Скелет за шкафом Кузнецова Юлия
Я подсела к компьютеру, чтобы написать Нике, что мне удалось заполучить кассету. Но тут в комнату постучался папа.
– Ты сегодня опять поздно, – с укором сказал он.
Но настроение у него явно было неплохое. Он поставил у компьютерного столика чай с лимоном и уселся в кресло рядом.
– Извини, пап. Фонетика требует жертв, – виновато улыбнулась я и взяла кружку.
– Кстати, не покажешь тетрадку?
– К-какую? – поперхнулась я.
Откашлялась и поставила кружку на компьютерный столик.
– Переставь лучше на письменный, – посоветовал папа, – не дай бог, опрокинешь на ноут. А тетрадку – по фонетике. И переводу. Хочу глянуть, на каком вы теперь материале тренируетесь.
– Я не знаю, я, кажется, оставила ее у Анны Семеновны...
– А разве это не она? – спросил папа и выудил тетрадку из стопки на столе.
Я отвернулась к ноутбуку. Ну, сейчас начнется.
– Странно, – сказал папа, рассматривая Анжелины замечания, у Анны Семеновны сильно изменился почерк.
– Почерк может измениться с возрастом, – пробубнила я, глядя на плавающие по экрану часы (моя любимая заставка с героями мультика «Девочка, покорившая время»).
– Почерк – может быть. Но не подпись.
Папа протянул мне тетрадь и ткнул пальцем в ярко-красную строчку на последней странице: «А. Михайл.» Я судорожно сглотнула. Вот бы перепрыгнуть сейчас через пару дней, чтобы папа уже забыл о дурацкой тетрадке!
– Чья это подпись?
– Анжелы Михайловской.
– Михайловская? Знакомая фамилия.
– Ее папа, Генрих Андреевич, тоже учился у Анны Семеновны, – сказала я, бросив на папу осторожный взгляд.
Может, бури удастся избежать?
– А, вспомнил! Генрих учился в пятой английской. Я в восьмой. Значит, он отдал дочь на переводческий... Хорошо она учится?
– Великолепно. Она любимая ученица заведующей кафедрой, Лилии Леонтьевны. И работает лаборанткой на полставки.
– Повезло Генриху. Ему не нужно уговаривать дочь заниматься нужной профессией, а не всякой ерундой.
– Но я и занимаюсь профессией, папа!
– А почему ты не сказала, что вместо Анны Семеновны с тобой занимается студентка? Чему может научить человек, который сам еще не доучился?
– Пап, но Анжела – ужасно строгая, – пролепетала я, чувствуя, что беседа опять съехала куда-то не туда.
– Это не делает ее профессионалом. Она лаборант, а не профессор. Анжела не сможет тебя подготовить!
– Пап, это временно! Я буду заниматься с ней, только пока...
Я прикусила язык.
– Только пока что? – с подозрением спросил папа.
– Ничего.
Мы помолчали.
– Слушай, Гая. В прошлом году, в Звенигороде тебе пришлось много мне врать. Потом мы разобрались с этой проблемой. Но мне не хотелось бы думать...
– Не думай, папа, не думай. Я поступлю в МГУ, вот увидишь. Мне сказала это сама Лилия Леонтьевна.
– И как же, интересно, ты...
– Потом. Я объясню все потом. И спасибо за чай. Пойду-ка бутербродик к нему сделаю. Сыр остался?
– Остался. Но имей в виду, если ты опять меня обманываешь, выключу Интернет, – бросил папа мне вслед.
– Очень он мне нужен, – буркнула я.
Но это как раз было самое настоящее вранье.
У подъезда снова стоял серебристый джип, на заднем сиденье которого были укреплены два детских кресла, но внутри снова никого не оказалось. Надо же, а я думала, что этот джип меня преследует... Вот я параноик. Просто человек в этом подъезде живет, поэтому и следовал за мной всю дорогу.
Кормушка для птиц тихонько покачивалась на ветру. Я заглянула в нее: там было полно кусочков хлеба и зерен подсолнуха.
Должно быть, сестры Вари недавно ее наполнили. Я вытащила два желто-красных кленовых листа, залетевших внутрь, чтобы они не мешали птицам обедать.
Варя встретила меня с лицом, еще более измученным, чем обычно. Веки у нее покраснели, как будто она плакала.
– Проходи, – буркнула она.
– Что-то случилось? – спросила я, скидывая кеды и топая за ней на кухню.
– Еще нет, но случится. Завтра. Они меня завтра выгонят.
– Кто?
– Заведующая и ее присные.
– За плохую учебу?
– А ты откуда знаешь, что я плохо учусь? – с подозрением спросила Варя.
– Да просто предположила...
Варя вздохнула и села, подперев рукой голову.
– Может, и за учебу. У меня интуиция, понимаешь, развита хорошо. И у меня ощущение, что меня завтра выгонят из МГУ.
– Заниматься не будем? – с надеждой спросила я.
– Будем, – твердо сказала Варя, снимая фартук, – это мой последний шанс заслужить доверие кафедры. И я буду дурой, если за него не ухвачусь.
Я достала тетради, но тут вошла Тома. Она тащила большой рыжий портфель.
– Варь, смотри, что в коридоре стояло.
– Зачем ты это притащила? – сердито сказала Варя, поднимаясь из-за стола, – верни в коридор! Это же соседский.
– Ладно. А можно пирожное?
Ворча, Варя достала из холодильника знакомую белую коробку.
– Опять Анжела к тебе приходила?
– Да, утром. Сегодня не было занятий в универе, препод по языкознанию заболел.
– А что она от тебя хотела?
– Просто навестила, – пожала Варя плечами, – да, кстати, тебя хотел видеть мой брат.
– Я думала, ты к нему не пускаешь никого.
– Так и есть. Но он очень просил, чтобы ты зашла к нему. Я сказала ему твой ник, и он нашел тебя на сайте... «Создай мультик», кажется.
– «Создай комикс». «Sozdaikomiks.ru».
– Ну да. В общем, зайди к нему.
– Может, прямо сейчас зайду?
– Нет! – рявкнула Варя, – сейчас мы будем с тобой заслуживать доверие кафедры!
Через час Варя наконец от меня отвязалась и занялась чисткой картошки и проверкой тетрадей у сестер.
Я пересекла гостиную и приоткрыла дверь в комнату Сени.
Он стоял у книжного шкафа, ко мне спиной. Ниже меня, с крупной головой, маленькими руками, он попытался снять с полки какую-то книгу. Моим первым порывом было подойти и помочь, но я сдержалась. Наконец он подставил табуретку, влез на нее и достал книгу. Я постучалась. Чтобы он не думал, что я за ним подглядываю. Бедный Сеня обернулся и чуть не свалился. Он ухватился за книжный шкаф и осторожно слез.
– Привет!
– Здравствуйте...
– Я Соль.
– А, Соль...
Он расплылся в улыбке и стал совсем похож на мальчишку. Хотя на самом деле у него было лицо взрослого человека.
– Классный Спаун[15] у тебя вышел, – подмигнул он мне, кивая на компьютер в углу комнаты, – я как раз сегодня его разглядывал. Только...
– Что – только? – заинтересовалась я, присаживаясь на стул у компьютерного столика.
– Анатомии ему не хватает.
– Что? – возмутилась я.
Он подсел к компу и быстро вышел на форум комиксистов. Нашел там мою галерею, кликнул.
– Вот, смотри. Тут руки надо подправить. А вот тут – поворот головы. Не обижайся, я просто улучшить твою картинку хочу.
– На конструктивную критику я не обижаюсь, – пробормотала я, приглядываясь к супергерою, – ты ведь прав. Что-то у меня тут анатомия поехала. А Повелительницу Тьмы видел мою?
– О! Она отличная. Прикольное смешение манги с классическим американским комиксом.
– Меня за это смешение все осуждают, – пробормотала я.
– По-моему, у тебя свой стиль. Просто не все понимают. Хочешь, я покажу твои рисунки издателю?
– А что, кто-то публикует русские комиксы?
Я сразу вспомнила о папе. Вот бы была возможность доказать ему, что, рисуя комиксы, я смогу заработать на жизнь!
– Нет, они переводят всяких бэтменов, экзорсистов и капитанов Америка, но на последней странице печатают картинки с таких вот, как ваш, форумов. Даже платят за публикацию.
– Сеня... Здорово! Покажи, пожалуйста! А сам-то ты что рисуешь?
– Сейчас покажу.
Мы сидели с ним у компа два часа, и они пролетели незаметно. А еще я совсем забыла, что на самом деле Сеня – взрослый, который в чем-то там отстает. Что до меня – то как комиксиста меня он здорово обгоняет.
Картошка булькала на плите, брызгая кипятком во все стороны. Варя стояла у окна, глядя на Останкинскую башню, и плакала. Я накрыла кастрюлю крышкой, тихонько подошла к Варе и положила руку на плечо.
– Ты чего? Из-за заседания кафедры?
– Из-за всего. Из-за Сеньки. Я ведь к нему никого не пускала. С кем ему общаться? Ровесники давно работают. А дети его боятся. А тут пришла ты и...
Она снова зарыдала. Повинуясь внезапному порыву, я ее обняла.
– Они, – плакала Варя, – меня еще подозревают. Что это я украла рукопись и подожгла кафедру. Боже, разве я стала бы заниматься такой чушью? А?
– Нет, конечно, – пробормотала я и вдруг поверила своим словам.
Абсолютно поверила! Не знаю, может, в настоящих детективах, которые читала Ника в больнице, так выводы и не делают, но я сердцем почуяла – не виновата эта полная замученная, пахнущая борщом, добрая девушка. Надо исключить ее из подозреваемых.
– Не плачь, – попросила я ее, – смотри, Останкинская башня тебе улыбается!
– И правда, – улыбнулась она сквозь слезы, – ой, картошку посолить забыла!
Мы расставались с Варей тепло, как друзья. Она сунула мне кусок пирога с яблоками, завернутый в фольгу, и кипу журналов.
– Вот этот комикс в его переводе. И вот этот, про Капитана Америку.
– Спасибо, Варь! Я обязательно все посмотрю, – заверила ее я и, вспомнив кое-что, спросила: – А у тебя нет видеокамеры, случайно? Такой, чтобы кассета внутрь вставлялась, а не диск.
– Когда у меня будет много денег, я куплю себе видеокамеру и приглашу тебя в гости, – грустно улыбнулась Варя, – но боюсь, что ждать этого приглашения тебе придется очень долго. Осторожно, не споткнись о рыжий портфель. Томка! Зачем ты его у нашего порога оставила, я же сказала, он соседский!
В маршрутке по дороге домой я прочла эсэмэску от Ботаника.
«У родителей одного из коллег такая камера. Они живут за городом. 30 км по Дмитровскому шоссе. Поедем завтра? На работе отпрошусь».
«Отлично,– обрадованно написала я, – я завтра после трех свободна».
Дома, умяв Варин вкуснющий пирог, я уселась в кресло и поставила себе на колени телефонный аппарат, намереваясь позвонить Анне Семеновне и рассказать, что мы можем смело вычеркивать из списка подозреваемых Варю Петрову. Дверь в комнату я плотно прикрыла, чтобы папа не услышал мой разговор. Вдруг телефон затрезвонил сам.
– Анна Семеновна! – обрадовалась я, схватив трубку, – а я как раз собиралась набрать ваш номер!
– Добрый вечер, коллега! Это замечательно. Как говорят, у великих умов мысли сходятся.
Я улыбнулась. Ботаник так же говорит. А еще у великих ученых умов похожий юмор.
– У меня для вас новости, Анна Семеновна!
– И у меня для вас, коллега! Боюсь, по важности ваши новости уступают моим.
– Да?
– Я уверена в этом. Дело в том, что я хочу поблагодарить вас за помощь в расследовании.
– Не поняла. Оно ведь еще не завершено!
– Завершено, моя дорогая. Мы нашли преступницу. Завтра решением кафедры мы ее покараем.
– И кто она? – недоуменно спросила я.
– О, не обижайтесь. But I can’t share this piece of information with you[16].
– Почему?!
– Видите ли, коллега. Подозреваю, за эти два месяца вы сильно сблизились с подозреваемыми. Простите за каламбур. Все трое отзываются о вас очень тепло. I can’t admit the leak of information[17]. Срыв заседания кафедры кафедре ни к чему.
– Но я...
– Имейте терпение, коллега. Завтра все тайное станет явным. See you tomorrow![18] И еще раз – спасибо.
Глава 11,
в которой все летит прахом
На истории я получила выговор за то, что сижу с таким видом, будто окаменела за пять веков до нашей эры. На биологии только к концу занятия я обнаружила, что причина истерического хохота окружающих – рядом со мной: в начале урока одноклассники усадили за мою парту чучело обезьяны, а я ничего и не заметила.
Все мое существо дрожало и сгорало в ожидании большой перемены.
Наконец, спрятавшись в школьном туалете, я дрожащими пальцами набрала на мобильном нужный номер.
– Алло, кафедра перевода, – протяжно прогудела в трубку лаборантка Анечка.
– Аня, извините. Здравствуйте. Извините. Это ученица Анны Семеновны Розенталь-Тригель.
– Шпигель!
– Ой, извините. Ог-говорилась. Простите. Я Г-Гаянэ. Ар-рутюнян. Ск-кажите, а можно Анну Сем-меновну?
– Нет. Все ушли на семинары.
– Извините. Давно?
– Да, заседание закончилось пару часов назад.
– Простите, а кого отчислили?
«Бух! Бух!» – застучало мое сердце.
– Много кого.
Анечка зевнула. Ане все по барабану. Через пару месяцев она уходит в декрет. Кажется, на ее место заступит Анжела. Будет работать на полную ставку. Во втором полугодии пятого курса экзамены сдавать не нужно, надо только заниматься дипломом. А с дипломом у Анжелы проблем явно не будет. Раз он уже написан и один психопат в тапочках разного цвета пытается его защитить от плагиата. Так что быть Анжеле лаборанткой кафедры. Если, конечно, не ее отчислили сегодня.
– Посмотреть, кого отчислили? – спросила Аня.
– Конечно!
– Подожди.
Зашелестели бумаги.
– Тихомирову. Селезневу. Волкова. Петрову.
– Кого?!
– Варвару Петрову. Отчислена с сегодняшнего дня без права восстановления.
– Что-о?
Мобильный выскользнул из моих рук, грохнулся на пол. С него слетела крышка, выскочила батарейка.
Я сползла по стене и уставилась на давно сломанную сушилку для рук, всю исписанную признаниями в любви.
За дверью слышались крики одноклассников, переобувавшихся перед физрой – пока не зарядили осенние дожди, физрук проводит занятия на футбольном поле.
– Это невозможно, – пробормотала я, – за что ее отчислили?!
Надо встать... Проморгать слезы.
Найти батарейку.
Бедная Варя... Получается, она не зря переживала. А я даже ей не посочувствовала. Думала, у нее просто мандраж...
Оглушенная, я вышла и присела на скамью у гардероба, пытаясь приладить к телефону батарейку и крышку.
– Арутюнян! – прогремел над ухом физрук, – быстро на улицу!
И добавил негромко:
– К нам методисты сегодня пожаловали. А по прыжкам, кроме тебя, и показать-то некого.
Я попыталась ответить ему, но не смогла. Я будто онемела.
– Вставай! И чтобы в последний раз в кедах! Сколько раз предупреждал – кеды, да еще и красные, – неспортивная обувь. Кроссовки и только кроссовки.
Я сунула телефон в карман «кенгурушки», закинула на плечо рюкзак и пошла за ним. Но, выйдя на школьное крыльцо, повернула не направо – к школьному полю, а налево.
– Ты куда? – поразился физрук.
Я не обернулась.
– За прогул влеплю «двояк»! – крикнул физрук вслед, но мне было все равно.
Я должна объяснить им, что они совершили ошибку.
Маршрутное такси. Троллейбус номер «семь».
Все – на автомате. Все – как в тумане.
Вот ворвусь сейчас на семинар к Лилии, а лучше к Анне Семеновне, и расплачусь. Нет, лучше закричу: «Вы идиоты! У нее брат-инвалид! Зачем ей ваша дурацкая рукопись?!»
Главное – добраться до МГУ и броситься в бой.
К счастью, я вспомнила, что договорилась после школы о встрече с Ботаником, и быстро напечатала ему эсэмэс: «Прости, поездку надо отложить, у меня срочное дело».
Все время, пока я ехала, меня не покидало ощущение, что кто-то пытается пробраться ко мне в мысли. Очень странное ощущение. Будто ты в своей голове не одна. Будто кто-то сидит внутри тебя и что-то бормочет. Повторяет какое-то слово: «Берегись, берегись!». Кто это?
Наверное, у меня от переживания немного съехала крыша. Нельзя поддаваться панике.
Надо взять себя в руки.
Начну считать.
Ну-ка. Один, два, три...Четыре. Ой!
Я проехала мимо. Я села не на тот троллейбус! Что со мной? Как я могла забыть, что «семерка» идет не к МГУ, а на Воробьевы горы! Проклиная себя, я выскочила на остановке на улице Косыгина возле стоянки байкеров.
До первого гуманитарного теперь еще пара километров. Если я не потороплюсь, Лилия закончит свой семинар и уйдет! «Берегись, берегись!» – забормотал кто-то снова в моей голове.
– Отвали! – со злостью ответила я ему и шагнула на шоссе, не дождавшись, пока мимо пройдет троллейбус.
– Берегись! – послышался крик.
Из-за троллейбуса вдруг вылетел парень на велике. Я успела заметить на нем только красную бейсболку, прежде чем он врезался в меня на полной скорости. Бум! Я отлетела назад, упала и со страшной силой ударилась головой о тротуар. Адская боль в затылке. Тошнота. Топот, крики, женский визг. Пронзительный.
– В девчонку велосипед врезался!
– Она жива?
– Сотрясение!
– Живая хоть?
– Белая вся!
– Стой, парень!
Надо мной склонились лица. Парень в красной бейсболке, с перекошенным от ужаса лицом. Полная женщина в мужском пиджаке. И... этот откуда взялся?! Протянул длинную бледную руку, которая выползала, как змея, из черного рукава куртки. Дотронулся до лба. И я потеряла сознание.
Это был сильный пряный запах. Он будил, беспокоил, тревожил сознание, будто пробивая к нему дорогу.
«Сандал», – вспомнила я название этой ароматной палочки, которую мама иногда поджигает, чтобы расслабиться после работы, и очнулась. Мама подожгла ароматную палочку? Значит, я дома?
Как бы не так.
Я лежала на полу посреди совершенно пустой комнаты.
По окнам я поняла – я в общаге. Но эта комната совершенно не похожа на комнату Риты Гвоздь. В ней – никакой мебели, если не считать татами, на котором я лежала. На окнах – льняные занавески, но стекол в окнах нет! Занавески колыхались, приподнимаемые ветром, солнечный свет, проникавший через щели, оставлял на полу яркие рисунки, которые исчезали, стоило занавеске колыхнуться. Возле татами стоял поднос, на нем – глиняный чайник, две пиалы и крошечная деревянная лягушка, в спинку которой воткнута тлеющая ароматная палочка. Голые стены, выкрашенные в белый цвет, были покрыты иероглифами.
Уголком глаза я ухватила у двери какое-то движение. Я развернула голову, чуть не вскрикнув от боли в шее. Ко мне подплывал Прозрачный в черном кимоно, расшитом красными драконами. Волосы собраны в пучок, длинные руки вытянуты вперед.
– Я же говорил тебе – берегись, – тихо сказал он и прикоснулся к моему лбу, – ну ничего. Теперь все наладится.
Он склонился надо мной низко-низко, словно втягивая меня в себя своими глубокими глазами-озерами.
– У тебя нет сотрясения. Можешь мне поверить. Я был в твоей голове.
Он не шевелил губами. Но я слышала его слова. Это было последнее, что я слышала, перед тем как снова провалиться в темноту.
Читать бесплатно другие книги:
