Ставка на возвращение Басов Николай

Глава 17

Новый пистолет себе Ростик решил не покупать. Пока шел окончательный расчет, его и без личного оружия охраняли так, словно он мигом стал едва ли не самой заметной фигурой в городе. А может, так и оказалось, потому что весть о его выигрыше разлетелась с такой стремительностью, словно ни у кого из жителей Висчен-Ца не было другого занятия, кроме как обсуждать новоявленного богача.

А богачом Ростик почувствовал себя едва ли не сразу, как его довели до дома. У входа расположился, и по всему довольно давно, какой-то г'мет с нагрудной пластиной, которая свидетельствовала, что он – офицер местной стражи. Он о чем-то негромко переговаривался с другим пурпурным, худо одетым, но смерившим Роста косым, оценивающим взглядом.

– Меня послали, – заговорил офицер стражи, мигом забыв о своем собеседничке, – чтобы помочь тебе…

– Кто приказал? – спросил Рост. У него почему-то дико разболелась голова.

– Кто надо, тот и приказал, – ответил г'мет, оценивая новоявленную стражу Ростика. – Наше дело – охранять…

Закончить он снова не успел, потому что тот самый вас-смер, который договаривался с Ростиком об охране и оплате, вдруг шипящим, почти как у ярков, тоном заявил:

– Знаем, как вы охраняете… Потом трупы по канавам вылавливаете, и виноватых никогда нет.

– Сделаем вот что, – сказал Рост твердо, словно вместе со своим выигрышем вдруг получил право распоряжаться, как когда-то в Боловске, а может, так и было, – эту ночь я буду спать у себя. А завтра доложим по начальству, какая… – Он чуть не сказал «беда со мной приключилась», но вовремя подкорректировал: – Какая удача меня постигла, и пусть они решают, что с этим делать.

– Так что же, ты не собираешься?.. – в голосе городского стражника зазвучала угроза, но вас-смер уже толкал его в плечо, чтобы он не загораживал дорогу.

– Сказано тебе, завтра приходи. Может, что и обломится, – вас-смер и не хотел, но сделал такую рожу, что стражника как ветром сдуло.

Ростик спал плохо, так уж получалось, что в его сны все время вламывались какие-то чужие, а иногда и откровенно враждебные мысли, поэтому поутру он поднялся, словно его всю ночь колотили палкой. Он, как уже привык, собрался было сходить на аэродром, чтобы там не решили ненароком, что он вздумал удрать или затаиться, но двое мирно дремавших у дверей вас-смеров, с довольно тяжелыми пушками на перевязях – и откуда они успели их раздобыть? – очнулись и принялись его уговаривать не глупить.

– Подожди, – предлагали они, – пока выяснится, что решено за ночь.

– А что может быть решено? – не понял Ростик, умываясь и пробуя палочкой и белой глиной чистить зубы.

– У тебя теперь будет несколько довольно сложных договоренностей, – пояснили охранники. – Хотелось бы понять, как все устроится.

Ростика как раз договоренности с Вяленым ничуть не интересовали, он размышлял одновременно о двух вещах. Внешне он усиленно заставлял себя соображать, как это его охраники могли стоя дремать у двери, вытянувшись, словно змеи перед атакой. А про себя продолжал размышлять, почти как шахматист, хорошо ли то, что получилось у него вчера, и как эту ситуацию использовать. Когда он додумался до этого, то понял, что рассматривает сложившуюся позицию скорее как выгодную, потому что у него неожиданно появилось гораздо больше возможностей. Ему на миг даже обидно стало, что он не сообразил устроить себе нечто подобное раньше, разумеется, качественно, а не второпях, продумав последствия своих действий.

В общем, охранники его так и не уговорили, но службу знали и Падихат с Ободранным. Оба, едва держась на ногах от недосыпа, вошли в его комнату, кажется, впервые за все время предварительно постучав. Впрочем, причина такой вежливости могла заключаться не в Ростике, а в вооруженных вас-смерах, что было в принципе понятно. Какие бы роли ни играли эти существа в цивилизации пурпурных, с ними привыкли считаться больше, чем с другими подчиненными расами, ну, может, кроме ярков.

– Дело такое, – начал Падихат, усаживаясь на единственный Ростиков стул, – Вяленый считает, что удвоить каждую ставку он может, считая от первоначального выигрыша, тогда ты получишь свой последний выигрыш и еще три таких же.

– Мы настаиваем, чтобы считали удвоение каждого последующего выигрыша, тогда получается, что первый выигрыш нужно удваивать три раза, и ты получишь восемь конечных ставок, – добавил Ободранный.

– Сколько это всего будет? – сонно, заметно перебарывая слабость, спросил Ростик. Этот разговор он считал ненужным, но закончить его было необходимо.

Ярк с Падихатом переглянулись, потом г'мет весело объявил:

– Что-то около восьми с половиной миллионов клейменых монет, а значит… Да, всего около одной сороковой части таланта, если удасться настоять на этой цифре.

Все равно очень мало, чтобы просто удрать отсюда, подкупив табиров, решил Рост. И сразу помрачнел.

– Есть другие варианты? – спросил он.

– Я доложил Пинсе, что у нас тут… заварилось, – объявил ярк, явно ожидая оценки своих усилий, но тут же вздохнул почти по-человечески. – Она отозвалась, что это ее не слишком интересует, но если нас хотят обдурить, то она обещала… Может быть, примет какие-то меры.

– Какие? – не понял Ростик.

– Она – несупена, она многое может, – высказался Падихат. – К примеру, весь этот город перевернуть, если у нее будет такое желание.

– Тогда мы – везунки, – ярк определенно был настроен веселее г'мета, предвкушая смену своих обязанностей стражника при непонятном бледнокожем типе на роль управляющего изрядным состоянием, может быть, и в самом деле немалым по местным меркам.

– Что сейчас можно сделать? – спросил Рост. Осознав, что его не понимают, пояснил: – Например, куда девать вот эти мешки?

Этими «мешками» он назвал несколько довольно больших кожаных кошелей, в которых находились надчеканенные градины, по сути, все деньги заведения Вяленого. Тот вчера был в такой прострации, что, вероятно, не нашел другого решения, как побыстрее сбагрить Ростика домой.

– И есть еще расписка… – вдруг вспомнил Рост. Покопался в письменных принадлежностях на столе, отыскал обязательство Вяленого доплатить проигранное помимо уже выданных денег.

– Тут… – Падихат довольно уверенно оглядел мешки, – тысяч четыреста, хотя лучше бы пересчитать. Мы-то вчера тоже ошалели, не очень и считали, забрали на вес.

– Это все можно отнести в банк, – предложил Ободранный. – Тут, не очень далеко… Разумеется, нужно немного взять на текущие расходы, тысяч сорок – пятьдесят. Этого, думаю, хватит на первое время.

Падихат посмотрел на него негодующе:

– Нужно поскорее забирать заведение у Вяленого. Оно, если договоримся, может быть оценено миллиона в четыре, остается еще его особняк…

Стать владельцем игорного дома – такое Росту даже в кошмаре не могло присниться. Вот идея насчет особняка ему понравилась больше, но тоже не особенно. Нужно было еще посмотреть, что тот собой представляет.

– Так, – решил он наконец, – давайте доставим эти деньги в банк, а потом я все-таки отправлюсь на аэродром. Отмечаться мне следует каждый день, вот и не будем отступать от правил.

– А на текущие расходы? – почти возопил Падихат.

– По паре тысяч давайте распихаем по карманам, а остальное… – Рост махнул рукой, – как получится.

Так и сделали, несмотря на всякие возражения ярка с Падихатом, которым отчетливо хотелось отложить «на текущие расходы» как можно больше, например, на случай, если их вовсе оттеснят от Ростика с его богатством.

В банке все получилось довольно быстро, даже расписки приняли довольно споро и, разумеется, открыли текущий счет, посоветовав открыть такие счета и обоим Ростиковым надзирателям, но не более определенной суммы, скажем, тысяч в пять-семь. Но это уже Ростика не интересовало.

Чувство времени у пурпурных было не слишком развито, но все-таки каждому было понятно, что на утреннюю поверку, если это можно так назвать, Ростик отчаянно опаздывал.

До аэродрома оба вас-смера его тоже проводили, объяснив довольно просто:

– Ты же не имеешь наследников… А у Вяленого разные друзья имеются, если он что-нибудь отчаянное предпримет, то может и вовсе твой выигрыш отсудить.

И на аэродроме все пошло совсем не так, как предполагал Ростик. Он-то хотел побыстрее разделаться с обычными записями в журнал явки и отправиться куда-нибудь, чтобы выспаться, если с его нынешней каморкой было не все понятно, то можно было завалиться в какую-нибудь гостиницу, ведь есть же в Висчен-Ца гостиницы… Но его продержали в комнате, где обычно собирались экипажи для полета, а потом вдруг посадили в антиграв и отправили в разведку куда-то на север. Без Падихата или Ободранного, с незнакомым экипажем.

Но нет худа без добра. Пока они летели, Рост сделал вид, что задумался, а на самом-то деле отлично выспался, даже немного с избытком. Никаких восхунов внизу он не заметил, а если бы даже они и были, то Рост находился в таком состоянии, что был абсолютно не способен их почувствовать. Переночевали в каком-то крохотном городишке, всего-то на несколько тысяч жителей, напоминающем обжитой форт, и на следующее утро снова вылетели. На этот раз оказались над лесом, так что Ростик даже стал присматриваться – что тут может быть интересного. Но снова ничего любопытного не нашел.

На третий день обнаружили какое-то племя восхунов, но они так решительно принялись отбиваться от единственного антиграва, на котором находился Ростик, что пилоты не решились на смелую атаку. А так как передать сведенья об обнаруженной группе восхунов было некому, то вернулись в уже знакомый Ростику полуфорт-полугород.

На четвертый день в нем собралось уже с три десятка обычных антигравов и даже два крейсера. Этой армадой и вылетели на штурмовку, довольно быстро определили цель и разметали обнаруженных восхунов, которые по непонятной причине не сменили даже направления движения, не попробовали спрятаться и поплатились за это. Их долбили, пока бой не затих по причине полного уничтожения противника. Но и восхуны эти оказались серьезными ребятами – три машины погибли и еще семь были изрядно повреждены.

После боя Роста почти без отдыха отправили назад. Он и тут не терял времени, медленно, осторожно, едва ли не на ощупь обдумывал, что и как он теперь должен сделать. В Висчен-Ца прилетели уже под утро, так что у него было время даже немного подремать, а главное, он вдруг почувствовал себя свежим, готовым к любым проверкам.

Поутру он решил на аэродром не ходить и настроился было выспаться по-настоящему, но к нему вошли сразу три городских охранника. Рост даже заподозрил что-то не слишком для себя веселое, но охранники тем не менее согласились подождать, пока люд, как он им сказал, приведет себя в порядок. Может, и не расстреляют сразу, раз уж позволили ему настолько не торопиться, думал Ростик, шагая впереди своих конвоиров.

Они пришли в относительно богатую часть города, где селились только зажиточные горожане, что как-то размывало обычный принцип разделения по расам, принятый в городах пурпурных. Дом, в который его ввели, был бы красивым, если бы не его аляповатая, местами откровенно скверная обстановка и странный запах, отдающий старым болотом. После чистых стен имения Савафа, огромных и отлично проветриваемых его залов Ростику все прочие дома представлялись слегка давящими, как каюты на корабле, где он провел слишком много времени.

Тут его ожидала Пинса, вот уж она-то расположилась с удобствами. Возлежала, почти как настоящий чегетазур, в обширном, обитом мягчайшей кожей кресле, более похожем на лежанку, и жевала виноградины, которые ей в рот накладывал Лодик. Тот тоже время от времени таскал ягоды, но не жевал их, а глотал целиком.

Она еще не потеряла возможности жевать, подумал Ростик, разглядывая несупену, в которой вдруг очень многое проявилось от каменноподобия Савафа.

– Явился, – объявила ему Пинса, в отличие от прошлых встреч, не ментально, а вслух. – Заставил отправиться в эту дыру… – Она перешла на какую-то ментальную скороговорку, но Рост не слишком в нее врабатывался, кажется, это была просто ругань.

Наконец Пинса закончила довольно странной репликой:

– Даже дом не мог выиграть получше.

Тогда-то Ростик и понял. Он еще раз оглядел комнату, в которой они находились, припомнил коридоры и комнаты, по которым его провели, и для верности переспросил:

– Это тот особняк, которым заплатили… за недостающую часть моего выигрыша?

– Именно, Рост-люд, – подтвердил Лодик. Он, как это ни удивительно, отчего-то веселился. Или просто наслаждался моментом, все-таки в нем было немало озорства или даже того, что люди называют юмором, хотя бы и специфическим. – И добавлю, – он мельком посмотрел на Пинсу и понял, что она не возражает против его участия в разговоре, – это было непросто. Никто, кроме несупены, не мог бы добиться, чтобы с тобой рассчитались справедливо. – Значит, – сказал Ростик, обращаясь на этот раз к ярку, – это мой дом?

– Нет, это дом тех, кому ты принадлежишь, – пояснил Лодик и снова посмотрел на Пинсу. Для верности подложил ей еще горсть виноградин в ротовую щель. – Ты не имеешь права домовладения, потому что… В общем, это проблема юридическая, не стоит в нее вдаваться.

– Ты слишком хорошо натренирован в ментальном плане, чтобы играть, – проговорила Пинса, жуя. – Это и было главным возражением… прежнего владельца этой хибары.

– С домом – допустим, – кивнул Ростик. Ему и в самом деле это нелепое сооружение было ни к чему. – А что с деньгами? – Тебе оставили некоторую их часть, – пояснил Лодик. – Остальное ты будешь получать по мере надобности. И с разрешения хозяев.

– Все-таки я не все понимаю, – сделал Ростик удивленное лицо, хотя стоял, как всегда в присутствии Пинсы, вытянувшись. – Что значит – я слишком натренирован, чтобы играть?

– По сути, все, что ты умеешь, принадлежит Савафу-то-Валламахиси, потому что именно он работает с тобой. – Лодик посмотрел на Пинсу, потому что дальше он не знал. Он вообще вдруг стал не слишком уверенным.

– Тогда я хотел бы понять, что со мной такого особенного сделали? – высказался Ростик, набравшись мужества.

Не потому, что он чего-то боялся, как-то он разучился в этом мире ценить жизнь. Но опасался того, что может напортачить, неправильно сыграть свою игру. А то, что эта игра у него неожиданно прорезалась, он вдруг увидел совершенно отчетливо.

Тонкая, на пределе его возможностей, слишком головоломная, чтобы ее продумать заранее, неверная и гораздо более сложная, чем задача, предположим, обыграть Вяленого в его же заведении, даже вместе с тем ярком, который был натаскан перекатывать игральные кости на нужную грань.

Но она давала в случае успеха какой-то результат, возможно, даже более интересный, чем Рост мог предполагать. Вот только к ней тоже следовало подготовиться. И он принялся готовиться. Да так, что у него даже желваки заболели, но уже через несколько ударов сердца он понял, что готов. Что способен пропустить едва ли не все мысли Пинсы, сколько их ни есть, через себя, свое восприятие. И на том уровне, какого никогда раньше не мог добиться, потому что теперь в его распоряжении имелось то слово из древнего языка несупенов, которое служило началом ключа.

А Пинса, неожиданно, может быть, для себя самой, пустилась в объяснения. Резко все-таки она разговаривала с рабом, очень быстро она принялась рассказывать на ментальном уровне все то, что дважды чуть не ломало Ростика, сначала, когда Саваф принял его в свою команду, и второй раз, когда его хотел купить Фискат. Она гнала это объяснение как сплошной поток образов, терминов и каких-то ментальных действий, в которых Рост понимал едва ли десятую часть. А может, вообще ничего не понимал. Но он смотрел на нее и старался все это понять, уж очень это было ему нужно… Это была жуткая работа, может быть, даже более скверная, чем подвергаться обработкам Савафа, но Ростик терпел. И пытался выдержать как можно дольше.

Потом он понял, что уже ничего не понимает, да и Пинса почему-то решила закруглить свою речь. Но при том для Ростика она вдруг раскрылась, как книга, хотя и на слишком многих страницах одновременно. На некоторых Рост пытался считывать ее объянения и запоминать их. На других она оценивала его восприимчивость, и почему-то это вызывало у нее какое-то отстраненное, болезненное любопытство, словно, не умея сама испытывать боль от этой ментальной перегрузки, она сейчас кормилась его болью, пробовала ощутить ее как можно полнее… Да, чтобы чувствовать себя живой, а не каменной.

И еще своей «раскладкой» мышления она тренировалась, пробовала повторить действия Савафа от начала до конца… Вот с этим было труднее всего справиться, но, может быть, потому, что именно тут Ростик пытался понять как можно больше. Он еще не знал, зачем это нужно, но пытался, и ему это почти удалось…

Он очнулся, когда Джар прыснул ему в лицо водой. Это была слишком холодная вода, которая казалась какой-то масляной, и она сразу же высохла на коже… Вот только без нее было бы хуже.

– Что со мной? – спросил Рост.

– Ты опять отключился, – пояснил Джар, отступив от стенки, где он, оказывается, стоял.

Ростик поднял голову, чуть в отдалении стояла и Синтра, которая смотрела в окно, на чахлые кустики, окружающие этот дом. За ними, кажется, находился ее антиграв, тот самый, который принес сюда Пинсу. Ростик понял это с обычной резкостью, которая иногда возникала в его мозгах после перегрузки.

У самой двери, рядом с двумя вас-смерами стояли и тихо между собой переговаривались Падихат с Ободранным. Надо бы выучить его имя, лениво подумал Ростик и вдруг понял, что уже не надо. Это было так странно, что он даже не попробовал понять, чем это вызвано.

И тогда сообразил – перед Пинсой он предстал «нараспашку», как и она перед ним. Вот только несупена сохранила мышление, могла его понимать, а он оказался беззащитен… И тогда, еще раньше, чем он сообразил, что же собственно делает, он стал вспоминать волшебный шлем, подсоединенный к замечательной машине в доме Фиската. И вспоминать, как он тогда представлял полет над холмами Вагоса, о том, что таилось вдали… Что-то важное, многозначительное и очень, очень существенное для понимания этого мира.

Это была его защита. Пусть лучше они узнают, как этот шлем подействовал на него, чем попробуют понять, как не слишком умелое воздействие Пинсы помогло ему. Почему-то он был уверен – это необходимо скрывать. Как был уверен, что теперь он должен торопиться… Как был уверен, что никогда не увидит Василису… Но это тоже почему-то нужно было скрывать. От этого зависела его свобода, и потому следовало бороться изо всех сил.

Глава 18

Рост проснулся с тяжелой головой, как с похмелья, хотя давно отучился даже вспоминать, каково это – пить что-то крепче воды. Он был еще переполнен снами, когда понял, что знает нечто чрезвычайно важное. Вот так получилось – ложился спать и ничего не знал, а теперь проснулся и понял, что знает. Только следовало определить, что же он знает? Хотя бы приблизительно.

Сны опять были очень тяжелыми, за ним кто-то гнался, от кого-то Рост убегал, хотя отлично знал, что его все равно настигнут и… Вот что будет дальше, он не представлял. Скорее всего, его собирались прикончить. Но не просто расстрелять, а казнить изощренно, устроить нечто вроде тех китайских пыток, о которых как-то рассказывал Ким… Добрый, верный Ким, как же он оказался далеко, и насколько были слабы его силы, чтобы помочь. Если бы он мог хоть что-то сделать, он бы непременно попытался – в этом Ростик был уверен.

А потом Рост припомнил жуткие, похожие на вас-смеров фигуры, которые передвигались, словно плыли в воде, переливаясь мускульными жгутами, перекатывая тело волнами с немыслимой быстротой и точностью… И также грозили гибелью, как все эти вас-смерские пальцы, каждый из которых был направлен на него, на Роста. И у каждого из этих существ были такие же деформированные, но в целом чрезвычайно подвижные, почти человеческие лица… Рост остановился, потому что вдруг понял: он представляет не человеческие лица, а морды губисков, странным, почти нереальным образом сливающиеся с физиономиями несупенов… Или даже одной из них – Пинсы.

Но это была какая-то слишком мощная, просто огромная несупена, которая могла разможжить Ростиково сознание хотя бы из удовольствия посмотреть, как он будет корчиться, когда вдруг догадается, что окончательно утратил разум.

И тогда неожиданно все стало понятно – Рост узнал второе слово. Оно звучало необычно, что-то вроде… Да, похоже на иероглиф «Сим», с обозначением высокого понятия, как бы с заглавной буквы, если передавать его буквенным письмом. Оно обозначало, насколько Рост помнил, что-то вроде игры или ошибки, попытки, обреченной неудаче, а может быть, даже подразумевало некий вариант неизбежного провала… Что же получается, подумал Ростик, Саваф, оказывается, обозначил меня как «пробный проигрыш», или «необходимую пробу», или «нерасчетливый вариант»?.. Хотя, скорее всего, Ростика звали – «возможная ошибка».

Едва он представил эти слова вместе, с ним произошла удивительная метаморфоза. Его сознание оказалось заблокировано, он даже сжался в комочек, сложился в позу эмбриона, пытаясь защититься от всего, что существовало в этом мире. Но сознание все еще оставалось при нем, он не терял контроля над значительной частью своих способностей и потому принялся их расширять, раздвигать, расставлять… Пока не понял, что обливается потом, словно от тяжелейшей физической работы, хотя не двигал, кажется, даже зрачками под веками.

И еще: уже своей тренированной аймихо частью восприятия представил, что получил доступ не просто к «закладке», сооруженной Савафом, а к чему-то, что вступит в действие, может быть, через годы… Что это было – он не знал. Возможно, приказ о самоуничтожении или распоряжение нанести вред еще кому-то… А может быть, его уже превратили во что-то, не имеющее отношения к человеческой сущности, что было страшнее всего.

Но пока-то он оставался человеком, в этом не было сомнения, и, следовательно, имело смысл бороться. Вот он и боролся, возвращал себе утраченные представления о мире, расплывающиеся под тяжестью этих двух чуждых, ужасных слов – Трампан-Сим.

Трампан-Сим… Как просто, решил он наконец. Если их часто повторять, тогда, возможно, он снова обретет свободу, станет не вполне доступен для Савафа.

Рост вычленил эти слова из упражнений Пинсы, из ее не слишком умелых, хотя и старательных воздействий на него. Вот только… Была ли это ее ошибка, или кто-то, предположим, тот же Саваф, вообразил, что теперь можно впрыснуть в Ростика немного самостоятельности, чтобы он… Чтобы он – что?

Удрал, вернулся в Боловск, а потом, как робот, под маской своего человеческого облика перевернул их цивилизацию, разрушил ее, позволил пурпурным наконец-то одолеть ее каким-то пока неосознаваемым образом?.. Неужели я теперь даже вернуться домой не могу, думал Ростик с мукой, неужели мне так и суждено умереть тут, не увидев родных и даже похоронив надежду на возвращение?

Что же ему оставалось? Служить пурпурным и умереть в конце концов от тоски и одиночества, от экспериментов, которые каменноподобные вожди этой цивилизации проводили с ним? Или все-таки сбежать, вырвать их влияние с корнем, может быть, с помощью аймихо, которые не намного слабее в психотехниках, чем чегетазуры, а потом… Использовать добытые, выстраданные тут знания, чтобы обезопасить человечество, чтобы добиться паритетных отношений с несопоставимо более мощной цивилизацией пурпурных?

Рост не знал ответа и понимал, что, несмотря на все свое умение предвидеть будущее, ответ на этот вопрос останется для него нерешаемым, абсолютно неизвестным, может быть, до конца его жизни.

Он застонал, и звук собственного голоса немного помог ему. Он даже поднялся и принялся умываться, хотя за окном было еще темно. Солнце еще не включилось. И хотя Ростик был еще не в форме после травмы, нанесенной Пинсой, он все равно решил действовать, как задумал.

Так уж получилось, что появление в Висчен-Ца Пинсы вызвало в городе немалый переполох, а может, она и вправду задействовала высокие структуры управления городом и всей этой провинцией, которые не слишком умели торопиться, поэтому на некоторое время Ростика оставили в покое. Даже сделали некоторые послабления, например, предложили не являться каждое утро на аэродром. К тому же теперь, когда Пинса «разруливала» его дела с дурацким выигрышем дома и кучи местных денег, можно было отказаться от охраны.

Поэтому он попробовал отыскать более удобное жилье, хотя бы с подобием душа, что было непросто, потому что в этой пустынной местности вода слишком ценилась, чтобы тратить ее впустую, например, на частые омовения. Но все-таки, как во всей цивилизации пурпурных, иногда можно было добиться исключений. И теперь, по крайней мере пока у него не кончились деньги, Рост решил попробовать.

От услуг, иногда весьма настойчивых, Падихата и Ободранного он сумел отказаться, благо это было не сложно, потому что оба его соглядатая и сами хотели бы оказаться поближе к несупене.

В общем, активность он развил немалую. Главным образом потому, что ни на что другое не был способен. И потому, что давно заложил в себя, как программу, эти действия, хотя плохо представлял, насколько они способны привести к успеху. Но он действовал и даже торопился… Потому что с исключительной ясностью понимал – его нынешнее положение продлится недолго. Вполне могло оказаться, что Саваф или кто-нибудь еще из чегетазуров откроет, что Ростик знает о ключе к своей «закладке», что он расшифровал и освобождается от нее, а тогда… Ему вполне могли поставить новую «закладку», могли даже внедрить ее незаметно для него, предположим во сне. В том, что такое возможно, Рост не сомневался ни на мгновение.

Кстати, помимо прочего, ему следовало еще быть довольно осторожным, потому что не раз и не два он ловил на себе какие-то чересчур испытующие взгляды, как бы приходящие ниоткуда, даже когда вокруг никого не было, когда некому было за ним следить. Почему у него появлялось такое впечатление, он не знал, но догадывался, что слежка за ним теперь ведется какими-то новыми для него, более тонкими и изощренными способами. Поэтому торопиться все-таки следовало. Ведь пока он выграл только время. Ну и еще, пожалуй, обрел некую неожиданную для чегетазуров сопротивляемость, что было, опять же, фактором временным… Хотелось бы, чтобы она иссякла не слишком быстро.

А потом у него состоялся дикий, ужасно изматывающий диалог с Савафом. Тот вломился в сознание Ростика неожиданно и исключительно агрессивно. Во время этого сеанса Рост только и сумел, что замереть, как какая-нибудь пичужка, увидевшая, что ее вот-вот сожрет более сильный зверь… Он сидел на веранде небольшой забегаловки, где готовили отличное мясное блюдо, напоминающее гуляш, и с аппетитом обедал, да так и застыл с ложкой в руке.

– Люд-Рост, – раздалось в его сознании не очень отчетливо, словно бы голос звучал из неимоверной дали, но от этого все равно было не легче. Голос давил, поглощал возможности правильно соображать, вообще правильно представлять себя и мир вокруг. – Ты плохо справляешься со своими обязанностями.

– Их в последнее время было не слишком много, – пролепетал Ростик, кажется, даже слегка в голос.

– Это потому, что там, где ты находишься, будет следующий этап наших действий, острие следующего удара.

Тогда и только тогда Рост понял, что Саваф переговаривается с ним из своего особняка в Вагосе. Он даже не покинул своего кабинета и не собирался его покидать, чтобы дотянуться до каких-нибудь усилителей этой трансляции, как поступал прежде.

– Я готов служить.

– Не уверен… – Или Ростику только показалось, что Саваф так подумал. Но чегетазур продолжил: – Наш план требует еще некоторой подготовки. Ты хочешь покинуть Висчен-Ца, чтобы поработать в другом месте?

Это была проверка. Потому что, если бы Роста перевели на новое место, он потерял бы все, что уже успел сделать, попытку освобождения пришлось бы начинать сначала, и еще неизвестно, будут ли у него такие исключительно удачные условия для этого. Поэтому он ответил по возможности равнодушно:

– Я готов служить там, куда меня направят.

– Неужели ты не оценил того, что я предлагаю тебе выбрать место по собственному усмотрению?

– Оценил, но, – Рост не придумал ничего лучше, чем внутренне принять позу подчинения, – это для меня слишком сложно… Я разучился пользоваться такой возможностью.

– Это… так, – вдруг заключил Саваф. – Тогда можешь пока оставаться там, где находишься.

Изо всех сил, словно от этого зависела жизнь, Рост попытался не обрадоваться. И судя по всему, это ему удалось. Прежде, пока он не знал второго слова командной «закладки», из этого ничего бы не вышло, он это отчетливо понял на низовом, «подвальном» уровне своего мышления и оценки происходящего.

А на поверхность своих чувств выкинул сожаление, что в последнее время его слишком мало посылали в разведку, что он был не слишком успешным в поиске ламаров… Хотя тут же оборвал себя, все-таки эта игра в послушность получалась у него довольно фальшиво. Ведь он все равно рассматривал диких восхунов как своих естественных друзей, и не следовало ему уж слишком радоваться их гибели, с его помощью, кстати говоря.

Вот эта борьба, которую отлично считал Саваф, кажется, и помогла Росту остаться не до конца расшифрованным. Чегетазур, почти как Пинса, когда она долбила Ростика своими внушениями, увлекся чисто человеческими всплесками эмоций и переживаний. Оказывается, этот флер был совсем неплохим туманом, который закрывал главное – способность думать по-своему, может быть, и вразрез с тем, что полагалось бы на его месте говорить.

Вообще, решил Ростик, следует подумать о том, насколько успешно получается «подкупать» чегетазуров на эмоции. И почему они так уверены в том, что он не способен лгать в своих мыслях? Возможно, пурпурные были не способны на это, и, столкнувшись с такой человеческой способностью, каменноподобные не сумели оценить важность этого качества людей, не разобрались в ней, остались слишком самоуверенными?

Все это было не то, и думать следовало о другом. Вот Рост и принялся думать о том, чтобы он своими мыслями выглядел как истукан, застывший и неповоротливый, а главное – не способный на лукавство, даже на прямую лужь.

– Я хотел бы предложить тебе, если уж ты так разбогател, как мне сказывали, – Саваф, похоже, издал что-то, имитирующее смешок, словно бы умел смеяться, – кстати, довольно неожиданно для меня, никогда не подозревал о таком побочном эффекте моих операций с тобой… Я хотел бы предложить тебе обзавестись настоящей женщиной из расы людей. Как ты на это смотришь?

– Не очень… вдохновляет, – признался Ростик. – У нас, людей, довольно сложные отношения с женщинами в режиме «нравится – не нравится». Вот у меня и имеется опасение, что – «не понравится».

– Но ведь ты принял…

– Васл мне понравилась, – признался Ростик, почти перебил Савафа. Оказывается, в очень дальних трансляциях это было реально.

– Перевести ее к тебе? Это можно сделать довольно быстро.

– Если… – Рост еще колебался, но все-таки решился, почему-то ему казалось, что он должен так поступить. – Если допускается, чтобы я выбрал себе товарища, я бы попросил тебя, Саваф-то-Валламахиси, прислать ко мне друга из расы пернатых под именем Шипирик. – Отвечая на едва намеченный вопрос, Ростик правдиво высказался до конца: – Мы вместе воевали, еще когда Валламахиси был поврежден… Но он остался жив, я видел его позже, в тюрьме на плавучем городе.

– Это непросто, – признался Саваф. – Он может быть на кораблях, которые теперь находятся за многие месяцы пути от Вагоса… Но я узнаю.

– Я был бы тебе благодарен.

Рост понял, что он снова является сам собой, а не живым подобием телефона или радиопередатчика. Он так и сидел за столом в той же забегаловке, перед ним стоял все такой же горячий гуляш, вот только стакан с водой, который он сжимал в левой руке, раздавился, причем некоторые из осколков глубоко вонзились в ладонь. Он сходил на кухню, вымыл руку и даже сумел перемотать ее полоской ткани, которую ему любезно предоставил владелец заведения. А потом доел гуляш, размышляя, каким образом понять, расшифровал ли Саваф его тайные мысли, или, если чегетазур этого не добился, как догадаться, что остался вне подозрений? То есть следовало ли ему действовать дальше в выбранном направлении или лучше затаиться?..

Чем бы ни обернулся разговор с Савафом, но Роста пару раз послали на разведку, и довольно далеко, в район лесов. Он отыскал несколько небольших стоянок восхунов и еще каких-то живых существ… Но определить их расовую принадлежность не сумел. Лес вообще оказался самой тяжелой средой для разведки. Даже более трудной, чем море. В нем обитало слишком много разнообразной живности, и не сразу можно было разобрать – кого же Рост чувствует, животное или разумное существо.

К тому же его изрядно ослабило понимание того, что Васл он больше не увидит никогда. Что-то там, в Вагосе, произошло, и хотя это осталось тайной, Ростик был совершенно уверен, что какую-то тень мыслей Савафа об этом он прочитал во время их «разговора».

Эту девушку Ростику было жаль. Он даже не подозревал, что привязался к ней, или просто его одиночество было тому причиной?.. Но если бы он мог хоть что-то изменить в ее судьбе, если бы он был на это способен, он непременно попытался бы. Вот только не знал, решился бы он пожертвовать своим планом, если бы перед ним возникла дилемма – помочь Васл или все-таки продолжать действовать так, как задумал?.. В целом, это были тяжелые мысли, но к трудности своего существования Ростик уже привык, даже научился не считаться с этим. Поэтому, скорее всего, он подумал бы прежде всего о себе. Ведь что ни говори, а пурпурные были врагами, даже Василиса, его случайная и странная подружка. Вот только от чувства сожаления и уже почти привычных угрызений совести избавиться не получалось.