Горькая звезда Контровский Владимир
Он бежал, уповая на везение, и молился всем богам, чтобы не влететь в какую-нибудь аномалию, наподобие той, что погубила Андрея; бежал, ощущая спиной приближение орды тварей; останавливался, переводил дух и бежал дальше, задыхаясь и хватая ртом горячий сухой воздух, как вдруг — ему показалось, что минула целая вечность, хотя на самом деле прошло не больше получаса, — увидел впереди несколько человеческих фигур в камуфляже и в черных банданах сталкеров, с оружием наизготовку.
Алексей распластался в пыльной траве, надеясь, что сталкеры его не заметили, а если и заметили, то вот так сразу стрелять не будут: он ведь им, в конце концов, не враг. Надежда на миролюбие сталкеров была призрачной — Андрей с Артемом немало порассказали ему о нравах Зоны и о том, как здесь любят чужаков, забравшихся в чужие угодья, — но выстрелов не последовало, и Алексей осторожно поднял голову.
Кныш с трудом продрал глаза. Свинцовая тяжесть в голове и липкая сухость во рту неопровержимо свидетельствовали о том, что градус вчерашней попойки в сталкерском баре «Удачный хабар» явно превысил максимально допустимый. Повод, конечно, был знатный: Доходяга и Хмырь вернулись из Зоны целыми-невредимыми и к тому же с богатой добычей (они принесли даже желчь железной ящерицы, из которой, по слухам, на Большой земле изготавливали поистине чудодейственные препараты) и, как водится, устроили в баре пир на весь ограниченный сталкерский мир, пригласив туда всех ветеранов. Спиртное лилось рекой; сталкеры, очень хорошо знавшие, как легко и просто обрывается в Зоне жизнь человеческая, и поэтому живущие одним днем, пили, бессвязно орали отдаленное подобие песен и хватали за ягодицы доступных девиц-официанток, шустро сновавших между столиками. Не обошлось, понятное дело, и без традиционной драки — а как же без этого! — к счастью, не перешедшей в массовое кровопролитие: по строжайшим правилам бара все без исключения посетители оставляли оружие в «предбаннике», сдавая его гориллоподобному стражу с красноречивым погонялом Тролль. В общем, вечеринка удалась, хотя целостной картины вчерашнего разгула в сознании Кныша не запечатлелось: с какого-то момента его воспоминания походили на рваный видеоклип, прореженный частыми лакунами полного беспамятства.
Однако разбудило Кныша не свирепое похмелье, не жажда срочно промочить горло и не вульгарная физиологическая потребность избавить организм от биологических излишков. Сталкер свесил ноги с развороченной койки и некоторое время тупо пялился на бесстыдно разметавшуюся голую девку, спавшую рядом с ним тяжелым пьяным сном. Попытка собрать в кучку расползавшиеся мысли оказалась неудачной — сознание Кныша бунтовало и напрочь отказывалось служить своему хозяину.
Но в то же время Кныш ощущал в сознании некое беспокойство — «мозговой зуд», как тут же окрестил это непривычное явление сталкер, не слишком склонный к поэтическим изыскам. В похмельной голове Кныша оформлялось какое-то смутное желание, требовавшее немедленного удовлетворения. Еще не понимая до конца, чего же он все-таки хочет, Кныш слез с койки, торопливо надел полное сталкерское облачение (по устоявшейся привычке не упуская ни одной мелочи, от которых в Зоне зависела жизнь), взял автомат, несколько гранат и свой любимый широкий нож с зазубренным лезвием, не раз попробовавший плоти и крови мутантов (и не только мутантов).
Закурив на ходу, он быстрыми шагами направился к бару, желая омыть страдающую душу пивом, а главное — узнать, что же происходит. Кныш ни минуты не сомневался в том, что в Зоне что-то случилось — над сталкерским поселком была разлита неясная тревога, она висела в воздухе и вползала в легкие с каждым вздохом.
В баре было людно — здесь уже собрались почти все участники вчерашнего попоища, и то и дело появлялись новые люди, причем некоторых из них Кныш видел впервые.
С наслаждением хлебнув вожделенного пива, он огляделся, и его поразило выражение лиц собравшихся. Люди — в том числе и старые его знакомые, тертые и трепанные Зоной, выглядели странно: вроде бы не пьяные и не обкуренные дурь-травой, росшей на пустоши, а как бы не в себе, словно в поселке, видевшем всякое, началась эпидемия сумасшествия.
— Эй, — окликнул Кныш своего приятеля Годзиллу, ожесточенно жестикулировавшего в кругу сталкеров и каких-то пришлых, преданно смотревших на Годзиллу как на вожака. — Что происходит, черт подери?
Годзилла повернул к нему свою широкую физиономию, изуродованную огромным безобразным шрамом, и хрипло заорал:
— Надо всем идти к станции! К саркофагу!
— Зачем? — недоуменно спросил Кныш. — За каким хреном? Есть ведь гораздо менее сложные способы самоубийства!
— Надо! — отрезал Годзилла и направился к выходу. За ним потянулись и остальные, и Кныш с удивлением заметил, что в нарушение строгих правил «Счастливого хабара», все они были вооружены — кто чем, вплоть до гранатомета, который волок на плече незнакомый Кнышу здоровенный детина. А кроме того, у всех имелось и холодное оружие, причем такое, которое в Зоне обычно не слишком в ходу из-за его громоздкости и малой эффективности при столкновениях с мутантами: топоры, тесаки и даже широкие мясницкие секачи. И только сейчас Кныш с удивлением обнаружил, что его собственный АКМ висит у него на плече — на входе в бар бдительный Тролль не сказал сталкеру ни слова.
«Надо… Надо… Надо…» — шелестело в мозгу. И Кныш вдруг понял, чего он хочет, — он хочет идти к четвертому энергоблоку, потому что там скоро начнется большая потеха: самая большая потеха в его жизни.
Выскочив из опустевшего бара, он бегом догнал размашисто шагавшего Годзиллу и дернул его за плечо.
— Погоди! Надо на колесах, так будет быстрее!
— Дело, брат сталкер! — обрадовался шрамоносец. — Правильно мыслишь!
Похоже, эта мысль посетила не только Кныша — со всех сторон доносился шум моторов. Сталкеры выводили из укрытий самые разные машины, бережно сохраняемые на «черный день», лезли в них и загружали ящики с боеприпасами, как будто собирались по меньшей мере прорывать санитарный кордон, плотно обжавший Зону со всех сторон. Их движения были лихорадочно быстрыми, но какими-то дергаными, словно у кукол на невидимых ниточках; глаза горели фанатичным огнем. Но Кныш почему-то не удивлялся: он и сам был захвачен общим порывом.
«Надо… Надо… Надо…» — стучало в висках.
В «Хаммер» Годзиллы (эта машина появилась у него в результате тайного бартера с «гуманистами», предпочитавшими не воевать, а торговать всем, чем ни попадя) набилось человек десять, теснясь и задевая друг друга стволами автоматов. Годзилла дал газ, но Кныш его остановил.
— Погодь, брат сталкер, — я мигом!
Добежав до своего домика (будучи «сталкером в законе», Кныш обитал в более-менее сносном коттедже, снабженном минимумом необходимых удобств), он заскочил внутрь, не обращая никакого внимания на девку, поднявшую голову на шум и сонно хлопавшую глазами, и распахнул дверцу хлипкого шкафа. Порывшись, выволок оттуда длинное мачете, валявшееся там без дела, и прицепил его к поясу. Сознание сталкера было ясным, мозговой зуд прекратился. И Кныш понял, каким это будет удовольствием вогнать почти метровое лезвие в тушу краборака или гурона, или просто четверорукой чупакабры — какая разница? Главное — всадить, всадить глубоко, до самого мутантского нутра, до кишок или что там у них есть. И резать, резать, резать это ходячее радиоактивное мясо, резать на мелкие кусочки!
О том, что рукопашная схватка с чудовищными тварями Зоны есть гарантированное (и очень мучительное) самоубийство, старый опытный сталкер по кличке Кныш почему-то не думал…
Джипы, набитые вооруженными людьми, один за другим покидали поселок и неслись к Сердцу Зоны.
Сталкеры шли прямо на Алексея. Точнее, они шли не только на него — их развернутая редкая цепь захватывала целую полосу местности, — но в эту полосу попадал и пригорок, за которым залег молодой ополченец.
«Попал, — промелькнуло в голове Алексея, — вот это попал так попал…». Отступать было некуда — за спиной бесновались мутанты. Он хотел было встать во весь рост и поднять руки, демонстрируя старожилам Зоны свои мирные намерения, но что-то ему подсказывало: этого делать не стоит — тут же получишь автоматную очередь, и никакие бронепластины тебе уже не помогут. И Алексей остался лежать, уповая на то, что его «хамелеон», сливавшийся с густой чернобыльской травой, спасет своего хозяина. Парень смотрел вперед, на идущих к нему людей, а под ним все ощутимее содрогалась земля: орда мутантов приближалась.
Секунды превратились в столетия. Алексей потерял счет времени и не мог сказать, сколько прошло минут или часов с того мига, как он залег, и тут прямо перед ним возникла фигура сталкера — возникла бесшумно, словно призрак.
Сталкер был вооружен до зубов, но Алексею прежде всего бросилось в глаза длинное мачете, болтавшееся на его боку, — стальное лезвие тускло поблескивало. А потом Алексей увидел глаза этого человека.
Глаза сталкера были пустыми и мертвыми, будто у зомби; он шел уверенно, но какой-то неестественной походкой, словно запрограммированный автомат, и это ошеломило парня. «Что с ним? — подумал Алексей. — Под наркотой он, что ли? Но ребята говорили, что настоящие сталкеры никогда не ходят в Зону пьяными или под дурью, и уж тем более не лезут в таком состоянии в „адский винегрет“». И тут он понял, что сталкер его не видит, хотя между ними было всего-то с десяток шагов. И защитный комбинезон тут был ни при чем — сталкер смотрел прямо на Алексея и не замечал его, а если и замечал, то не обращал на прижавшегося к земле парня никакого внимания. У сталкера была своя цель, и он шел к ней, не глядя по сторонам и ни на что не отвлекаясь.
Человек в черной бандане прошел в двух шагах от Алексея, даже не повернув головы. Алексей слышал его тяжелое дыхание и заметил, что сталкер небрит: его подбородок и щеки украшала жесткая черная щетина. Левее ополченца с той же целеустремленностью прошел другой сталкер, правее — третий. Цепь сталкеров миновала пригорок и шла вперед, прямо навстречу катящейся волне чудовищ. А там, откуда они пришли, появились еще люди, и число их все увеличивалось, как будто к Сердцу Зоны собрались все сталкеры Чернобыля, и не только они. Алексей видел и солдат-миротворцев в ооновской форме, и даже хорошо знакомых ему киевских лутеров. «Это что же такое творится-то, а? — растерянно подумал он. — Они ведь идут на верную смерть!» Алексей привстал на колени, и тут началась стрельба — сталкеры открыли огонь по мутантам.
Они стреляли с ходу, не целясь, но промахнуться по густой толпе чудовищ, валом валивших от саркофага, было невозможно — каждая пуля и каждая граната попадала в цель. Но тактика сталкеров была непонятной: вместо того чтобы залечь и организовать оборону, утыкав землю минами, они продолжали идти вперед, с каждым шагом сокращая расстояние между собой и тварями, извергнутыми следом копыта Сатаны.
Наземь хряпнулись первые туши мутантов, скошенных плотным огнем, но живую волну это не остановило. Чудовища шли вперед, равнодушно топча упавших сородичей, а навстречу им с таким же механическим равнодушием шли сталкеры. И вскоре волна тварей и цепь людей встретились…
Расстояние до чудовищ было небольшим, не более полукилометра, и Алексей видел происходящее во всех деталях. И увиденное его потрясло.
Сталкеры стреляли до последней минуты, а когда до оскаленных пастей и уродливых лап оставались считаные метры, они отбрасывали свои автоматы и штурмовые винтовки и кидались на мутантов с топорами и тесаками. Это было дико, бессмысленно, но это было именно так: сталкеры, опытные бойцы Зоны, остервенело цеплявшиеся за жизнь и умевшие ловко расправляться с любыми аномальными живыми формами, бросались врукопашную, как будто желая не победить, а умереть. И умирали…
Над полем боя — нет, над полем бойни, — несся дикий человеческий крик множества глоток, перемешанный с визгом и рычанием мутантов. Алексей видел, как взлетело вверх размахивающее руками человеческое тело, упало и снова взлетело вверх. Но руками оно уже не размахивало — обе руки были вырваны из плеч клыками тварей. А на третий раз вверх взлетел уже бесформенный обрубок, взлетел — и упал обратно, бесследно исчезнув среди косматых туш и оскаленных пастей. Живая волна смяла и погребла под собой редкую цепь людей и покатилась дальше. А навстречу ей шли и шли другие люди; шли, стреляя на ходу. А затем эти люди вынимали ножи и кидались в самую гущу тварей, на верную и быструю смерть.
…Кныш отбросил автомат и выхватил мачете (широкий нож уже был зажат в его левой руке). На него с воем набегал здоровенный гурон; сталкер подался чуть в сторону и ловко принял на лезвие ножа уродливое тело твари, взметнувшееся в прыжке. Свиноглавец взвыл и забился в судорогах, а Кныш одним быстрым движением мачете отсек ему башку. Сталкера окатило волной кровожадной радости, он хрипло заорал, потрясая окровавленным клинком, но тут же радость его сменилась ужасом: вместо кабановолка перед ним появилась невиданная тварь, похожая на скорпиона гигантских размеров. И Кныш понял — все, это конец. «Зачем я жил?» — промелькнуло в голове сталкера, а в следующую секунду огромная зазубренная клешня отстригла ему голову…
Алексей рывком вскочил на ноги. «Иди туда! — явственно прозвучало в его сознании. — Иди, убей и умри, это и есть счастье!» Он сделал несколько шагов навстречу орде чудовищ, стиснув автомат так, что свело пальцы, и тут вдруг понял, что творилось с несчастными сталкерами и что происходит с ним самим. «Так вот он какой, Черный Зов, о котором говорил волхв! Заточенный сводит людей с ума и гонит их на смерть! Но зачем ему это нужно?»
«Верно, — раздался незримый голос, и Алексей узнал в нем голос старого кудесника. — Ты правильно понял, воин. Сопротивляйся — ты можешь устоять, и ты должен устоять перед Черным Зовом! Иначе все пропало…»
Пересиливая себя и согнувшись в три погибели, Алексей, шатаясь, повернулся и побежал прочь, подальше от места бойни. Ему было трудно, однако с каждым шагом тяжесть становилась легче — человек побеждал.
«Заточенный правильно все рассчитал, — продолжал волхв. — Все эти люди, идущие на смерть, разучились думать самостоятельно. Они привыкли, что кто-то все решает за них, привыкли бездумно следовать призывам „Купи! Оттянись! Вливайся!“ и своим собственным примитивным инстинктам, сводящимся к деньгам, чревоугодию, пьянству и блудодейству. Все они стали легкой добычей Заточенного и своей смертью увеличивают его мощь. И только немногие, подобные тебе, воин, могут еще противостоять злой силе пришельца. Сопротивляйся — на тебя вся надежа…»
Навстречу Алексею шли и шли люди, много людей. Идущие на смерть не замечали его, и он не останавливался — он знал, что все равно не сможет им помочь. До Киева оставались еще десятки километров, но Алексей бежал, уповая на чудо. Потому что иначе… А там, в Киеве, — Полина, и не только она.
Каррах чутко отслеживал происходящее наверху. Все шло так, как он и предполагал — туземцы легко поддались его ментальному приказу: они шли и умирали, питая ариссарра своими смертными муками. Отдельные невосприимчивые экземпляры, можно было не учитывать — зомбированных оказалось куда больше. Могучая воля звездного пришельца сгребала тысячи людей, заставляя их бросить все и устремиться к Сердцу Зоны.
Каррах контролировал расход и пополнение энергии. Ему приходилось делать много дел сразу — генерировать ментальный зов, поглощать предсмертные выбросы психоэнергии людей, умиравших в когтях мутантов, следить за окрестностями и к тому же тратить силы на проталкивание через портал Чернобыльской Зоны все новых и новых обитателей смежных миров, превращавшихся на переходе в монстров, — и все эти дела требовали энергозатрат. Но силы его постепенно возрастали, и недалек уже был тот момент, когда их будет достаточно для того, чтобы, опираясь на «реакторную слезу», проломить мерность и вернуться в свой мир, оставив дымящийся черный кратер на месте города, где он провел пленником столько циклов.
Воздух обжигал легкие.
С каждым шагом земля все ощутимее била в подошвы.
Алексей физически чувствовал, как силы кончаются, но запретил себе даже думать о том, что добежать до Киева на одном дыхании практически невозможно.
А сзади накатывалась волна тварей: они двигались куда быстрее бегущего человека, отягощенного к тому же немалым весом оружия и защитной экипировки. Гонимые Черным Зовом люди, шедшие навстречу орде мутантов, нисколько не задерживали ее убийственный разбег — живая волна глотала их с ходу и даже с удовольствием. И все-таки Алексей бежал, хотя ему хотелось лечь и тихо умереть: если ему суждено погибнуть, он умрет, сражаясь до конца.
Издаваемые тварями рычание, шипение и треск трущихся друг о друга хитиновых покровов становились все громче. Земля под ногами парня дрожала все ощутимее, и Алексей не сразу понял, что лавина мутантов, при всей ее многочисленности, не может так сотрясать почву. А понял он это, когда увидел впереди железную шеренгу танков, шедших навстречу орде чудовищ.
Командир российской танковой бригады, подпиравшей кольцо оцепления вокруг Чернобыльской зоны, а заодно игравшей роль бронированного аргумента в случае более чем возможного обострения дискуссии с ооновцами по поводу статуса «независимого Киева», с облегчением принял приказ о выдвижении бригады в район ЧАЭС для «локализации всеми силами и средствами прорыва аномальных живых форм, принявшего угрожающие размеры». Приказ пришел как нельзя кстати: с личным составом бригады творилось что-то неладное. «Похоже на массовый психоз, — сказал начальник медсанслужбы, к счастью, не потерявший головы и сохранивший способность мыслить адекватно. — Это наверняка связано с тем, что творится в районе Чернобыля — Припяти. Я бы посоветовал вам как можно скорее занять их серьезным делом, а я, со своей стороны, приму медикаментозные меры». И комбриг, сам испытывавший непреодолимое желание кинуться в драку сломя голову и готовый уже начать действовать на свой страх и риск, выполнил полученный приказ без промедления.
Боевые машины, приземистые и могучие, показались Алексею чем-то похожими на тварей Зоны — во всяком случае, они мчались в атаку с той же целеустремленностью, как мутанты. Чтобы не попасть под гусеницы — танки шли полным ходом, не разбирая дороги, — Алексей отскочил в сторону. Бронированная махина пронеслась мимо, обдав парня жарким выдохом перегорелой солярки, а вот соседней не повезло. Чернобыльская зона существенно отличалась от полигона: тяжелая машина с ходу влетела в узел переменной мерности и сразу же осела, всей массой вдавливаясь в податливую землю. Мощности аномалии не хватило, чтобы смять многотонную машину, но танк застрял в ловушке намертво, а экипаж его, скорее всего, погиб или, по крайней мере, потерял сознание. Однако остальные машины, ведя на ходу беглый огонь из орудий и пулеметов, продолжали движение, и через пару минут танковая броня встретилась с живой инопланетной плотью.
Встреча эта сопровождалась чавкающим хряском. Алексей отчетливо услышал этот тошнотный звук, несмотря на рев моторов, лязг гусеничных траков и грохот выстрелов и взрывов: расстояние до орды тварей было небольшим, и акустика Зоны сортировала звуки необычным образом: предсмертный визг раздавленной чупакабры был слышен отчетливее, чем разрыв пятидюймового снаряда.
Танки врезались в живую стену и разметали ее, с легкостью подминая и сокрушая порождения копыта Сатаны. Со стороны это выглядело как замес кровавого теста: бронированные машины с хлюпаньем давили уродливые тела мутантов, во все стороны летели слизь, кишки и бесформенные обрывки мяса. Броня танков почти мгновенно сменила цвет, сделавшись красно-буро-зеленой от обилия налипшей на нее размолотой органики. Под гусеницами ломались лапы, клешни и хитиновые панцири крабораков и псевдоскорпионов, лопалась пуленепробиваемая чешуя железных ящериц, а всякая прочая мелочь вроде иглокожих жуков и крыс-попрыгунчиков превращалась в растертую липкую грязь. Алексей не мог сдержать ликующего злого восторга — мутанты встретили достойного противника и гибли под его натиском десятками и сотнями.
Если бы под такой удар попали разумные существа или хотя бы обычные звери, они давно уже прекратили бы бесплодные попытки прокусить-прогрызть сталь и обратились в беспорядочное бегство. Однако мутанты, судя по всему, были лишены не только разума, но и инстинкта самосохранения и подчинялись только неумолимой воле того, кто пропихивал их в этот мир, безжалостно уродуя и калеча. Танки глубоко вклинились в живое море тварей, но оно не расступилось перед ними и не расплескалось, спасаясь от натиска боевого железа. Чудовища кидались на машины с какой-то запредельной неистовой яростью: живые волны, разбивавшиеся о броню, накатывались на нее снова и снова, смыкаясь и заполняя прорехи, оставленные гусеницами. Мутанты могли бы, пропустив танки, двигаться дальше, но они почему-то разворачивались и лезли на них сзади, словно желая не победить, а умереть во что бы то ни стало. И напор этот был далеко не бессмысленным: порождения Зоны, как очень скоро выяснилось, были вооружены не только клыками и когтями.
О мозгокрутах Алексей слышал от погибших друзей и примерно представлял себе, как выглядят эти создания. В бурлящей каше побоища, развернувшегося в нескольких сотнях метров от него, он не различал отдельных тварей — облепляя танки, они смешались в общую массу, — но о присутствии пресловутых гипнотизеров он догадался по странным маневрам нескольких боевых машин. Некоторые танки начали описывать беспорядочные круги, слепо тычась из стороны в сторону и стреляя куда попало, а две машины столкнулись лоб в лоб, расплющив попавшего между ними скорпиона. Алексей похолодел, прикинув, что будет, если мозгокруты полностью возьмут экипажи танков под ментальный контроль и заставят их двинуться на Киев, но этого, к счастью, не произошло — то ли потому, что танковая броня ослабляла гипнотическое воздействие, то ли потому, что твари не видели гипнотизируемых в лицо, то ли из-за фонового воздействия Черного Зова. Так или иначе, успех пси-атаки был невелик, хотя одну боевую машину, ползшую вниз по склону, мутанты перевернули вверх гусеницами. Алексей видел, как к ее днищу прилипла студенистая подрагивающая пленка, и понял, что экипаж обречен: присосавшаяся к перевернутому танку гигантская амеба так или иначе просочится внутрь корпуса, добираясь до лакомой добычи. А затем среди тварей Зоны появились новые «действующие лица».
Внешне они походили на исполинских — размером с медведя — жаб камуфляжной раскраски. Жабы эти не имели устрашающего вида клыков-рогов и прочих приспособлений для эффективной разделки плоти, однако очень быстро показали, на что они способны. Одна из них присела на задние лапы, раздула бледное чешуйчатое горло и плюнула жидким огнем — пылающая струя хлестнула по броне танка и расплескалась, охватывая боевую машину быстро расползавшимся пламенем, затекавшим во все щели. «Саламандры, — ошеломленно подумал Алексей. — Вот это да…»
Вспыхнул один танк, второй, третий, и Алексей понял, что исход боя далеко еще не ясен: превосходство земной брони над иномерной живой плотью уже не казалось ему таким бесспорным, как пять минут назад. Однако танковая атака задержала тварей: прежде чем продолжить свое наступление, исчадия копыта Сатаны стремились сначала покончить со всеми боевыми машинами, преградившими им путь на Киев. Танкисты подарили Алексею спасительную передышку…
Он уже поворачивался, чтобы бежать дальше, когда прямо перед ним из клубов дыма и пыли выкатилась свернувшаяся тугим клубком черная змееподобная тварь, распрямилась стальной пружиной и кинулась на него, широко распахнув пасть с изогнутыми длинными клыками. Змея летела в лицо парню выпущенной стрелой, а он не успевал в нее выстрелить — никак не успевал.
Но гадина не долетела. Ее черное вытянутое тело пересекла прямая белая черта, как будто кто-то взмахнул длинным шестом. Тварь отлетела в сторону, злобно зашипела и снова сжалась в клубок, однако теперь Алексей успел вскинуть автомат и всадить очередь в башку чернобыльской змеи. Кровавые брызги разлетелись во все стороны, змея судорожно забилась в агонии, а в воздухе медленно растаял призрачный силуэт старца в белой одежде с посохом в руках.
«Волхв! — мелькнуло в сознании Алексея. — Вон оно как…»
«Не надейся, что я всегда смогу прийти к тебе на помощь, — услышал парень, — я не всесилен. Ты сам должен сделать свое дело, отрок, — никто не сделает его за тебя».
Алексей сглотнул и сорвался с места, оставляя позади грохот невиданной битвы, — что еще ему оставалось?
Над головой пророкотал вертолет, мигая пулеметными вспышками. Потом из-под его брюха выхлестнулись белые полосы ракетных трасс, уткнулись в месиво сражения, выжигая в сонмище мутантов внушительные проплешины, а затем вдруг винтокрылая машина вошла в крутое пике и врезалась в землю, обозначив место своего падения высоким фонтаном огня, — Черный Зов продолжал собирать свои жертвы.
Откуда-то издалека принеслась стая реактивных снарядов, кромсая орду мутантов бурыми кляксами разрывов и разметывая клочья разодранных уродливых тел, но Алексей уже не обратил на это внимания. Люди, заживо сгоравшие сейчас за его спиной в железных гробах на гусеницах, спасли ему жизнь и дали возможность сделать свое дело. И он побежал дальше.
Армейский «Хаммер» стоял на дороге, словно ожидая того, кто сядет за руль. Алексей подбежал к машине и плюхнулся на сиденье, тыльной стороной ладони утерев пот, заливавший ему лицо. «Теперь успею! — обожгла радостная мысль. — Но сначала…»
Рация, установленная на «Хаммере», была ему знакома — ополченцы пользовались такими же, знал Алексей и частоту штаба. Настроив рацию, он схватил микрофон и вышел в эфир, абсолютно не беспокоясь о том, что его услышит множество людей, — сейчас это уже не имело значения. Несколько очень долгих секунд в наушниках стояла тишина, нарушаемая только легким шорохом помех, а затем Алексей услышал знакомый голос Семена Авдеенко:
— Кто на связи?
— Это я, Лешка-книгочей! — радостно закричал Алексей.
— Леха? Ты куда пропал, чертов сын? Дезертировал, растудыть твою в бронхи? Женка твоя с ума сходит! Андрей и Артем с тобой? Вот вам гетман задаст, только вернитесь!
— Я недалеко от аварийной АЭС. Ребята погибли. Слушай меня внимательно, Семен Степаныч. Здесь творится что-то страшное: от саркофага идет несметная орда мутантов — их тысячи, десятки тысяч. Они идут на Киев, убивая всех на своем пути. Твари встречаются с людьми, и начинается резня — дикая резня, командир. Я не шучу — это вторжение.
Алексей говорил короткими отрывистыми фразами — времени было у него в обрез.
— А чего вас туда понесло? — подозрительно спросил сержант. — И почему вы никому ничего не сказали?
— Спроси Полину, она все объяснит. Но главное не мутанты — их можно перебить с воздуха или артиллерией. Из развалин четвертого энергоблока бьет источник какого-то неведомого излучения, от которого люди сходят с ума и бросаются на тварей Зоны с голыми руками. Этот источник надо погасить, пока мы тут все не обезумели!
Алексей не стал рассказывать сержанту о каменном диске, о спекшемся кристалле под саркофагом, о древнем чудовище, притаившемся в киевском метро, и обо всем прочем. Изложить всю эту историю вкратце было невозможно, и сержант просто принял бы Алексея за сумасшедшего — со всеми отсюда вытекающими.
— У нас тут тоже черт знает что творится, — отозвался старшой. В свою очередь он не стал рассказывать Алексею о том, что уже отбил кулак, наводя порядок, и что полковник лично пристрелил безумца, фанатично звавшего растерявшихся людей на Припять. Хорошо еще, что максимальной силы Черный Зов (о нем Авдеенко, понятное дело, ничего не знал) достигал в районе Чернобыля, резко уменьшаясь по мере удаления от разрушенной станции. Бестелесный понимал, что из Киева туземцы будут идти навстречу мутантам слишком долго, а пища нужна была Карраху немедленно, и поэтому ариссарра прежде всего выгонял незримой плетью Зова всех, кто находился в непосредственной близости к руинам ЧАЭС.
— Это излучение, командир. Развалины станции надо сжечь — выжечь, как гнойную язву. На десять метров в землю, чтобы и следа не осталось! Доложи полковнику — пусть он свяжется с российским командованием. Сердце Зоны надо сжечь, и лучше всего атомной бомбой. Доложи полковнику, сержант, доложи! Это смерть, смерть для многих тысяч людей или даже для миллионов!
— Хорошо, — ответил сержант, чуть помедлив, — я доложу. А ты…
— Я возвращаюсь в Киев, — перебил его Алексей. — До связи, Степаныч!
Двигатель «Хаммера» завелся с полоборота. В лицо ударил тугой встречный ветер. Алексей гнал машину, загоняя до упора стрелку спидометра. Мутантов он уже не опасался — им его не догнать — он боялся, что не успеет опередить Заточенного. «Волхв сказал, — лихорадочно соображал Алексей, — что пришельцу потребуется и кристалл под саркофагом, и каменный диск в метро. Чертов Плевок важнее, но и без жернова этой твари не обойтись. Я не смог прорваться к саркофагу, но я могу добраться до камня в туннеле. И я попытаюсь это сделать — пока российские власти буду решать, наносить удар по ЧАЭС или нет, и верить ли вообще словам полковника, Час Гнева может уже наступить. И тогда…»
Контрольный пост на кордоне, отделявшем Чернобыльскую зону от зоны Киевской, Алексей проскочил без задержки. КПП пустовал — Черный Зов вымел оттуда всех. Алексей снес бампером шлагбаум и промчался мимо покинутых бетонных капониров, из которых сиротливо торчали стволы пулеметов, но не было видно ни одной «салатовой каски».
«Только бы успеть, — повторял про себя Алексей, выкручивая руль на очередном повороте, — только бы успеть…»
Глава 14
И грянул гром…
— Ситуация выходит из-под контроля, господин президент. Множество, — генерал запнулся, подбирая слово, — существ, движущихся от развалин Чернобыльской АЭС, — по примерным оценкам, их там сотни тысяч, если не больше, — уже заняли Припять и движутся дальше, в сторону Киева. При сохранении темпа наступления они достигнут окраин города через несколько часов. Ученые-эксперты считают, что мы имеем дело с крупномасштабным инопланетным вторжением, — генерал, привыкший иметь дело с реальным противником, а не с иномерным, слегка поморщился.
— Какие меры приняты? — спросил Президент Российской Федерации. Внешне он выглядел спокойным, только на скулах вздулись желваки, да движения стали чуть быстрее обычного.
— К точке прорыва перебрасываются войска и бронетехника. Встречной танковой атакой нам удалось приостановить наступление противника, однако затем танкисты понесли тяжелые потери и были вынуждены отойти. Среди мутантов обнаружились живые огнеметы, и значительная часть машин — до сорока единиц — сгорела вместе с экипажами. Реактивные системы залпового огня дали ряд залпов по наступающему противнику, но обстановка осложняется тем, что там находится много людей из числа гражданских, устремившихся к Чернобылю. Мы предприняли также несколько авианалетов, в том числе и с применением термобарических боеприпасов, однако должного эффекта не достигли. Дело в том, — генерал снова запнулся, — что там присутствует какое-то непонятное излучение. Солдаты теряют над собой контроль и норовят броситься в штыки, что совершенно бессмысленно и приводит только к большим и неоправданным потерям, а пилоты на бреющем полете не могут управлять своими машинами: из-за аварий мы уже потеряли около десятка вертолетов. Считаю целесообразным нанесение удара по саркофагу ядерным зарядом средней мощности. У меня все.
— Ядерный удар по территории другого суверенного государства, — президент обвел взглядом военных, — вы понимаете, что это значит? К тому же нельзя сбрасывать со счетов возможность активного противодействия со стороны наших западных друзей. Эта проклятая Зона слишком у многих вызывает живейший интерес — кое-кто на Западе пойдет на все, лишь бы она сохранилась в неприкосновенности.
За спиной Президента бесшумно распахнулась дверь. Появившийся оттуда офицер связи подошел к главе государства и тихо произнес несколько слов. Генералы впились глазами в каменное лицо президента, пытаясь догадаться, что он услышал. Президент молча поднялся и вышел. Дверь за ним закрылась.
Минуты текли в напряженном ожидании. Затем президент вернулся, сел на свое место и положил на стол сжатые кулаки.
— Со мной только что говорил глава независимой Киевской Республики полковник Щерба. Он просит нас нанести ядерный удар по ЧАЭС — у него есть достоверные сведения, что источник излучения безумия находится под саркофагом четвертого энергоблока и там же расположен портал, через который к нам лезут эти «гости» из космоса. Таким образом, у нас имеется официальное основание использовать атомное оружие — ведь мы сделаем это по просьбе местных властей.
— Киевская Республика является самопровозглашенной и непризнанной, — напомнил кто-то из присутствующих. — Официальные украинские власти нас об этом не просят, и мы не можем…
— Официальные украинские власти бросили огромный город на произвол судьбы, — прервал его президент, — а полковник Щерба навел в Киеве порядок и спас от неминуемой гибели тысячи людей. Вы же военный и должны знать: если старший командир оставляет вверенную ему часть и самоустраняется, командование принимает младший офицер из числа тех, у кого хватило мужества не бежать от опасности, спасая собственную шкуру. Полковник имеет право решать судьбу Киева — он это право заслужил. Чернобыль достаточно удален от столицы Украины — ядерный взрыв средней мощности не причинит городу вреда, а что касается радиоактивного заражения, то хуже, чем есть, там уже не будет. Ну а насчет официального признания Киевской Республики — это мы сделаем раньше, чем с аэродромов взлетят бомбардировщики. На карте судьба не только Киева, Украины, России — под угрозой вся Европа, а может быть, и весь мир. Я ознакомился с мнением ученых — оно фантастично, но мы не имеем права рисковать судьбой всего человечества.
Генералы молчали.
— Приказываю, — президент нашел глазами командующего ВВС. — Поднять в воздух звено стратегических бомбардировщиков «Ту-160» с эскадрильей прикрытия для атомного удара по развалинам ЧАЭС. Выделите лучшие экипажи — удар должен быть ограниченной, но достаточной мощности, и нанести его следует с ювелирной точностью. Украина — это не Семипалатинский полигон, и не Новая Земля, но чернобыльскую язву надо выжечь начисто. Выполняйте!
— Сложившаяся ситуация позволяет нам решить наболевшую проблему, — веско произнес генерал Петерс, глава временного Контингента гуманитарных частей ООН в районе бедствия. — Ликвидация незаконной структуры, претенциозно именующей себя независимой Киевской Республикой, является одной из первоочередных задач миротворческих сил. Весь цивилизованный мир крайне обеспокоен происходящим в Киеве — этот тоталитарный режим запятнал себя многочисленными преступлениями, начиная от захвата на государственных складах военного имущества и продовольствия и кончая нарушениями прав человека, выразившимися в массовых расстрелах людей, предпочитающих свободу унылой жизни под пятой диктатора. Этот больной зуб надо вырвать!
О том, что «свободные люди», подвергавшиеся «кровавым репрессиям» со стороны «антидемократического режима», были обыкновенными мародерами, которых сами же «гуманитарии» отстреливали без малейших угрызений совести, Петерс умолчал. Он хорошо помнил инструкции, полученные им в Брюсселе, в Штаб-квартире НАТО, и теперь, блюдя имидж, упражнялся в демократической риторике, нимало не беспокоясь о том, что кроется за его стандартными словесами, — правила игры есть правила игры.
— А вы не опасаетесь, гхм, острой реакции со стороны России? — подал голос генерал Ивахнюк, командующий вооруженными силами УНР. — Если мы начнем силовую акцию, Россия может и вмешаться — вспомните заявления Москвы по киевскому вопросу.
— Повторяю, — в голосе Петерса явственно просочился оттенок снисходительности (что возьмешь с этих бестолковых туземцев!), — ситуация сложилась благоприятная. Русские втянулись в бой с ордами мутантов, создавших угрозу Киеву, — дело дошло до применения танков, реактивной артиллерии и авиации. Российским миротворцам сейчас не до нас: если мы будем действовать быстро и решительно, у нас есть все шансы восстановить в Киеве конституционный порядок за считаные часы. Русские просто не успеют вмешаться, к тому же официально ввод в город наших миротворческих сил имеет целью защитить уцелевших киевлян от полчищ мутантов — по нашим данным, русским так и не удалось остановить их наступление на Киев. Все продумано — нам остается только четко выполнять разработанный план.
Ивахнюк скептически хмыкнул, но промолчал.
— Операция «Вернисаж» будет осуществляться в основном силами прибалтийских и польских соединений при ограниченном участии войск стран Западной Европы, — продолжал американец. — Представляется целесообразным использование и ваших частей, генерал, — с этими словами Петерс испытующе посмотрел на Ивахнюка: мол, что ты на это скажешь?
— Это нежелательно, — набычился командующий вооруженными силами Украины. — Нам приходится считаться с настроениями народа, который назовет это братоубийством. На заключительном этапе операции использование частей Украинской армии возможно — ну, скажем, в качестве сил по поддержанию законного правопорядка, — но в первом эшелоне…
«Хочешь, чтобы мы поднесли вам Киев в аккуратной упаковке? — подумал Петерс. — Не выйдет!»
«Хочешь, чтобы мы сделали за вас — и для вас — всю грязную работу, а потом расхлебывали последствия? — подумал Ивахнюк. — Не выйдет!»
Но вслух никто из них ничего не сказал: при всей ограниченности своего мышления оба генерала были насквозь прожженными политиканами и знали, что можно говорить (особенно в присутствии третьих лиц), а что нет. И сейчас они самым вульгарным образом торговались, стремясь получить кое-какие бонусы — бизнес, ничего личного. Обоим генералам была очень хорошо известна основная причина недовольства Запада «диктатурой полковника», тщательно скрываемая за патетическими речами о «нарушении прав человека».
Во время кредитного бума нулевых годов двадцать первого века множество киевлян поддались соблазну и влезли в долги ради приобретения недвижимости и автомобилей. Кредиторами, в конечном счете, выступали крупнейшие транснациональные западные банки, а в Киеве, по самым скромным подсчетам, оставались сотни тысяч должников и их наследников, личные данные которых хранились в бесстрастных банковских компьютерах. Сотнями миллионов долларов не разбрасываются, а если человек не в состоянии расплатиться со своими долгами — что ж, рабочие руки (тем более бесплатные) тоже в цене. Долговые ямы Средневековья не канули в Лету — они всего лишь подверглись апгрейду для приведения их в соответствие с гуманистическими нормами современности. Эти соображения перевешивали даже опасения по поводу возможных бунтов киевских мстителей — бунтовщиков можно и покарать, у ооновцев накоплен изрядный опыт по усмирению разного рода повстанцев и подавлению «мятежей» в различных уголках земного шара.
— Полагаю, вопрос об участии в операции украинских частей мы решим в рабочем порядке, — примиряюще произнес Петерс. — А сейчас нам следует уточнить и согласовать график развертывания всех гуманитарных соединений, задействованных на первом этапе. По данным воздушной и космической разведки, плотной обороны у киевских боевиков нет, и серьезного удара они не выдержат. Массированной ракетно-артиллерийской подготовки и удара с воздуха не будет — это потеря темпа плюс неизбежные сопутствующие разрушения и уничтожение значительных материальных ценностей. Итак, согласно плану операции, в течение двадцати четырех часов колонна бронетехники численностью…
Каррах ощутил нарастающее беспокойство. Аборигены встревожились не на шутку и пытались противодействовать. Они быстро поняли, что в открытом бою лавину мутантов им не остановить — ментальный гипноз ариссарра действовал безотказно, — и перешли к атакам с дальней дистанции, соответствующее оружие у них имелось. Они также бросили в бой танки, накачав экипажи транквилизаторами и даже пристегивая их к сиденьям наручниками, чтобы солдаты не выпрыгивали из боевых машин. Танкисты действовали заторможенно — против мало-мальски организованного противника из рода людей им было бы не устоять, — однако против мутантов эта уловка сработала: броня была тварям не по зубам, и только саламандры сумели сжечь несколько десятков танков и отбить танковую контратаку. Но людские потери снизились (несмотря на то, что к Сердцу Зоны шли и шли одурманенные толпы), а наступление чудовищ на Киев замедлилось. Прогнозируя дальнейшие действия туземцев, Каррах понял, что они с высокой степенью вероятности пустят в ход свое самое мощное оружие — атомное, — используя для его доставки летающие машины. Перехватить высотные самолеты ариссарра не мог — он не переоценивал свои силы, — а термоядерный взрыв на развалинах станции почти наверняка разрушит «реакторную слезу». И тогда — все, он, звездный скиталец, навеки останется пленником этого проклятого мира, без всякой надежды на возвращение и отмщение. Значит, надо спешить, хотя энергии накоплено еще недостаточно.
Делая одновременно несколько дел, Каррах не обратил внимания на колонну танков и бронетранспортеров, двинувшуюся на Киев с запада, — войны аборигенов его нисколько не волновали. И уж тем более не заинтересовал его одинокий джип, несшийся по опустевшим улицам древнего города.
Даже могущественные звездные скитальцы-ариссарра не всемогущи и не всеведущи.
Радиопереговоры с Москвой отняли у полковника много сил, но дело того стоило — кажется, ему удалось убедить Президента Российской Федерации в необходимости принятия крайних мер, и теперь оставалось только ждать. В присутствии офицеров своего штаба полковник держался, не подавая вида, но как только они ушли, он прилег на кожаный диван и обессиленно закинул руки за голову. Тело покрывал липкий пот, сердце билось неровными толчками. «Как это все не вовремя, — думал глава Киевской Республики, устало сомкнув веки, — хотя, когда болезнь, особенно лучевая, бывает вовремя? Ничего, мы еще поборемся: вот полежу пяток минут и встану…»
Но отдохнуть ему не дали: не прошло и пары минут, как вернулся сержант Авдеенко. Несмотря на свой невеликий чин, сержант пользовался среди ополченцев непререкаемым авторитетом и особым доверием гетмана и имел право доступа в его «походной-полевой» кабинет в любое время дня и ночи. Увидев, что командир отдыхает, Авдеенко остановился в нерешительности, однако полковник уже открыл глаза.
— Что у тебя, Семен?
— Ооновцы, товарищ полковник, — доложил сержант. — Входят в город с запада. По донесениям с постов наблюдения, от ста до двухсот единиц бронетехники в сопровождении пехоты. Латышские стрелки и жолнежи Войска Польского.
— Ну, вот и дождались мы дорогих гостей, — превозмогая слабость, полковник встал и подошел к столу. — Так, сержант Авдеенко. Всех офицеров штаба — ко мне. А ты — поднимай мобильные группы, и вперед. Гранатометы. Мины. Засады. Снайперы. — И добавил, усилием воли заставляя отступить хворобу, так и норовившую вцепиться в горло незримыми когтями: — Будет им хлеб-соль, попотчуем от всей нашей широкой души. Не зря, думаю, тренировал ты наших вчерашних пацанов-сталкеров — не подведут.
Из боевых донесений
временного Контингента
гуманитарных частей ООН
в районе бедствия, 2006 год
Войдя в город единой механизированной колонной, части временного Контингента гуманитарных частей ООН столкнулись с неожиданно сильной и хорошо подготовленной противотанковой обороной боевых групп полковника Щербы, общей численностью от двух до четырех тысяч человек. К сожалению, план командования, рассчитанный на полную внезапность и на низкую боеспособность ополченцев киевского незаконного вооруженного формирования, был разработан на основании недостоверных разведданных, а потому не привел к положительным результатам. Спешка, недостаточное материально-техническое обеспечение, а также отсутствие практических навыков и опыта использования легкой и средней бронетехники в городе у личного состава частей, задействованных в операции «Вернисаж», привели к большим потерям.
Согласно доктрине, предложенной военными советниками НАТО, основной тактикой применения танков стало сопровождение на узких улицах и прикрытие броней пехотных штурмовых подразделений, которым была поставлена задача пробиться к зданию бывшего торгового центра «Глобус» на Майдане Незалежности, где располагается главный штаб самопровозглашенной «Независимой Киевской Республики». Основное противодействие наступлению оказали подвижные группы гранатометчиков, вооруженные, в том числе, и последними моделями станковых автоматических гранатометов «GL Srtiker» производства ЮАР. Гранатометчики, ведущие огонь из подвалов и с верхних этажей зданий, а также снайперы противника превосходно ориентировались в переулках и дворах и быстро меняли свои огневые позиции, что позволило им уничтожить значительные силы Контингента, оставаясь при этом практически неуязвимыми.
Основная бронетехника, примененная в операции, — танки «Т-72» и «Leopard 2A4», действовавшие на ограниченном пространстве, — оказалась отличной мишенью для стрелковых расчетов боевиков. Почти каждый танк, попавший в зону поражения, сразу же подвергался обстрелу из нескольких АПГ с разных направлений. На проспекте Победы, по которому двигались основные силы, был подбит танк «Leopard» (борт № 243). В его моторно-трансмиссионное отделение попало одновременно четыре или пять гранат, при этом совокупная мощность удара оказалась такой, что вызвала детонацию бортового боезапаса. Танк развалился на части, при этом его экипаж был уничтожен до полной невозможности сбора и идентификации останков.
По предложению заместителя командира передового батальона майора Рябининса экипажи изменили тактику. Стремясь выполнить поставленную задачу, танкисты, ведя бой под перекрестным огнем, начали использовать прием «наскока», когда два танка, поочередно выкатываясь из-за угла здания, производили три-четыре выстрела по обнаруженным целям и задним ходом уходили обратно. Однако и эта тактика оказалась малоэффективной.
В танк «Т-72» (борт № 437) угодило шесть или семь гранат, которые вывели из строя двигатель и гусеничный блок, однако корпус, оборудованный динамической защитой, смог выдержать удар, так что экипаж уцелел и сумел эвакуироваться. В «Leopard» (борт № 231) было шесть попаданий, после четвертого (выстрел был произведен неидентифицированным сверхмощным боеприпасом) башня танка накренилась. Последней с расстояния 100 м в башню со стороны командира танка угодила противотанковая ракета, выпущенная из мобильного комплекса «BGM-71 TOW». От удара с торсионов сорвало люки в башне, наводчик-оператор получил тяжелую контузию, от осколков брони его спасла казенная часть орудия. В башне начался пожар, механику-водителю и наводчику-оператору удалось покинуть горящую машину, которая через 20 минут взорвалась. Таким образом, отсутствие на танках «Leopard» контактной динамической защиты вело к гарантированному поражению агрегатов и экипажа машины при попадании нескольких гранат с близких дистанций.
Попытка блокирования господствующих высот юго-западной части города атакой со стороны Одесской трассы в результате прорыва привела к потере от артиллерийско-гранатометного огня боевиков двух танков «Т-72» из состава польской мотострелковой бригады. После отсечения огнем боевиков пехоты от танков последние были мгновенно подбиты на путепроводе у станции метро «Лыбидская», пополнив счет наших безвозвратных потерь.
Возникший из-за первых потерь дефицит тяжелой бронетехники вынудил создавать смешанные бронегруппы, в состав которых включались 2 танка и БМП-1. Закрепленные за конкретными штурмовыми подразделениями, бронегруппы должны были обеспечить постоянное прикрытие штурмующих пехотинцев мощным огнем, однако в связи с разным уровнем защищенности этих боевых машин и их различными маневренными возможностями смешанные бронегруппы себя не оправдали.
Применялись два основных способа действий бронегрупп. В первом случае один танк вел огонь в интересах пехоты, а экипаж второго, наблюдая за обстановкой, мог в любой момент заметить и отразить готовящуюся на головной танк атаку. Вездеходы «Хаммер» и БМП-1, прикрываясь танками из-за своего слабого бронирования и постоянно маневрируя, вели огонь по верхним этажам высотных зданий. Второй способ назывался «Карусель» — суть боевой работы бронегруппы заключалась в непрерывности огневого воздействия на цель. Несколько пар танков поочередно, проводя пересменку на огневом рубеже, обеспечивали непрерывный обстрел цели.
Тем не менее бронегруппы понесли ощутимые потери. Типичная ситуация сложилась в ходе боя за площадь Победы. Имевший задачей блокировать перекресток проспекта Победы и улицы Саксаганского танк «Leopard» (борт № 220), выдвигаясь на огневую позицию, при подходе к площади был обстрелян из засады на крыше здания универмага «Украина». Один из выстрелов РПГ пришелся в борт, отсутствие сорванного ранее фальшборта привело к сквозному пробитию брони в районе топливных баков и боеукладки. Мгновенная детонация не оставила экипажу шансов на спасение.
В качестве дополнительной защиты от РПГ и крупнокалиберных пулеметов экипажи танков и легкой бронетехники стали интенсивно навешивать на броню снарядные ящики, сетки, дополнительные запасные части.
Большое количество потерь танков в Киеве было усугублено отсутствием на многих из них контактной динамической защиты (КДЗ) либо взрывчатого вещества в ней. Например, 20 польских танков «Т-72» не имеют контактной динамической защиты, а у 14 танков блоки «табакерок» КДЗ оказались пустыми. Ведя интенсивный бой на узких улицах города, укрываясь от ответного огня, экипажи танков прижимают машины к зданиям или въезжают внутрь домов, снося фальшборта и сминая блоки КДЗ.
Основу боекомплекта танков, ведущих тяжелые бои в городе, составляют выстрелы с осколочно-фугасными снарядами. Кроме них, имеются один-три выстрела с бронебойно-подкалиберными снарядами на случай теоретически возможной встречи с танками боевиков.
Впервые в городских боях были использованы управляемые ракеты «Hellfire» наземного базирования, однако из пяти выпущенных ракет в цель попали всего две. В дальнейшем управляемые ракеты не применялись, предпочтение отдавалось осколочно-фугасным и бронебойно-подкалиберным снарядам — последние оказались способными пробить с торца пятиэтажный блочный дом от первого до четвертого подъезда.
Противник активно использует противотанковые мины для минирования путей выдвижения бронегрупп. В боях за южную и юго-восточную части города боевиками против танков стали использоваться фугасы.
В ходе боя на бульваре Дружбы народов была потеряна связь с танком «Leopard» (борт № 322). В результате поисков исчезнувшего танка обнаружили двухметровую воронку и разлетевшиеся в разные стороны куски машины. Башня танка отлетела на 70 м, двигатель на 20 м, катки, гусеницы и борта, перелетев одноэтажные дома, валялись на параллельной улице. Наиболее вероятной причиной гибели танка стал мощный фугас, действие которого усилил сдетонировавший боекомплект машины.
При движении бронетранспортера БТР-70 из состава латышского батальона по улице Большая Васильковская, в трех кварталах от площади Толстого машина была обстреляна и подбита прямым попаданием гранаты из РПГ-7 в правый борт рядом с десантным люком. Кумулятивная струя, пройдя внутри вдоль всего корпуса БТР-70 до моторного отделения включительно, подожгла машину (в дальнейшем от пожара сдетонировал боезапас).
Серьезную опасность представляет также огонь из крупнокалиберных пулеметов. Так, нижняя лобовая часть корпуса польской БМП-1, эвакуированной с места боя, напоминает дуршлаг, она обильно усеяна сквозными пробоинами от бронебойных пуль.
В настоящий момент наши учтенные потери составляют 226 человек погибшими, 430 ранеными, некоторое число солдат и офицеров захвачено противником. Безвозвратные потери боевой техники составляют, примерно, 19 танков «Leopard», 9 — «Т-72», 22 — БМП-1, 18 — БТР-70 и 37 вездеходов «Хаммер».
Основная цель операции «Вернисаж» — захват здания бывшего торгового центра «Глобус» и ликвидация так называемой Киевской независимой республики — пока что не достигнута.
Улица Крещатик, триста метров от Майдана Незалежности. Наблюдаю непонятное явление. Волнообразное сотрясение грунта. Асфальт плывет. Образовался провал шириной до… (передача оборвалась).
Влетев на полной скорости в город, Алексей был неприятно удивлен. Воздух сотрясал гром артиллерийской канонады, над крышами домов поднимались клубы черного дыма, откуда-то доносился рев мощных двигателей, орудийные выстрелы, взрывы и злобный треск длинных пулеметных очередей. Судя по интенсивности и разнообразию огня, это не было обычной стычкой с лутерской бандой, пусть даже многочисленной и хорошо вооруженной. «Вторжение „гуманистов“, — понял Алексей, холодея. — Дозрели, значит, суки в ботах…» Первой его мыслью было немедленно развернуть машину и мчаться к штабу, чтобы вместе со всеми с оружием в руках встретить непрошеных гостей. Алексею пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить это желание: да, он должен быть там, среди других ополченцев, но у полковника тысячи бойцов, и один лишний штык значит не так много. А вот встать лицом к лицу с Заточенным и не дать ему испепелить весь город может только он, Алексей, — хотя бы потому, что никто другой ничего не знает о страшной опасности, нависшей над Киевом. И Алексей, стиснув зубы, понесся к метро «Контрактовая площадь».
Грохот боя нарастал и приближался. Над головой парня простонал снаряд и врезался в дом, выбросив скошенный султан дыма и серой пыли; посыпались битые стекла, куски дерева и обломки кирпичей. «Не попасть бы под шальной снаряд, — промелькнуло в голове Алексея. — В двух шагах от цели — это было бы обидно…»
Однако ему везло — следующий снаряд лопнул вдалеке (Алексей даже не понял, куда он угодил). А потом у него что-то случилось со зрением: каким-то непонятным образом он обрел способность видеть со стороны чуть ли не всю панораму сражения, разгоревшегося в городе. Он видел маленькие, словно игрушечные, коробочки танков и бронетранспортеров, пятнистыми жуками ползущих по дымным улицам; видел вспышки выстрелов из танковых орудий; видел трассы реактивных гранат и яркие взблески прямых попаданий; видел солдат-«миротворцев» — их крошечные фигурки суетливо перебегали от укрытия к укрытию и падали под плотным пулеметным огнем. Алексей не задавался вопросом, откуда у него появилась такая способность (хотя об этом он смутно догадывался) — ему хватило и того, что теперь он мог свободно ориентироваться в грохочущей сумятице уличного боя и выбрать кратчайший и самый безопасный маршрут. И он сумел добраться до Контрактовой площади раньше, чем туда подтянулись первые штурмовые группы ооновцев.
Выскочив из машины, Алексей нырнул в подземный переход станции «Контрактовая площадь». Влетев в темный зал, он, подсвечивая себе дорогу, бросился к краю платформы, не глядя по сторонам. Нарваться в метро на банду лутеров он уже не опасался — Черный Зов гигантским пылесосом высосал из города всех мародеров. Алексей не знал, что полковнику пришлось пойти на крайние меры, чтобы спасти своих: часть ополченцев тоже поддались Зову. Людей связывали, оглушали, вгоняли им снотворное, и хотя без потерь не обошлось — кое-кто все-таки ушел к Чернобылю, и оставалось надеяться только на то, что пешком они туда не дойдут до того, как все закончится, — в целом удалось обуздать вспышку темного безумия и взять ситуацию под контроль. Этого Алексей не знал, да и не думал об этом: он думал только об одном — успеть опередить Заточенного.
По обнаженным нервам парня ударил подземный гул — пришелец пробудился и уже разминал свои призрачные мускулы, готовясь к броску. Спрыгнув с платформы на рельсы, Алексей побежал по туннелю — он был уверен, что не пройдет мимо того места, где скрыта подземная каверна с каменным диском. Но только сейчас он сообразил, что дело принимает скверный оборот: подствольник АКМа — слишком слабое оружие против бетонной стены туннеля. Парень выругался, и тут увидел впереди голубоватое свечение.
Пещера была раскрыта — точь-в-точь как в его памятном ночном видении, — вход в нее перегораживал только световой занавес. Алексей заскочил в каверну и замер.
Тяжелый каменный диск не лежал на земле. Наполовину в нее погрузившись, он стоял на ребре, напоминая огромную мишень, и был развернут плоскостью ко входу в нишу.
— Спасибо тебе, отец… — прошептал Алексей, поняв, кому он всем этим обязан.
«Я сделал все, что мог, сыне, — услышал он голос старого волхва. — Теперь слово за тобой, воин».
«А возьмет ли подствольная граната этакую махину?» — засомневался Алексей. И тут же, приглядевшись, он заметил длинную ломкую трещину, наискось пересекавшую жернов сверху донизу. Камень был не монолитен — некогда расколотый, он состоял из двух половин, прижатых одна к другой и, похоже, ничем особо не скрепленных (разве что временем и слоем засохшей земли). Алексей отступил назад, к выходу из пещеры, и поднял автомат.
Фугасная граната — ополченцы наладили кустарное производство подобных зарядов, незаменимых в схватках с лутерами в тесноте подвалов и подземных ходов, где приходилось взламывать взрывами перегородки и вышибать двери, — почти не давала осколков, но взрыв выбил из диска сноп каменного крошева. Алексею ощутимо посекло лицо (хорошо хоть, успел прикрыть глаза), его оглушило (ощущение было таким, словно в оба уха ударили два крепких кулака), но «небесный камень» медленно и величественно распался надвое — по той самой трещине. Половинки жернова разошлись, а потом упали плашмя, подняв облако серой пыли.
Земля вздрогнула — раз, и другой, и третий, — и Алексей понял, что содрогается она совсем не оттого, что на пол пещеры упали два обломка каменного диска. И он побежал по туннелю обратно к станции.
Каррах почувствовал резкую боль. Опираясь на кристалл под саркофагом четвертого энергоблока и на каменный диск, ариссарра сросся с ними, и когда одна из опор (пусть даже не главная, а вспомогательная) была внезапно выбита, плененный пришелец получил удар и потерял равновесие. И одновременно он ощутил, что очень скоро на развалинах атомной электростанции распустится Огненный Цветок — летающие машины аборигенов, несущие ядерные заряды, уже оторвались от земли.
И тогда Каррах яростно рванулся, щедро выплескивая силу, обретенную среди стонов умиравших людей, и всем своим призрачным телом налег на пружинящие грани измерений, опираясь теперь только на «реакторную слезу». Энергии на то, чтобы, уходя, громко хлопнуть дверью и полностью сжечь пленивший его город, уже не оставалось — каждая капля силы нужна была для пролома мерности, — но ариссарра решил, что отмщение подождет, главное сейчас — вырваться. И он не стал отвлекаться даже для того, чтобы мимоходом прихлопнуть дерзкого туземца, осмелившегося нанести ему такой болезненный удар, — у звездного пришельца остро не хватало не только энергии, но и времени.
Каррах закричал. Над городом разнесся пронзительный ревущий вой, захватывающий ультразвуковой диапазон, — казалось, это кричит от боли многострадальная мать-земля. Уже не экономя запасенную впрок энергию, ариссарра рванулся из глубины горы, где на протяжении многих сотен лет было его убежище, вниз, к расколотому каменному диску, рядом с которым возвышался давно присмотренный Бестелесным подходящий резонатор — огромное здание из стекла и бетона с массивной, изогнутой к центру крышей.
Первая волна высвободившейся энергии покатилась от осколков Велесова камня, сминая пространство со всем его содержимым; вторая, расширяя образовавшийся пробой континуума, накрыла крытый Житный рынок. Построенное в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, огромное сооружение в стиле модерн, навсегда изуродовавшее облик древнего Подола, оказалось в самом центре искаженного пространства-времени — прямо на пути у космического пришельца, разрывающего оковы.
Алексей схватился за голову — боль злобно ввинчивалась в виски и раскалывала череп. Потолок подземного зала станции метро рассекла зигзагообразная трещина; посыпались камни. Пригнувшись, Алексей бросился к выходу из вестибюля, уворачиваясь от падающих кусков облицовки. Спотыкаясь в темноте на ступеньках лестницы, он опрометью бежал к яркому свету дня, но когда оказался наверху, на площади, остолбенел.
Очертания примыкавших к площади домов плыли и размазывались, теряя четкость, словно он смотрел на них сквозь пленку текучей воды. Ближайшие улицы — Межигорская, Константиновская, Григория Сковороды — изгибались гигантскими живыми змеями, утрачивая прямизну, заложенную в них градостроителями; по асфальту то и дело пробегала крупная рябь, собираясь в уродливые морщины.
«Здорово меня шарахнуло зрывной волной», — подумал Алексей, все еще надеясь, что это ему только кажется из-за контузии, хотя разум подсказывал: нет, контузия здесь ни при чем, все гораздо страшнее…
На Спасской улице показались грузные пятнистые туши ооновских бронемашин, из Хоревого переулка выполз танк, поводил из стороны в сторону орудийным стволом и плюнул огнем — над площадью провизжал снаряд. А потом на перекрестке Спасской и Межигорской лопнула земля.
Вскрывшийся провал заполняла слабо светящаяся голубоватая дымка. Она выглядела безобидной и даже красивой, но от разверзшейся пропасти веяло жутью. А затем от площади во все стороны покатилась волна искажения пространства, захватившая и твердь, и воздух.
Первым под удар этой волны попал танк, так и не успевший сделать второй выстрел. Тяжелая бронированная машина смялась, как будто она была сделана из пластилина: ствол пушки вдавился в корпус, а через секунду танк превратился в бесформенный ком, ни на что уже не похожий. Здания, захваченные зоной искажения, рассыпались карточными домиками; бронетранспортеры миротворцев взлетали вверх колесами. Из десантных люков сыпались вниз солдаты, ронявшие оружие и беспомощно размахивающие руками и ногами. Неведомая сила расшвыривала их во все стороны и плющила — Алексей успел заметить красную кляксу на покосившейся стене одного из домов. А провал расширялся, глотая попавшие в него машины — они то ли тонули бесследно в зловещей голубой дымке, то ли мгновенно растворялись в ней.
Невидимая исполинская метла вычищала улицы от всего шевелящегося, мимоходом разваливая дома. Асфальт под ногами Алексея дрожал все ощутимее — он чувствовал себя муравьем, случайно оказавшимся на вздувшемся бицепсе атлета, поднимающего непомерную тяжесть. Никакая аномалия из «адского винегрета» Зоны и близко не могла сравниться по силе и титаническому размаху со взбесившейся искаженной многомерностью, прорвавшейся на Подоле.
«Конец», — обреченно подумал Алексей, удивляясь тому, что он все еще жив.
Бежать было некуда — измененная метрика охватила район Контрактовой площади со всех сторон. И все-таки он побежал, надеясь на чудо.
Волна искажений отхлынула и покатилась обратно, перемешивая камень, металл и стекло, но в нескольких шагах от Алексея она вдруг угасла, осыпав его мусором и пылью.
Обрадоваться он не успел.
Второй — и последний — удар Бестелесного, наконец-то проломившего неподатливое измерение и покидающего пленивший его мир, пришелся по зданию Житного рынка. Алексей обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть все происходящее из первого ряда и во всех деталях.
Громадное здание, безвкусное нагромождение стекла и бетона, самоуверенно и нагло вознесшееся к небу и оттеснившее все другие строения, шаталось, словно лодка на волне. Под ним вспучивалась земля, как будто оттуда рвалось вверх нечто невероятно могучее, с легкостью сокрушавшее асфальт и камень, — зрелище это подавляло какой-то космической первобытной мощью. Фасад, исполосованный гигантскими трещинами, словно шрамами от ударов невидимого исполинского кнута, оседал, перекашивался и рассыпался. Огромные стекла превращались в сверкающие водопады мелких осколков, бивших по вздыбленному асфальту и собиравшихся в подобия ледяных луж. Бетонные балки ломались, как спички, стенные панели падали плашмя, словно костяшки домино, сбитые щелчком. Помпезное великолепие разлеталось в пыль и прах зримым свидетельством хрупкости бытия и тщетности человеческих усилий вознестись и возвеличиться. Обломки разных размеров картечью хлестали по всей площади; острый кусок стекла полоснул Алексея по лицу, добавив к мелким порезам, оставленным взрывом в нише, широкую кровоточащую царапину.
Земля уходила из-под ног, голова кружилась, перед глазами мельтешили цветные пятна. Шатаясь, Алексей уже не бежал, а скорее карабкался прочь по содрогавшейся под ногами земле, стараясь оказаться как можно дальше от эпицентра невиданной катастрофы.
А затем грянул гром. Громадное здание лопнуло как мыльный пузырь, превращаясь в бесформенную груду развалин. Асфальт вздыбился, Алексея швырнуло вперед; где-то на самом дне его сознания прозвучал рокочущий рык: «Я вернусь…», и парень понял, что он слышит то, что не слышал еще никто из людей, — голос плененного и освободившегося бога.
«Тоже мне, Терминатор долбаный…» — успел подумать Алексей и потерял сознание.
Эпилог
Время выбора
1 мая 1986 года
…Он стоял на трибуне, привычно улыбался и помахивал рукой, приветствуя текущий мимо трибуны праздничный людской поток, а сам то и дело украдкой посматривал на часы. Инструктор, ответственный за проведение демонстрации, клятвенно уверял его, что они непременно уложатся в отведенное время. Таким образом, будут и волки сыты, и овцы целы: киевские власти проведут ответственнейшее мероприятие, отмена которого однозначно вызвала бы неуправляемую панику, и вместе с тем сократят его настолько, что люди, вышедшие на улицу, не пострадают от радиоактивной пыли.
В городе ходили слухи, будто бы он, Щербицкий, категорически возражал против проведения Первомайской демонстрации в Киеве и едва не пошел из-за этого на конфликт с Москвой. Но все это было полной чушью — принятое решение было вызвано отнюдь не требованиями коммунистической идеологии, а трезвым расчетом государственников-управленцев. Огромный город, слушающий «вражьи голоса», и так уже находился на грани всеобщей паники, и столь очевидное подтверждение атомных слухов вызвало бы страшные последствия. Первый секретарь сделал все, что мог — демонстрация сократилась в два с половиной раза и длилась меньше часа. Сам же он взял с собой на трибуну детей и внука — потому что не мог, не имел права делать исключение не только для себя, но и для своих близких.
Несмотря на занимаемый им пост, его роль и возможность влиять на события были изначально ничтожны. Любая атомная электростанция — это в первую очередь завод по производству оружейного плутония. А все, что связано с производством ядерных боеприпасов, не входит в республиканское подчинение и жестко управляется Москвой. Поэтому в том, что он узнал об аварии на Чернобыльской АЭС из Кремля от Рыжкова, не было ничего противоестественного — доступ к подобной информации был регламентирован строжайше. Тем не менее он отдавал себе полный отчет, что эта демонстрация — начало его конца как политика. Поднаторевший в кремлевских аппаратных играх Горбачев и его советчики непременно используют «демонстрацию под радиацией», чтобы снизить влияние Щербицкого как члена Политбюро, чем тут же воспользуются ошалевшие от объявленной гласности проамерикански настроенные украинские националисты. Но все это уже не имело значения, потому что ситуация в Чернобыле была взята под контроль и над местом этой странной, необъяснимой аварии в ближайшее время будет сооружен надежный саркофаг.
С мест, предназначенных для особо важных гостей, центральная трибуна была видна как на ладони. Пирс Паркер смотрел на улыбающегося главу Украинской Республики и сочувственно качал головой. Незадолго до событий в Чернобыле он побывал в Америке и сумел развязать язык мелкому лоббисту из ближайшего окружения Киссинджера. И теперь ему уже было известно о том, что вокруг обезглавленного Советского Союза вовсю крутятся шестеренки тайной мировой политики, и для выхода на политическую сцену выращиваются новые, более устраивающие Запад фигуры. Только вот тем, кто сейчас ведет переговоры с эмиссарами фонда Сороса, и кто, подняв на флаг националистическую идею, руками, ногами и зубами рвется к власти в этой стране, он не доверил бы и старушку перевести через улицу…
Пирс Паркер искренне сочувствовал Щербицкому, этому человеку с аристократической внешностью и огромным политическим интеллектом, которому, несмотря на все его незаурядные личные качества и достижения, в силу сложившихся скотских обстоятельств, скорее всего, доведется вскоре лишиться власти и закончить свои дни в забвении…
…А под трибуной, в глубине, укрытый многими слоями песка, глины и костей, в предвкушении щедрых человеческих жертв, грузно ворочался в вязкой вневременной жиже неупокоенный мстительный бог…
2007 год
…Высоко в небе, за полторы тысячи километров от Припяти, от хищного серебристого тела стратегического бомбардировщика «Ту-160» отделилась крылатая ракета Х-55 — «Кент», по классификации НАТО. Прошивая редкие облака и разматывая за собой дымную нить инверсионного следа, ракета устремилась к руинам Чернобыльской АЭС — туда, где все еще продолжалось живое извержение иномерных монстров.
Приказ Президента Российской Федерации был выполнен — атаку проводил один из лучших экипажей. Ракета вышла точно на цель, и на предельно малой высоте, над самым саркофагом четвертого энергоблока, ее двухсоткилотонный термоядерный заряд превратился в огненный шар, мгновенно расплавивший бетонные развалины, сплющенные чудовищным ударом взрывной волны. Образовался тарелкообразный кратер глубиной десять метров и диаметром почти полкилометра, сплошь покрытый иссиня-черным шлаком. Загадочный кристалл под разрушенным реактором сгорел в атомном огне, сгорели и многотысячные полчища тварей, а уродливый лилово-сизый гриб, взметнувшийся на десятикилометровую высоту, возвестил о конце Сердца Зоны.
И пала с небес горькая звезда Полынь…
Читать бесплатно другие книги:
