Ударом на удар Серегин Михаил

– А чего такая спешка, лейтенант? Меня в чем-нибудь подозревают?

– Вам сейчас все объяснят, господин Полунин, не волнуйтесь.

– Позвонить-то хоть можно? – Владимир хотел достать мобильник, но лейтенант остановил его.

– Позвоните из отдела.

Его посадили на заднее сиденье «Жигулей» между двумя автоматчиками, лейтенант сел вперед на пассажирское сиденье, и «шестерка» тронулась с места. До городского отдела ехали молча. Там Пелех передал Полунина дежурному, которому что-то шепнул на ухо, и ушел. Владимиру приказали вынуть все из карманов и отправили в «обезьянник» – небольшую комнатку с двумя деревянными скамьями, отгороженную от дежурки стальной решеткой. – Объясните же наконец, в чем дело? – попытался выяснить он у дежурного – флегматичного крепыша с маленькими глазками, на форменной рубашке которого красовались капитанские погоны. – Я что, арестован?

– Вы задержаны по подозрению в умышленном убийстве, – ответил дежурный, запирая за ним решетчатую дверь.

– Что?! – словно ужаленный вскрикнул Полунин. – Я должен позвонить своему адвокату.

Только теперь до Владимира начал доходить смысл происходящего. Многого он не знал, вернее, не знал почти ничего, но понял, что кто-то его крупно подставил. Подставил так, что его могут отправить на нары, и не на один год. Не понимал он одного – кому и зачем это было нужно?

– Утром позвонишь, – отмахнулся дежурный, моргнув глазками.

– Нет, сейчас, – твердо проговорил Полунин сквозь зубы.

– Ладно, – капитан вынул ящик с вещами Полунина и протянул ему мобильник, – только один звонок.

Немного подумав, Владимир набрал номер Степина. Денис Григорьевич был одним из немногих адвокатов в городе, отлично знавших свое дело, и, пожалуй, единственным, кому Полунин мог доверять. Он не раз защищал его интересы в судах и на предварительном следствии и почти всегда выходил победителем. Номер долго не отвечал. Наконец Полунин услышал заспанный голос адвоката:

– Я-а.

– Это Полунин. Я в городском отделе. На меня пытаются повесить мокруху, – коротко обрисовал он ситуацию. – Вы можете подъехать?

– Но я в отпуске, – пробормотал Степин, – под Москвой.

– Тогда срочно берите билет и первым же рейсом сюда. Естественно, все расходы я беру на себя.

– Я, конечно, приеду, но это получится не раньше вечера. – Степин, почуяв поживу, начал просыпаться. – Если хотите, я свяжусь с кем-нибудь из своих знакомых, чтобы они пока поработали с вами.

– Не нужно, – отказался Полунин, надеясь, что на первых порах он справится и сам (опыт подобного рода у него уже был), – лучше позвоните моей жене – она еще ничего не знает.

До утра он так и не сомкнул глаз, размышляя о событиях последних дней, а около девяти его в наручниках отправили в следственный изолятор. После прохождения всех формальностей его определили в камеру, где уже находилось три человека. Он подождал, пока надзиратель, громыхая тяжелыми запорами, запрет за ним обитую металлом дверь, и внимательно оглядел свое новое временное жилище: одно окно, закрытое толстой стальной решеткой, четыре шконки в два яруса, раковина с отбитой эмалью, параша в углу – обычный набор.

Три пары глаз с интересом наблюдали за ним: как-то поведет себя новенький? СИЗО хоть и не тюрьма, но порядки здесь ничем не отличаются от тюремных. Так же налажена работа почты, по которой на волю и с воли передавались малявы, так же организован и тюремный телеграф, который сообщал о вновь прибывшем обычно раньше, чем он переступал порог камеры. О Полунине, похоже, еще не знали – слишком уж быстро его сюда определили. Эта камера, по-видимому, была не рядовой. Обычно в СИЗО они забиты до отказа и больше и ожидают в них своей участи не менее двадцати человек в каждой. Здесь же было только три человека, но Владимир не стал пока ломать над этим голову.

Он почти сразу же определил старшего – худого длинного мужика с дряблым выступающим брюшком. Тот устроился с ногами на нижней шконке под окном, из которого в камеру могло попасть хоть немного свежего воздуха. На бугристой голове у него висело мокрое полотенце, которым он то и дело протирал голый торс.

Вторым был здоровяк, плашмя лежащий на соседних нарах, подложив руки под голову. Тройной подбородок и громоздящееся над телом огромное брюхо. Маленькие, глубоко посаженные глазки, едва видные из-за широких трясущихся щек.

Третий обитатель камеры сидел наверху со скрещенными ногами и гонял вокруг себя воздух полотенцем. Ему можно было дать лет двадцать. Он был, что называется, средним типом. Среднего телосложения, невзрачный, совершенно ни о чем не говорящее лицо. «Шестерка» – сразу же определил Владимир.

Все старожилы старательно делали вид, что им безразлично появление в их владении нового обитателя, но исподволь старательно наблюдали за Полуниным, ожидая, что тот на чем-нибудь лопухнется и тогда уж они вволю повеселятся, издеваясь над новеньким. Но все они ошиблись, принимая Владимира за первоходца, думая, что это какой-то высокопоставленный лох, хапнувший больше, чем ему положено по должности.

Полунин знал, что, зайдя в камеру, нужно представиться и назвать статью, которую ему инкриминируют, и не стал изменять издавна заведенному порядку. После этого настроение у обитателей камеры несколько упало: умышленное убийство было серьезной статьей.

– Ты ведь не первый раз? – проницательно уставился на Полунина старший.

– Не первый.

– Тебя, случаем, не Седым кличут? – Старший положил полотенце рядом с собой и опустил ноги на пол.

– Угадал, – усмехнулся Полунин, – но вообще-то я Владимир Иванович, а ты кто?

– Я – Ходуля, – тощий поднялся, подошел к Полунину и с уважением протянул ему руку, – это Бычок, – кивнул он на толстяка, – а тот, – поднял он глаза к верхней шконке, – Сито. Он тоже за мокруху, – загоготал он, – застал жену с фраером. Фраер-то сдернул, а жене досталось сковородкой по репе. Ну-ка, Бычок, – зыркнул он на здоровяка, тут же посерьезнев.

Бычок медленно поднялся, бросил свои шмотки на верхние нары, где сидел Сито, и с несвойственной для такой туши прытью сам забрался туда же. Молча залепив Ситу затрещину, от которой тот свалился на пол, он скинул его вещи и начал устраиваться. Сито, заскулив, как побитая собака, стал перебираться на соседние нары. Полунин молча наблюдал за происходящим, ожидая, пока ему освободят шконку. Когда все было готово, он шагнул вперед.

– Вообще-то, Седой, – Ходуля двинул следом, – тебе полагается мое место здесь занять – сам ведь знаешь.

– Знаю, – кивнул Полунин, присаживаясь на нары, – только давай с этим немного погодим. Я здесь надолго задерживаться не намерен. Если не удастся выбраться на волю за неделю, тогда об этом и побазарим.

– Как скажешь, – пожал плечами Ходуля, радуясь в глубине души, – его нынешнее положение в камере, да и во всем изоляторе, давало ему немалые льготы, потерять которые было бы для него не самым приятным делом. – Может, тебе чего нужно, Седой? – Ходуля пристроился рядом, стараясь заглянуть Полунину в глаза.

Полунину претило такое подобострастие, но он промолчал.

– Есть хавка, водка, сигареты, – перечислял Ходуля, – можно и дури организовать. Если надо, маляву на волю отправим.

– Отлично, – устало улыбнулся Полунин, хлопнув Ходулю по влажной горячей спине. – Для начала неплохо было бы чего-нибудь холодненького.

– Это мы мигом, – Ходуля сам пошел к двери и постучал условным стуком.

Вскоре в двери распахнулось окошко, и в нем показалась пластиковая бутылка минералки. Бутылка была явно из холодильника, на ее поверхности проступили капельки изморози. Ходуля схватил минералку и подал ее Полунину. Свернув пробку, тот с удовольствием принялся пить холодную, щиплющую горло жидкость. Напившись, Владимир вернул бутылку Ходуле. Тот сделал несколько глотков, завинтил крышку и бросил полупустую бутылку наверх – Бычку. Ловко поймав «послание», Бычок принялся с жадностью слюнявить пластиковое горлышко, пока в бутылке ничего не осталось. Сито смотрел на него пылающими глазами, но ему не перепало даже капли. Он осторожно спустился вниз, прихватив с собой кружку, налил воды из-под крана, выпил, вылив остатки на свою коротко стриженную голову.

– Не суетись здесь, – прикрикнул на него Ходуля и снова повернулся к Полунину. – Ладно, отдыхай, Седой. Если что нужно будет, скажи – организуем.

– Ага, – Полунин снял рубашку и растянулся на нарах, чтобы хоть немного поспать. Он предчувствовал, что вскоре его вызовут на допрос, и нужно было восстановить силы и нервы, чтобы достойно выдержать его.

Те, кто ни разу не общался со следователем или дознавателем, а смотрел о допросах по телевизору или читал в книгах, слабо представляют себе, что это такое. Конечно, многое зависит от конкретного следователя: умный он или глупый, добрый или жестокий, молодой или опытный, но в принципе это испытание не из легких. Проще всего тем, кто пошел в отказ, то есть отрицает все, что ему предъявляют, – пусть «следак» сам находит доказательства вины. Но здесь же таилась и опасность, что следователь не выдержит и начнет применять запрещенные методы, а проще говоря, физическое воздействие. Причем люди, которые занимались такой обработкой, в основном были умелыми и опытными в своем деле и почти никогда не оставляли следов на теле подозреваемого. Попадались среди них и откровенные садисты, как, например, Шевчук – прапор с зоны, на которой мотал свой первый срок Полунин. Он вспомнил, что отомстил этому недоноску в погонах, отомстил спустя много лет, но радости от этого ни тогда, ни сейчас почему-то не испытывал.

Были и такие «следаки», которые просто-напросто «выбивали» из подозреваемого нужные показания. Даже в том случае, если следователь попадался «гуманный» и не применял физического насилия, нужно было иметь недюжинную память, чтобы запомнить все свои показания, которые ты давал раньше. Это в том случае, если ты пытаешься представить все не так, как оно было на самом деле, потому что тебе по многу раз задают одни и те же вопросы, восстанавливая время преступления поминутно. Не так-то легко удержать все в памяти, если к этому основательно не подготовиться.

В случае с Полуниным была другая проблема. Ему не нужно было крутить и вилять, чтобы создать у следователя реальную картину преступления. Он знал, что никого не убивал, но все равно не мешало себя настроить на долгий и нудный разговор, чтобы не позволить заманить себя в какую-нибудь ловушку, которые любят расставлять особо дотошные «следаки». Владимир расслабился и не заметил, как задремал. Его разбудил легкий толчок в плечо и знакомый голос:

– Седой, обедать будешь?

Полунин открыл глаза и увидел склонившегося над ним Ходулю, который держал в руках смоченное водой полотенце. Владимир взял у него полотенце, протер лицо, шею и грудь и только после этого сел на кровати.

– А что у нас на обед? – глубоко вздохнув, поинтересовался он.

– Не переживай, Иваныч, – хитро сощурился Ходуля и показал на тумбочку, на которой была разложена всяческая снедь, – хавчик по первому разряду.

Еда была действительно неплохой, учитывая место, где находились эти четверо мужчин. На расстеленной газете, заменявшей скатерть, алели свежие помидоры в обрамлении зелени петрушки, укропа и перьев лука, пупырчатые огурчики выглядели плотными и сочными, красно-белый редис, казалось, светился изнутри. Рядом лежали холодные котлеты, нарезанные тонкими ломтиками ветчина и сыр. Но это были только закуски, главным блюдом стола была запеченная утка, обложенная отварным картофелем. На сладкое были приготовлены несколько больших ломтей астраханского арбуза и истекающая соком туркменская дыня.

Полунин удовлетворенно кивнул и подсел к тумбочке. Следом за ним сели Ходуля и Бычок. Только теперь Полунин понял, почему у этого толстяка такая кличка. Он ходил, наклонив большую голову немного вперед и приподняв покатые плечи, ну точь-в-точь как это делают молоденькие бычки, резвящиеся на выпасе. Бычок устроился рядом с Ходулей, напротив Полунина. Владимир слегка покосился на Сито, который глотал слюну, сидя на своей верхотуре, и понял, что тому достанутся только объедки.

После обеда Полунина отвели на допрос. Сперва явился надзиратель, который отворил дверь камеры и выкрикнул фамилию Полунина. Затем, нацепив на него наручники, он передал Владимира Ивановича конвоиру, который длинными гулкими коридорами отвел его в ту часть следственного изолятора, где производились допросы.

В маленькой душной комнатке кроме стола со стулом и привинченного к полу табурета ничего не было. Сквозь зарешеченное окно вовсю палило солнце, приукрашивая невзрачный интерьер. За столом сидел шатен лет тридцати с небольшим, с зачесанными назад волосами, которые он то и дело приглаживал ладонью.

– Пожалуйста, присаживайтесь, Владимир Иванович, – шатен вытянул руку, показывая на табурет. – К сожалению, наручники снять я с вас не имею права.

У шатена был мягкий голос и интеллигентные манеры. Большие карие глаза внимательно следили за Полуниным. Владимир сразу же понял, с кем имеет дело. «Следак» был из категории дотошных копателей. «Тем лучше, – обрадовался Полунин, – есть шанс, что дороет до правды». Хотя он понимал, что правда у него и у следователя была разная. При всей своей возможной честности следователь находился под прессом правил и установок, которые не мог преступить. Давила на него и пресловутая раскрываемость, от которой следственная система не ушла ни на йоту со времен начала перестройки. И с рядовых следователей, и с их начальников требовали ежемесячных отчетов, и каждое нераскрытое дело повисало на их шее тяжким грузом. Но выбирать Полунину не приходилось, поэтому он был рад, что ему не попался какой-нибудь неуч или крючкотвор.

– Старший следователь прокуратуры Малышев Виктор Андреевич, – представился шатен. – Мне поручено вести ваше дело.

– Как я понимаю, – сказал Полунин, – мне инкриминируют убийство. Так вот, хочу сразу же заявить, я никого не убивал.

– Охотно верю, Владимир Иванович, – вздохнул Малышев, – поэтому мы и должны вместе во всем разобраться.

– Мой адвокат будет в городе сегодня вечером. – Полунин посмотрел на Малышева, который перекладывал бумаги из папки на стол и обратно.

– Хорошо, – кивнул следователь, – но, может, вы могли бы ответить пока на несколько вопросов? Чтобы ускорить процесс, так сказать...

– Ладно, задавайте ваши вопросы, – согласился Полунин, считая, что свои права он знает и без адвоката. Во всяком случае, он мог хотя бы вникнуть в суть дела, которое ему инкриминируют.

– Тогда скажите мне, пожалуйста, Владимир Иванович, – Малышев оторвал взгляд от бумаг, – где вы были вчера вечером, около десяти часов?

– Не знаю, – после долгой паузы ответил Полунин. – Я хочу сделать заявление.

– Да, пожалуйста, – кивнул Виктор Андреевич.

– В воскресенье, сразу после девяти вечера, меня похитили неизвестные люди у кафе «Бригантина», где у меня была назначена встреча с моим зарубежным партнером Жоржем Шульцем.

– Интересно, – Малышев поднял на Полунина недоверчивый взгляд, – почему же вы сообщаете о похищении только сейчас? Ведь прошло уже почти трое суток.

– А как, по-вашему, я мог это сделать? – невесело усмехнулся Полунин. – У меня там телефона не было.

– Вы бы смогли опознать похитителей?

– Нет, они были в масках. – Владимир с сожалением покачал головой.

– И что они от вас требовали, выкуп?

– Они ничего от меня не требовали.

– Вы можете показать место, где похитители вас удерживали?

– Нет. Это был какой-то сарай, но где он находится, я не имею ни малейшего представления.

– Как вам удалось освободиться?

– Они сами отпустили меня.

– Вы говорите, что не знаете, где находится этот сарай. Тогда как же вы добирались до дома?

– Видимо, перед тем как отпустить меня, мне дали снотворное вместе с пищей, – пояснил Полунин, чувствуя, что его рассказ звучит не слишком убедительно, – я очнулся сегодня ночью на скамейке в Центральном парке, добрался до дома на попутке, где меня и задержали.

– Вы не находите это, мягко говоря, странным? – Малышев улыбнулся улыбкой психиатра, привыкшего иметь дело и не с такими психическими аномалиями. – Вас похищают, держат какое-то время взаперти, а потом отпускают, ничего не потребовав за ваше освобождение. А ведь вы, Владимир Иванович, как мне известно, человек не бедный. Что вы на это можете сказать?

– То, что у меня есть средства на жизнь, – вяло усмехнулся Полунин, – еще не значит, что я богатый человек. Хотя при необходимости я могу достать приличную сумму денег. И раз похитители не стали требовать у меня выкуп, значит, у них были какие-то другие планы. Могу еще только предположить, что те, кто ввязался в эту игру со мной, сперва не вполне представляли, с кем они имеют дело: обид я никому не прощаю. Возможно, что меня выпустили, когда разобрались, кто я такой.

В последнее предположение Полунин и сам едва ли верил. Это могло произойти только в том случае, если похитителями были какие-то залетные деятели или местные отморозки. Но и те и другие действовали бы не так или не совсем так, как работали его похитители. Одна мелочь – а конкретно, наколка на пальце одного из похитителей – говорила о том, что действовали «синие». Но «синие» не могли не знать, кого они похищают, а отморозки наверняка бы сразу потребовали выкуп. Чем больше проходило времени с момента похищения, тем больше Владимир утверждался в мысли, что оно было тщательно спланировано и продумано до мелочей. Оставалось только выяснить, ради чего оно было затеяно. И Полунин был уверен, что об этом он узнает уже сегодня. Так что останется лишь найти обидчиков и разобраться с ними по-свойски. Но его мысли забрели слишком далеко, он чуть было не забыл, где находится. Его первостепенной задачей было выбраться на свободу любыми законными способами, а может, и незаконными, если это потребуется.

– Владимир Иванович, – с сомнением покачал головой Малышев, – давайте не будем строить совсем уж невероятных предположений.

Виктор Андреевич вынул из кармана рубашки пачку «Мальборо», закурил сам и предложил Полунину, но тот отказался.

– Скажите, у вас есть оружие? – как бы между прочим поинтересовался Малышев, бросив пачку на край стола.

У Полунина был пистолет, который он постоянно держал в машине в тайнике и лишь иногда носил с собой. Последний раз он вынимал его из тайника в тот вечер, когда отмечали день рождения Светланы. Оружие было «чистым», на него имелось официальное разрешение, поэтому скрывать этот факт Полунин нужным не посчитал.

– Есть, «пээм»,– сказал он, – ствол зарегистрирован, так что не понимаю, какие у вас могут быть по этому поводу претензии.

– Скоро мы доберемся и до претензий, – мягко, но решительно осадил его «следак» и тут же продолжил: – А когда вы последний раз пользовались своим пистолетом?

– Я им вообще не пользовался, это новый пистолет.

– В субботу, в ресторане «Оливер» у вас был торжественный прием, – как бы нехотя произнес Малышев.

– Да, – кивнул Полунин, – у моей жены был день рождения.

– Так вот, – следователь начал листать бумаги, лежащие перед ним в папке, – один из ваших гостей сообщил, что вы угрожали пистолетом Вячеславу Болдину.

– Ну, – поморщился Владимир, вспомнив неприятный инцидент, – было, да. Но я не собирался пускать его в ход. Это была, так сказать, превентивная мера.

– Превентивная, значит. Вы хотели предупредить своего приятеля. Болдин был вашим приятелем, ведь так?

– Конечно, – согласился Полунин, – и он тоже понимал, что я не собираюсь стрелять в него.

– А из-за чего, собственно, вышла ссора?

– Как вам сказать... – Полунину не очень-то хотелось вдаваться в такие подробности.

– Сказать лучше честно, – предупредил его Малышев, – это в ваших же интересах.

– Хорошо, – Владимир с досады сжал кулаки до побеления в суставах, – все были немного выпивши, и я приревновал его к своей жене. Но это было мимолетной вспышкой, после я сам жалел, что погорячился.

– Ревность не самое красивое чувство, – как бы говоря с самим собой, произнес «следак», – и очень сильное. Наверное, вы не смогли его побороть.

– Слушайте, – ноздри Полунина расширились от едва сдерживаемого гнева, – что вы суете свой нос в мою личную жизнь? Какое вообще это имеет отношение к моему похищению?

– Может, и не было никакого похищения, а, Владимир Иванович? – Малышев смотрел своими большими глазами прямо в глаза Полунина. – Может, вы нам здесь, как говорится, вешаете лапшу на уши?

– Слушай, ты, – Полунин привстал с места и наклонился в сторону Малышева так, что почти коснулся головой его лица, – делай свое поганое дело, но не советую тебе обвинять меня во лжи! Если у тебя есть какие-нибудь факты, выкладывай, если же нет, я больше базарить с тобой не намерен.

– Сядь на место, – «следак» тоже поднялся и собирался уже нажать кнопку, чтобы вызвать конвойного, но Владимир взял себя в руки и опустился на табурет. – Хочешь на «ты» – пожалуйста, – Малышев тоже сел. – Я в курсе, что ты не первый раз общаешься со следователями. А что касается фактов – их у нас тоже предостаточно, чтобы упрятать тебя за решетку, и надолго.

– Так выкладывай, – уже более спокойно сказал Полунин, – чего ты тянешь кота за яйца.

– Факты такие, гражданин Полунин, – Малышев снова раскрыл свою папку, – вчера, около двадцати двух часов в лифте своего дома выстрелом из пистолета был убит Вячеслав Болдин.

– Что-о-о? – Полунин вскочил и схватил «следака» за грудки. – Чего ты мелешь, козел вонючий?

Он приподнял его из-за стола и принялся трясти словно грушу. Малышев, видимо, был готов к такой реакции. Он успел нажать «тревожную» кнопку, и в помещение ворвались двое конвойных. Один ударил Полунина по рукам, пытаясь освободить следователя, другой схватил за горло и принялся душить. Когда воздуха стало не хватать, Владимир разжал руки, и его усадили на табурет.

– Так вы думаете, что это я убил его? – возмущенно прохрипел Полунин.

– Если вы этого не делали, – видя, что Полунин не собирается больше на него бросаться, Малышев кивнул конвойным, чтобы покинули комнату, – вы должны помочь нам доказать обратное.

– Сволочи, гниды, падаль, – зло шептал Полунин, неизвестно кому адресуя ругательства.

Теперь-то ему стало ясно, что его подставили, как мальчишку. Причем подставили подло и жестоко, убив одного из лучших его друзей. Нужно как можно быстрее выбираться отсюда, чтобы найти и наказать беспредельщиков. Вот только удастся ли это сделать?

– Почему вы думаете, что это я убил Болдина? – почти шепотом спросил он.

«Следак» поправил ворот рубашки, провел ладонью по волосам и достал сигарету.

– Дай мне тоже.

Малышев вынул еще одну и протянул Полунину. Щелкнул зажигалкой. С минуту они дымили молча, потом Виктор Андреевич начал выкладывать свои мысли.

– Во-первых, у вас был мотив – ревность...

– Да я бы никогда... – Полунин махнул рукой, чувствуя, что сейчас не в силах объяснить этому человеку с прилизанными волосами, какие чувства он питал к Славке Болдину. Поэтому он только вздохнул и произнес: – Ладно, давай дальше.

– Во-вторых, – продолжил говорить следователь, как бы даже обрадовавшись, – на одной из автостоянок была обнаружена ваша машина марки «Крайслер», государственный номерной знак... – он снова сверился с бумагами и продиктовал номер, который Полунин знал и без него. – Это ваша машина?

– Моя. Только когда меня похитили, она оставалась неподалеку от кафе «Бригантина».

– Я излагаю вам факты, гражданин Полунин.

– Ладно, вали дальше. – Он стряхнул пепел прямо на пол.

– В вашей машине, под водительским сиденьем нашли пистолет «ТТ», из которого был убит Вячеслав Болдин. На пистолете обнаружены отпечатки ваших пальцев. Вы это можете как-то объяснить?

– Пистолет подкинули, – устало проговорил Полунин, – это не мой.

– Возможно, что пистолет подкинули, – быстро согласился «следак», – а как вы объясните, что на нем обнаружили отпечатки ваших пальцев?

Даже для такого сильного человека, человека, привыкшего держать удары судьбы, это было большим потрясением. Если не найти настоящего убийцу, то доказать собственную невиновность будет ой как не просто. Если вообще невозможно. Конечно, сдаваться вот так сразу Полунин не собирался, но что он может сделать, находясь в камере? Будет ли следователь, у которого фактически есть уже все доказательства для передачи дела в суд, искать еще каких-то мифических убийц или убийцу? Опыт подсказывал Владимиру, что не будет. Оставалось надеяться, что Степин приложит все силы, чтобы вызволить его отсюда.

– Это точно мои «пальчики»? – поинтересовался Полунин, уже заранее зная ответ на свой вопрос.

– В этом нет никаких сомнений, – как бы с сожалением констатировал Малышев. – Ваши отпечатки есть в картотеке, поэтому сравнить их было делом техники.

– Быстро работают, – пробормотал Полунин.

– Что? – не понял Малышев.

– Я говорю, молодцы, – невесело усмехнулся Владимир, – те, кто подложил мне такую свинью.

– Так вы продолжаете настаивать, что не убивали Вячеслава Болдина?

– Конечно, я его не убивал, – сквозь зубы процедил Полунин, – а вот те, кто это сделал, ответят мне за все. А теперь я отказываюсь говорить, пока не приедет мой адвокат.