Сердечная тайна королевы Санд Жаклин

Глава 13

Испанское письмо

Дидье Ламбер уже хорошо себя чувствовал, однако еще не покинул отель д’Оди и, когда Мари сказала, что хозяйка хочет его видеть, немедленно отправился на зов.

Виолетта ожидала своего друга (за время пребывания студента в этом доме они успели сдружиться) в малой гостиной, рядом с библиотекой. Дидье, уже немного искушенный в интерьере, про себя отметил, что со времени его последнего визита обстановка в доме успела перемениться в лучшую сторону, и в особенности – те покои, которые облюбовала для себя юная маркиза.

– Добрый вечер, – сказал студент, отвешивая девушке легкий поклон.

Еще раньше они договорились, что между собой не будут придерживаться утомительных светских условностей. Поэтому Виолетта просто кивнула ему и указала на ближайшую софу.

– Что-нибудь случилось? – спросил Дидье, внимательно глядя на девушку. – Вы или ваш отец нуждаетесь в помощи?

– О нет, – улыбнулась она, – и со мной, и с отцом все хорошо. Папа почти поправился. Мне… мне только нужен ваш совет, – Виолетта запнулась, не зная, с чего же начать свой рассказ. – Все случилось вчера утром, когда я отправилась погулять…

Девушка рассказала Дидье о том, как она стала обладательницей чужого письма, которое, возможно, и было причиной гибели несчастного посланника. Поделилась и своими сомнениями по этому поводу. Ей в руки случайно попала важная тайна, и что делать с этой тайной, она не представляла.

– Дайте мне взглянуть на него, – проговорил Дидье, – я неплохо знаю испанский и сумею перевести письмо. Тогда станет ясно, может ли оно чем-то угрожать ее величеству. Или, не приведи Господь, вам.

Виолетта протянула юноше бумагу, и Дидье невольно вздрогнул, заметив на ней кровь. Осторожно расправив листок, он положил его на маленький столик, находившийся между ним и девушкой. Юная маркиза д’Оди придвинулась ближе, чуть не касаясь подолом платья башмаков своего гостя.

Сначала студент Сорбонны прочитал послание про себя, несколько раз запнувшись на особенно витиеватых оборотах. Потом расправил листок и стал медленно читать вслух:

– «Моя дорогая сестра,

я счастлив приветствовать в твоем лице будущее Франции. Не сомневаюсь, что после смерти мужа именно ты станешь решать все важные вопросы. Если же у кого-то возникнут сомнения относительно твоей роли в королевстве, я с радостью готов помочь тебе в признании твоих прав. Мне вовсе не безразлично будущее родной сестры, и во имя всего, что нас связывает, я согласен на все. Однако боюсь, что наш союз не станет прочным до тех пор, пока французские войска теснят нас во Фландрии и других местах. Война, неудобная для наших королевств и развязанная нашим злейшим врагом, должна быть окончена как можно скорее. Нам следует объединиться перед лицом другой, более страшной опасности. Еретикам в Империи, Нидерландах и иных странах надо дать достойный отпор, вернув заблудшие души в лоно Святой Матери Церкви. Ришелье мертв, и никто не помешает нам с тобой вспомнить о нежной былой привязанности друг к другу. Неужели твое сердце не скорбит от унижений Испании и страданий ее народа? Ты одна можешь сделать для блага мира больше, чем кто бы то ни было. И для этого не потребуется много усилий…

Нежно любящий тебя,

Филипп».

Дидье вздохнул и украдкой вытер пот со лба. Хотя нужда и заставила его выучить испанский язык, все-таки он владел им не настолько хорошо, чтобы без запинки болтать на нем целыми часами. Поэтому смысл прочитанного дошел до Дидье не сразу, а лишь когда юноша увидел расширившиеся глаза Виолетты.

– Но ведь это ужасно, то, что он ей предлагает… – прошептала девушка. – Королева Франции должна предать свою страну для блага враждебного народа… Это невозможно! Так… так нельзя!

Дидье, хотя и бесконечно далекий от политики, все-таки жил в Париже, был лично знаком с несколькими памфлетистами и издателями, которые чутко реагировали на любые изменения в жизни Франции и столицы, а потому оказался в курсе и некоторых сплетен, и более важных политических новостей.

– Наша королева – испанка, – проговорил он, почесав в затылке и несколько неуверенно глядя на расстроенную Виолетту, – и долго интриговала против Ришелье и его величества. Поэтому…

– Один человек еще не вся Франция, – упрямо возразила девушка, перебивая его. – Ришелье уже умер, и я не верю, чтобы ее величество настолько не любила своих сыновей, чтобы предать их интересы.

– Ну и з-задачка, – протянул Дидье, снова уставившись в текст письма. – Может быть… может, лучше не отдавать ей ничего? Тогда королеве не придется делать выбор, и она останется верна Франции.

– Почему вы полагаете, что она непременно примет сторону своего брата? – обиженно спросила Виолетта. Ей никак не хотелось признавать, что женщина, которую она с детства привыкла считать идеалом, будет низвергнута в пыль, и притом по ее же собственной вине.

– Я так не думаю, – ответил Дидье, виновато разводя руками. – Просто я часто слышу разные разговоры… Сейчас многие говорят о том, что ждет королевство после смерти его величества. Наши профессора в университете, мои друзья – такие же студенты, как я, – столичные чиновники, посетители трактиров, люди на улицах города… Большинство боится, что Франция выйдет из войны и заключит союз с Испанией, если королева станет регентшей. Вот поэтому… я и предположил…

Он не договорил, потому что Виолетта вздохнула и опустила лицо, разглядывая собственную юбку. Дидье понял, что невольно обидел девушку, и решил немедленно исправить свою ошибку.

– Но я тоже думаю, что она может не захотеть никакого союза. Я слышал, как говорили, будто сам покойный кардинал просил короля, чтобы он поставил ее величество во главе совета, если вдруг с королем что-то случится. Мол, теперь, когда у нее есть сыновья, она никому не даст их в обиду и, значит, защитит Францию, их наследство. В таком деле родственные чувства по отношению к брату большой роли не играют…

Виолетта ответила ему благодарной улыбкой, а Дидье, которому в голову внезапно пришла еще одна мысль, торопливо добавил:

– Если вы все же пожелаете отдать ее величеству это письмо, будьте осторожны. Вы приехали в Париж с юга, а Прованс – не так далеко от владений Испании. Вас могут обвинить в том, что вы помогаете ей. А больше всего пострадает королева – ее имя будет запятнано подозрением, и кто знает, чем все это обернется. Будьте осторожны, – повторил он, сложил письмо и протянул девушке. – А лучше – вообще уничтожьте его.

Юная маркиза д’Оди несколько минут молчала, нервно постукивая пальчиками по красному от крови конверту.

– Я… я еще подумаю, – тихо ответила она, не поднимая глаз. – Но все равно, спасибо за совет, Дидье. И за перевод тоже. Вы мне очень помогли…

Следующее утро началось для Виолетты д’Оди с огромного букета цветов, который лакей осторожно внес в гостиную.

– Для вас, ваше сиятельство, – почтительно сообщил он. – Только что прислали.

– И кто же этот безумец? – мадемуазель де Лажуа задала вопрос самым легкомысленным тоном, но щеки девушки слегка порозовели от удовольствия. Цветы были великолепны.

– Я вижу, дитя мое, твоя красота не осталась незамеченной при дворе, – Луи-Батист, тяжело опираясь на руку слуги, медленно спускался по лестнице.

– Что вы, отец. По сравнению с блистательными придворными дамами я просто сельская дурнушка, – Виолетта бережно подхватила маркиза под локоть.

– Кое-кто, как я погляжу, думает иначе, – Луи-Батист многозначительно кивнул головой в сторону букета. И тут же велел слуге: – Любезный, посмотри, нет ли там визитной карточки.

– Есть, ваше сиятельство.

Лакей с поклоном протянул маркизу крохотный тисненый квадратик с вензелем.

– Подумать только, герцог де Бофор.

– Франсуа де Бофор? – разочарованно переспросила мадемуазель де Лажуа. И рассеянно выдернула из букета огромную белую розу.

– Кажется, герцог или букет тебе не по душе, дитя мое? – ласково поинтересовался маркиз. – Или ты ждала цветов от кого-то другого?

– Букет очень мил, – Виолетта сама не замечала, что машинально один за другим обрывает лепестки с несчастного цветка. – И герцог де Бофор тоже… очень мил. Говорят, он фаворит королевы. Я должна как-то отблагодарить герцога за подарок? Послать ему письмо?

– Ни в коем случае, – Луи-Батист заговорщицки подмигнул дочери. – Красивые молодые девушки принимают цветы от почитателей как должное.

Маркиза д’Оди с явным облегчением вздохнула. Но розу продолжала мучить.

– Тебя что-то беспокоит, дочка? Твой первый день в Лувре прошел скверно?

– Нет, наоборот.

Тайну, которая беспокоила девушку, она, к сожалению, не могла поведать отцу. Испанское письмо. Содержание бумаги повергло Виолетту в еще большее смятение. С одной стороны, обещание, данное умирающему человеку. С другой… То, о чем просит король Филипп свою сестру Анну Австрийскую, вряд ли пойдет на пользу Франции. Даже столь юное и неискушенное в большой политике создание, как семнадцатилетняя мадемуазель де Лажуа, было в состоянии это понять. А вдруг королева согласится? Покойный кардинал Ришелье, без сомнения, назвал бы это изменой. Но Ришелье мертв, а письмо – вот оно, у самого сердца, прямо под жесткой пластинкой корсета. Письмо, которое в состоянии погубить королеву. Или множество добрых французских солдат и командиров вроде герцога Энгиенского. Если Анна согласится. Но она ведь не обязана исполнять просьбы брата…

– Позавтракаешь со мной?

– Увы, нет. Я должна быть во дворце к утреннему туалету королевы, – девушка беспокойно посмотрела на часы. – У меня осталось чуть больше получаса.

– Тогда беги, – маркиз понимающе кивнул. – Не заставляй ее величество ждать…

Le lever de la reine (утренний туалет королевы) представлял собою сложную придворную церемонию-постановку с довольно большим количеством участниц и участников. По случаю великого поста это действо проводилось немного скромнее, чем обычно. Зато последнее время, словно предчувствуя близкую кончину короля, многие придворные предпочитали почаще попадаться на глаза ее величеству. Утренний туалет был как раз одной из возможностей оказать знак почтения королеве и заодно добиться, например, личной аудиенции. Поэтому в зале ожидания оказалось очень людно.

Графиня де Брассак, гофмейстерина Анны Австрийской, перехватила Виолетту еще задолго до дверей королевской опочивальни.

– Значит, вы новая фрейлина ее величества? – цепкий взгляд женщины оценивающе скользнул по прическе и фигуре маркизы. – Смотрите и запоминайте, что будут делать другие девицы и дамы. После церемонии не исчезайте никуда – я желаю подробно побеседовать с вами о ваших обязанностях.

Девушка почтительно поклонилась.

– А теперь следуйте за мной, мадемуазель.

Тем временем камер-фрейлина мадемуазель де Бофремон показалась из дверей спальни Анны Австрийской, подавая знак, что ее величество проснулась. Войти в комнату по этому знаку дозволялось не всем. Только гофмейстерине, хранительнице гардероба и драгоценностей королевы мадам де Ла Флот-Отрив и пятерым фрейлинам. Графиня де Брассак легко подтолкнула Виолетту к двери.

– С сегодняшнего дня вы тоже в числе допущенных в опочивальню, милочка.

Анна сидела на постели все еще немного сонная, в ночной рубахе и чепце, под который на ночь были заботливо убраны длинные белокурые волосы королевы. В комнате царил полумрак, конец февраля «порадовал» Париж снегопадом, поэтому нынешнее утро выдалось хмурым и ненастным. Мадам гофмейстерина, склонившись перед королевой, шепотом спросила Анну, кому сегодня принадлежит право держать свечи. Мадемуазель де Лажуа изумленно округлила глаза. Она не думала, что на церемониях в Лувре регламентируются даже подобные мелочи. Ее величество ободряюще улыбнулась крестнице.

– Маркиза д’Оди, окажите нам любезность, – и тем самым доверила неопытной пока в церемониале новенькой фрейлине самую легкую из задач.

Виолетта, поклонившись – большую часть церемонии, похоже, занимали бесконечные поклоны и реверансы, – разожгла свечи в тяжелом двухрожковом подсвечнике в форме целующихся нимф (весьма фривольная композиция, нужно отметить) и поднесла свет поближе к постели. Лишь после этого графиня де Брассак прочла краткую молитву, королева шепотом ей вторила. Затем ее величеству подали тапки, халат и ароматную воду для умывания. Когда Анна закончила, камер-фрейлина избавила ее волосы от ночного чепца, а еще две фрейлины помогли ее величеству сменить ночную рубашку на дневную. Только самым приближенным дамам дозволялось видеть наготу королевы. На этом интимная часть утреннего туалета, собственно lever, была закончена. Мадам де Ла Флот-Отрив хлопнула в ладоши – по этому знаку хранительницы гардероба в спальню ее величества чередой потянулись камеристки, несущие разнообразные детали туалета Анны. Корсет, многочисленные юбки и фижмы, чулки, туфли и драгоценности. Облачение королевы в платье напоминало красочную театральную постановку. Виолетта наблюдала за происходящим, затаив дыхание. Последним явился придворный куафер. К этому моменту ее величество была уже затянута в корсет и полностью облечена в роскошный, шитый золотом бело-голубой наряд. Вслед за этим лакеи распахнули створки дверей. Теперь в опочивальню входили придворные. Анна, восседавшая на мягком пуфике перед зеркалом, была полностью отдана в распоряжение умелых рук проворного куафера-итальянца, который ловко перевивал локоны женщины жемчужными нитями, постепенно сооружая на голове королевы сложную, подобающую ее положению прическу. Тем временем знать, допущенная к утреннему туалету Анны Австрийской, почтительно желала королеве доброго здравия, перебрасывалась с ее величеством любезностями и попутно просила аудиенции или подавала прошения. Правда, просителям приходилось обращаться не к самой Анне, а к ее секретарю мэтру Ле Гра или духовнику, преподобному Франсуа де Ла Файетту. Оба этих господина также появились в спальне. Теперь в комнате слуги зажгли свечи, и Виолетта, наконец, смогла отставить в сторону доверенный ей подсвечник с нимфами. Королева подозвала к себе растерянную от обилия впечатлений крестницу едва заметным движением руки.

– Я вижу, мой утренний туалет произвел на вас впечатление, моя милая, – по губам Анны скользила мягкая улыбка. – А теперь представьте себе, вечерний туалет – точная копия утреннего, только все проделывается в обратном порядке.

Мадемуазель де Лажуа только потрясенно кивнула. Ее величество хотела еще что-то сказать, но умолкла на полуслове, пристально разглядывая кого-то из вновь прибывших. На этот раз утренний туалет королевы почтил своим присутствием первый министр Франции. Итальянец выглядел безукоризненно. Красная кардинальская мантия сидела на синьоре Джулио не хуже, чем на иных придворных расшитые драгоценностями камзолы. Про таких людей говорят – он слишком хорош собой, чтобы быть священником. Анна продолжала улыбаться все той же мягкой, ласковой улыбкой, но Виолетта каким-то безошибочным женским чутьем угадала, что эта улыбка больше не принадлежит ей.

– Ваше величество…

Мазарини почтительно поднес к губам руку королевы. Та милостиво кивнула, приветствуя кардинала.

– Какие новости из Фландрии, ваше высокопреосвященство?

– Герцог Энгиенский продолжает умножать славу французского оружия.

– Приятно это слышать, – Анна оглянулась, ища взглядом мадам Конде. Увы, этим утром у Шарлотты-Маргариты нашлись дела поважнее придворных обязанностей. – Сожалею, но принцесса сегодня отсутствует на церемонии. Ей было бы лестно услышать о заслугах сына.

Затем последовало еще несколько ничего не значащих фраз, и Мазарини отошел побеседовать с мэтром Ле Гра, освобождая дорогу следующему вельможе. Улыбка Анны тут же погасла, королева повернулась к зеркалу. Казалось, ее величество сейчас больше интересует работа куафера, чем любезности придворных.

Маркиза д’Оди тихо отошла прочь. И тут же попала в руки к графине де Брассак.

– Прием почти закончен, – уверенно заявила та. Что ж, гофмейстерине виднее. – Я обещала рассказать вам об обязанностях фрейлины.

По мере того как графиня говорила, Виолетта начинала постигать, что придворная жизнь изнутри – это совсем не то, чем она кажется со стороны. И фрейлинам ее величества не зря платится жалованье из казны. Наконец, мадам гофмейстерина сжалилась над новенькой.

– Я понимаю, что запомнить все эти мелочи сразу невозможно. Надеюсь, вы умеете читать, моя милая?

– Разумеется.

– В таком случае ступайте в кабинет мэтра Ле Гра, вот вам ключ. На книжной полке, той, что у окна, найдите полный свод придворных церемониалов. Большая книга в черном с серебром переплете. Там все, что вам понадобится знать. Я разрешаю позаимствовать ее на несколько дней, пока не освоитесь.

– Благодарю вас, мадам.

Глава 14

Сердечная тайна королевы

Маркиза торопливо сунула ключ в замочную скважину, но замок почему-то не спешил открываться. Девушка не сразу сообразила, что это оттого, что дверь была не заперта. Виолетта осторожно стукнула по створке костяшками пальцев, никто не отозвался. Тогда озадаченная мадемуазель де Лажуа робко приоткрыла дверь и заглянула вовнутрь. Никого. Наверное, про замок просто забыли.

Нужную книгу она отыскала в считаные минуты. Ну и тяжесть! Графиня была права, даже прочесть это все за один день вряд ли удастся. Не справившись с искушением, Виолетта присела на корточки между окном и боковиной шкафа, почти невидимая за тяжелой портьерой фиолетового бархата. Присела, потому что держать книгу на весу было тяжело. Да и просто по детской привычке, появившейся у маркизы д’Оди еще со времен ее посещений старой библиотеки в Шато де Лажуа. Луи-Батист не уставал пенять дочери за то, что она постоянно сидит на полу вместо того, чтобы читать за столом или в кресле. Безрезультатно. Спрятаться за портьерой, создававшей видимость таинственного уединения, столь дорогого каждому ребенку, чтобы там шепотом разбирать героические истории про отважных рыцарей и прекрасных дам – что может быть увлекательнее? Виолетта бегло пробежала взглядом открытую наугад страницу, потом следующую…

К реальности ее вернули торопливые шаги в коридоре. Тихо скрипнула дверь. Мадемуазель де Лажуа сжалась в своем укрытии – какой стыд, если почтенный мэтр Ле Гра застанет ее, маркизу и фрейлину королевы, сидящей на полу, задрав юбку, словно сельская девчонка.

Но это оказался не секретарь Анны Австрийской, а ее величество собственной персоной. Да еще в сопровождении мужчины, чью красную сутану трудно было спутать с иными нарядами придворных.

– Джулио!

– Анна…

Эти двое думали, что они наедине.

Первый министр с упоением целовал пальцы королевы, и в этих поцелуях не было и тени той почтительности, с которой преданный слуга целует руку своему монарху. Виолетта застыла, словно изваяние. Девушка боялась даже дышать.

– Что случилось, Джулио? Вы больше не хотите меня видеть?

– Клянусь Господом, Анна, сейчас я мечтаю быть с вами больше, чем когда-либо. Но обстоятельства против нас.

– Обстоятельства всегда были против нас, – королева капризно оттопырила нижнюю губу, знаменитую отличительную черту всех Габсбургов. – Неужели даже первый министр Франции не может совладать с ними?

– Наши свидания стали слишком опасны, любовь моя. Я не могу рисковать… вашей репутацией… вами…

– Мной? Или своей должностью?

– Это несправедливый упрек, моя королева. Но из ваших уст я приму любой укор. Поверьте, я делаю все возможное, чтобы наши встречи в Нуази возобновились. Верьте мне, Анна. Умоляю вас.

Обещание было подкреплено пылким поцелуем, на этот раз в губы. Королева на миг обвила шею итальянца руками, потом решительно его оттолкнула.

– Идите, Джулио. Не забывайте, сейчас мы в Лувре.

Мазарини послушно покинул кабинет, ее величество какой-то миг стояла неподвижно, устало прислонившись к двери. Потом направилась к столу, обмакнула перо в чернила, собираясь, видно, что-то писать.

В это мгновение крохотное существо – маленькая серая мышь, любительница древних фолиантов – выскользнуло из-под книжного шкафа, намереваясь проследовать вдоль стены. Виолетта де Лажуа, как и большинство девушек и женщин, совершенно необъяснимо панически боялась мышей. Завидев серое тельце в считаных дюймах от своего подола, маркиза д’Оди тихо охнула и от неожиданности выпустила из рук «Полный свод придворных церемониалов». Книга рухнула на пол с оглушительным стуком. Анна стремительно обернулась на звук, в глазах королевы испуг мешался с гневом.

– Виолетта?

– Ваше величество! – горячо зашептала Виолетта, бросаясь пред Анной на колени. – Клянусь, вам нечего опасаться. Ваша тайна, если потребуется, умрет вместе со мной.

– Встаньте, дитя мое, – настороженный взгляд королевы невольно потеплел. – Вы еще очень молоды и не понимаете, что за клятву даете. Быть поверенной тайн королевы – незавидная участь. Присядьте. И возьмите меня за руку.

Мадемуазель де Лажуа послушно опустилась на пуфик, королева, шурша юбками, села в кресло. Губы Анны едва заметно подрагивали. Видимо, мысли ее величества были не из приятных.

– Где сейчас моя преданная Мари, герцогиня де Шеврез? Ришелье отправил ее в ссылку, а муж ненавидит мою лучшую подругу так сильно, что запретил ей появляться во Франции до конца его дней. Маркиза де Сеннесе, моя бывшая гофмейстерина, и мадемуазель де Отфор в ссылке, мадемуазель де Ла Файетт вынудили принять постриг. Я так устала, Виолетта! – почти выкрикнула Анна, сорвавшись. – От одиночества, от лжи, от лицемерия. Незавидна участь королевы, для которой искренность смерти подобна, доверие к людям таит опасность, а любовь – преступление. Меня окружают лицемеры. Придворные подхалимы. При жизни Ришелье они плели интриги за моей спиной, угрожая мне опалой, разводом и монастырем, постоянно настраивали Людовика против меня, обвиняя меня попеременно то в супружеской, то в политической измене, теперь они же униженно добиваются моей благосклонности. А по ночам, когда лизоблюды разъезжаются по домам, я остаюсь одна. Совершенно одна, понимаешь? Даже родной брат теперь считает меня своим врагом. Даже дети… Мои дети мне не принадлежат. Они принадлежат Франции. И в любой момент их могут отобрать у меня по прихоти короля или в результате козней моих недоброжелателей. Эти люди не гнушаются ничем…

– Ваше величество! – сердце Виолетты разрывалось от сострадания.

Королева ласково провела ладонью по мягким локонам крестной.

– Иногда мне кажется, что Господь сжалился надо мной и послал мне ангела. Тебя, Виолетта. Но даже от ангела я не могу требовать подобного одолжения – преданности.

– Вам не нужно требовать, ваше величество, – щеки девушки вспыхнули, – того, что я готова отдать добровольно и по велению сердца. К тому же Господь в своей милосердной воле уже решил все за меня. Вот, возьмите!

Виолетта торопливо извлекла из-за корсажа заветное послание – письмо Филиппа Четвертого сестре – и дрожащей рукой протянула его королеве.

Если до сего момента девушка еще колебалась, раздумывая, как поступить с опасной бумагой, откровенность Анны Австрийской помогла маркизе д’Оди сделать свой нелегкий выбор.

– Что это? – Анна недоуменно повертела конверт в руках. – Какие-то пятна… Это следы крови? Бог мой…

Королева вздрогнула, разглядев, наконец, сургучную печать с гербом Габсбургов.

– Помните ту историю, ваше величество? – зашептала девушка. – Про несчастного, застреленного в Булонском лесу два дня назад? Я не сказала вам всей правды сразу, умоляю, простите меня за это!

Виолетта смиренно поцеловала руку королевы.

– Продолжайте, дитя мое. Говорите! – тоже шепотом потребовала Анна Австрийская. – Разумеется, я вас прощаю…

Сейчас королева готова была пообещать что угодно, только бы выяснить происхождение письма.

– Умирающий… Я пыталась помочь ему, но безуспешно… Он передал мне это послание, умоляя хранить тайну. Вашу тайну.

– И вы?

– Я дала слово. Видите, ваше величество, сам Господь этого хотел.

– Кто-нибудь еще знает… про письмо? Гвардейцы, которые спасли вас от волков?

– Нет, никто. Разве что только тот человек… убийца.

Королева нахмурилась. Торопливо развернула письмо и, кусая губы, пробежала его глазами.

– Вы его прочли, мадемуазель, не так ли? – спросила Анна строго. – Оно распечатано.

– Да, ваше величество, – выдохнула Виолетта. – Оно не было подписано. И я не была до конца уверена, что письмо действительно адресовано вам.

– Теперь уверены?

– Да.

– И уверены в том, что вам следовало передать его мне?

– Да.

– Филипп Испанский – мой брат, – пробормотала Анна, словно оправдываясь. – Но то, что он просит… Эта бумага, попади она в чужие руки, может меня погубить. Вы это понимаете?

– Да, но…

Ее величество быстро спрятала письмо в рукав и рассеянно поправила складки платья.

– Теперь вы, маркиза, наверное, думаете, что я никудышная королева, – голос женщины был тих и ровен. – Которая интригует против Франции в пользу Испании, да к тому же позволяет себе вольности с первым министром. Наверняка ваш отец говорил обо мне совсем другие вещи.

– Он почитает вас, словно святую…

– А я, на самом деле, лишь жалкая грешница, не так ли?

– Вам не в чем оправдываться передо мной, ваше величество. Вся Франция знает… знает, что король Людовик никогда не оказывал вам того почтения, которое вы заслуживаете. И никогда не любил вас…

– Вся Франция, говорите? – Анна горько усмехнулась. – Что за дело Франции до горестей чужестранки?

– Мой отец говорил также, что каждый человек имеет право любить и быть любимым. Особенно женщины, которых обстоятельства часто принуждают к браку по расчету. Он обещал, что, когда придет мое время, я выберу сама…

Королева ласково обняла крестницу за плечи.

– Вы счастливый ребенок, Виолетта. Увы, короли не могут позволить подобную щедрость в отношении собственных дочерей.

– Даже короли не в силах запретить любить. На все Божья воля… А господин Мазарини очень хорош собой. Намного приятнее де Бофора, – добавила девушка простодушно.

Ее величество рассмеялась.

– Герцог де Бофор – это всего лишь для отвода глаз. Можете смело забирать его себе, моя милая. Если вам того угодно. Я заметила, как Франсуа любовался вами вчера за карточным столом. А лучше оставьте его мадемуазель де Бофремон или госпоже де Монбазон. По правде говоря, Бофор, хоть и дьявольски обаятелен, при этом груб, жесток и самовлюблен, словно Нарцисс.

– Благодарю за совет, ваше величество.

Две женщины переглянулись с видом заговорщиц.

– Мы редко видимся… – грустно заметила Анна. Виолетта сразу поняла, что на этот раз речь идет не о Франсуа. – Вернее, часто видимся на людях. Но очень редко наедине. За последние пять лет… Только после смерти Ришелье я перестала чувствовать за спиной перешептывания его многочисленных шпионов. А теперь, когда Людовик болен… У Джулио много врагов. Ведь он чужак в этой стране, так же, как и я…

– Это очень печально, ваше величество.

– А мне так не хватает тепла его рук, его прикосновений, его голоса… Ты вряд ли понимаешь это, Виолетта. Ты еще ребенок. А мне… мне уже много лет. Перед тобой женщина, которую долгие годы лишали права чувствовать себя женщиной… Мадемуазель де Лажуа, будьте любезны, подайте мне лист бумаги.

По тому, как мгновенно королева сменила тему, Виолетта поняла, что они больше не одни в комнате – раньше, чем увидела мадемуазель де Бофремон.

– Ваше величество, епископ Бовезский нижайше просит принять его, – сообщила камер-фрейлина, опускаясь в почтительном реверансе.

– Хорошо, милая. Проводите преподобного сюда, в этот кабинет.

Маркиза д’Оди, пользуясь моментом, торопливо подобрала с пола книгу.

– Я могу быть свободна, ваше величество?

– Конечно, дитя мое. И вы, Мари-Клер, после того, как позовете епископа, тоже свободны.

Мадемуазель де Бофремон проводила удаляющуюся Виолетту недовольным взглядом.

По галерее возле покоев Анны Австрийской прогуливался неотразимый Франсуа де Бофор. Молодой герцог явно поджидал кого-то из окружения ее величества. И, судя по всему, дождался.

– Помилуй Бог, маркиза, что за тяжесть вручила вам королева? – герцог, привычным жестом придворного щеголя поправив тщательно уложенные волосы, направился прямиком к выскользнувшей из кабинета мэтра Ле Гра Виолетте д’Оди.

– Ах, это, – девушка очаровательно зарделась. – Это полный свод придворных церемониалов, его мне предстоит изучить и соблюдать как даме, состоящей на службе в свите ее величества.

– Следовательно, вас все-таки назначили фрейлиной. Я очень надеялся, что так оно и будет. Примите мои поздравления. Свежий прекрасный цветок в этом порядком набившем оскомину букете записных кокеток.

Глава 15

Еще один тайный ход

Они достигли Беруара довольно быстро. Эме хотел откланяться, однако принцесса настояла, чтобы он и его люди остались обедать. Госпожа де Бланшетт вряд ли будет рада таким гостям, как гвардейцы кардинала, – помнится, в прошлый визит чуть не убила де Фобера взглядом, – однако выбора особого нет. Пренебрегать приглашением особы королевской крови – глупость. И Эме остался. Его люди были рады гораздо больше, чем он.

Встреча с герцогиней де Лонгвиль и ее верным защитником получилась забавной. Фабьен де Ру никак не ожидал увидеть в Беруаре лейтенанта, да еще и приглашенного Шарлоттой, так что шевалье оставалось лишь сохранять невозмутимое выражение лица, за которым просматривалось плохо скрываемое беспокойство. Анна-Женевьева при виде де Фобера сначала побледнела, потом слегка покраснела, а затем поздоровалась столь высокомерно, что весьма его развеселила. Элиза де Бланшетт оказалась умнее всех: усадила за столом лейтенанта подальше от мадам де Лонгвиль и ее телохранителя.

Обед вышел забавным донельзя. Эме сосредоточенно жевал (готовили в Беруаре очень неплохо) и пытался понять, вызывает ли у него неожиданная встреча с Шарлоттой хоть какие-то чувства, кроме сдержанного любопытства. Увы. Да, ему было интересно, как она провела все эти годы; но семь лет в действующей армии изменили Эме до неузнаваемости. Теперь он уже не наивный провинциал, павший жертвой чар взрослой красавицы. Шарлотта по-прежнему хороша, однако чувства к ней испарились без следа. Когда Эме только приехал в Париж, он в этом сомневался. Увидев бывшую любовницу, убедился окончательно.

Все прошло. Кануло. Сгинуло. Слава Богу.

Только одно его царапнуло: когда принцесса сказала, что он не влюблен. В нее-то Эме был влюблен, и еще как! Но семь лет прошло, и та история многому научила его. Тогда почему, стоило Шарлотте обронить эти слова, вспомнилась недавняя знакомая, маркиза де Лажуа? Взгляд ее зеленых глаза, завитки рыжевато-каштановых волос и непринужденная манера общения.

После обеда Эме исхитрился и остался на минуту наедине с герцогиней де Лонгвиль. Относительно наедине: де Ру маячил неподалеку.

– Мадам, – де Фобер поклонился Анне-Женевьеве, – предыдущая наша встреча была напряженной. Но у меня к вам есть дело.

– Дело? – глаза герцогини сверкнули. – Опять?

– Это касается истории на дороге и аббата де Линя.

Он внимательно наблюдал за молодой женщиной и заметил, как вспыхнули ее щеки. Так-так. Раньше Эме ставил на то, что де Ру мог бы оказаться любовником герцогини, но, похоже, нет. А вот у аббата де Линя есть все шансы, если он еще не воспользовался случаем. Может, и воспользовался. Герцогиня выглядела удивительно похорошевшей.

– Вы не могли бы мне рассказать, что произошло?

Анна-Женевьева, против своего обыкновения, не стала возражать – наверное, хотела избавиться от лейтенанта побыстрее. Она сухо и коротко изложила факты. По ее рассказу выходило, что Филиппа д’Исси-Белльера уложил Фабьен.

Ну что же. Именно это Мазарини и получит.

– Благодарю, ваше высочество. Это все.

– Погодите, – она стояла, стиснув пальцы. – Вы видели аббата де Линя? Он обещал приехать сегодня, но…

– Он еще некоторое время не появится в Беруаре, мадам. Аббат приболел.

– Опять? О Господи…

«Точно, – подумал Эме, наблюдая за реакцией Анны-Женевьевы, – я попал в яблочко». Пригодятся ему эти знания или нет, неизвестно, однако лишними точно не станут.

– Не стоит переживать, мадам. У меня есть подозрения, что викарий будет жив-здоров и объявится где-то через неделю. Честь имею.

И он удалился, ухмыляясь, провожаемый суровым взглядом де Ру и растерянным – герцогини.

Только за воротами замка Эме вновь вспомнил про сегодняшние планы относительно поиска кукольника. И махнул рукой. Успеется.

Сытые, разморенные теплом и порядком навеселе гвардейцы за его спиной негромко шутили. В Нуази компанию встретил хмурый Кароньяк. Тот, как и велели, вернулся утром с ответом от Мазарини и заказанными ему бутылками и в результате весь день проторчал в аббатстве в обществе «дружелюбных» монахов. Бедняга, шевалье совсем о нем позабыл.

– Где вас черти носили?! – буркнул гвардеец, не скрывая облегчения. – Я привез великолепное анжуйское.

Де Фоберу ни вина, ни веселья не хотелось. По правде говоря, лейтенант мечтал сейчас об одном: выспаться. Но прежде чем завалиться в постель, требовалось все же навестить «страждущего» де Линя. Эме не мог определить, чего в этом желании было больше: зарождающегося искреннего дружеского расположения к викарию или армейской привычки всегда «проверять посты» самому. При его появлении от двери аббата стремительно шарахнулась темная тень. М-да, Николя де Лекур весьма недоверчивый господин. На стук откликнулся верный Блез.

– Это лейтенант де Фобер, – назвал себя Эме. – Открывай, рыжий.

В комнате пахло болезнью. Совершенно особый запах, получающийся от смеси пота страдающего от горячки человека и травяных настоев, которыми лекари пытаются обычно остановить огонь лихорадки. В какой-то момент Эме подумалось, что де Линь таки сделал глупость и отведал яду. Вполне могло оказаться, что господин де Лекур решил угостить ненавистного викария двойной дозой – самостоятельно и с участием лейтенанта гвардейцев. Для надежности.

– Как он?

– Так себе, – голос Блеза был глухим и каким-то тоскливым. – Сначала бредил, а теперь вроде бы получше стало.

– Ложись поспи, рыжий, – неожиданно предложил де Фобер. – А то ты уже не рыжий, а зеленый. Еще из окна вывалишься. Я сам с ним посижу.

– Если ему станет худо, вы меня разбудите? Я приведу мэтра Вуайэ.

– Обещаю.

Кресло у камина де Фоберу уже прямо родным стало.

Аббат спал. Эме не глядя протянул руку и взял с полки книгу – наугад, лишь бы скоротать время. Благо книг у аббата де Линя накопилось великое множество. Раскрыл строго посередине и даже попытался читать. Строчки плыли перед глазами бессмысленными черными полосами.

– Лейтенант? – хриплый голос больного вывел его из задумчивости.

– Доброе утро, господин де Линь, – пробормотал Эме. – Вернее, добрый вечер. Как вы себя чувствуете?

– Благодарю, скверно, – Андре вымученно улыбнулся. – Надеюсь, вы довольны моей лихорадкой?

– Я – нет. Но господин де Лекур, без сомнения, просто счастлив.