Дело о племяннице лунатика Гарднер Эрл

Мейсон кивнул.

– Она свидетельница обвинения, – предостерег Голкомб.

Мейсон в упор глядел на полицейского.

– То, что окружной прокурор вручил кому-то повестку, еще не значит, что этот человек должен быть напуганным, – ответил он. – Долг свидетеля – говорить правду! Когда дело будет назначено к разбирательству, я сам вручу повестки нескольким свидетелям. Кстати, сержант, мне нужно побеседовать с мисс Хаммер наедине.

Голкомб возразил:

– Вы не должны говорить ей, какие давать показания.

– А вы не должны указывать мне, что делать, говоря вашими словами – влиять на меня, – отрезал Мейсон. Он взял Эдну под руку. – Думаю, мы поговорим у вас в комнате, Эдна.

Они прошли вниз по коридору. Голкомб ринулся к телефону.

– Что он собирается делать? – спросила она.

– Звонить окружному прокурору, – ухмыляясь, ответил Мейсон. – Давно он здесь?

– С половины восьмого.

– Вы звонили ему?

– Да, и мне не следует держаться с вами слишком по-дружески, не так ли? – осведомилась Эдна. – Мы же не хотим, чтобы они нас заподозрили?

Мейсон кивнул и спросил:

– Положили нож, все нормально?

– Да.

– Когда это было?

– Около одиннадцати.

– Ящик заперли?

– Да!

– Где ключ?

– У меня.

– Уверены, что ключ только один?

– Ну… конечно!

– С каких пор вы запираете ящик?

– Со следующего дня, как нашла нож под подушкой.

– Откуда вы знаете, что от ящика больше нет ключей?

– Потому что ключ находился в замочной скважине. Я вынула его и стала запирать им замок. Другого ключа в ящике не было.

– И ящик никогда не запирался в дневное время?

– Нет.

– Но вы уверены, что он был заперт всю ночь?

– Да, конечно, ведь вы же сказали мне запереть его!

– Вас никто не видел?

– Нет, конечно нет! Почему вы спрашиваете об этом?

– Думаю, вдруг дворецкому в буфете что-нибудь могло понадобиться?

– Вряд ли. Было слишком поздно. Он уже ушел спать.

– О’кей, – сказал ей Мейсон. – Теперь обождите, когда Голкомб отойдет от телефона, затем отодвиньтесь немного от меня и окликните его. Скажите ему, что предпочитаете, чтобы он присутствовал при нашем разговоре, потому что не хотите нажить неприятностей. Держитесь естественно и старайтесь выглядеть как можно более убедительно!

– О, я люблю притворяться. Мне нравится разыгрывать роль, особенно такую.

– Тогда валяйте, – приказал он ей.

Она подождала несколько минут, пока сержант Голкомб не закончил беседу по телефону и не стал наблюдать за ними, испытывая ярость от собственного бессилия. Внезапно Эдна Хаммер резко отшатнулась от Перри Мейсона, сделала два быстрых шага назад, остановилась и уставилась на адвоката как бы в изумлении. Мейсон двинулся к ней. Она отошла еще на шаг, при этом импульсивно повернулась и окликнула сержанта Голкомба:

– Сержант, можно поговорить с вами?

Стремительный стук каблуков Голкомба, с которым он ринулся вперед, был красноречивей любого ответа. Когда он приблизился, она сказала:

– Мистер Мейсон думает, что он вправе говорить со мной, но вы, по-видимому, с этим не согласны. Не будет ли лучше, если вы послушаете?

– Он здесь не нужен, – сердито заявил Мейсон. – Я могу задавать вам вопросы, какие пожелаю, а ему следует держаться подальше.

– Но он, по-видимому, полагает, что ему следует находиться там, где он сможет слышать то, что вы говорите.

– То, что он полагает, не имеет никакого значения, – возразил Мейсон. – Вы же хотите сотрудничать со мной, не так ли? Ведь вы же любите своего дядю?

– Да, люблю, но не знаю, что делать.

– Последовать моему совету.

Сержант Голкомб встал возле нее.

– Если вы желаете, чтобы я присутствовал, – заявил он, – никакая сила на земле не сможет мне в этом помешать. Вы довольно ясно дали понять, что хотите этого. Следовательно, не обращайте никакого внимания на то, что он говорит. Вы совершенно правы!

Она застенчиво улыбнулась Мейсону:

– В самом деле, мистер Мейсон, думаю, так будет лучше. В конце концов, ведь вы не собираетесь говорить мне ничего такого, о чем бы нельзя было знать сержанту Голкомбу, разве не так?

– Так-то так! Но дело в принципе.

– Тогда, если в том, что вы намерены мне сказать, нет тайны, то говорите при сержанте, я вас слушаю. – Ее глаза были широко открыты, голос – сама невинность.

Сержант Голкомб насмешливо фыркнул.

Мейсон свирепо произнес:

– Я хотел бы выяснить все об этом ящике буфета и о том, где вы держите от него ключ.

– На резинке, привязанной к запястью.

– Почему бы вам не держать его в сумочке или в каком-нибудь другом месте?

– Я могу случайно забыть отпереть его утром, и это вызовет ненужные разговоры. Кстати, сейчас я как раз забыла отпереть ящик, но это только из-за волнения, вызванного вашим приходом. Видите ли, я сняла резинку с ключом, когда принимала душ, положила в сумочку и забыла. Обычно первое, что я делаю, когда просыпаюсь утром, – это открываю ящик буфета.

– Поэтому, – торжествующе заявил сержант Голкомб, – абсолютно невозможно, чтобы кто-то взял разделочный нож из ящика после того, как вы отправились спать. Конечно, если нет другого ключа и если не взламывать замок.

Она кивнула.

– Отсюда следует, – сделал вывод Мейсон, – что нож был в ящике, когда вы запирали его на ключ.

– Если же его там не было, – продолжил мысль Голкомб, – значит, Кент взял его оттуда до того, как отправиться в постель, или достал его потом, не важно как.

– Я бы хотел взглянуть на ключ, – сказал Мейсон.

Эдна открыла сумочку и вынула из нее большой ключ, весьма необычный на вид.

– Вы так и таскаете его с собой повсюду? – спросил адвокат.

– Да, для верности.

– А сейчас ящик заперт?

– Да, я заперла его прошлой ночью.

– Почему?

– Даже не знаю, наверное, из-за нервов. Мысль о том, что кто-то бродит вокруг… Возможно, дальше мне лучше не продолжать.

– Давайте взглянем на замок, – предложил Мейсон.

– Если это вас успокоит, – заметил сержант Голкомб, – могу сказать, что полиция вас уже опередила. Замок был осмотрен экспертом, и он не обнаружил никаких следов взлома. На замочной скважине не оказалось никаких царапин, свидетельствующих о том, что в нее вставляли какие-то острые предметы. На дереве нет никаких вмятин, которые остаются, когда пытаются отжать собачку.

Мейсон пожал плечами:

– Все равно я хотел бы на него взглянуть.

Все трое направились к встроенному в стене буфету. Мейсон тщательно осмотрел замок, затем встал на одно колено, чтобы взглянуть на нижний край ящика.

– Откройте, пожалуйста, – попросил он. – Я хочу осмотреть его изнутри.

Сержант Голкомб стоял, засунув руки в карманы, на его лице играла снисходительная улыбка. Эдна Хаммер вставила ключ в замочную скважину, повернула со щелчком и выдвинула ящик. Мейсон, наблюдая за лицом сержанта Голкомба, заметил, с каким трудом ему удалось сдержать усмешку, зато Эдна Хаммер раскрыла рот от изумления. Открытый ящик представил их глазам два отделанных бархатом отделения для ножа и вилки. На месте находилась только вилка. Мейсон наклонился как бы для того, чтобы получше все рассмотреть. Сержант Голкомб тоже наклонился, но затем, чтобы не позволить Мейсону к чему-либо прикоснуться. Пальцы Эдны Хаммер вцепились в руку Мейсона.

– Вы заглядывали в ящик, перед тем как его запереть? – спросил Мейсон, пытаясь говорить небрежным тоном.

Она утвердительно кивнула; было видно, что она ничего не понимает.

– Ну, – произнес адвокат, – думаю, пожалуй, это все, что мне здесь было нужно. Теперь я хотел бы поговорить с некоторыми свидетелями.

– Например?

– Дунканом и Мэддоксом.

– Им вручены повестки для явки в суд на сегодня.

– Это одна из причин, почему я хочу побеседовать с ними до заседания.

– Вы сможете говорить с ними, если только они сами пожелают.

– Естественно. Я и спрошу их, не желают ли они…

Сержант Голкомб прервал его:

– Я сам спрошу у них, пожелают ли они разговаривать с вами. Если они согласятся, пожалуйста. Если нет – ни о какой беседе не может быть и речи! – И он широкими шагами направился к левому крылу дома.

Мейсон, схватив за плечо Эдну Хаммер, развернул ее лицом к себе.

– Разве вы его туда не положили? – спросил он хриплым от волнения голосом.

– Положила.

– Хотите сказать, что он был там, когда вы прошлой ночью запирали ящик?

– Да, именно так!

– Видел ли кто-нибудь вас за этим занятием?

– Никто.

– Но кто-то должен был взять нож из ящика!

В ответ на его слова она покорно кивнула, ошеломленная происходящим.

– Тот, кто знал о моем замысле и кто решил расстроить его! – воскликнул Мейсон.

– Честное слово, мистер Мейсон, я никому не говорила.

– Видел ли кто-нибудь, как вы положили нож в ящик?

– Уверена, что никто не мог видеть.

– Где вы держали ключ прошлой ночью?

– Я его спрятала.

– Где?

– В мыске старой туфли. Я боялась, что… что я в чем-то оплошаю. А ведь это так важно для вас. Я…

Она замолчала, когда сержант Голкомб ворвался в комнату и произнес торжествующе:

– Оба свидетеля не желают делать никаких заявлений, мистер Мейсон.

Адвокат словно бы поперхнулся, пытаясь что-либо возразить. Затем пожал плечами, сказал:

– Ну хорошо! – и спешно покинул дом, хлопнув за собой входной дверью.

Он почти бегом добрался до автомобиля, вскочил в него и рванул с места. Он ехал к своему офису на максимальной скорости, однако возле аптеки притормозил, чтобы позвонить в бюро Дрейка.

– Когда Дрейк появится, – сказал он девушке, поднявшей трубку, – пусть пошлет оперативников обыскать резиденцию Кента в поисках разделочного ножа – точной копии того, которым было совершено убийство. Если понадобится, пусть перевернут весь дом, но найдут его. Начать надо с кофейного столика в патио.

Делла Стрит вопросительно подняла брови, когда Мейсон повесил шляпу и пальто во встроенный шкаф.

– Ну? – спросила она.

Мейсон ответил:

– Миссис Дорис Салли Кент наложила лапу на банковский счет Кента.

– Что вы имеете в виду?

– Она вчера вечером добилась вынесения постановления, лишающего его возможности распоряжаться своей собственностью. Постановление имеет силу, пока в процессе слушания дела его не отменят. Она потребовала пока назначить судебного исполнителя.

– Но это… ну, шеф, это значит, что он даже не сможет выплатить вам гонорар.

Он кивнул.

– И он не сможет оплатить расходы Дрейка.

Он вновь кивнул.

– А предположим, судебный исполнитель будет назначен – что тогда?

Мейсон ответил:

– Все зависит от того, кто будет судебным исполнителем и какое решение вынесет судья.

– Но у мистера Кента масса средств вложена в различные предприятия. Как быть с ними?

– Она заявляет, что он недееспособен и может растерять всю свою собственность из-за неправильного помещения капитала и прочих действий. Она нашла судью, который отнесся к ней благосклонно.

– Вы хотите сказать, что судья взирал на это с наивностью ребенка? – с негодованием возразила Делла Стрит.

– Ты слишком несправедлива к миссис Кент, – мрачно ухмыльнулся Мейсон. – Вспомни, она всего лишь беспомощная женщина, которая действует только из лучших побуждений. Она указывает в своем иске, что назначенные ей алименты ее не устраивают, так как все дело о разводе было жульничеством – в нем не фигурировали истинные размеры состояния ее бывшего мужа, и полторы тысячи долларов ежемесячно – смехотворная сумма.

– Другими словами, дамочка желает хапнуть все имущество Кента вместо части! – воскликнула Делла Стрит. – Но как она может добиться отторжения имущества, не выдвинув обоснованных претензий?

– Благодаря нашим законам. Загляни-ка в кодекс на досуге. Параграф 529 предусматривает, что в бракоразводном деле или в деле о взимании алиментов нет необходимости в дополнительных доказательствах, если суд в состоянии установить потерпевшую сторону.

– Тогда выходит, что она может явиться в суд, наговорить все, что пожелает, дабы выставить себя потерпевшей стороной. Но судья без труда выяснит, что все шито белыми нитками, ведь у Кента тоже есть язык.

– Вряд ли будет так, – возразил Мейсон. – Эта женщина не посадит себя в лужу. Судья не сможет не обратить внимания, какие у нее хорошенькие ножки. Он вдоволь сможет ими налюбоваться. На свидетельской трибуне она также может произвести хорошее впечатление. А вот Кенту это вряд ли удастся: он будет злиться, так как поймет, что с ним поступают несправедливо. Он начнет запинаться, заикаться и так разволнуется, что всех настроит против себя. Миссис Кент, напротив, будет выглядеть собранной, спокойной и сдержанной. Весь акцент – на то, чтобы быть собранной, Делла! Она будет премило улыбаться судье и говорить, что она меньше всего желает быть несправедливой к своему бедному, дорогому мужу и что ее обманом заставили подать на развод, что теперь она понимает, что он не совсем вменяем, что он нуждается в постоянном уходе по причине психического заболевания, и именно поэтому ему сейчас необходима жена, которая о нем позаботится.

– Шеф, тогда почему бы вам не явиться в суд и не вывести ее на чистую воду?

– Это только повредит, – ответил он. – Кенту придется заключить с ней своего рода соглашение. Он не может допустить, чтобы на его имущество был наложен арест, пока дело не будет рассмотрено в суде. Он не может допустить, чтобы был назначен судебный исполнитель. И ему нельзя, прежде всего, вообще доводить дело до суда. Не с его нервами! Это может довести его до сумасшествия. Он еще до начала процесса будет в таком состоянии, что ей не составит никакого труда разделаться с ним.

– Что же делать?

– Откупиться от нее – больше ничего!

– Почему вы думаете, что она произведет хорошее впечатление на судью?

– Ее славное боевое прошлое. Она всегда добивалась своего. Вспомни: она прошла огонь, воду и медные трубы. Она далеко не дилетантка, когда дело доходит до свидетельской трибуны. Она подлинный профессионал, Делла.

– И вы собираетесь уступить ей?

– Я собираюсь откупиться от нее, если это то, что ты имеешь в виду.

– Тогда она поможет и Мэддоксу получить деньги.

– Прежде чем она получит откупного, – пообещал Мейсон, – ей придется выложить всю правду о Мэддоксе.

– Что вы имеете в виду?

– То, что ей придется признать, что Мэддокс звонил ей в три часа утра.

– Вы думаете, что Мэддокс будет это отрицать?

– Более чем уверен.

– Но почему?

– На это есть множество причин. Например, то, как они намеревались объединить свои интересы. Каким дураком оказался Дункан. Он думает, что приобретает в миссис Кент союзника. На самом же деле она играет с ним как кошка с мышкой. Она использует его как дубинку, которую можно опустить на наши головы. Как только она разделается с нами, то и Мэддокса вышвырнет за борт, чтобы не путался под ногами.

– Когда вы собираетесь договориться с ней?

– Сегодня утром Кенту предъявят обвинение в убийстве, – ответил Мейсон. – Окружной прокурор потребует незамедлительного разбирательства. Я собираюсь дать согласие. Мэддокс и Дункан начнут городить свою чепуху. Затем я вцеплюсь в Мэддокса, задав ему вопрос, что он делал в три часа утра. Он начнет вилять и либо вообще не ответит, либо солжет. Потом я отведу Дорис Салли Кент в сторону и заключу с ней соглашение. Я объясню ей, что если смогу доказать, что Мэддокс звонил ей по телефону, то это настолько улучшит положение Кента, что он в припадке радости сможет выделить ей значительную сумму наличными. Затем на трибуну выйдет Харрис и даст показания об этом телефонном разговоре, после чего на трибуну для свидетелей выйдет Дорис и подтвердит, что все так и было. Это выставит Мэддокса лжецом.

– Но ведь ей придется подтвердить под присягой, что она признала голос Мэддокса, а, может быть, она впервые его услышала.

– Технически – да, а практически – нет. Все, что мне надо будет сделать, – это выпустить на трибуну Харриса, позволить ему рассказать свою историю, потом вызвать для дачи показаний ее и дать понять, что она свидетель противной стороны. Я спрошу у нее, звонил ли Мэддокс ей по телефону в это время. Обвинение будет возражать. Тогда я задам вопрос по-другому – звонил ли какой-то человек в это время по телефону, отрекомендовавшийся как Мэддокс? Они, возможно, будут возражать и против этого. Суд, вероятно, поддержит протест, если она не станет утверждать, что узнала голос Мэддокса. Я сделаю вид, что устал от препираний, и затем спрошу ее в упор: «Мадам, что вы делали в то время, когда было совершено убийство, – утром четырнадцатого, – держали вы в это время трубку в руках и разговаривали с человеком, находящимся от вас на большом расстоянии?» Она невнятно и весьма неохотно ответит утвердительно, и это будет все, что нужно для присяжных. После чего отпущу ее со свидетельской трибуны. Окружной прокурор побоится устраивать ей перекрестный допрос. Затем я представлю фотокопии записей телефонной компании.

– Во что влетит Питеру Кенту соглашение с ней? – спросила Делла.

– Он дал мне согласие на сумму в сто пятьдесят тысяч долларов, если до этого дойдет.

– И вы предложите ей такую сумму?

– Не думаю. Во всяком случае, надеюсь, что нет, но она жадна. Хочу немного походить вокруг да около, прежде чем сделать ей такое предложение.

– Будете действовать через ее адвоката?

– Да.

– Тогда это обойдется еще дороже.

– Да.

– Почему тогда не обратиться прямо к ней?

– Это неэтично.

– Вообще-то, – возразила Делла Стрит, – она не произвела на меня впечатления женщины, готовой отвалить солидный куш из того, что урвет сама, какому-то адвокату.

Мейсон только собрался ответить, как раздался телефонный звонок, и Делла Стрит, подняв трубку и прикрыв микрофон ладонью, сообщила ему:

– Легка на помине. Миссис Дорис Салли Кент. Собственной персоной. Она сейчас в офисе. Желает видеть вас и просит сообщить, что уволила своего адвоката, так что в настоящее время ее никто не представляет.

Мейсон тихонько присвистнул.

– Ну, так что будем делать? – поинтересовалась Делла Стрит.

Мейсон отвесил преувеличенный поклон в сторону приемной.

– Эта малышка далеко не глупа, – ответил он. – Придется ее принять.

– Хотите, чтобы я записала все, что она скажет?

– Да. По внутренней связи. Будешь сидеть в библиотеке. Записывай все дословно. Между прочим, Делла, ты когда-нибудь видела ее?

– Нет.

– Посмотри на нее, но сама не попадайся ей на глаза.

Делла Стрит кивнула, подхватила блокнот и карандаши и направилась в приемную. Мейсон включил устройство внутренней связи и сказал обычным голосом:

– Скажи миссис Кент, что я могу уделить ей ровно пять минут! – Затем прикурил сигарету и погрузился в изучение юридической книги, так что даже не слышал, как она вошла в комнату.

Она кашлянула.

– Доброе утро! – Мейсон, подняв глаза, поприветствовал ее и указал рукой на кресло, вернувшись к чтению.

Она чуть смешалась, но затем подошла к его столу и, стоя совсем близко от него, сказала:

– Если вы заняты, то не хочу вас беспокоить.

– Все нормально, – ответил он, не поднимая глаз. – Через минуту займусь вами.

Она продолжала стоять вплотную к нему.

– Я пришла как друг, – объявила она интригующе тихо.

Мейсон вздохнул, отложил книгу и еще раз указал на кресло:

– Пожалуйста, садитесь! Изложите, в чем дело, но так, чтобы не пришлось терять время на дополнительные вопросы.

Она мгновение помедлила, затем, слегка пожав плечами, села, положила ногу на ногу и улыбнулась ему.

– Выкладывайте, – обратился он к ней.

– Я уволила своего адвоката.

– Расплатились с ним?

– Разве это имеет значение?

– Может иметь, особенно если у него есть принадлежащие вам бумаги.

– Я достигла с ним полного взаимопонимания.

– Очень хорошо! Что еще?

– Хочу поговорить с вами.

– Давайте, я слушаю!

– Задумывались ли вы, мистер Мейсон, – спросила она, оставив прежнюю игривую манеру, – что я держу в руке плетку?

– Нет, – ответил он, – не задумывался.

– Ну так вот, задумайтесь.

Он сделал жест, как бы намереваясь вновь взять книгу, и она начала поспешно объяснять: