Родовой кинжал Руда Александра

10

Любая живая девушка достойна быть любимой. И как только она разрешит себе быть любимой, то тогда сможет своих поклонников толпами сдавать вербовщику на приемный пункт и здорово на этом заработать.

Чистомир Дуб рассказывает подруге о том, как можно быстро обогатиться

Первое, что я ощутила, очнувшись, — мне тяжело дышать. На тело навалилась какая-то тяжесть, не давая вздохнуть полной грудью, не позволяя свободно шевелить руками и ногами. Что это такое?

— Не дергайся, — сказал сидящий рядом эльф. — Что ты как припадочная? Похолодало, вот и укрыли вас, болезных. Только твой тролль перестарался и навалил на тебя слишком много одеял.

Он хлопнул в ладони, и на потолке вспыхнула ярким светом лампочка, чтобы зажечь ее, всем остальным приходилось становиться на цыпочки, а мне так и вообще подпрыгивать. Но Даезаэль утруждать себя не любил и лишний раз с насиженного места никогда не поднимался.

— Как Чистомир? — спросила я, выбираясь из-под одеял и свитеров, которые на меня взгромоздил заботливый Драниш.

— Спит, что ему сделается. Могу его пнуть, проснется, тогда поболтаете.

— Не надо! — испугалась я, пробираясь к Чистомиру.

Его лицо было бледным, осунувшимся, высокие, такие характерные для благородных скулы украшали багровые кровоподтеки. Но дышал он ровно. Я осторожно, едва касаясь, провела рукой по его щеке, едва удержавшись, чтобы не потрепать его за кончик носа — обычное приветствие Мирика с детских лет. «Бу!» — говорил он вместо приветствия, хватая меня за нос. Так как даже в детстве он был значительно выше меня, то ответить ему той же монетой я не могла, а только гнусаво верещала, размахивая руками: «Отпусти меня! Если мой отец нас увидит, он меня убьет! Так нельзя!» «Плевал я на все нельзя, — ухмылялся он и целовал меня в кончик носа, — мне все можно». «Почему тебе все можно, а мне нельзя?!» — возмущалась я. «Потому что все „можно“ и „нельзя“ живут только в голове. У меня выживают только „можно“, все запреты дохнут, не выдерживают условий проживания в моих мозгах», — самодовольно говорил Мирик.

— Ты перестаралась, — прервал эльф мои воспоминания, рассматривая на свет свое веревочное творение: пока мы спали, он в темноте умудрился сплести что-то из шнурков и сейчас явно гордился своей работой. — Наш фургон до сих пор выглядит, как здоровенная охапка дров. Зато всякие нежелательные элементы пролетают мимо и не оглядываются.

— Нежелательные элементы? — Двигаться было тяжело, ломило все косточки, но выйти из фургона мне было необходимо.

— Да, как подобрали этого страдальца, так на дороге прямо аншлаг. И летят, и по кустам пробираются. Так что, если бы не ты, мы бы далеко не уехали. Ну или уехали, но далеко не все. — Судя по голосу, второй вариант устраивал целителя куда больше. — Но мы внимания нечисти не привлекали, они так, порыкивали на нас потихоньку, все на ту поляну стремились. По крови, видно, искать будут. Ничего, скоро там объявится кто-то умный, и нас быстро раскусят.

Даезаэль с интересом посмотрел, как я пробираюсь к выходу, и, когда я споткнулась и упала, сказал:

— Я думал, ты раньше навернешься. Нос не разбила? Руку не вывихнула? Что ж ты так! Попроси тролля, пусть он тебя в кусты отнесет, они как раз там сейчас у костра ужин готовят. Точнее, спорят, кому этим заниматься, ведь капитан тебе сегодня выходной дал, чтобы ты отсыпалась. А меня тут оставили, за вами двумя присматривать. Мало ли что. Драниш весь от ревности извелся. Да, а откуда купеческая дочка знает Сиятельного?

Если эльф внезапностью вопроса хотел добиться от меня признаний в каких-то тайнах, то просчитался.

— Я не просто купеческая дочка, — буркнула я. — Я богатая купеческая дочка. Или ты думаешь, что у благородных еда на столе сама собой появляется? Ее кто-то поставляет. Мы этим занимались. Вот и все.

— Ты говорила, что он тебе жизнь спас. Благородный. Простолюдинке. Ага…

— Волк, скорее всего, жизни бы мне не спас. Но это Чистомир, он совершенно другой. Ты же видел, как к нему Ярослав относится. Так что не ищи тайн там, где их нет, — посоветовала я, выходя на задник.

На улице было очень холодно, особенно после теплого нутра фургона. В кронах пронзительно выл ветер, на темном небе ни звездочки, лишь тенями угадывался бег тяжелых, неповоротливых туч. Я поежилась, непроизвольно обхватывая себя руками.

Когда я возвращалась назад — двигаться уже было намного легче, — то около фургона обнаружила поджидающего меня тролля.

— Если бы ты вернулась несколькими минутами позже, я бы пошел искать, — проворчал он, легко поднимая меня и усаживая на задник фургона. — Вам с Чистомиром Тиса сварила кашки, укрепляющей организм. А я ее принес. Покормить тебя с ложечки?

— Нет! Я сама, спасибо.

Уж не знаю, чего укрепляющего добавила Тиса в кашу, но что на вид, что на запах липкая субстанция в миске была отвратительной.

— Я это есть не буду, — категорически заявила я. — Лучше голодной остаться.

Тролль невозмутимо пожал плечами и проглотил жидкую кашу в несколько больших глотков.

— Мне и не такую гадость приходилось есть. Нельзя, чтобы еда пропадала, какой бы она ни была. Но она правда укрепляющая, Тиса туда корешков всяких натолкала.

Ага, вот откуда такой запах! Воительница что, решила меня уморить? И Чистомира за компанию, чтобы не мозолили глаза?

— Нет, нет и еще раз нет! — заявил эльф, когда тролль с кашей для Мирика появился в поле его зрения. — Какая каша? Только отвары пить, и то с моего разрешения.

Тролль молча съел вторую порцию каши. Потом потер живот и скривился.

— Мила, — простонал Дуб.

— Что? — кинулась я к нему.

— Я еще жив? Да, точно, жив… какое счастье! Поцелуй меня на радостях!

— Что? — взревел за моей спиной Драниш.

— Сексуальное возбуждение противопоказано, — голосом оскорбленного праведника сообщил эльф.

— Так всегда, — скривился Чистомир.

Внезапно резкий рывок откинул полог, в фургон ворвался поток холодного воздуха — и появился капитан. Лицо его было мрачным и не предвещало ничего хорошего.

— Выйдите все, — сказал он.

Вид его был настолько устрашающим, что даже Даезаэль повиновался без комментариев. Я собиралась подняться, но Чистомир достаточно сильно для недавнего умирающего схватил меня за руку:

— Не уходи.

— Я сказал, выйдите все! — Капитан не повышал голоса, но вся кожа у меня покрылась мурашками.

— У меня нет секретов от Милы, Ярослав, — тихо сказал Мирик. — Ты можешь при ней сказать все, что хотел.

Волк закатил глаза, но не стал больше возражать против моего присутствия.

— Но… прежде чем ты начнешь свой допрос с пристрастием, я хочу тебя попросить. Сними с меня «кляксу», — умоляюще проговорил Чистомир и даже слегка приподнялся, ловя взгляд Ярослава.

Капитан скрестил руки на груди и непреклонно покачал головой.

— Ярослав, прошу тебя! Ведь только ты сможешь это сделать! Прошу тебя как Сиятельный Сиятельного.

— Да как ты можешь просить меня об этом? — прошипел Волк. Его лицо исказилось от ярости, казалось, он с трудом удерживает себя в руках. — Ты… После того, что ты натворил, ты еще и просишь меня об этом!

— Клянусь… я клянусь честью Дома, что все, что я делал, было продиктовано нуждами короны.

— Честью Дома? Ты?! — Ярослав, тяжело дыша, прошелся по фургону туда-сюда. Чистомир нервно перебирал пальцами по моей руке; я знала, что это означало у него крайнюю степень волнения, поэтому с тревогой посмотрела на капитана. Что он решит?

— Как бы там ни было, меня еще не отлучили и даже не выносили предупреждение, — напомнил мой друг, он выглядел полностью уверенным в своей правоте.

Волк немного успокоился — если уж целый Дом не осуждает действия своего отпрыска, то какое право имеет он это делать? — и сказал, пристально глядя на Дуба:

— Что за глупость! В таком состоянии это не выдержать.

— Я должен. — Мирик упрямо сжал губы. — У меня нет времени тут разлеживаться.

— А если сдохнешь? — Я впервые слышала от Ярослава такое слово и даже затаила дыхание.

— Я не могу. Сдохну как-нибудь потом, но не сейчас.

— Подожди еще немного, через день будем у Сыча, и там будут все условия… — Неужели гордый Волк просит? Уговаривает?

Мирик упрямо и решительно покачал головой.

Ярослав несколько раз ударил в стену фургона кулаком. На костяшках заалели капельки крови. Он задумчиво их слизнул, ощерив рот в почти волчьем оскале; потом успокоился, несколько раз резко выдохнув, подошел к Дубу и, ни слова не говоря, грубо перевернул его на живот.

Раненый глухо застонал, но не оказал никакого сопротивления.

— Ложись ему на ноги, — велел капитан, — и держи крепко, чтобы не бился.

Я упала всем весом на ноги Чистомира — тот отозвался сдавленным ругательством — и постаралась как можно лучше расположиться на полу.

Ярослав не стал долго готовиться. Негромким напевом он стал произносить заклинание на древнем языке, делая руками сложные пассы. Таким заклинаниям, иногда необходимым для спасения жизни благородного, обучают всех отпрысков Домов, даже если у аристократа очень слабый магический дар. Поэтому даже Волк, который крайне редко использовал свои магические способности, мог выполнить просьбу Чистомира, но вот какой ценой?

Внезапно от закружившихся рядом магических вихрей я чуть было не потеряла сознание, а Мирик закричал. Это крик был настолько страшен, что у меня мурашки по коже побежали и ударило в холодный пот. А потом он забился, беспорядочно размахивая руками, выгибая тело и не переставая кричать. Меня подкидывало на его ногах, швыряло из стороны в сторону, но я изо всех сил держалась, не позволяя ему перевернуться на спину.

Внезапно все закончилось. Чистомир обмяк и даже, кажется, перестал дышать. Мокрый от пота и бледный как мел, Волк осел у стены, усталым жестом убирая с лица выбившиеся из косы пряди. Из его носа тоненькой струйкой текла кровь.

— С вами все в порядке? — шепотом спросила я. Сердце билось как сумасшедшее, а что чувствовал Ярослав — мне даже было сложно предположить.

Он молча кивнул и каким-то совершенно не вяжущимся с его обликом беззащитным жестом вытер рукавом кровь под носом и обхватил дрожащими руками себя за плечи. Падать в обморок он явно не собирался, поэтому я переключила внимание на друга.

Я дрожащими руками перевернула Чистомира. Изо рта, ушей и ноздрей у него тоненькими струйками текла кровь, и кажется, он совсем не дышал. Я прижалась ухом к его груди. Тук… Тук… Тук-тук… Слава всем Пресветлым Богам! Он жив! Я вдохнула ему в легкие воздух. Ужасаться тому, какими ледяными и неподвижными были губы Мирика, не было ни душевных, ни физических сил.

— Доконаете моего пациента. — Даезаэль оторвал меня от тела и тут же склонился над ним сам. — Что это было хоть?

— Я снимал ему «кляксу». — Капитан ограничился коротким пояснением.

— Мне кто-нибудь объяснит, что это такое и что мне теперь делать? Или выбрасывать больного на улицу, пусть уже концы отдает?

— Он теперь не умрет, если выжил после обряда, — объяснила я. — Мы, обычные маги, можем рассчитывать только на свои силы, но чистокровные благородные при необходимости обращаются к силе всего Дома, это огромный магический потенциал. Сам, наверное, почувствовал, какая магия здесь была только что сконцентрирована. Чистомир не мог обратиться к силе Дома Дуба, потому что ульдоны могут ставить так называемую магическую «кляксу» на знак принадлежности к роду, блокируя таким образом жертве возможность пользоваться этим даром.

— О-о-о, — протянул эльф. — Я о таком не знал. Что это за знак и как он соединяется с силой рода?

— Любому благородному новорожденному делают татуировку специально приглашенные маги, и эта татуировка растет вместе с ребенком. Магия, заключенная в рисунке, дает возможность обратиться к магическому потенциалу Дома и совершить, таким образом, нечто такое, что неподвластно обычному человеку. Например, очень быстро исцелиться. Если случается так, что благородного изгоняют из Дома за какое-то порочащее действие, то татуировку — и возможность пользоваться силой рода — сводят. Это считается самым большим наказанием.

— Откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросил целитель, буравя меня взглядом. Руки его при этом заученными движениями останавливали и вытирали кровь, сворачивали тампоны, укладывали пациента поудобнее.

— На курсах магии проходили, — пожала я плечами, — как один из типов проявления человеческой магии. К сожалению, подробностей я не знаю, это ведь касается только благородных, а они не склонны делиться информацией.

— Заметно, — буркнул эльф. — И что, он сейчас подсоединился к силе Дома? Откуда это известно? Что вообще с ним сейчас происходит?

Вместо ответа до сих пор стоявший в стороне Драниш перевернул Чистомира на живот и задрал ему рубашку. По всей спине парня шла огромная яркая татуировка, изображающая дубовый лес. Сейчас этот лес был как живой: могучие деревья качались под невидимым и неощутимым ветром, дрожали ветви и трепетала тщательно прорисованная листва.

— Вот это да! — только и смог сказать Даезаэль. — Вот это да!

Он осторожно прикоснулся кончиком указательного пальца к татуировке и тут же его отдернул:

— Ай! Жжется!

— Оставь его сейчас в покое, — посоветовал капитан слабым голосом. — Завтра он уже будет практически здоров. Только его утром нужно будет очень хорошо покормить.

— Получается, вы, благородные, практически бессмертны! — принялся рассуждать эльф, укутывая Чистомира в одеяла. — Только ранение — так сразу подсоединился к силе рода, раз — и здоров. А чего же ты тогда, Ярослав, в начале нашего путешествия так долго выздоравливал?

— Все не так просто, — усталым голосом сказал капитан, нетвердой походкой направляясь к своему спальному месту. — Каждый благородный имеет право воспользоваться силой рода только несколько раз в жизни, в крайних случаях. Даже такой пустобрех, как этот Дуб, не посмел бы обращаться к ней, если бы не серьезная необходимость. Ведь «кляксы» могут ставить не только ульдоны, но и придворный маг Дома тоже, в качестве наказания. И тогда ты окажешься беззащитным, и ни один Сиятельный уже не снимет с тебя эту «кляксу», ведь определить ее происхождение просто. Кроме того, такая магия неимоверно истощает организм, несколько обращений подряд — и ты гарантированно мертв.

— Значит, если понадобится, ты можешь быть очень могучим магом! — с горящими глазами проговорил эльф. — А я-то думал, что ты маг так, только по названию, по мелочи — фургоном управлять или мошек разгонять?.. Ты умеешь разгонять мошек?

Капитан ничего не ответил, а только завернулся в одеяло с головой. Его трясло.

— Ярик… — В фургон влез Драниш, держа в руках чашку, из которой шел ароматный пар. — Я так и знал, что ты себя доведешь. На, выпей хотя бы горячего чаю, специально для тебя только что сделал.

Волк, не размениваясь на слова благодарности, высунул из импровизированной палатки из одеял руку и забрал кружку. Я проводила ее завистливым взглядом — мне тоже хотелось чаю из трав, но, судя по звукам, доносившимся снаружи, там Тиса уже заливала костер водой из котелка, а бурчащий что-то под нос гном звякал посудой.

— Котя, ты оденься на ночь потеплее, — велел тролль. — Будем ехать всю ночь, я тебя греть не смогу.

Я удивленно посмотрела на Драниша. Неужели он думал, что я отойду от Чистомира ради того, чтобы тролль меня погрел? Неужели он решил, что мне безумно нравится именно так проводить ночи?

Как только в фургоне разместились Тиса со странно притихшим гномом, бережно лелеющим гитару Чистомира, повозка двинулась, нещадно трясясь на дороге.

Я прижалась к Дубу покрепче и уткнулась носом в плечо. Мирик был одной из основ моего мира — бурной, хаотичной, плюющей на правила и условности, но неизменно надежной. Парень дышал ровно и глубоко, от него так и разило магией. Регенерирующее с невероятной скоростью тело было очень горячим.

Чистомир слегка шевельнулся, пошарил рукой, отыскал мои пальцы и переплел со своими. Практически сразу после этого я провалилась в необычайно глубокий и спокойный сон, какого у меня не было, наверное, уже несколько лет.

Разбудил меня голос гнома, восхищавшийся резьбой на гитаре.

— Можешь ли ты себе представить, — рассказывал он кому-то, — что резьбу подобного уровня мастерства может сделать только гном, который всю жизнь этому учился? Более того, даже мастер высочайшего уровня таких вещей за всю жизнь может создать не более пяти. И ты знаешь, я догадался! Тут не только узоры, здесь зашифровано тайное послание. Если внимательно присмотреться, то будут видны буквы. Языка я не знаю, но это точно структурированный текст!

— Эй, бородатый, — недовольно сказал над моим ухом Чистомир. — Заткни пасть и отдай сюда гитару, а то как бы я тебя бороды не лишил.

— Ты встань сначала! — смело ответил гном.

Кто-то захлопал в ладоши, и Тиса издевательски сказала:

— Ты гляди, наш-то Персик умеет, оказывается, огрызаться. Или это тебе гитара сил придала?

— Я бы встал, — голос Дуба был чистым, без следа боли или слабости, — да у меня на руке девушка спит, это будет невежливо. Но когда я встану, ты, осмелившийся осквернить мою гитару прикосновениями своих толстых пальцев, будешь долго и горько об этом жалеть.

— Я уже проснулась, — пробурчала я, протирая глаза кулаками. Вылезать из уютного гнездышка на холод очень не хотелось. Проникавший под одеяло воздух казался ледяным.

— О, красавица моя, не лишай меня удовольствия насладиться прикосновениями твоего тела еще немного! — страдальчески протянул Чистомир. — Только благодаря ему, а точнее, его изгибам и выпуклостям я смог так быстро поправиться!

— Тогда убирайся из моего фургона, — предложил Волк.

Я приподняла одеяло, чтобы посмотреть на капитана. Как всегда, аккуратный, с заплетенными волосами, без следа сна или усталости на лице, он листал какую-то книгу с названием на незнакомом языке. Ярослав мельком бросил на меня косой взгляд, и это подействовало лучше ведра холодной воды. Я поняла, что нужно срочно выбираться из-под одеяла, чтобы не подвергать себя опасности нарваться на недовольство капитана.

— Подожди меня, — попросил Чистомир, когда я встала и, дрожа от холода, рылась в вещах в поисках еще одного свитера. — Боюсь, мне еще нужна помощь. Э, что это за шмотье на мне надето? Это что еще за ужас? Ярослав, это твоя изощренная месть?

— Это панталоны, которые сшила моя мама! — захлебывающимся от обиды голосом сказал гном. — И я тебе их вчера пожертвовал, чтобы ты не замерз. А ты…

— А где мой плащ? — перебил его Дуб. — Неужели выбросили?

— От него одни лохмотья остались, — робко сказала я, помня, что к плащу Чистомир относился как к другу.

— Эх… — Мирик запахнулся в одеяло с таким величием, будто это была королевская мантия. — Ладно, пошли в кусты, утешишь меня в моей скорби.

— А по лбу тебе не дать? — начала я закипать. Меня всегда почему-то неимоверно раздражали его шуточки на грани приличия.

— Нет, конечно, я же раненый. — Чистомир попытался меня обнять, но я увернулась и случайно поймала взгляд капитана.

Он смотрел на нас со смесью брезгливости и презрения, даже губы искривил, вот-вот плюнет в нашу сторону.

— Пожалуйста, Мирик, — попросила я, когда мы отошли от фургона, — веди себя прилично. Капитан еле сдерживается.

— А мне нравится Ярослава злить, — беспечно отозвался он. — Этот парень такой весь из себя правильный, что ему дать щелчка по носу — святое дело.

— Тебе смешно, а мне с ним работать еще долго.

— Ладно, — легко согласился Чистомир. — Только потому, что ты просишь. Буду злить кого-нибудь другого.

Я закатила глаза, но ничего не ответила. Таким он был с самого детства, доводя до бешенства не только своих родителей и всех слуг в роскошном замке, но и гостей. «Я изучаю человеческую натуру», — объяснял он разъяренному отцу, который, наплевав на приличия, несколько раз нещадно драл отпрыска розгами и ремнем с тяжелым гербом Дома на пряжке.

Кого именно имел в виду Чистомир, когда говорил, что будет злить кого-то другого, я поняла сразу же, как только увидела тролля. К сожалению, Мирик его заприметил раньше меня, поэтому я не успела увернуться. Дуб схватил меня за талию и притянул к себе. Пока я безуспешно пыталась сбросить его руку, Драниш побагровел и прорычал:

— Какие у тебя отношения с моей будущей женой?

— С будущей женой? — Последний раз я видела у Чистомира такое выражение лица, когда крестьяне из ближайшей к его замку деревни поймали его в ловушку и вываляли в перьях. У него даже рука сама собой с моей талии упала. — Он что, правду говорит?

Я кивнула, наслаждаясь сценой.

— Ну ты даешь! Уж этого я от тебя не ожидал! — Дуб восхищенно цокнул, беззастенчиво рассматривая тролля оценивающим взглядом. — Моя школа!

— Я спрашиваю, какие у тебя отношения с моей невестой, что ты себе позволяешь такое? — Драниш схватил Чистомира за грудки и немного приподнял.

— Никаких, — ответил Дуб, глядя на тролля честными-честными серебристо-серыми глазами чистопородного Сиятельного. — Мы друзья детства. Я ее в пеленках еще помню, так что сексуального чувства она во мне не вызывает. А ты ее настолько хочешь?

Тролль побагровел еще больше, хотя, казалось, дальше некуда.

— Ну… — пробормотал он, опуская Чистомира на землю.

— Но ведь вы не подходите друг другу! — совершенно искренне воскликнул Чистомир. — У вас же темперамент совершенно разный!

— Что ты знаешь про мой темперамент? — проворчал Драниш.

— Да вам, троллям, чтобы вспыхнуть, одной щепки достаточно. А чтобы ее разжечь, нужен целый воз дров. А лучше два. Какая из вас пара?

— Чистомир, — прорычала я, — помолчи, а?

— Ее вывести из себя только я могу, тебе, тролль, этого не удастся. Хочешь посмотреть, какая она будет пылкая в постели? Сейчас покажу.

И прежде чем кто-нибудь из нас смог что-то сделать, Дуб с великолепной сноровкой опытного ловеласа задрал мою юбку и ущипнул меня за бедро. Хоть оно и было спрятано под толстыми вязаными гамашами, реакция у меня была незамедлительная — я влепила ему такую пощечину, что его голова дернулась. Однако Мирик только ухмыльнулся и противным тоном промурлыкал:

— Милка, а Милка, давай я сейчас расскажу троллю, как ты в крапиву голой попой влезла?

Это было одним из самых позорных воспоминаний моего детства, и Чистомир знал, как я ненавижу, когда он об этом вспоминает.