. Получилось так, что этот поляк представлял для него серьезную угрозу. «Если и поставят на мне крест, то католический», – мрачно сострил он.
– Я подумаю, – сказал Лугано, поигрывая брелоком. – Только мне нужно знать, на какую сумму ты рассчитываешь. Ради интереса.
– Миллион, – ответил Крайц. – И ни долларом меньше.
Лугано рассмеялся:
– Тебе в аптеку надо, милый.
– Что ты знаешь о польском движении «Единство»? – задал вопрос Крайц, выразительно поведя бровями.
Чтобы полно ответить на этот вопрос, нужно было вспомнить историю, и Лугано начал с временного правительства национального единства, сформированного в июне 1945 года...
Прошло еще два года, и новые выборы легитимировали установившийся в Польше режим под руководством Болеслава Берута. Потом он был отправлен в отставку, его место занял узник... действительно только что освобожденный из мест заключения. Эти события сопровождались выступлениями рабочих в Познани и заставили Москву всерьез рассмотреть вопрос об интервенции в Польшу. Узник оказался на высоте и урегулировал ситуацию. И разруливал ее более десяти лет. Его эра закончилась после подавления студенческих демонстраций и провозглашения шовинистической антисионистской кампании, в результате которой остававшиеся в Польше евреи вынуждены были покинуть страну. В декабре 1970 года последовало повышение цен на товары народного потребления, что вызвало ряд забастовок и массовых волнений в крупных городах Польши. Новое правительство активно брало кредиты на Западе, в СССР, что только поначалу способствовало росту экономики. Однако к концу 1970-х годов, когда долг достиг 20 миллиардов долларов, страна упала в социально-экономическую яму. И еще одно «совпадение»: начало кризиса совпало с избранием краковского кардинала Войтылы римским папой. Правительство ввело режим всемерной экономии. Волна забастовок парализовала к концу августа балтийское побережье, закрылись угольные шахты Силезии. 31 августа 1980 года рабочие верфи имени Ленина в Гданьске во главе с токарем Якубом Вуйцеком подписали с правительством соглашение, и забастовка была прекращена. Вуйцек стал лидером общенационального движения «Единство», и первое, что сделал, это разразился программной речью: «За две недели до того, как я возглавил «Единство», у меня не оставалось никаких сомнений: Советы – наш враг. Наши враги стоят у руля МВД, КГБ, Минобороны... с их предельной жестокостью на грани помешательства к польской нации, с их высказываниями о том, что польского государства не существует. Эти люди – нацисты». А польское правительство все больше утрачивало контроль над ситуацией. В декабре 1981 года министр обороны – он же премьер-министр и генеральный секретарь партии – ввел военное положение. Все активисты «Единства» были интернированы, а его лидер – убит. Потому что эти люди представляли угрозу всему восточному блоку, сформировав массовое антикоммунистическое объединение. Якуба Вуйцека убил лично Виктор Лугано. Он готовил это покушение вместе с Вадимом Мартьяновым. Первый номер в группе был на подстраховке, второй являлся непосредственным исполнителем. Это произошло летом 1983 года. Лугано тогда едва исполнилось двадцать два.
– Какие документы указывают на меня и на Мартьянова? – спросил он после продолжительной паузы.
– Не так много документов, но все они очень... лаконичные.
– Финансовые, например? – закинул удочку Лугано. Если Крайц ответит «да», то Лугано поймает его на лжи. Группа «Восток» была независима в финансовом плане и не заполнила ни одного оправдательного документа о расходах.
– Вот чего я не нашел в архиве, так это денежной отчетности.
Лугано усмехнулся.
– Хорошо. Объясни, как ты вышел на «Восток»? Что привлекло твое внимание в этом электронном ворохе документов?
– В первую очередь – распоряжение начальника военно-статистического отдела о создании агентурной группы из семи человек и присвоение ей наименования «Восток», – начал Крайц. – Такое же название фигурировало в современных документах. И тот, кто может мыслить логически, без труда заполнит середину: тридцатые, шестидесятые, восьмидесятые годы. Лично я легко представил цепочку агентов, растянувшуюся во времени и пространстве. Что такого ценного в архивных документах 1918 года?
– Ты меня спрашиваешь? Говори слитно и не делай пауз. Когда будет нужно, я перебью тебя. Так что такого ценного ты выделил в архивных документах 18-го года?
– В них лежал исходник. И если бы не он – как продолжение логической цепочки, то материалы можно было бы отнести на «революционную помойку». В далеком прошлом была создана спецгруппа из семи человек, и только один из них не имел своего района. Он был универсальным агентом. Он считался старшим, но всегда был на подхвате: только помогал тому из своих товарищей, который в определенное время и на своем участке выполнял работу. В чем заключалась его универсальность? Во-первых, знание иностранных языков: скандинавские, итальянский, японский, немецкий, пушту и дари, может быть. Во-вторых, знание подрывной работы. Изучая архивные материалы, я подумал: что если кто-то из секретных агентов «Востока» дожил до сегодняшнего дня? Нет, абсурд. Если даже он на момент комплектования группы был восемнадцатилетним юнцом, то сегодня он был бы рекордсменом среди долгожителей. Возможно, жив кто-то из его родственников, сын или дочь. Но тоже девяностолетняя развалина. Нет, связь с настоящим лежала в самом создании группы, которая словно прошла через десятилетия не старея. Не старея. Эта мысль подняла волосы на моей голове. Она не была фантастической – напротив, реальнее, чем она, для меня в тот момент не существовало. И я, точно зная, что искать, нашел документальное подтверждение тому, что не отдельные агенты группы «Восток» дожили до наших дней, а сама группа как организм, как структура. Из группы уходили одни, и приходили другие, задачи ее оставались неизменными. Как и в 1918 году, она находилась в прямом подчинении начальника разведки. Вначале это была разведчасть, потом разведотдел, и уже потом управление. Я сверился с официальными данными, которые легко нашел в Сети: в ноябре 1918 года начальником Региструпа был штабс-капитан Семен Аралов. Это он, советский разведчик и дипломат, возглавлял список руководителей советской военной разведки. Дальше «Восток» пошел по рукам его преемников: Гусева, Пятакова, Ауссема, Ленцмана, Зейбота, Борзина, Урицкого и многих других? Почему нет? Ведь доподлинно известно, что даже у нынешнего шефа ГРУ в личном подчинении находится группа секретных агентов. Кто они? И сколько их? Сколько их в группе «Восток»?.. И тогда я дал себе команду: стоп, не зацикливаться. Я чувствовал, что к истине был близок настолько, что боялся спугнуть ее. Боялся даже такой мелочи, как название группы. Если представить ее как аббревиатуру от военно-статистического отдела, то в ней не хватало буквы «К». Она что-то значила?.. Да черт с ней! Мне понадобилась неделя на то, чтобы узнать имена вчерашних
Читать бесплатно другие книги:
