Горькая звезда Контровский Владимир
Мыслеголос прервался. Разум ариссарра, лежавшего среди древних руин, прекратил работать, и его призрачное тело — сгусток мыслящей энергии, которая перестала мыслить, — истаивало и распадалось. Раса вселенских скитальцев не знала похорон: умирая, ариссарра растворялись во Вселенной, становясь частицей плоти Мироздания. Каррах выждал какое-то время — звездные странники знали, что такое скорбь, — а затем описал вокруг развалин храма прощальный круг и двинулся в обратный путь, к своему расколотому ключ-камню. Каррах был согласен со своим только что умершим старшим сородичем, но вместе с тем молодой ариссарра испытал доселе неведомое ему чувство: ненависть, жгучую ненависть и желание убивать. Холодный разум пришельца контролировал эмоции, но Каррах надеялся, что когда-нибудь даст волю своей ненависти. Он знал, что так и будет, и сделать для этого следовало совсем немного: выжить в течение сотен (или даже тысяч) циклов и дождаться. Прожить столь долго при отсутствии привычной пищи не так просто, однако Каррах был уверен, что ему это удастся. «Оказывается, ненависть, может быть очень сильным стимулятором», — с некоторым удивлением подумал молодой ариссарра, мимоходом утопив наполненную людьми утлую гребную ладью, попавшуюся ему на его пути через Серединное море.
Вернувшись к своему камню, Каррах незамеченным прошел сквозь многочисленные строения города, раскинувшегося вдоль берега полноводной реки. Людей в этом городе было великое множество, но никто из них не заметил Бестелесного — обитатель другого измерения находился вне спектра восприятия человеческих органов чувств. Кое-кто из туземцев — из тех, кого здесь называли волхвами-кудесниками, — почувствовал незримое присутствие чего-то непонятного и забеспокоился, но ариссарра никак не проявил себя на осязаемом уровне, и тревога этих немногих погасла. Ну, потянуло вдруг среди жаркого летнего дня леденящим холодом — бывает. А может, это и вовсе почудилось… А Каррах тем временем углубился в толщу земли вблизи от расколотого ключ-камня и распластался-растекся, принимая наиболее экономичную форму существования: долгое путешествие за море отняло у ариссарра много энергии.
Устроившись под землей, Каррах свел до минимума жизненную активность: он не знал, как долго придется ждать помощи (или возможности что-то сделать самому), и должен был беречь каждую каплю силы. Это было похоже на полусон — бодрствовал только разум скитальца, наблюдая, анализируя и собирая информацию. Каррах смотрел и слушал, хотя его восприятие не имело ничего общего с человеческим зрением и слухом.
Ариссарра изучал людей. Раньше, поглощенный многообразием нового мира, он не обращал особого внимания на местных разумных обитателей — да, суетятся тут какие-то биоорганические создания, и что с того? Их разум еще первичен, равноценный контакт с ними невозможен, а искать среди них продвинутых — этим занимались ариссарра постарше: вроде того, который умер среди руин храма, занесенного песком пустыни. Каррах был еще слишком молод (по меркам своей расы), и его время делиться знаниями с юными расами еще не пришло: он просто путешествовал по мирам, впитывая впечатления и медленно взрослея. И Каррах еще долго оставался бы простым странником-наблюдателем (или ушел бы в другой неизведанный смежный мир), если бы не разрушение ключ-камня, резко изменившее судьбу молодого ариссарра.
Присмотревшись к людям, Каррах нашел их довольно занятными существами и понял, что со временем (если их развитие не будет так или иначе пресечено) они смогут достичь высот и даже занять достойное место во Вселенной. Однако до этого в любом случае было еще очень далеко, а пока Карраха куда больше интересовала своя собственная судьба, и еще — таинственная секта, разрушавшая камни-концентраторы.
Изучая религиозные воззрения туземцев, ариссарра пришел к выводу, что разбиение ключ-камня могло быть связано с установлением здесь, среди этого народа, новой религии, не терпевшей прежних языческих верований. Жрецы новой веры свергли прежних идолов и преследовали идолопоклонников, а вокруг каменного диска, насколько Каррах мог понять, прежде существовало что-то вроде капища древних богов. Но камни в жаркой заморской стране были разрушены раньше, чем появилась новая вера, принятая жителями этого города, и это было непонятно. И умирающий сородич говорил, что разрушители ключ-камней знали об их назначении и действовали сознательно, а не слепо уничтожали символы старой веры. Кто же эти разрушители и где они прячутся, спрашивал себя Каррах, сожалея о том, что у него нет достаточно сил для поиска таинственных сектантов: энергия, необходимая для поддержания жизни межзвездного скитальца, убывала — пусть медленно, но безостановочно.
Шли годы — так здесь называли циклы вращения планеты вокруг звезды. Ариссарра ждал, но его сородичи безмолвствовали: Каррах не получал никаких вестей из материнского мира, и никто из его соплеменников не пересекал межмировую границу. Ариссарра своих не бросают, но могло случиться так, что Каррах остался в этом мире один и след его затерялся — вселенские странники посещают сотни и тысячи миров, и бывает так, что кто-то из них пропадает бесследно. И все-таки Каррах не собирался сдаваться: ему помогала ждать жажда жизни, и еще — его ненависть, которая росла и крепла.
Волны человеческих эмоций омывали призрачное тело пришельца — его восприятие обострилось за столетия полусна-полубодрствования, — и вот однажды (это случилось через два с лишним века после возвращения Карраха к запертой двери и добровольного заточения под расколотым каменным диском) на дремлющего ариссарра обрушилась настоящая лавина людских чувств: ярости, страха и боли. Заинтересовавшись, Каррах перефокусировал свое восприятие — это не потребовало от него чрезмерно больших усилий — и взглянул на город со стороны.
…На окружавшей равнине дымили многочисленные костры, и перемещались толпы людей, восседавших на прирученных животных, которых здесь называли конями. И Каррах быстро понял, что происходит, — это была война, большая война. Ариссарра знал, что войны — обычное явление для варварских рас, еще не вышедших из состояния дикости. Звездным расам тоже было известно это явление, но войны на вселенских тропах возникали только тогда, когда под угрозой оказывалось само существование высокоразвитой расы, причем — как правило — противником выступало полуразумное стихийное проявление или вывихнутый разум (вроде такого, каким был разум кремнийоргаников планеты, уничтоженной Следящими). Во всех прочих случаях (почти во всех) межзвездные конфликты удавалось разрешить без массового уничтожения разумных существ и без разрушения планет. Не так обстояло дело у варварских рас — они воевали непрерывно, улучшая свое существование за счет других племен, грабя их и покоряя, чтобы заставить побежденных работать на победителей. Оружие дикарей было еще примитивным — они прерывали жизнедеятельность тех, кого считали врагами, механически разрушая их белковые тела с помощью металлических колюще-режущих орудий, ближнего боя и метательных, — но число погибших в таких войнах бывало довольно значительным, особенно учитывая общую численность населения варварских миров. Для ариссарра мотивы этих войн были непонятны: сородичи Карраха просто знали, что войны — это неизбежный этап развития и совершенствования разума и что далекие предки нынешних межзвездных странников тоже воевали между собой, и воевали жестоко. И вот сейчас перед мыслевзором Карраха разворачивалась картина именно такой древней войны.
Холодный разум вселенского скитальца быстро оценил шансы сторон. Город был обречен: осаждающие превосходили защитников и численностью, и оснащенностью — у них имелись машины, ломавшие стены и метавшие тяжелые камни и сосуды с горючей смесью. Мужество оборонявшихся могло только затянуть осаду, но не принести победу — это было ясно. Поняв это, ариссарра не испытал ни сожаления, ни горечи — война дикарей ни в коей мере его не касалась, и он не собирался в нее вмешиваться (даже если бы имел силы). Но посмотреть — почему бы и нет? В конце концов, звездные странники познавали миры во всей их многогранности, со всеми их бедами и катастрофами, — добро и зло во Вселенной тесно переплетены и неразделимы. И Каррах смотрел…
Осада продолжалась много дней. Местное светило появлялось и вновь уходило за горизонт, а машины медленно, но верно ломали стены, пробивая проходы, в которые врывались воющие толпы захватчиков. Люди — пронзенные, раздавленные, изрубленные, — гибли сотнями, и молодой ариссарра по имени Каррах вдруг почувствовал терпкий вкус эманации смертных мук, изливавшихся в пространство с каждым последним вздохом умиравших. И не только почувствовал, но и понял, что может впитывать эти муки и становиться от этого сильнее. Ощущение было новым, приятным и неожиданным: Каррах не знал, что он может питаться предсмертными выплесками эмоций гибнущих людей. Один умирающий приносил ему всего лишь малую толику силы, однако они погибали во множестве, и Бестелесный впервые за много лет заметил, как его энергонасыщенность возрастает. Но если так, то, может быть, нужно убить самому побольше местных обитателей и принять их последний беззвучный крик?
Не колеблясь, Каррах почти мгновенно убил ментальным лезвием несколько десятков людей, дравшихся в проломе стены (не делая различия между нападавшими и защитниками города — какая разница?). Однако эффект оказался нулевым — Бестелесному годились только смертные всплески людей, погибавших не от его рук (которых у ариссарра вообще-то и не было). «Досадно, — подумал Каррах, — но не страшно: будем собирать последние вздохи туземцев, яростно убивающих друг друга, — в них недостатка нет». И ариссарра превратился в ментальную воронку, жадно всасывающую последние мгновения бытия воинов и горожан, умиравших на стенах и горящих улицах. Каррах не жалел людей — какое ему до них дело? А он, собрав страшную дань, проживет еще много циклов — ему ведь есть для чего жить.
Кровавое пиршество тянулось долго, и прекратилось оно только тогда, когда рухнул последний храм, разбитый таранами, когда дома превратились в пепел, когда все улицы были завалены телами павших, и когда победители, согнав в толпу пленных, потянулись прочь от опустошенного ими города. А насытившийся звездный скиталец по имени Каррах вытянулся вдоль измерения, притормозил бег своего собственного времени и погрузился в сон сознания — в таком состоянии он мог существовать долго, очень долго…
Сон Ктулху чуток, древний бог может пробудиться в любую минуту, и тогда явь обернется кошмаром для живущих…
— Я все равно не понимаю, каким образом рассказанное вами касается меня? Космический демон, спящий в подземелье, Батыево нашествие, какие-то сектанты-фанатики… Я-то тут при чем?
— Понимать здесь нечего, князь, — старик чуть шевельнул посохом. — Через несколько лет на твой город обрушится страшное несчастье. Но ты можешь и оттянуть эту беду — лет на двадцать или чуть больше.
— Что за несчастье?
— Существо иного мира наложило проклятье — так тебе будет понятнее, — используя отрывок из священной книги тех, кого он считает своими врагами. Там говорится: «И третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая, подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»…
— Ну, а это тут при чем? — начал сердиться Щербицкий. — Полынь какая-то…
— Сейчас эта фраза тебе ни о чем не говорит, — усмехнулся волхв. — Но поверь, скоро придет время, когда любой атеист, не открывавший Библии, будет без запинки цитировать этот стих из Откровения святого Иоанна Богослова. Потому что «полынь» по-украински…
— …Чернобыль, — закончил фразу Щербицкий. И ему стало страшно, ибо город с таким названием был ему хорошо знаком.
— Да, — старец кивнул, — Чернобыль. Там имеется то, что угрожает твоему городу.
— Как это будет выглядеть? — голос Рюриковича предательски дрогнул.
— Как цепь странных совпадений, — пояснил кудесник, — и нелепых случайностей, приведших к непостижимой беде, которая унесет множество жизней…
Призрачный сон Бестелесного длился семь веков. За это время произошло многое, но Каррах, выпав из потока времени, ничего не замечал. Почти ничего: часть его сознания не спала и стояла на страже, чтобы в случае необходимости известить и пробудить своего хозяина.
И этот час настал. На земли, прилегавшие к городу, — за семь столетий город сильно изменился, — вновь пришла война, принесшая с собой новые потоки смертных мук. Война сменила свой лик — оружие стало другим, на смену мечам и копьям пришли взрывчатые вещества, выделявшие в ходе быстротекущих химических реакций значительное количество энергии, а воины взяли в руки огнестрелы и пересели с коней на железные гусеничные машины с тепловыми двигателями, — но люди гибли на войне так же, как прежде. Новые завоеватели, пришедшие с заката, не уступали по своей жестокости свирепым кочевникам с восхода и даже превосходили их зверствами, убивая беззащитных женщин, стариков и детей изощренно, целенаправленно и хладнокровно.
Но для ариссарра по имени Каррах водопад последних вздохов, несущий ментальную энергию, означал всего лишь сытный завтрак после долгого сна, и Бестелесный не замедлил подкрепиться. Он принимал агонию солдат, форсировавших широкую реку и гибнущих под пулями, и мирных горожан, погибавших под развалинами жилищ. Пища была обильной, и когда война ушла на закат, Каррах чувствовал себя превосходно. Он отнюдь не собирался пуститься в странствия по этому миру, но сознание его стало ясным и деятельным.
Первый вывод, сделанный ариссарра, был неутешительным. За прошедшие века его сородичи так и не появились, и это означало, что он должен рассчитывать только на себя. На первый взгляд положение было безнадежным — восстановить камень-концентратор Каррах по-прежнему не мог, — однако вскоре Бестелесный отметил и кое-что обнадеживающее. Да, на помощь извне полагаться не стоило, но цивилизация людей за прошедшие сотни лет сильно изменилась: туземцы добились впечатляющих успехов в науке и технике, а раз так, то можно было ждать от них и очень серьезных открытий, которыми смог бы воспользоваться звездный странник.
И Каррах не ошибся в своем предположении: всего через несколько циклов после окончания большой войны, охватившей почти всю планету, на которой застрял ариссарра, он почуял в атмосфере присутствие радиоактивных изотопов искусственного происхождения. А это значило, что аборигены уже овладевают внутриатомной энергией — энергией, способной (при грамотном ее использовании) проломить измерения и проложить Карраху дорогу домой.
С этой минуты пленник бывшего языческого капища — за минувшие столетия оно ушло глубоко под землю — бодрствовал, непрерывно следя всеми своими сверхчувствами за происходящим вокруг. Ариссарра ждал атомной войны — огромное количество энергии, выделившейся при ядерном взрыве, позволило бы ему если и не прорваться в свой мир, то хотя бы дать о себе знать и позвать на помощь кого-нибудь из сородичей. Но войны не было: инстинкт самосохранения людей оказался сильнее их хищнических инстинктов.
Да, ядерная война так и не началась, зато вскоре неподалеку началось строительство атомной энергостанции — ариссарра, по природе своей будучи разумным сгустком энергии, сразу это почувствовал. Появился шанс, который нельзя было упустить.
Карраху не пришлось физически перемещать свое незримое тело поближе к этой станции — он мог дотянуться до нее узконаправленным ментальным лучом. Ариссарра внимательно следил за постройкой, а потом и за работой энергоблоков-реакторов, выжидая подходящего момента. Он отслеживал бег слабых электрических токов в цепях управления и защиты реакторов — сил для этого у него хватало — и замирал от сладостного предвкушения. Он не забыл о мести, но чтобы свершить ее, уже немолодому ариссарра сначала надо было вырваться из многовекового плена, в который Каррах угодил по злой воле неведомых сектантов-изоляционистов.
Впервые возможность раскачать реактор станции появилась через десять лет после ее запуска (по летоисчислению аборигенов — если бы Каррах его знал — в апреле 1986 года). Момент был удобным, но ариссарра его упустил, так и не поняв, что же ему помешало. Следующей возможности пришлось ждать больше двадцати лет, зато на этот раз пленник капища ее использовал.
Что именно произошло с четвертым реактором атомной электростанции в 2007 году, установить не смогли, поскольку весь обслуживающий персонал блока погиб при его взрыве, а вся записанная информация следящих и регистрирующих систем тем же взрывом была уничтожена или повреждена до невоспроизводимого уровня. Известно, что на станции, перед плановой остановкой энергоблока для технического обслуживания, проводился эксперимент по использованию инерции турбины генератора — выбега — для питания всех систем реактора, на случай потери внешнего энергопитания. А затем что-то произошло — мощность упала гораздо ниже заданной отметки, и для ее подъема из активной зоны была извлечена часть регулирующих стержней. Каких-либо сигналов о неисправностях или о нестабильном состоянии реактора не поступало, и операторы блока продолжали спокойно работать. А тем временем реактор уже пошел вразнос, лавинообразно увеличивая выделяемую мощность, чему способствовали поднятые стержни. Система управления успешно противодействовала процессу, а системы контроля реактора не зафиксировали возрастания мощности вплоть до включения аварийной защиты.
После включения защиты — предполагается, что ее включил оператор, руководствуясь неясными соображениями (возможно, как-то заметив нарастание мощности энергоблока), — регулирующие и аварийные стержни пошли вниз, погружаясь в активную зону реактора, но всего через несколько секунд тепловая мощность реактора скачком выросла до неизвестно большой величины (мощность зашкалила по всем измерительным приборам). С интервалом в несколько секунд прозвучали два взрыва, почти полностью разрушивших реактор. Сначала произошел неконтролируемый разгон реактора, в результате которого были повреждены несколько тепловыделяющих элементов, а их разрушение вызвало нарушение герметичности технологических каналов активной зоны, в которых находились тепловыделяющие сборки. Пар из поврежденных каналов вырвался в межканальное реакторное пространство, там резко возросло давление, что вызвало отрыв верхней плиты реактора, сквозь которую проходят все технологические каналы. Чисто механически это привело к массовому разрушению каналов, вскипанию одновременно во всем объеме активной зоны и к выбросу пара наружу — это был первый (паровой) взрыв.
Относительно дальнейшего протекания катастрофической аварии и природы второго взрыва, разворотившего реактор, нет объективных зарегистрированных данных, и возможны только гипотезы. По одной из них, это был взрыв химической природы, то есть взрыв водорода, который образовался в реакторе при высокой температуре в результате ряда процессов. По другой гипотезе, второй взрыв был ядерным, то есть тепловым взрывом реактора при разгоне его мгновенными нейтронами, вследствие полного обезвоживания активной зоны. Наконец, была выдвинута версия, что второй взрыв тоже был паровым, то есть являлся продолжением первого: согласно этой версии, все разрушения вызвал поток раскаленного радиоактивного пара, выбросивший из шахты значительную часть графита и топлива.
Как бы то ни было, но катастрофа, соизмеримая по своим последствиям с взрывом «грязной» атомной бомбы, произошла, и на Киев поползло смертоносное пылевое облако, пересыщенное активными изотопами. А что именно послужило причиной аварии и почему появились сбои в системе слежения и контроля — об этом знало только иномировое существо, затаившееся под городом.
И это было только началом…
— Как это все можно предотвратить? — медленно произнес потрясенный Щербицкий. — Если вам нужна поддержка, энергия там или редкие вещества…
— К сожалению, никак, князь. Сила, вложенная в заклятье, так или иначе вырвется наружу. Вопрос лишь в одном: когда.
— Но я могу сделать хоть что-то?
— Только одно, — сурово ответил хранитель, — в твоих силах назначить время, когда это произойдет: сейчас или позже, когда тебя уже не будет в живых. Ты можешь отложить катастрофу, одновременно изменив историю своей страны и возвысившись, — эти линии времени связаны неразрывно. Выбор за тобой, князь.
— И как же я смогу выбрать?
— Мы покажем тебе то, что ты не сможешь увидеть при жизни — то, что случится с твоим городом, если волею твоей беда будет задержана на двадцать лет.
Волхв возвратился и сел на свой то ли камень, то ли пень. В его руке снова появился посох, и на его верхушке зародилось такое же, как занавес, голубоватое электрическое сияние. И перед глазами Щербицкого начал развертываться странный фильм, живой и осязаемый. Перед потомком киевских князей чередой проходили невероятные события — сначала он видел их как непосредственный участник, затем, глядя на них глазами других людей, зачастую прежде ему незнакомых. В одних сценах Рюрикович сам принимал участие, другие просматривал, как просматривают обрывки телепередач или газетные страницы. Были и такие сцены, которые Щербицкий наблюдал изнутри, присутствуя незримой тенью и читая чужие мысли, словно открытую книгу.
Глава 6
Возможны варианты…
1987 год
Белый не городской снег нестерпимо сиял на солнце. Это место Щербицкому было хорошо знакомо — ухоженное подворье, высокий деревянный забор, прячущиеся в вековых корабельных соснах деревянные срубы. Охотничья база КГБ УССР «Чернобыльский бор». Хорошо здесь зимой, тихо, красиво и вокруг ни души — охотхозяйство включено в охранную зону Чернобыльской АЭС, так что посторонних здесь не бывает. Да и свои наезжают нечасто — разве что отдохнуть вдали от посторонних глаз или поговорить без лишних ушей.
На асфальтированной площадке перед крыльцом большого двухэтажного дома темнел ряд больших черных автомобилей. Его собственный служебный «ЗИС-111» и три черные «Волги» с затемненными стеклами. Две — с военными номерами, третья с обычными государственными, но из тех, которым отдают честь постовые. Чуть в стороне, соблюдая субординацию, жались два темно-зеленых «уазика» с мигалками и надписями «ВАИ». Из их выхлопных труб выстреливал пар, а из кабин, меняясь, чтобы не замерзнуть, то и дело выскакивали крепкие парни в теплых пальто и одинаковых норковых шапках — правительственная охрана. За машинами на деревянной стене висел большой плакат «Решения XXVII съезда КПСС — в жизнь!».
«Это в каком же году двадцать седьмой съезд должен будет пройти? — прикинул Щербицкий, — в восемьдесят шестом, вроде? Но сейчас на дворе зима. Получается, что…»
— Двенадцатое декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, — возник вдруг в его голове ровный бесцветный голос.
В просторном холле главного дома, подтверждая официальное назначение этого места, на стенах висели охотничьи трофеи. В основном кабаньи и косульи головы, но была пара лосей и даже внушительная медвежья шкура. На полу теснились горшки и кадки с зимующими пальмами и цветами.
Глаз самым краем зацепил затесавшийся в зеленые дебри большой, изрядно выцветший плакат. «До 2000 года каждая семья будет иметь отдельную квартиру. Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев».
«Горбачев, секретарь ЦК по сельскому хозяйству, недавно ставший кандидатом в члены Политбюро, — подсказала память. — И теперь этот балабол — Генеральный секретарь? Как такое могло произойти?»
Мысленный референт все тем же бесцветным голосом перечислил основные события, произошедшие в стране, начиная с восьмидесятого. Щербицкий тяжело вздохнул — то ли еще доведется узнать…
Сверху, из обеденного зала, в который ведет широкая уютная лестница с резными перилами, доносятся голоса — там обедали приехавшие на сановных автомобилях.
Обеденный зал соединялся с большой застекленной верандой, откуда открывался великолепный вид на заснеженный сосновый лес и вьющуюся между деревьями тихую неторопливую Припять. Бело-красные корпуса и трубы энергоблоков АЭС, чьи силуэты просматривались в морозном воздухе, не портили картину, а, пожалуй, наоборот, придавали ей завершенность и наполняли душу уверенностью в завтрашнем дне.
В зале с уютно потрескивающим камином, за столом, покрытым ослепительно-белой скатертью, обедали пятеро пожилых мужчин. В первом, сидящем на правах хозяина во главе стола, Щербицкий с удивлением узнал самого себя, только сильно постаревшего и очень усталого. Сидящий справа седой как лунь старик с тяжелыми складками у рта и строгим решительным взглядом оказался первым секретарем Томского обкома Лигачевым. Угрюмый человек в очках и темном костюме — это Виктор Чебриков, хорошо знакомый Щербицкому еще по работе в Днепропетровском обкоме. «Витю Леонид Ильич потом в Москву забрал, к Андропову в КГБ», — отстраненно подумал Щербицкий-наблюдатель. Напротив Чебрикова — глава Комитета государственной безопасности на Украине, генерал Федорчук, а рядом с ним — первый заместитель министра обороны, маршал Соколов. При всей кажущейся разности собравшихся здесь людей у них было общее выражение лиц, словно все они на протяжении долгого времени обдумывали одну и ту же серьезную проблему и теперь собрались здесь, чтобы принять очень непростое решение.
Дождавшись, когда присутствующие завершат обед, две немолодые официантки в безупречных фартуках и кружевных наколках споро, но без столичного лоска, убрали со стола и незаметно испарились.
«Секретарь сибирского обкома, начальник управления кадрами союзного КГБ, председатель КГБ Украины и заместитель министра обороны, — прикинул Щербицкий-тень. — Что может их объединить настолько, чтобы они собрались на тайную встречу?» В том, что эта встреча неофициальная и тайная, у него не было ни малейших сомнений. Для охоты не сезон, у Соколова по горло дел в Афганистане, Чебриков в такой компании без ведома Андропова вряд ли бы появился, а Лигачев и вовсе непонятно, как и зачем попал сюда из своей Сибири. «Егор Кузьмич Лигачев с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года возглавляет секретариат ЦК и является членом Политбюро, — снова вмешался невидимый референт. — Маршал Соколов после смерти Устинова занимает пост министра обороны, генерал армии Чебриков — теперь председатель КГБ СССР, а генерал армии Федорчук с тысяча девятьсот восемьдесят второго года министр внутренних дел Советского Союза. Вы же, Владимир Васильевич, по-прежнему первый секретарь ЦК Компартии Украины».
Щербицкий-наблюдатель вспомнил, что на дворе стоит тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год — понятно, что за семь лет многое изменилось. «Но если здесь собрались главы трех силовых ведомств и руководитель ключевой структуры ЦК, — подумал он, — это может означать лишь одно…»
Словно отвечая его мыслям, Лигачев достал из примостившегося у ножки стула портфеля увесистую пачку бумаг и хлопнул ею по столу.
— Видели, что он удумал? — спросил он, хмуро кивая на документы. Надпись на титульном листе гласила: «Об упорядочении деятельности Политбюро и секретариата ЦК КПСС». — Вот это он собирается утвердить на весеннем Пленуме.
— Видели, — кивнул коротко стриженной головой председатель КГБ СССР Федорчук. — Мои ж хлопцы эти бумаги и добыли. Что ж это выходит, Егор Кузьмич, они секретариат решили расформировать, а тебя, стало быть, на заслуженный отдых?
Незримый референт внес ясность: «В тысяча девятьсот восемьдесят втором году, по инициативе Брежнева и с вашего согласия Федорчук был переведен на пост председателя КГБ СССР. Он не был человеком Андропова, и тот, став генсеком и едва дорвавшись до власти, немедленно переместил Федорчука в министры внутренних дел. На новом месте работы жесткая манера управления сыграла с бывшим смершевцем злую шутку — коррумпированные милиционеры, которых Федорчук, невзирая на любые заслуги и звания, увольнял тысячами, образовали такую мощную оппозицию, что Горбачев, как бывший сельскохозяйственник, сам по уши погрязший в сети злоупотреблений и приписок, попытался снять Федорчука едва ли не первым своим указом. И если бы не ваш авторитет в Политбюро, Владимир Васильевич…».
— …на заслуженный отдых…
В ответ Лигачев едва не зарычал.
— Это работа Яковлева, — отложив вилку, сказал Чебриков. — После того как ушли на пенсию Громыко и Соломенцев, у него полностью развязаны руки.
— Я так понял, Горбачев хочет упразднить секретариат ЦК? — спросил министр обороны, маршал Соколов. — А еще он собирается спешно выводить войска из Афганистана и ликвидировать Варшавский договор!
«После прихода к власти Горбачева маршал Соколов категорически противился политике одностороннего разоружения и уничтожения военного потенциала страны, — прокомментировал референт. — Сторонником Федорчука и Лигачева он стал после событий мая тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Первое главное управление КГБ узнало о готовящейся западными спецслужбами провокации — пролете некоего Матиаса Руста на легкомоторном самолете от Финского залива до центра Москвы. Благодаря оперативным действиям Федорчука, который сумел блокировать журналистов и увезти самолет через десять минут после приземления, эта история не получила огласки. Соколов сохранил свой пост, однако отдавал себе отчет, что Горбачев использует любой предлог, чтобы от него избавиться».
— И не только это, — спокойно ответил Чебриков. — Есть еще один документ, пострашнее. На следующем Пленуме нас всех выведут из состава Политбюро. А потом запустят вот эту торпеду, — он указал на папку с надписью «Закон „О кооперации в СССР“. Проект».
— А здесь-то чего опасного? — пожал плечами далекий от экономики маршал.
— Этот закон, — ответил Щербицкий, сидевший за столом, — за пару лет обрушит всю экономику Союза. Я попросил экономистов из нашего республиканского Госплана посмотреть его, и те пришли в ужас. Дело в том, что сейчас у нас весь социализм зашит в финансовую модель: за безналичные покупаются и продаются средства производства, за наличные — товары народного потребления. Если же примут этот закон, то любой желающий сможет организовать кооператив и, получив на свой счет безналичные деньги, заменить их в банке наличными.
— И что? — снова не понял Соколов.
— А то, что сейчас у нас масса денежной наличности худо-бедно сбалансирована с общей стоимостью продающихся товаров. Если же выпустить на волю эти кооперативы, то, как мне объяснили, предприятиям перестанет хватать денег на зарплату. Придется запустить печатный станок, а такого удара плановая экономика не выдержит. Но и это полбеды, а главная беда в том, что все эти огромные нетрудовые деньги окажутся в руках частных лиц. Политические последствия возникновения в стране класса капиталистов непредсказуемы.
— Ну почему же непредсказуемы? Последствия вполне предсказуемы, — усмехнулся Чебриков. — Эти «частные лица» создадут свои газеты и телестудии, полезут в советы и исполкомы — они обретут вес и влияние. Упразднение секретариата ЦК разрушит десятилетиями складывавшуюся систему управления страной, закон о кооперации разбалансирует нашу экономику, а одностороннее разоружение сделает нас беззащитными перед внешней угрозой. Страну ждет неуправляемый хаос.
Над столом повисло молчание.
— У нас нет выбора. Мы должны сработать на опережение, — решительно заявил Лигачев.
— Это как?
— Как в шестьдесят четвертом[3], только быстрее и жестче.
Голос секретаря ЦК затвердел. Разговор заметался над столом, как волейбольный мяч, передаваемый от одного игрока к другому, так что Щербицкий-тень порой даже не успевал понять, кто именно произносит очередную фразу.
— Но тогда у Брежнева было в Политбюро большинство…
— Большинством он заручился только после того, как договорился с секретариатом ЦК. Думаю, что сейчас будет так же. За день до начала Пленума всех членов ЦК известят о дополнениях в повестке дня, где будет поставлен вопрос о смене генсека.
— Но об этом узнает Яковлев и мигом доложит Горбачеву!
— Яковлев не аппаратчик, и, кроме газеты «Правда», рычагов у него пока нет. К тому же по работе в Штатах за ним числятся делишки, которые тянут на измену Родине. — Лигачев недобро усмехнулся.
— А Шеварднадзе?
— С ним будет сложнее — придется говорить лично. Но и на нем немало «подвигов» по линии ОБХСС. Если оставим ему Грузию, он за Горбачева в бой не полезет.
— Что конкретно будем на Пленуме проводить? Всех одним махом? Как при Хрущеве, когда Ворошилова с Маленковым снимали?
— Нет, всю стаю разом накрыть не получится. Члены ЦК могут испугаться за свои шкуры и не проголосуют как нужно. Да и газеты с этой гласностью работают почти бесконтрольно. Вполне могут поднять крик о перевороте, с них станется.
— Думаю, что Рыжкова, Слюнькова, Воротникова можно пока оставить: они хоть и выдвиженцы Горбачева, но силы в Москве не имеют. Как только вопрос по генсеку будет поднят, все трое повернутся, куда ветер подует.
— Но троих «застрельщиков перестройки» нужно снимать любой ценой…
— Ельцин просил слова на Пленуме. Предоставим?
— В повестку вносить не будем. Решим в рабочем порядке.
— Зря мы Бориса не пригласили сегодня. Его Горбачев явно планирует вывести из кандидатов в члены Политюро. Да и вообще, после осенней опалы председатель Мосгорисполкома по костям пойдет.
— Не думаю, что ему здесь место. Егор Кузьмич с ним, прости господи, как кошка с собакой, даром что оба сибиряки. Будь он здесь, серьезного разговора бы не вышло. К тому же на стакан слабоват…
— Но работать с ним какое-то время нам придется, — твердо произнес Чебриков. Лигачев скривился, словно надкусил лимон.
С каждой новой фразой волейбольный мяч застольной беседы тяжелел, отливаясь в убойное пушечное ядро вызревшего до восковой спелости добротного дворцового заговора. Присутствующие с обстоятельностью опытных аппаратчиков обсудили детали предстоящего дела и возможные подводные камни. Разъезжались уже в темноте.
— Может, останешься, Егор Кузьмич? — спросил Щербицкий-здешний, разглядывая растворяющийся в темноте силуэт четвертого чернобыльского реактора. — Нам еще есть что обсудить.
— Нет, Владимир Васильич, рисковать не буду. Мы с Соколовым уедем, как приезжали — из Гостомеля полетим обратно в Моздок. Оттуда я на армейской машине вернусь в Пицунду, а он через Туркмению в Москву, на Пленум, как бы из Кабула. Вот уж не думал, что на старости лет на военном самолете буду кости трясти.
Федорчука ожидала «Волга» республиканского КГБ. Не вызывая никаких подозрений, она доставит его в крымский ведомственный санаторий «Ливадия». Чебриков убывал комфортабельным «почтовым» спецвагоном КГБ, что прицеплялся к поездам, идущим до Москвы.
Охотничья база опустела. Дождавшись, пока звук моторов растает в зимней тишине, по качающимся веткам, сбивая снег, запрыгали в сторону кормушки любопытные белки.
Газета «Правда» 19 февраля 1988 г.
С 17 по 18 февраля 1988 г. в Москве проходил Пленум ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Были заслушаны доклады секретаря ЦК КПСС Лигачева Е. К. «О ходе перестройки в центральных органах КПСС и безотлагательных мерах по совершенствованию кадровой политики» и первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины Щербицкого В. В. «Революционной перестройке — идеологию обновления».
Приняты следующие постановления: «О докладе на совместном Торжественном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции», «О выступлении т. Ельцина Б. Н. на Пленуме ЦК КПСС», «О просьбе т. Горбачева М. С., Генерального секретаря ЦК КПСС, освободить его от занимаемой должности по состоянию здоровья», «Об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС», «Об изменении состава Политбюро».
Генеральным секретарем ЦК КПСС по предложению, внесенному товарищем Щербицким, единогласно избран Егор Кузьмич Лигачев. С целью укрепления кадровой политики и дальнейшего совершенствования работы центральных партийных органов, из состава Политбюро выведены товарищи Горбачев, Шеварднадзе и Яковлев. Кандидаты в члены Политбюро товарищи Ельцин, Федорчук, Чебриков и Соколов избраны членами Политбюро.
1991 год
— Украина, понимааш, конечно, член ООН. Но государственный суре…веренитет ей будет предоставлен только после получения ею статуса безъя… безъядерной державы. Ну, и вопрос с Крымом, я думаю, тожа решен. Он со статусом автономной республики войдет обратно в состав Российской Федерации.
Голос Ельцина звучал глухо и вымученно — президент страдал от жестокого похмелья. Щербицкий сочувственно вздохнул. Вчера, пока он совещался с экспертами и, терзая переводчиков, изучал тонкости международного права, Ельцин, Шушкевич и второй секретарь ЦК КПУ Кравчук, исполняющий за непьющего главу украинской делегации все «стаканные» обязанности, — чуть ли не до утра праздновали «полное единодушие братских народов». Хотя в действительности картина «полного единодушия» была отнюдь не столь радужной, как писали об этом газеты.
После отставки Горбачева в восемьдесят восьмом «демократические силы» сделали ставку на Ельцина, и тот, не успев толком освоиться в кресле члена Политбюро, начал проводить жесткую деструктивную политику. После того как из Конституции СССР убрали статью о руководящей роли КПСС, должность генерального секретаря обратилась в фикцию, и Лигачев, и до того с трудом удерживавший бразды правления несущейся галопом страны, стал персональным пенсионером.
Кризис наступил в августе девяносто первого, после того как Ельцин, избранный Президентом РСФСР при почти единодушной поддержке Верховного Совета республики, категорически отказался подписывать Союзный договор и объявил о выходе России из состава СССР. В сложившейся ситуации правительства остальных четырнадцати республик вынуждены были тоже провозгласить независимость. Парад суверенитетов продолжался с августа до декабря. Новым независимым государствам нужно было обустраивать свою жизнь, но на первых порах делать это было не намного проще, чем гальванизировать части расчлененного тела. Беловежская конференция, на которую собрались главы четырех республик, была призвана урегулировать самые взрывоопасные вопросы: территориальное разделение, статус военных баз и судьбу ядерного оружия.
Ельцин приехал на конференцию с жесткой позицией — забрать у новых соседей все ядерное оружие. Щербицкий был категорически против этого — он прекрасно понимал, что, лишившись ракетно-ядерного щита, незалежная Украина станет разменной монетой в противостоянии сверхдержав. Да и Крым отдавать не было никакого резона. Сегодняшний этап переговоров был последним перед подписанием межгосударственных договоров — следовало во что бы то ни стало перехватить инициативу.
Щербицкий посмотрел в глаза Ельцину. Тот нахмурился и отвел взгляд.
— Как вы на практике представляете превращение Украины в безъядерную державу? — поинтересовался Щербицкий. — Давайте отложим подписание договора на месяц, а вы за это время вывезете все ваши специзделия, хранящиеся на территории нашего суверенного государства. В любом случае ответственность будет лежать на вас…
При слове «ответственность» Ельцина перекосило похлеще, чем от утреннего стакана. Он отлично понимал, что в бардаке, который снежным комом катился с кремлевских заоблачных вершин до самых отдаленных окраин расколотой империи, превращаясь по пути в сметающую всё и вся лавину безвластия, отдать приказ о перевозке многочисленных мегатонн может только сумасшедший. Где всплывут пропавшие по дороге боеголовки, было даже страшно подумать…
Перешептывание российского президента с его помощниками длилось не более трех минут.
— И? Какой? Вы? Предлагаете? Вариант? — позабыв про свое навязшее в ушах «понимаааш», прохрипел Ельцин, косясь на спасительную бутылку «Посольской», которую выставлял на стол официант.
— Вот проект договора, — Щербицкий кивнул головой, и его референт перенес из конца в конец стола увесистую пачку бумаг. — Мы соглашаемся на статус безъядерной державы при условии, что Крым остается в составе Украины. При этом все войсковые части, у которых имеется ядерное оружие, получают статус российских военных баз и остаются на местах своего постоянного дислоцирования.
На этот раз перекосило хитрого, как лис, Кравчука. Щербицкий отлично знал о том, что его бывший завсектора по идеологии давно заигрывает не только с оппозиционным Народным Рухом, но и с финансирующей националистов американской диаспорой. По информации КГБ, Кравчук уже пообещал представителям Госдепа США, что никакого российского военного присутствия незалежна Украина не потерпит. Так что подписание договора — если оно состоится, — помимо всего прочего, сделает Кравчука политическим трупом.
— Тактическое ядерное оружие из сухопутных частей заберем в полугодичный срок, — еще раз пошептавшись с моложавым помощником, твердо произнес Ельцин. — Севастополь не отдадим ни при каких обстоятельствах — ему будет дан статус эс… экстерриториальности. Короче, останется территорией России. Все гарнизоны сорок третьей ракетной армии, со складами и пусковыми шахтами, а также аэродромы Дальней авиации — Узин и Прилуки — мы тоже оставим за собой…
Ельцин в предвкушении «завтрака» говорил еще много и грозно, но Щербицкий, внешне сохраняя полную невозмутимость, перевел дух. Это была победа, последствия которой трудно переоценить. Он не просто сохранил за собой Крым, но и сумел оставить на Украине российское военно-стратегическое присутствие. При этом со стороны все выглядело так, будто он не сам этого добился, а уступил под имперским давлением «Большого брата». К тому же попутно решалась и проблема трудоустройства десятков тысяч уволенных офицеров — пока что она не стояла так остро, как назревающая инфляция и товарный дефицит, но в будущем обещала вырасти в годами не заживающую рану. Пусть уж россияне половину сегодняшнего личного состава и тысячи гектаров земли, занятых военной инфраструктурой, содержат за свои деньги…
Перед тем как поставить свою подпись, Щербицкий еще раз перечитал ключевые фразы закрытого протокола: «Российская Федерация полностью и безоговорочно признает суверенитет Республики Украина в административных границах УССР. Все вооружение, техника, движимое и недвижимое имущество, находящееся на территории Украины по состоянию на 26 апреля 1992 года и состоящее на балансе войсковых частей Дальней авиации, Ракетных войск стратегического назначения и Военно-морского флота, безоговорочно признаются собственностью России. Все территории, занимаемые воинскими частями вышеуказанных войсковых формирований, сохраняют статус экстерриториальности с особым пограничным режимом до подписания договоров и соглашений, регулирующих их статус. Все оружие массового поражения, в том числе ядерное, химическое и бактериологическое, ввиду добровольного отказа Украины от статуса ядерной державы, в срок до 31 декабря 1992 года должно быть передано полномочным представителям Российской Федерации».
Соглашение
между Российской Федерацией и Украиной
о статусе и условиях
пребывания частей и подразделений
Ракетных войск стратегического назначения, Дальней авиации и Военно-морского флота
Российской Федерации на территории Украины.
Статья 4
1. Общая численность личного состава, боевых единиц, вооружения и военной техники Российской Федерации, находящихся на территории Украины, не будут превышать уровни, определенные в Соглашении между Российской Федерацией и Украиной «О параметрах раздела вооружения, техники и имущества Вооруженных Сил СССР».
2. Российская Федерация использует места дислокации на условиях и в течение срока действия, определенных Дополнительным соглашением «Об административно-правовом статусе земельных участков, коммуникаций и недвижимого имущества Вооруженных сил Российской Федерации на территории Украины».
3. Российская Федерация содержит в местах дислокации ядерное оружие на условиях, определяемых Соглашением «О порядке хранения, содержания и транспортировки ядерного оружия, находящегося на вооружении войсковых формирований Российской Федерации на территории Украины».
— Господин Паркер, вы один из ведущих экспертов-советологов. Как вы можете прокомментировать этот договор между Россией и Украиной?
— Думаю, что негативные последствия принятых решений слишком драматизированы нашими средствами массовой информации. Присутствие множества военных баз России не повлияет на внешнюю политику Украины — Украина будет все больше и больше попадать под влияние Запада. У страны с «многовекторной» внешней политикой, недавно отколовшейся от огромной мощной державы, нет другого выхода. Все это напоминает события тысяча девятьсот шестидесятого года, когда Великобритания предоставила независимость своей колонии Кипру, оставив на острове две свои военные базы. Однако их присутствие не помешало турецкому вторжению и созданию протурецкого Северного Кипра.
— И каковы же, на ваш взгляд, ближайшие геополитические последствия такого договора?
— Россия полностью сохранит ядерный потенциал и вернет себе статус влиятельного государства гораздо скорее, чем это произошло бы, останься она без украинских стартовых площадок. Кроме того, не стоит забывать, что Украина как страна, на территории которой расположены военные базы не входящего в альянс государства, по своему статусу не сможет претендовать на членство в НАТО.
— К сожалению, наше время в эфире подходит к концу. Напоминаю, что у нас в студии был известный публицист, советолог и с недавних пор владелец контрольного пакета акций медиакомпании «Бритиш ньюс корпорейшн» сэр Пирс Паркер.
1994 год
— Владимир Васильевич! — зазвучал в селекторе негромкий голос секретаря. — К вам по расписанию господин Паркер.
— Просите, — устало проговорил Щербицкий.
Пока посетитель, осторожно раскрыв высокую дверь, шел к столу по ковровой дорожке, Щербицкий, порывшись в памяти, отыскал названное имя — «Давал ему интервью в восьмидесятом, незадолго до Московской Олимпиады». Сверившись с лежавшей на столе справкой, которую в преддверии встречи подготовил референт, удовлетворенно кивнул. Его зовут Пирс, Пирс Паркер. Интересный человек — талантливый журналист, репортер журнала, специализирующегося на привидениях, затем корреспондент коммунистической «Морнинг Стар», а после развала Союза — влиятельный советолог, редактор солидного политического еженедельника. Посвящен в рыцари. С недавних пор — совладелец политического телеканала и десятка изданий рангом пониже. Из тех, кого сейчас зовут газетными магнатами. Разбогатев, чуть ли не сразу же выкупил и возродил свой оккультный еженедельник «За тонкой чертой», где изредка пописывает под псевдонимом. Свободно говорит по-русски. Встреча не протокольная, значит, обойдемся без переводчика.
Щербицкий улыбнулся вошедшему и показал рукой на кресло. Англичанин произнес все положенные слова приветствия и занял указанное место за столом. Медиамагнат получил аудиенцию не как представитель деловых кругов, а как журналист — время беседы было четко оговорено, и Паркер, слегка покосившись на свои дорогие часы, сразу же начал предметный разговор:
— Господин президент, вы отказались баллотироваться на предстоящих выборах. Но большинство политологов мира считают, что это хорошо рассчитанный политический ход. Так ли это? До истечения срока подачи документов осталось менее семи часов, так что вы можете быть откровенны.
— Нет, мистер… прошу прощения, сэр Паркер, мое заявление — это не уловка. Я действительно отказался идти на президентские выборы.
— Нельзя ли теперь раскрыть истинную причину этого шага? Ваш политический вес чрезвычайно велик. Ни для кого не секрет, что все крупные партии Украины — коммунисты, социалисты, регионалы и даже демократическое «Яблоко» — выразили готовность вас поддержать. Против вашей кандидатуры выступают разве что националисты, но они на сегодняшний день не столь сильны, чтобы повлиять на исход голосования.
— Вы правы лишь отчасти. За последние два-три года структура государственной власти у нас сильно изменилась. Сегодня мой, как вы выразились, «политический вес» заключается в том, что я нужен всем перечисленным, жестко конкурирующим между собой политическим течениям скорее как верховный арбитр. Однако такая роль мне уже не по плечу. Не боюсь признаться, что я, как человек иного времени, вольно или невольно, но начинаю сопротивляться любым изменениям, а это плохо для страны. К тому же возраст и здоровье… — Щербицкий тяжело вздохнул.
— А вы не боитесь, что с вашим уходом Украину ждет хаос перераспределения власти?
— Нет, не боюсь. Вся власть уже давно, как вы выражаетесь, «перераспределена».
— Хотелось бы услышать ваш прогноз результатов выборов. Кто из кандидатов, на ваш взгляд, имеет наибольшие шансы на победу в президентской гонке?
— Несомненно, Леонид Кучма, — уверенно произнес хозяин кабинета. — Его я знаю в основном как генерального директора днепропетровского «Южмаша», но и на посту премьер-министра он зарекомендовал себя не с самой плохой стороны.
— Изменится ли внешняя и внутренняя политика Украины после выборов?
— Несомненно. И дело тут не во мне лично, а в том, что у нас на глазах меняется весь мир. Коммунистическая идеология потеряла актуальность, подрастает новое поколение, воспитанное совсем на других традициях и ценностях, экономика претерпевает невиданные изменения. Даже мне, человеку, для которого радиотелефон еще недавно казался вершиной технического прогресса, понятно: Интернет, мобильная связь, новые виды средств массовой информации воздействуют на общество намного сильнее, чем это кажется на первый взгляд.
— Я хотел бы задать вам еще один непростой вопрос. В последнее время наличие на территории Украины множества российских военных баз становится основным предметом нападок оппозиции. Демонстрации у мест хранения ядерного оружия, многочисленные манифестации, давление со стороны Европейского сообщества и США…
— Так в чем же заключается ваш вопрос, сэр Паркер?
— Не опасаетесь ли вы, что вопрос размещения российских ядерных боеголовок будет пересмотрен в ближайшие годы?
— Кто бы ни стал моим преемником на посту президента, даже глава Руха Вячеслав Чорновил, он будет обязан выполнять все ратифицированные государственные соглашения. Поэтому по крайней мере до две тысячи семнадцатого года об уходе российских войск со своих баз никакой речи быть не может. Что будет дальше? Время покажет.
— Самым известным вашим «реформаторским шагом» стал перевод Администрации президента из бывшего здания Центрального Комитета в крохотный Мариинский дворец. Не захочет ли ваш преемник возвратиться обратно? Ведь здание на Банковской и больше, и удобнее с точки зрения безопасности.
— Дом на Орджоникидзе, нынешней Банковской, с одна тысяча девятьсот тридцать девятого года был зданием Центрального Комитета Компартии Украины — для этого он, собственно, проектировался и строился. Я счел, что пока администрация находится там, она постоянно будет стремиться к функциям ЦК и при нынешней парламентско-президентской республике станет лишь грузом на ногах управленческой системы. Число людей во власти, не несущих никакой ответственности, неизбежно растет, и оставлять в их распоряжении практически неподконтрольный механизм влияния на все стороны жизни украинского народа мы посчитали слишком рискованным. Здесь как раз есть чему поучиться у американцев — администрация Белого дома не сможет разрастись больше, чем там имеется помещений.
— Спасибо за откровенный ответ. Признаюсь, на подобный шаг согласился бы пойти далеко не каждый государственный лидер. И последний вопрос, господин президент. Может, он покажется вам смешным, но… Почему вы до сих пор пользуетесь тем самым лимузином, который я видел еще в восьмидесятом году? Согласитесь, что выбор автомобиля первым лицом государства — ответное решение.
— Украина имеет собственный автозавод, поэтому ездить на чужих автомобилях я считаю для себя зазорным. Но, к сожалению, наш «ЗАЗ» — точнее, «Мотор Сич», — так до сих пор и не смог изготовить правительственную машину, которая прошла бы проверку службы безопасности и отвечала бы всем предъявляемым требованиям. Вот я и пользуюсь до сих пор своим старым ЗИЛом. Правда, двигатель в нем поменяли на «Роллс-Ройс» и электроникой современной напичкали. Но тут уж ничего не попишешь — мы оба с ним ветераны и нуждаемся в обновлении.
— И напоследок, господин президент. Вы на протяжении стольких лет обладали почти безграничной властью. Вас не страшит ее потеря?
— Оставить тяжелейшую работу, связанную с огромной ответственностью за судьбы десятков миллионов людей, когда мои силы уже не позволяют с ней справляться? Вы шутите, сэр Паркер. Что бы вы сказали, если бы с ваших плеч свалилась гора, которую вы держали на плечах четверть века?
— Спасибо, господин президент, — Паркер с неподдельным уважением посмотрел на собеседника. — И… удачи вам.
2004 год, десять лет спустя
Газета «Сегодня»
…Вчера в клинике «Феофания» на восемьдесят седьмом году жизни скончался Владимир Васильевич Щербицкий. Владимир Щербицкий с 1972 по 1991 год занимал пост Первого секретаря Коммунистической партии Украины. В 1991 году он был избран Президентом Украины и занимал этот пост до 1994 года, отказавшись баллотироваться на второй срок…
…После ухода на пенсию Владимир Щербицкий сдал государственную дачу и служебную машину. Квартира на улице Десятинной, которая, как выяснилось, тоже являлась служебной, была передана ему особым постановлением кабинета министров. Щербицкий не занимал никаких государственных и общественных должностей, не писал книг и не читал лекций. Единственным доходом первого Президента Украины была государственная пенсия. Он вел крайне замкнутый образ жизни и два-три месяца в году проводил в санатории «Чернобыльский бор», где когда-то состоялась знаменитая «встреча оппозиции», приведшая к отставке Горбачева. Единственным человеком, с которым Щербицкий довольно близко сошелся в последние годы жизни, оказался британский миллиардер Пирс Паркер. Август каждого года Щербицкий по приглашению Паркера проводил в его шотландском поместье Мерикалтер, где эксцентричный медиамагнат реконструировал средневековую прецепторию тамплиеров.
Сердечный приступ, приведший к смерти восьмидесятишестилетнего персонального пенсионера, произошел с ним после того, как новоизбранный президент Виктор Ющенко отдал Генеральной прокуратуре распоряжение завести уголовные дела на партийных и государственных деятелей СССР, «проводивших репрессии против борцов за демократию и независимость Украины». В число потенциальных преступников попал и бывший Первый секретарь ЦК…
…Прощание с Владимиром Васильевичем Щербицким проходило в зале Мариинского дворца. Это стало возможным после того, как Ющенко одним из первых своих указов вернул президентскую администрацию в бывшее здание Центрального Комитета, а здание, спроектированное архитектором Растрелли, снова стало местом торжественных приемов.
Особым законом, принятым Верховной радой в экстренном порядке, тело Щербицкого решено было предать земле в нескольких сотнях метров от места прощания, рядом с могилой освободителя Киева генерала Ватутина, убитого бандеровцами. Памятник, возведенный над могилой, по стилю должен быть идентичен ватутинскому, а на надгробной плите из черного гранита предполагалось сделать такую же надпись, заменив только фамилию: «Щербицкому от украинского народа».
Во время траурной церемонии, под звуки ружейного салюта, в воздух взмыло около тысячи голубей, которых Щербицкий так любил при жизни.
Для увековечения памяти первого украинского Президента его именем будут названы новые улицы в Киеве, областных и районных центрах. Кроме того, его имя получит одна из центральных столичных библиотек…
…В интервью, которое дал радиостанции «Эхо Москвы» председатель Объединенной социал-демократической партии России Михаил Горбачев, в частности, говорится: «При всем уважении к этому государственному деятелю, я не могу не отметить, что именно Щербицкий, а не Лигачев стоял в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году во главе антидемократического заговора. Если бы не государственный переворот, устроенный реакционерами-коммунистами, я бы никогда не допустил развала Советского Союза…»
…Наш специальный корреспондент в Украине сообщил, что бывший служебный автомобиль недавно умершего Щербицкого приобретен британским медиамагнатом Пирсом Паркером. Стоимость покупки представители управления делами администрации президента, в чьем владении находился «ЗИЛ-131», назвать отказались.
На пресс-конференции, устроенной в день, когда купленная машина специальным авиарейсом была доставлена в Эдинбург, Пирс Паркер пояснил, что, будучи журналистом, он не раз встречался с Щербицким начиная с тысяча девятьсот восьмидесятого года. «Когда я впервые увидел Владимира, — сказал сэр Паркер, опершись на крыло машины, — он вышел из этого самого монстра. Лимузин своим ходом приедет в Мерикалтер и будет напоминать мне о нашей стариковской дружбе».
Глава 7
Вожди познаются в беде
1980 год
Щербицкий вздрогнул, испытав странное и ни на что не похожее ощущение возврата в собственное тело. Пропущенные сквозь себя годы и десятилетия тяжким грузом легли на сердце. А здесь, в туннеле строящегося метро, в его отсутствие ничего не изменилось: волхв недвижно сидел в углу, на входе в пещеру мерцал электрический занавес. Парторг до сих пор так и не дотянулся рукой до каски, а у него из-за плеча выглядывал совсем молодой Пирс Паркер. Коммунист, твою мать!
— Ну, и как тебе было наблюдать за своими похоронами? — спросил волхв.
— Жутковато, — честно признался первый секретарь. — Хотя пережить гибель своей страны — было тяжелее. Зато теперь, когда мне все известно, я смогу…
— Не сможешь, — оборвал его странный собеседник. — Как только мы расстанемся, ты забудешь обо всем.
— Так для чего же мне это все показали?
— Только для того, чтобы ты мог сделать выбор.
— Но я ведь должен знать, что произойдет, если катастрофа случится при мне! Иначе как я могу решать?
— То, что случится при твоей жизни, ты увидишь и так. Мы можем показать тебе то, что произойдет через двадцать пять лет при другом развитии хода событий. Ты готов?
— Готов.
И Первый секретарь ЦК Компартии Украины опять покинул свое тело и погрузился в пучину времени.
2007 год
Межигорье, 27 апреля
Свой дачный особняк на берегу Киевского моря Щербицкий признал не сразу. Долго присматривался и колебался, пока наконец не понял, что неказистое строение на краю огромного, едва ли не с футбольное поле, участка — это и есть тот самый дом, который он занимал в бытность свою первым секретарем. Ошибиться немудрено — вся примыкающая к уходящей вдаль густо-черной глади Киевского моря заповедная роща была выкорчевана, а в центре образовавшейся проплешины вздымалось тяжелое бесформенное здание с крышей, утыканной каминными трубами. По проплешине, превращенной в газон с вычурным фонтаном, со стороны «старого» дома к «новому» бежал немолодой коренастый человек, судя по замашкам — старший офицер из «девятки». Человек пробежал мимо фонтана, промелькнул в световом пятне фонаря и устремился к широкому помещичьему крыльцу. Призрачный Щербицкий проследовал у него за спиной до самого входа. Из глубины холла навстречу вбежавшему поднялся широкоплечий крепыш лет двадцати пяти.
— Товарищ подполковник, во время моего дежурства…
Тот отмахнулся, обрывая доклад.
— Хорошо, хорошо, капитан. Что он?
— Спит, товарищ подполковник. В двадцать три двадцать поел, выпил коньяку, посмотрел телевизор и убыл в спальню. Мы докладывали…
— Мать твою, поспал всего два с половиной часа… — подполковник ожесточенно почесал переносицу. — Но один хрен, придется будить. Кажись, у нас ЧП.
Капитан угрюмо вскинул стриженую голову.
— Так ругаться же будет — еще и уволить прикажет. Было уже такое, когда шахтеров завалило…
— Знаю, Микола. Но тут дело посерьезнее, и прямо у нас под боком. На проводе генеральный директор «Атомэнерго», он же советник по ядерным делам. Ему вроде как по должности положено докладывать в любое время.
Капитан Микола, позабыв о субординации, выматерился одними губами.
Читать бесплатно другие книги:
