Таинственный двойник Торубаров Юрий
Они на ходу дожевывали пищу.
Было еще рано, и бей только открыл глаза. Появление сына с Сандом удивило его. Но бей их принял, и Осман предложил отцу поддержать пострадавшего.
– Отец, тебя назовут справедливым. А мы те земли присоединим себе, отдав бею его верблюдов.
Ума отцу тоже не занимать. Недаром он в такое грозное время спас от разгрома свое племя и сделал его богаче других. Он обвел их глазами, которые светились радостью.
– Давайте отдадим!
Бей, узнав о решении, примчался к Эртогрулу. Он привез ему богатый подарок. Дорогие женские украшения, золотые сосуды. Эртогрул остался доволен.
– Я нападу, а вы меня поддержите, – предложил бей.
Почему-то Эртогрул и Осман посмотрели на Санда. Тому даже стало неловко, и он смущенно кивнул головой.
– Хорошо, – выпрямляясь, важно произнес Эртогрул.
– Тогда – через три дня. Будьте с утра готовы, – и бей с улыбкой на лице стал прощаться.
Когда бей умчался к себе и они остались одни, Осман спросил, глядя на Санда:
– Ты больше ничего не придумал?
Юноша рассмеялся:
– Тоже, нашел выдумщика! Но кое-что есть. Давай смотаемся на место и посмотрим, сколько на это надо времени. Когда начнется сражение, мы выступим в том случае, когда какая-то из сторон станет выдыхаться.
Бей рассмеялся.
– Хитер ты. Но… правильно. Сбережем своих людей. А победа в любом случае остается за нами. Твой брат правильно сказал, – он посмотрел на сына, – прикиньте время на дорогу, да и осмотритесь, чтобы самим не вляпаться, как султану. А я тем временем съезжу к Эдебали, пусть попросит у Аллаха помощи за нас.
Подталкивая друг друга, радостные братья вышли из бейского шатра. Переодевшись пастухами, с утра двинулись в путь. Это бейство было восточнее, и местность разительно менялась. Предгорье сильнее холмилось, было лесисто, а вдали были видны очертания гор.
Сильно пахло полынью. Незаметно этот запах сменился на тонкий сосновый аромат. Встречались рощи молодого дубняка. Гораздо чаще, чем где-либо, появлялись дикие бараны, олени, косули, кабаны. Так и хотелось бросить все и погоняться за каким-нибудь оленем.
Наконец показалось зажатое меж холмов стойбище опального бея. Взяв лошадей под уздцы, они прошли лесом. Выйдя на опушку, могли оценить обстановку. Бей может наступать только с запада, так как сам располагался юго-западнее. Другие места трудно проходимы для большой массы людей. А обнаруженные могут оказаться в ловушке.
Наступать из этого леса очень удобно, и добраться ночью до него можно незаметно, так как бейлик противника был северо-западнее.
– Надо сотни две послать, – Санд показал рукой на восток, – и отрезать ему отступление в горы.
– Ты пошлешь? – спросил Осман, дав понять, что предложение принято.
Санд согласно кивнул головой.
На другой день они все доложили бею. Он принял их предложение. Потом, улыбнувшись, сказал:
– Ну, сыны, вы намечали, вам и выполнять. Ведите моих людей.
– А ты? – враз спросили они.
– Я? – он поморщился, – что-то всего ломает. Шамана надо звать.
Он поежился, потеплее укутываясь в армяк.
– Давай мы привезем его, – заявил Осман.
– Нет, не надо. Вы идите, готовьтесь. Да, чуть не забыл. Сегодня вечером поедем к Эдебали.
Братья переглянулись и выскочили из шатра.
– Ну, – Санд подтолкнул брата в бок, – теперь я увижу твою невесту.
– Зухру, – подсказал Осман, показывая в улыбке крепкие белые зубы.
Шатер главного шейха дервишей ничем не отличался от других. Разве только тем, что был выше других и находился как бы в центре. Его пола была всегда отброшена. Она как бы говорила: «Любой, кому нужна помощь, может войти». Встретил их невысокий, худощавый, с лицом аскета человек. Простенький, выцветший армяк, опоясанный широким поясом. На голове чалма. Глубоко посаженные глаза светятся огнем, прожигают до сердца. От таких глаз не скроются ни ложь, ни обман.
Традиционно поприветствовав сложенными на груди руками и низким поклоном, он пригласил гостей в шатер. Санд с каким-то трепетом переступил порог дома. Много слышал о святости этого человека, а теперь, когда увидел его наяву, Санд проникся к нему еще большим почтением.
В нос ударил запах жареного сала. Такой запах издавали несколько светлячков, горевших в помещении. В центре был сервирован стол, если его можно было так назвать, ибо он был почти без ножек. Вокруг – шкуры с подушками, набитые просом. На них можно лежать сколько угодно. Они пролежней не оставляют. Прежде чем пригласить к столу, хозяин совершил намаз. Для молитвы опустились на колени Эртогрул и Осман. Санд стал молиться по-христиански, шепча вполголоса молитву. Когда они закончили, Санд думал, что Эдебали сделает ему какое-нибудь замечание. А тот только взглянул на него и сухонькой рукой позвал за стол.
Он хлопнул в ладоши, и из эндеруна вышли две женщины. Одна была пожилая, другая юная, как народившийся месяц. Осман незаметно толкнул в бок Санда и показал на нее глазами. Это было воздушное создание – хрупкое и изящное. Черное шелковое платье с глухим стоячим воротником облегало стройный девичий стан. Ее светящееся молочной свежестью личико с большими выразительными глазами, в которых играл веселый, манящий огонек, было неотразимо. Санд дотронулся до торжествовавшего брата и широко раскрытыми глазами выразил свое восхищение, чем вызвал у Османа прилив гордости.
У Эдебали присутствие уруса не вызвало никаких эмоций. По всей видимости, Эртогрул заранее оповестил его, рассказав подробно о нем и его заслугах. Он только пристально на него посмотрел и, как показалось Санду, улыбнулся. Оказалось, он был радушным хозяином и от всего сердца угощал, чем наградил его Аллах. И разговор был обыденный, земной. Хозяина интересовало, все ли в племени готово к зиме.
Санд мало прислушивался к разговору. Ему было интересно наблюдать, как вели себя Зухра и Осман. Он видел его пожирающий взгляд и ее томно-дразнящий ответ. Это молчаливое переговаривание очей могло длиться вечность, если бы не Эдебали. Не то, чтобы не распалять страсть, не то по другим соображениям, но он им что-то сказал, и женщины безмолвно поднялись.
На прощание Зухра одарила и Санда таким покоряющим взглядом, что у того по спине пробежали мурашки. И он, может быть впервые, почувствовал ту силу женских чар, которые заставляют мужчин таять перед ними, как воск от пламени.
Теперь можно было вникнуть и в разговор. Речь шла о предстоящем походе. Одобряя задуманный поход, Эдебали сказал:
– Аллах, милостивый и милосердный творец всего существующего, для наилучшей организации и порядка в своей обители в задуманных ваших деяниях ниспосылает народу благоденствие и процветание. Аллах акбар!
– Аллах акбар!
Когда он произносил эти слова, голос его стал таким покоряющим, проникновенным, что истинно можно было поверить, что он и есть посланец Аллаха.
– Когда стоит один шатер, он может стать добычей любого разбойного человека. Сколько бед он причинит обитателям! Когда их стоит десяток, то он подумает, нападать или нет, а если их сотня – обойдет стороной. Так вот и у нас. Сколько бейликов, а что происходит между ними? Где тут порядок?
– Да, – кивнул головой бей.
Юноши внимательно слушали.
– Вы, – он посмотрел на Османа, потом на Санда, – начинаете великое дело. И Аллах благословляет вас!
Движением руки бей показал, что они могут быть свободны.
– Ну как? – когда шатер остался позади и их уже никто не мог слышать, спросил Осман, останавливаясь.
– Ты знаешь, здорово! Когда говорил шейх, он своим голосом, всем своим видом приковал меня к себе. И я ничего, кроме его слов и его самого, не мог ни видеть, ни слышать. И как здорово: «Аллах благословляет вас». Слышишь, вас! – Санд смотрел на Османа, и лицо его горело.
– Да, действительно здорово. Но я не об этом.
– А о чем?
– О ней. Как она тебе?
– Зухра? О! Она необыкновенна! Аллах посылает тебе такую жену! – при этом его голос стал наполнен сладострастием, внутреннем желанием получить что-то подобное.
Осман остался доволен. А Санд продолжал:
– Какие у вас красивые девушки. Взять Арзу. Как они похожи!
– Лучше Насти?
– Лучше Настеньки не бывает. Но она… почти как Настя!
– Тогда не тужи. После похода найдем твою Настеньку.
Ночь в разгаре. Но огромной массе людей не спится. И ведет она себя странно. Прибывающие берут коней под узцы и исчезают в черном чреве леса. Ни огонька, ни звука. Ночная прохлада пробирает до костей. Греются у конского крупа или толкаются друг о друга.
Наконец где-то внизу прокричал петух, предвестник рассвета. Темень стала заметно разжижаться. И тут издалека донеслось:
– Ааа!
Залаяли собаки. Начали вспыхивать огни. Вскоре несколько мощных факелов осветили местность. Это горели чьи-то шатры. Бой начался! В первое время он приближался к лесу, который был наполнен людьми. Но затем его звуки стали отдаляться.
Вскоре прискакал какой-то всадник на взмыленном коне.
– Бей просит помощи! – прокричал он и повернул назад.
Люди слышали его крик и уже приготовились седлать коней. Но команды не было. Она поступила тогда, когда шум далекого боя почти заглох.
– Ааа! – потрясло воздух.
– Вперед! – и земля затряслась от конского бега.
Торжествовавший победу противник растерялся. Кое-кто стал поворачивать коней, чтобы встретить нового врага. Услышав призывное: «Ааа!», воодушевились начавшие было отступать вои. Оборонявшийся бей сражался как лев. Но сила ломит силу. Видя, что врага не одолеть, он закричал что есть силы:
– В горы!
Его воины поняли задумку командира: там их не достанет враг! Там спасение. Напор их был неожиданным и таким сильным, что они прорвали строй акынжи, открыв себе дорогу. Возликовали вои!
Но рано радовались. Они еще не знали, с кем будут иметь дело. Раздался зычный глас:
– Янычары! Вперед!
Как тигры налетели они на врага. Особенно отличался их предводитель. Головы так и летели от мелькавшей в воздухе его сабли. Враг дрогнул и стал разбегаться. Бей понял, что если не остановить предводителя, бой будет проигран. И храбро бросился на него. Был он опытным сильным воином. Увидя перед собой юношу, возрадовался: с ним-то он расправится.
Но первые же сабельные удары дали понять бею, что перед ним опытнейший воин. Бей повел себя осторожнее. Но это его не спасло. Юноша сумел достать его плечо. Это разъярило бея. Собрав в кулак последние силы, с диким криком он ринулся в атаку. Но вскоре его бритая голова покатилась под копыта лошади. Увидев гибель предводителя, его люди разбежались.
Бей нашел своих верблюдов, прихватил кое-что еще и поблагодарил Эртогрула за оказанную помощь, бросив на прощанье:
– Землю можешь взять себе!
Великое дело началось! Первый бейлик был присоединен. Санду есть куда привезти свою Настю. Теперь ничто не мешало осуществить задуманную поездку в Константинополь. На этот раз им повезло. Фодых вернулся и отлеживался в шатре.
Услышав имена нежданных гостей, он ринулся к выходу, чтобы их встретить. Прикрикнув на родню, чтобы побыстрей собирала угощение, он провел гостей в шатер. Осман изложил ему их предложение. Фодых крайне удивился, спросив, сколько прошло времени. Услышав, хозяин ударил себя по жирным ляжкам.
– Да вы что! Столько времени прошло. Думаю, мы ничего не узнаем. Потом, почему Константинополь? Есть ведь и другие рынки. Все не проверишь. Вы не подумайте, что я это говорю, чтобы не ехать. Поеду хоть куда. Был бы толк.
Осман посмотрел на Санда.
– В Константинополе самый большой рынок, как мне сказали. Там есть люди, которые бывают на разных рынках. Может, они что-нибудь скажут.
Пока шел разговор, принесли вино, сладости, фрукты. Донесся запах жареного мяса. Фодых жестом пригласил к угощению. Но воспрепятствовал Санд:
– Давайте все решим, а тогда уж, – он кивнул в сторону угощения.
Фодых согласился и, подумав, сказал:
– Ты, Санд, правильно сказал. Есть там люди, которые бывают во многих местах. Встретиться с ними лучше всего в Константинополе. А если им пообещать вознаграждение… – он смотрит на Санда.
За него ответил Осман:
– Оно будет хорошее.
Фодых оживился:
– Это меняет дело. Три дня на сборы, и в путь.
– Фодых, – обратился к нему Осман. – Отец предупредил, чтобы мы уехали тайно: или в Конью, или за барсом.
– Правильно сказал бей, – подхватил Фодых, – он очень умный и осторожный человек.
ГЛАВА 22
Умур-бей не на шутку встревожился, когда узнал, что его враг Эртогрул присоединил к своему бейлику еще один. Умур-бей понял, что время сегодня играет на руку Эртогрулу. Сейчас некому даже пожаловаться. Султан силы не имеет, а идти в открытую на Эртогрула немногие решатся. Теперь надо думать, чтобы не потерять свое. Но все же это безобразие! Масло в огонь подлило сообщение, что важную роль в этом деле сыграл его бывший раб и спаситель. Но что он был спасителем, как-то быстро забылось, а вот что он раб – помнилось. И разозлило бея до предела.
Он вызвал к себе Наима. Тот, несмотря на милостивое к нему отношение бея, заперся в своем шатре и не показывал носа. Он не мог вынести заметного издевательского к себе отношения со стороны соплеменников.
– Неудачник! – так говорили взгляды встречных.
Это бесило, и зло все больше и больше овладевало им. Он придумывал Санду, на кого валил все свои неудачи, разные виды казни. Сжечь, разорвать лошадьми, утопить. Но и этого казалось ему мало. Ненависть к Санду не давала ему покоя. Он хотел придумать что-то такое, что заставило бы этого проклятого уруса мучиться долгое время. Но что?
Однажды небо смилостивилось над его мучениями и послало ему гостя. На Руси их зовут коробейниками. Это был уже пожилой мужчина, по обличию – грек, с обросшим лицом, большим носом и впалыми, но умными глазами. Одет он был весьма бедно. Потрепанная, видавшая виды кожаная куртка, наверное, с чужого плеча, ибо болталась на нем, как на вешалке. Рваные, в заплатах порты, заправленные в изношенные сапоги. На голове малахай. Сняв его, он обнажил большую лобастую голову, покрытую жидкими, выцветшими волосами.
Наиму почему-то приглянулся этот человек, и он пригласил его в шатер. Мужчина вернулся к лошади, оставленной невдалеке, снял с ее спины мешок и вошел в шатер. Развязав его, он стал доставать недорогие женские украшения, замки, иглы, ножи… Наим выбрал змейку-браслет с двумя маленькими зелеными камешками вместо глаз, не поскупился на золотую цепочку с жемчугами. Когда он ее смотрел, продавец зацокал языком.
– Как она хороша, – начал он хвалить вещь, – как такие украшения любят женщины!
– Да? – спросил Наим.
И получил подтверждение.
– Для… любимой? – ненавязчиво поинтересовался коробейник.
В ответ Наим как-то неопределенно пожал плечами.
– Берите, она понравится, и сердце ее смягчится, – уверенно проговорил мужчина.
Они разговорились, и Наим в пылу откровенности, которая вдруг нахлынула на него, поведал о своем горе. Торговец усмехнулся.
– За десять, – но, взглянув на посуровевшее лицо хозяина, поправился, – за пять тысяч акче я научу тебя, как это сделать.
Наим подумал и согласился.
Когда гость все изложил, Наим долго соображал, как все это он сможет выполнить и действительно ли, что это самое тяжкое наказание. И решил его об этом спросить. В ответ грек улыбнулся:
– Можно, конечно, его убить. Но тогда сам подумай, какое он испытает мучение. А ты для него именно это хочешь?
Наим кивнул головой.
– Вот видишь, – продолжал грек. – Значит, смерть не подходит. Если его навечно посадить в яму, это тяжелое наказание, но он привыкнет к нему, забудет про белый свет, душа его успокоится. А тебе надо, чтобы он мучился!
Наим опять кивает головой.
– Так вот. Твоего обидчика прикуют к месту, плетьми заставят работать день и ночь. Он будет видеть прелести жизни, но никогда не сможет ими воспользоваться. Есть ли наказание хуже? – грек посмотрел на хозяина.
Тот долго соображал. Он еще кое-что уточнил, а потом согласно кивнул головой. Но вскоре у Наима возникла еще одна неясность. Вроде все выполнялось, кроме того, как достать амулет и зачем он нужен. Торговец пояснил:
– Без этого никто не поверит!
– Аа! – протянул Наим, но вновь задал вопрос. – Кто это сделает?
– Я, – ответил гость-коробейник и добавил, – за пять тысяч акче.
Наим опять что-то долго соображал, наконец с трудом ответил:
– Я согласен, – но добавил, – где я тебя найду?
– А зачем меня искать? Я поживу у тебя. Пока буду твоим землякам предлагать свой товар. Как время подойдет, примусь за дело.
На этом и порешили.
К бею Наим шел, чуть не приплясывая. Ему было что сказать хозяину. Бей слушал его внимательно. По расплывшемуся в улыбке лицу было понятно, что новость радует его. Это вдохновило Наима, и он говорил все увереннее:
– Пусть годами мучается, глядя на солнце.
Его жар охладил бей:
– А как ты возьмешь его?
Почему-то раньше он об этом не подумал.
– Ведь так просто его не возьмешь. Его можно взять только мертвым, – сказал бей, хорошо зная своего раба.
– Да, – почесал голову Наим, – еще придется платить.
– А сколько он взял с тебя? – спросил бей, услышав слова об оплате.
– Да… двадцать тысяч акче.
Бей крякнул, но сказал:
– Я верну тебе эти деньги. Но пусть поможет овладеть им, и еще добавлю, сколько бы это ни стоило.
Вернувшись к себе, он все рассказал греку. Тот вздохнул:
– Тяжкое это дело. Еще пять тысяч, и я помогу.
Наим согласился, прикинув, что бей даст пять тысяч.
– Тебе надо ехать в горы к одной волшебнице. Дорогу я тебе покажу. Она изготавливает разные снадобья. Изготовит и такое, чтобы человек уснул. Тогда вяжи его, как хочешь.
– Но как ему это дать?
– Давать не надо… Пять тысяч, и я научу.
Наим согласился не думая. Когда они собрались ехать, Наим, глянув на его лошаденку, сказал:
– На твоей кляче мы вряд ли куда приедем.
И дал ему хорошего жеребца.
Путь в горы был длинный, трудный и опасный. Но они добрались. Наверное, время помогало. Наступали холода. В горах выпал снег и прогнал разных шатающихся людей, падких на чужие вещи. Грек привел его к старухе, которая жила в пещере, отгороженной от внешнего мира срубом, потемневшим от времени. Огромный лохматый пес встретил их грозным лаем. На его шум вышло существо, а о том, что это был человек, говорили только руки и ноги. Это существо так было сгорблено, что казалось шариком. В руках – толстая суковатая палка. Одета не поймешь во что: сверху какая-то шкура, завязанная на груди. Из-под нее виднелось шерстяное тряпье, на ногах не то сапоги, не то чувяки. Голову покрывала тряпка. Виден был только ее крючковатый нос да губы, впавшие в рот.
Грек пояснил, зачем пожаловал к ней гость. Старуха слышала хорошо, потому что ни разу не переспросила, хотя грек говорил негромко. Выслушав его, она что-то ответила.
– Что она сказала? – спросил Наим.
– Она сказала, что сделает. Но попросила у тебя денег.
– Деньги, деньги, – пробубнил про себя Наим, – всем нужны деньги, только где их брать.
Он достал кисет и отсыпал в ладонь акче. Подумал, взвесил и чуть вернул назад.
– Держи, – протянул он старухе деньги.
Но та отвернулась, опять что-то сказав.
– Чево это она так? – повернувшись к греку, спросил он.
– Она сказала, что плохая примета – деньги брать назад.
– В первый раз слышу, – проговорил он и насыпал еще.
На этот раз она их взяла и ушла в дальний темный угол. Что она там делала, как находила нужное, для них было загадкой.
Она вернулась, держа в руке маленький мешочек, и подала его греку. А грек передал Наиму.
– Что я с ним буду делать? – спросил он, вертя его перед глазами.
– Я научу.
– Опять – пять тысяч? – Наим жалобными глазами посмотрел на грека.
Он рассмеялся:
– Нет, я научу тебя, как это сделать, даром.
Недоверчиво-радостный глас вырвался у того из груди.
По возвращении Наим, горя желанием немедленного мщения, тотчас же направился к бею, чтобы сказать ему об этом. Но каково было его разочарование, когда хозяин сообщил, что в бейлике Санда нет, он куда-то уехал и придется ждать его возвращения. Наим, как обычно, не сдержал себя и спросил:
– А это верно?
Бей криво улыбнулся:
– Так же верно, как ты стоишь на коленях передо мной.
– Эх! – скрипнул зубами Наим и с досады грохнул кулаком.
ГЛАВА 23
В полночь стойбище Эртогрула было поднято яростным собачьим лаем, ржанием лошадей, громкими человеческими голосами, плачем детей. Незнакомые люди спрашивали, как найти Фодыха. Узнав, в чем дело, люди попрятали оружие, возвратились в свои шатры, передавая, как эстафету, дорогу к названному шатру.
Фодых спросонья, да еще в темноте, никак не мог разобрать, что это за гости пожаловали к нему. И только когда принесли огонь, он узнал их. Это были именитые жители Вифинии. Они в один голос слезно умоляли Фодыха помочь им, ибо больше никого они в стойбище не знали.
– Константинополь от нас отказался, – плакали они, – мы никому не нужны. Грабежи, разбои такие, что жить стало невозможно. Умоли бея, чтобы он взял нас к себе! Кроме тебя, за нас некому заступиться.
Пообещав, что замолвит перед беем словцо, он приказал ставить им шатры.
Дождавшись рассвета, Фодых бросился в шатер к Осману. Санда он поднял быстро, а вот Османа удалось растормошить только с помощью брата.
– А, это ты! – зевая, промолвил он, пытаясь снова завалиться спать.
Санд натер ему уши, и только это привело его в чувство.
– Что случилось? – спросил он недовольным голосом, глядя на Фодыха.
– Что, что случилось, – в свою очередь недовольно ответил Фодых, – я всю ночь не сплю.
– Что случилось? – требовательно спросил Осман.
И тот все рассказал, закончив речь такими словами:
– Вот видите: через Никею нельзя, а в Вифинии сплошные разбойники. Поездка срывается.
Санд и Осман переглянулись.
– Нет, – вскочил на ноги Санд и быстро заходил по шатру. – Сознайся, – Санд остановился напротив Фодыха, – тебе не хочется туда ехать.
– Нет, поверь, – Фодых для верности поднял голову и руки к верху, – только разбойники…
Но его перебил Санд.
– Раз там много разбойных людей, нас проводят мои янычары.
– Но это же война. Бей не согласится, – сказал со вздохом Фодых.
Санд остановился, присел рядом:
– Тогда что же делать? Приведи своих греков, может, они подскажут.
Фодых посмотрел на Османа.
– Приведи, – повторил и он.
Фодых неохотно ушел. Вскоре он возвратился, и не один. С ним было двое. Одеты в темные одежды из толстого сукна. Один, грузный, с жирным лицом, тяжело дышал. Их попросили сесть.
– Вы хотите в Константинополь? – спросил грузный, стараясь унять одышку.
– Надо бы.
– Как я понимаю, через Никею нежелательно? – он поочередно посмотрел на обоих юношей.
Те неопределенно пожали плечами. Фодых подсказывает:
– Откуда, Кирс, – он впервые назвал по имени грузного, – можно, откуда нельзя, они не знают. Но им через Никею нельзя. Война была.
– А… – и понимающе кивнул головой, – тогда можно через Гемлик, – и скосил глаза на своего товарища.
Тот кивком головы подтвердил его слова.
– Что-то я о нем не слышал? – Фодых глянул на грузного.
Грек уже отдышался и смог говорить нормально.
