Правильный пахан Серегин Михаил
Деловито собирая в холщовые мешки иконы, вожак грабителей остановился около небольшого четырехугольного предмета. Предмет был выполнен из серебра, это понятно было сразу. Помещен в глубокий короб со стеклянной крышкой. Главарь размышлял недолго. Резко ударив кулаком сверху, он разбил стекло, достал серебряную вещь и, повертев загадочную коробочку в руках, небрежно кинул ее в мешок к остальному украденному добру.
– Атас! – прорезался вдруг возбужденный крик грабителя по кличке Цыган.
Тут и все остальные услышали приближающийся вой милицейской «канарейки».
Не задерживаясь дольше, грабители побежали к выходу. Первым из церкви выскочил главарь.
– Откуда менты взялись? – успел спросить у Цыгана Тайсон.
– Сигналка сработала, – коротко ответил тот.
– Стоять на месте! – раздался крик со стороны, противоположной той, где грабителей ожидала машина.
Главный, не задумываясь, выхватил пистолет и выстрелил на голос. Послышался вскрик, стон, затем темноту прорезал отборный мат и грохнули подряд два ответных выстрела.
Главарь быстро отпрянул за угол и зашипел от боли и злости – пуля блюстителя закона попала ему в предплечье. К счастью для грабителя, ранение оказалось поверхностным. Он несколько раз глубоко вздохнул, приводя дыхание в норму, и осторожно выглянул из-за угла. Его подельники вместо того чтобы прийти на помощь своему товарищу, спрятались внутри церкви.
Главарь тем временем успел рассмотреть, как толстоватый дядечка неуклюже перелезает через ограду и тяжело шлепает в его сторону, совершенно игнорируя при этом взломанные и распахнутые настежь двери церкви. Очевидно, милиционер по простоте своей посчитал, что грабитель один. А поскольку бандит скрылся за углом, работник право-охранительных органов не мудрствуя лукаво побежал за ним.
Преследователь, судя по изрыгаемым им ругательствам, был страшно зол на бандюгана. И неудивительно, ведь главарь грабителей несколько секунд назад, сам того не подозревая, одним выстрелом уложил напарника толстого милиционера наповал.
Главарь, отпрянув за угол, прислонился спиной к стене и стянул с головы черную маску…
… Золотые волосы разметались по плечам. Большие голубые глаза под густыми ресницами, чуть приоткрытые алые губы, правильные черты лица – словом, предводитель грабителей оказался женщиной. Женщиной! Да еще какой! Встретив такую блондинку в вечернем платье, ни один мужчина просто так не пройдет мимо, не проводив ее восхищенным взглядом.
Тряхнув еще раз золотистой гривой волос, она медленно согнула руки в локтях, перенося тяжесть тела на отставленную назад ногу. Такая стойка в карате-до называется «кокуцу-дачи» и считается очень удобной для атаки противника выставленной вперед ногой.
Так все и произошло. Едва запыхавшийся милиционер показался из-за угла, как правая нога блондинки молниеносно взлетела высоко вверх.
Удар был настолько резок и силен, что толстяк даже не успел сообразить, что же такое с ним случилось. Его безжалостно швырнуло назад, и он оказался лежащим на спине, раскинув в разные стороны руки. Табельное оружие милиционера, выпав из рук хозяина, негромко стукнуло в темноте об асфальт. Хрупкая блондинка, оказавшаяся столь грозной на поверку, в мгновение ока оказалась рядом со своим противником. Ее кулаки были сжаты и готовы к действию. Издай ее враг хоть один только стон или сделай малейшее движение, она бы наверняка нанесла ему второй удар и, как знать, может быть, последний в его жизни.
Но неуклюжий страж порядка находился в глубоком нокауте, и посему златовласая пантера в человеческом обличье, понаблюдав за ним несколько секунд, наконец расслабилась и отвернулась.
Женщина прислушалась. Во дворе было тихо, ни звука не доносилось и из самой церкви. Поняв, что пока ей ничто не угрожает, блондинка решительной походкой направилась к дверям собора.
К тому времени Цыган, а следом за ним Тайсон покинули свое укрытие и вышли во двор, держа оружие наготове и тревожно озираясь по сторонам.
– Быстро добро хватайте и на выход! – презрительно глянув в сторону мужчин, коротко распорядилась блондинка.
Так же легко и грациозно, как и в первый раз, несмотря на ранение, она перемахнула через ограду и бесшумно приземлилась, легко спружинив на полусогнутых ногах.
Вскоре показались и ее подельники. Блондинка приняла от них по очереди мешки с краденым. Водитель «Форда», увидев своего главаря, поспешил ей на помощь.
Погрузив все похищенное в багажник, бандиты уселись в салон, «Форд» резко сорвался с места и понесся по темным улицам города.
Засоркин Лев Валентинович пользовался заслуженным авторитетом у коллег. Профессия у него была нередкая для нашего времени, но, пожалуй, самая престижная – Засоркин делал деньги, то есть был бизнесменом. Причем бизнесменом весьма крупным. Окна его кабинета, по размерам больше напоминающего хоккейную площадку в ледовом дворце, выходили на Тверскую. Льва Валентиновича знали не только в Москве, Питере да и вообще в России, но и далеко за рубежом.
Выглядел Лев Валентинович соответственно своему статусу: русоволосый мужчина ростом чуть выше среднего, практически не снимающий с глаз очков-«хамелеонов» и всегда дорого одетый. Улыбку его никто бы не назвал сердечной или добродушной, а взгляд по-волчьи хищных глаз прожигал подчиненных насквозь. Единственное, что вносило некоторую дисгармонию в общий облик Засоркина, – это большая татуировка на кисти правой руки, полностью покрывающая ее, и перстни-татуировки на фалангах пальцев. В бане можно было обнаружить, что этим количество наколок на теле Льва Валентиновича не ограничивается – их там значительно больше. Даже не разбирающийся в тюремной символике человек сразу бы определил, что Засоркин далеко не новичок в блатном мире и посидеть на своем веку привелось ему изрядно.
Московский бизнесмен действительно на зоне отпахал немало и был авторитетной личностью среди братвы.
В настоящее время Засоркин находился у себя в кабинете, за своим столом, и просматривал бизнес-план.
Внимательно перечитав все еще раз, Лев Валентинович отложил бумаги в сторону и задумался. В этих бумагах речь шла о земельном участке под Ялтой.
Взгляд хозяина кабинета упал на фотографию в рамке, стоящую на столе. Засоркин взял ее в руки и не отрываясь некоторое время внимательно вглядывался в снимок, словно вспоминая что-то. Фотография действительно была интересной. На ней Засоркин, широко улыбаясь, обнимал за плечи Григория Рублева. Оба были в лагерных телогрейках с бирками номеров на груди. Они отбухали в колонии строгого режима почти пятилетку, а такое не забывается никогда.
– Все встали у своих кроватей! – прозвучал суровый приказ.
Барак номер восемь моментально пришел в движение.
Послышались тихие голоса: «Шмон, шмон!»
Действительно, в помещение зашел зам по режиму и с ним двое конвойных.
Кто-то кинулся было прятать что-то запретное.
– Не дергаться, я сказал! – заорал командир. Его круглое лицо с сидящей на нем кнопкой крохотного носа мгновенно покраснело.
Зэки знали причину шмона: на утренней поверке двое из них оказались пьяными. Как ни прятали их, все равно застукали обоих. Майору влетело от хозяина, и теперь он жаждал крови. Предполагалось, что будет осмотр, поэтому все, за что можно было подвергнуться наказанию, было уже припрятано. Только самые лопухи прозевали момент и теперь дрожали, стоя у своих шконок.
Засоркин Лев ничего не опасался. Ничего запрещенного у него не было. Но когда обыскивающий сдернул его постель и на пол упал небольшой пакетик, сердце тревожно екнуло.
– Что это? – сурово спросил майор.
– Не знаю, – отозвался зэк. Лев действительно не имел ни малейшего понятия, что это за пакет и как он к нему попал.
Он смотрел на бумажный квадратный сверток размером со спичечный коробок и обмирал от мысли, что там может оказаться. Засоркин не был новичком в блатной жизни и прекрасно знал, что подобным образом упаковывают анашу.
«Карцер – это еще в лучшем случае. А то и довесок к сроку!» – тоскливо подумал он.
– Разверни, – ненавидяще глядя на него, приказал зам по режиму.
– Это не мое и разворачивать я это не буду, – твердо отозвался зэк.
– А может, это твое? – вопрос был задан черноволосому мужчине с серыми глазами. Как уже знал Засоркин, кликали его Крытый и он был авторитетом среди братвы. Он стоял рядом.
Постель на его шконке боец крутанул до этого. Крытый не удостоил майора ответом.
– В карцер их обоих! – распорядился зам. И конвойные повели двух зэков на выход.
Леву уже почти вывели из помещения, когда он услышал смущенный голос майора:
– Что за херь?! Стойте!
Конвоир вернул зэков обратно.
– Зачем было под матрац прятать? – непонимающе глядя на обоих, спросил зам по режиму. – Что, разве в тумбочку положить было нельзя? Оба вроде не первоходки?!
В пакете оказался самый обыкновенный чай.
Крытый и Засоркин потом перетрясли весь барак, но им так и не удалось выяснить, кто и зачем сделал эту затарку.
Но с этого дня началось их знакомство, со временем переросшее в настоящую дружбу.
От воспоминаний о своем прошлом Засоркина оторвал стук в дверь. Он не спеша поставил резную рамку на место и, услышав повторный стук, произнес:
– Да, входите.
Дверь приоткрылась, и в нее просочился довольно молодой рослый человек в классическом темном костюме-тройке. С первого взгляда можно было понять, что это секьюрити, он же посыльный, он же лакей и так далее. Нет нужды перечислять весь круг обязанностей подобных субъектов. На лице его словно навечно отпечатались слова: «Готов служить верой и правдой своему шефу».
На сей раз бритоголовый мужчина выступал в роли посыльного: он принес телеграмму. Почтительно положив ее на стол перед хозяином, парень застыл, ожидая дальнейших распоряжений.
Засоркин взял листок в руки, быстро пробежал глазами неровные строчки, при этом на губах его высветилась довольная улыбка. Но тут, как будто только что заметив застывшего возле стола подчиненного, Лев Валентинович недоуменно вскинул брови и махнул рукой, давая тем самым понять, что тот свободен. Битюган, не произнесший за все время своего присутствия в кабинете ни одного слова, моментально испарился, старательно прикрыв за собой дверь.
Едва парень вышел, как зазвонил мобильный, и Засоркин, схватив трубку, бодрым голосом бросил:
– Да, слушаю.
Некоторое время Лев Валентинович только молча кивал, выслушивая говорящего.
– Как у тебя дела? – наконец поинтересовался он, когда собеседник замолчал. – Надеюсь, все нормально?
– Варахтцах! – по-армянски взревела трубка. После этой реплики невидимый собеседник перешел на русский, разговаривая с заметным акцентом: – Ты что, издеваешься, да?! Какой такой нормально?!
– Ты чем-то недоволен? – В голосе хозяина кабинета послышались стальные нотки. Чувствовалось, что тон армянина пришелся ему совсем не по вкусу.
– Мы о чем договаривались, а? – вспылил абонент Засоркина. – Ты ведь с проекта процент получишь! Ты факс получил? Что, процент не устраивает?
– Да успокойся ты! – Лев Валентинович, судя по голосу, начал нервничать. – Процесс ведь пошел… Люди работают…
– Да сам ты пошел сам знаешь куда! Процент хочешь? Быстрее все сделать надо, понял, да?
После этого Лев Валентинович услышал в трубке короткие гудки – армянин бросил трубку.
Засоркин задумчиво пожевал губами, барабаня пальцами по полировке своего необъятного стола. В таком состоянии он находился несколько минут, затем вновь взял в руки фотографию и вдруг улыбнулся изображенному на ней Грише Крытому.
Очнувшегося милиционера с сильным сотрясением мозга увезла «Скорая помощь». «Скорую» и милицию вызвал отец Тимофей – настоятель ограбленной церкви. Придя в сознание, сторож выбежал в церковный дворик и сразу же увидел распахнутые настежь ворота храма.
Опешив, он бросился к калитке и обнаружил у ворот лежащего мертвого мужчину в милицейской форме. Не раздумывая ни минуты, сторож побежал с такой скоростью, насколько позволял возраст, к настоятелю церкви домой. Благо, дом этот находился в непосредственной близости от храма.
Уже сам священник вызвал милицию, а потом и «Скорую», когда выяснилось, что есть и второй пострадавший. Он жив, но находится в тяжелом состоянии.
Прибывшая на место преступления оперативная бригада сразу активно занялась работой. Были опрошены сторож и выживший милиционер, но показания их мало что дали. Сторож не мог дать описания напавшего на него человека, потому что тот был в маске. А женщина нанесла удар толстяку-милиционеру столь стремительно и мощно, что тот ничего не успел разглядеть. Выживший блюститель порядка неуверенно добавлял, что преступник, возможно, легко ранен. В общем, картина получалась запутанная. Тем не менее эксперты сразу определили, что в храме побывали несколько человек, несмотря на то что пострадавший упорно говорил только об одном грабителе. Следователю ничего не оставалось, как списать его упрямство на последствия серьезной черепно-мозговой травмы.
Эксперт щелкал фотоаппаратом, следователь беседовал с разбуженным и прибывшим священником, а двое оперуполномоченных согласно заведенному порядку пошли опрашивать жителей соседних домов, благо, утро уже было не такое раннее. Не избежали этой участи и обитатели двухэтажного домика, утопающего в зарослях вьющейся глицинии, того самого, где на время пребывания в Ялте обосновались Григорий Рублев и его племянница.
Милиционеру открыл дверь сам Крытый. Он уже понял, что в церкви что-то произошло, так как видел суету опергруппы, когда с утра выходил на балкончик своего дома.
Опер сразу определил, что опрашиваемый им человек явно с уголовным прошлым. Это легко было понять по многочисленным синим перстням на фалангах пальцев обеих рук. Однако документы у Крытого оказались в порядке, придраться ни к чему невозможно, к тому же и договор на аренду жилья наличествовал. Как и подозревал работник уголовного розыска, Рублев по поводу ночного происшествия рассказать ничего не мог, а может, просто не хотел – в любом случае пришлось старлею уходить из этого дома ни с чем.
Опрос жильцов окрестных домов ничего не дал, поскольку все дело происходило глубокой ночью. Следователь опергруппы, вздохнув, приказал своим сотрудникам уезжать в отдел.
ГЛАВА 3
Рублев не лгал оперативному работнику, он действительно ничего не видел и не слышал. Рокот морских волн заглушил звук выстрелов. Правда, Григорию приснилось этой ночью что-то про грозу, но утром, естественно, он не придал своему сну никакого значения.
Крытый проснулся рано, прошлепал в ванную комнату и быстро умылся. Посмотрев на себя в зеркало, увидел сурового черноволосого мужчину с заросшими щетиной щеками и подбородком. За несколько минут Григорий побрился и, весело подмигнув самому себе, покинул ванную.
Едва он вошел в просторный зал, как в окно комнаты с улицы донеслись звуки голосов мужских разговоров. Прислушавшись, Крытый понял – разговаривают менты. И не просто так, а по делу разговаривают.
Григорий вышел на балкон и прислушался. Из обрывочных фраз он понял, что ночью обворовали храм Иоанна Златоуста.
«Вот сучары! – искренне возмутился он в душе. – У какой же твари руки на святое поднялись?! Узнал бы, удавил собственными руками!»
Когда в дверь позвонили, а затем громко постучали, Григорий уже понял, кто и зачем к нему пришел.
Кроме самого факта ограбления святого места, что для Крытого само по себе было уже неприемлемо, неприятный осадок вызывали еще два факта: переживание за отца Тимофея, с которым он на днях познакомился, и вероятность того, что теперь рядом с его домом вовсю будет копошиться милиция.
«Теперь начнут и меня таскать в отдел!» – вспомнив понимающий взгляд опера, которым тот смотрел на его синие перстни, раздраженно подумал Крытый. За себя он не боялся. Он переживал, что все это может коснуться Катерины. «Прямо хоть на край света беги!» – с раздражением подумал Рублев.
После ухода опера из своей комнаты вышла племянница.
– Ты какая-то хмурая с утра, Катюшка, – попытался улыбнуться ей Григорий, хотя после известия об ограблении церкви настроение у него сильно испортилось. – Не выспалась, что ли?
– Нет, все нормально, – вяло улыбнулась девушка. – Я слышала разговор, – неожиданно призналась она.
Крытый вздрогнул. Его опасения оправдывались, Катя теперь знала об ограблении церкви. Однако то, что сказала племянница в следующий момент, повергло Григория в настоящий шок.
– Дядя Гриша, а я ведь видела тех, кто это сделал, – тихо, почти шепотом, сказала девушка.
– Кого ты видела? – попытался уточнить Крытый.
– Видела тех людей, которые церковь ограбили, – еще тише произнесла Катя.
– Постой-ка, – Григорий подошел к племяннице, взял ее за руку и усадил на диван. – Давай ты расскажешь мне все по порядку и, если можешь, подробно опишешь этих негодяев.
– Они действительно негодяи, – призналась Катерина. – И ладно мужики бы были, а тут еще и баба!
– Какая баба? – насторожился Григорий.
– Да, которая с грабителями была, – неопределенно махнула вилкой девушка.
Катерина рассказала, что ночью она случайно проснулась оттого, что услышала какие-то странные хлопки. Сразу же вспомнились недавние события в Веселогорске, и девушка, накинув халат, вышла на балкончик.
Действительно, во дворе церкви находились какие-то люди с мешками – двое мужчин и одна женщина. Она-то как раз и командовала остальными. Двое грабителей были в масках, а вот женщина маску сняла.
– Я ее хорошо разглядела, – закончила свой рассказ Катюша. – Блондинка, волосы чуть ниже плеч, симпатичная.
– А они тебя не видели? – сразу насторожился дядя.
– Не-а, – отрицательно покачала головой племянница. – Они вверх и не смотрели, да и не видно меня было за зарослями на балконе.
– А потом куда они делись?
– Перелезли через ограду и в машину сели. Темную иномарку, – деловито ответила юная красотка.
Григорий, выслушав девушку, задумался. Молчал он минут пять, изредка барабаня при этом пальцами по столу. Затем встал, не говоря ни слова, вышел на балкончик, закурил сигарету и выпустил длинную струю густого табачного дыма прямо перед собой.
Рублев думал про отца Тимофея, с которым познакомился почти сразу после приезда в Ялту.
Хотя Григорий в свое время был пионером и воспитывался в советской школе, в бога, как и большинство людей сейчас, он верил. Нелегкая жизнь, многочисленные отсидки закалили душу вора, но не испоганили ее. Нельзя сказать, что он был добродетельным христианином, но когда мог, всегда старался что-то сделать для церкви.
Едва Рублев увидел храм рядом с домом, который они собирались снять, то сразу сделал себе заметку в памяти, что нужно обязательно посетить его.
Он встретился с настоятелем и предложил пожертвовать на церковные нужды тысячу долларов. Отец Тимофей ошалел от услышанной суммы. Приход его не был большим, хотя храм был известен не только в Ялте, но и по всему Крымскому полуострову.
Итак, поразмышляв над услышанным от Кати, «смотрящий» Веселогорска решил встретиться с батюшкой Тимофеем.
Докурив сигарету, он спустился вниз, в столовую. Катя уже убрала посуду и смотрела телевизор. Она вопросительно посмотрела на Григория, тот перехватил ее взгляд и улыбнулся.
– Ну что, пойдем в город? – бодро спросил он племянницу. – Погуляем, сходим на рынок и вернемся домой.
– А потом?… – поинтересовалась девушка.
– Потом у меня кое-какие дела будут, – загадочно ответил Крытый. – Да, вот еще что, – серьезно посмотрев в глаза девушке, вспомнил он. – О том, что видела ночью, смотри никому не говори!
– Что я, маленькая, что ли! – возмутилась Катя.
– Нет, конечно! – усмехнулся Крытый. – Вон какие женихи к тебе клеятся! Да еще и сразу с кольцом! – ехидно улыбнулся Григорий, намекая на того балбеса с пляжа с колечком в брови.
Катерина вспыхнула, но ничего не ответила.
– Ладно, пойдем, – примирительно проговорил Крытый.
Григорий подождал несколько минут, пока Катерина быстренько прихорашивалась перед зеркалом.
«Что же задержало Леву? – неожиданно вспомнил Рублев недавний телефонный разговор с приятелем. Судя по голосу, чувствовалось, что тот явно чем-то взволнован. – В принципе у бизнесменов его уровня всегда какие-то проблемы, – успокоил сам себя Григорий. – Сказал – приедет, значит, приедет!»
Катерина тем временем закончила вертеться перед зеркалом и объявила, что она готова идти. Через минуту они уже были на улице.
Отцу Тимофею года не хватало до пятидесяти. Это был высокий крепкий мужчина с окладистой русой бородкой и такими же русыми, слегка вьющимися волосами. Он обладал типичной славянской внешностью. Говорил, как и положено батюшке, степенно, слегка окая.
Прихожане уважали и любили своего батюшку. Отец Тимофей, как и положено церковному служителю, в миру был кротким и даже несколько боязливым человеком, несмотря на свою богатырскую стать.
Любили его за то, что по своей душевной доброте отец Тимофей никому никогда не давал отказа в насущных нуждах. Покойная теперь жена его даже выговаривала ему за это. «Ты смотри рясу-то невзначай не отдай! А то и служить не в чем будет!» – не раз в сердцах говорила она ему. Однако отец Тимофей неизменно спокойно отвечал: «Господь нам наказывал помогать ближнему!»
Около его церкви всегда сидели нищие и калеки. Горемыки знали, что даже если прихожане ничего не подадут, то голодными и без денег они не останутся, обязательно выручит отец Тимофей.
Приход не был богатым, но на жизнь хватало. Три года назад отец Тимофей овдовел. Старший сын с невесткой звали его к себе, но он и слушать не хотел о том, чтобы уехать и бросить свой приход. В результате священник так и остался жить в маленьком домике неподалеку от своего храма.
Сейчас отец Тимофей находился в горестном состоянии. В его голове до сих пор не умещался весь ужас случившегося.
– Господи, да у кого же рука на храм твой поднялась! – в который раз восклицал он, заламывая руки. – Все ведь вытащили, ироды, все! Иконы, утварь, даже ковчег с мощами святого Иоанна не пощадили! Кощуны!
Потеря ковчега больше всего убивала кроткого настоятеля. Без святых мощей, которые закладываются в алтаре при постройке храма, и храм святой не храм, а так, молельный дом какой-то.
Отец Тимофей даже не представлял себе, как доложит о случившемся в епархию. Он страшился предстоящего разговора.
– Господи, пусть бы хоть ковчег не тронули, святотатцы! – продолжал вздыхать он.
Неожиданно в соседней комнате зазвонил телефон.
«Из епархии, – внутренне вздрогнув, сразу решил он, – милиция сообщила!»
Телефон продолжал требовательно звонить.
«Хотя какое им дело до наших внутренних распорядков?» – Тревожные мысли прыгали в голове, пока отец Тимофей шел к аппарату.
Он поднял трубку, боясь произнести привычное: «Я вас слушаю».
– Кто это? – неожиданно для себя услышал он слегка развязный женский голос.
– Настоятель церкви Иоанна Златоуста отец Тимофей, – с удивлением пробормотал батюшка. Меньше всего он ожидал такого звонка. Он уже было подумал, что кто-то ошибся номером и хотел сказать об этом абоненту, как услышал:
– Слушай сюда, отец Тимофей. Если хочешь получить назад все, что вынесли из церкви, гони монету.
– Кому?… Сколько?… – Священнослужитель, еще не оправившись от первого шока, тут же испытал повторный.
– Пятьдесят штук «зеленых», – деловито произнес женский голос. – Это если за все оптом. Или, – было слышно, как говорившая усмехнулась, – можешь выкупать по частям. Что молчишь?
Отец Тимофей действительно не знал, что ответить, ошарашенный такой огромной цифрой и циничным тоном собеседницы. Если бы он знал, что это та самая белокурая дамочка, которая ночью саданула ногой бедному толстяку-милиционеру так, что его в «Скорую» несли на носилках, он бы не удивился ее манерам.
– Но у меня нет таких денег, – только и смог выдавить из себя отец Тимофей.
– А ты не торопись с ответом, подумай, где можно найти деньги, – без всяких эмоций в голосе произнесла его собеседница и потом добавила: – И не вздумай, батюшка, обращаться в ментуру… Будет хуже.
– Как… как я с вами свяжусь? – прохрипел отец Тимофей.
– Я сама тебе позвоню, – отозвалась невидимая собеседница и повесила трубку.
Батюшке ничего не оставалось, как последовать ее примеру.
Горестно вздохнув, в который раз уже за этот день, отец Тимофей задумался. Будь у него требуемая бандитами сумма, он бы не задумываясь отдал ее за похищенные иконы, а главное – за ковчег.
Но денег таких Тимофей не то что никогда в руках не держал, он даже представить не мог, как должна выглядеть такая сумма.
Правда, был один вариант…
Батюшка только на мгновение подумал о нем, но тут же мысленно строго приказал себе: «Нет, Тимофей, даже не смей брать это в расчет!» – и для верности добавил, уже вслух:
– Нет, нет и нет!
Вечером у себя на террасе святой отец принимал гостя. Гостем этим был новый его знакомый Григорий Рублев. Они пили чай и разговаривали. Отец Тимофей иногда даже улыбался. Только улыбка у него получалась вымученная, с изрядной долей грусти в больших добрых карих глазах.
– Отец Тимофей…
– Григорий Иванович, давайте договоримся, что дома меня называют просто Тимофей Петрович. И вы называйте меня так же.
– Тимофей Петрович, – ничуть не смутившись, сразу принял это условие Рублев, – раз мы с нашими скорбными делами покончили, давайте побеседуем о чем-либо более приятном. Я вот все время мучился вопросом: бывают в Великий пост исключения, когда можно есть мясное?
– Бывают, – немного подумав, ответил отец Тимофей. – Например, воинам разрешалось в Великий пост есть скоромную пищу.
«Интересно, если пацан только с ШИЗО откинулся, можно ему колбасу хавать?» – весело подумал Крытый, проводя свою аналогию на слова батюшки.
Григорий с интересом посмотрел на стену, где висели за стеклом две почетные грамоты отца Тимофея.
– Откуда это у вас? – искренне удивился он. – Разве при прежней власти священников государство когда-нибудь чем-нибудь награждало?
– Это за мирские дела, – с любовью поглядев на грамоты, ответил хозяин дома и пояснил: – За Метрострой. Я ведь по образованию геолог, – пояснил он, увидев изумленный взгляд гостя.
– А как же вы попом… простите, священнослужителем стали? – еще больше удивился услышанному Крытый.
– После одного обвала, когда завалило бригаду проходчиков, я дал обет служить богу, – разом погрустнев, ответил отец Тимофей, а потом, немного помолчав, добавил тихо: – Из двенадцати человек я тогда один выжил…
В это время послышался звук отворяемой калитки, и во дворе появился некий молодой человек. Крытый не обратил на него особого внимания, он просто его не узнал. А Димыч (это был именно он) Григория узнал сразу. Кроме татуировок на теле Крытого на пляже, он запомнил еще золотую цепь на его шее.
Дело было не только в том, что цепь была изрядной толщины. «Быки», приезжающие сюда отдыхать, вешают чуть ли не хомуты из золота! Просто цепочка отличалась прекрасно выполненной ювелирной выделкой. Такое плетение и узор звеньев редко встретишь, а тем более ни за что уже не спутаешь с другим. Крытому ее делали по особому заказу!
Димыч хоть и выставлял себя перед приятелями этаким блатным пацаном, но недоумком вовсе не был. До того как девятнадцатилетний Дмитрий попал к отцу Тимофею, своему дяде, он жил в Москве и даже успел окончить один курс института. Однако страсть парня к лидерству неуклонно вела его к проблемам с законом, и родители, однажды посовещавшись, решили отправить отпрыска к дяде в Ялту. Благо, тот был священником, а потому его прямой обязанностью как раз и было лечить заблудшие души.
Сказано – сделано! Предки шустрого парня написали отцу Тимофею слезное письмо, а тот по доброте душевной не смог отказать родной сестре и ее мужу в просьбе приютить на время их сына. Семья сестры была небедной, и деньги на содержание Дмитрия переводились регулярно. Отец Тимофей жил один, и поэтому молодой человек не был ему в тягость. Единственное, что доставляло огорчение священнослужителю, так это образ жизни, который вел племянник. Свернуть с него молодого человека нельзя было бы и бульдозером!
Сейчас Димыч вернулся с пляжа, где только что расстался со своей компанией.
Парень сразу отметил, что его дядя беседует именно с тем мужиком, который не дал ему закадрить понравившуюся телку.
Дмитрий решил, что подходить к дяде и его знакомому в данный момент не стоит. Он хорошо помнил, как незнакомец парой фраз срезал его на пляже. Да еще на глазах всех его друзей! Но, с другой стороны, молодому человеку очень интересно было бы узнать, о чем беседует отец Тимофей с обладателем шикарной цепуры.
На ходу бросив короткое «здрасте», Димыч пересек двор и свернул за угол дома, в сад. По крайней мере, он сделал вид, что идет в сад. На самом же деле, едва скрывшись с глаз дяди и его гостя, парень резко остановился, прижался спиной к нагретой солнцем кирпичной стене дома и прислушался, пытаясь определить тему разговора мужчин на веранде. Через несколько минут Димыч понял, что говорили они о ночном происшествии в церкви.
«Похоже, дядька крутого хочет припрячь, – сделал свой вывод племянник из услышанного. – Только вот зачем тому нужно вмешиваться в это дело?! Попик наш отбашлять ему все равно не сможет! А может, наоборот?…»
Усмехнувшись какой-то своей неожиданной мысли, Димыч, уже не останавливаясь, пошел в сад. Тут стояла скамейка и, самое главное, отсюда хорошо был виден балкон соседнего двухэтажного домика. Того самого, в котором жили Григорий с Катей.
Девушка как раз была на балконе. Димыч уселся на лавочку, закинул ногу на ногу, достал из кармана пачку сигарет и ловко выщелкнул одну, рисуясь перед Катей. Прикурил и принялся нагло пялиться на девушку. Но, к великой досаде парня, симпатулька совсем не замечала его. Она любовалась морем, совершенно не обращая внимания на предводителя компашки местных оторвяг.
Димыч продолжал полировать взглядом прелести юной красотки, при этом чувствуя себя оскорбленным до глубины души ее полным невниманием.
«Сучка! Могла бы хоть посмотреть в мою сторону!» – злобно подумал парень.
Недокуренная сигарета полетела в кусты, и Димыч громко кашлянул. Сделал он это, естественно, специально. Проще было бы заговорить с девушкой, но после отповеди ее дяди на пляже парень считал такой ход невозможным для себя. Оскорбительно было бы получить новую нахлобучку, и в Димыче вовсю бурлило оскорбленное мужское самолюбие.
В мечтах ему уже являлись картины того, как девушка сама падает в его объятия вопреки воле того козла с цепочкой на шее.
Катерина, услышав нарочито громкий кашель, скользнула рассеянным взглядом по молодому соседу, снисходительно улыбнулась и скрылась в комнате.
Димыч достал еще одну сигарету и принялся зло чиркать зажигалкой. Прикурив, он нервно сунул зажигалку в карман, при этом не переставая ненавидящим взглядом буравить балкон соседнего дома.
«Кукла чертова! Племянница… Да какая она, к бесу, племянница! – Злые мысли чертиками лихорадочно плясали в его голове. – Наверняка ей этот старый козел столько хрустов отваливает, чтобы она с ним тут загорала! Дядя! Ха! Как же! Разрисован, как индеец на военной тропе! Небось только с нар слез и сразу за девок молоденьких взялся!»
Димыч выкинул вторую недокуренную сигарету и направился в обход дома к веранде. Дядя, стоя у калитки, как раз прощался со своим гостем. До парня, пока он шел по дорожке, донеслось: «Кощуны! Как рука поднялась!..»
«Понятно, наш попик вновь завел свою шарманку!» – мысленно усмехнулся Димыч и принялся подниматься на веранду, равнодушно повернувшись к обоим мужчинам спиной.
Что ответил сосед дяде Тимофею, молодой человек не разобрал. Кажется, судя по интонациям голоса, он его успокаивал.
Димыча слишком занимали собственные мысли, чтобы придавать значение разговорам старших. Он думал о новой соседке.
В своих смелых мечтах он представлял, как она извивается пред ним у шеста, демонстрируя стриптиз. А он, с полным равнодушием следя за ней, только изредка бросает в ее сторону денежную купюру. Понятное дело – на ней изображен американский общественный деятель.
С такими мыслями в голове молодой повеса прошмыгнул в дом и, схватив со стола кусок пирога, прошлепал в свою комнату, жуя на ходу.
Вечером на город наконец опустилась долгожданная прохлада. Прятавшиеся после обеда под крышами своих домов коренные жители и приезжие теперь выходили подышать свежим морским воздухом. Одному отцу Тимофею было не до прогулок – храм Святого Иоанна Златоуста был еще опечатан.
Священник сидел в гостиной, положив голову на руки. Казалось, ему ни до чего нет дела. Даже до той свежести, что дарил природе тихий летний закат.
Ослепительный диск солнца уже почти скрылся за горой, и только на далеких облачках у самого горизонта была едва видна его золотая кайма.
Неожиданно в эту спокойную, уверенную красоту вплелись чарующие, волшебные звуки скрипки. Нежные звуки, казалось, плыли по вечернему воздуху.
Тимофей Петрович подошел к окну и прислушался. Через несколько секунд он увидел и исполнителя, точнее, исполнительницу.
Катерина стояла на балкончике и, закрыв глаза и полностью отключившись от внешнего мира, исполняла «Аве Мария». Священнослужитель, забыв о своих горестях, на время затаил дыхание и зачарованно слушал звуки благословенного инструмента.
Хлопнула входная дверь, и как по команде скрипка умолкла. Отец Тимофей посмотрел на вошедшего.
Димыч только что вернулся от приятелей. Первым делом он сунулся в холодильник и соорудил себе супербутерброд из толстого куска хлеба и ветчины. Молодой организм требовал немалых калорий.
Тимофей Петрович укоризненно посмотрел на племянника, но ничего не сказал.
В это время Катерина опять начала играть, на этот раз увертюру из «Всенощных бдений» Рахманинова.
– Вот наяривает! – едва прожевав кусок бутерброда, выпалил отпрыск московских родителей.
– Что? – вновь заслушавшись музыкой, не расслышал его настоятель церкви.
– Говорю, играет хорошо! – объяснил свою фразу Димыч.
Читать бесплатно другие книги:
