Лучшие романы о любви для девочек Селин Вадим
– Ы-ы-ы… – вырвался из меня звук.
Катамаранщик обернулся.
– Вы что-то сказали? – спросил он, глядя на меня не то с интересом, не то с иронией. А может, с безразличием. Тогда я не могла адекватно воспринимать мир.
– Ы-ы-ы… – снова протянула я.
«Боже, что с моим языком! Его парализовало!» – мысленно ужаснулась я.
Катамаранщик отвел взгляд в сторону, наверное, не зная, как отреагировать на мое бестолковое мычание.
– Немая, что ли? – фыркнув, подсказала ему стоящая впереди девица с вульгарно подведенными глазами.
Парень только открыл рот, чтобы что-то ответить, как во мне неожиданно проснулся дар речи.
– Вы последний? – наконец смогла выговорить я все еще не своим голосом.
– Нет, – покачал головой катамаранщик, – последняя вы.
– А до меня кто был последним?
– Я.
В эти секунды я себя просто ненавидела. Понимала, что несу какую-то ахинею, но не могла остановиться. Я могу представить себя со стороны и прекрасно понимаю – люди думали, что я дура. Они правы. Я и была дурой. Я не могла себя контролировать.
Но следующая моя фраза потрясла даже меня. Я самым наиглупейшим образом хихикнула и сказала:
– Знаете, а вам очень идут синие плавки.
Вся очередь обомлела. Люди одновременно повернули головы и с интересом посмотрели на меня.
Катамаранщик скользнул по мне взглядом, отчего у меня мороз по коже прошел.
Я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Асфальт под ногами стал мягким и заходил волнами. Мои щеки пылали. Сердце колотилось в груди так быстро, как машет крыльями колибри – не уследить. Мне очень хотелось расплакаться от собственной бездарности и куда-нибудь убежать, но ноги словно приросли к зыбкой почве, и я с ужасом ждала продолжения. Наверное, это были самые страшные минуты в моей жизни.
Даже со стороны было заметно, как катамаранщик заволновался. От неожиданного моего заявления он стал рассматривать бутылки с сиропами с таким видом, будто только о сиропе и думал всю свою предыдущую жизнь.
– Спасибо, – разглядывая бутылки, каким-то странным, вязким голосом сказал он. Потом прокашлялся и, по-прежнему не глядя на меня, бросил: – А вам идет желтый купальник.
Я была потрясена.
Вся очередь забыла, зачем вообще тут стоит. Теперь все с нескрываемым интересом слушали наш диалог, и даже продавщица, сунув стакан с мороженым и молоком в миксер, не отрываясь, глазела на нас.
Я осознала, что если сейчас же куда-нибудь не скроюсь, то ляпну очередную фантастическую глупость, и я, издав непонятный звук, похожий на тот, как скулят щенята, убежала прочь из очереди, чуть не сбив с ног полную тетеньку с соломенной пляжной сумкой, которая проходила мимо и была не в курсе разыгравшихся страстей.
– Смотри, куда несешься! – крикнула она мне вслед, но больше ругать не стала, потому что веселая курортная атмосфера не очень этому способствует. Вот если бы это случилось где-нибудь на рынке, тогда другое дело…
Я скрылась в толпе. Дальнейшее помню плохо. Пришла в себя лишь около салона игровых автоматов с многоговорящим названием «Фортуна». Ага, значит, убежала совсем недалеко – на соседнюю улицу. Но расстояние не имеет значения – главное, что я скрылась с глаз катамаранщика.
На пластилиновых ногах я дошла до лавочки и плюхнулась на нее рядом с компанией каких-то девчонок. В этот момент на меня лавиной хлынули подробности, так сказать, общения с катамаранщиком, которые, стоя в очереди, я так и не заметила. Только сейчас принялась анализировать.
Я вспомнила, что он был одет в фирменные кроссовки на липучках, даже по виду отличающиеся от моих китайских «поделок своими руками», на нем были спортивные штаны, а торс его облегала белая боксерская майка с черной окантовкой и каким-то причудливым узором на спине, которая выгодно подчеркивала его красивые плечи. Да уж – спину его я рассмотрела хорошо – в очереди за ним стояла. Левое запястье перевязывала красная шерстяная нитка, темные волосы имели мокрый эффект, и некоторые пряди были эффектно выделены воском. Голос… какой же у него голос? Низкий, чуть хрипловатый (то ли от смущения, то ли от природы). Вот какой у него голос. Хотя, предполагаю, такой он от природы – зачем ему стесняться? Такие парни, как он, стесняются редко. Я даже запомнила, чем от него пахнет, – туалетной водой с легким ментоловым ароматом, напоминающим запах моря зимой.
Все эти подробности навалились на меня сразу, одновременно, у меня не получалось объемно и постепенно все оценить. В голове варилась настоящая каша.
Я не могла поверить, что это действительно случилось. Что стояла очень близко к катамаранщику и… разговаривала с ним. Пусть нелепо, путано, но разговаривала.
Тут меня молнией поразила другая мысль: он сказал, что мне идет желтый купальник. Выходит, он меня видел? Запомнил? Обратил на меня внимание и даже сделал вывод, что мне что-то идет? Он думал обо мне? Он тратил время на мысли обо мне?
Можно ли его похвалу насчет купальника воспринять как флирт? Или нет? Да? Нет? Ох…
Я была потрясена. Ошарашена. И не знала, куда себя деть от стыда. Мы же работаем с ним на одном участке пляжа. Я – спасателем, он – у волнореза, где расположена его база. Этот парень дает отдыхающим напрокат катамараны, катает людей на «банане» – гигантской надутой «сардельке» оранжевого цвета, прицепленной к небольшому катерку; кроме того, занимается прокатом водных матрасов, а также накачивает насосом отдыхающим спасательные круги, матрасы, а то и сдает насос в аренду.
Как мне себя вести, если мы пересечемся на пляже? А мы обязательно пересечемся. И, в принципе, нет ничего удивительного в том, что он меня видел и запомнил, – я же целыми днями то стою на смотровой вышке, то курсирую по пляжу в приметной рабочей форме.
Что я ему скажу, когда встретимся с ним взглядом? Надо ли что-то говорить? Может, вести себя так, словно ничего и не произошло? Честно говоря, мне не верится, что это правда произошло.
Ну кто тянул меня за язык? Зачем я сказала, что ему очень идут синие плавки? О-о-о… Мне хочется исчезнуть.
Впрочем, что с меня взять? Стоя рядом с ним, я ощущала себя пьяной. А, как известно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот я, «опьяневшая», и высказалась по поводу плавок.
Я даже имени его не знаю. И за месяц его работы на пляже не додумалась ни у кого спросить. Я как-то не придавала этому значения – только целыми днями любовалась им в бинокль, и все.
Выведя меня из состояния глубокой задумчивости, ожил мобильный телефон. Звонила Фулата.
– Алло!
– Что у тебя стряслось? Куда ты делась? – зачастила подруга. – Я сказала что-то не то? Но у тебя правда отрасли корни! Зачем обижаться на это?
– Фулата, все в порядке, – заверила я. – Я сейчас приду и все тебе рассажу.
– Ну, давай… – растерянно ответила Фулата.
Я отправила телефон в карман и тупо уставилась на цветущую магнолию, которая росла напротив лавочки. Мимоходом отметила, что помню эту магнолию еще маленьким тоненьким деревцем, а теперь она высокая, раскидистая и одуряюще пахнет.
Фулата же ничего не знает о катамаранщике! Я ни разу ей не говорила о нем! Почему? Не знаю. Просто как-то не додумалась. Мне казалось, о нем знают все. Разве можно его не знать? Он же такой чудесный.
Скорее всего, завтрашний день я не переживу. С такой же силой, с какой я каждый вечер жаждала вновь увидеть парня, лежащего под зонтом, теперь я этого не хотела.
С другой стороны, а что я так комплексую? Почему удивляюсь, что он обратил на меня внимание? Я довольно привлекательная девушка. И вижу, как смотрят на меня парни. Даже молчаливый Роман – и тот иногда окидывает меня необычными взглядами. Но…
Достаточно ли хорошо я выгляжу? Так… Косички, подвязанные банданой салатного цвета, спортивные штаны, топик. Сланцы через палец. А что, по-моему, неплохо. Тем более, если учесть, что катамаранщик тоже сегодня был одет в спортивном стиле. И, если мне не изменяет интуиция, он не мог этого не заметить. Он обязательно отметил, что я одета ему в тон, и, должно быть, одобрил это, раз тоже испытывает симпатию к спортивным вещам.
Сделав такое умозаключение, я немного приободрилась. Да, может, я совершила удивительную по размерам глупость, но, с другой стороны, какой смысл жалеть об этом, если ничего уже нельзя изменить? Я это сделала. И теперь нужно не корить себя, а смотреть, что будет дальше. А дальше что-то будет. Кажется, такое представление не может пройти бесследно. Но может, ничего не произойдет, а мне просто хочется на это надеяться… Поживем – увидим.
На смену волнениям по поводу произошедшего пришло веселье: надо же, как понесло меня, когда я оказалась с ним рядом! Ну просто голову потеряла! И про плавки сказала. Какая я дуреха…
Вот и сбылся мамин сон! Вот и случилось то, что она увидела. Во сне я долго выбирала себе коня (в жизни – присматривалась к катамаранщику), купив, полная счастья, скакала на нем (в жизни – испытала минуты счастья рядом с катамаранщиком), затем конь сбросил меня с себя и стал топтать ногами (в жизни – я упала с высоты своих чувств, которые теперь меня и топчут). И как маме не верить после этого?
Конечно, она ошиблась, предполагая, что я упаду с вышки. Она-то не в курсе, что я сохну по катамаранщику. Если бы знала, может, по-другому расшифровала бы сон. Но теперь мне расшифровщики ни к чему. Сон расшифрован. И я сама его разгадала.
Пока я шла на соседнюю улицу, моля бога, чтобы катамаранщик уже отстоял очередь, купил коктейль и куда-нибудь скрылся (хотя, сколько ж той очереди длиться?), размышляла: пошла бы я сегодня вечером к Фулате, если бы знала, что произойдет такое? Однозначно не пошла бы. Только мазохист мог бы по собственному желанию пережить тот ужас, что пережила я. Впрочем, это только для меня ужас. Мой личный ужас. А может, если рассуждать беспристрастно, ничего такого сверхужасного и не случилось? Ну, покраснела я перед красивым парнем, ну, брякнула ерунду… Подумаешь! И все же, я бы не вышла гулять, зная, что попаду в такую ситуацию. Или вышла? Нет! Или да? Может, чаши весов уравнивает то, что я поговорила с катамаранщиком, наладила, так сказать, связь. Или не наладила, а только все испортила? Вот черт! Надо же, как все сложно!
На мое счастье, темноволосого любителя коктейлей поблизости от палатки Фулаты не прослеживалось.
– Ты можешь сказать, что случилось? – воскликнула Фулата, увидев меня.
Не отвечая на вопрос, я подозрительно оглядела окрестности. Казалось, все люди вокруг знают, как я оплошала, и перешептываются обо мне. Они украдкой поглядывают на меня и говорят друг другу: «Это она! Она сказала катамаранщику, что ему идут синие плавки!» Весь мир знает о том, что я…
«Во мне за двадцать минут успела развиться паранойя», – помотав головой, чтобы отбросить навязчивые мысли, подумала я.
– Ты какая-то сегодня странная, – вполне справедливо заметила Фулата. – Я совсем не пойму, что происходит. У тебя проблемы?
– Идем куда-нибудь, поговорим, – предложила я.
С опаской косясь на меня, Фулата надела на плечо сумку и, попрощавшись с напарницами, вышла из палатки.
– Давай сходим в «Пирамиду», – предложила я. – Там сядем и спокойно поговорим.
«Пирамидой» называется развлекательный комплекс, открывшийся совсем недавно. Мне он очень нравится. Там есть танцпол, бар, но для тех, кто хочет просто спокойно посидеть, существуют небольшие кабинки. Их стены выполнены из причудливых решеток, по которым густо плетутся разные растения. То, что происходит в соседней кабинке, не видно, – завесой служат листья. В «Пирамиде» очень уютно. Где-то вдалеке играет ненавязчивая музыка, и публика там нормальная. Нет развеселых компаний, отпускающих глупые шуточки окружающим, не случается драк и, что мне очень нравится, не накурено. Я просто терпеть не могу сигаретный дым. Меня от него выворачивает. Никогда не понимала, почему курильщики позволяют себе курить в присутствии некурящих. Почему кто-то должен дышать этим отвратным дымом? Завидую американцам – в Америке на курильщиков смотрят так, будто они делают что-то неприличное. В общем, обстановка в «Пирамиде» довольно спокойная и романтическая. А если кому-то хочется шума и всего, что его сопровождает, – пожалуйста, в «Пирамиде» есть и это. Только вход во второй, «шумный», зал, находится с другой стороны. Там атмосфера прямо противоположная.
Мы с Фулатой пришли в «тихий» зал и заняли свободную кабинку. Левая и правая стены были из листьев, а вход не был загорожен ничем, – можно свободно наблюдать за посетителями, развлекающимися на танцполе.
– Что с тобой такое? – спросила Фулата, после того как официантка принесла нам заказ – напитки и легкие салаты.
– Я видела катамаранщика.
– Кого? Какого еще кара… карманщика?.. – не поняла Фулата. Хоть она уже хорошо освоила русский язык и фразы строит нормально, но некоторых слов просто не знает.
– Ка-та-ма-ран-щи-ка, – с улыбкой повторила я по слогам. – Так я называю парня, который сдает в аренду катамараны. Катамараны – это что-то вроде водных велосипедов. Сидишь, педали крутишь и едешь. То есть плывешь.
– А, поняла! Помню, мы катались. И что у тебя с ним?
– У меня… Ой, да ты же ничего не знаешь! Я просто обязана все тебе рассказать!
– Ты влюбилась, – держа соломинку во рту, утвердительно произнесла Фулата.
– Я? Влюбилась? Нет! Это что-то другое. Другое…
– Рассказывай, не тяни. Так мне интересно!
Я сделала глоток минералки и, склонившись к подруге, заговорила:
– Месяц назад, в конце мая, на прокатную базу плавсредств пришел работать незнакомый мне парень. Я раньше никогда его не видела. Он целый день проводит на пляже под зонтом. То катамараны отдыхающим в аренду сдает, то насосы, изредка на «банане» катает – тогда, конечно, из-под своего зонта выползает. Я постоянно за ним наблюдаю в бинокль со своей вышки. Когда увидела первый раз, со мной произошло что-то странное – сердце учащенно застучало, стало как-то жарко, дыхание перехватило. Сначала я удивилась – что со мной такое? Мы же даже незнакомы с ним. Знаешь, так иногда бывает – видишь кого-то и понимаешь, что если не познакомишься с этим человеком, не удержишь его, то сделаешь большую ошибку и будешь об этом жалеть. Вот так у меня с катамаранщиком и произошло. Но я к нему не подошла. Только… просто смотрела на него.
– А не подошла почему?
– Он ведь был не прохожим, которого надо удержать, а стал работать рядом с моей вышкой. Мои руки постоянно сами собой тянулись к биноклю, подстраивали резкость и поворачивали его в ту сторону. Я за ним уже целый месяц наблюдаю. Но только сегодня поняла, что даже имени его не знаю.
– И? – удивилась Фулата. – Так из-за чего ты из моей палатки убежала?
– Ты же мне сказала, что косички отросли, и я отвернулась к зеркалу, чтобы их рассмотреть. И увидела в отражении этого парня. Он быстро прошел мимо. В ту секунду я опять перестала владеть своим телом. Не могла поступать разумно. Понеслась за ним, как привязанная. Не знаю, что со мной происходит… Чем он так привлекает меня? В городе же столько парней, но мой разум только при виде него отключается! Я побежала за ним. Он стал в очередь за коктейлем. Я тоже стала. Ты себе просто не представляешь, что со мной творилось, когда я стояла рядом с ним. От него исходили какие-то мощные волны, от которых я теряла голову. Если бы ты слышала, какую ерунду я ему говорила… Мне стыдно за себя… Но совладать с собой я не могла… Так, как к нему, меня притягивает только к морю. Магия какая-то, честное слово, по-другому и не выразишься. Я думаю об этом катамаранщике целыми днями. Я не понимаю саму себя, – заключила я, не зная, что еще добавить к рассказу, как в полном объеме описать свои непонятные чувства. Непонятные в первую очередь мне самой.
– Это влюбленность, – компетентно заявила Фулата.
– Ты хочешь сказать, любовь? – поправила я подругу, думая, что она ошиблась в слове.
– Нет, именно влюбленность. Любовь – это уже проверенное временем, испытания прошедшее чувство. А вот влюбленность – это как раз то, что сейчас с тобой.
– Да? – прошептала я. – Не знаю…
До этого момента я как-то не задумывалась о том, что мое чувство к катамаранщику в коей-то мере связано с любовью. Он мне просто нравится. При чем тут любовь, правильно? Мне нравится смотреть на него в бинокль, любоваться его телом, но за месяц моих наблюдений я ни разу не подумала, что это какая-то разновидность любви. И теперь после слов Фулаты мне стало немного страшно, ведь любовь (ну, или влюбленность) влечет за собой какую-то ответственность, поступки, действия. Получается, мне теперь надо что-то делать? Сказать по правде, мне по душе просто за ним наблюдать. До заявления Фулаты у меня даже не возникало мыслей, что с катамаранщиком мы можем встречаться, разговаривать, гулять. Мне нравится наблюдать за ним со стороны, ничего не требуя от него взамен. Я просто была счастлива, что такой человек существует на свете. По вечерам бегаю на свой пляж и там вспоминаю катамаранщика. И каждый раз от этих сладких воспоминаний хочется взлететь в небо и парить вместе с чайками над морской гладью… А теперь Фулата говорит – влюбленность. Не нравится мне это определение. Слишком оно конкретное и обязывающее. Печать какая-то, а не слово. Нет, так не пойдет. Уж лучше просто «нравится наблюдать».
Я не знала и не знаю о нем ровным счетом ничего – ни имени, ни места проживания, ни номера телефона, знаю только то, что он работает на базе у волнореза. И все. Я не думала о том, что у него есть своя жизнь, наполненная вкусами, привычками, кругом знакомых. Я просто на него смотрела… И испытывала счастье от того, что он есть…
Странно, но я ни разу не видела его в городе, хотя мы, местные, зрительно знаем почти каждого. Может, он не местный? Приехал, как Фулата, на лето, чтобы подзаработать денег?
Впрочем, я никогда и не задавалась целью высматривать его на улицах города. Почему-то мне казалось, что его можно увидеть только на пляже. Вечером засыпала с мыслями о том, что завтра увижу черноволосого парня с выгоревшими прядями у висков, но как-то не догадывалась, что его можно встретить и в городе, последить за ним… С другой стороны, зачем за ним следить? И вообще, если быть до конца откровенной, его образ для меня всегда заключен в рамку, похожую на знак бесконечности – перевернутую цифру «8». И только сейчас, сидя в «Пирамиде», я поняла, что это за рамка. Это – бинокль. Катамаранщик впечатался в мою память через окуляры бинокля.
Ну зачем Фулата устроила мне встряску? Думать теперь буду, переоценивать…
– Что же мне теперь делать? – простонала я.
– А зачем что-то делать?
– Ну, как это? Я же ему сказала… Ой, ты же не знаешь, что именно я сказала, когда заняла очередь за ним!
– Что? С каким сиропом он коктейль любит? – Фулата обнажила в улыбке свои белые зубы.
Я посмотрела на подругу, как на наивного ребенка. Затем склонилась к ней еще больше и монотонно проговорила:
– Я сказала, что ему очень идут его синие плавки.
Фулата замерла на пару секунд, как статуя, с соломинкой во рту. А после этого отмерла и заливисто расхохоталась, – так, что оживленные голоса в соседних кабинках стихли. Потом люди, слышавшие смех Фулаты, демонстративно покашляли и вновь забубнили что-то свое.
– Это правда? – все еще смеясь, спросила подруга. На ее глазах выступили слезы.
– Самая что ни на есть, – мрачно подтвердила я.
– Вот это да!
– Сама не верю, что на самом деле на меня нашло. Не пойму, как у меня только язык повернулся.
– Ты плохо знаешь свой язык, – снова рассмеялась Фулата.
– Хватит тебе прикалываться! – возмутилась я. – У меня тут жизнь, можно сказать, рушится, а ты смеешься.
– Почему это рушится?
– А разве нет? Он меня маньячкой посчитал. Или чокнутой. Или чокнутой маньячкой.
– Он тебе сам так сказал?
– Нет…
– А с чего ты тогда это взяла?
– Не знаю, – растерялась я и внезапно вспомнила: – Ой! Представляешь, а он в ответ на мою фразу о плавках сказал, что мне идет желтый купальник!
– Серье-е-езно? – протянула Фулата.
– Да! Я сама в шоке была. И пребываю до сих пор.
– Так тем более, жизнь не рушится, а строится! Жди продолжения вашего разговора.
– Думаешь, будет продолжение? – с замиранием сердца спросила я.
– Конечно! Если он сказал, что тебе идет желтый купальник, значит, он уже давно на тебя обратил внимание. И самое пристальное.
– С чего ты это взяла, про «пристальное»? – Мне стало как-то трудно дышать.
– У мужчин психология особенная. Например, они не заметят, если женщина придет на работу в сережках новых. У них реакция одна – или нравится ее вид в целом, или не нравится. Мелочей они не замечают. Но этот твой кара… ката… в общем, парень, понял не только то, что ты ему нравишься, но еще и запомнил цвет твоего купальника. Это говорит о многом.
– Так я только в этом купальнике на работе и хожу, – стала спорить я, хотя заверения Фулаты были мне по душе. – Было бы странно за целый месяц не обратить внимания на то, что он желтый. Желтый сам по себе заметный цвет – потому форма наших спасателей и желтая. Я весь день на виду – то на вышке стою – попробуй, не заметь вышку и желтое мелькающее пятно сверху, то пляж прочесываю. На катамаранщике почти постоянно надеты очки от солнца – вдруг он весь день за «желтым пятном» наблюдает, как и я за ним в бинокль? Глаза же его закрыты, не видно, куда направлены…
– Кстати, твои тоже биноклем закрыты, – заметила Фулата. – Может, ты и права, но в моих словах тоже есть смысл.
Я сидела, совершенно потрясенная. Еще пару часов назад, когда спускалась с вышки, думая прогуляться с Фулатой, я не предполагала, что моя жизнь вдруг так резко загрузится информацией. Не думала, что мы с подругой будем обсуждать то, что обсуждаем сейчас. Я-то хотела поговорить о ней и о Ване, а не обо мне и катамаранщике. Интересно, как его зовут? Мне кажется, у него должно быть какое-то необычное имя. А может, я ошибаюсь.
Тоже интересно – долго бы я еще просто так смотрела на него в бинокль, если бы сегодня не случилось то, что случилось? Не знаю… Вечно продолжалось бы наблюдение, или мне когда-нибудь стало любопытно, кто он, и я заговорила бы с ним? А какого мнения мама была бы по этому поводу? Наверное, сказала бы, что это сама судьба послала его за коктейлем, а меня к Фулате. А еще, зная мамин образ мышления, могу предположить, родительница прибавила бы еще кое-что: «Всему свое время. Значит, так было надо, чтобы ты месяц следила за ним, а сегодня вечером произошла ваша встреча. Всему свое время, доча, всему свое время. Ничто не длится дольше или быстрее, чем обозначено судьбой. Все уже давно предопределено. И то, что ты наблюдала за ним месяц, и то, что он пошел сегодня за коктейлем. И даже то, что случится потом, после вашей встречи…»
Так сказала бы мама. Может, она и права в своих суждениях. Не зря же испокон веков говорят, что ничего не бывает случайно. Значит, у меня есть вполне приличное оправдание – я сказала про плавки неслучайно. Во всяком случае, хотелось бы в это верить.
Вот тебе и сюрпризы Луны, которая в Козероге!
Глава 4
Зима в Африке
– А о чем ты хотела со мной поговорить? – вспомнила я. – Когда я зашла к тебе с работы, ты сказала, что тебе есть что рассказать мне.
Фулата мгновенно погрустнела и сделалась как-то меньше и тоньше. Она и так маленькая и худенькая, а стала вообще как мышка.
– Так что?
Подруга повозила стакан по столу и, вздохнув, произнесла:
– У меня… с Ваней проблемы.
– В каком смысле? – спросила я, хотя заранее знала ответ. В последнее время я заметила, что их отношения с Ваней стали намного прохладнее, без былой сумасшедшинки. Допустим, раньше он мог идти по улице и вдруг ни с того ни с сего подхватить Фулату на руки. Теперь же все было… буднично. И прохлада исходила не от Фулаты, а от Вани. Я видела глаза подруги, полные невысказанной горечи. Я видела Ваню, старающегося не смотреть подруге в глаза, и понимала, что между ними что-то происходит. Поэтому признание Фулаты не стало для меня новостью.
– В том смысле, что проблемы, – пояснила Фулата.
– Я понимаю. Но какие?
Фулата снова вздохнула и, устремив взгляд куда-то в даль, проговорила:
– Как бы объяснить тебе… У меня такое ощущение, будто он потерял ко мне интерес. Страсть исчезла. Все чаще и чаще чувствую, что он встречается со мной по привычке. Не потому, что тянет его ко мне, а потому, что так надо. Я помню самое начало наших встреч. Это было волшебное что-то. Он смотрел на меня влюбленными глазами, его прикосновения нежными были и… ну…
– Что?
– Как бы выразиться… – Фулата замялась, подбирая нужные слова, а, подобрав, сказала так, точно пробовала слово на вкус: – Что ли, аккуратными… Так, как он держал мою руку – так держат хрустальную розу. Боятся упустить, разбить. Теперь все по-другому. В наших отношениях наступила зима.
Этому сравнению я очень удивилась. Обычно люди подбирают сравнения из того, что их окружает. Африканцы, видевшие зиму всего два раза в жизни (да и у нас на юге зимы какие-то неполноценные), навряд ли с ходу употребят именно это сравнение. Как и коренные жители нашей страны вряд ли сравнят чьи-то слезы с муссонными дождями или тропическими ливнями, которых в России не бывает. Значит, Фулата заранее готовилась к разговору, отыскивала удачные и понятные мне сравнения. Бедняжка, она носила в душе свои переживания.
Некоторое время мы молчали. Я думала, что сказать, а Фулата вяло ковырялась вилкой в салате «Морское ассорти» – перебирала креветок, осьминогов, рапанов, кусочки рыбы, притрушенные сверху маринованным бамбуком.
Как я не хотела, чтобы мои наблюдения за поведением Вани оказались правдой, но интуиция меня не обманула. Он действительно охладел к Фулате. А она его по-прежнему любит с того самого момента, как впервые увидела его два года назад в парке, когда только приехала в Россию. Они с друзьями из Африки гуляли по парку и увидели неподалеку парня африканского типа, торгующего попкорном. Подошли к нему, познакомились. Оказалось, что он не чистый африканец, а мулат. В Африке ни разу не был. Мама африканка, а папа русский. И зовут его… Ваня. Почему-то маме очень понравилось это имя. Так гости из Африки и стали общаться с Ваней. И на море на заработки вместе поехали. В основном он сюда ездил не столько из-за денег, сколько просто хорошо провести время. Но так как это стало приносить неплохой доход, то польза была двойной. Ваня работал тумба-юмбой. Они с Фулатой нравились друг другу и встречались чуть ли не с того самого дня, как познакомились в парке. Ради него Фулата после окончания университета хотела остаться в России. Ваня ни в какую не хотел уезжать в Африку, говорил, что эта страна для него чужая. Фулата пошла на уступки и сказала, что останется здесь, в России, тем более, здесь больше перспектив, чем в Африке, да и язык она прекрасно выучила, хоть еще и продолжает строить некоторые фразы коряво. Честно говоря, я была рада решению Фулаты, потому что не хотела ее терять. А теперь вот оно как все получилось… Еще ничего не известно…
– Так случается, – убитым голосом продолжила изливать душу подруга. Надо заметить, обстановка в «Пирамиде» очень располагала к подобным беседам. – У одного из партнеров интерес пропадает. Такие отношения, которые продолжаются не по желанию, а из-за того, что так надо, мучительны для обоих.
Я собралась пожалеть Фулату и сказать протокольное «Не переживай, все еще наладится», как внезапно мне в голову пришла одна мысль.
– Слушай! – воскликнула я. – Кажется, я кое-что придумала.
– Что? – подруга склонилась ко мне.
– Если в ваших отношениях зима, значит, может наступить и весна!
– Я образно выразилась, – разочарованно протянула Фулата. – В книжке фразу вычитала.
– Я тоже образно, – возбужденно зачастила я. – Я имею в виду, что «весну» можно заставить прийти насильно.
– Это как?
– Очень просто. Надо придумать для Вани какую-нибудь встряску!
– Например?
– Ну, я не знаю. Над этим надо поразмышлять. Сделать, в общем, что-то, что вернет его интерес к тебе.
Фулата задумалась, дело-то непростое.
Но тут вдруг мысли понеслись в моей голове, как несется по руслу реки вода, прорвавшая плотину.
– Ой, подожди, подожди, – замахала я руками. – Я еще что-то придумала. Получше, чем встряску.
Фулата с удивлением посмотрела на меня.
– Встряску оставим на потом, – деловито заявила я, – а сейчас подумаем вот над чем: как я понимаю, проблема в том, что в ваших отношениях нет ничего нового? Все однообразно, идет по накатанной двумя годами колее? – спросила я, как опытная советчица, хотя в подобном разговоре участвовала впервые в жизни.
– Да, ты права, – подумав, согласилась Фулата.
– Так вот, внимательно меня слушай! – предупредила я и, не двигая губами, заговорщицки зашептала, как будто открывала страшную тайну (а заинтригованная таким поведением Фулата подобралась и прищурилась, внимая каждому моему слову): – Я как-то раз читала в газете одну маленькую статью, но информация в ней далеко не маленькая. Автор утверждал, что женщины по своей природе хранительницы очага, а мужчины – воины. Еще в древности, пока женщины сидели в пещере и делали из шкур животных одежду, мужчины гонялись с копьями за тиграми. То же самое в принципе и сейчас, только уже не так буквально – в то время как женщина хозяйничает дома, мужчина зарабатывает деньги, чтобы обеспечить семью. Конечно, часто бывает и не совсем так, но суть не в этом. Инстинкты-то сохранились. Почему бы нам на них и не сыграть?
– Я тебя не понимаю, – продолжая жадно внимать мне, призналась Фулата.
А я снова принялась вдохновенно высказывать свою идею, размышляя над ней по ходу рассказа, потому что не было времени как следует заранее ее обдумать, – я боялась упустить что-то важное (такое ощущение бывает, когда, плавая на доске, ловишь волну и несешься по ней, несешься, боясь упустить ее):
– Я предлагаю вот что: разбудить Ванины инстинкты. Ты сказала, что у вас все уже однообразно?
– Да.
– Это потому, что он – «охотник», достиг своей цели – «убил тигра», то есть прошел все любовные препятствия и встречается с тобой.
– Я тебя не понимаю, – повторила Фулата.
– Сейчас поймешь, – пообещала я и более понятно пояснила свою гениальную, по моему мнению, стратегию: – Представь каменный век. Представила?
– Вроде бы, – неуверенно ответила Фулата. На ее лице отражалась напряженная работа мысли, и неудивительно, – не живя в каменном веке, представить его довольно трудно.
– И вот, значит, каменный век. Ты сидишь около пещеры, ждешь мужа, а он носится по джунглям со своими друзьями и ловит тигра. Тигр пойман. Что дальше?
– Он поделит его с друзьями, принесет домой свою часть и, уставший, ляжет спать, – логично заключила Фулата, совершавшая мысленный экскурс в далекое прошлое.
– Правильно! А если, например, они убили тигра, подумали уже, что вот сейчас его разрежут и принесут домой, а он, раненый, вдруг нашел в себе силы, встал и убежал. Что тогда? – Я старательно наталкивала Фулату на свою мысль.
– Охотники, это… ну… слово не знаю…
– Раззадорятся? – подсказала я.
– Да! Точно! Охотники раззадорятся еще больше. Ловить будут тигра до тех пор, пока точно его не убьют, – медленно, будто что-то уже понимая, ответила Фулата.
– И вот мы подобрались к моей идее, – еще жарче зашептала я. – Что, если тебе притвориться «тигром»? Что, если ты возьмешь и убежишь от «охотника»?
– Если я убегу, я его раздразню, – сказала вжившаяся в образ тигра каменного века Фулата и внезапно опомнилась: – Подожди! То есть ты сказать хочешь, что мне нужно бросить Ваню? Ты что… Нет, я не смогу. Это плохая игра. Мне не нравится. Уж лучше пусть так, как сейчас, чем бросить.
– Да нет! – Я замахала руками и от избытка чувств заерзала на стуле. – Нужно не бросить его, а притвориться «тигром»! Дай ему намеками, взглядами, вздохами понять, что ТЫ охладела к нему! Ванька же «охотник» по своей природе, вот он и раззадорится. Станет тебя «догонять с копьем». В нем проснется азарт, интерес, ему снова нужно тебя завоевывать. Зима в ваших отношениях почему? Потому что все уже достигнуто. А ты изобрази, что оно достигнуто не до конца. Что ему это только показалось. Вот в ваших отношениях и наступит весна. И даже не весна, а жаркое лето, от которого не спасет ни одна сплит-система. Сыграй на его психологии!
Фулата сидела, пораженная, а я – страшно довольная собой и своей идеей.
– А потом что? Ну, когда он меня вроде как снова «догонит».
– А потом, думаю, все будет хорошо. По крайней мере, некоторое время. Как заметишь, что снова между вами прохлада – ты опять превратись в «тигра» и дразни его. Ну, или что-нибудь другое придумаем. А может, ничего и не понадобится придумывать, не знаю, потом будет видно. Если я правильно понимаю, Ваня относится к типу завоевателей. Ему нужно постоянно что-то завоевывать, нужен адреналин. Скорее всего, он ни на секунду не любит расслабляться. Тебя он «догнал». Вот и расслабился. Заскучал. Ты поняла, что я имею в виду? Ну, про «охотника» и «тигра»?
– Поняла, – дрожащим голосом ответила Фулата. – В женщине всегда должна быть какая-нибудь тайна, которую мужчина разгадывать должен. Их нужно постоянно в тонусе держать.
Я этого Фулате не говорила, имела в виду немного другое, но все же согласно кивнула.
– Полина, я буду тебя на руках носить, если ты окажешься права! – Фулата перегнулась через стол и крепко обняла меня. Я успокаивающе погладила ее по волосам. – Мужчины – «охотники»! Женщины – «тигры»! Вот и все!
Я улыбалась. Все-таки хорошо, что я вспомнила ту статью и сумела развить из нее по-настоящему достойный план. В те минуты, когда я убеждала Фулату в правильности своих слов, я видела мужчин, женщин, «охотников» и «тигров» как некую схему. Понимала, что надо сделать и куда кого переставить местами, чтобы все было хорошо. Сама не знаю, с чего меня вдруг так понесло. Хотя, если, опять же, вспомнить маму, она сказала бы, что у меня открылись чакры и установилась связь с информационным полем. Мама всегда так говорит, когда работает над очередным материалом для газеты «Тайная сила». Она ведет свою собственную страницу в газете. Рассказывает о разных тайнах, необъяснимых явлениях. И часто любит повторять, что находится в «своей стихии» и лучшую работу для нее представить трудно. Возможно, беседуя с Фулатой, я тоже выпала из реальности, как выпадает из нее мама, придумывая статьи. Иногда до мамы не докричаться. Она по-настоящему отключается от внешнего мира и переносится куда-то далеко-далеко. Еще она говорит, что то же самое происходит с художниками, писателями, то есть людьми творческих профессий.
Агитируя Фулату сыграть роль «тигра», я даже забыла о катамаранщике. Хотелось бы знать – каким «животным» стать мне, чтобы завтра на работе не умереть от стыда.
– Что-то тут как-то скучно, – трагически вздохнула Фулата, нервно оглядываясь по сторонам.
– По-моему, нормально, – удивилась я.
– Да нет, скучно, – покачала головой Фулата. – И спать что-то хочется…
Я присмотрелась к подруге. По виду не сказала бы, что она хочет спать – ее выдают жесты. Она не может усидеть на месте: то к сумке прикоснется, то в зеркало посмотрит, то салат зачем-то перемешает, однако при всем этом старательно зевает и изображает, что хочет немедленно уйти.
Я внутренне рассмеялась, понимая, почему вдруг ей стало здесь неуютно, – после моих слов она приободрилась и хочет немедленно начать осуществлять задуманное.
И я поддалась ей:
– Я тут вот о чем подумала…
– О чем? – нервно спросила Фулата.
– Если тебе понравился мой план, почему бы прямо сейчас не начать его осуществление? Давай, наверное, я сама тут посижу, а ты вызовешь Ваню на свидание и будешь всеми силами ему показывать, что он тебе неинтересен.
Фулата просветлела:
– Да! Я так и сделаю! Знаешь, спать даже что-то перехотелось!
– Да уж какое тут спать, – усмехнулась я.
– Тогда я побежала. Обо всем буду тебе рассказывать!
С этими словами повеселевшая и воспрявшая духом Фулата умчалась из «Пирамиды». Я осталась сидеть одна. Пока что идти домой мне не хотелось. Но одной сидеть тоже скучно. Я допила воду, посмотрела в зеркальце и вышла на улицу, не подозревая о том, какой кошмар ожидает меня через несколько минут.
Наверное, Луна в Козероге – действительно жуткое сочетание планет, потому что сегодня случилось еще одно происшествие. Опять со мной. В общем, рассказываю по порядку.
Я вышла из «Пирамиды» и стала посреди тротуара, раздумывая, что делать дальше – идти домой или немножко погулять. Остановилась на варианте «погулять» – вспомнила, что неподалеку отсюда продают очень вкусную чурчхелу с мандариновой начинкой, и решила сходить за этим традиционным кавказским лакомством, но, видимо, судьба не считается с моим мнением, потому что планы относительно чурчхелы самым варварским образом разрушились.
Не успела я сделать от клуба и десяти шагов, как увидела… идущего в мою сторону катамаранщика.
«Да что ты будешь делать! Или у меня галлюцинации, или это правда», – подумала я, ощущая внезапно появившуюся дрожь в коленях.
Я стала лихорадочно соображать, как мне быть – пройти мимо и сделать вид, что мы незнакомы (хотя так оно и есть) и ничего не случилось, или приветливо ему улыбнуться (что вряд ли получится) и направиться по своим делам.
Пока я размышляла над этими важными вопросами, расстояние между нами неумолимо сокращалось. Но наконец мои глаза расфокусировались с его образа и заметили другие. Оказывается, он был не один, а в компании незнакомых мне парней.
Я не верю в это до сих пор… Но… Я второй раз за вечер поступила как последняя дура – резвой козочкой скакнула влево и очутилась в кустах. Прыгая в них, я не заметила, что это были кусты роз… Поэтому разодрала себе руки, ноги и даже щеку. Я опять возненавидела себя – зачем я это сделала?!
Мой оригинальный прыжок в сторону нельзя было не заметить. Улица была хорошо освещена, людей было не очень много, и компания катамаранщика, увидев девушку, прыгнувшую в кусты роз, прекратила что-то оживленно обсуждать и остановилась. Затем они переглянулись и продолжили свой путь.
Читать бесплатно другие книги:
