Капитан мародеров. Небесный Сион Крючкова Ольга

Глава 9

Вот уже пять лет Игнацио Агирэс, а ныне – Исим Эль-Кеф жил в Александрии и имел репутацию порядочного и богатого человека. Поначалу город наводнили сплетни по поводу его истинного происхождения, но после того, как глава рода Мактар Эль-Кеф появился со своим новоявленным сыном в мечети, все разговоры стихли. Правда, некоторое время ещё находились те, кто поговаривал: Эль-Кеф купил у александрийского муфтия истинную веру для сына, рождённого от чужеземки. И сделал его своим наследником, потому как Аллах лишил его законнорожденных сыновей.

После смерти купца Мактара, Исим действительно унаследовал от отца всё его огромное состояние, в том числе и небольшой флот из трёх галер, перевозящих ценные грузы во все концы средиземноморского бассейна. Исим женился, взяв в жёны дочь весьма влиятельного горожанина. Вскоре у молодой четы родился сын.

Исим прекрасно овладел арабским языком, он свободно общался и писал на нём, что давало ему возможность ознакомиться со множеством старинных манускриптов – от отца он унаследовал обширную библиотеку. Хоть покойный Эль-Кеф и был купцом, для которого деньги и выгода превыше всего, но всё же, слыл человеком образованным.

Страсть к чтению и осмысление прочитанного передались Исиму по наследству. Он, как и положено мусульманину, со всем тщанием изучал Коран. И пришёл к выводу, что в Коране пересказываются некоторые события Библии, хотя детали часто отличаются. Такие известные библейские фигуры, как Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус упомянуты в Коране, как Пророки Единобожия[49].

Помимо Корана Исим изучал многочисленные манускрипты отцовской библиотеки, и активно пополнял её новыми ценными экземплярами.

Для этого он часто посещал торговцев древними свитками и рукописями, в том числе и некоего Харуфа, имевшего репутацию проходимца, который мог вместо бесценного свитка времён фараонов всучить почитателю древней культуры новодел, в изготовлении которого преуспел его старший сын.

Харуф, по простоте душевной, поначалу также пытался обмануть молодого Эль-Кефа, но тот быстро распознал подделку и пригрозил торговцу, что сообщит о его махинациях александрийским властям.

Харуф не на шутку испугался, ибо за мошенничество предусматривалось суровое наказание. Он покаялся и молил молодого господина не предавать огласке недоразумение, произошедшее между ними. Взамен же мошенник поклялся продавать Эль-Кефу только подлинные свитки и манускрипты.

Мало того, он пообещал Исиму:

– Скоро мой человек вернётся из Эфиопии. Каждый раз он привозит мне много интересного… Если среди его находок будут древние манускрипты, я тотчас сообщу вам, господин Эль-Кеф.

– Надеюсь, на сей раз я не усомнюсь в их подлинности, – выказал пожелание молодой купец.

Он покинул лавку Харуфа, сел в паланкин, потому, как лишь на нём можно было проделать путь по узким извилистым улочкам города.

…Спустя месяц, когда господин Эль-Кеф вновь посетил лавку торговца древностями, тот извлёк из кожаного тубуса несколько свитков и с гордостью произнёс.

– Вот, господин, как я и обещал – эфиопские свитки!

Исим взял один из предложенных свитков, аккуратно развернул его и начал внимательно изучать.

– Вероятнее всего, ему не менее двух столетий… – со знанием дела заметил он.

– О, господин Эль-Кеф, – слащаво произнёс торговец, – вы несомненно правы… У меня и в мыслях не было обманывать вас…

– Надеюсь. – Холодно отрезал молодой купец и снова углубился в изучение свитка. – Что это за язык?

Харуф пожал плечами.

– Думаю, что – эфиопский[50].

– А ты владеешь эфиопским? – поинтересовался Эль-Кеф.

– Увы, мой господин. Но владеет тот, кто доставил свитки из далёкой Эфиопии.

Купец внимательно воззрился на Харуфа.

– Прежде, чем заплатить за эти свитки, я должен определить их ценность. А может в них содержатся записи частного характера, например, переписка… Тогда они не представляют для меня ни малейшего интереса.

Харуф нервно передёрнул плечами.

– Помилуйте, мой господин! Какая переписка?! Это «Кебра Нагаст»! Так, по крайней мере, сказал мой человек!

– «Кебра Нагаст»… А что это значит? – заинтересовался Эль-Кеф.

– В переводе с эфиопского это означает: слава царей.

– Интересно… А, может быть, твой человек намекнул: о чём повествует «Слава царей»? – вкрадчиво поинтересовался купец.

– О царице Савской и царе Соломоне.

Исим снова воззрился на свиток.

– Покажи остальные… Сколько их всего?

Харуф тотчас засуетился и протянул гостю свитки.

– Вот господин, три свитка…

– Хорошо. Я беру их, Харуф. Но расплачусь позже… Сначала сведи меня со своим человеком из Эфиопии.

Торговец свитками растерялся.

– Помилуйте, но зачем?

– Затем, что я хочу выучить эфиопский и тщательно перевести свитки, – признался Эль-Кеф. – Возможно, это займёт какое-то время. Но, если их содержание действительно будет интересным, то я щедро награжу тебя, не сомневайся.

Харуф склонился в почтительном поклоне. Он знал: молодой Эль-Кеф держит свои обещания.

– Но… но… – промямлил торговец. – Дело в том…

Купец постепенно терял терпение.

– Харуф, во имя Аллаха! Ты решил сегодня уморить меня!

– О нет, мой господин… – промямлил тот.

– Так в чём же дело? Что этот эфиоп испарился? Но должен же он был как-то передать тебе свитки?

– Да, да, да… – закивал Харуф. – Должен… И он как видите передал…

– Если ты не признаешься мне: где это эфиоп? – то предлагай свой товар кому-нибудь другому! – в гневе возопил купец.

Харуф сник.

– Должен вам признаться, мой господин… Это человек… Словом, он старается не показываться лишний раз на людях…

– Понятно, он – контрабандист. – Догадался Исим. – Помимо древностей он поставляет в Египет и другие товары.

Харуф виновато кивнул.

– Вы так проницательны, господин Эль-Кеф…

– А кто знает, что он не платит пошлин? У него, что это на лице написано?

Харуф улыбнулся.

– Господин, вы как всегда правы, у него написано на лице… Ведь он – темнокожий эфиоп. А в Египте все эфиопы считаются контрабандистами.

Купец тяжело вздохнул.

– Да, Харуф, умеешь ты раззадорить мой интерес. Теперь я ещё сильнее хочу познакомиться с этим эфиопом. Вот возьми за услугу, и устрой нашу встречу… – он протянул торговцу несколько серебряных монет.

Харуф оживился: всё-таки ему удалось получить от купца хоть какое-то вознаграждение за хлопоты.

– Я сделаю всё, что в моих силах, господин! – с живостью заверил он и подобострастно поклонился.

Харуф сдержал обещание. Спустя несколько дней он устроил встречу господина Эль-Кефа с таинственным эфиопом. Исим удобно расположился на мягком пышном ковре в небольшой комнате, на втором этаже дома, принадлежавшего Харуфу.

Стены комнаты были занавешены шерстяными гобеленами с орнаментальным рисунком. Неожиданно один из гобеленов вздрогнул. Сухая рука тёмно-коричневого цвета, возникшая, словно ниоткуда, отодвинула его – перед гостем появился худой довольной высокий человек, облачённым в яркий тюрбан и полосатый халат.

Внешность незнакомца говорила сама за себя об эфиопском происхождении: тёмная кожа, резко очерченные скулы, слегка расплющенный нос, изрядно выпуклые губы цвета зрелого кофе, достаточно крупные глаза, таящие ум и проницательность.

Эфиоп улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, и почтительно поклонился. Исим лишь кивнул в ответ, указав жестом на подушку напротив. Эфиоп принял приглашение.

– Меня зовут Кемаль, – представился он. – По крайней мере, так меня называют в Египте.

– Зовите меня: господин Эль-Кеф, – ответствовал молодой купец.

– Вы усомнились в подлинности свитков? – без обиняков спросил Кемаль.

– Нет… Харуф сказал мне, что эти свитки называются «Кебра Нагаст» и содержат повествование о царице Савской и царе Соломоне. Написаны свитки на эфиопском языке и потому я не имею возможности тотчас определить: насколько они представляют для меня ценность.

Кемаль пристально смотрел на собеседника. Исим заметил, что эфиоп не мигал.

– Смотря, что для вас считается ценностью, господин Эль-Кеф. Если вы хотите пополнить коллекцию свитков – это одно. Если прочитать древнее сказание о любви Соломона и Балкис, царицы Савской – другое. А, если вы хотите постичь нечто большее…

Купец встрепенулся.

– Нечто большее?.. Что ты имеешь в виду, Кемаль?

– Поверьте мне, господин Эль-Кеф, вам стоит приобрести эти свитки. И не медлить с оплатой. Иначе я предложу их другому торговцу древностями, в Александрии их более, чем достаточно. В портовом городе всегда много иноземцев, жаждущих постичь тайны.

– Так значит, ты, утверждаешь, что свитки хранят некую тайну?.. – вкрадчиво уточнил купец.

– Да, господин Эль-Кеф, – спокойно и с достоинством подтвердил эфиоп. – И могу поклясться Девой Марией Сионской и сыном её Иисусом Христом.

Исим не сумел скрыть своего удивления.

– Ты клянёшься, как христианин?!

– Я и есть христианин, как и все эфиопы. Вот уже почти тысячу лет, как мы веруем в Деву Марию и Иисуса Христа.

Купца охватило неподдельное волнение: а кто он сам – христианин или мусульманин? В последнее время Исиму стало казаться, что он всю жизнь прожил в Александрии, читал Коран и посещал мечеть. Но появление эфиопа неожиданно затронуло его потаённые струны души. Он уже было начал забывать, что его матушка была католичкой и, что он почти до девятнадцати лет посещал церковь и стоял обедню.

Исим сник. Ему стало не по себе. Неожиданно он вспомнил валломброзанца, который вот уже на протяжении пяти лет с периодичностью в полгода пребывал в Александрию на различных судах, принадлежащих как кастильской короне, так и арагонской. То был человек Марко де Пуэстро, в прошлом отца Марка из монастыря ордена Валломброза, что в предместье Валенсии. Монах быстро поднялся по иерархической лестнице и теперь стал доверенным лицом архиепископа Ледесмы. Посланник же получал от купца Эль-Кефа, бывшего Игнацио Агирэса, интересующие его сведения. Они касались всего: и торговли, и политики, и отдельных персон.

В такие моменты молодой купец ощущал себя неуверенно, ибо его преследовало чувство вины перед матерью – за то, что он хоть и формально, но всё же принял ислам; перед отцом, который не только признал его, но и сделал своим наследником, а значит – верил ему. Молодой купец понимал, что, ведя двойную жизнь, он предаёт и своих родителей, и христианство, и ислам, и свою бессмертную душу – где ей уготовано находиться после его физической смерти? Навряд ли в Раю…

Исим тяжело вздохнул.

– Я верю тебе, Кемаль. Сколько ты хочешь получить за свитки?

Эфиоп улыбнулся.

– Десять золотых монет.

– Ты их получишь, – заверил Исим. – Завтра же…

Исим, как и обещал, расплатился с эфиопом. Тот же в свою очередь поделился с Харуфом, потому как именно торговец свёл его с богатым и щедрым покупателем.

Купец, не мешкая, нанял учёного мужа, владеющего эфиопским языком, и с неподдельным рвением приступил к его изучению. И, овладев всеми тонкостями эфиопского, он приступил к переводу свитков «Кебра Нагаст».

Исим предварительно просмотрел свитки и для удобства пронумеровал их. На тщательный перевод первого свитка «Славы Царей» он потратил немало времени. Затем работа пошла быстрее.

В первом свитке превозносилась красота и ум Балкис Македы, царицы Савской. Она прибыла в Иерусалим, чтобы побеседовать с царём Соломоном, о славе и мудрости которого была наслышана от некоего купца.

Соломон оказал великие почести прекрасной Балкис и возрадовался, и дал обиталище ей в своём царском дворце с собой рядом. И посылал он ей пищу для трапезы утренней и вечерней, а однажды возлегли они вместе на царском ложе, а спустя девять месяцев как разлучилась она с Царём Соломоном, детородные муки объяли Балкис, и родила она мальчика, которого нарекла Менелихом.

Царица пожелала покинуть царство Соломона и вернуться в Эфиопию. Соломон не сразу согласился расстаться с возлюбленной и на прощание подарил ей перстень.

Во втором свитке говорилось, когда Менелиху исполнилось двенадцать лет, Балкис призналась сыну в том, что он рождён от царя Соломона. В двадцать два года царевич стал искусен в военном деле, слыл прекрасным наездником и охотником. И захотел Менелих отправиться в Иерусалим, дабы предстать перед очами Соломона.

Балкис Македа дала сыну перстень, некогда подаренный ей Соломоном. По приезде Менелиха в Иерусалим, Соломон признал эфиопского царевича своим сыном и ему были оказаны надлежащие почести.

И обратился Царь Соломон к тем, которые возвестили о прибытии Менелиха, и сказал им: «Вы говорили, „похож на тебя он“, но это стать не моя, но стать Давида, отца моего, во дни его раннего мужества, меня же он много красивей». И Царь Соломон восстал в полный рост, и прошёл в покои свои, и облачил он юношу в одеянье из ткани золотом вышитой, и в пояс из золота, и укрепил корону на голове его, и кольцо на персте его. И нарядив его в великолепное одеянье, взоры чарующее, он усадил его на троне своем, так что бы он пребывал в положении равном ему самому[51].

Третий свиток «Славы Царей» описывал события, связанные с возвращением Менелиха на родину к своей матери, царице Савской, в сопровождении первенцев иудейской знати. Молодой царевич вывез из Иерусалимского храма Ковчег Завета с позволения Соломона, дабы обезопасить бесценную реликвию. Ибо границы Иудейского царства постоянными набегами терзали многочисленные враги.

После возвращения сына царица Балкис Македа отказалась от престола в его пользу, и тот устроил в Эфиопии царство по подобию израильского.

Исим закончил перевод «Славы Царей», над которым трудился почти полгода. Он ещё раз бегло просмотрел старинные свитки, а затем и свою рукопись, выполненную на тончайшем пергаменте. Ибо бумаге, способной порваться в любой момент, он не доверял. А папирус всё труднее стало приобрести даже в Александрии, ибо заросли его всё реже встречались в дельте Нила.

Невольно Исим задумался: насколько правдивы события, описанные неизвестным автором? Неужели Ковчег Завета, который считался утерянным почти две тысячи лет, действительно, хранится в Аксуме, столице Эфиопии? От мысли, что древняя реликвия и по сей день находится в Эфиопии, Исиму стало не по себе. А что, если ею захочет завладеть человек нечистый помыслами? Исим прекрасно помнил Библию и описание божественной силы Ковчега…

– Я отправлюсь в Аксум… Я вполне могу изъясняться на эфиопском… Мне нужен надёжный проводник… Но где его взять?.. – размышлял молодой купец, снова и снова просматривая перевод «Славы Царей». Неожиданно его пронзила мысль: – Ну, конечно, Кемаль! Как я мог забыть о нём?! Он же – эфиоп! Я пообещаю ему щедрое вознаграждение, и он не откажется сопровождать меня в дальнем путешествии.

На следующий день Исим сел в паланкин и, петляя по узким улочкам Александрии в сопровождении немногочисленной охраны, устремился в лавку Харуфа.

Торговец древностями несказанно обрадовался, ибо получил солидный куш с эфиопских свитков. И теперь господин Эль-Кеф был его самым желанным гостем.

Харуф склонился в подобострастном поклоне.

– О, мой господин! – приветствовал он гостя, предвкушая звон золотых монет, которыми он пополнит свой кошелёк. – Чем может служить ваш верный слуга?

Исим слегка улыбнулся.

– Мне нужен Кемаль, – без обиняков признался он.

– Всё, что пожелаете, мой господин… – на распев произнёс торговец. – Я жду эфиопа со дня на день. Надеюсь, и на этот раз он не разочарует меня предметами древнего искусства. Как только он прибудет в Александрию, я тотчас сообщу вам…

Купец удовлетворённо кивнул и покинул лавку Харуфа.

… Действительно, в конце месяца Шавааль[52], когда завершился священный Рамадан и праздник разговения Ураза-Байрам, молодой купец встретился с Кемалем. Исим не стал ничего скрывать от эфиопа.

– Я завершил перевод свитков… И пришёл в неподдельное изумление… – признался он.

– Отчего же? – сдержанно поинтересовался Кемаль.

– Оказывается, в Аксуме хранится библейский Ковчег Завета!

Кемаль кивнул.

– Да, считается, что в храме Святой Марии Сионской, что построили Белые ангелы.

Исим от удивления округлил глаза. Наконец, справившись со своими эмоциями, он как можно спокойнее произнёс:

– И ты говоришь об этом вот так запросто?

– Да, господин Эль-Кеф. О том, что Ковчег хранится в Аксуме, у нас знает каждый ребёнок…

– Как?! – снова изумился купец. – Никто не пытался завладеть им?

– Отчего же? Пытались, но это было давно. Некая Гестер, правительница Эритреи захватила Эфиопию и свергла династию Соломонидов, ведущих свой род от легендарного царя Менелиха, сына Балкис Македы и Соломона. Поэтому Ковчег был спрятан на озере Тана в племени фалашей, потомков тех самых иудеев, что сопровождали Менелиха, когда он вывозил реликвию из Иерусалима. Гестер жестоко расправилась со многими из них, но так и не узнала, где сокрыт священный Ковчег.

Исим возвёл руки к небу.

– Слава Аллаху!

Кемаль удивился реакции мусульманина.

– Господин Эль-Кеф, вы с таким жаром возблагодарили небеса, создаётся впечатление, что вы живо интересуетесь библейской реликвией.

– О, да… Ковчег относится к тем религиозным ценностям, которые дороги не только христианам, – с важностью изрёк Исим.

Кемаль кивнул.

– Совершенно с вами согласен, господин Эль-Кеф. Но сдаётся мне, что Ковчег уже давно хранится, отнюдь, не в храме Святой Марии Сионской. Ибо вы правы: не безопасно выставлять подобную ценность на всеобщее обозрение.

Купец пристально воззрился на эфиопа и спросил:

– Ты упомянул о неких Белых ангелах… Кто они?

– О, господин Эль-Кеф! Белые ангелы – люди! Уверяю вас! Просто существует одна легенда…

– Я непременно хочу услышать её…

– С удовольствием расскажу… Но помните: это всего лишь легенда. – Заметил Кемаль и начал свой рассказ: – Триста лет назад Эфиопией правил царь Харбей. Он не принадлежал к Соломонидам, а к узурпаторскому роду Загве, оттого и правление этого государя было жестоким и несправедливым. Лалибелла, сводный брат Харбея по отцу, имел неосторожность высказаться по сему поводу и попал в немилость. Харбей приказал убить сводного брата, но Лалибеллу предупредили и он бежал в Иерусалим[53]. Там он и встретил Белых ангелов. Они помогли Лалибелле вернуться на родину и свергнуть Харбея. Новый царь обосновался в древнем городе Роху и лишь спустя несколько лет сделал своей столицей Аксум, где Белые ангелы и построили храм Святой Марии Сионской. Лалибелла стал отцом Имрахана Кристоса и дедом Наакуто Лааб, который в свою очередь отрёкся от престола в пользу Иекуко Амлака, потомка Соломона, жившего в отдалённой провинции Шуа.

Рассказ Кемаля привёл Эль-Кефа в неподдельное волнение. Ибо он прекрасно знал, что триста лет назад Иерусалим ещё принадлежал крестоносцам…

– Скажи, Кемаль, у Белых ангелов светлые кожа и волосы?

Эфиоп улыбнулся.

– О да, господин Эль-Кеф… И голубые глаза. Словом, они похожи на ангелов…

– Я намериваюсь отправиться в путешествие по Эфиопии. Ты будешь сопровождать меня?

Эфиоп лукаво усмехнулся. Купец же поспешил заверить:

– Я щедро награжу тебя, Кемаль, за хлопоты…

– Когда отправляемся в путь, господин? – подобострастно поинтересовался эфиоп.

– Чем быстрее, тем лучше. – Ответил купец.

Глава 10

Через две недели купец Исим Эль-Кеф в сопровождении небольшого вооружённого отряда и Кемаля погрузились на галеру, дабы отправиться вверх по течению Нила, намереваясь достичь Омдурмана, стоявшего на слиянии Голубого и Белого Нила.

Свои воды Голубой Нил брал из озера Тана, того самого, где вот уже на протяжении столетий жили фалаши, происходившие от сыновей знатных иудеев, сопровождавших царевича Менелиха из Иерусалима в эфиопский город Гондэр, столицу царицы Балкис.

Но, увы, по словам Кемаля, река была практически не судоходной. Это опечалило Исима, ибо путешественники будут вынуждены оставить галеру в небольшом селении Сеннар, что располагался в среднем течении Голубого Нила, и проделать дальнейший путь верхом на верблюдах.

Исим, хоть и прожил в Египте немало лет, так и не смог привыкнуть к этим необычным животным, отнюдь не напоминавшим кастильских лошадей. Купец с ужасом представил, что ему придётся часть пути провести между двух верблюжьих горбов. Но жажда познания была слишком велика, дабы из-за предстоящего неудобства отказаться от постижения тайны «Славы Царей».

И вот купеческая галера миновала Омдурман, жара усилилась, несмотря на то, что стояла середина осени; ветер же постоянно приносил красный раскалённый песок из Аравийской пустыни.

Кемаль, привычный к подобным путешествиям, не испытывал ни малейшего неудобства. Его не смущали ни палящее солнце, ни песчаные ветры, от которых палуба галеры приобретала красноватый оттенок.

Исим же, как человек, родившийся в Валенсии, на берегу моря, тяжело, но мужественно переносил путешествие. Невольно ему вспомнились: таверна, свежий морской бриз, обдувающий лицо; прелестные юные кастилианки, не скрывающие своих естественных прелестей, мечты детства о том, что когда-нибудь он станет капитаном корабля…

Теперь в его распоряжении три галеры, но, увы, ему вовсе не хочется уходить в море, оставив жену и ребёнка. При мысли о жене, он отчего-то испытал смешанные чувства. Конечно, Исим любил её, но… Покорность мусульманок не доставляла ему радости. В Валенсии он успел познать иных женщин: сильных, страстных, безумно предающихся любовным наслаждениям.

Жизнь в Александрии сильно изменила Исима, он стал постепенно забывать, что некогда носил другое имя – Игнацио Агирэс. И это вызвало в сердце молодого купца страх… И совсем недавно, когда прибывший из Кастилии валломброзанец, искал с ним встречи, Исим ощутил острое желание уехать из Александрии, дабы не видится с посланником Марко де Пуэстро.

Почему? Возможно, он всё менее ощущал себя христианином и не хотел помогать де Пуэстро в достижении его целей. Исим много размышлял о святой церкви, инквизиции, ордене Валломброза, о монахах, ведущих сытую беззаботную жизнь. И всё это казалось ему таким далёким, оставшимся в другой, прошлой жизни, к которой он никогда не вернётся.

Исим приказал оставить галеру и её команду в небольшом эфиопском селении, что в среднем течении Голубого Нила. Предприимчивый Кемаль на редкость быстро договорился с местными жителями и за умеренную плату нанял нескольких верблюдов, заплатив весьма скромную сумму в десять бырров[54].

Верблюды оказались послушными. Исим без труда расположился между горбами одного из них, когда животное, повинуясь умелым приказаниям Кемаля, опустилось на колени.

Кемаль и двое воинов из отряда Исима также взгромоздились на верблюдов.

Небольшой караван из четырёх верблюдов покинул крошечное селение и отправился вверх по течению реки, намереваясь достичь Бахр-Дара, расположенного в том самом месте, где Голубой Нил берёт начало в озере Тана, а затем отправится в Гондэр, что расположен несколько севернее.

К вечеру Исим в полном изнеможении спустился с верблюда, дабы передохнуть в постоялом дворе, построенном из здешнего камня. К своему вящему удивлению купец нашёл пристанище весьма комфортным, ибо здесь было всё необходимое для торговцев, идущих с караванами в Аксум или Роху.

Гостей встретил хозяин, темнокожий пожилой эфиоп в ярком одеянии, предложивший им сытный ужин и ночлег, а если те захотят, то и свою дочь.

Исим с удовольствием отведал бег-вот, густое блюдо из тушёного мяса с овощами, перцем и травами. Запив острое блюдо изрядным количеством воды, Исим буквально упал на предложенный хозяином тюфяк и заснул.

Путешественники пробудились, едва забрезжил рассвет, и снова отправились в путь. Приноровившись к столь необычной верховой езде за первый день перехода, Исим чувствовал себя увереннее и стал более словоохотливым.

Его интересовало всё, что касалось эфиопских обычаев.

Кемаль, понимая интерес своего господина, охотно поведал ему, что у каждого эфиопа-христианина есть духовный отец. К нему обращаются за советом и дарят подарки, дабы задобрить. Если его подопечный совершил недостойный поступок, то духовный отец назначает меру наказания по своему усмотрению. Мужчина и женщина, решившие связать себя узами брака, венчаются в церкви, подобно католикам, правда, Кемаль не знал тонкостей католического венчания, ибо никогда воочию не присутствовал на этой церемонии. Но ему в силу своего занятия контрабандой, приходилось общаться не только с мусульманами, но и с католиками, в особенности из Неаполитанского королевства, а также с островов Сардинии и Сицилии. Поэтому он имел некоторое представление о католичестве.

С удивлением Исим узнал из рассказа Кемаля, что главной святыней эфиопов является Ковчег Завета, они даже поклоняются иконе, на которой изображён царь Менелих, а подле него – Ковчег. В каждой церкви на эфиопской земле хранится табот, подобие священного Ковчега.

В церквях Эфиопии не ставят свечей, крестятся по-другому, и даже танцуют во время службы. Хоть эфиопы и христиане, они не едят свинину и обрезают мальчиков подобно иудеям, одинаково почитают, как Ветхий, так и Новый Заветы, и одновременно соблюдают заповеди Моисея и Христа. Добропорядочный христианин-эфиоп женится на вдове брата и не появляется в церкви после любовных наслаждений.

Исим не в силах скрывать своего изумления, время от времени прерывал рассказ Кемаля примерно такими возгласами:

– Удивительно! Не может быть! Неужели эфиопы почитают и Моисея, и Христа? И считают себя христианами? Я не слышал ничего более удивительного… Какое смешение иудаизма и христианства!

Наконец, небольшой караван достиг Бахр-Дара. Путешественники спешились, дабы отдохнуть и переночевать на постоялом дворе, а на следующий день осмотреть развалины древнего города и продолжить путь в Гондэр.

Путники расположились за большим длинным столом. Молодая хозяйка, облачённая в ярко-оранжевое платье и белый тюрбан, подала гостям еду, традиционную инжеру, плоские ноздреватые блины серого цвета из муки растения тефф, произрастающего на здешних горных склонах. Здешние женщины заквашивают тесто, оно бродит ровно три дня, пока не покроется тонкой серой пленкой, потом выливают тесто тоненькой струйкой на круглый раскалённый камень, оно мгновенно вскипает и начинает вздуваться крупными пузырями.

Кемаль тотчас объяснил Исиму, что без инжеры эфиопы не представляют своей трапезы, она служит им и хлебом, и скатертью, и тарелкой.

И словно в подтверждении слов Кемаля, хозяйка аккуратно расстелила инжеру, подобно скатерти, на столе перед мужчинами. Затем руками выложила на неё из глубокой глиняной миски тушёные овощи и кусочки обжаренной баранины.

Исим, отведавший бег-вот, уже по опыту знал: хозяйка не подаст ни ложек, ни вилок, ни чаши для омовения рук. Он оторвал кусок лепёшки, завернул в него немного овощей с куском мяса и принялся аппетитно его поглощать, запивая лёгким местным вином.

Женщина улыбнулась, безошибочно определив в Исиме чужестранца. В Бахр-Даре почти каждый день проходили караваны из Ливии, Египта, Нубии, Эритреи, Макуры и Алодии[55].

Не успели путники закончить свою трапезу, как в харчевню вошёл скрюченный старик. Его одежда была бедна, седые волосы беспорядочно торчали из-под выцветшего тюрбана, кожа – черна и сморщена от старости и эфиопского палящего солнца.

Хозяйка, увидев нищего старика, собрала с одного из столов остатки еды, и направилась к нему. Но тот, словно не замечая её добрых намерений, уверенно направился к столу, за которым сидели Исим и Кемаль.

Женщина приблизилась к старику.

– Вот возьми… – она протянула ему объедки, завёрнутые в кусок инжеры.

Тот подслеповатыми глазами взглянул на неё.

– Благодарю тебя… – тихо произнёс он и принял подаяние.

– Что ты ещё хочешь? – уже несколько раздражённо спросила хозяйка, понимая, что старик не намеревается покидать её заведение.

– Я хочу поговорить с этими людьми…

Женщина передёрнула пухлыми плечами и удалилась по своим делам.

Кемаль обратил внимание на старика и достал из напоясного кошеля монетку.

– Держи, старик… – сказал он, бросив ему один бырр.

Тот лишь усмехнулся и произнёс:

– Одежда моя бедна… И я питаюсь объедками… Но у меня есть то, что сможет заинтересовать вас. И это стоит больше, чем один бырр.

Кемаль живо заинтересовался словами старика: кто знает, какую древность он может предложить? А, если её можно выгодно продать в Александрии?

Торговец взглянул на Исима, тот вытер руки об оставшийся кусок инжеры и неожиданно обратился к старику на эфиопском:

– Покажи, что у тебя есть?

Старый эфиоп извлёк нечто из кармана своего изношенного одеяния и протянул Исиму.

– Вот, господин… Это очень древня вещь, не сомневайтесь…

Перед взором купца предстал золотой перстень с массивной выпуклой печатью в виде звезды Давида. Он покрутил его и прочитал на тыльной стороне изрядно истёртую надпись:

– Небесный Сион, обиталище Бога… – затем он перевёл пристальный взгляд на старика: – И что это значит? Гора Сион, кажется, – в Иерусалиме…

Старик пожал плечами.

– Возможно, я точно не знаю. Но вот по поводу перстня могу сказать: он принадлежал царице Балкис, что некогда правила в Бахр-Даре, а затем Гондэре.

В мыслях Исима молниеносно понеслось: «Уж не тот ли это перстень, что Соломон подарил своей возлюбленной царице Савской? Так сколько же ему лет?..»

Купец ещё раз внимательно взглянул на перстень, судя по состоянию золота и истёртой надписи, его изготовили давно. Но насколько? Ведь царица Савская правила Бахр-Даром почти две с половиной тысячи лет назад.

Исим протянул перстень сгоравшему от нетерпения и досады Кемалю, ибо купец благополучно обошёлся без его помощи. Но контрабандист не подал вида и начал внимательно рассматривать предложенный перстень.

– Несомненно, это старинная вещь. Насколько, трудно сказать… На подделку не похоже… Вполне возможно, что перстень принадлежал некой знатной семье, а затем был украден… – изрёк он и воззрился на старика.

Тот гордо произнёс:

– Я – не вор и никогда им не был, господин… Если перстень вам не интересен, я предложу его кому-нибудь другому. Здесь почти каждый день проходят караваны…

Кемаль покачал головой и рассмеялся.

– Я не обвиняю тебя в воровстве, старик. Просто я хочу сказать, что перстень – весьма дорогая вещь. Вряд ли ты нашёл его в объедках, завернутых в инжеру…