Егерь. Девушка с Земли Хорсун Максим

10

Брюхо темно-фиолетовое, как небо Сирены, спина оранжево-красная, под стать рифовому лесу. Широкие крылья покрыты хрящевыми шипами, глаза выпучены и неподвижны, жабры превратились в торчащие наружу дисковые пилы, в своеобразные мясорубки. Ими жаброхват срезает плоть со спин крупных животных, как снимает стружку рубанок. Ими перемалывает мясо и забрасывает в раздвоенный пищевод. Жаброхват планирует, чутко ощущая воздушные течения, ему помогает держаться на лету брюшной пузырь, наполненный водородом. Когда пуля пробивает пузырь, жаброхват взрывается: звучит громкий хлопок, и на землю валятся потроха и перекрученные хрящи. Остальных жаброхватов — а они обычно нападают стаями — не пугает ни шум, ни перспектива моментальной смерти; это тупые и кровожадные создания, они живут лишь рефлексами.

Люди и акслы — слишком мелкая и верткая добыча, но, когда поблизости нет ни клоунов-ворчунов, ни бегемотов с акульими пастями, жаброхваты готовы попытать удачи.

Проводник выпрыгнул из-под водяных струек, на четвереньках кинулся под защиту коралловых арок. Жаброхваты атаковали его в первую очередь как более привычную цель. Аксла, сам того не предполагая, уберег симмонсов и их пленников. Самого же аборигена воздушные хищники четвертовали в нескольких шагах от желанного убежища. Когда они развернули жаберные пилы в сторону людей, те уже покинули открытое пространство. Жерех и Марашек принялись палить из-под дендрополиповой поросли, Колбасинский приглядывал за Лазарусом, Лазарус — за пленниками, а Скворцов поддерживал Реми, руки которой все еще оставались связанными. В считаные секунды симмонсам удалось на треть проредить стаю жаброхватов. Грохот стоял отменный, а ошметками засыпало площадку и оставленные на ней рюкзаки.

Реми подумала, что стрельбу и взрывы обязательно кто-то да услышит в каком-нибудь поселке по эту сторону Большого барьера Хардегена. Ведь ее ищут, ищут с того самого момента… как она укатила из Прозерпины на джипе Скворцова? Наверное, так. И егерь, очевидно, числится в похитителях. Она поглядела на Скворцова, а тот как раз отдирал скотч с ее запястий. Заметив взгляд Реми, егерь легонько сжал ее плечо и ободряюще подмигнул.

Жаброхваты, опьяненные запахом собственной крови, норовили достать людей под дендрополипами. Они кидались вниз и на бреющем проносились между стволами, они застревали в ветвях, предоставляя симмонсам возможность всадить в них пулю или заряд дроби. Брюшные пузыри взрывались, во все стороны летели внутренности и куски полипов. Жерех и Марашек перебегали от полипа к полипу и выпускали пулю за пулей, Колбасинский и Лазарус стали отступать в глубь чащи, Скворцов и Ремина застряли на краю прогалины между первыми и вторыми.

Жаброхваты нападали так часто и столь беспорядочно, что сражение с ними превратилось в бойню. В этой круговерти у симмонсов стали сдавать нервы, они все чаще стреляли друг в друга, тогда как жаброхваты подбирались ближе и ближе.

— Замрите! — Скворцов прижал Реми к земле. — Они могут фокусировать зрение только на подвижных объектах!

— А вы?.. Куда же вы?

Он не ответил, кинулся через прогалину к Жереху. Тут же два жаброхвата спикировали с зенита, и Скворцову пришлось упасть, перекатиться кувырком. Шипастые крылья хлопнули у него над головой, он услышал, как гудят костяные пилы и как булькает секрет, которым они были смазаны.

Жерех направил револьвер на Скворцова. Лицо главаря было испачкано кровью и желчью жаброхвата.

— Вы у меня забрали!.. — крикнул Скворцов. — Штуковина с антенной!..

Он отпрыгнул, пропуская жаброхвата на расстоянии вытянутой руки. Снова рванулся вперед, перебежал ближе к Жереху.

— Отдай штуковину! Сигнал! Отпугнет жаброхватов! — прокричал на бегу егерь. Он снова едва разминулся с жаберными пилами, упал среди кочек, поросших рыжей ламинарией.

— Поисковый пеленгатор? — ухмыльнулся Жерех, выглядывая из-за ствола полипа.

— Не валяй дурака! — Скворцов приподнял голову. — У нас нет систем слежения такого уровня! Это пугалка! — Ему пришлось распластаться на земле, но через секунду он снова вскочил на ноги: — Это голос ночных рифов! Имитация! Голос Карлика!

Жерех достал из кармана штуковину с антенной. Реми глядела на перебежки егеря с другой стороны прогалины. Приборчик в руках главаря симмонсов показался ей знакомым.

Да! Видела. Скворцов приманивал им сейсмурию. Как давно была та охота… сегодня утром.

Долги дни Сирены.

— Просто нажми на кнопку! — закричал Скворцов.

— Босс, патроны закончились! — воззвал из-за облака пороховой гари Марашек.

— У Лазаруса потеря сознания! — послышался голос Профессора Колбасинского.

И следом закричала Реми: жаброхват спланировал на прогалину, развернул крылья, уставился тремя глазами — большим, центральным, и двумя малыми, боковыми, — на жертву.

— Реми, замрите! — снова заорал егерь.

Но Реми поползла: на локотках, на коленочках, пятясь. Подальше от хлопающих крыл, от вращающихся жаберных пил, от страшных бессмысленных глаз. А жаброхват двинул на нее стеной мышц, ороговевшей кожи и шипов… а потом разлетелся тучей зловонных брызг.

В ушах Реми зазвенело, она уткнулась лицом в землю и со странной апатией поняла, что не может больше пошевелиться. Сквозь темную пелену, застилающую взор, она увидела, как тают в небе остатки стаи жаброхватов.

Дальше роль проводника пришлось играть Скворцову. Реми надеялась, что егерь заведет проклятых симмонсов в какое-нибудь болото, но тот, похоже, решил не шутить с Жерехом и компанией. Скворцов пользовался гравитационным компасом Реми и кустарной картой; он не столь уверенно, как аксла, но все же бодро вел нежеланных спутников к подножию Барьера.

Вскоре Марашеку и Колбасинскому пришлось взяться за мачете, средний ярус рифа встретил их густыми зарослями сине-зеленой водоросли. Лазарус присматривал за Реми, хотя та и не думала о побеге. Куда? В пасть очередной твари? С голыми ногами через поля ядовитых морен? По сторонам глядел Скворцов, а Жерех не спускал глаз с егеря. Реми полагала, что у Скворцова есть план. Когда он останавливался, чтобы свериться с картой и почесать в задумчивости щетинистый подбородок, Реми настойчиво пыталась заглянуть в его глаза. Она надеялась, что егерь снова подмигнет и в его зрачках вспыхнут лукавые искорки. Но Скворцов, будто нарочно, отворачивался или закрывал лицо полями шляпы.

В долине, прилегающей к Барьеру, кипела жизнь. Чинно паслись в низине клоуны-ворчуны; мелькали среди молодых полипов их бока в желтую и черную полоску. Над сетью болот носились рыбоптицы. Из грязи торчали спины неких исполинских созданий; с очевидной ленью они вынимали из болота плоские головы, стонали сонно и уныло, снова зарывались в топь да выплескивали через спинные дыхальца фонтаны бурой воды. В высоте планировали, расправив крылья, вездесущие жаброхваты, на людей они не обращали ни малейшего внимания.

— Привал! — распорядился Жерех, после того как они пробрались через нижний ярус рифа.

— Осторожно, губки! — не преминул напомнить Скворцов: Реми была едва жива от усталости и чуть-чуть не примостилась на поджидающего раззяв вампира.

Жерех забрал у егеря карту, вынул из рюкзака потертый карманный компьютер, пару раз ткнул грязным ногтем в экран, что-то подсчитал.

— Здесь мертвая зона, — обратился к нему Скворцов. — Радиолокационные станции колонистов ничего не видят в тени Барьера.

— Заткнись, — отмахнулся Жерех.

Он переключил компьютер в режим видеосъемки, навел объектив на пленницу. Реми поняла, что сейчас заплачет, и поспешила отвернуться.

— Нас заберут из этой точки, правильно? — поинтересовался Скворцов. Равнодушный тон дался ему нелегко; егерь лихорадочно пытался что-нибудь придумать. Ну хоть что-нибудь!

— Поваляйся пока, накопи силы.

— Зачем это? — снова спросил Скворцов.

— Сейчас обратно пойдешь, — ответил Жерех.

Скворцов шумно сглотнул и поглядел на Реми.

— Ходоком у меня послужишь, — продолжил главарь; он вынул из компьютера карту памяти, вложил ее в треснутый пластмассовый футляр. — Держи. Передашь это отцу девчонки.

— Почему я?

— А кто еще?

— Ну а если я сверну не в ту сторону?

— Брось, егерь. Ты не свернешь «не в ту сторону», — Жерех оскалился. — Доберешься до Персефоны, оттуда свяжешься с Марвеллом. До Карлика должен успеть, если не будешь чесаться.

— И в самом деле! Я сыт приключениями. Вот прямо сейчас домой пойду, если отпустишь.

Жерех прищурился:

— Не хочешь девчонку оставлять? Кто она тебе? В глаза не смотреть! Подружка? Нет. Рылом ты не вышел. В чем же дело?

— Репутация фирмы, — буркнул егерь.

— Брось! Репутация не может быть дороже жизни. Твоей и… — Жерех махнул рукой, — вот ее. Понимаешь ли, мы не собираемся с этой барышней долго возиться. Так что поспеши. Песочек уже сыплется. Сыплется, паскуда, оч-чень быстро.

Скворцов положил футляр с картой памяти в нагрудный карман безрукавки.

— Мне нужно оружие, — сказал он.

Жерех усмехнулся и помотал головой.

— Пройти через риф без оружия?! Ты сам видел, какие дела творятся среди кораллов! — возмутился егерь.

— Проявишь сноровку, — пожал плечами главарь.

— Ладно! — Скворцов выдохнул. — Черт с тобой. Верни хотя бы мою пугалку. Ну, с антенной которая. И мачете бы еще…

Главарь кивнул.

Реми не сразу поняла, о чем толкуют эти двое. Сначала смысл сказанных слов попросту просачивался через нее — разбитую, угнетенную, — что вода сквозь песок. Потом она заволновалась, а еще через миг едва не упала без чувств.

Их разделяют!

Больше никто не поддержит ее!

Она окажется наедине с бандой убийц и садистов!

Скворцов сел рядом, положил ей на плечи исцарапанные руки.

— Я уйду. Так нужно. Мужайтесь, они вас не тронут. А про песочек, который быстро бежит, — это блеф чистой воды. Они потеряли слишком много людей, чтобы перечеркнуть все, ради чего в лепешку расшибались…

Лицо егеря показалось Реми каким-то крупным, неприятно четким. Как портрет, написанный маслом крупными мазками. Он что-то объяснял ей, и голос его гудел, точно ветер над болотами: горячий, сухой и бессмысленный.

Когда отец сказал ей, что мамы больше нет, он тоже был похож на ожившую картину. И голос его казался таким же — пустым.

— Я сообщу вашему отцу о том, что произошло. Уверен, что помощь прибудет быстро. Вы только не раскисайте, Ремина. Представьте, какую замечательную книгу вы сможете написать позднее. Остросюжетную.

— Издеваетесь? — выдавила усмешку Реми.

— Я скоро вернусь! — одними губами произнес егерь.

— Ну и иди в задницу! — Реми отвернулась. Увидела, что Марашек стоит, водрузив на плечо тепловое ружье, и посмеивается. Сразу захотелось сорваться с места, кинуться через болота солнечным зайчиком. Дальше! Дальше отсюда!

Господи, что они хотят с ней сделать? Куда они хотят ее увезти?

Туда, где никто не найдет. Туда, куда не поспеет никакая подмога.

Егерь шел к Барьеру быстрым шагом. Шуршала галька под толстыми подошвами его ботинок. Одной рукой Скворцов придерживал шляпу, другой вертел погнутое мачете. Реми смотрела егерю вслед, ей так хотелось, чтобы он вернулся. Плюнул на подаренную свободу… и вернулся.

Но в жизни так не бывает. Рыцари рыцарями, а егеря егерями. Минута-другая — и Скворцова уже не увидеть за молодыми полипами.

Реми прижала к губам кулаки и горько заплакала.

К ней подошел Профессор Колбасинский. Посмотрел сквозь запыленные стекла очков, склонив голову. Точно энтомолог, что углядел диковинного жучка. Потом бросил к ногам пленницы саморазогревающуюся банку консервов.

— Питайтесь. Тут сплошные протеины.

Реми даже не посмотрела на подачку. Обхватила колени руками, опустила голову. Колбасинский помялся, похмыкал в кулак и убрался восвояси.

Над болотами зародился нечеткий гул. Жерех выплюнул самокрутку. Взобрался на известняковую глыбу, поднес к глазам бинокль.

— Наше «корыто»? — поинтересовался Лазарус.

Жерех махнул рукой. Спрыгнул с глыбы. Реми испуганно переводила взгляд: Жерех — горизонт, горизонт — Жерех…

— Собираемся, — приказал главарь. — Подберите тут все, чтоб след наш простыл.

Он подошел к Реми:

— Поднимайся, папочкина принцесса. Карета подана.

Реми отпрянула:

— Я никуда с вами не полечу! Я никуда…

Главарь схватил ее за плечо и поставил на ноги.

— Я никуда… — продолжила было Реми, но симмонс отвесил ей звонкую пощечину.

Реми повисла на руках Жереха, на разбитых губах тут же выступила кровь.

— Мама! — позвала она. — Мамочка!

Вертолет стремительно приближался. Мчал черным вороном над болотами, распугивая жаброхватов, рыбоптиц и светящийся криль.

«Черный всадник ада… — подумалось Ремине. — Явился за мною сам…»

На поверхности болота вздулся горб грязной воды. Двинул неспешно к берегу, поднимая волны. А за ним — еще один и еще.

— Что за черт?.. — Жерех отпустил Реми, и та кулем упала на гальку. — Колбасинский! Что это? Колбасинский!

— Это… гм… если я не ошибаюсь… сейсмурии… — сказал, поправляя очки, Профессор.

И через миг брызги обрушились на симмонсов и их пленницу. Три твари, щелкая чудовищными челюстями, двинули на людей. Бесчисленные щупальца сейсмурий извивались, точно дождевые черви; трепетали на широких туловах ярко-красные жаберные щели.

Звук выстрелов утонул в шуме винтов заходящего на посадку вертолета.

Симмонсы, отстреливаясь, отступали к Барьеру. Сейсмурии как будто впитывали пули и дробь без особого вреда для себя, лишь тепловое ружье Марашека сдерживало их натиск. Высокочастотные импульсы высекали из рыхлых тел водяных монстров струи пара, обездвиживали щупальца. Вертолет проделал круг над берегом, с его борта тоже, кажется, стреляли. Одна из сейсмурий — самая толстая и неповоротливая — развалилась пополам, залив берег темной кровью.

Реми пятилась, видя перед собой потемневшую от пота спину Марашека. Симмонс бил из теплового ружья направо и налево, он был полностью поглощен сражением. Жерех что-то кричал в переговорное устройство, то и дело он глядел вверх — на вертолет, а потом снова всаживал пулю за пулей в разверстые пасти и жаберные щели. Колбасинского и Лазаруса она вообще не видела, судя по всему, одна из сейсмурий оттеснила их далеко в сторону.

Вдруг Реми ощутила на плече чью-то руку. Судорожно обернулась: за ее спиной стоял Скворцов. Егерь был бледен, но глаза его пылали решимостью. Он оттолкнул Реми, взмахнул мачете и ударил Марашека по шее.

— Эй-эй-эй! — закричал Жерех, вскидывая пистолет.

Но егерь опять оказался проворнее. Он выдернул «кольт» из кобуры обезглавленного Марашека и выстрелил. Жерех согнулся пополам, выпустил оставшиеся в барабане пули себе под ноги.

Скворцов схватил Реми за руку и потянул в заросли полипов. Над их головами пронесся вертолет, взметая вверх известковую пыль и высохшие ветки водорослей. Егерь вытянул из кармана пугалку — устройство с антенной — и бросил ее среди кораллов. Реми так и не поняла, зачем эта штуковина егерю — отпугивать жаброхватов или приманивать сейсмурий? Может, для того и другого сразу. Впрочем, этот вопрос пришлось отложить в долгий ящик: обе сейсмурии оказались наконец на земле, а из зависшего вертолета бодро десантировалось подкрепление симмонсов.

11

Здесь рифовый лес был как пена. Как пышная пенная шапка над исполинской ванной, полной горячей воды. Он переливался яркими красками от красно-желтой и охряной до карминной и всех оттенков мадженты. Он непрестанно пульсировал, дышал в едином ритме. И пахло в нем какой-то парфюмерией. От однообразия цветовой гаммы рябило в глазах. Здесь исчезали любые ориентиры. Не разобрать, где верх, где низ. Куда идти — на север, на юг? А может, на восток или на запад? Радовало одно: что и симмонсы должны были сбиться со следа, потерять направление погони, заблудиться. И, похоже, заблудились. По крайней мере, беглецы не ощущали их присутствия вот уже несколько часов.

Скворцов уложил Ремину в тень колонии эпифитов. Хищная водоросль-самострела вовсю работала мириадами язычков, слизывала из воздуха летучий криль, насыщалась. И насыщала атмосферу кислородом. Возле нее легче дышалось. Правда, жара уже спадала. Бесконечно долгий день подходил к вечеру. А от вечера до ночи рукой подать. Впрочем, на Сирене никто не говорил: «Ночь»; говорили: «Карлик». И зябко ежились при этом. Даже для аборигена оказаться на открытом месте во время Карлика — событие малоприятное. Что уж говорить о человеке. Тем более — о человеке с Земли. Сам егерь ощущал себя скорее аборигеном, хотя тоже родился на Земле, но вот Реми…

Он внимательно осмотрел спящую девушку. Запавшие щеки. Темные круги под глазами. На руках синяки и ссадины. Ноги исцарапаны, и многие царапины кровоточат. Что скверно. На рифе кровоточить нельзя. На свои раны Скворцов внимания не обращал, они давно зажили. Слава Вседержителю, в учебке к практике самоцелительства подходили весьма серьезно, иначе бы потери среди личного состава звездной пехоты были куда масштабнее. Другое дело, для того чтобы лечить других, курса молодого бойца недостаточно. Но опять же Вседержителю слава, что биолог Скворцов кое-чему научился и у аборигенов.

Егерь быстро оборвал несколько язычков самострелы, растер их между ладонями и осторожно, чтобы не разбудить Реми, втер полученную кашицу в ее кровоточащие ранки. После чего сосредоточил мысли на процессе заживления. Как биолог он хорошо представлял, что происходит с организмом во время регенерации. И хотя голова кружилась от усталости, а веки слипались, он отчетливо увидел студенистые комочки клеток, ощутил их дрожание. Напрягая остатки воли, он мысленным усилием заставил рассеченные ткани воссоединиться…

Окончательно обессиленный, Скворцов повалился рядом с девушкой и уснул.

Проснулся он от тишины. И прохлады. Поначалу он даже не мог сообразить, что произошло, но потом понял: наступил вечер, и дневной криль перестал жужжать в воздухе жаброкрыльями, попрятался в трещинах мертвых дендрополипов. Лишенная пищи самострела втянула язычки в известковые трубочки, но тень под ее колонией не только не исчезла, она стала гуще. Оранжевое солнце село за Большой барьер, и средние ярусы рифового леса медленно, но верно погружались в темноту. Верхние были пока освещены, там еще кипела дневная жизнь, но егерь знал, что это ненадолго. Солнце зайдет, все, что способно спрятаться, спрячется. А что неспособно — останется на голых коралловых скалах. Открытое враждебному глазу.

— Проснулись?

Егерь оперся ладонями в жесткое ложе из коралловой крошки, сел. На стремительно «увядающей» ветви дендрополипа стояла Реми. В руке у нее было мачете. У ног Ремины корчилась громадная сколопендра, жвалы мерзкого создания судорожно открывались и закрывались.

— Эта дрянь подбиралась к вашей ноге, Эндрю, — сказала Реми. — Она ведь опасна?

— Еще как, — отозвался Скворцов. — Сколопендра-секатор обстригает у жертв конечности, а потом вгрызается во внутренности…

— Значит, поделом…

— Правда, со взрослым человеком ей не справиться, но раны от ее жвал трудно заживлять… Кстати, как вы себя чувствуете, Реми?

— Превосходно. Хоть сейчас могу продолжать путь. Вы знаете, куда нам идти?

— К западу от нас Персефона, — сказал егерь, — но до нее километров сорок. До Карлика не успеть… И на открытой местности мы будем как две вши на лысине. Пардон за сравнение… Атолл Алехандро гораздо ближе, но…

— Не хотелось бы привести туда бандитов, — закончила фразу Реми.

Скворцов вскинул светлые брови: однако девочка быстро взрослеет! Папа будет доволен… Если увидит свою девочку живой… Он помотал головой, чтобы отогнать мрачные мысли. «Мистер Марвелл должен увидеть дочь живой. Иначе грош мне цена как телохранителю».

— Вижу только один выход, — сказал он. — Спуститься в нижние ярусы и искать вход в карстовые пещеры.

— А они здесь есть?

— Конечно! Большой барьерный риф Хардегена — лишь верхушка древней коралловой гряды. Океан высох, внутри рифа образовались обширные пустоты. В иных обстоятельствах я бы никому не посоветовал совать нос в пещеры без специального оборудования, но нам нужно где-то укрыться на время Карлика. И симмонсам нас там вовек не найти.

— А может, останемся здесь? Ведь нас давно ищут! Папа наверняка поднял на ноги всю коло…

Ремина наткнулась на взгляд Скворцова и замолчала.

— Все не так просто, мисс, — проговорил он, пряча глаза. — Если нас и хватятся, то не скоро…

— Почему? — удивилась Реми. — Ведь я же сбежала! Разве не так?

Егерь покачал головой:

— Простите, Реми, но я обязан был сообщить вашему отцу.

Ремина вскочила:

— Что?!

— Как только вы предложили мне устроить вам прогулку, я позвонил мистеру Марвеллу. Он даже обрадовался: сказал, пусть девчонка побесится, поиграет в бегство, порыскает по грязным закоулкам, поразгадывает жгучие тайны древней цивилизации. В конце концов, сказал он, будущему менеджеру этой планеты полезно узнать ее поближе.

— И, разумеется, он вам предложил больше, — сказала Ремина ледяным тоном. — Тридцать сребреников за предательство!

— Не кипятитесь, мисс Марвелл, — откликнулся Скворцов. — Вы получили все, что хотели, даже с лихвой. Воспоминаний об этом приключении вам хватит на всю жизнь…

— Да уж… — Реми невесело усмехнулась. — Воспоминаний о грязных лапах бандитов мне действительно хватит на всю жизнь… Тем более что с таким горе-проводником она долго не продлится…

— Не спешите, — сказал егерь, проглотив насмешку. — Мы еще поборемся!

Ремина отмахнулась:

— Где? В ваших подземельях?! Несколько земных суток без еды и воды!

— Воды там целое море. А еда плавает в ней. Не пропадем… Нас рано или поздно начнут искать. Позвонят в Персефону, выйдут на связь с волонтерами в Алехандро, выяснят, что мы туда не приезжали. Свяжут наше исчезновение с бойней в салуне Опарыша. Не исключено, что миссионер Арух все же сообщил о нападении симмонсов… Хотя, если честно, я не особенно в это верю. Уж кому-кому, а «святому отцу» не выгодно, чтобы нас нашли живыми…

Ремина молчала. Как она могла довериться этому русскому?! Как легко егерь продал ее отцу. Удивительно, что до сих пор не продал бандитам… Видно, испугался, что папа его в порошок сотрет, случись с ней что серьезное… Кристо, благородный рыцарь, где ты?

Скворцов вскочил, выхватил револьвер. Замер, напряженно прислушиваясь. Реми мигом забыла о своих переживаниях. Подобралась, как пантера перед прыжком, поудобнее перехватила рукоять мачете. В тишине засыпающего рифа был отчетливо слышен далекий звенящий гул. Пока еще далекий…

— Вертушка, — сказал егерь. — Это симмонсы!

— Почему вы так думаете? — вскинулась Ремина. — А может, колониальная охрана?

Скворцов прислушался снова.

— Нет… — Он покачал головой. — Не похоже… У колохры древние «Ирокезы», а это, судя по звуку, тот самый модифицированный «Ми-118»… Идемте, мисс Марвелл. От греха подальше…

— Можете, как и раньше, называть меня Реми, — отозвалась она.

Егерь улыбнулся.

— В таком случае, — сказал он, — предлагаю перейти на «ты».

— Годится! Показывайте… То есть показывай дорогу, Эндрю!

Перескакивая с одного ответвления на другое, перебираясь через завалы известковых обломков, они начали спускаться к нижнему ярусу рифового леса.

День угасал. Веял прохладцей ветер. Навстречу беглецам раскрывались огромные траурные цветы: ночные анемоны выпускали щупальца в ожидании добычи. Гул винтов бандитского вертолета приближался. Когда сверху дождем посыпался разный лесной сор — коралловая крошка, сухие веточки водорослей, сбитый с толку криль, Скворцов показал Ремине на темную нишу, образованную сросшимися ветвями дендрополипа. Беглецы забились в нее, ни живы ни мертвы. Обоим казалось, что лопасти вертушки молотят над их головами. Хотя быть этого не могло. Нижний ярус рифового леса состоял из старых, давно окаменевших дендрополипов. Их известковые кости подтачивали ветра и дожди, медленно, но верно создавая пичудливое ажурное плетение. Будто кокетка набросила пуховую шаль на многорожковый канделябр и забыла о ней навсегда. Проникнуть через это плетение громоздкий «Ми-118» не мог никак, разве что симмонсы рискнут пробить брешь ракетой «борт-поверхность».

Скворцов истово молился Вседержителю, чтобы этого не случилось…

Когда гул отдалился, егерь кивнул девушке, и они продолжили путь.

Сумерки сгущались. Яркие краски дня поблекли. Дневная живность притаилась. Лишь ночные анемоны нетерпеливо шевелили темными щупальцами на белых стволах.

Проклюнулись первые звезды. Ремина с тоской поглядывала на них. Она неплохо знала астрономию. По картографии Галактики у нее был высший балл в колледже. И теперь в ее памяти автоматически выскакивали названия. И связанные с ними воспоминания…

16 Малой Девы…

C ее третьей планеты папа выписал маме свадебный подарок — необыкновенной величины и красоты поющий кристалл.

Альфа Колобуса…

У дедушки на втором спутнике газового гиганта Кецалькоатль — ранчо. Мистер Марвелл-старший разводит там двоякодышащих китов.

Омикрон Горгоны…

Где-то в окрестностях этого пульсара бесследно исчез крейсер под командованием маминого брата, дяди Лео.

Что-то неприятно свистнуло, и щеку Реми обдало коралловой крошкой.

— Пригнись! — скомандовал егерь.

Не дожидаясь, пока девушка сообразит, что к чему, Скворцов потянул ее за руку вниз. Они присели возле крупного обломка. Над кораллами снова прогремел выстрел. Пуля сбила ночной анемон, и он скользким комком свалился Ремине на коленку. Реми едва удержалась от крика.

— Ни звука, — прошептал егерь. — Они палят наугад!

— Эй, вы там! — раздался голос Лазаруса. — Сдавайтесь, мы все равно вас поймаем! Вот-вот взойдет Карлик, и вам кранты…

— Поболтай у меня, поболтай, — почти беззвучно проговорил Скворцов. Он достал из-за пояса револьвер. — Сейчас я дам им прикурить, — прошептал он на ухо Реми. — Поднимется пальба. А ты ныряй вон туда! Видишь щель?

— Вижу, — выдохнула Ремина.

— Молодец… Жди меня там…

— Ну?! — продолжал драть глотку Лазарус. — Надумали?

Егерь выстрелил. Раздался сдавленный вопль. Значит, попал.

Как и предсказывал Скворцов, поднялась пальба. Ремина на четвереньках, точно испуганная аксла, перебежала из укрытия к черной расщелине, что пересекала известковое подножие Барьера. Наклонилась над провалом. Что-то неприятно мазнуло ее по лицу, и в нос ударила струя отвратительной вони. Реми взвизгнула…

Отшатнулась, потеряла опору, попыталась удержаться за края расщелины, но руки соскользнули, и она полетела в безвидную глубь.

12

Ремина сидела на куче сухих водорослей и прислушивалась. Сверху не доносилось ни звука. Расщелина, в которую она так неловко сверзилась, мерцающей полосой пересекала темный свод пещеры. Кое-где по краям расщелины шевелились щупальца ночных анемонов. Как будто оглаживали уже заметные звезды. Ремина вспомнила прикосновение этих щупалец к своему лицу, и ее передернуло от омерзения.

Она вздохнула.

Куда подевался Эндрю? Выстрелы смолкли давно. Реми казалось — целую вечность назад. Егерь давно должен был появиться… но не появлялся. Убили? Думать об этом не хотелось. Просто не верилось. Не такой Скворцов человек. А какой? Ремина задумалась. Решительный, смелый. Отчаянный даже. Ни дать ни взять герой сериала «Опаленные миры». Как там его… Персиваль… Нет, не мог такой парень пропасть. Скорее всего, притаился где-то, выжидает.

Она чуть-чуть успокоилась. Слезла с кучи водорослей. Прошлась по пещере. Глаза привыкли к темноте. Оказалось, что она не такая уж и беспросветная. Что-то голубовато люминесцировало в глубине. Дышалось тоже легко, потягивало сквознячком… Ничего, жить можно. Вот только поскорее бы вернулся Эндрю…

Наверху послышался шорох.

Ну наконец-то!

— Где тебя носило, Эндрю?!

Егерь не отвечал. Продолжал шуршать, ссыпая труху. Ремина задрала голову, всмотрелась в темноту. Да, что-то там шевелилось… Мерещились суставчатые конечности, похожие на пальцы с неимоверно удлиненными фалангами. Словно старик-великан ухватился за края расщелины. И хотя в этом вялом шебуршении не было ничего угрожающего, Реми стало не по себе. Она попятилась в глубь пещеры, спиной к голубоватому свечению.

Шорох перешел в тихое постукивание. Как будто кто-то перебирал костяные четки. По спине Ремины побежали мурашки. В рассеянном свете вечернего неба, что проникал через расщелину, она увидела, как с потолка пещеры спускаются серые, тускло отблескивающие мешки. Раздался влажный шлепок, когда связка мешков коснулась пола. А следом опустились чудовищные «пальцы» и двинулись в ее, Реми, сторону.

Этого еще не хватало!

Ремина сочла за благо укрыться в проходе, покатые стены которого покрывала голубая мерцающая слизь. Стук приближался. «Пальцы» словно чуяли ее. Что-то «пальцам» было от нее нужно…

И тогда Реми побежала.

Пещерные штреки были невысоки, извилисты, они то и дело разветвлялись и уводили вглубь. Реми инстинктивно выбирала те, которые казались ей наиболее безопасными. Чаще всего это были самые светлые проходы. Они соединяли небольшие залы, на стенах которых обитали мириады светящихся микроорганизмов.

Ремина остановилась только тогда, когда почувствовала, что задыхается.

Сердце колотилось как пулемет, этот звук мешал Реми расслышать, что творится у нее за спиной. Она оглянулась. И зажала рот рукой, чтобы не завопить. Вдоль стен лежали те самые серые мешки, их было, наверное, несколько десятков. Мешки вяло шевелились. Реми увидела, что они… раскрываются. Один, второй, третий… Из мешков выбирались приземистые существа. В призрачном свечении стен существа казались голограммами низкого качества. Ремина подавила страх, шагнула к ним, присмотрелась и облегченно перевела дух.