Роза Версаля Крючкова Ольга
Алексей Фёдорович тотчас отправил своих людей в Бахметьевский переулок, а сам сел в казённый экипаж и покатил на Пречистенку.
Не успел чиновник по следственным делам войти в дом Глызиных, как с бельэтажа спустилась уже пришедшая в себя Анастасия Николаевна.
– Ах, сударь! Я отчего-то знала, что вы непременно придёте! Умоляю, защитите меня от мужа! Он совершенно обезумел! Чуть не задушил меня на глазах у всей прислуги!
– Не волнуйтесь, сударыня. Я здесь именно затем, чтобы во всём разобраться.
– Да, да… Благодарю вас… Но я опасаюсь ещё и за Илью Ивановича. Мой муж… Ах… – женщина не выдержала и разрыдалась.
– Успокойтесь, сударыня! С господином Глызиным-младшим ничего не случится, уверяю вас. Мои люди уже охраняют его.
Анастасия Николаевна поразилась оперативности жандарма:
– Как? Уже?..
– Ток точно-с… Но сейчас я хотел бы видеть Василия Ивановича.
– Он в своём кабинете. Прошу прощения, но провожать вас к нему не стану…
– Не извольте беспокоиться, я помню дорогу, – сказал Полянский, снимая шинель и фуражку.
…Господин Глызин лежал в кабинете на кожаном диване, обдумывая, с чего начать: добить жену, застрелить брата или отправиться в банк? Появление нежданного визитёра прервало его тягостные раздумья.
– Позвольте представиться: чиновник по следственным делам Алексей Фёдорович Полянский, – отрекомендовался незнакомец.
Купец с трудом поднялся и сел.
– Прошу, сударь, – указал он жандарму на стул.
Приблизившись, поручик пришёл в ужас: лицо несчастного хозяина дома напоминало сплошной синяк.
– Позвольте выразить вам моё искреннее сочувствие.
– А, пустое, – отмахнулся купец. – Хорошо, жив остался…
– Вчера днём ваша супруга посетила жандармский участок, и я имел честь с ней беседовать, – начал Полянский издалека.
– А, эта… – из уст купца готов был уже сорваться нелестный эпитет в адрес жены, но Алексей Фёдорович мягко перебил:
– Так вот, Василий Иванович. Я внимательно выслушал Анастасию Николаевну, а вчера – ещё и вашу прислугу. И сделал кое-какие выводы…
– И какие же, интересно?! – вызывающе поинтересовался купец.
– Полагаю, похитили вас из-за бриллианта. Не так ли?
– Да. Избивали даже, как видите… И мне пришлось-таки назвать бандитам номер банковского сейфа и шифр… Жизнь дороже, – прошамкал Глызин разбитыми губами.
– К похищению, по всей видимости, имеет отношение ваш младший брат?
– Не сомневаюсь нисколько! Это он на меня журналистов натравил! Вся Москва по его милости про бриллиант узнала! – взъерошился Василий Иванович.
– М-да… Так вот, Василий Иванович, ваш брат содержится сейчас под домашним арестом…
– Почему это под домашним?! Его место на каторге! – ещё пуще вознегодовал Глызин-старший.
– Уверяю вас, я во всём разберусь. А меру наказания определит в итоге суд.
– И про жену мою, змеюку, не забудьте! Она давно уже в полюбовницах у брата ходит! Они вдвоём всё это устроили! Небось, не ожидали, душегубы, что их подельники меня не добьют и я жив останусь…
Алексей Фёдорович поднялся со стула и прошёлся по кабинету:
– Я понимаю, Василий Иванович, что вы сейчас не в лучшей форме, но…
– Договаривайте!
– Нам следует посетить банк Петровского, – закончил мысль Полянский.
– Боюсь, бриллианта там уже нет: бандиты наверняка времени даром не теряли.
– Но разве могли они получить камень из хранилища без вас?
– Могли. Братец мой прекрасно знает мою подпись, доверенность мог подделать у нотариуса… Пришёл в банк, открыл ячейку, набрал шифр, забрал бриллиант – и вся недолга…
В памяти Полянского всплыли невольно фальшивые купчие на приобретение московской недвижимости: пресловутые «Червонные валеты» тоже весьма преуспели с поддельными подписями и печатями. Перед глазами поручика тут же встал образ блистательной Елизаветы Кшесинской, а впоследствии – баронессы Матильды фон Штейн.
– М-да… – усилием воли стряхнул поручик наваждение. – В любом случае, Василий Иванович, нам следует посетить банк, дабы всё выяснить на месте. Например, кто в действительности воспользовался фальшивой доверенностью, – резюмировал он.
– Резонно, – согласился купец. – Только я всё равно не сомневаюсь, что это дело рук моего братца…
«Не вяжется… Ничего не вяжется… Неужели Глызин-младший настолько глуп, чтобы отправиться в банк самолично? Сомневаюсь… Женщине, полагаю, поменять образ проще… Как, скажем, Кшесинской-фон Штейн».
– Простите, Василий Иванович, я понимаю, что вам тяжело говорить о событиях последних дней, но всё же… Как вам удалось спастись? Глядя на вас, нетрудно догадаться, что за вами кто-то поухаживал, – Полянский бросил выразительный взгляд на чистую одежду купца и заботливо обработанные раны.
– Слава Богу, мир не без добрых людей. Какой-то крестьянин подобрал меня на дороге и отвёз в ближайшую усадьбу…
– Так, так… – Полянский интуитивно почувствовал очередную зацепку. – А что за усадьба, позвольте полюбопытствовать? Вполне вероятно, тамошним обитателям также придётся дать показания…
Глызин нахохлился:
– Я не помню…
– Странно… очень странно. И где сие имение находится – тоже не помните?
– В Измайлове… – неохотно признался купец.
– Так, так… И кто там за вами ухаживал, сударь? – не унимался поручик.
Глызин в бешенстве воззрился на него:
– Едемте в банк! Хватит дурацких расспросов!
– К Петровскому мы успеем… Я всё-таки настоятельно рекомендую рассказать об Измайлове подробнее, – наседал невозмутимый следователь.
– Это вас не касается, – огрызнулся купец.
– Простите, Василий Иванович, но ежели вы станете упорствовать, я не смогу найти истинного преступника! Или преступников.
– Поверьте, хозяйка усадьбы не имеет ни малейшего отношения к этой истории! Она – вдова почтенного человека, статского советника…
Алексей Фёдорович на память пока не жаловался и посему тотчас припомнил, что не так давно встречал уже одну вдову статского советника – баронессу фон Штейн! Причём особа та обвела его вокруг пальца дважды: сперва в качестве ослепительной госпожи Кшесинской с мнимой продажей дома на Моховой, а чуть позже – в образе неутешной вдовы, ловко реализующей при этом поддельные предметы искусства.
– Тогда тем более, сударь, вам нет нужды скрывать её доброе имя, – вкрадчиво произнёс Полянский.
– Ладно, убедили… Теперь уж всё равно с женой жить не стану, так что скрывать мне боле действительно нечего… Имя моей спасительницы – баронесса фон Штейн.
У Полянского потемнело в глазах: «Вот так встреча!»
Уговорить Анастасию Николаевну сопровождать их с Глызиным в банк стоило Полянскому большого труда, однако он умел быть настойчивым.
Василий Иванович, окончательно махнувший на всё рукой, уселся, скрепя сердце, в экипаже рядом с женой. Полянский устроился напротив. Анастасия Николаевна всю дорогу избегала смотреть на мужа, тот тоже сохранял угрюмую молчаливость, сосредоточив внимание на своих ботинках. Полянский же изо всех сил старался сохранять спокойствие и невозмутимость, хотя в душе уже ликовал от предвкушения скорой поимки гениальной мошенницы.
Алексей Фёдорович Полянский и чета Глызиных вошли в банк. На лицах служащих и многочисленных посетителей отразилось неподдельное недоумение: что понадобилось этому человеку с изуродованным лицом в столь уважаемом заведении? Если бы не форменная шинель Полянского, жандармы, охраняющие банк, непременно выставили бы сего нереспектабельного и подозрительного посетителя прочь.
В зале тотчас появился управляющий: ему успели уже сообщить о визите странной троицы.
– Чем обязан вашему визиту? – высокомерно поинтересовался управляющий у человека в форме жандарма.
– Мы могли бы переговорить с вами в укромном месте? – вопросом на вопрос ответил Полянский. – Поверьте, сударь, дело наше весьма деликатного свойства, – многозначительно посмотрел он на управляющего.
Тот несколько растерялся:
– Да, да, конечно… Прошу в мой кабинет.
Сопровождаемые недоумёнными взглядами сотрудников и клиентов банка, визитёры прошествовали за управляющим. В кабинете первым разговор начал Алексей Фёдорович:
– Перед вами, сударь, купец второй гильдии Василий Иванович Глызин, который арендует сейф в вашем банке…
Управляющий ошарашенно воззрился на забинтованного господина:
– П-помилуйте, Василий Иванович, вы ли это?
– Я, как видите… Понимаю, узнать меня сейчас непросто…
– Но что с вами случилось? – с трудом выдавил из себя управляющий, немного придя в себя.
– Господина Глызина похитили, – пояснил за спутника Полянский. – Жестоко избили, дабы он назвал шифр своего сейфа, в коем хранит драгоценности…
Управляющий на глазах побледнел:
– Сейф… Драгоценности… Сейф… Но… На днях ведь ваша супруга, Василий Иванович, посетила наш банк… и…
Глызин сжал кулаки и повернулся к жене, находящейся уже чуть ли не в полуобморочном состоянии.
– Василий Иванович, держите себя в руках! – одёрнул купца Полянский. – Вы хотите сказать, – тотчас обратился он к управляющему, – что госпожа Глызина побывала на днях в хранилище банка и забрала всё содержимое ячейки?
– Точно не могу сказать, сударь… Мне показалось, что она, напротив, хотела обезопасить свои драгоценности… Да, да, я точно помню: в руках у неё был саквояж… Более того, она предъявила доверенность за личной подписью господина Глызина, и я, как положено, сверил подпись с оригиналом, хранящимся у нас… Они оказались идентичны… – лепетал управляющий, уже предчувствуя грядущие неприятности. – У меня не возникло ни малейших сомнений!
– Но я ничего не забирала! Я вообще здесь впервые! – не выдержала Анастасия Николаевна.
– Простите, сударыня, но причём здесь вы? – удивлённо уставился на молчавшую до сих пор даму управляющий. – Или хотите сказать, что вы и есть госпожа Глызина?!
Полянский и Глызин переглянулись.
– Ну, разумеется! А кто же я по-вашему? – искренне возмутилась купчиха.
Управляющий начал медленно съезжать с кресла на пол.
Полянский не растерялся: схватил со стола графин с водой и несколькими пригоршнями воды освежил теряющего сознание господина. Тот открыл глаза.
– Итак, сударь, вы утверждаете, что доверенность вам предъявила госпожа Глызина?
– Да… То есть уже нет… По-крайней мере та дама назвалась именно так… – с трудом выговорил управляющий.
– И как, позвольте узнать, выглядела та особа? Сможете описать её? – не отставал Полянский.
– Попробую… – управляющий внимательно оглядел Анастасию: – Нет, то была совершенно другая женщина. Явно моложе, стройнее… Волосы… Э-э… Не помню, она была в шляпке… Красивая, губы полноватые, но яркие и чувственные… Глаза огромные и выразительные… Серые, кажется…
Василий схватился за голову: в описании лже-Глызиной он узнал Матильду!
Полянский углубился в размышления: «Итак, мошенница явно не Анастасия Глызина и не гувернантка: вечерние и ночные отлучки последней объясняются всего лишь возобновлением её встреч с бывшим возлюбленным. Неужели опять неуловимые «Червонные валеты» во главе с гениальной Кшесинской-фон Штейн?! Но тогда на сей раз она, похоже, превзошла саму себя! Так перевоплотиться, чтобы заморочить голову даже осторожному управляющему лучшего московского банка?! Однако где же ей удалось заполучить подпись Глызина?»
– Василий Иванович, у баронессы фон Штейн имелся образец вашей подписи?
Глызин воззрился на чиновника по следственным делам единственным целым глазом:
– Да, кажется… Мы однажды приобрели у неё с супругой картины. Матильда… Словом, баронесса распродавала тогда коллекцию покойного мужа, вот мы и оформили сделку должным образом… И ещё… – сник купец, – совсем недавно я подписал для неё чек…
– Так, так… Теперь всё понятно… Ваша зазноба баронесса фон Штейн, сударь, – организатор банды «Червонных валетов»!
– Не может быть! – воскликнул купец. – Она же так трогательно заботилась обо мне! Сама перевязала и обработала мои раны… Одолжила свой экипаж…
– Видимо, баронесса фон Штейн просто не ожидала вашего возвращения. А милосердие проявила лишь потому, дабы у вас не зародились на её счёт подозрения. И, полагаю, эта женщина наверняка уже далеко от Москвы…
Однако Глызин не сдавался:
– Не верю! Меня похитили по наущению моего брата! Едемте в Измайлово! – не желая верить в подлость любимой женщины, он цеплялся за последнюю соломинку.
– Уверяю вас, баронессы там уже нет, – терпеливо убеждал купца Полянский.
– Но я настаиваю!!! – горячился Василий Иванович.
– Хорошо, – сдался поручик. Однако тут же твёрдо добавил: – Но без вас. Если я ошибся в своих предположениях, то её сообщники при вашем появлении могут открыть стрельбу…
– Тогда не медлите!!!
…Две жандармские кареты во главе с чиновником по следственным делам Алексеем Фёдоровичем Полянским приблизились под покровом ночи к усадьбе в Измайлове. Поручик осторожно подкрался к парадной, взвёл на всякий случай курок пистолета. Прислушался. Ночной тишины ничто не нарушало.
…В то же самое время виконтесса Шарлотта де Оверн приближалась уже к западной границе России, предвкушая, как благополучная сонная Европа услышит вскоре её настоящее имя.
Эпилог
Потерю бриллианта и предательство любовницы купец второй гильдии Василий Иванович Глызин переживал долго и мучительно. Не выдержав столь сильного морального и физического потрясения, он слёг.
Супруга его, Анастасия Николаевна Глызина, проявила по отношению к мужу редкостное внимание: пригласила лучших московских врачей и наняла опытную сиделку. Однако, лелея в душе надежду, что дни Василия Ивановича сочтены, не забывала посещать время от времени Бахметьевский переулок.
Илья Иванович Глызин по-прежнему каждодневно посещал контору в Спасоналивковском переулке, наслаждаясь избавлением от диктата старшего брата. Как ни странно, но история с «бриллиантом маркизы Помпадур» принесла семейству Глызиных определённую популярность, и теперь торговые дела шли как никогда успешно.
А в один из апрельских дней, когда солнышко стало приятно пригревать, а природа начала просыпаться, на Пречистенку пришло письмо на имя Василия Глызина. Наличие нескольких штемпелей на конверте свидетельствовало, что послание отправлено издалека.
Горничная Прасковья, желая несколько взбодрить барина и доставить болезному хоть какое-то удовольствие, тотчас принесла письмо ему в спальню.
Глызин покрутил конверт.
– Кажись, из-за границы… Вон штемпелей-то сколько… – отреагировал он слабым голосом. – Вскрой, Прасковьюшка, будь добра… Да и ступай себе…
Горничная аккуратно вскрыла конверт, угодливо протянула барину и, поманив сиделку, неслышно вместе с той удалилась.
Василий Иванович дрожащими руками развернул добротный лист бумаги и… уловил лёгкий аромат духов.
– Мать честная… Никак, от женщины… – оживился он и залюбовался на миг изумительным каллиграфическим почерком.
Затем прочёл:
«Приступая к сему посланию, я долго думала, как обратиться к Вам: «сударь», «милостивый государь» или «господин Глызин»? Словом, пребывая в полном замешательстве, я так и не решила, как мне назвать вас… Вас – убийцу моей матери!!!
Вероятно, вы забыли уже тот день… Это произошло почти пятнадцать лет назад, во Франции. Я и моя матушка покинули тогда родовой замок, полагая, что вторжение на нашу землю русских казаков повлечёт за собой весьма прискорбные для нас последствия: до нас дошли уже слухи о бесчинствах и мародёрстве русских варваров в предместьях Вермандуа.
Моя мама спешно упаковала в саквояж все фамильные драгоценности, в том числе и шкатулку из саксонского фарфора… Да, да, именно ту, которая много лет потом стояла на туалетном столике вашей супруги! В силу Вашего невежества Вы, наверное, даже и представить себе не могли, что сию шкатулку держали когда-то в руках министр финансов Франции Николя Фуке и сам Людовик XIV! Именно в ней, в тайнике, хранилась «Роза Версаля» – бриллиант, подаренный королём герцогине Луизе де Лавальер, моей прабабушке!
Я до сих пор отчётливо помню тот злополучный день, когда Ваши алчность и жестокость лишили меня одновременно и матери, и средств к существованию!
С тех пор прошло много лет… Мне пришлось исколесить всю Европу. Я старалась выжить, как могла… Не скрою, направляясь несколько лет назад в Россию, я тщилась надеждой, что однажды встречу Вас и непременно поквитаюсь за смерть матери! По счастью, «господин случай» предоставил мне такую возможность…
Сначала я не узнала вас: пятнадцать лет назад я ведь была совсем ребёнком. И лишь после прочтения в газете той нелепой истории о «бриллианте маркизы Помпадур» у меня возникли смутные подозрения, что именно Вы и владеете той самой «Розой Версаля», которая принадлежала когда-то нашему семейству. И именно Вы – тот самый убийца!
Я испытала к Вам неистовое отвращение и ненависть, однако вынуждена была тщательно скрывать свои чувства. Господи, до этого я и представить не могла, с кем приходилось мне делить своё ложе!
В тот день, когда я заметила у Вас на шее новый медальон, меня словно что-то подстегнуло: время мести настало! Тщательно всё обдумав, я составила план необходимых действий.
План мой начал осуществляться ещё до того момента, как Вы покинули «мою» усадьбу: Ваш кучер заранее был связан и укрыт в сарае моим истинным возлюбленным, о коем Вы не догадывались, но с коим я никогда не разлучалась. В экипаже Вас поджидал мой человек!
Когда Вас избивали, выпытывая банковский шифр, я, представьте, находилась рядом!!! Да, да! В той самой грязной лесной избушке. Укрывшись за занавеской в углу, я наслаждалась Вашими страданиями!!!
Именно мне, кстати, принадлежала идея заклеймить Вас! Как быка, как последнюю скотину! Дабы Вы носили сие клеймо на лбу и всегда помнили обо мне – о Мадлен де Лабом-Леблан де Лавальер, жизнь которой Вы разрушили! Это Вы сделали из меня авантюристку и мошенницу!
Я счастлива, что справедливость восторжествовала. Вернувшись во Францию, я выкупила фамильный замок Вермандуа. Тот самый, который Людовик XIV подарил когда-то своей фаворитке и незабвенной моей прабабушке Луизе де Лавальер. Теперь Вермандуа принадлежит только мне! И я непременно верну ему былое величие – денег для того доверчивая Россия дала мне более чем достаточно! А «Розу Версаля» я, дабы Вы знали, ношу теперь в виде кулона. И буду носить всегда – в память о незаурядных женщинах нашего рода!»