Место отсчета Басов Николай

Квадратный пожал плечами:

— Поживем — увидим.

Заседание было уже в самом разгаре, когда они проскользнули в кабинет. Ростик и не подозревал, что он так заспался. Впрочем, зато отдохнул так, что хоть в новое путешествие отправляйся. Вот только с Любаней толком полюбезничать не удалось, ну да это дело никуда не убежит, будет еще время.

Проблема оказалась в самом деле нешуточная. Когда Ростик вникнул в то, что говорилось и как говорилось, он понял, зачем их, кажется, пригласили.

— А я все-таки считаю, что строить настоящие укрепления по периметру наших пахотных земель — необходимо, — горячился неизвестный Ростику дедуся в кошмарном кожушке, который он не снял даже в кабинете Рымолова. — Вы сами подумайте, люди выйдут в поле, начнут пахать и сеять... Как вы обеспечите их безопасность? А после войны с кузнечиками, после саранчи этой треклятой — да они же попросту боятся! И правильно делают, мне тоже страшно бывает. Как на холм взберешься, по сторонам посмотришь в даль эту бесконечную...

— Погоди, Корней, — прервал его Рымолов. — Понятно, после этих войн в поле неуютно. Но пахать-то надо. Сеять тоже надо.

— Надо, кто спорит! Но ты сам посмотри, Андрей Арсеньич! На город нападений было — раз-два, и обчелся. А в поле почитай кажную бригаду потрепали. А кого и вовсе... тю-тю, на тот свет отправили.

Ростик заметил, что у стеночки сидит теща, непривычно тихая и спокойная. Он подсел к ней, наклонился.

— Доброе утро. Кто это?

— Наш всеобщий кормилец, Корней Усольцев, — отозвалась теща Тамара. — Был председателем совхоза, теперь вот новый крестьянский вожак.

— Чего он хочет?

— Чтобы вокруг всех пахотных земель построили укрепления и ввели круглосуточную охрану его бригад.

Квадратный чуть слышно свистнул.

— Ну дает! Да где же мы столько народу возьмем?

— О том и речь, — вздохнула теща.

— Ну, положим, в городе потери не меньше оказались, а может, и больше. Концентрация людей — палка о двух концах. — Рымолов подумал. — Значит, так. Строить дома твоим деревенским будем по новому принципу, чтобы могли от саранчи отбиваться. И чтобы с легким наскоком насекомых сами справились. Почти как замки, крепости даже... Илья Самойлович, — обратился он Кошеварову, — нужно будет дать распоряжение нашим инженерам, пусть сотворят типовой проект укрепленной фермы.

— Что? — В горле Усольцева что-то пискнуло. — Какие фермы? А как же коллективный принцип ведения хозяйства? Да вы что, товарищи?!

— Коллективный принцип остался на Земле. У нас тут земли — не измерить. Всю контролировать невозможно. Следовательно, — Рымолов сделал паузу, — выбираем американский фермерский тип развития.

— А захотят ли? — спросил осторожненько бывший редактор «Известки» Наум Вершигора.

— Когда поймут, что это выгодно, будут в очередь стоять в регистрационный отдел, — твердо сказал Борщагов. — Теперь так. Стражников пустим по периметру наших земель, это обязательно. Но вообще-то нужно ориентировать крестьян на совмещение сельхозработ и охраны своей территории. Казаки тем и раздвинули пределы России, что умели работать с оружием на ремне. А настоящие крепости мы сейчас строить не сможем, ни людей, ни транспорта, ни прочих ресурсов нет. Да и не ясно, какой от них прок будет.

— Я не понимаю... — начал было Усольцев, но Рымолов его оборвал:

— А ты у людей спроси, может, они тебе объяснят? Может, они уже поняли?

— Хорошо, с крепостями — пусть будет, как ты решил. Но как же урожаи продавать? — выдвинул «железный» тезис бывший директор совхоза. — Ведь совхоз не просто так, он гарантированно скупал полученные продукты — зерно там, мясо, птицу...

— Гноили вы и зерно, и мясо, — легко, как бы невпопад сказал Кошеваров.

— Да, это было, — поддержал его Рымолов. — А что касается фермеров... Обязательные поставки в счет налогов, субсидий и всяких предварительных вложений — отдай. А остальное — пусть везут на рынок. Что понравится, то люди и купят.

— Ну, привезет он, а платить чем? — хитро прищурился Усольцев.

— Нет, подождите, — подала голос теща Тамара. — Товарищи, вы понимаете, что это... Практически это введение частной собственности?

— На землю — да, — сурово и жестко ответил Рымолов. — Иначе мы сейчас, с нашими ресурсами, продуктов питания за короткий срок не получим.

— А как же бедные — богатые? — подал голос и сидящий где-то совсем близко от стола Председателя лейтенант Достальский.

— Не будет у нас мироеда на деревне, — твердо ответил Рымолов. — У нас земли — неограниченное количество. Хочешь работать — паши, зарабатывай, богатей. Кулаки классического, эксплуататорского типа физически — в силу специфики Полдневья — появиться у нас не могут. Поэтому...

— Нет, погоди, — снова вмешался Усольцев. — А платить-то все-таки чем будешь?

— Пока я предлагаю старые деньги оставить в обращении. А со временем, может, какие-нибудь ракушки приспособим, жемчужинки, патроны или еще что-нибудь...

— Патроны распылять не дам, — быстро проговорил Достальский. — У них другая цена — в бою.

— Согласен, согласен, — устало кивнул Рымолов.

Он оглядел собравшихся в его кабинете десятка три людей. Многие выглядели усталыми, почти у всех темнели круги под глазами. Решать нужно было очень многое — практически требовалось заложить принципы цивилизации людей в Полдневье. И спать получалось мало, в любом случае — недостаточно.

Ростик почувствовал себя немного воришкой, который вздумал было сегодня устроить праздник с отсыпанием под завязку, сытным завтраком, милованьем с женой... Он сел прямее. В комнате царило молчание. Наконец Кошеваров помялся и произнес:

— И все-таки, Андрей Арсеньич, мы когда-то вступали в партию... Не могу, не понимаю, почему так вот сразу?

— Мы находимся, — Рымолов вздохнул, — у крайней черты нашего материального производства. Мы стоим на развалинах всех прежних условий труда, системы распределения, отношений собственности. Практически, если мы сейчас не начнем строить новые отношения, мы развалимся и превратимся в бродячее племя без города, без корней, с самыми дикими манерами... Пока нас не уничтожат окончательно. Но есть возможность все перестроить и начать подъем. Из этой нынешней, самой нижней точки нашей человеческой цивилизации тут, в Полдневье, можно подниматься, и богатеть, и присоединять все новые и новые земли, находить союзников... Развиваться, одним словом. — Рымолов помолчал. — Такова дилемма... Думаю, ни у кого не должно быть сомнений, что именно в нашей ситуации следует избрать. Как мы избавились от прежней, весьма бестолковой администрации, так мы должны сбросить заблуждения — другого слова не подберу — нашей земной, увы, тоже не весьма благополучной истории.

— Нижняя точка... Дилемма... Развитие, — пробурчал Усольцев. — Я так скажу, если деревне будет хорошо, тогда я с вами, Арсеньич. Если все опять превратится в говорильню да голод наших ребятишек зажмет — тогда уволь. Хоть цыганом стану, а людей своих от тебя сведу.

Он встал и, ни на кого не глядя, широкими шагами вышел из кабинета. Рымолов проводил его печальным взглядом исподлобья.

— Заседание, как я понимаю, закончено. Новый курс нашей администрации я, как мог, объяснил. Давайте работать...

Ростик вышел от Рымолова вместе со всеми. Он не очень понимал суть происшедшего, но чувствовал, что тут многое придется еще уточнять и обдумывать. И потому ни в чем не был уверен. Квадратный посмотрел на небо и спросил:

— Так зачем нас вызвали, не понял?

— Он думал, что разговор пойдет по-другому, — пояснил Ростик.

— А... Ну, тогда... Слушай, а что такое дилемма?

— Это когда одна проблема имеет два решения. Но они противоречивы.

— Так, объяснил... — хмыкнул старшина. Впрочем, обиды в его голосе не было. — Ты куда сейчас?

— Давно хотел на аэродром заскочить, посмотреть, как там у Кима дела.

— Это кореец такой, узкоглазый, да?

— Он мой друг, — пояснил Ростик. — С детства.

— Ладно, я тогда, пожалуй, на конюшню. Там эти горе-шорники седла неправильно шьют. Потом на завод схожу, понравилось мне, как кузнецы работают — загляденье.

Забежав по дороге домой, Ростик обнаружил, что Любани, конечно, уже нет, выпил еще одну кружку молока с огромной лепешкой, еще толще намазанной медом, и пошел дальше.

Аэродром он услышал издалека. Самолетный двигатель просто вопил, то захлебываясь, то примолкая, чтобы сразу же взвыть еще отчаянней. Даже далекому от техники Ростику было ясно, что нормальный движок так неровно выть не может. Но что тому было причиной — некачественное горючее или неумелая сборка, он, конечно, не знал.

Выйдя из рощицы голых еще деревьев, он увидел ангары, пяток бараков и чуть в стороне полетную вышку, над которой бессильным мешком висел ветровой конус. Мотор гоняли на одиноком, крохотном самолетике, который то елозил себе по земле, то замирал, но взлететь не мог.

Приглядываясь к самолетику, Ростик перебрался через дощатый, полуобглоданный саранчой забор и зашагал было к полетной вышке, как вдруг откуда-то появились солдатики. Их было трое. Один из них очень воинственно крикнул:

— Стой! Стрелять буду.

— Я из города. — Ростик остановился. — Разведчик, иду к Киму, чтобы узнать возможность воздушной разведки.

Троих постовых раздвинул кто-то чуть более решительный. Это оказалась девушка в гимнастерке и с короткой, мальчишеской стрижкой, ее лицо показалось Ростику смутно знакомым. Девушка хмуро кивнула:

— А, Гринев, проходи. — Она обернулась к постовым: — Это Гринев...

Больше Ростик ничего не расслышал. Он благодарно улыбнулся девушке, но той его благодарность была как сапогу горчичник, и ему осталось только шагать дальше.

На краю поля расположились техники. Их было легко узнать по замасленным, как в кино, комбинезонам. Они о чем-то сдержанно переговаривались. Впереди всех стоял невысокий мужичок на деревянном протезе. Вместо комбинезона на нем был старый, лоснящийся на рукавах пиджак. Он курил какой-то зверский самосад, ядовитые клубы которого долетали даже до остальных.

Ростик подошел к ним незамеченным.

— Здравствуйте, — произнес он погромче. — Где я могу найти Кима?

Кто-то из техников оглянулся, но ничего не ответил. Ростик подождал, ничего не происходило. Все смотрели на бессильные старания маленького самолетика подняться в воздух. Наконец одноногий не выдержал:

— Хрен он взлетит с такой заправкой. Говорил же я, чтобы баки облегчил.

— Плохому танцору всегда... — начал было один из техников помоложе.

— Чушь, парень. С такой тягой даже я не взлетел бы.

— Ты, Серегин, — проговорил тот, которому не дали рассказать знаменитую байку про танцора, — свое уже отлетал. Ты бы вот их поучил.

— А я зачем тут второй месяц обретаюсь? — грозно спросил одноногий. Потом поднял голову и прокричал, надсаживаясь, в сторону полетной вышки: — Антон, скажи ему, пусть кончает это безобразие!

В окошке полетной вышки Ростик, к своему удивлению и радости, увидел Антона Бурскина. Тот был в чем-то черном на голове. Он кивнул и стал руками совершать странные движения перед собой.

Одноногий Серегин подошел к Ростику:

— Тебе кого?

— Я к Киму, — сказал Ростик. — Где я могу его найти?

— Сейчас он сам к нам приедет.

Самолетик развернулся на дальнем конце поля и покатил, уже, кажется, не надеясь взлететь, к ожидавшим его техникам. Когда он добрался, мотор пару раз чихнул и заглох окончательно. Кабина отодвинулась назад, и из нее стал выбираться Ким в летном шлеме. Был он зол до крайности.

Когда он спрыгнул с крыла на землю, Ростик позвал его:

— Ким, привет!

Ким заулыбался, слегка оттаяв, и пошел к нему навстречу:

— Рост, Ростище! Какими судьбами?

— Да вот, проведать решил. Давно собирался. — Он с уважением посмотрел на самолетик. — Как тут у вас?

Ким похлопывал Ростика по плечу, но после последнего вопроса его губы напряглись, улыбка исчезла. Он оглянулся и с почти откровенной ненавистью посмотрел на самолетик.

— Да нет тут у нас никаких дел. Моторы пересобрали с трех машин. Бензин чуть не в лабораторных колбах отогнали... — Он опустил голову и уже потише произнес: — А эта зараза не поднимается в воздух, и все тут.

— Может, в сборке что-то не так? — спросил тот самый парень, который только что хотел Кима сравнить с плохим танцором и к которому одноногий Серегин обращался, даже не называя фамилии.

— Быть такого не может, — высказался Серегин. — Просто земная техника тут не летает. Не хочет.

Ростик вспомнил утреннее совещание у Рымолова. Тот тоже считал, что многое придется менять. И этот вот самолет, который смотрел на Ростика широким, украшенным винтом носом, был лучшим тому подтверждением. Если раньше у Ростика и оставались какие-то сомнения, теперь они окончательно растаяли.

— Что же делать?

— Что делать? — переспросил Ким. И тут же ответил: — Искать что-то такое, что тут будет работать. Искать и искать. — И снова, уже потише, но с огромной, невероятной убежденностью договорил: — И не успокаиваться, пока не найдем. Иначе нас, — он помолчал, — просто сожрут.

Ну, что же, подумал Ростик, будем искать. На то я и разведчик.

Часть 2

Место отсчета

7

Ростик привстал на стременах и осмотрел холмы, открывшиеся перед ними. Это были пологие, похожие на валы бесконечного моря складки, уходящие прямо в серое, безвоздушное небо Полдневья. Иногда между ними росли кусты, полные треска и щебетания странных птиц и насекомых. Еще в низинках звенели ручьи, битком набитые мальками и всякой ручейной живностью.

Мир вокруг был прекрасен. Даже давящее, угрюмое небо не портило этой красоты, а, наоборот, как начинало казаться Ростику, придавало Полдневью особый свет, может, даже особое очарование.

Старшина Квадратный, мерно покачиваясь в седле, направлял своего жеребца на один из самых высоких холмов. Жеребец его приседал на задние ноги, потому что был нагружен так, что даже спина Квадратного не казалась чрезмерно большой. Ростик нагнал спутника.

— Я начинаю привыкать, — сказал он. — Мне здесь все больше нравится.

— Даже эти железяки на голове и вокруг всего тела?

В самом деле, доспехи, которые они волокли на себе, давили нещадно. Кроме того, балахоны цвета хаки, пошитые, чтобы человек в доспехах не перегрелся до беспамятства и чтобы сталь не блестела на всю округу, шелестели от каждого движения, как ноябрьские транспаранты на ветру. И все-таки приказ был однозначным — на время похода эти штуковины не снимать, для того они и сконструированы. Всякие гигиенические потребности можно было удовлетворять, не снимая щитков и кирас, просто отодвигая хитроумные заслонки в сторону. Сначала эти заслонки вызвали у всех окружающих, включая Ростика с Квадратным, массу шуток и не вполне аппетитных замечаний. Но уже спустя два дня оба перестали их замечать, словно всю жизнь провели именно за таким вот «рыцарственным» свершением некоторых ритуалов.

— Нам-то что? Вот лошадок жаль.

Жеребцы у них в самом деле выглядели не лучшим образом. От веса доспехов и поклажи первое время они вообще проходили километров двадцать, что не укладывалось ни в какие нормы суточного конного перехода. И за эти километры лошадки успевали растереть себе спину до ощутимых гнойников, которые уже через день начали отвратительно вонять.

Пытаясь избавить животных от страданий, в первый же вечер Ростик со старшиной сгрузили поклажу, загнали их в ручей и вымыли, вычистили чуть не каждый волосок, но это все равно не помогло. Лошадям приходилось туго, они с большим трудом привыкали к новым нагрузкам, и раны их затягивались плохо.

— Ничего, крепче будут, — ответил старшина. — Да и не так уж мы тяжелы, я полагаю, доспехи не больше тридцати килограммов весят.

Это было правдой. То ли более современная технология стали, то ли умелая ковка — но что-то позволило облегчить стальную скорлупу до приемлемого веса. О том, чтобы, как писали в школьном учебнике истории, невозможно было подняться в этих панцирях с земли без помощи, не было и речи. Что касается Квадратного, так тот даже иные упражнения делал в панцире, например, кувыркался.

— Знаешь, в этих доспехах на лошади ехать приятней, — проговорил Рост. — Не так некоторые места болят.

Старшина хмыкнул и ничего не ответил.

— Интересно, — снова подумал вслух Ростик, — эти доспехи пулю из калашника держат?

— Ребята на заводе пробовали, — тут же повернулся к нему старшина. — Нагрудный щиток и шлем, как правило, держат. А вот то, что у нас на ногах и руках — пробивается навылет. Но доспех на доспех, конечно, не приходится.

— М-да, а мне хотелось бы как раз знать, наши каковы? И не теоретически, а самым что ни на есть практическим образом.

— Почему-то мне кажется, — мрачно отозвался старшина, — придет время — проверим.

Заднее копыто жеребца Квадратного вывалило немалый булыжник, и он откатился вниз по склону метра на три. Под дерном, на вывороченном месте блеснула темно-красная, сыроватая, как свежая царапина, почва. Не нужно было учить почвоведение, чтобы представить, какие урожаи она могла приносить.

— В своем докладе я обязательно помяну, что целина у холмов куда богаче, чем земля у города.

— Согласен, — кивнул старшина. — Людей заставили огороды на красной глине городить, а тут плюнь — дерево вырастет.

— Зато огородников здесь пасти трудно.

— Все равно проверить следовало. И не понимаю я, из-за чего патрулировать эти земли сложнее?

— От города дальше.

— Зато урожай тут — не увезешь, а там — едва не впустую надрываться приходится.

Ростик подумал и все-таки напомнил:

— Только за последнюю неделю у города более десяти стычек случилось. И хотя никто, кажется, серьезно не пострадал, все-таки...

— Это волосатики балуются, — лениво ответил Квадратный. — Вот были бы собаки, хрен бы они сунулись.

Да, судя по всему, нападения совершали те же глазастые ночные ребята, что ограбили Ростика со старшиной по дороге из Старого города. И конечно, с собаками их можно было отгонять в любую темень. Но собак осталось мало, Ростик не был даже уверен, что служебные породы вообще пережили нашествие саранчи.

Из низинки между холмами послышалось ржание, резкие хлопки крыльев. Ростик осадил коня и повернулся к шуму. Рука его легла на рукоять автомата, подвешенного, как у ковбоя, с правой стороны седла. Но тревога оказалась ложной — мерно покачивая набрякшими, заваливающимися в разные стороны горбами, из кустарника выплыло два десятка трехгорбых жирафов. Морды у них были сонные, а коричневато-золотистые разводы делали их малозаметными на фоне свежих листьев и ветвей.

Старшина, который оказался к ним ближе, выволок автомат, приложил его к стальному плечу и прицелился. В течение последних дней такое случалось раз десять. Разумеется, Квадратный не стрелял — как настоящий охотник, он не убивал ради развлечения.

Мерно покачивая длиннющими шеями, звери ушли в сторону отдаленной рощицы. Квадратный проводил их стволом как завороженный. Потом посмотрел в сторону города, который в неимоверной дали отсвечивал крохотной серебряной искоркой маячного шара, поставленного на телевышке.

— За день машины сюда доберутся из города? — спросил он, усиленно о чем-то раздумывая.

— Почему же нет? Между нами и городом километров девяносто, не больше. За день они вполне могут подскочить — только зачем?

— Помимо разведки у нас есть приказ о мясе, — мягко напомнил старшина. — И это вполне разумный приказ. Представь, у нас там котлеты детишкам только дважды в неделю дают.

Ростик подумал.

— Я все помню. — Он в самом деле помнил этот разговор с Рымоловым, вот только не придал ему большого значения. — Но не уверен, что начальники и сами помнят об этой идее.

— Я тоже. Пошлют они нас, ой пошлют, — обреченно-озабоченно ответил старшина и сунул автомат в седельную кобуру.

Конечно, причиной тому было не только обостренное чувство долга, но и охотничий азарт. Тот самый, который Ростик не понимал. Впрочем, с питанием в городе в самом деле было не ахти.

— Ты думаешь, ради мяса имеет смысл жечь топливо?

— А ради чего его еще жечь? Ведь мы же предлагаем еду, пищу... А если не на машинах, а на конях? В городе остался еще с десяток лошадей. Если договориться...

— Это кобылы, ждущие приплода, — отозвался Ростик. — Вряд ли ради охотничьих подвигов кто-то будет рисковать и таскать на них возы.

— Я и сам так думаю. — Квадратный повесил голову.

Ростик пожал плечами, что было довольно неудобно под доспехами и абсолютно бессмысленно, потому что никто, кроме него, не мог понять, какой жест он проделал.

— Но спросить-то мы обязаны?

Старшина кивнул и, взобравшись на ближайший холм, спешился. Стянув латные перчатки, стал расшнуровывать свой самый большой тюк. В нем находилось много разного, но главное, как знал Ростик, в этом тюке хранилась довольно внушительная система, которую они получили в обсерватории перед самым отъездом. Именно ее-то старшина и достал.

По всему, это было похоже на не очень аккуратную связку тонких дюралевых уголков и полосок, с вдетыми в фигурные дырки облегченными винтиками и гайками. Достав это устройство, Квадратный выложил и свинтил подобие легкой, как воздушный змей, квадратной конструкции со стороной почти в полтора метра. Потом он порылся на самом дне мешка и выволок на свет кусок тонкой, легкой, сверкающей как зеркало и, по-видимому, очень прочной фольги.

— Это не фольга, — покачал старшина головой на вопрос Ростика. — Ребята сказали, это алюминиевое напыление на капроновую пленку. У них случайно на заводском складе остался рулон, они этой штукой железнодорожные цистерны собирались обматывать для светоизоляции.

Ростик провел рукой по волшебной ткани, принесенной сюда с Земли. Конечно, в этом мире люди такого делать не умели и неизвестно когда снова научатся.

Старшина растянул зеркальную ткань на каркасе и получил мягкое зеркало, которое видно было и в городе, скорее всего, даже без бинокля. Потом он стал натягивать вторую рамку над первой. Но теперь вместо зеркальной ткани в хитрые пазы он вставлял темные длинные пластинки, наподобие жалюзи. Собрав общую шторку, закрывающую зеркало, он прямо в середине квадрата установил общий рычаг, способный поворачивать все полосы одновременно. Теперь, стоило этот рычаг потянуть в одну сторону, они все закрывали зеркало, стоило потянуть в другую, открывали его, и поверхность начинала отражать солнечный свет.

Опробовав свою систему, Квадратный даже свистнул от удовлетворения.

— Значит, это и есть пресловутый гелиограф? — на всякий случай спросил Ростик.

— Солнечный семафор, — ответил Квадратный, то вглядываясь в горизонт, то посматривая на солнце. Наконец он навел свое зеркало на город, прицелившись через довольно сложную лунку, и проговорил: — Кажется, город на мушке. — Теперь зеркало стояло на вершине холма, наклоненное под сорок пять градусов к горизонту, отражая свет не хуже прожектора. — Придержи-ка.

И он ловко, словно заправский сигнальщик, принялся щелкать общим рычагом то вверх, то вниз. Ростик, придерживая телеграфную конструкцию одной рукой, второй поднес к глазам бинокль. На таком расстоянии оптика не очень-то и помогала, но все-таки это было лучше, чем ничего.

— Ну, как они — отзываются?

— Работай, может, отзовутся, — проговорил Ростик. Шар в бинокль выглядел чуть более крупным, чем простой блик солнца на осколке стекла, но все-таки это был их блик, и от него следовало ждать ответа. И вдруг этот блик стал медленно, не чаще чем раз в три-четыре секунды, подмигивать.

— Здорово, они нас увидели! — почти выкрикнул Ростик. — Семафор-то работает!

— А почему он не должен работать? — солидно отозвался Квадратный, но было видно, что старшина и сам не очень-то верил до последней минуты в возможность такой связи. — Давай теперь составлять донесение.

Он написал на песке несколько слов. Потом принялся последовательно заменять буквы на черточки и точки. Ростику не были видны его короткие движения прутиком под ногами, да он и не понял бы их. Намертво обидевшись на свою неграмотность, он решил сегодня же вечером засесть за морзянку.

— Кажется, готово, — решил старшина.

Он вернулся к управляющему рычагу и принялся неторопливо, поглядывая в запись под ногами, выщелкивать свое донесение. Закончив, стал вглядываться в пятнышко белого света на сером далеком севере.

Пятнышко мигнуло, потом еще раз.

— Диктуй! — заорал старшина и скакнул к своему прутику. Ростик стал диктовать, не понимая ни одной буквы. Но когда сообщение завершилось, старшина медленно, по буквам прочитал его и вполне довольный кивнул.

— Ну что? — спросил Ростик.

— Оказывается, они ждали нашего сигнала и заранее получили у начальства на него «добро».

— А конкретней?

— «Ждите три машины на месте связи в полдень послезавтра», — торжественно, почти нараспев произнес старшина.

— Послезавтра? — Ростик подумал. — Интересно, успеем мы набить дичи на три машины?

— Набить-то успеем, а вот освежевать и отогнать мух — с этим возникнут проблемы.

Откуда-то из-за недалекого холма взлетел низкий, похожий на волчий, режущий вой. В этом мире, полном добычи, не могло не быть хищников. Ростик прислушался к этому звуку и философски, как ему показалось, объявил:

— Отгонять придется не только мух, но и кое-кого похуже.

8

Охота, о которой так страстно вздыхал Квадратный, в этой местности оказалась малоинтересной. Особенно легко было расстреливать трехгорбых жирафов. Они не боялись людей и подпускали их практически в упор. За пару-тройку часов Квадратному удалось набить мяса куда больше, чем они могли обработать за полтора дня.

Самым сложным, как и подозревал старшина, оказалось стащить всю добычу в одну кучу и разделать животных. Дело оказалось настолько неприятным, что даже с их плоскими мечами Ростик едва одолел двух жирафов. Зато Квадратный благополучно расправился с половиной туш.

А вот сдирать шкуры оказалось легко. Их следовало лишь иногда подрезать у тонкого слоя сала, и она сползала, как мокрая ткань с тела. Сложив сырые еще шкуры в один общий, неаппетитного вида тюк, перевязав их шнурами, сделанными из кишок животных, Квадратный бодро похлопал Ростика по плечу окровавленной клешней:

— А ты не хочешь приготовить пару штук для отправки?

— Зачем они нужны?

— Жене такую шубу отгрохаешь — все подруги закачаются. На Земле у нее такой и быть не могло.

— Понимаю, — согласился Ростик. — Но если я признаюсь ей, что собственноручно застрелил эту животину с пяти шагов, а потом сам освежевал, вряд ли она шубу вообще дома потерпит.

— Такая она у тебя?

— Такая.

— И тебе это... — Он неопределенно обвел рукой вокруг, захватив оставшиеся две туши, груду мяса, костей, залитые красной, как на Земле, кровью камни и траву.

Ростик вздохнул и кивнул.

— Ну тогда посиди в теньке, повозись со своими картами. Тоже дело небось.

Хотя Ростик честно пытался выполнить задание по картографированию, его схемы получались очень уж доморощенные, совсем не такие, к каким все привыкли на Земле. А Перегуда, Ростик в этом не сомневался, хотел приступить к настоящему, научному изучению окружающей Боловск территории. Вот только ни навыков, ни времени для этого у разведчиков пока не было. Впрочем, Перегуда это понимал, потому что, прощаясь, высказался в том роде, что, мол, многого он требовать не станет, но все-таки очень хотелось бы...

Ростик вымыл руки, выволок из своей сумки папку, разложил один из драгоценных листов бумаги размером почти полметра на метр. Тут, согласно предварительным наблюдениям из обсерватории, были нанесены уже некоторые объекты, позволяющие соблюдать угловые ориентиры по отношению к Боловску. А вот расстояния и мелкие детали остались за Ростом.

В принципе, Перегуда даже дал Ростику урок по практическому картографированию на местности методом триангуляции, но его явно не хватало, и пока вопросов о том, что и как следует делать, у Ростика было больше, чем ответов. Он лишь надеялся, что все его муки не окажутся совсем уж мартышкиным трудом и Перегуда с помощью каких-нибудь студентов разберется в его каракулях.

Провозившись пару часов с картой, Ростик отложил ее. Работы у старшины явно было больше, чем он мог выполнить. К тому же Ростик понимал, если заготовки мяса подобным образом станут традиционными, лучше сразу к ним привыкнуть. Поэтому он не стал сачковать, а снова попробовал помочь Квадратному.

И в общем-то, до темноты они успели. От полутора десятков красивых и сильных животных, какими эти жирафы были еще утром, остались только пласты сочащегося кровью мяса, переложенного большими местными лопухами, зловоннейшая куча требухи, костей да несколько тюков шкур, подготовленных старшиной для последующей доработки.

Оставив сторожить все это богатство вконец вымотавшегося старшину, Ростик понесся галопом к ближайшему ручью, чтобы избавиться от запаха крови и жирафьей полупереваренной жвачки, по сравнению с которой даже навоз казался вполне приемлемой массой. Он почистил одежду и доспехи, а повалявшись в мелком, зверски холодном ручейке, позволив воде обтекать себя, решил, что почти восстановил требуемую чистоту.

После этого настала его очередь стеречь добычу и, разумеется, готовить ужин, потому что старшине потребовалось куда больше времени для помывки.

На следующий день вся операция повторилась. Лошадям такая жизнь очень понравилась, потому что, стащив с их помощью туши в общую кучу, их уже часов с десяти отпустили пастись на соседних луговинах. Но Ростику и даже старшине все это нравилось куда меньше. Правда, они раньше, чем вчера, покончили с работой, но запах крови прилип к ним намертво, и как оба ни мерзли в талой, совсем не прогретой солнышком воде все того же ручья, им казалось, что от них несет прямо-таки трупным зловонием.

Эта мясницкая работа явно не имела ничего общего с охотой, как ее представляли на Земле отдельные певцы вольной жизни. Но с другой стороны, кто сказал, что в Полдневье хоть что-то должно быть похоже на Землю?

Вечером, запалив по меньшей мере пять костров, чтобы отпугивать ночных хищников от мясного богатства, которое они накопили за полтора дня каторжной работы, Ростик со старшиной уселся у одного из костров со свежеиспеченной на угольях убоиной. Мясо было, конечно, выше похвал, главным образом из-за свежести, а не из-за искусства поваров.

Старшина так налегал на ужин, что Ростику вспомнился знаменитый некогда анекдот. Он огласил его.

— «Что это за шум?» — спросили гости хозяйку, — продекламировал он, поглядывая на собеседника. — «Это не шум, это наш старшина шашлык кушает».

Квадратный оторвал взгляд от аппетитных кусков, которые он держал перед собой на оструганной палочке, и спросил:

— Ну и что?

— Именно так — старшина шашлык кушает.

— Не смешно, — сказал старшина, но есть стал потише.

Ростик улыбнулся и посмотрел на уходящий вверх дым, освещенный пламенем.

— А знаешь, могло быть и хуже. Нас могло перенести в такую дыру, что... — Он не знал, как продолжить. Но сама идея, что они могли оказаться не тут, а где-то еще, показалась кошмарной.

— Ты о Переносе? — спросил Квадратный, вытер руки о траву перед собой и взял следующий прутик с кусками пропеченного мяса.

— О чем же еще?

— Тогда вот мое мнение — на Земле мне было бы куда хуже, чем тут. Даже без всякого Переноса. Только ребят жаль, слишком много их полегло. А так... — Он вполне решительно тряхнул рукой в воздухе, повторяя жест футбольных игроков, когда они забивают гол.

Спать легли рано, уж очень замотались за последние два дня. Во время своего дежурства Ростику пришлось пару раз стрелять в какое-то темное шевеление на границе света и тьмы. Он был уверен, что вовремя пущенная тяжелая стрела отгонит ночных воришек, потому что это явно были не волосатики. Те не позволяли себе так хрустеть в кустах, а кроме того, глаза их не горели отраженным желтым светом, будто фары автомобилей.

Когда Рост улегся и на дежурство заступил Квадратный, тот на арбалетные стрелы не разменивался, а попросту пальнул из автомата, чем вначале заставил Ростика вскочить как по тревоге. Но уже на второй выстрел Ростик, прошедший школу окопной войны, даже не повернул голову.

Утром они вполне могли набить еще десятка три жирафов, но не стали утруждаться. Да и бессмысленно это было, поскольку забрать все мясо у них все равно не вышло.

Караван они заметили чуть не за тридцать километров. Машины поднимали такой шлейф пыли, что не понадобился даже бинокль. Чтобы водители не жгли бензин впустую, старшина помигал им солнечным телеграфом, и на месте машины оказались незадолго до полудня.

К вящему удивлению Ростика, в кузове одной из машин приехала третья лошадка. Ее, взволнованную непривычной поездкой, вывел под уздцы высокий парень, который ухитрялся сутулиться даже в своей темно-зеленой кирасе. Ростик не поверил своим глазам:

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«… Холмс сунул руку на самое дно ящика и вытащил деревянную коробочку с выдвижной крышкой, похожую н...
«Вполне естественно, что я, готовя к изданию эти короткие очерки, в основу которых легли те многочис...
«Я думал, что больше мне не придется писать о славных подвигах моего друга Шерлока Холмса. Не то что...
«Я читаю в своих записях, что было это в пасмурный и ветреный день в конце марта тысяча восемьсот де...