Дело о племяннице лунатика Гарднер Эрл

Глава 19

Секретарь суда привел присяжных к присяге. Судья Маркхэм, изощренный знаток человеческой натуры, занял свое место за массивным столом из красного дерева. Гамильтон Бергер, окружной прокурор, широкоплечий, с бычьей шеей, с мощными мускулами – в полном расцвете сил – сидел в ожидании, изучающе разглядывая Перри Мейсона, как один участник забега смотрит на другого, опасаясь, как бы тот не опередил его еще на старте. За ним расположился Сэм Блэйн, молодой, высокий, стройный, пытавшийся выглядеть внушительно; его пальцы теребили черную ленточку, свисающую с очков. Напротив, за столом защиты, в одиночестве сидел Питер Кент – бледный, осунувшийся – и нервно сжимал и разжимал сплетенные пальцы. Немного поодаль от него Люсилл Мейс взирала на происходящее настороженными глазами, время от времени она пыталась ободряюще улыбаться Питеру Кенту, хотя улыбки получались натянутыми и жалкими. Судья Маркхэм произнес:

– Разрешите поздравить стороны с удачным выбором присяжных. Господин окружной прокурор, желаете ли вы сказать вступительное слово?

Бергер подошел к барьеру, отделяющему двенадцать присяжных от места, отведенного для защитников. Переполненный зал суда замер в настороженном ожидании.

Прокурор громко начал:

– Джентльмены, я не собираюсь изощряться в ораторском искусстве. Я хочу в данный момент коротко сообщить вам о том, что намерено доказать обвинение. Тринадцатого числа этого месяца обвиняемый Питер Кент находился в своей резиденции в Голливуде. Помимо слуг, в доме были: Эдна Хаммер, племянница; Ф.Л. Риз, сводный брат; Джон Дункан, адвокат из Чикаго; Фрэнк Б. Мэддокс, деловой компаньон обвиняемого, и Эллен Уорингтон, секретарша Питера Кента. Мы намерены доказать, что утром четырнадцатого обвиняемый проник в спальню Ф.Л. Риза и нанес ему смертельный удар ножом. Мы намерены также доказать, что Ф.Л. Риз без ведома обвиняемого обменялся спальнями с Фрэнком Б. Мэддоксом, что обвиняемый испытывал вражду к Мэддоксу, находясь под впечатлением, неважно, обоснованным или нет, что Мэддокс обманывает его и пытается отстранить от дел.

Можно считать вполне доказанным, что покойный скончался от колотой раны, нанесенной разделочным ножом приблизительно в три часа утра. Смерть наступила мгновенно. Мы намерены доказать, что в три часа утра Питер Кент, обвиняемый, с этим самым разделочным ножом в руке, крадучись, босиком пересекал патио, которое отделяет крыло, где находится его спальня, от крыла, в котором располагается спальня Фрэнка Б. Мэддокса, тогда занимаемая покойным Ф.Л. Ризом. Мы намерены доказать, что орудие убийства было впоследствии найдено под подушкой на кровати, занимаемой в ту ночь обвиняемым, и что лезвие ножа носит несомненные признаки того, что оказалось тем самым оружием, которым был убит Ф.Л. Риз. Мы намерены доказать, что еще до своего ареста обвиняемый сам признавался, что подвержен лунатизму, и не скрывал, что во время своих прогулок во сне испытывает тягу к убийству.

Суд ставит вас в известность, джентльмены, что сразу, как только факт совершения убийства обвиняемым будет установлен, ему предоставляется возможность использовать доказательства, оправдывающие или извиняющие его действия или смягчающие вину. В задачу обвинения, как мы себе это представляем, входит доказать, что факт убийства имел место, что смерть наступила от колотой раны, нанесенной разделочным ножом, что орудие убийства находилось у обвиняемого во время совершения преступления, что обвиняемого действительно видели выходящим из крыла дома, где находилась спальня покойного, и что это совпадает по времени с убийством. Мы намерены доказать, что обвиняемый думал, что Мэддокс спит в кровати, в которой находился Риз, что у обвиняемого был мотив для убийства Мэддокса. Как вы уже догадались, джентльмены, из вопросов защиты, когда вас выбирали присяжными, она изберет тактику хотя бы частичных ссылок на лунатизм для оправдания обвиняемого. Мы намерены доказать, что был случай, приблизительно за год до совершения преступления, когда обвиняемый завладел разделочным ножом и…

Перри Мейсон медленно поднялся со своего места и заявил:

– Ваша честь, я возражаю против упоминания того, что имело место за год до совершения преступления, также возражаю против попытки обвинения предвосхитить линию нашей защиты и настаиваю, чтобы присяжным указали не принимать к сведению его утверждения.

– Заявления обвинителя должным образом обоснованы, – возразил Бергер, – так как доказывают наличие у обвиняемого тяги к убийству уже тогда, год назад, как и то, что он знал об этом и не предпринял никаких попыток излечиться от своих опасных привычек, которые проявлялись у него в состоянии лунатизма. Что же касается линии защиты, то я сужу о ней по тому, как задавались вопросы присяжным.

Судья Маркхэм стукнул молоточком и сказал:

– В задачу обвинения не входит предвосхищать линию защиты. Что до того, можно ли использовать в качестве доказательства события, предшествующие преступлению и отделенные от него периодом времени в двенадцать месяцев, то это можно определить только в ходе дальнейшего судебного разбирательства. Между тем протест защиты принимается, суд укажет, что эта часть вступительного слова окружного прокурора не должна приниматься присяжными во внимание. До сведения присяжных также доводится, что вступительное слово, которое делает окружной прокурор, просто очерчивает то, что он собирается доказать, и необходимо, чтобы ввести присяжных в курс дела. Заявления, сделанные окружным прокурором, не могут рассматриваться как доказательства. Продолжайте, господин окружной прокурор.

– Мы намерены доказать, – продолжил Гамильтон Бергер, – что, согласно показаниям племянницы обвиняемого, она за два дня до совершения преступления нашла то же самое оружие, которым затем было совершено убийство, под подушкой на кровати обвиняемого. Основываясь на этих доказательствах, джентльмены, а также и других, которые, возможно, будут представлены вам в ходе судебного разбирательства, обвинение будет просить вас о вынесении приговора об убийстве первой степени.

Гамильтон Бюргер сел. Судья Маркхэм спросил Мейсона:

– Желаете ли вы сделать вступительное слово от лица защиты?

– Я подожду более подходящего случая, – ответил Мейсон.

– Хорошо, обвинение может вызвать своего первого свидетеля.

– Чтобы доказать состав преступления, я приглашаю Фрэнка Б. Мэддокса, – объявил Бергер.

Мэддокс вышел вперед и был приведен к присяге.

– Ваше имя Фрэнк Б. Мэддокс и вы проживаете в Чикаго?

– Да.

– Вы находились в доме обвиняемого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?

– Да, находился.

– Вы знали, приходится ли Ф.Л. Риз родственником обвиняемому?

– Он был его сводным братом.

– Как долго вы находились в доме обвиняемого?

– Я прибыл туда десятого числа.

– Утром четырнадцатого у вас была возможность видеть мистера Ф.Л. Риза?

– Да, я его видел.

– Где он был?

– У себя в спальне.

– Живой или мертвый?

– Он был мертв, лежал на спине в своей кровати, с натянутым до подбородка легким одеялом. На одеяле был разрез там, где нож вонзили сквозь постельное белье в тело мистера Риза. Одеяло было пропитано кровью, и мистер Риз был мертв.

– Я позже вновь вызову этого свидетеля, – заявил Гамильтон Бергер, – для дальнейших вопросов, но в настоящее время я просто доказываю наличие состава преступления и прошу разрешения временно отпустить свидетеля.

– Хорошо, – согласился судья Маркхэм.

– Желаете приступить к перекрестному допросу? – осведомился Бергер.

– Да, – ответил Мейсон. – По вашим словам, вы были в доме вечером тринадцатого, мистер Мэддокс?

– Да.

– И утром четырнадцатого?

– Да.

– В какое время вы впервые покинули дом четырнадцатого утром?

– Это так существенно? – спросил, нахмурившись, Бергер.

– Думаю, что да.

– А я так не думаю. Возражаю против этого вопроса на том основании, что он не по существу и не соответствует принятой процедуре перекрестного допроса.

Судья Маркхэм смешался на момент.

– Хорошо, – согласился Перри Мейсон. – Я поставлю вопрос по-другому. Когда вы впервые покинули дом утром четырнадцатого до того, как было обнаружено тело убитого?

– Этот вопрос вполне соответствует процедуре перекрестного допроса, – определил судья Маркхэм. – Свидетель, отвечайте.

– Я не покидал дом вообще, – ответил Мэддокс.

Мейсон поднял брови.

– Разве вы не выходили из дома около трех часов утра? – спросил он.

– Нет, не выходил.

– В какое время вы удалились к себе в комнату вечером тринадцатого?

– Приблизительно около половины десятого, насколько я могу припомнить.

– Вы сразу легли спать, как только пришли к себе?

– Нет, мой адвокат мистер Дункан пришел ко мне в комнату вместе со мной. У нас состоялось продолжительное совещание.

– В какое время вы встали утром четырнадцатого? – спросил Мейсон.

– Я был разбужен вами и доктором Келтоном, когда вы вторглись ко мне в комнату, пытаясь выяснить, кто был убит…

– Вынужден заявить, что эта часть ответа содержит выводы свидетеля, – прервал его Мейсон.

– Протест принимается, – согласился судья, – присяжные не должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.

– В какое время это было?

– Думаю, около восьми утра.

– Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату вечером тринадцатого, до восьми утра четырнадцатого.

– Да, сэр, именно так!

– Разве вы не ходили на почтамт на станции «Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?

Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.

– Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, – предупредил его полицейский.

– Вполне определенно, нет, – ответил Мэддокс, стараясь говорить отчетливо.

– Значит, не ходили? – притворно удивился Мейсон. – А где вы находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?

– В это время я спал.

– Разве у вас, – допытывался адвокат, – не было совещания с мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?

– Нет, сэр, точно нет!

– Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и пятью часами утра четырнадцатого.

– Нет, не было ничего подобного.

Мейсон произнес:

– У меня все.

Гамильтон Бергер вызвал чертежника, который представил поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без вопросов, спросил сержанта Голкомба:

– Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?

– Я не знаю.

– Вы не знаете?

– Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.

– Так она не сохранила их?

– Нет.

– Почему вы не оставили их как доказательства?

– Потому что думал, в этом не будет необходимости.

– Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было пятен крови?

– Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу припомнить.

Мейсон спросил язвительно:

– Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так ли?

– Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер, – взорвался Бергер.

– Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля определенного ответа, – возразил Мейсон. – Он же показал, что не знает, были ли пятна крови, вернее, не помнит.

– Пусть свидетель ответит на вопрос, – решил судья Маркхэм.

– Не знаю, – признался сержант Голкомб и добавил: – Это вам бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.

В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:

– Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это ответил, сержант?

Судья Маркхэм опустил молоточек.

– Довольно! – приказал он. – Свидетелю надо задавать вопросы конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между адвокатом и свидетелем.

– Выходит, – продолжил Мейсон, повышая голос, – раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?

С ревом Бергер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:

– Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная по сути.

Мейсон в ответ просто улыбался.

– Свидетель может ответить на вопрос, – распорядился судья Маркхэм, – ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа – почему постельное белье отправили в прачечную?

– Я не в курсе, – ответил сержант Голкомб. – Постельным бельем я не занимался.

– Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы убраться?

– Возможно, что и так.

– И заправить постель тоже?

– Может быть.

– Тогда, – провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд на присяжных, – у меня все!

– Вызываю Джона Дункана, – возвестил Блэйн, когда Бергер сел на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои руки.

Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.

– Ваше имя?

– Джон Дункан.

– Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера Кента?

– Да, совершенно верно.

– Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и утром четырнадцатого числа этого месяца?

– Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится, там находился также некий доктор Келтон.

– В какое время вы покинули совещание?

– Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено было отложить.

– Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?

– Я видел его ранним утром четырнадцатого.

– В какое время?

– Ровно в три часа утра.

– Где вы видели его?

– В патио, возле дома.

– Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один, точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?

Дункан указал точку на плане.

– А где на этой схеме обозначена ваша спальня?

Дункан указал.

– А из вашей спальни вы могли отчетливо разглядеть обвиняемого?

– Да, мог, сэр.

– Когда вы в первый раз заметили его?

– Я проснулся оттого, что какая-то тень упала мне на лицо. Затем я увидел, как кто-то движется по крыше портика. Я вскочил, взглянул на часы, чтобы узнать, который час, и подошел к окну. Я увидел Питера Кента, обвиняемого, одетого только в ночную рубашку, когда он пересекал патио. В руке у него был нож. Он подошел к кофейному столику, несколько мгновений помедлил, затем пересек патио и скрылся через дверь на другой стороне.

– Под «дверью на другой стороне» вы подразумеваете то место, которое я сейчас указываю на схеме; в спецификации оно обозначено: «Дверь на северной стороне патио».

– Да, именно эту дверь я имел в виду.

– А где, хотя бы приблизительно, находился этот кофейный столик?

Дункан сделал мелком отметку на схеме.

– Вы сказали, что взглянули на часы?

– Совершенно верно!

– И который был час?

– Три часа утра.

– Вы включили свет, чтобы видеть время?

– Нет, не включал. Часы были со светящимся циферблатом, и я мог видеть положение стрелок.

– Вы взглянули на часы до или после того, как заметили человека на патио?

– Как до, так и после. Я посмотрел на часы сразу же, как сел на кровати, и затем взглянул на них, когда вернулся в постель, после того как обвиняемый пересек патио и скрылся через эту дверь.

– Что вы сделали затем?

– Я был весьма заинтригован, надел халат, открыл дверь, оглядел коридор, никого не заметил и затем, решив, раз я нахожусь в доме, где ко мне относятся враждебно, то лучше не совать нос в чужие дела. Я лег в кровать и продолжил прерванный сон.

– Я считаю, если высокий суд позволит, – заметил Мейсон, – что следует вычеркнуть из ответа свидетеля утверждение, что он «находится в доме, где к нему относятся враждебно». Этот вывод свидетеля, попытка повлиять на присяжных, не имеет никакого отношения к заданному свидетелю вопросу и в дополнение ко всему прочему является его домыслом.

– Эту часть показаний свидетеля можно вычеркнуть, – согласился судья Маркхэм.

Блэйн обернулся к Перри Мейсону:

– Вам еще не предложили подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, мистер Мейсон? Возможно, вы еще захотите спросить у него, почему он решил возобновить прерванный сон?

Судья Маркхэм нахмурился и сказал Блэйну:

– Призываю вас к порядку!

– Да, – непринужденно ответил Мейсон, – я спрошу его именно об этом. Мистер Дункан, как так получилось, что вы смогли вернуться в кровать и даже заснуть после того, как вашим глазам представилась такая необычайная картина?

Дункан подался вперед, явно рассчитывая произвести впечатление.

– Потому что устал, – был его ответ. – Я же слушал ваши разглагольствования целый вечер.

Зал суда взорвался от смеха. Судебный пристав стукнул молоточком. Судья Маркхэм выждал, пока восстановится порядок, затем обратился к свидетелю:

– Мистер Дункан, вы адвокат. Вас не надо учить тому, как следует вести себя свидетелю. Вы должны воздерживаться от попыток вызвать смех или от того, чтобы сопровождать свои ответы комментариями, о которых вас не просят. Вам также не пристало переходить на личности, отвечая на вопросы защиты!

Дункан смутился и мрачно согласился:

– Да, ваша честь!

– Если высокий суд позволит, – заметил Мейсон, – я вполне готов удовольствоваться ответом в том виде, как его изложил свидетель. Я не прошу вычеркнуть какую-либо часть. Я бы хотел подвергнуть свидетеля перекрестному допросу на предмет его заявления.

– Очень хорошо, – ответил судья Маркхэм, – можете задавать свидетелю вопросы по поводу его заявления столько, сколько сочтете нужным.

Мейсон поднялся со своего места, пристально, почти в упор, глядя на Дункана:

– Итак, вы настолько устали от моих речей, что оказались в состоянии лечь и заснуть. Так я вас понял?

– Именно так.

– Вы беседовали со своим клиентом еще час или около того, когда вы оба покинули совещание.

– Да.

– Мои разглагольствования не утомили вас до такой степени, чтобы отказаться от обсуждения некоторых аспектов дальнейшей стратегии со своим клиентом?

– Я действительно разговаривал с ним.

– И легли спать около одиннадцати часов?

– Да.

– Однако после четырех часов сна усыпляющий эффект моих речей был еще настолько велик, что устрашающее видение мужчины в ночной рубашке и с ножом в руке, выискивающего жертву в лунном свете, не сказалось на вашем желании спать, так?