Егерь. Девушка с Земли Хорсун Максим

34

Вонь над Аруховым болотом стояла невыносимая. Еще нестерпимее, чем днем. Вонь сбивала дыхание, мутила рассудок. Вонь привлекала тучи криля. Казалось, что распадок укрыт живым, шевелящимся снегом. Даже не верилось, что недавно миссионер Святой Конгрегации Распространения Веры на Других Мирах проповедовал здесь заветы церкви Господа Вседержителя.

Впрочем, и тогда это место вряд ли можно было назвать святым…

Сотни аборигенов сидели на корточках или бродили по щиколотку в «снегу» вдоль берега Арухова болота. Сюда венценосные акслы сгоняли своих дневных сородичей, что прошли «предварительный отбор». Сюда привели и Ремину. Ее втолкнули в толпу сиренианских дикарей, безучастных ко всему на свете и главное — к собственной участи.

Реми покрутила головой и увидела самок, что сидели на корточках, по-лягушачьи широко расставив колени. Самки вяло переквакивались между собой. Некоторые щеголяли в париках, искусно сплетенных из самострелы и ламинарии. Акслы приклеивали их к головам выделениями сейсмурий — Ремина видела это в атолле Алехандро днем, но тогда не оценила находчивости аборигенок. Она подумала, что нужно сесть среди этих красоток, и тогда венценосный конвой не заметит ее. Не хотелось вновь проходить эту унизительную процедуру… Ремина вспомнила, как ее обнюхивали здоровенные самцы… Брр…

Реми присела на корточки и попыталась заговорить с толстой самкой, похожей на мисс Бергсон. Но Аксла даже не повернула к ней головы. Наверное, не понимала английского, как и французского, и латыни. Что неудивительно…

Удивительно было другое. Кроме нее, Ремины Марвелл, в Аруховом болоте оказались еще люди. Поначалу Ремина даже обрадовалась. Вскочила, хотела подбежать к тощему оборванцу, до самых глаз заросшему бородой, но вдруг узнала в нем одного из стервятников пещер Хардегена. Села, втянула голову в плечи. Впрочем, бородатый, как и другие узники, был подавленным и равнодушным. Он не поднял головы даже тогда, когда венценосные протащили мимо него женщину, одежда которой состояла лишь из собственных волос.

Женщина уселась неподалеку; широко расставила распухшие колени и опустила между ними сбитую в колтуны копну. Ремина рискнула подползти к ней. Прикоснулась к грязной руке с обломанными ногтями.

— Миссис! Миссис, вы меня слышите? — позвала шепотом.

Та не отреагировала. Тогда Ремина наклонилась и заглянула ей в лицо. Глаза женщины были пусты. А с искусанных губ капала слюна.

«Боже, ведь это — моя участь! — подумала Реми с ужасом. — Может, она тоже пыталась вырваться отсюда. Домой, к детям, или — к возлюбленному… Но сколько бы она ни бежала, все равно возвращалась к этому проклятому рифу!»

Она погладила узницу по засаленным волосам и вернулась к акслам-самкам.

Венценосные конвоиры тем временем привели к болоту еще узников. На уступчатых берегах стало тесно. И конвой принялся освобождать место, сталкивая в болото всех подряд. Потревоженный криль нехотя поднимался и снова оседал на поверхность вонючей жижи, на людей и на аксл.

Дошла очередь и до красоток в париках, но те неожиданно оказали сопротивление. Вскочили и подняли такой гвалт, что венценосные предпочли с ними не связываться. Обошли группку горлопанок стороной, с озлоблением спихивая в болото более покорных. Ремина лишь порадовалась, что догадалась прибиться к аборигенкам.

Искрящийся «снег» безостановочно сеялся с ночного неба. Он будет идти долго, пока не погребет под собой аборигенов и колонистов, землян и сиренианцев, навеки сплотив их в одной братской могиле…

Ремина почувствовала, что дико устала. Тело стало ватным. Веки налились свинцом. Она то и дело клевала носом, теряя равновесие.

«Ладно, — подумала отстраненно. — Раз уж хоронят заживо, то ни все ли равно…»

Потеснив соседей, Реми легла на бок и свернулась калачиком.

Увесистый пинок по ребрам вернул ее к действительности. Реми через силу поднялась. Венценосный аксла, раздувая гребень, прошипел что-то и толкнул ее к единственной тропе, которая вела из распадка. Ремине казалось, что она едва сомкнула веки, но, похоже, прошло немало времени. Стало заметно темнее. Одна из лун села за Хардеген. А еще перестал сеяться криль. Наступала следующая фаза долгой ночи Сирены.

Возле Арухова болота все пришло в движение. Дремлющих и безучастных не осталось. Между узниками носились венценосные конвоиры. Они пинками и зуботычинами поднимали на ноги нерасторопных и выстраивали вдоль тропы. Вскоре возникла длинная очередь, голова которой тонула в темноте под дендрополипами. Реми оказалась за спиной человека.

Где-то она уже видела эту рыхлую спину и покатые плечи… Вспомнив, Реми невольно охнула. Человек обернулся. Это был симмонс. Тот, кого именовали Профессором Колбасинским.

Колбасинский скользнул по ней бессмысленным взглядом и отвернулся. Ремина рванула симмонса за рукав.

— Что за черт? — пробормотал тот и снова оглянулся.

— Профессор Колбасинский, — быстро проговорила Реми. — Вы меня узнаете? Я Ремина Марвелл!

— Индифферентно, демоническая сущность! — пробурчал Профессор. — Устранись, порождение рифа!

— Да ты рехнулся! — вспылила Ремина. — Спятил, бандюган чертов! Сначала гонялся за мной по всему Хардегену с дружками, а теперь знать не желаешь! Ну, чего стоишь, террорист межзвездный? Веди меня к дружкам! Похищайте, звоните папа, требуйте любой выкуп… Ну!

Колбасинский зажал пасть мясистой ладонью и захрюкал, опасливо озираясь — не слышит ли конвой?

— Чего ржешь?

— Ох, не могу! — выдохнул Профессор, когда приступ веселья прекратился. — Ох и насмешила… Думаешь, я тут в очереди торчу ради тебя? Сейчас дойду до окошечка, выпишу квитанцию на получение одной сучки, возьму в охапку и полным ходом за выкупом?

— Точно, рехнулся…

— Нет уж, позволь, — продолжил Колбасинский. — В другое время и в других условиях я бы так и поступил. Мне законы Братства амбивалентны! Эти законы писаны только для молодняка, который рвется в дальний космос за пиратской романтикой. Матерые симмонсы уважают только один закон: бери, что плохо лежит, и рви когти, пока не отняли.

— Ну, — сказала Реми, — в чем же дело? Бери и рви когти, толстый удод…

— Затем, детка! — Профессор понизил голос до шепота; в его глазах кривлялось безумие. — Отсюда выхода нет! Это — Карлик, грязнотулечка ты моя! А Карлик — есть время демонов, порожденных рифом. Они выходят из подземных укрывищ, чтобы устроить последний допрос душам заблудших. Потому говорю тебе: изыди, демоническая сущность! Мой час еще не пробил!

Спятил, толстяк…

Ремина постаралась отодвинуться от Колбасинского подальше. Тот не заметил этого, продолжил бормотать что-то, брызгая слюной и приплясывая на месте. Пока не получил по спине духовой трубкой. Тогда профессор замолк, ссутулился и тихонько заныл на одной ноте.

«Надо поискать других симмонсов, — решила Реми. — Жереха или Лазаруса. Те не такие рохли. Вдруг они тоже здесь?»

Ремина принялась озираться, разглядывая редкие человеческие фигуры в длинной череде аксл. Это не понравилось венценосному конвоиру. Темный вздыбил мерцающие кончики усов, злобно завибрировал горловым мешком, замахнулся каменным топором. Реми сжалась в ожидании удара.

Вдруг в голове очереди полыхнуло синим светом. В тот же миг раздался отчаянный, полный невыносимой боли крик. Толпа узников заволновалась, зароптала, заквакала, заметалась. Но конвой был начеку. На возмутителей спокойствия градом посыпались удары. Из-за вершин рифов выплыли живые дирижабли. Их круглые глаза вобрали в себя яростный блеск Карлика и осветили толпу узников, подобно прожекторам. Из-под брюха дирижаблей десантировались крабопауки, грозно защелкали клешнями. Акция устрашения удалась. Пленники — амфибии и люди — притихли. Только всякий раз вздрагивали и взвывали, когда тьма за распадком озарялась вспышками и вопли боли разбивали тишину ночи.

«Эндрю, милый мой, где ты? — думала Реми, покорно переставляя непослушные ноги. — Вернись, если ты жив, уведи меня отсюда… Я не хочу умирать! Я слишком молода, чтобы умереть. У меня же еще ничего не было в жизни. Даже любви, по-настоящему… И ни одного мужчины, кроме тебя, милый… Вернись, уведи меня отсюда!»

Она настолько ушла в свои мысли, что не услышала за спиной шепот.

— Вон, видишь, трещина? Ламинарией заросла…

— Вижу. И что?

— Что-что, придурок! Нырнем, пока конвой не смотрит, отсидимся.

— А Колбасинский?

— Да хрен с ним, козлом вонючим! Операцию прогадил! Если бы не он, сидели бы сейчас в салуне на Марганцовке, вискарь дули!

— Все равно, не по-братски это… Дознаются на Призраке, нам несдобровать!

— Идиот! До Призрака — триста парсеков, а до щели — тридцать шагов!

— Тогда и девку бы прихватить. Зря мы, что ли, тут колготились?

— Совсем сбрендил? Ты что, забыл? Пилот вертушки, перед тем как трап отстегнуть, показал двойной крест! Операцию отменили! Ты думаешь, с чего кипиш поднялся? С того, что пехотура высадилась. Не ниже батальона. Зачистка, не иначе!

— Выкрутимся, не впервой. Добраться бы до базы…

— Ну что, сваливаем?

— Сваливаем!

Реми очнулась, когда венценосный, пробегая мимо, едва не сбил ее с ног. Темный гнался за двумя мужчинами, что улепетывали в сторону дендрополиповой чащи. Мчали они прытко, поэтому и другим конвоирам пришлось броситься вдогонку. Ремина поняла, что это ее шанс. Последний шанс спастись от неведомой, но страшной судьбы. И она припустила в другую сторону.

Далеко уйти не удалось.

Она добежала до густой тени, которую отбрасывала колония ночных актиний, когда вдруг ослепительный свет «прожектора» пал сверху, а ноги на ходу захлестнула клейкая петля ловчей паутины. Ремина потеряла равновесие, пропахала носом коралловую крошку и взмыла в поднебесье. Вниз головой.

Через несколько мгновений она уже висела под брюхом у «дирижабля». Из носа ее лилась кровь. Летающий кит шумно хлюпал многочисленными жаберными щелями, обдавая ее кислой вонью. Но Реми не обращала на вонь внимания.

Она болталась вниз головой и смотрела сверху на грандиозную панораму захваченного ночными акслами атолла Алехандро. Захваченного и превращенного то ли в гигантскую псевдолабораторию, то ли в камеру пыток.

35

В душевой пещере сочилась вода, и Скворцов с наслаждением подставил голову под прохладную морось. Тонкие струйки потекли за ворот рваной камуфли, каплями поползли по щекам. Будто слезы. Но егерю было не до слез, его душила ярость. Только понимание бесполезности и несвоевременности этого чувства удерживало Скворцова от нелепого поступка — кинуться на толпу венценосных бандитов, чтобы душить, рвать зубами, разбивать камнями плоские головы. Ярость душила егеря и не находила выхода…

У входа в грот возникла смутная тень и неуверенно квакнула.

Ах ты!

Скворцов сорвался с места. Венценосный не успел опомниться, как человек повалил его в коралловое крошево, стиснул кадыкастое горло безжалостными пальцами.

Темный еще несколько мгновений хрипел и бился, но это уже была агония. Скворцов подождал, пока абориген затихнет, и только потом отнял руки от раздавленного горла акслы. Огляделся. Тихо? Тихо… Хотя, какая там тишина? Атолл Алехандро гудел, как улей. Венценосные оцепили лагуну: ни дать ни взять — колохра во время облавы в трущобах Прозерпины. Правда, облава в окрестностях атолла уже завершилась. Наступала кульминация. Шли последние приготовления к главному действу. И он, экзобиолог Андрей Валентинович Скворцов, обязан был досмотреть его до конца.

Даже ценой жизни, если придется…

Он поднялся. Побрел в поселок волонтеров.

Над атоллом висели дирижабли. Летающие монстры вращали глазищами, улавливая сияние лун и блеск Карика. Столбы синего света плясали над лагуной, выхватывая странное сооружение в ее центре.

«И когда они только успели?»

Посреди лагуны возвышался живой помост из бегемотов. Четыре особи, бок о бок. Бегемоты сдержанно мычали, но с места не двигались. Венценосные акслы сложили на их спинах платформу из листов термопластика, содранного с волонтерских хижин. На платформе возлежал громадный (егерь никогда не встречал таких) электрический слизень. В отличие от флегматичных бегемотов, слизень был зол, как тысяча чертей — между рогов его то и дело проскакивали голубые молнии. Раздражение не мешало слизню пожирать охапки водорослей, которые подкладывали венценосные.

«Так-так, — думал Скворцов, — вот тебе и еще один пример управляемой эволюции…»

Слизни, как и бегемоты, — животные дневные. На время Карлика они прятались в естественных убежищах или впадали в спячку. Но эти, судя по всему, не только бодрствовали, но и чувствовали себя недурственно. Выходит, они не были дневными животными, а чем-то другим. Ночной модификацией. Мутантами. Егерь вспомнил гигантский скелет в пещере. Неудачный лабораторный образец? Не исключено. Значит, где-то в подземельях Хардегена скрывались и живые образцы. Экспериментальные модели, на которых отрабатывались все новые и новые улучшения.

Оцепление заволновалось, задвигалось, пропуская к лагуне чудовищную процессию. Это были коньки-осьминоги. Потешно (хотя Скворцову было не до смеха) кивая лошадиными головами, они надвигались на берег сплошной желеобразной массой, в которой с трудом можно было различить отдельных особей.

Егерь притаился за автоматом для «попкорна», молясь, чтобы телепаты с щупальцами не почуяли его. Но конькам было не до человечишки, они занимали плацдарм. Скворцов видел, что коньки пытаются выстроиться в шеренгу, создать оцепление внутри оцепления. Получалось у них плохо. Пришлось вмешаться венценосным. Темные акслы бесцеремонно хватали телепатов за щупальца и отводили каждого на положенное место. Кваканье и визг при этом стояли адские.

Наконец как-то все устроилось. Коньки растянулись неровной цепочкой вдоль кромки лагуны и застыли. Если можно считать застывшим непрерывно взбалтываемый студень.

Скворцов затаил дыхание. Он понимал, что этот парад — неспроста, что сейчас появится кто-то главный. Видно из-за автомата было хреново. Егерь, рискуя быть обнаруженным, передвинулся чуть ближе.

И тогда он увидел.

Со стороны Хардегена бесшумно выплыл живой дирижабль. Самый огромный из всех. Он затмил своей тушей звезды, луны и Карлик. Прожектора меньших дирижаблей погасли, но гигант развернул к ночному солнцу исполинские глаза, и в Алехандро стало светлее, чем днем. В этом мертвенном свете было отчетливо видно, как из-под брюха летающего Левиафана спускаются крабопауки. Между их панцирями висела паутинная сеть, которая поддерживала еще одного конька-телепата…

Нет, не конька.

Скворцов всмотрелся.

Ореол щупалец, студенистое тулово, а выше…

Выше был человеческий торс. Пара худых рук. Узкие плечи. Лысая голова…

Самуил Аркадьевич? Какими судьбами?

Старого учителя, которого много лет назад поглотила сиренианская ночь, не могло здесь быть. А это очень похожее на мудрого экзобиолога Розенталя существо — лишь очередной мутант. Порождение больной фантазии Большого барьерного рифа Хардегена.

Человек-осьминог сошел на землю. Повертел головой, поквакал. Из штаб-квартиры Юнион Гэлакси выглянула венценосная аксла. Та самая королева Сирены, что спасла жизнь Скворцову и Ремине в подземельях Хардегена. Правда, это еще вопрос: спасла ли?..

Не торопясь, будто коллеги-ученые на прогулке в университетском парке, венценосная самка и человек-осьминог прошлись вдоль берега, время от времени обмениваясь горловыми трелями и кваканьем. Егерь дорого бы дал, чтобы узнать, о чем они ведут беседу. Подойти и спросить? Ведь он тоже ученый. Его тоже волнуют проблемы эволюции. Тем более — эволюции управляемой. Но еще больше волнует, куда эти твари спрятали Реми и что они собираются с ней сделать.

Он обязательно спросит. Липового Розенталя ли, венценосную ли акслу — безразлично. Он вытрясет из них ответы, прежде чем его убьют. А в том, что его убьют, Скворцов уже не сомневался.

Действо между тем набирало обороты. Венценосная самка раздула гребень, встопорщила светящиеся усики и громко зарокотала горловым мешком. Этот звук подхватили остальные ночные акслы. Рокот нарастал, в нем стал прослеживаться прерывистый ритм. Коньки принялись приплясывать, качая лошадиными головами. На их одинаковых мордах застыла улыбка. Самое отвратительное, что и псевдо-Розенталь начал раскачиваться на осьминожьих своих щупальцах. Правда, на лице его — егерь хорошо это видел — была гримаса страдания.

Несколько венценосных приладили к краю платформы металлический трап. Человек-осьминог, продолжая двигаться в такт горловой песне аборигенов, взобрался на платформу. Вслед за ним поднялась венценосная королева. Она встала рядом с электрическим слизнем, подняла лягушачью лапу. Рокот оборвался.

В наступившей тишине послышалось шарканье множества ног. На берегу появилась первая группа пленных аксл. Они шли, понурив головы с опавшими гребнями, словно овцы на заклание.

Не хотели они взрослеть, не хотели становиться разумными, не хотели познавать Вселенную, о которой не имели ни малейшего представления. Акслы хотели просто жить, добывать пищу, размножаться, растить детей, развлекаться в меру своего интеллекта. Совсем как люди. По крайней мере, как большинство людей на Земле, на Сирене, и на всем невеликом множестве колонизированных планет.

Венценосный демон приволок рюкзак с ампулами, втащил его на платформу, почтительно подал псевдо-Розенталю. Другие ночные акслы стали подгонять к трапу дневных сородичей. Человек-осьминог надломил кончик ампулы и вытянул ее содержимое присоской щупальца. Так же он поступил и со следующей ампулой. Движения его становились быстрее. Мелькали ампулы со стимулятором, мелькали щупальца. Вдруг псевдо-Розенталь замер, хрипло квакнул. Тотчас по трапу взбежал прислужник и унес опустошенный рюкзак. Использованные ампулы человек-осьминог просто швырял в воду.

Королева коротко рыкнула. Венценосная прислуга втащила на платформу сразу нескольких аксл. Псевдо-Розенталь придвинулся к ним, обхватил щупальцами. Откинулся назад, выгнул спину. По щупальцам пробежала судорога. Даже в этот момент акслы не посмели сопротивляться. Когда монстр отпустил пленников, они просто повалились на платформу. Прислуга сбросила их в лагуну, как ненужный мусор. И привела следующую партию. Все повторилось еще раз. За второй партией последовала третья, за третьей — четвертая. Те акслы, что оказывались в воде, иногда сбрасывали оцепенение и выползали на берег. А иногда…

В это трудно было поверить, но амфибии тонули! Тонули, потому что им незачем было жить!

Скворцов постиг суть происходящего. Псевдо-Розенталь при помощи присосок делал акслам инъекции стимулятора роста. Но не всем акслам препарат шел впрок. Способные к дальнейшему развитию выживали. Неспособные теряли волю к жизни и тонули. Просто и эффективно. Бесчеловечно. Но ведь здесь не было людей. Ни одного человека, кроме экзобиолога Скворцова, который со смесью отвращения и любопытства наблюдал за происходящим. За экзекуцией. За избиением младенцев.

Да, это было второе избиение младенцев, свидетелем которого стал Скворцов на Сирене. И, кажется, теперь он понял смысл первого. Дневные акслы убили почти всех головастиков, потому что не хотели, чтобы их детеныши попали в лапы ночным.

Время шло. Одна из лун спряталась за хребет Хардегена. Стало темнее. И в этот момент егерь увидел первого человека в веренице аборигенов. Тощая фигура, копна спутанных волос…

Реми!..

Но в следующее мгновение Скворцов понял, что ошибся. Венценосные демоны схватили женщину за локти и поволокли на платформу, вернее — на эшафот. Женщина выгнулась в лапах прислужников ночи, и егерь увидел, что ее большие плоские груди болтаются, как тряпки. У него отлегло от сердца — не Реми. Скорее всего — фермерша, жертва Карлика. Женщину втащили на эшафот, но подводить к человеку-осьминогу не стали. Ей была уготована другая судьба.

Дикий вопль, полный смертной муки, перекрыл все иные звуки.

По знаку венценосной королевы темные положили женщину между рогов электрического слизня. Раздраженный столь бесцеремонным обращением, слизень выдал такую вольтову дугу, что несчастная задергалась в конвульсиях. Сбитые в колтуны космы встали дыбом. Венценосная аксла жестом велела снять пленницу с головы слизня и поставить ее перед человеком-осьминогом.

Женщина висела в лапах своих мучителей, с губ ее стекала пена. Псевдо-Розенталь возложил на голову женщины руки, словно благословляя. При этом над лысиной его замерцал мертвенно-синий нимб. Человек-осьминог, не отнимая рук от головы пленницы, принялся раскачиваться и бормотать. До Скворцова долетали лишь отдельные слова: «…добавить щепотку… перемешать… дура-соседка… кобель несчастный… ламинария не уродилась…» И вслед за псевдо-Розенталем стали раскачиваться и бормотать коньки в оцеплении. Неприхотливые мысли фермерши, мелкие ее житейские заботы и страхи в исполнении сиренианских монстров загремели над атоллом зловещим гимном. И вдруг человек-осьминог оборвал его. Обвил «выпотрошенную» женщину щупальцем и швырнул в лагуну.

«Пообрывать бы уроду шланги! — подумал егерь. — Показать гадине, как следует обращаться с людьми! Реми, где же ты? Жива ли? Увижу ли я тебя снова?»

А экзекуция продолжалась. Опять пошли акслы. Опять посыпались в воду обездвиженные тела. Привели нескольких оборванцев. Егерь с первого взгляда узнал в них стервятников из подземелий Хардегена. Оборванцев тоже было жалко — люди все-таки, — но Скворцов держал свое сердце в тисках. Человек-осьминог выкачал из них информацию, надо думать, столь же бесполезную, что и из фермерши. Стервятники канули в лагуну, в которой уже было тесно из-за мертвецов. Потом снова потянулась череда аборигенов.

Ремины не было видно. Несколько раз егерь принимал аборигенок в причудливых париках из водорослей за нее.

Вдруг на платформу-эшафот подняли…

Скворцов не поверил своим глазам! Это была троица симмонсов: Жерех, Лазарус и Колбасинский! Бандюганы пытались отбиваться, но на них навалилось сонмище демонов, и экзекуция пошла своим чередом. Симмонсы извивались между электрических рогов слизня, харкали кровью, мочились и гадили, а потом со страшной скоростью «выбалтывали» псевдо-Розенталю, что знали.

Егерь понял, что речь шла о разных темных делишках, назывались какие-то имена, планеты, координаты, шифры, позывные, суммы. Эта информация показалась человеку-осьминогу любопытной, и бандитов подвергли пытке электричеством еще несколько раз. Первым не выдержал Колбасинский. За ним в воду полетел Лазарус. Жерех держался дольше всех, но и ему пришел конец. Напоследок псевдо-Розенталь, а следом и коньки прокричали что-то о батальоне звездной пехоты.

Скворцов испытал мрачное удовлетворение. Симмонсы, из-за которых начались их с Реминой мытарства, получили свое. По заслугам! Чище будут межзвездные трассы. Меньше жен получат похоронки. Меньше детей останется сиротами. Егерь только жалел, что не его рука оборвала смрадную жизнь троицы. Но он забыл обо всем на свете, когда на эшафоте возникла Реми…

Она появилась не из общей очереди обреченных на заклание, она сошла с небес. Живой дирижабль опустил дочь миллионера Эдмонда Марвелла на шаткий помост, залитый кровью и испражнениями. Измученная, еле-еле стоящая на ногах, бледная, невзирая на страшный ночной загар от ультрафиолетового излучения Карлика.

У Скворцова защемило сердце. Он вдруг сообразил, что любит этого заморыша, как никого никогда не любил.

Он больше не мог выжидать и осторожничать. Он кинулся в бой.

Венценосные демоны бросились ему наперерез, размахивая топорами и мотыгами. Но трудно остановить сержанта звездной пехоты, пусть и бывшего, когда он дерется не по приказу, а за жизнь любимой. Егерь с ходу отобрал каменный топор у одного темного, тут же раскроил череп второму…

— Эндрю! — крикнула Реми. — Любимый! Спаси!

Ударом плеча он сбросил в лагуну сразу двух венценосных. Взлетел по трапу. Перебил горло служителю, что встал у него на пути. И на этом везение Скворцова закончилось.

Человек-осьминог — господин псевдо-Розенталь — встретил его у края платформы. Обвил щупальцами, стиснул, поднял в воздух. Отнял топор, как у мальчишки, и отшвырнул, не глядя.

— Отпусти… — прохрипел Скворцов. — Отпусти девушку, Самуил Аркадьевич! Она не знает ничего… Меня… меня допроси! Я знаю много, очень много!

Человек-осьминог смотрел на него снизу вверх, и в глазах его стояло уныние. Бесконечная тоска существа, обреченного на многолетнюю пытку.

«Ошибаешься, Андрюша, — раздался в голове егеря суховатый старческий говорок. — Она знает достаточно. Волонтер Кристо многое ей выболтал: степень обеспеченности, пути поставок, планы по расширению миссии на Сирене, деятельность ЮГ на других планетах. И это замечательно, Андрей, потому что нам не выкурить труса из сейфа».

— Отпусти девчонку! — повторил Скворцов. — Я знаю больше! Зачем забирать у нее жизнь?

«Ни к чему… — ответствовал телепат. — И тебе она ни к чему, Андрюша. Пожелай только, и у тебя появится сколько угодно Ремин Марвелл. Их можно будет улучшать: делать красивее, сексуальнее, послушнее…»

— Так же, как вы улучшили Ветерка?! — воскликнул егерь. — Как улучшили тебя, мой старый друг?! Оставь ее в покое! Возьми меня и улучшай сколько влезет!

«Так и случится, — отозвался псевдо-Розенталь. — Я слишком устал, мне нужна смена. Когда-то я заменил биолога с „Левкоя“. Он был очень дряхл. Риф не умел создавать качественные модификации, хотя был способен на многое. Ведь это он спас биосферу Сирены, когда Карлик выпил океаны. Фотодиссоциация, понимаешь? Кислород насытил атмосферу, а водород пошел на топливо для биореакторов Рифа. Это он приспособил себя и своих бесчисленных симбионтов к условиям на суше. Ему не хватало лишь интеллекта, способного на научное систематическое мышление. День, когда на Сирену сел „Левкой“ с грузом стимулятора и с пассажиром-биологом на борту, открыл для Рифа новую эру в усовершенствовании Сирены. Теперь Риф нуждается в тебе, в твоем подготовленном интеллекте!»

— Хорошо-хорошо, — перебил его Скворцов. — Я стану тем, кем ты хочешь. Только отпусти Реми!

«Ты ничего не понял, Андрюша, — вздохнул человек-осьминог. — Если жизнь однажды возникла, она не исчезнет без следа…»

Псевдо-Розенталь отключился от сознания егеря, и тот услышал, как кричит и бьется Реми под ударами животного электротока…

Скворцов извернулся и кованым каблуком изо всех сил ударил бывшего учителя в висок. Череп человека-осьминога лопнул, как тухлое яйцо. Выплеснулась мерцающая зеленоватая слизь. Щупальца монстра утратили упругую силу, и егерь вверх тормашками полетел в заваленную трупами лагуну.

36

Рыбособаки нашли его первыми.

Он лежал поперек тропы, заслоняя от лучей оранжевого солнца тело мертвой женщины. Неудивительно, что рыбособаки и его приняли за мертвеца. С опаской, то и дело отскакивая, они стали хватать его за штанины, подбираясь к обожженной Карликом коже. Облачка криля при каждом броске рыбособак нехотя снимались со спины, головы, плеч… Когда на тропе появился дон Кристобаль Гонсалес де Ла Вега, рыбособаки осмелели настолько, что принялись грызть кисть вывернутой руки, в которой была зажата пустая ампула.

— А ну брысь! — закричал Кристо, пинками отгоняя падальщиков.

К нему присоединился аксла Афон. Абориген заколошматил духовой трубкой по чешуйчатым спинам. Рыбособаки поспешили убраться. Они зарылись в песок среди желто-красных актиний, чтобы дождаться, когда двуногие и прямоходящие позволят им продолжить пиршество. Рыбособакам было известно, что двуногие не едят падаль.

Дон де Ла Вега наклонился к Скворцову, перевернул на спину. Приложил ухо к груди.

— Живой, — пробормотал он и легонько потрепал егеря по щекам.

Скворцов судорожно вздохнул. Веки его затрепетали. Кристо сорвал с пояса фляжку, отвинтил пробку, приподнял голову егеря и влил несколько капель между запекшимися губами. Скворцов глотнул, заперхал. Открыл глаза. Его взгляд был безумен и дик. Егерь не узнал магистра сиренианского отделения Юнион Гэлакси, отпихнул его, сел, опираясь на дрожащие руки, как аксла перед прыжком.

— Боже мой, Эндрю, — проговорил Кристо. — Как же ты…

Скворцов пробурчал что-то невнятное, вскочил, замахнулся на магистра, но Афон успел перехватить его кулак. Егерь отпрыгнул, застыл, переводя полоумный взгляд то на Кристо, то на нового телохранителя в футболке с логотипом ЮГ. Аксла поигрывал духовой трубкой и улыбался лягушачьим ртом.

Мессир магистр тоже улыбался. Сочувственно, с искренним желанием помочь. Кристо был немного бледен, сказывались четверо суток, проведенные в запертом, душном помещении. Но он выглядел гораздо лучше обожженного, измазанного в крови и блевотине оборванца с диким, блуждающим взглядом.

— Ты, ты… — выдавил оборванец, показывая на труп, облепленный летучим крилем. — Ты убил ее!

— Кого? — изумился Кристо. — Эту сеньору? Да что случилось, Эндрю?! Вы же должны были отсидеться в «Левкое»! Там безопасно. Я сам однажды пересидел в нем Карлик.

— Ты убил ее, — монотонно, как справочный автомат, повторил Скворцов. — Она тебе верила! Она любила тебя! А ты…

Он упал на колени, обхватил обожженными пальцами седой затылок и зарыдал.

— Афон, — сказал магистр, — дуй бегом в Алехандро, приведи ребят! И пригласи сеньору Бергсон, пусть захватит аптечку!

Аксла мотнул плосколобой головой, запихнул трубку за пояс и шарахнул всеми четырьмя когтистыми лапами по коралловой крошке. Пропал в зарослях рыжей ламинарии.

Кристо присел рядом с егерем, вытащил из нагрудного кармана золотой портсигар, отщелкнул крышку.

— Закуривай, дружище, — проговорил он. — Сам я не курю, но держу на всякий пожарный случай…

Не поднимая головы, Скворцов сунул распухшие пальцы в портсигар, но вытащить плотный цилиндрик «Кэмела» не сумел. Помял только.

— Подожди, — буркнул Кристо. — Я сам…

Он выудил сигарету, щелкнул никелированной зажигалкой. Кривясь от отвращения, раскурил. Сунул егерю в губы. Тот благодарно замычал, затянулся как следует. И закашлялся, едва не выронив сигарету. Следующая затяжка пошла уже лучше.

Кристо протянул ему флягу.

— На вот, хлебни, — сказал он. — Мадера из фамильных запасов.

Егерь принял и это подношение. Несколько минут они молчали. Скворцов пыхтел сигареткой, прикладывался к фляжке. На Кристо он не смотрел.

— Ты вправе ненавидеть меня, Эндрю, — сказал тот. — Я совершил ошибку. Самую омерзительную из своих ошибок. Не надо было вас отпус… выгонять из атолла. Понимаешь, Эндрю, я испугался. Слишком многое свалилось на нас. Сначала вы с сеньорой Марвелл. — Он покосился на обнаженный труп женщины, чье лицо было скрыто копной сбитых в колтуны волос. — Вы появились утром, со стороны главного хребта Хардегена. Что я должен был подумать, Эндрю? Мы живем здесь, как на вулкане, и не ждем от Хардегена ничего хорошего. Прошедшая ночь доказала, что мы не так уж сильно заблуждались. Вы пришли, и следом пожаловали симмонсы. А обычаи симмонсов известны. Если противник слабее, они не оставляют ему никаких шансов. Я уже не говорю о следах босых ног неизвестного, который последовал за вами. Да, я струсил. Знаю, это недостойно потомков королей, но дело ведь не только во мне. Прежде всего я думал о судьбе миссии! Избиение головастиков стало дурным знаком. Предвестием ночного погрома… Атолла Алехандро больше не существует. Дома и оборудование уничтожены. Лагуна кишит трупами. И речи нет, чтобы восстановить поселок на прежнем месте. Соберем, что осталось, и переберемся в Санта-Коэльо. Ричи Макги приютит нас на первое время.

— Передай ему, — просипел егерь, — что я избавил Ветерка от мучений…

— Что? Ах да, конечно… Обязательно передам.

Кристо поднялся. Заозирался, выглядывая волонтеров, которых должен был привести Афон.

Где эта чертова амфибия! За смертью его посылать…

На экзобиолога магистр старался не смотреть. Не было ничего удивительного в том, что бравый следопыт и естествоиспытатель спятил. Пережить Карлик и не спятить невозможно. Пожалуй, не стоит говорить ему правду. Она его может убить…

Андрей Скворцов покосился на долговязую фигуру потомственного гранда. Кристо был одет в линялую тропическую униформу ЮГ, на голове сидел идиотский пробковый шлем.

…Что мне жалкие твои оправдания, сеньор гранд, когда ОНА умерла, выдавая ничтожные твои сектантские секреты. Ты сколько угодно можешь приобщать аборигенов к цивилизации, но тебе нечего противопоставить дикой охоте ночных аксл. Твои потуги — ничто по сравнению с великим замыслом Рифа. Тысячи островков и целые архипелаги, вроде Хардегена, покрывают планету. Они кишат жизнью… Жизнью, обладающей неслыханной витальной силой. Перед ней не устоят ни твои волонтеры, ни миссионеры церкви Вседержителя, ни даже звездная пехота!

— Наконец-то! — воскликнул Кристо. — Сеньора Бергсон, займитесь потерпевшим!

На тропе стало тесно. Прибыла ватага волонтеров. Перемазанные, озлобленные… и обрадованные, что удалось свалить на время из разоренного атолла, где гниют трупы, кишат падальщики и роятся тучи дневного криля. Волонтеры кинулись было к мертвой, но Скворцов зарычал на них хуже зверя. Люди Кристо недоуменно уставились на сумасшедшего. В психе с трудом можно было узнать рубаху-парня Эндрю, с которым они обошли все окрестные рифы. Кристо жестом велел не трогать покойную. Волонтеры пожали плечами, сгрудились в сторонке и задымили цигарками.

Рядом со Скворцовым присела врачиха. Раскрыла походную аптечку. В ее далеко не стерильных руках появился одноразовый шприц.

— Что вы собираетесь вколоть, мисс Бергсон? — отстраненно поинтересовался егерь.

— Ничего особенного, Эндрю, — отозвалась она. — Транквилизатор, чтобы поддержать нервишки. Тебя бы в больницу. Площадь ожога велика… Непонятно, как ты вообще держишься…

Она сделала ему укол. Скворцов вдруг захихикал. Врачиха невольно отпрянула, заморгала испуганно.

— В том, что я держусь, нет ничего удивительного, — егерь сардонически улыбнулся. — Вы когда-нибудь слыхали об этом препарате, мисс Бергсон?

И он показал на раскрытой ладони пустую ампулу от радикального стимулятора роста. Врачиха сграбастала ее, посмотрела на просвет. Присвистнула.

— Взгляни, Кристо!

Магистр без всякого интереса воззрился на ампулу.

— Ну и что это?

— Панацея… почти, — быстро ответила мисс Бергсон. — Препарат, которого официально не существует. Эндрю, видимо, высосал содержимое ампулы и только поэтому еще жив.

— Так точно, — подтвердил егерь. — Нечем было вколоть.

— Где ты это взял? — спросил Кристо уже с непраздным интересом.

Скворцов хмыкнул.

— Не поверишь, но под самым твоим каталонским носом, — проговорил он. — На «Левкое» еще ящиков сто таких…

Кристо нервно оглянулся.

— Тише-тише! — прошипел, опуская ниже пробковый шлем. — Ребяткам незачем знать, что они перекуривают в двух шагах от миллионов кредов…

— А мисс Бергсон?

— Сеньора Бергсон, — произнес магистр заискивающим тоном, — самый надежный человек в моей команде. Она в Юнион Гэлакси уже пятнадцать лет!

— Четырнадцать с хвостиком, — скромно уточнила врачиха. — Разумеется, я не разболтаю этим прохвостам. Хватит им и контрабандного марганца!

Курильщики перестали перешептываться, поглядели на врачиху. Мисс Бергсон понизила голос:

— Часть препарата следует обязательно оставить для нужд госпиталя миссии, Кристо!

— Всенепременно, — откликнулся тот. — Если панацеи и впрямь так много, как утверждает Эндрю, мы сможем оцивилизовать десять таких атоллов, как Алехандро!

— А они десять раз придут и десять раз учинят бойню, — пробормотал Скворцов. Перед его глазами искрилась крилевая вьюга, он все еще был там — на помосте, в слепящем свете прожекторов живых дирижаблей, в щупальцах человека-осьминога. Вспомнилось, как он бродил потом по грудь в воде — потерянный и едва живой, — переворачивал утопленников, всматривался в лица аксл и людей, искал ту, единственную…

— Что ты говоришь, Эндрю? — переспросил Кристо.

— Далеко пойдешь, магистр, — отозвался тот. — Быть тебе Верховным, помяни мое слово. Но ампулки не пойдут тебе впрок, если… если не поможешь воскресить мою Ремину.

Кристо поглядел на мисс Бергсон. Та чуть заметно пожала полными плечами.

— Так что, трусливый сектант, — Скворцов прищурился, — по рукам?

— Видишь ли, Эндрю… — Кристо пожевал губами. — Не хотел говорить, но ты заблуждаешься касательно сеньоры Марвелл.

Скворцов вскочил.

— Что значит заблуждаюсь?! — выкрикнул он.

Волонтеры перестали балагурить, бросили чинарики, придвинулись поближе. За спиной Кристо бесшумно возник Афон с духовой трубкой наготове. Мисс Бергсон извлекала из аптечки еще один шприц.

— Дело в том, — продолжил Кристо, — что после вашего ухода из Алехандро вернулся Семен. Принес запчасти для рации. И вот сегодня ночью мы узнали, что родная дочь мистера Эдмонда Марвелла вернулась в Прозерпину. Цела и невредима.

Скворцов рванулся к мертвой женщине — криль рассерженно загудел, но не снялся с трупа, — схватил за окоченевшие плечи, перевернул на спину, откинул копну волос. Большие иссохшие груди скользнули вбок.

— Это же Марта! — ахнула врачиха. — Марта Скваронски! Я знаю ее мужа, он — фермер из предместий Прозерпины! Марта пропала год назад.

Егерь в ярости отшвырнул покойницу. Безжизненное тело этой совершенно незнакомой женщины он выволок из лагуны. Это ее он тащил на себе по ночному рифу, убивая всякого, кто заступал ему дорогу. Это над нею рыдал, убитый горем. Над нею… а думал — над Реминой.

— Сведения верные, — бетонными плитами падали слова. — Их сообщил начальник колониальной охраны Персефоны. Ремина Марвелл нашлась. Перед заходом оранжевого солнца ее доставил в столицу миссионер Арух. Отбой тревоги…

Но Скворцов уже не слышал этих слов, в его ушах зазвучал суховатый старческий говорок:

«Ты ничего не понял, Андрюша. Если жизнь однажды возникла, она не исчезнет без следа…»