Скелет за шкафом Кузнецова Юлия
Он указал куда-то мне за спину. Я обернулась и ахнула. При свете уличного фонаря у тротуара сверкал хромированным корпусом роскошный черный «Кавасаки».
– Твой?!
– Он старенький, – пробормотал Ботаник, – но зато у него объем 903, а не 400 кубических сантиметров, как у новичков.
Я качала головой, не в силах поверить своим глазам. Это не мотоцикл, это мечта!
– Моей фирме он обошелся меньше чем в две тысячи долларов, – продолжал оправдываться Ботаник, – сейчас не заметно, но при дневном свете видно, что у него рама поцарапана... И заводится не с первого оборота... Хотя, как говорят специалисты, если мотоцикл не заводится с «одного тычка»...
– Се-ре-га, – выдохнула я, – не превращайся опять в ботаника! Оставайся таким же шикарным мотоциклистом и...
Я подошла к мотоциклу и погладила его лакированный бок.
– И?
– И покатай меня на своей чудо-машине!
Ботаник улыбнулся и нацепил шлем. Когда мы уселись, он вытянул на себя какую-то штуковину, включил зажигание и ткнул пальцем в кнопку «старт».
– Тебе удобно, красотка? – спросил он, перекрикивая шум двигателя.
– Лучше не бывает!
– Тогда я отвезу тебя в одну забегаловку и накормлю жареной курицей!
– Ура! – завопила я и обняла Ботаника за пояс.
Я вопила от радости всю дорогу, пока мы летели по Ленинскому проспекту и мимо нас проносились сверкающие вывески магазинов и ресторанов. Это оказалось невероятным счастьем – вырваться из душной квартиры ученых-психопатов и мчаться, подставив лицо ветру, по центру Москвы.
– Ты хорошо знаешь Анжелу? – спросила я и откусила кусок жареной курицы.
Мы сидели с ним прямо на ступеньках забегаловки. Перед нами по Ленинскому пролетали машины. Огоньки их фар отражались на блестящем капоте Ботаниковой «Кавасаки».
– Конечно. Она же моя двоюродная сестра. Мы часто проводили лето на даче у бабушки, матери Генриха Андреевича. Дядя Генрих приезжал по выходным и занимался с нами языками. А после занятия заставлял меня говорить с Анжелкой по-английски. А ее – отвечать мне по-французски. Чтобы мы практиковали одновременно два языка.
– Жесткий подход.
– Да, но человек он мягкий. А после смерти жены совсем сдал...
– А что с ней случилось?
– Погибла в автокатастрофе. Ехала в маршрутном такси, водитель выехал на встречную полосу.
– Да что ты... Неудивительно, что Анжела такая... строгая.
– Она всегда такой была. И знаешь, когда погибла ее мать, только это их обоих и спасло. Потому что дядя на время стал совсем беспомощным. Ей пришлось его сопровождать повсюду, и в библиотеку, и на прогулки. Готовить, вести хозяйство. А она – совсем подросток, наша с тобой ровесница. Правда, плюсы тоже нашлись. Ей пришлось проводить с отцом много времени, и она больше узнала о его профессии. И сама определилась с тем, чем хочет заниматься.
– А почему она пошла на кафедру в МГУ, а не в институт, где преподает ее отец?
– Он сам отправил. Во-первых, в его институте больше внимания практике уделяется. А он хотел, чтобы Анжела и теорию знала в совершенстве. Так, как ее в МГУ дают.
Ботаник достал из пакета упаковку картофельных долек и баночку с соусом и продолжил:
– А во-вторых, он же учился с Лилией Леонтьевной на одном курсе. Вроде как доверяет ей обучение своей дочери.
– Везет Анжеле, – сказала я со вздохом, – ее выбор совпадает с выбором отца. А мой папа против того, чтобы я рисовала комиксы.
Я отпила «Фанты» и снова принялась за курицу.
– Зато ты фундаментальное образование получишь, – подтвердил Ботаник, дергая в разные стороны краешек упаковки с картофелем, – МГУ – это МГУ.
Он с усилием рванул упаковку, и картофельные дольки рассыпались по ступенькам. М-да, а я уж решила, что Ботаник окончательно изменился! Сразу вспомнила, как в Звенигороде он мешал сахар в кофе сосиской.
– Угощайся из моей пачки, – предложила я, – мою они не стали запечатывать.
Некоторое время мы молча хрустели жареным картофелем, не забывая окунать его в пачку с соусом, который Ботаник умудрился вскрыть аккуратно.
– А к Анжелке тебя Лилия направила? – спросил он неожиданно.
– Нет, – я замялась, – не совсем она. Ее коллега. Анна Семеновна Розенталь-Шпигель.
– Я ее знаю! Она ведет английский на подготовительных курсах филологического факультета, куда я буду поступать. А почему она сама с тобой не занимается? Все-таки поручать подготовку к поступлению в МГУ пятикурснице, пусть даже такой умной, как Анжелка, это как-то... непрофессионально.
Я пожала плечами и принялась со свистом втягивать через трубочку «Фанту».
Какие хорошие у них трубочки, толстенькие и плотные. Свисти через них, сколько влезет.
Когда я закончила свое супермегаважное занятие и подняла глаза, Ботаник все еще сверлил меня взглядом.
– Я не могу тебе сказать, – честно ответила я.
– Почему?
– Они твои родственники.
– И что?
– Ты будешь на их стороне.
– Их стороне? Ты что-то расследуешь? В таком случае, Гайка, я всегда буду на стороне того, кто ищет преступника, а не кто им является.
Я поразмыслила немного. Ботаник хорошо знает эту семейку. Он может помочь. А я хорошо знаю Ботаника. Он не проболтается.
Провожая глазами проносившиеся по проспекту автомобили и мотоциклы, я выложила Ботанику всю историю, не забыв даже о Прозрачном. Когда я говорила про Зета, то зябко ежилась, ощущая противный мороз по коже. Хотя вечер был теплый, один из последних перед наступлением октябрьских холодов. Ботаник слушал, помешивая картофельной долькой соус в пачке, и не перебивал.
– Значит, она подозреваемая, – подытожил он, когда я закончила, – может, хочешь спросить, могла ли моя сестра украсть рукопись?
Я кивнула, отпивая глоток из его стакана с «Фантой» – то ли от жареной картошки, то ли от длинного рассказа горло пересохло.
– Могла. Ради принципа она готова на многое. Как-то, будучи детьми и живя на даче, мы с ней поспорили, можно ли сломать ногу, спрыгнув с крыши, или нет. Чтобы доказать, что нельзя, она залезла на крышу дачного домика и спрыгнула.
– Не сломала?
– Ушибла, – улыбнулся Ботаник, – так что мы не доспорили. Но вообще, чтобы что-то доказать, она может пойти на самые странные поступки. Не знаешь, она ничего не доказывала Лилии?
– Спрошу у Анны Семеновны.
– А еще настораживает исчезновение зажигалки.
– Может, я ее сама потеряла...
– Ты же не доставала ее.
– Думаешь, Рита взяла?
– Возможно. Но значит, ей есть что скрывать? И тогда моя сестра здесь ни при чем...
– Если добавить сюда еще Вариного брата, на которого почему-то кричала Лилия Леонтьевна в ночь, когда исчезла рукопись, то получится, что и у Вари рыльце в пушку. Как будто они втроем это сделали!
– Если нужна будет помощь по Анжеле, то я к твоим услугам.
– Вот бы и у остальных подозреваемых были такие отзывчивые кузены, – вздохнула я. – Ладно, уже поздно. А мне завтра в школу к первому уроку, а потом – на другой конец Москвы, на занятие ко второй подозреваемой.
– Я отвезу тебя домой, – сказал Ботаник.
Он встал со ступеней, стряхнул крошки с коленей. Я собрала мусор и выбросила в урну. А когда повернулась к Ботанику, то обнаружила, что он снял куртку и протягивает ее мне.
– Хочешь, чтобы я вместо тебя рекламировала «Золотой ключик»?
– Нет. Чтобы ты не простудилась.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, но я ответила дурацкой гримаской.
Мы немного погонялись с байкерами на Воробьевых горах (мне показалось, что я видела Прозрачного на парапете смотровой площадки, но, может, мне и померещилось).
Так что Ботаник привез меня домой почти в полночь. Я спрыгнула с мотоцикла, швырнула рюкзак на землю, сняла куртку и поцеловала Ботаника в щеку. Холодная от ветра, немножко колючая щека.
– Классный парфюм у тебя, – сказала я, поднимая с земли рюкзак, – что это?
– Не помню...Что-то там с нотками мандарина.
Я принялась искать в рюкзаке ключ от домофона. Родители наверняка уже легли спать и не смогут открыть мне, если просто позвоню по домофону. Хорошо, что я предупредила их по мобильному Ботаника, что катаюсь с ним у дома. Правда, не уточнила, на чем катаюсь.
– Обратись в нашу фирму, – посоветовал Ботаник, наблюдая за мной с высоты своего железного коня, – они такие ключи для домофона придумали, которые на голос хозяина откликаются.
– Может, вы еще и людей на заказ делаете? – пошутила я, продолжая копаться в рюкзаке. – «Электронные возлюбленные по требуемым параметрам!»
– Кстати, – вспомнил Ботаник, – а как у тебя со Славой?
– Никак. Мы расстались.
– Мы с Нонной тоже расстались, – вздохнул Ботаник, – она сказала, что хочет сосредоточиться на карьере журналистки. А у вас какая причина?
Я внимательно посмотрела на него. Неужели он и правда ничего не подозревает? Спустя неделю после того, как я уехала в Америку, Слава прислал мне письмо, в котором признался, что влюблен в другую. Я сразу догадалась, кто была эта другая. Слишком нежно смотрела на Славу Нонна, когда приезжала с ним в одном автобусе из Звенигорода, чтобы встретиться с Ботаником. Но раз Нонна ничего не объяснила Ботанику, я не стану его расстраивать.
– И мы решили сосредоточиться каждый на своем деле, – сказала я.
– Это правильно, – кивнул Ботаник, – я, например, решил пойти работать. Сконцентрируюсь на зарабатывании денег и своем поступлении.
– И я сконцентрируюсь на своем поступлении, – эхом откликнулась я, – и на расследовании. Вот ключ, нашла!
Ботаник махнул мне рукой и завел мотор. Когда он отъехал, я поймала себя на мысли, что любуюсь им. Каким симпатичным стал Ботаник за время нашей разлуки. И этот мотоцикл придает ему мужественности. Вот глупая эта Нонна...
Часы в прихожей показывали начало первого. Я очень надеялась, что родители уже спят. У мамы завтра, кажется, предзащита. Я сбросила кеды и на цыпочках прокралась на кухню. В квартире пахло кофе, папа любит перед сном выпить чашечку. Спать ему это не мешает. Если кофе остался, выпью немного. Мне надо подумать, перед тем как лечь спать. Не только о расследовании, но и об одном сотруднике «Золотого ключика», пахнущем мандаринами.
Как всегда, мои надежды не оправдались. Папа стоял у плиты и внимательно смотрел на турку.
– Привет, па!
– Доброе утро, – буркнул папа, поправив турку на конфорке, – ты сегодня рано!
– Я же позвонила!
– Ты сказала, что катаешься возле дома с Травинским. Я тебя не видел. На чем вы катались?
– На качелях, пап. На площадке за домом.
Папа удивленно поднял брови.
– Кофе бежит! – воскликнула я, и он поспешно снял турку с плиты.
– Ты на занятиях была? – спросил он сердито.
– Конечно!
– И что вы проходили?
– Трифтонги, папочка. Это очень увлекательная тема. А знаешь, где самый главный трифтонг? В слове «fire»!
Я налила себе полный стакан молока, капнула в него кофе из папиной турки и насыпала сахара и корицы. Папа молча смотрел на меня.
– Извини, это наши университетские шуточки.
Я заторопилась со стаканом к выходу. Я придумала, с кем обсудить расследование и Ботаника. И речь, конечно, не о папе.
У меня – ночь, у Ники – день. Но она все равно отказалась подключить веб-камеру из-за того, что плохо выглядит. Нам пришлось общаться вслепую. Хотя и отвыкла я от аськи, сейчас больше по скайпу со всеми болтаю. Побежали строчки Никиных вопросов, написанные фиолетовыми буквами, и я еле успевала отвечать.
– И сильно он изменился?
– Нереально!
– Втюрилась, хани?
– (( Он наш старый друг.
– У нас тут мексиканские сериалы в общей комнате нонстоп, там все время кто-нибудь то за дедушку замуж выйдет, то на сестре женится.
– ( А как насчет подозреваемых?
– Мне не нравятся эмо. Надави на Гвоздь. Зажигалка не зря исчезла.
– Как надавить? Эти эмо настоящие психи. Она даже моется с ножом.
– Тут еще сериал есть. «Закон и порядок». Там полиция часто использует метод «ты мне – я тебе». Мне вчера не спалось, и я полистала пару сайтов, посвященных эмо. Они любят мангу.
– Подарить ей картинку в стиле манга? Думаешь, за это она расколется?
– No. Ты должна struck her. Поразить. Сделай футболку с ее собственным изображением. В стиле манга.
– О! Потрясная идея! Спасибо! Я как раз знаю один киоск в переходе на проспекте Мира. Там переводят на футболки любые картинки. Ты супер!
– Да уж, конечно. Видела бы ты меня.
– Включи скайп.
– Nо. Я уродина.
– Спорю на сто баксов, что нет.
– Да? Смотри.
Пауза. Неужели и правда подключает камеру? На экране загорелось изображение. Я еле сдержала крик. Кто это? Ника?! С такими скулами, обтянутыми кожей? С еле заметными тонкими губами? А руки такие худые, одни кости! Боже, она совсем, совсем прозрачная.
– Что-то ты замолчала, хани!
Я включила свою веб-камеру и широко улыбнулась в нее.
– Да, подруга. Толстоватая ты. Ночуешь в «Макдоналдсе»?
Ника улыбнулась в ответ.
– Чем я могу тебе помочь? – спросила я.
– Ты уже помогаешь. Рассказываешь о расследовании. Хоть что-то интересное происходит.
– Слушай, вот раскроем, кто рукопись стащил, а потом съедим перед веб-камерами по шоколадному торту. Имей в виду, тебе придется слопать его целиком. Your big sister will be watching you[11].
Глава 8,
в которой я кое-что узнаю о старожилах МГУ и не только о них
Не стоило мне пить на ночь кофе. А может, не стоило до трех утра болтать с Никой по скайпу.
Всю ночь я ворочалась. Мне казалось – жарко. Потом – холодно. Затем откуда-то запахло мандаринами. Утром я встала с больной головой и поняла: Ника права.
Я втюрилась в Ботаника.
«Этого еще не хватало», – подумала я, умываясь ледяной водой, чтобы прийти в себя. Я не должна отвлекаться. Мне следует сосредоточиться на разгадке тайны.
– Пап! – крикнула я из ванной, – у тебя найдется шестьсот рублей?
– На учебные расходы?
– Угадал!
– На учебные расходы найдется и тысяча. Посмотри, может, тебе какой-нибудь словарь докупить надо. Ты скоро? Мама уже убежала, у нее предзащита. Так что я сам пожарил тебе омлет. Не хуже, чем в твоем «Кафемаксе».
– «Кафемакс» теперь и твой, папочка! Уже иду.
Учебные расходы, хм. Ну что, мистер Прозрачный, вы по-прежнему советуете мне опасаться двуличных людей? А вы видали кого-то более двуличного, чем я?
Футболки получились превосходными. Я заказала их две штуки. Розовую – для Риты, черную – для Макса. На обеих одна и та же картинка. Огромное сердце, внутри его сидит грустная черноволосая девушка (один глаз закрыт челкой – по всем канонам эмо-культуры) в тельняшке и мини-юбке. За спиной девушки – серые крылья. Их я прорисовала с особой тщательностью, уделяя внимание каждому перышку. Рядом с ней – электрогитара. Но самое главное – сердце, прямо над головой девушки, пронзает огромный гвоздь. Над ним написано: «Гвоздь в моем сердце», под ним – «Навсегда».
Я выложила этот рисунок в свою галерею на сайте «Создай комикс», и буквально за час набралось двадцать комментариев! Все хвалили мой стиль, радовались тому, что я вернулась в «истинную мангу», рисунок, способный передать страсть и страдание, «забыла про бездушных американских пустышек». Фанаты эмо-стиля вообще взвыли от радости, накидали мне своих ссылок, да и на мой рисунок многие приходили уже по ссылкам в эмо-жж. Я, конечно, поблагодарила каждого комментатора, но старалась объяснить, что я никуда не вернулась (и точно не пришла в эмо, бедный мишка с распоротым животиком до сих пор стоит перед глазами!) и ни от чего не отказываюсь. Просто экспериментирую с разными стилями. Сегодня мне пришел в голову именно такой образ, завтра придет другой.
Несмотря на наш спор, в душе я была рада. Если таким критиканам, как мои друзья-художники, понравился рисунок, то на Риту он точно произведет впечатление.
А ссылки на меня пусть будут и на форумах эмо, какому художнику повредит реклама?
За футболки пришлось выложить по триста рублей. Но благодаря папиному утреннему спонсорству у меня еще и осталось четыреста. Пущу их на расходы по расследованию. Были расходы учебными, станут – сыщицкими.
Только бы Рите понравились футболки и она раскололась!
Я уже проскочила мимо общажной кухни, но потом вернулась, заметив там Макса. Надо было с ним поздороваться, тем более у меня и для него подарочек. Только я при Рите его вручу, чтобы ее порадовать.
Макс сидел на собственной куртке, которую постелил на подоконнике. Вытянув длинные ноги в черных джинсах-дудочках и белых кедах, он курил в форточку. Волосы у него были собраны в хвост, брови сдвинуты, словно он о чем-то напряженно думает. Наверное, и у эмо случаются обычные для остальных людей проблемы с учебой. Увидев меня, он улыбнулся уголком рта.
– Ритуху жду, – объяснил он мне, – на репу прикидывается. Ты, типа, на занятия?
Я вошла в кухню. Голубой стол на тонких железных ножках стоял в углу, на нем высилась пустая подставка для салфеток и баночки для соли и перца, наверное, тоже пустые. В раковине рядом со столом стояла большая желтая кастрюля с надписью «общаж.», сделанной красной краской. Посредине кухни тянулась здоровенная плита, в общем-то чистая, но приблизившись, я заметила небольшие пятна жира на стекле духовки да и вокруг конфорок. Словно их терли-терли порошком, а потом плюнули и оставили как есть. Слегка пахло хлоркой, как в школе после мытья полов, да и пол был немножко влажный, подошвы кроссовок поскрипывали.
Подойдя к Максу, я прочла на белой футболке надпись «Музыка умерла».
– Не, Макс, сегодня же пятница. Я, типа, с подарком.
– А! Крутняк. Посиди со мной, пока она прикидывается.
Макс выдохнул дым и, откинув назад голову, прикрыл глаза.
– Рассказать тебе пока что-нибудь?
«Конечно, расскажи, – подумала я, – о том, что вы с Ритой видели в ту ночь в первом гуманитарном корпусе».
– Конечно, расскажи. Но только что-нибудь интересное.
– Может, страшилку? Страшилку про старожилку?
– Только не очень страшную. А то передумаю поступать.
Макс открыл глаза, улыбнулся, стряхнул пепел в пустую консервную банку, посмотрел в окно и вдруг закричал:
– Зет!
Я вздрогнула. Только не надо говорить, что там... Я вскочила со стула, чуть не опрокинув его. По двору шел Прозрачный! Как обычно, страшно худой, во всем черном. Он остановился и задрал голову вверх. Я вздрогнула при виде его бледного лица. Он прижал ко лбу руку козырьком и стал искать, из какого окна его позвали.
– Я быстро, – сказал Макс, спрыгивая с подоконника.
Он обогнул плиту, выскочил из кухни. Я услышала, как он вызвал лифт, но сама не могла оторвать глаз от бледного лица Зета.
А он наконец нашел взглядом нужное окно и уставился на меня. Меня словно ударило током. Даже в ладонях заныло от страха. Я отпрянула и нечаянно схватила куртку Макса на подоконнике.
Вдруг мне в голову пришла одна мысль.
Я положила куртку на место и подкралась к двери комнаты Риты. Оттуда доносилась громкая бешеная музыка:
- Зачем ты обещал мне рай?
- Прошу не умирай!
- Мне будет сложно
- Искать замерзшие цветы
- Среди заснеженной листвы.
- Все безнадежно.
Рита подпевала. Голос у нее и правда был неплохим. Я вернулась к окну и осторожно выглянула во двор. Макс уже стоял рядом с Прозрачным и что-то протягивал ему. Что ж, можно действовать.
Я сунула руку в карман куртки Макса. Нащупала зажигалку, вытащила ее. Женский профиль и красная роза!
У меня снова заныли ладони и застучало от волнения в висках. Значит, Макс украл эту зажигалку из моего рюкзака! Когда? Я вспомнила, как он кинул мне рюкзак из ванной. Значит, именно в тот день, когда я познакомилась с Ритой. Но зачем?! Он виновен? Или он прикрывал Риту?
Загудел лифт. Я снова выглянула в окно. Во дворе не было ни Прозрачного, ни Макса! Что делать? Может, забрать зажигалку? Но тогда он обо всем догадается, ведь никого, кроме меня, на кухне нет.
Я сунула зажигалку обратно в карман и плюхнулась на стул. Двери лифта разъехались. Макс вошел в кухню.
И тут... Куртка упала с подоконника. Сама не знаю почему. Я ее точно на место положила.
Макс посмотрел на меня странным взглядом. Его брови снова сдвинулись, и я запаниковала: вдруг мрачный вид Макса был связан с тем, что он обнаружил в моем рюкзаке зажигалку, которую Рита потеряла в ТУ ночь в первом гуманитарном? Макс подошел к холодильнику, открыл его.
– Колу будешь?
– Н-нет, – пискнула я, потом откашлялась и добавила: – Спасибо.
С колой в руке он закрыл холодильник, подошел к подоконнику, поднял куртку. Внутри у меня все дрожало, но я спросила наигранно веселым тоном:
– Ну так что? Будут страшилки про старожилок?
На самом деле мне и без страшилок было страшно. Просек он или нет, что я доставала зажигалку?
– Будет, – спокойно сказал он, открывая колу и отпивая, – видела чувака, с которым я сейчас встречался?
– Д-да...
– Это Зет. Учится со мной на философском. Заканчивает. Как и я. Я ему деньги был должен. К счастью, вернул. А знаешь, почему – к счастью?
Он снова уселся на свою куртку, расстелив ее на подоконнике.
– Н-нет...
– Потому что в противном случае мне бы не поздоровилось. Он ведь странный. Умеет читать мысли... Живет один в пустой комнате. На полу – только матрас и компьютер. Он не спит по ночам. Он блуждает по разным пространствам. Он умеет путешествовать сквозь сны. Он влезает в чужие сны. Он влезает в чужие души. Ты хочешь, чтобы в твою душу влезли?
– Нет...
– Тогда, крошка, не спрашивай Риту о том, что мы делали в первом гуманитарном в ту ночь, когда ограбили кафедру филфака и устроили на ней пожар. Договорились?
У меня перехватило дыхание. Макс только что признался: это они все устроили! Как жаль, что я не догадалась взять с собой диктофон, папа как раз недавно подарил мне цифровой, чтобы записывать тексты в исполнении Анны Семеновны. Записала бы сейчас самое настоящее признание!
– Только не надо думать, что мы виноваты, – продолжил Макс, отхлебывая колу, – я просто хочу закончить универ и не вылететь на пятом курсе. У вашей Лилии связи обширные, и разбираться она не будет.
– Но если вы не виноваты... – начала я.
– Не имеет значения, – оборвал меня Макс, – я не хочу, чтобы ты впутала меня или Ритку в эту историю.
– Вы же единственные свидетели!
– Свидетели чего, крошка? – делано улыбнулся Макс, – мы ничего не видели, ничего не слышали и вообще спали каждый у себя дома.
Он поставил колу у ног, нащупал в кармане куртки зажигалку, достал ее и прикурил сигарету. Ту самую зажигалку, которую нашли на месте преступления.
– А будешь приставать к Рите, напущу на тебя Зета, – пригрозил он мне.
«И какой теперь смысл в футболках?» – грустно подумала я.
Футболки я все-таки оставила Максу для Риты. Мне даже смотреть на них было противно, из-за них пришлось папу обмануть, а главное – совершенно безрезультатно.
Спустилась вниз, нашла в кармане визитку «Золотого ключика» и позвонила Ботанику.
Мне было не по себе оттого, что где-то поблизости ошивается Прозрачный, ну и просто снова захотелось прокатиться на блестящем «Кавасаки», ощутить мандариновый аромат, а может, и прижаться к чьей-нибудь колючей щеке...
Ботаник примчался через час. Но – без байка.
– Сдал своего друга в ремонт, – объяснил он, – все же не зря он не заводился «с первого тычка».
К моему огорчению, Ботаник снова надел очки и сменил кожаную куртку на пиджак.
– Потерял линзы, – смущенно признался он, беря меня под руку.
И мандаринами от него больше не пахло. Еще одно разочарование... Я чуть не заплакала. Ну что за неудачный денек!