Космические игры (сборник) Лесников Василий

КОРОЛЕВ. И вы считаете, что я вам поверю? Неужели и меня за дурака держите? Ведь, раскрыв меня перед всем миром, даже, приоткрыв как вы выразились, вы уже никак не сможете объяснить всему миру роль и значение Леонида Ильича в освоении космоса. Нет. Вам только такой нужен.

А обещая мне... Да уж сколько раз вы обещали... Так вот, есть вещи , где я на компромисс не иду. Я знаю, что в прессе уже пошла кампания по вознесению на небеса нового отца советской космонавтики. Но я буду при любой возможности возражать. Не выйдет! Я сам себя в гроб безвестности загонять не собираюсь. Трудитесь сами.

СЕМЕНОВ. Зачем же сразу за шпагу?... Где вы воевать собираетесь? ... И перед кем хотите показать свое геройство? Перед супругой? Перед сослуживцами? Нам это не страшно. А другой аудитории у вас не будет. Вы даже в институте не будете преподавать.

КОРОЛЕВ. Почему?

СЕМЕНОВ. Вы тут правильно насчет гроба сказали. Сами в него не ложитесь. Да и мы раньше времени не позволим. Мы просто не имеем права рисковать вашим здоровьем. А оно у вас барахлит. Требуются ограничения по нагрузкам. У нас есть предварительный диагноз врачей. Согласно ему вам просто необходимо долго и упорно лечиться. Да, да. Нам очень дорого ваше здоровье. Родина не простит ни вас, ни нас...

КОРОЛЕВ. Народ все равно узнает правду. Я выступлю в печати.

СЕМЕНОВ. А мы разве мешаем? Вот в «Правде» пишите, что считаете нужным. А где еще? Лично я уверен, что никто и не заметит в вашей статье отсутствие привычных лозунгов. Вы же это уже проделали. И где новые сторонники?

КОРОЛЕВ. Безвыходных ситуаций не бывает.

СЕМЕНОВ. В данном случае выход один – смирение и послушание. Иначе вы так и будете до конца дней своих К. Сергеевым. Говорю столь откровенно потому, что очень хорошо вас знаю. И знаю уровень ваших знаний. О нас и нашей системе. Вы же не хотите, чтобы многие ваши знакомые так и не узнали, что вы дважды Герой Социалистического Труда?... Я недавно видел, как пионеры не позволили вам занять место в первом ряду при чествовании космонавтов. Простите их. Они же не знали. Вы здорово тогда побагровели... Вы же сердечник. Зачем перегружать себя эмоциями.

КОРОЛЕВ Вы... Вы!

СЕМЕНОВ. Я ухожу. А вам стоит подумать над моими словами.

КОРОЛЕВ. Вы напрасно теряете время.

СЕМЕНОВ. Да хватит вам. Мы же вам поездку за границу сделали. Хотите, еще добавим...

КОРОЛЕВ. Посчитали, что купили?

СЕМЕНОВ. Ну, зачем же так грубо?... Мы создаем условия для дальнейшей работы и поставили на вас в гонке с Челомеем.

КОРОЛЕВ. Значит, я всего лишь удачливая лошадь на скачках. А вы... наездник... Хотя вряд ли. Вы поганяло. Кнут! Спасибо. Я многое понял.

СЕМЕНОВ. Опять вы меня не поняли. Видите, какой я терпеливый. Даже не возмущаюсь. Потому, что понимаю и сочувствую.

КОРОЛЕВ. Я все правильно понял. Сообщать и докладывать о нашем разговоре мне некому. А возможные записи нашего разговора вам подарят друзья из КГБ. Так что. До свидания.

СЕМЕНОВ. Сергей Павлович, вы... Я уполномочен заявить, что статью в «Правде» вы сможете подписать своим настоящим именем Королев.

КОРОЛЕВ. Крупно играете.

СЕМЕНОВ. Мы предлагаем вам выход из темноты! Это международные контакты! Ваша мечта.

КОРОЛЕВ. Вам нужно было сделать это несколько раньше. \Открыл дверь.\ До свидания.

СЕМЕНОВ. Вы будете избраны делегатом 23 съезда партии, депутатом Верховного совета...

КОРОЛЕВ. Прошу вас.

СЕМЕНВ. Вы пожалеете об этом.

КОРОЛЕВ. До свидания. \Семенов быстро уходит. \Все! Теперь все определилось окончательно! Теперь либо только туда, либо... в небытие.\ Задумался. Держится за грудь. Входит Усачев.\

УСАЧЕВ. Серей! Что с тобой?! \Подает таблетки.\

КОРОЛЕВ. Не надо... Это от сознания ужасного бессилия. Что со мной редко бывает. Садись. Я позвал тебя для очень серьезного разговора.

УСАЧЕВ. Разве у нас с тобой другие бывают? Зря не позовешь.

КОРОЛВ. Помнишь, я рассказывал о Чехословакии, что компартия там не всесильна. Во всяком случае, мне так показалось. Помяни мое слово. Что-то там произойдет. И дай бог, чтобы и до нас волна докатилась. У нас же после свержения Хрущева многое изменилось в худшую сторону.

УСАЧЕВ. У тебя мало хлопот? Или молодые поджимают? Не хочешь быть в роли догоняющего? Я знаю, ты всегда любил командовать.

КОРОЛЕВ. Любил. Потому что другие боялись делать то, за что брался я. А потом слетались на поживу как воронье... Ну да! Я люблю власть! Потому что сейчас без нее ничего толкового не сделаешь. Думаешь, мне просто было после тюрьмы подняться? Да еще при Сталине. Я объединил более четырехсот предприятий, институтов и конструкторских бюро в своей работе. Совсем недавно никто пикнуть не смел. А что сейчас? Годами налаживаемые связи рушатся. Перспективные инициативы не поддерживаются. Мои усилия по разработке мощнейшего ракетоносителя натыкаются на глухую стену равнодушия. Соратники разбегаются, почувствовав возможность с помощью своих покровителей оттяпать у меня часть привилегий. Глушко видимо тоже что-то почувствовал. Где только может ставит мне палки в колеса. А ведь совсем недавно он был совсем другим. А посмотри, что делается с экономической реформой! Она душится всеми доступными и недоступными способами. И все вроде для блага народа. Куда не кинь, везде клин. Теперь уже точно космонавтика не скоро будет участвовать в создании гор хлеба и бездны могущества. У меня по крохам, но постоянно, забирают власть. И превращают в реальное ничтожество... Что же мне остается, Миша? Потихоньку умирать и подохнуть неизвестным К. Сергеевым? Ты же знаешь, что сейчас во всю рождается новый отец советской космонавтики... Или мне нужно что-то срочно предпринимать? Решительное! В моем духе. Как считаешь?

УСАЧЕВ. Ты всегда сам умел принимать решения.

КОРОЛЕВ. В вопросах разработки техники, да. А тут политика, умение работать не только с отдельными людьми, но и с массами... Пробовал я начать. Ничего не получается. Все боятся. Даже на простые экономические вопросы отвечают с оглядкой. Как бы чего не вышло. Нет у меня силы в обществе. Спит оно еще. Из друзей, пожалуй, только ты, да Леня Воскресенский. Воистину, если начну кричать, это будет глас вопиющего в пустыне... Повторять путь Сахарова тоже не хочется...

УСАЧЕВ. И что же ты надумал?

КОРОЛЕВ. Пока выговориться перед тобой хочу... Одно только знаю точно, гонку в космосе мне уже не удержать. А это означает новые неудачи... Хорошо бы без людских жертв. Ведь с сам к этой скачке руку приложил. Кстати, из-за этого сегодня с Гагариным поссорился... Ты представляешь меня без моего любимого дела? Если кто-то из космонавтов погибнет, я не переживу. Тогда уж лучше сразу... А ведь, если все будет идти так, как сейчас, это не исключено. Но я не хочу быть замешанным в этом деле! Не хочу!

УСАЧЕВ. Поговори с космонавтами. Это же в их интересах.

КОРОЛЕВ. Только что я не смог признаться Гагарину в своих ошибках. А им придется идти против партии, против системы. Как ты это себе представляешь? Они прозреют. Вот только когда... После Хрущевского переворота все пошло прахом.

УСАЧЕВ. Не прибедняйся. У тебя все как было.

КОРОЛЕВ. У хорошо отрегулированной и заведенной системы большое последействие. Да, корабли мои пока летают. Хотя и реже. Но экономика это даже не наука. Это нечто большее. А она разваливается, и система помогает ей в этом.

УСАЧЕВ. А что же наши ученые?

КОРОЛЕВ. Молчат. Ушли в глубокое подполье.

УСАЧЕВ. А Келдыш?

КОРОЛЕВ. Он мне друг, но привык жить так, как ему удобно, без дополнительных беспокойств. Знаешь, я встречался с бывшими лагерниками. Все шарахались от меня как от чумы. А Туполев даже матом обложил. А я уже не могу жить так дальше. Да и итоги подводить пора. Шесть десятков в январе будет.

УСАЧЕВ. Я знаю – в такой ситуации ты привык идти напролом.

КОРОЛЕВ. А ты хочешь, чтобы я и сейчас терпел, пресмыкался?

УСАЧЕВ. Все равно, без надежной опоры у тебя ничего не получится.

КОРОЛЕВ. Знаю... А ведь я и Гагарина выбирал с подспудной мыслью раскрыт ьему глаза в будущем. Не получилось. У них времени и средств было больше. Купили его. В тихую купили. Он даже ничего и не заметил. Жаль мальчишку. Очень я перед ним виноват. В связи с этим, у меня к тебе очень большая просьба. Но прежде я должен тебе кое-что объяснить.

УСАЧЕВ. А надо ли растравлять себя?

КОРОЛЕВ. Надо. Для меня надо. Я все еще не разобрался в себе до конца. Ты спрашивал, почему я так настойчиво стремился вступить в КПСС? А кто, скажи, мог бы назвать втору силу, которая в то время могла бы мне помочь в достижении моей цели?

УСАЧЕВ. Ты повторяешься.

КОРОЛЕВ. Я на себе испытал гнусное влияние этой силы. Вместе с собой мы гнили в лагерях. Но эта же сила, и только она, помогла мне стать Главным конструктором. Мы создали ракету, догнали и перегнали американцев.

УСАЧЕВ. Чти как в тезисах к пленуму ЦК КПСС.

КОРОЛЕВ. Не перебивай. Все эти годы я вкалывал как проклятый, понимая, что племя коммунистов поощряет подобных мне, хотя и не сразу принимает к себе. Я должен был сделать многое, очень многое, чтобы меня приняли в их ряды. Я все понимал. Я понимал, где я могу стукнуть кулаком по столу, где молча указать пальцем, а где молча кивнуть в знак безоговорочного согласия. Терпение мое было вознаграждено. Я стал полноправным членом КПСС. Я ненавидел эту силу, не понимал, что она даже не удваивает, а удесятеряет мои возможности. Если бы я пошел против нее, я стал бы ничтожеством. Мне повезло с Никитой Хрущевым, но я вовремя недооценил Брежнева... Нового надежного и хотя бы относительно бескорыстного покровителя найти не удалось. Все знали, с кем будут иметь дело. Пришлось мне самому отстаивать свое место на космическом олимпе.

УСАЧЕВ. Зря ты лезешь в драку. Неужели не понимаешь?

КОРОЛЕВ. Понимаю. Но то, что я чувствую, выше понимания. Все завоевания моей жизни, все мои труды хотят украсть. Ободрать меня как липку. А я должен молчать? Лучше уж... Только сразу. Чтобы не видеть всей этой гнусности. А там пусть история рассудит.

УСАЧЕВ. Жизнь твоя конечно. Но живым ты еще кое-что можешь сделать. А мертвым... Им все равно.

КОРОЛЕВ. Вот именно. Я только сейчас созрел до понимания того, что любому кардинальному изменению нужна новая революция, а значит крепкая сплоченная организация. На западе есть оппозиция, а у нас... союз коммунистов и беспартийных. Некому, Миша. Некому... Знаешь, почему мне отказали в поддержке лагерники? Они не боятся смерти. Они боятся хлопот и неудобств. Если кто-то что-то сделает, они будут «за», а до того, ни-ни... Мне бы найти трибуну, Миша, и тогда я не уступлю.

УСАЧЕВ. Чего проще. Через три месяца 23 съезд партии. Найди человека, который выскажет на нем твои мысли... Тот же Гагарин. Расскажи ему все. Уж ему-то не заткнут рот.

КОРОЛЕВ. Еще как смогут. Для них он всего лишь очень удобный деревенский парень. Да и не обязан он делать для меня одолжение. Ему будет трудно понять меня, и тем более принять такое серьезное решение. В принципе, я сам могу попытаться стать делегатом съезда, но и тут не все так просто... Но у меня нет выбора. Отступать я не могу. Но ты запомни. Мои шаги могут привести меня в небытие.

УСАЧЕВ. Понимаю.

КОРОЛЕВ. И потому прошу. Это касается Юры Гагарина... Если со мной... В общем, расскажешь тогда ему все. И обо мне, и о себе. Он должен знать правду. А уж, какое он решение примет, пусть это будет делом его совести... Моя ошибка в том, что я слишком долго ждал удобного случая.

УСАЧЕВ. Я все сделаю.

КОРОЛЕВ. Тебя, Миша, могут и наказать за нашу встречу. Я как-то так и не научился конспирации. Но, если состоится твоя встреча с Юрой, КГБ неминуемо свяжет ее со мной. Для них неважно будет даже само содержание вашего разговора. Ты будешь в опасности.

УСАЧЕВ. Не впервой. И не суши себе голову этим. Ты выглядишь усталым, Сережа.

КОРОЛЕВ. Вот мне и предлагают подлечиться.

УСАЧЕВ. В хорошей клинике?

КОРОЛЕВ. В кремлевской. Ты же знаешь мою болячку – гемморой от сидения в кресле. Но местные хирурги не решаются за него браться.

УСАЧЕВ. Отдохнешь. Успокоишься. Тебе больше ничего и не надо.

КОРОЛЕВ. Успокоюсь... Может быть навеки.

УСАЧЕВ. Да будет тебе, Сережа! Ты же большой ученый, а врачей боишься как ребенок.

КОРОЛЕВ. Не боялся бы, если бы... Вчера Брежнев звонил. Беспокоился о моем решении. Очень нужен я им здоровым. Ставит, мол, он на меня, а не на Челомея. А сегодня его помощник заявился и все повторил.

УСАЧЕВ. Может быть действительно хотят миром все решить?

КОРОЛЕВ. Не волнует их мое здоровье. Мои мысли им нужны... Ты помнишь, как делали операцию Фрунзе? Внезапная язва желудка у абсолютно здорового человека. Он тоже тогда в первый раз отказался лечь на стол. Но сам Сталин позвонил, побеспокоился о состоянии его здоровья. И Фрунзе, Герой Гражданской войны, как бычок на бойне покорно побрел в указанное ему стойло... Похоже, он не видел другого пути и потому покорился судьбе. Я, Миша, тоже ничего хорошего для себя не вижу. Ведь выбор у меня либо смерть, либо позор. И не объясняй мне, что это не самое страшное. Быть пенсионером я не могу. Ведь ты же знаешь, что вокруг меня будет пустота.

УСАЧЕВ. Неужели методы не меняются?... Откажись от лечения.

КОРОЛЕВ. Дурень ты. Разве этот способ единственный!

УСАЧЕВ. Может быть показалось?

КОРОЛЕВ. Ты бы видел, как вокруг моего заместителя Мишина вертятся. Знакомая метода по старым временам.

УСАЧЕВ. А ты поговори с ним самим.

КОРОЛЕВ. Ты думаешь, ему что-то сказали? Это была бы плохая работа. В Мишине хотят разобраться. В какой степени он сможет меня заменит... Это всегда делают на финальном отрезке... Будь осторожен, Миша. \Обнимает.\ Уходи.

УСАЧЕВ. До свидания. Я все сделаю. \Уходит. Королев нажал кнопку.\ Закажите на завтра машину. Я поеду в Центр подготовки космонавтов. \Сидит задумавшись.\

Занавес.

СЦЕНА 3

Кабинет Семенова. Вместе с Николаевым Семенов прослушивает магнитофонную запись какого-то разговора. Входит Брежнев. Николаев здоровается и осторожно выходит.

БРЕЖНЕВ. Говорил?

СЕМЕНОВ. Пустой номер. Другие тоже пытались как-то повлиять. Бесполезно. Он просто обезумел от мысли, что может потерять хоть частичку своего влияния.

БРЕЖНЕВ. Зря он так. Но должен признать, что сейчас он нам нужен.. Как там у него обстановка? Мы сможем запустить человека в космос к 23 съезду партии?

СЕМЕНОВ. Королев категорически против. После аварийной посадки Беляева с Леоновым, ни на какие компромиссы и ускорения не идет. Хотя именно они и доказали впервые возможность успешного ручного управления кораблем во время возвращения на Землю. Я узнал. Если кое-что упростить в процедуре испытаний... Говорил со знающими специалистами. Сути дела это не изменит, но сроки возможного полета можно существенно сдвинуть влево. Риск неполадок возможен, но не очень значительный. Кроме того, у космонавтов есть хорошие системы аварийного спасения.

БРЕЖНЕВ. Они и шли в отряд, чтобы рисковать. За то и Героев даем, привилегии разные. И хватит об этом. Что мы можем предъявить Королеву, чтобы он согласился и выполнил запуск в срок?

СЕМЕНОВ. Как всегда прижать за больное место. Например, еще больше замедлить темп финансирования его работ... Но я хотел бы доложить вам кое-что более серьезное.

БРЕЖНЕВ. Я не тороплюсь. Специально спрятался в твой кабинет.

СЕМЕНОВ. В последнее время участились встречи Королева с Гагариным и другими космонавтами.

БРЕЖНЕВ. А тебе что говорил! Соображает зэкушка, где искать союзников. Намечается что-то серьезное?

СЕМЕНОВ. Вроде пока нет. Обычные разговоры. Королев стал проявлять повышенную заботу о тренажной базе Центра. Хотя раньше считал это излишним. Тянет их в друзья, единомышленники.

БРЕЖНЕВ. Этого допустить нельзя. Как, впрочем, и особенного расширения тренажной базы Центра. Между конструкторами и космонавтами должна быть небольшая перегородка. Не разделяя, мы не сможем управлять процессом.

СЕМЕНОВ. За 1965 год Королев уже был в Центре три раза. А за два предыдущих всего один раз. И космонавты к нему чаще ездят. Особенно он сблизился с Гагариным, Беляевым, Комаровым. Это признанные авторитеты в отряде. Зафиксирована и беседа, в которой Королев, вроде случайно, спросил Гагарина о том, что то собирается сказать с трибуны съезда партии.

БРЕЖНЕВ. И что Гагарин?

СЕМЕНОВ. Ответил, что его еще не избрали делегатом. Но, если изберут, будет рад такой чести. Возможно, разговор имел продолжение, но мы кое в чем ограничены. Но факт есть факт. Многие космонавты будут избраны делегатами. Их трудно будет контролировать.

БРЕЖНЕВ. Да, Королева дураком не назовешь.

СЕМЕНОВ. Кстати, в первичной организации его конструкторского бюро поговаривают, что пора бы Королева выдвигать и на общественную работу. Кто-то зондирует почву.

БРЕЖНЕВ. Молодец. Ничего не скажу. Только зачем же зря силы тратить. Мы бы и сами его выдвинули.

СЕМЕНОВ. Он и к Келдышу подкатывал, но тот дипломатично ушел в сторону.

БРЕЖНЕВ. Старый лис. Вот он по-настоящему молодец.

СЕМЕНОВ. А вот космонавты горячие ребята. Королева они любят. Тут все может быть.

БРЕЖНЕВ. Нет. Этого допустить нельзя. Хотя... Мне кажется, что Гагарин не станет держать руку под козырек, просто так. Даже если это и Королев. Ему нужны будут веские доказательства. А для их сбора и объяснения Королеву потребуется много времени... Нет, мы не можем рисковать. 23 съезд очень важен для нас. Ты меня понял?

СЕМЕНОВ. Конечно. Я приму меры.

БРЕЖНЕВ. Вот и хорошо. Ты накануне говорил мне о Гаврилове. Что с ним произошло?

СЕМЕНОВ. Секретаре обкома?... Земляк мой. Перед самым пленумом ЦК он встретил друга, которого не видел лет двадцать и не удержался. Посидели они вдвоем в ресторане, а потом его увезла скорая. Толи перебрал, толи скушал что-то недоброкачественное. Жаль. Он говорят, речь приготовил сенсационную и главное доказательную. Но сейчас у него ничего страшного. Недельку полежал в больнице и все как рукой сняло.

БРЕЖНЕВ. А доклад?

СЕМЕНОВ. Не знаю. Я его не видел. А друг он не пишет. Говорит, что времени не хватает. Дела запустил.

БРЕЖНЕВ. Молодец. Иногда переусердствовать, значит загубить курицу, несущую золотые яйца.

СЕМЕНОВ. Может быть, дать Королеву больше свободы?

БРЕЖНЕВ. Он поймет это, как вседозволенность... Ты пригласил его на кремлевский прием?

СЕМЕНОВ. Закрытых людей мы стараемся приглашать реже. Он и здесь начнет искать союзников.

БРЕЖНЕВ. Значит, обо всем договорились. О ходе дела докладывай почаще. \Молча вышел.\

ЗАНАВЕС.

На авансцене Ведущий.

ВЕДУЩИЙ. В самый последний день 1965 года внезапно скончался в возрасте пятидесяти лет ближайший друг соратник Серея Павловича Королева, его неизменный заместитель в течение двадцати лет, Леонид Александрович Воскресенский. Через две недели 14 января 1966 года во время операции, необходимость которой возникла только в ходе контрольного медицинского освидетельствования, в кремлевской больнице внезапно умер Сергей Павлович Королев. С внезапно открывшимся кровотечением, дежурный хирург и стажер-анестезиолог не справились. В связи с выходным днем, светила медицины приехали на помощь слишком поздно. \Склонил голову... Уходит.\

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА 1

В своем кабинете Гагарин беседует с Комаровым.

ГАГАРИН. Так что же будем делать, Володя? Я уже и в ЦК КПСС поднимал этот вопрос. Доказывал, что нельзя спешить со стартом, что испытания космического корабля «Союз» не проведены в полном объеме. Не отработана на орбите автоматическими кораблями даже стыковка. Да что там говорить. Ни одного полета. Все разработано лишь теоретически, да немного проверено на тренажере. А они улыбаются. Зря, мол, драматизируешь. Это от недостатка опыта организационно-политической работы. Смеются, и на полном серьезе выговариваю за то, что не послушал их совета, и продолжаю учиться в академии Жуковского. Надо было идти в военно-политическую. Ну как с ними разговаривать?

КОМАРОВ. Политика это, Юра. Политика. Она посильнее фактов. И мы втянуты в нее по уши. Пути назад я не вижу, и остается надеяться, что проскочим и на этот раз. Авось судьба злодейка не съест, и все пройдет гладко.

ГАГАРИН. Какое сойдет! Да ты что, Володя! Такого ведь еще не было. Последний полет был у Беляева с Леоновым, и закончился он аварийно. Затем полтора года молчания. Умер Серей Павлович, и его наследники за целый год так и не смогли запустить даже беспилотный корабль, хотя очень хотели сделать это к 23 съезду партии. А теперь сразу старт и с космонавтом!? На следующий день новый старт и уже с тремя космонавтами. Стыковка на орбите. Переход двух космонавтов из одного корабля в другой. Леонов только вышел и вошел, и сколько было всего непредвиденного. А тут совершенно новые корабли, новые скафандры. И все это с листа. Ты сам-то к стыковке готов?

КОМАРОВ. Вообще-то, говоря о том, что проскочим, я имел в виду политику. Что же касается техники... Да, я тренировался в чем-то... надеюсь справиться... Вообще, хочется верить ученым, если они говорят, что все рассчитано правильно.

ГАГАРИН. Только они тоже люди. На все согласятся, если их любимое детище станут отдавать другому... Это я к срокам.

КОМАРОВ. Верно. Я тоже не хочу, чтобы в полет вместо меня пошел другой. Даже с учетом риска.

ГАГАРИН. И я давно сказал, что к полету готов. Но признайся. Ты веришь в успех этой программы?

КОМАРОВ. Сомнений очень много.

ГАГАИН. Вот то-то и оно. И, если бы еще знать, где мы споткнемся. Эх, нет Сергея Павловича. Он ни за что не допустил бы такого неподготовленного полета! Помнишь, как он в последнее время воевал за безопасность полетов? А новому Главному во что бы то ни стало нужен успех на новом поприще.

КОМАРОВ. Мишина тоже давят. Сколько времени не посылали человека в космос. Как ни обидно признавать, но американцы за это время нас здорово обогнали.

ГАГАРИН. Ну и что? Не о картошке же речь. О жизни людей. Да и возможная неудача полета надолго затормозит новые старты.

КОМАРОВ. Тебя, Юра, волнуют сроки и материально-техническое обеспечение полетов. А я хочу спросить – зачем мы вообще веся на Луну? Копируем янки? Но ведь даже, если этот полет будет удачны, мы все равно не успеем раньше американцев. Даже вокруг Луны не успеем.

ГАГАРИН. Почему, Володя? По-твоему, выходит, что и в этом направлении мы зря корячимся? Если все правильно сделать, укрепить дисциплину, можно в короткие сроки многое наверстать. Только не надо выкидывать этапы программы, влияющие на безопасность полетов. Нужны дополнительные средства.

КОМАРОВ. В тебе все еще сидит УРА-УРА. И, хоть ты скоро закончишь академию, но знания у тебя пока еще чисто теоретические. Никакой инженерной практики у тебя нет. Ты должен понять, что время выполнения некоторых работ никакими средствами сократить нельзя. Просто физически нельзя. Ну, как например, нельзя в Подмосковье за одно лето вырастить два урожая пшеницы.

ГАГАРИН. Но ведь конструкторы работают без отдыха и выходных. Значит, они сокращают физические сроки.

КОМАРОВ. В том то и дело. Они работают, сцепив зубы от злости и усталости, и в основном в холостую. Они ухлопали столько сил в первые годы в надежде, что получат отдых и все по заслугам. А вместо этого... Заслуги и блага достались другим, а конструкторов теперь заставляю работать уже не в две, а иногда и в три смены подряд и без выходных. Но ведь они выжаты как лимон! Их еще Королев выжал. Да, да, Сергей Павлович!... А новые сами пока ничего делать не могут. Потому и серьезные предварительные программы выполняются скороговоркой. Вроде и сделано, и галочка стоит, а по сути... все зависит от случая. Можно проскочить, а можно и загреметь... Хотя очень хочется верить в успех.

ГАГАРИН. Вообще-то, я согласен. Я сам чувствовал это, Володя. И мне уже надоело лаяться там, наверху. Извини, кажется, я повторяюсь.

КОМАРОВ. Все правильно. Им нужен результат. А при неудаче они останутся в стороне.

ГАГАРИН. Ты стал циником.

КОМАРОВ. Критиком... вынужденным критиком.. Как и ты. А, может быть, мы с тобой просто аналитики? Это ученей выглядит... Между прочим, ты сам к этому делу руку приложил. Много хвалишь и благодаришь партию за успешное развитие космонавтики. На Главного это тоже влияет.

ГАГАРИН. Да не читаю я эти передовицы. Я что ли их пишу. Подсунет политотдел и вся недолга. А мои истинные мысли можешь в моих книгах прочитать.

КОМАРОВ. И в книгах не все в порядке. Но их читают не так уж и много людей. А передовицы читают по всему миру. По ним определяют приоритеты.

ГАГАРИН. Ты так считаешь?

КОМАРОВ. Похоже, и Сергей Павлович так считал. Помнишь его последнюю стать в «Правде»? Перед самой смертью. В ней ни слова о партии. Я не поленился. Нашел его предыдущую статью за 1965 год. Тоже самое. Как ты думаешь, почему?

ГАГАРИН. Я даже не обратил внимания. Хотя, постой... Был у нас как-то похожий разговор. Но вскользь... без объяснений. Ты думаешь, что Сергей Павлович уже тогда...

КОМАРОВ. Ты не заметил маневр своего кумира. Что же, тогда говорить о массовом читателе. Вот и дурят нас лозунгами. А Королев, похоже, пытался протестовать. Представляю, как ему было трудно на это решиться.

ГАГАРИН. Ладно, ладно. Ты не очень. Может быть, у Сергея Павловича были другие причины. Все-таки без партии он мало что смог бы сделать.

КОМАРОВ. Мне известно, что Королев хотел прорваться на 23 съезд партии и выступить там с речью... Не успел.

ГАГАРИН. Он спрашивал и меня о съезде... Откуда ты все знаешь?

КОМАРОВ. У меня был разговор с ним. Только я тогда еще не все понял. Вообще, после полета мы все бываем, некоторое время, глупыми... Мне недавно рассказали, как скинули Хрущева.

ГАГАРИН. Ты еще скажи, что был переворот. Я тоже это слышал.

КОМАРОВ. Скажу. Знаю точно, что не по своей воле он ушел.

ГАГАРИН. У тебя есть доказательства?

КОМАРОВ. Смеешься?... Просто, после полета со мной стали более откровенными. Может быть, играет роль и то, что я старше тебя. Но мне шепчут больше, чем тебе. Информация людей так и распирает. Но не врут. Информация с разных сторон идет, Юра. Да и сердцем чую. Плохие времена идут к нам. Надо бы нам снова, как в былые времена, объединяться. А мы, наоборот, по своим норам разбегаемся, набиваем их дармовым добром.

ГАГАРИН. Тут ты прав. Традиции отряда теряются. И у всех, черт возьми, на любое замечание тысяча отговорок.

КОМАРОВ. Расцветает доносительство, слежка. Выпьешь рюмку без разрешения ЦК, и командование уже знает. Укоризненно качают головами начальнички. Нет, нам ничего официально не запрещается, но... это либо тотальная слежка, либо чистейшей воды доносительство.

ГАГАРИН. Считаешь и за нами тоже?

КОМАРОВ. И за тобой... Тебе не все говорят... Все-таки первый космонавт... Человек Мира... Но в элиту и ты не внесен. Рылом не вышел. Мне как-то по секрету сказали, что тебя там считают деревенщиной. Считают, что ты ведешь себя слишком заносчиво, не уважаешь титулы...

ГАГАРИН. Гадость какая. Хочется в баню сходить.

КОМАРОВ. Еще скажу... Ласковые девушки, которые тебя часто встречают, все, похоже, подставные. А если и нет, то после первой встречи с ними обязательно беседуют...

ГАГАРИН. Хватит. Это уже чересчур!

КОМАРОВ. Я думал, что уж об этом ты давно догадался... Но меня беспокоят ребята. Наши руководители из них самых настоящих марионеток делают. Да что там. Основная масса ребят хватает все, что им не подбросят. Используют момент. Это относится и к летавшим, и не летавшим космонавтам. В нашем отряде осталось совсем мало принципиальных ребят. Помяни мое слово, Юра. Скоро от таких ребят, как Паша Беляев, Жора Добровольский, так или иначе начнут избавляться.

ГАГАРИН. Ты что городишь?

КОМАРОВ. Это моя истина. Мое откровение перед полетом... Нет, конечно, я не думаю о физическом устранении. Комиссуют или переведут, даже с повышением.

ГАГАРИН. Ерунда какая. Я кое-что тоже знаю. Но до такого дойти! Это уже знаешь...

КОМАРОВ. Они действуют тонко. Вот смотри. Только учти, что я не считаю, что это твоя работа. Я тебе верю.

ГАГАРИН. Ты о чем?

КОМАРОВ. Помнишь партсобрание, на котором тебя принимали в партию? Помнишь кто тебя критиковал? За болтливость, за морской бой на занятиях с Леоновым? Где они? Рафикова увели якобы за пьянку. А кто из нас не пил в пределах нормы. Почему именно его? А как использовали несдержанность Нелюбова, пристегнув к нему фактически невиновных, но тоже вякнувших что-то на партсобрании. Остался пока Горбатко, да и того пока не допускают к полету по всяким медицинским показаниям. Тебе, Леонову, всем летавшим дают понять, что о нашей чистоте заботятся, блюдут наш авторитет. А ты, похоже, не понимаешь этого. Все ерепенишься.

ГАГАРИН. Мне об этом даже мысль никогда не приходила. Хотя я и считал, что здесь не все правильно.

КОМАРОВ. Мы о многом еще не думаем. Раньше мы бы не допустили несправедливости. А сейчас некогда оглянуться. Да не дают нам этого делать. Понукают. Вперед и только вперед.

ГАГАРИН. Черт побери, Володя. Ведь получается, что мы только и делаем, что врем и врем. Вот и сейчас. Ведь понимаем, что надо отказаться от полета, а на деле не можем даже найти формы для отказа, чтобы она хоть прилично выглядела. Три беспилотных полета, и три неудачи! А в отчетах все вроде в порядке. И мы согласующие подписи ставили. Во имя высших целей, во имя... А тут еще пятидесятилетие Октябрьской революции впереди. Ну, не поймут нас, Володя! Не поймут!

КОМАРОВ. Потому и говорю, что придется лететь. Мы сами себя загнали в угол.

ГАГАРИН. А если все ребята... Общий протест?

КОМАРОВ. Никто о нем не узнает. Когда ты отказывался от первого полета, тебя слушал Королев. А сейчас... Они, все равно, уговорят кого-нибудь рискнуть. Пообещаю манну небесную и все. И, если ему повезет, и все пройдет гладко, то мы с тобой навеки вечные окажемся в числе трусов и предателей интересов Родины. Ты хочешь такого исхода?

ГАГАРИН. Какой-то заколдованный круг.

КОМАРОВ. Вот то-то и оно... Мы с тобой не уверенны в надежности разрабатываемой техники. Я так это задницей чувствую. Но как еще, если не самим полетом, это можно доказать этим дубам в номенклатурных креслах? Я не смогу жить, если вместо меня в полет уйдет другой и погибнет. Все-таки из всех лучшую подготовку имеем мы с тобой. Следовательно, и шансы выжить в аварийной ситуации у нас выше... Я надеюсь справиться, если произойдет что-то серьезное. И все! Не будем больше об этом. Нервы надо беречь. \Входит Беляев.\

БЕЛЯЕВ. Не помешал?

ГАГАРИН. Как раз вовремя.

БЕЛЯЕВ. Как вам, мужики, новый отец советской космонавтики? \Подает газету.\ Ты, Юра, замечаешь, как у нас изменилась тональность в пропаганде достижений в освоении космического пространства?

ГАГАРИН. Было естественное затишье. Не летали. Теперь вроде снова разворот идет. \Возвращает газету.\ Правда, я согласен с тем, что уж очень много говорят о заслугах Брежнева. А вот о конструкторах, наших ребятах ни одного слова нигде. Это плохо. Ведь основная работа была за ними.

КОМАРОВ. Нет. За парт-политработниками. Да и Брежнев впервые в своей жизни звание Героя Социалистического Труда получил за заслуги в освоении космоса. А в прошлом году ему уже второго Героя дали. Теперь уже за заслуги в Великой Отечественной войне. Через 20 лет. Такими темпами он всех перегонит. И Жукова, и Покрышкина, и Курчатова. Аппетит приходит во время еды.

ГАГАРИН. Не перегибаешь?...

КОМАРОВ. Разве могу сказать что-нибудь против Генерального Секретаря ЦК КПСС? Это раньше был всего лишь Первый, а теперь... \Гагарин снова взял газету. Посмотрел, бросил.\

ГАГАРИН. Чушь какая-то. Я бы перестрелял этих писак.

БЕЛЯЕВ. Но дружишь с ними.

ГАГАРИН. С кем дружу, те не пишут так.

БЕЛЯЕВ. Пишут. Умнее, но пишут. И тебе помогают выступать.

ГАГАРИН. А ты безгрешен? Кто тебя опекает во время поездок? Ты-то сам пробовал когда-нибудь отказаться от передовицы или другой статьи, которую ты и в глаза никогда не видел? Тебе подсовывают первую страничку или последнюю, упирают на сроки, на десятки разрешающих виз и готово. Попробуй отказаться. А потом читаешь, и плеваться хочется. Но вокруг все почему-то в восхищении, и невольно думаешь, что может быть так и надо.

КОМАРОВ. И мы грешны, батюшка, грешны. Только все основные силы на тебя брошены. Ты им больше нужен.

ГАГАРИН. Не замечал за вами зависти.

БЕЛЯЕВ. И правильно. Только не хочется нам с Володей, чтобы нас за Ванек держали. Да и ты, вроде, не дурак.

ГАГАРИН. Можно поконкретнее.

БЕЛЯЕВ. Конечно можно. У нас давно зрело решение поговорить, наконец, друг с другом на чистоту. Ты не возражаешь?

ГАГАРИН. Нет, Павел Иванович. Только, наверное, раньше надо было. А сейчас как-то даже и непривычно... Мы действительно все изменились.

КОМАРОВ. Вот потому мне и надоело все это. Не хочу быть пешкой в чьих-то руках. Я сам только недавно понял, что ради престижа нас гоняли и сейчас гонят в космос... Тут вообще нет речи о науке... И тем более о повышении жизненного уровня трудящихся. Ничего пока мы народу не даем. Забираем, это точно, и огромные средства.

БЕЛЯЕВ. По зрелому рассуждению все гораздо проще. Нас купили и все. Купили с потрохами, а теперь требую расчета. Мы же как камикадзе – пожили и хватит. Если повезет, еще поживем. А нет – извините. За все заплачено.

ГАГАРИН. Но почему? Я не предлагал себя к купле-продаже.

КОМАРОВ. А тебя и не спрашивали. Тебе предлагали – ты брал. Молча брал, как должное. И это устраивало все стороны. Когда нужно было, мы все делались глухими и слепыми. Противно было временами, но со временем привыкли.

ГАГАРИН. А как же идеалы, Володя?

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Возвращение в Брайдсхед» (1944) – одна из величайших книг прошлого столетия. Она входит в список 10...
«…В кровавых сполохах, озарявших кладбище, Сашка и Маша заметили изящную фигурку Китти.Понимая, что ...
Книга рассказывает о том, что в жизни существуют законы, не подвластные человеку. Один из них — смер...
Что делать, если не веришь в любовь? Если никогда не видел ее и считаешь глупой выдумкой, сказкой? Д...
Что за невезение! Вечерняя электричка опоздала, последний автобус ушел. И вот Лариса одна стоит на о...
Как чувствовали Ромка и Лешка, что неприятный тип, явившийся по объявлению за найденной собакой, – с...