Тайна Черного моря Чубаха Игорь
Некоторое время противник стоял неподвижно. Потом руки его безвольно упали.
Две серебристые рыбешки выскользнули из широких рукавов его одеяния, мелькнули в ночном воздухе. Хутчиш почувствовал два тупых удара – в правое плечо и в левое бедро. Он покачнулся. Наклонил голову.
В плечо вонзилась изящная витая серебряная стрелка с зазубринами вдоль острия. Точно такая же торчала из бедра. Боли пока он не чувствовал.
– Что ж, – с ненавистью прошипел Господин Доктор и сделал шаг вперед, – если мне суждено проиграть, то и ты не выиграешь. Мои змеи бьют наверняка. Их зубы пропитаны ядом кураре. И я никогда не расстаюсь с ними.
Он сделал ещё шаг навстречу прапорщику.
Анатолий понял, что, выиграв войну, может проиграть сражение. От предстоящей схватки уклониться не удастся. А две впившиеся в тело занозы не позволят работать ни правой рукой, ни левой ногой. До тех пор, пока тренированный организм не свернет в ранах вокруг заноз отравленную кровь, двигать пораженными частями тела нельзя ни в коем случае. Иначе зараженная кровь вместо того, чтобы свернуться, по сосудам попадет в мозг[89].
Будь по твоему, проклятый шпион. Хочешь драться, трусливый койот? Будем драться. Я справлюсь с тобой одной левой рукой. Потому что я – прав.
– Око за око, зуб за зуб – так, кажется, у вас говорят? – громко сказал Доктор, останавливаясь посреди круглой площадки. – Ты опозорил меня, и я должен отомстить. Я не хотел убивать тебя, прапорщик. Я не люблю убивать. Но ты, видит небо, не оставил мне иного выхода. И пусть небо покарает меня, если я вру.
Словно в подтверждение своих слов, бездарный актеришка вторично поднял руки – для последнего, как ему грезилось, удара.
И небеса ответили господину Доктору.
В вышине над кронами деревьев Летнего сада раздался свистящий вой, потом что-то оглушительно грохнуло, ослепительная вспышка тысячи салютов высветила черные узловатые стволы древних лип. Земля закачалась на манер деревянных качелей. Тени заплясали брейк. Луна ослепла.
Струя газов, вырвавшаяся из сопел тормозных двигателей, швырнула Анатолия навзничь, вырвала застрявшие в мышцах стальные жала, протащила его по гравию, запорошила глаза горячей пылью. Из ранок выплеснулась загустевшая отравленная кровь.
Последовал глухой удар, словно стукнули тромбовочным снарядом, только в миллион раз громче, и все стихло. Лишь всполошенно кудахтали, шуршали в листве разбуженные пичуги. Лишь потрескивал остывающий металл.
Анатолий откашлялся, перекатился на бок, не забывая усилием воли гнать, гнать, гнать из организма кровь, чтоб ни одна молекула яда случайно не затесалась в капилляры, ведущие к жизненно важным органам, помотал головой, протер глаза. И только потом посмотрел на площадку, где секунду назад витийствовал зловещий Господин Доктор.
Господина Доктора не было. На его месте теперь возвышалась впечатляющая конструкция – закопченный шар на решетчатом пьедестале, погрузившийся в землю на полметра, почти целиком занявший своей тушей пятачок в окружении изломанных, обуглившихся скамеек, источающий струйки голубоватого дыма. Исполинский парашют в бело-красную полосу запутался в кронах деревьев, безвольно провисли стропы. Как в древнем предании огонь пожрал превращающегося в койота оборотня-людоеда Дсонокву, а развеянный по ветру его пепел превратился в москитов.
Хутчиш смотрел на свалившуюся с неба исполинскую консервную банку и никак не мог сообразить, что это такое. НЛО?.. Нет, даже сквозь дым, даже после ужалившей зрачки вспышки можно было рассмотреть на борту шара символический знак – красную звезду. Елки-палки, да ведь это же аварийный посадочный модуль со станции «Мир»!
– Прощайте, Господин Доктор Театральных и Конспиративных наук, – с уважением сказал Хутчиш. – До встречи в Полях Вечной Охоты.
Внутри шара что-то загромыхало, бумкнуло, клацнуло. Со скрежетом распахнулся неприметный люк и повис на петлях, покачиваясь и поскрипывая как-то особенно по-родному, словно сверчок за печкой.
Из темных недр аппарата выглянул коротко стриженный человек в серебристом комбинезоне, ошарашенно огляделся. Глотнул свежий воздух.
– Коля, мы живы… – прошептал он на чистом русском языке. То ли самому себе, то ли внутрь консервной банки. Потом взгляд пришельца упал на лежащего в десяти метрах от НЛО чумазого блондина в окровавленной рубахе с павлинами и шортах по колено. Несколько секунд оба разглядывали друг друга. – Hey, mister! – наконец несмело сказал пришелец. – Where're we? What's happen?
Блондин приподнялся на левой руке, пожал плечами и улыбнулся. Наконец мегатонник сообразил, почему интуиция подсказывала ему не тушить намедни зажегшуюся ветошь под допотопной баллистической ракетой в Военно-морском музее.
– Все нормально, мужики. Все о'кей. Просто наступает новый день. – Язык еле ворочался во рту.
Потом прапорщик Российской армии Анатолий Хутчиш перевернулся на спину, устало раскинул руки и устремил взгляд в небеса.
Эпилог. Объект У-18-Б
1 августа, понедельник, 20.30 по московскому времени.
На следующий день администрация Летнего сада не нашла лучшего выхода, чем закрыть сад «на просушку». Естественно, после длительного разговора с кем следует.
Просушкой занялся особый отряд УСО (Управления специальными операциями) петербургской Федеральной Службы Контрразведки, ключевые посты в котором занимали знаменитые «вымпеловцы». Помимо них хватало и штатских очкариков.
Последних в реактивном порядке вытаскивали из-за прилавков ларьков, из рекламных агентств, или агентств недвижимости, или прочих мест, где высококвалифицированные эксперты по баллистике, спектральному анализу, теории вероятности и прочим мудреным штучкам пережидали трудные, малооплачиваемые времена.
Одетые в вышедшие из моды двубортные клетчатые и в «елочку» костюмчики, эксперты жмурились на вечерний свет и чувствовали себя неуверенно. Отвыкли эксперты от осознания собственной значимости. С умным видом, демонстрируя, так сказать, товар лицом, они до хрипоты спорили над выуженным из озерца листом жести. Получалось, что в споре, скорее всего, победит низенький длиннорукий экс-сотрудник Института Экономических Проблем Переходного Периода, поскольку его голос был на целую октаву выше какофонического многоголосья оппонентов.
Вкратце его позиция сводилась к следующему: у таинственного аэронавта не было никаких шансов подняться на подобном аппарате в воздух, что очевидно из самой конструкции «крыла»; скорее всего, молекулярный анализ жести покажет, что «самолетику» не менее двухсот лет и что, вполне вероятно, все эти двести лет он спокойно пролежал на дне пруда. Примерно со времен падения Тунгусского метеорита.
Не к месту вспомнили недобрым словом Матиуса Руста.
Разогрев себя мантрическими рассуждениями о подъемной силе, угле атаки, срыве потока, ламинарности и турбулентности, а также о центрах тяжести и давления, научные работники перешли от «утопленника» к окопавшемуся космическому кораблю.
Оплавленный гравий похрустывал под дешевенькими турецкими сандаликами. Счетчики успокаивали допустимым уровнем радиации. Военспецы провожали процессию гражданских экспертов равнодушными взглядами.
«Не может быть!», «Вы только подумайте!», «Ах, как неудобно!» – всплескивали эксперты огрубевшими, отвыкшими от синхрофазотронов ладонями, заслышав, что, по всей вероятности, попадание по касательной в орбитальную станцию «Мир» произвел самозапустившийся экспонат Военно-морского музея (см. отверстие в потолочных перекрытиях означенного музея и оплавленный пол под ней) – баллистическая ракета морского базирования Р-11ФМ работы конструктора В.П.Макеева – и что несшие космическую вахту космонавты едва успели совершить аварийную расстыковку спускаемого аппарата со станцией и благополучно, хотя и вслепую, приземлились на территории Санкт-Петербурга.
Подняться на невероятную для себя высоту[90] музейному экспонату помогло лишь то, что перед помещением в музей боеголовку демонтировали, оставив только обтекатель.
У остывшего модуля космической станции «Мир» разговоры велись тоже маловразумительные. Опять со своими комментариями вперед лез, размахивая длинными ручищами, бывший сотрудник Института Экономических Проблем Переходного Периода. Но после того как одну из версий он обозвал «происками ЦРУ», вокруг него образовалась мертвая зона.
Военспецов же почему-то гораздо больше занимали найденные в закопченной траве два заточенных штырька «белого металла» со следами человеческой крови.
В это самое время в хирургическом отделении Военно-медицинской академии вокруг накрытых простынями обгорелых трупов копошилась группа патологоанатомов. Старшему группы при виде содеянного неидентифицированным(и) убийцей(ами) вспомнилось, как в студенческие времена он грузил свиные туши на мясозаводе. Ничего страшнее за всю свою жизнь он не видел.
Другая группа криминалистов, вызванная дирекцией Зоологического музея, решила ничего не трогать, пока не удастся разбудить и допросить впавшего в летаргический сон сторожа. Впрочем, даже тронуть им ничего не дали: едва милицейское начальство узнало, что рядом с музеем обнаружен пустой автобус ПАЗ со специфическими госномерами, как все эксперты в мгновение ока были вытеснены угрюмыми молчаливыми коллегами из госбезопасности.
Подобные треволнения почти не коснулись руководства Исаакиевского собора. Сторож честно признался, что ночью он самовольно отлучался, а на крышу памятника архитектуры пробрались хулиганы и нанесли незначительный материальный ущерб – истыкали гвоздями один лист купольного покрытия и сперли другой. Руководство собора об этом неординарном случае вандализма заявило в милицию, но службы особую прыть проявлять не стали – у самих забот полон рот. Культурные ценности внутри храма не пострадали? Не пострадали. Маятник Фуко цел? Цел. И охота вам голову людям морочить?
Вниманием доблестных следаков было обойдено также заявление гражданки Белодедовой Анжелики Тихоновны 1924 г. р., маявшейся бессонницей в ночь с тридцать первого июля на первое августа и якобы видевшей шестикрылого серафима, что взлетел с крыши собора.
Правда, лейтенант Терешин, принявший это заявление, заинтересовался было странным совпадением: несколько пьяных матросиков, задержанных в эту ночь за нарушение общественного порядка, в один голос утверждали, будто бы своими глазами видели золотистое НЛО над Исаакием. Однако поскольку матросики помимо «летающей тарелки» наблюдали и дряхлого азиата в костюме Кощея Бессмертного, который мчался на старинной карете по Невскому и пулял из пистолета по этой самой «тарелке», то Терешин просто сдал протрезвевших задержанных в ласковые руки прибывшего в отделение патруля, а упоминание об НЛО из протокола вычеркнул.
Обломки экскурсионного вертолета, угнанного неизвестными лицами с территории Петропавловской крепости и сбитого ракетой Ленинградского военного округа, были обнаружены на дне Невы возле Дворцового моста. К сожалению, личности погибших установить не удалось – трупы были изуродованы взрывом до неузнаваемости.
За исключением этих происшествий, праздник Военно-Морского флота прошел без эксцессов, и органы правопорядка вздохнули с облегчением, когда встало солнце на рассвете первого дня августа. А ведь впереди ещё День ВДВ…
В Москве, столице нашей Родины, не имеющей выходов к морям, День Военно-Морского флота прошел ещё более спокойно. Можно сказать – буднично. Относительно незаметно отметили этот день столичные моряки. Ни тебе жертв, ни тебе виноватых.
Гораздо сильнее, нежели какой-то там рядовой праздник, прессу занимали неожиданно случившиеся лавинообразные кадровые перестановки, увольнения и скоропостижные уходы на пенсию в командовании Генерального штаба, руководстве ГРУ и даже в аппарате президента. Кое-кто из журналистов заикнулся было, что грядут-де политические землетрясения, а в августе по традиции следует ожидать очередного путча, однако в пресс-службах упомянутых учреждений на вопросы репортеров отвечали уклончиво или же вовсе хранили партизанское молчание.
На фоне управленческих пертурбаций совершенно затерялись неперспективный с точки зрения сенсационности факт закрытия на неопределенный срок Оружейной палаты в Кремле и фатальная цепь поломок, преследующих орбитальную станцию «Мир», с которой, как разнюхали некоторые проныры-журналисты, вечером тридцать первого июля так и вовсе была потеряна связь.
Но ведь ненадолго?!
Уже утром первого августа из Центра управления полетом сообщили, что ситуация нормализовалась, связь налажена и жизни космонавтов вне опасности[91].
Иными словами, прошедшая неделя ничего необычного и впечатляющего простому москвичу не подарила. Обычная неделя конца июля – тихая и теплая.
В сотне километров от столицы, на Богом забытых Муринских болотах, было ещё тише. Сырой стоялый воздух висел над буреломами. Еле слышный высоковольтный комариный звон, да шорох вечернего сквозняка в прелой траве, да редкие непонятные выкрики в отдалении лишь наносили дополнительные штришки на полотно первозданного безмолвия.
Равнодушные к своей судьбе, гнили трухлявые, подкошенные болезнью стволы деревьев, наполовину высунувшиеся из вонючей топи. Черную, непрозрачную плешь воды пытались поцарапать юркие серые водомеры. Над самой топью кружили, перехватывая заторможенных лесных комаров, пучеглазые стрекозы. Иногда с утробным бульком выходил из воды болотный газ.
Огромное, горящее пурпуром солнце коснулось голубеющего на горизонте леса, осколки светила рубинами дрожали в стоячей воде. Краски мира сместились в левую часть спектра.
Посреди бескрайней трясины на небольшом пятачке тверди возвышался замшелый пенек, руиноподобный, как дом в Берлине образца сорок пятого года. На пенек был водружен компьютер, а перед компьютером, оседлав влажный поваленный ствол, раскачивался загоревший до шелушения человек. Из одежды на нем были только офицерские бриджи, подвернутые до колен.
– Ты мне, сволочь, ваньку не валяй! – кричал человек в сотовую трубку, не отрывая взгляда от экрана компьютера. Голос его далеко-о-о разносился над угрюмыми болотами, подобно вою баскервильской твари. – Ты мне «Дженерал моторс» по четыре двенадцать бери! А Газпром сбрасывай по девять десять! Сбрасывай-сбрасывай, он долго не протянет! И давай пошустрее, у меня солнце садится!
На пригреве парили несколько латаных, выцветших гимнастерок, аккуратно разложенных вокруг пенька на жухлой траве. В траве горели бусинки ягод, светящиеся изнутри пунцовым.
Загорелый человек выключил телефон и недовольно покачал головой, обозревая гимнастерки. Черт, подсохли основательно. Намочить бы надо, да побыстрее, пока солнце не село.
Пришлось выключать компьютер, вставать, собирать гимнастерки, отсоединять их от машины и нести к омуту, подъедавшему островок с северо-запада.
Здесь обгорелый любитель природы осторожно, чтобы не поскользнуться, склонился над водой и окунул свернутую в ком одежду, топорщащуюся рукавами и воротниками, стараясь не поднять облако ила со дна.
– Привет, Кучин, – раздалось усталое за его спиной.
– Толян! – распрямился старшина Кучин, поворачивая к визитеру рябое после взрыва в Североморске лицо, тронутое благородной небритостью, и держа в руках ком гимнастерок, с которых ручьями лилась вода. – Здоров! Вернулся?! Как задание прошло?
Кучин действительно был рад видеть Хутчиша.
– Нормально, – вяло повел плечами, сгоняя настырного комара, Анатолий Хутчиш.
На этот раз, для разнообразия, он вырядился под колонизатора: белая рубашка, белые шорты, пробковый шлем.
– Ну и отлично.
Меготонники обменялись рукопожатием. Ладонь Кучина была холодной и мокрой от болотной воды, но по-прежнему крепкой. От стального пожатия соратника Хутчиш едва заметно поморщился.
– Зацепило? – участливо спросил Кучин, заметив пробежавшую по лицу товарища тень. И машинально потянулся к своей щеке. Он всегда так делал, когда узнавал о чужих ранах.
– Ерунда. До… свадьбы заживет, – отмахнулся прапорщик. И огляделся.
Никого на километры и километры вокруг – только зыбкая трясина, редкие кочки, набухающая пунцовостью брусника, комары, полыхающий багрянцем запад… и полуголый человек с компьютером посреди болот.
– А где ребята?
– В самоход пошли, в Малое Козодоево. Картошки накопать да девок пощупать, – оскалился Кучин. – Все, кроме Зыкина.
– Это ж двадцать семь кэмэ по топям.
– Дык и ты эту дорожку отмахал, не замаравшись, – кивнул Кучин на белоснежный, отглаженный до стрелочек костюм десятимегатонника – словно они встретились на улице Горького, а не в самом центре Муринской трясины. – Как нас нашел, быстро?
– По твоему реву ориентировался. «»Дженерал моторс» бери! Газпром сбрасывай!» Брокер ты наш неугомонный.
Анатолий поймал комара за крылышко возле самой щеки и отпустил его с миром.
Кучин смутился:
– Да, понимаешь, иена падает, зато акции «Дженерал моторс» очень любопытно себя ведут. Боюсь момент прозевать. А этот кретин Газпром скупать собрался…
– Ладно-ладно, – остановил Анатолий севшего на любимого конька Кучина. – А ты чего здесь, за дневальную прачку?
Кучин посмотрел на мокрую одежку в левой руке и смутился ещё больше.
– Не. Тут такое дело. Мокрая гимнастерка на солнце – это все равно что элемент солнечной батареи. Ток дает. Сам придумал. Вот сохнут они быстро, заразы…
Он кинул ком одежды под пенек с компьютером.
– Ладно, на фиг, все равно сегодня уже не поработать – солнце садится. Ну, ты как, привальную отмечать собираешься?
– О чем речь, – улыбнулся Анатолий и тряхнул полиэтиленовым пакетом, который держал в левой руке. В пакете глухо звякнуло.
Зоркий глаз Кучина помимо прочего сквозь почти непрозрачный пластик углядел корешок книги с названием «Кошмар на…», а чуткий нос уловил сквозь аромат буйно цветущей медуницы, оккупировавшей островок, запах халвы.
– Водка «Наша», настоящая, – сообщил Анатолий. – Из Питера. Ребята когда вернутся?
– Не раньше завтрашнего. А Зыкин – черт его знает. Да и чего хлопцам торопиться? Сам понимаешь, начальство к нам сюда ни ногой. Евахнов – это наш новый непосредственный начальник, заместо невинно убиенного Громова назначенный, – так вот он думает, глупый, будто с объекта У-18-Б выбраться потрудней будет, чем с «семнадцатки», светлая ей память. Кстати, наши тебя тоже вспоминали. Когда переехали сюда, Шикин даже уговорил полковника Евахнова номер твоих апартаментов прежним оставить – тринадцатым. Мол, вернется боец с задания, так ему приятно будет: вроде как в отчий дом вернулся. Во-он они, хоромы твои.
Кучин кивнул на махонькую мшистую кочку, снуло торчащую посреди подернутой ряской дрыгвы метрах в семи от островка с компьютером. Вокруг, расположенные в хаотичном беспорядке, виднелись несколько её сестричек. На кочке Хутчиша одиноко прозябала тоненькая, беззащитная березка.
– А вон та, правее, это стармоса Гореева, – продолжал Кучин задумчиво. – Ничего апартаментики. Гореев-то через месяц на ДМБ, салабона какого-нибудь пришлют на его место, так что я эту кочку, пожалуй, для себя оставлю… Или в зыкинскую лучше перебраться, как думаешь?
– А Зыкин сам где?
– А Зыкин, брат, на задании. Сечешь? Мегатонник – без году неделя, а ему уже операцию поручили. В чем там суть дела, я не знаю, что-то с Белым домом связанное. Слушай, Толян, может, вденем по чуть-чуть? За успешное окончание твоей операции?
– Дудки. По чуть-чуть не бывает. Когда это мы с тобой вовремя останавливались? А потом ребята вернутся, как я им с пустыми руками в глаза загляну?
– Ну, как знаешь. Тогда я к себе пошел. – Кучин прихлопнул на загривке комара и яростно растер его по шее. – Вот сволочные насекомые! К ночи звереют прямо. Какие, к лешему, комары могут быть, когда август месяц на дворе? Им уже спать давно пора!
– Болота, – пожал плечами Анатолий. – Ничего, скоро угомонятся.
– Да, скоро осень… пора золотая… а там и зима не за горами, падла… замерзнет все… Как я тут зиму переживу, даже не знаю… – Кучин зябко поежился, словно уже был заметен снегом, переступил босыми ногами и скорбно оглядел гибельное царство стоячей воды, гнилых деревьев и жухлой травы на редких островках суши. – Солнце-то еле-еле светить будет. И дни все короче. Эх, придется новый источник питания для компьютера мастерить, не то кранты моим акциям «Дженерал моторс»…
– Плюнь ты пока на «моторсы», – с чистосердечной улыбкой посоветовал Анатолий. – Я тебе, дорогой товарищ Кучин, лучше информацию предоставлю. Причем, заметь, бесплатно. Если у тебя вложено что-нибудь в экономику «восточных тигров», типа там Таиланд, Индонезия, Сингапур и иже с ними, то мой тебе совет: с завтрашнего дня спешно начинай свои денежки с этого рынка выводить. Потому как, дорогой товарищ Кучин, не позднее октября в этом регионе такой экономический кризис разразится, что и до России-матушки волна докатится. Потому как, дорогой товарищ Кучин, вчера «тигры» обделались по полной программе.
– Намек понял… – призадумался старшина и, погруженный в себя, побрел к компьютеру, оставляя на влажной траве цепочку следов босых ног.
– Эй, Кучин, – окликнул его прапорщик, усаживаясь на бревно перед дисплеем, – одолжи-ка твою «трубу» на две минутки.
– А зачем тебе? – спросил Кучин, продолжая перебирать в голове некие финансовые комбинации и заботливо укрывая компьютер от ночной сырости и вражьих спутников наломанными ветками ольшаника и лещины.
– Дельце кое-какое осталось незавершенным. Нужно сказать пару слов одному человечку. Обещал ему должок вернуть. – Глаза прапорщика холодно блеснули.
Кучин замялся:
– Понимаешь, Толя, аккумулятор садится, да и связь здесь паршивая…
– Кучин, – прапорщик посмотрел в глаза старшине.
– Ладно, – поняв, что лучше уступить, согласился старшина и нехотя сунул в руку Анатолию пластмассовый пенал сотового. – Только осторожней. Не намочи. А то помнишь, как Володька Мильян в восемьдесят девятом свой комсомольский билет закопал в кадке с геранью, а мать его решила цветочки полить… – Взгляд младшего по званию выписывал сложную кривую, лишь бы обмануть суровый взор товарища, елозил по мшаникам, спотыкался о кочки-апартаменты.
– Кучин!
– Все, все. Звони, кому хотел.
– А ты не подслушивай. Зачем тебе лишняя головная боль?
– Делать мне больше нечего, – обиделся Кучин и заколупал щеку, правильно поняв намек на головную боль. – Значит, точно махнуть по сто пятьдесят не хочешь?
– Не-а.
– Ну и не надо. – Он закончил укутывать компьютер и шагнул к кромке воды – в сторону своих апартаментов. – Тогда я спать пошел. Завтра с утречка работать надо. Если облаков не будет. С телефончиком-то аккуратнее все же. Эх, водица холодная, зараза…
Подождав, пока старшина не скроется с глаз долой и не затянется потревоженная ряска, Хутчиш включил «трубку», отстукал мелодичный номер и поднес её к уху.
Впервые за последние десять лет они с мужем собирались в отпуск. Причем на наш, нормальный Кипр, а не туда, где сексуальные массажистки. Причем муж сам предложил. А то все работа, работа – о себе никогда не думает. Некогда ему. Так, не забыть бы ещё розовенькое взять, с открытыми плечами. Говорят, оно меня молодит.
Продолжая складывать вещи в роскошный кожаный чемоданище, Наталья Петровна, возбужденная предвкушением завтрашнего отлета, без умолку разговаривала с мужем:
– Сеня, ты бы позвонил ещё раз шоферу, напомнил, что завтра в три машина должна быть здесь. А то получится как в прошлый раз. Тебе спортивный костюм какой брать – синий или в полоску? Да, пока тебя не было, Лена звонила, сказала, что Ванечка опять температурит. Надо бы заехать к ним, дочь родная, как-никак. Ну, это уж когда вернемся. Фу, как ты надымил!
Эту речевую какофонию из супружниного рта Семен не воспринимал. Мысли занимало иное. Правильно ли именно на Кипр? Может, пунктом А следовало выбрать что-нибудь менее западное, типа Чехии?
Нет. Как раз тур в бывшую соцстрану вызвал бы бурю подозрений. У нас не любят те страны, которым зло причинили.
Генерал Семен сидел в своей комнате и в декоративной пепельнице методично сжигал все бумаги из ящиков стола. Возвращаться с Кипра он не собирался.
Гроза, разразившаяся над всеми посвященными в суть операции «Золотой ключ» по нахождению установки Икс, пока генерала миновала. Пока. Специальная президентская комиссия, созданная для расследования закулисных игрищ в конторе, нашла столько отягчающих фактов, что сама запуталась. По расчетам генерала, до него доберутся только дней через восемь – аккурат он заслужил восемь пожизненных, хотя нашим УК и не предусмотренных. Хотя пожизненными в этой фирме дело обычно не заканчивается. Обычно либо пуля в висок, либо пуля из-за угла. И ага…
Вернувшись ночной «Стрелой» в Москву, даже не заезжая домой, генерал махнул на служебной «волге» в контору, где заперся в своем кабинете и до полудня корпел над длиннейшим отчетом о проделанной им самоотверженной работе, обосновав заодно государственную необходимость своего отсутствия в первопрестольной на период с двадцать восьмого по тридцать первое июля. Операцию «Золотой ключ» и установку Икс Семен не помянул ни словом. Основной упор в допущенных ошибках делал на собственные возраст и здоровье, а также на своего зама, как сквозь землю провалившегося майора Барышева. Вернется – пусть сам выкручивается. Тоже мне, презент от Коржакова.
Конечно, найдется какая-нибудь тварь, которая настучит, заложит, сообщит, доведет до сведения, нашепчет о причастности генерала Семена к несанкционированной операции «Золотой ключ». И тогда все. Финита, бля, комедия. Статистика неподкупна: это произойдет через восемь дней.
Впрочем, генерал Семен не намеревался сидеть и ждать, когда за ним придут. Давно уже в кармане гражданского пиджака лежали загранпаспорта на него и жену, визы и билеты на самолет с открытой датой; давно уже на личный счет в цюрихском банке он перевел два с половиной миллиона долларов. Прилетим завтра на Кипр и – прощай, неблагодарная Россия. А уж как пристроить свой талант на Западе, он найдет. Завтра, завтра…
Тихонько замяукал телефонный аппарат – тот самый, серый, страшный, с гербом Советского Союза вместо диска. Телефон прямой связи.
Руки генерала задрожали. Сердце в груди замедлило удары и одновременно усилило громкость. Его вязкие и редкие тудух-тудут-тудух гидравлически отдавали в ушах. А ещё в ушах начал нарастать звон невесть откуда налетевших болотных комаров.
Что, уже? Уже вычислили? Но почему тогда звонят, да ещё по этому телефону, почему сразу не едут? Может, это что-то другое?
Телефон продолжал ненавязчиво мурлыкать. Окружающий мир начал меняться в цвете. Только черно-белое, резко контрастное. И чуть-чуть трупной желтизны. По углам зашептались призраки. Кровь забродила и ударила в голову. Стало жарко. Очень жарко. Как в парилке.
Семен снял трубку и бережно, точно боясь разбудить лихо, поднес к уху.
– Алло. Ге… гене…
Неповоротливый шершавый язык, казалось, царапал н?бо. Кадык не желал двигаться. Скулы новокаиново занемели.
С первого раза не получилось. Голос сорвался. Он откашлялся сквозь наркоз ужаса и закончил фразу:
– …У аппарата.
Вместо ожидаемого верховного голоса в наушнике послышался другой. Но не менее знакомый. И не менее страшный.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться! – раздался бойкий речитатив мертвого человека. – Докладывает прапорщик Анатолий Хутчиш! Боевое задание выполнено! По окончании его прибыл к вам согласно нашему уговору! В настоящий момент нахожусь возле подъезда вашего дома. Прошу сообщить номер вашей квартиры! А то охранники внизу отказались мне его назвать… Царство им небесное.
Перед глазами заплясали, издевательски хохоча, стеклянные червячки. Звон в ушах достиг апогея, и барабанные перепонки сдались. Судорога зародилась где-то на донышке желудка, ускоряясь, дотянулась до сердца и перекрыла клапаны. Полное крови сердце попыталось аварийным порядком опорожниться. Тщетно. Еще раз попыталось, хотя вторая попытка походила уже на конвульсию. И взорвалось, как дряхлый паровой котел.
Спустя четырнадцать минут после вызова прибывшие на спецкарете «скорой помощи» врачи констатировали смерть от инфаркта миакарда. То есть естественную смерть, как и обещал Анатолий Хутчиш.
Кардиолог молча развел руками и поднес снятую почему-то трубку телефона к уху. Как сотрудник Четвертого управления, с подобными аппаратами он был знаком и страстно мечтал когда-нибудь достичь уровня персональной «вертушки». Врач послушал короткие гудки, ещё раз развел руками и аккуратно положил трубку на рычаг.
Свершив задуманное, Анатолий тоже отключился и небрежно сунул сотовый в карман шорт. Потом откинулся на замшелый ствол, заложил руки за голову и устремил взгляд на угасающее полыхание неба на западе.
Он не улыбался [92].
Январь-апрель, 1998 г.
Читать бесплатно другие книги:
