Адриан Моул: Дикие годы Таунсенд Сью
— Тридцать фунтов в час! Сколько же сеансов мне понадобится? — спросил я.
Она объяснила, что предсказать это пока не может — ведь она обо мне ничего еще не знает. Количество сеансов зависит от степени моей несчастности.
— Как вы себя в данный момент чувствуете?
— Если не считать легкой головной боли — прекрасно, — ответил я.
— Что вы делаете со своими руками? — тихо спросила она.
— Заламываю, — ответил я.
— Что это у вас на лбу? — спросила она.
— Испарина, — ответил я, вытаскивая платок.
— У вас ягодицы сжаты, мистер Моул? — настаивала она.
— Полагаю, что да.
— Теперь ответьте, пожалуйста, на мой первый вопрос еще раз. Как вы себя в данный момент чувствуете?
Ее большие карие глаза заглянули прямо в мои. Я не мог отвести взгляд.
— Я чувствую себя совершенно несчастным… И я солгал вам про головную боль.
Она пустилась в долгий рассказ о методике гештальта. Объяснила, что меня можно обучить «механизмам владения собой». Если не считать Пандоры, то Леонора Де-Витт, наверное, — самая симпатичная женщина, с которой мне доводилось беседовать. Я поймал себя на том, что не могу отвести глаз от ее ног, затянутых в черные чулки и обутых в черные замшевые туфли на высоком каблуке. Интересно, на ней действительно чулки или колготки?
— Ну что, мистер Моул, сможем ли мы с вами работать вместе? — спросила она.
Потом посмотрела на часы и встала. Ее волосы стекали по спине полночной рекой. Я страстно подтвердил, что мне хотелось бы видеться с нею раз в неделю. Вручил ей тридцать фунтов и ушел.
Только что вернулся из Ньюпорт-Пагнелла. Нервы мои раздерганы в клочья. Браун вел машину как одержимый. Он ни разу не превысил скорость, но заехал на обочину, задел кустарник, а на скоростном участке нашего путешествия оставил зазор лишь в шесть дюймов между нашим хрупким «фордом-эскортом» и монолитным джаггернаутом впереди.
— Если держаться в зоне пониженного давления за грузовиком, можно сэкономить драгоценное топливо, — попытался объяснить он. Этот человек — фанатик защиты окружающей среды. Последнее Рождество он провел в Данджнессе за классификацией водорослей. Я отзываю свой иск. Слава Богу, впереди выходные. Или "ле уикенд ", как выражаются наши собратья-европейцы.
Виконт Альторп, брат Принцессы Дианы, признался своей худосочной жене и всему остальному миру, что у него в Париже случился адюльтер. Принц Чарльз и Принцесса Диана, должно быть, пришли в ужас, узнав, что в семье завелся прелюбодей. Его следует лишить титула немедленно. Королевская Семья и ее ближайшее окружение должны быть выше таких грубых инстинктов. Вся страна ожидает, что Семья установит моральный стандарт для своих подданных.
Принял ванну, вымыл шампунем бороду, подстриг ногти на руках и ногах. Смазал волосы разогретым маслом, чтобы подкормить их и заставить блестеть, производя наружное впечатление здоровья.
11.45 вечера. Только что позвонил Берт Бакстер. Голос его звучал жалко. Пандоры дома не было, и в минуту слабости я согласился съездить завтра в Лестер и навестить Берта. Написал записку Пандоре, оставил на ее подушке.
Пандора,
В значительном расстройстве позвонил Бакстер, что-то насчет самоубийства — завтра намереваюсь нанести ему визит. Он дал мне понять, что хотел бы видеть и тебя тоже. Я планирую подняться в 8.30 утра, чтобы успеть на поезд, но ежели ты захочешь сопровождать меня, альтернативный modus operandi[17] — встать в девять и быть доставленным тобой в твоем автомобиле, таким образом прибыв в Лейстер к 11 утра. Не затруднит ли тебя проинформировать меня о своем решении путем подсовывания под мою дверь записки? Просьба также не беспокоить меня сегодня ночью звуками своих диких любовных утех. Стены моей кладовой очень тонки, и мне уже надоело спать со включенным плейером «Сони».
Адриан
В 2.10 ночи в мою кладовку ворвалась Пандора и принялась меня оскорблять. Швырнула записку мне в лицо и заорала:
— Напыщенный болван, жалкий лох! «Модус операнди»! «Быть доставленным тобой в твоем автомобиле»! Убирайся из этой кладовки и из моей жизни завтра же!
В кладовку протиснулся Синяя Борода и увел Пандору, а я лежал в постели и прислушивался к тому, как они перешептываются в кухне. Что же вызвало этот неспровоцированный приступ?
В 3.30 они удалились в спальню Пандоры. В 3.45 я вставил в свой «Сони» кассету с «Дайр Стрэйтс» и включил полную громкость.
Проснулся только в полдень. Позвонил Берту и сказал, что навестить его не смогу, поскольку всю ночь промаялся болями в кишечнике. По голосу было слышно, что Берт мне не поверил.
— Вот чертов врун, — проскрипел он. — Я только что говорил с моей девчонкой Пандорой. Она мне прямо из машины позвонила. Перед тем, как в Лестер рвануть, она к тебе заглянула и говорит, ты дрых как новорожденный.
— Почему же она в таком случае меня не разбудила? — спросил я.
— Потому что она тебя на дух не переносит, — дипломатично ответил Берт.
Необъяснимо опоздал на работу на двадцать три минуты. У Брауна чуть ли не пена ртом шла. К тому же, он обвинил меня в краже почтовых марок.
— ДООС нуждается в каждом пенни, если мы хотим сохранить нашу дикую природу.
Как же! Можно подумать, что все барсуки, лисицы, головастики и паршивые вонючие тритоны сразу сыграют в ящик от того, что я, Адриан Моул, воспользовался двумя почтовыми марками второго класса, оплаченными, если уж на то пошло, моими же налогами. Нет, Браун. Я так не думаю.
Пандора до сих пор в Лестере. Подровнял бороду возле рта. Обрезки проглотил. Один пристал к задней стенке горла; раздражает.
Сегодня ко мне в каморку зашел Браун и потребовал показать аттестат повышенного уровня! Он, видите ли, услышал по конторскому сарафанному радио, что я провалил биологию три раза. Единственный человек в Оксфорде — если не считать Пандоры, — который знает о моем тройном провале, — это Меган Харрис, секретарша Брауна. Я признался ей в этом, находясь в нетрезвом и возбужденном состоянии на рождественской вечеринке ДООС в прошлом году. Только Меган знала, что должность Научного Сотрудника Первой Категории я получил мошенническим путем. Неужели проболталась? Я должен это выяснить.
Сегодня вечером рассказал Леоноре Де-Витт историю своей семьи. Трагическая повесть об отторжении и отчуждении — Леонора же просто сидела и собирала катышки пуха со своего свитера, что приковало мое внимание к форме ее привлекательных грудей. Было очевидно, что бюстгальтера на ней нет. Мне хотелось покинуть стул и зарыться головой в ее грудь. Я пустился в какие-то подробности отклонений в поведении моих родителей, но Леонора проявила интерес всего один раз — когда я упомянул о смерти дедушки, Альберта Моула, которого должен благодарить за свое второе имя.
— Вы видели труп? — спросила она.
— Нет, — ответил я. — Гробовщик из кооператива привинтил крышку гроба шурупами, а в доме у бабушки никто не мог найти отвертку, поэтому…
— Продолжайте, — скомандовала Леонора.
И я продолжил. Заливаясь обильными горячими слезами, я рассказал ей о своих ощущениях выключенности из «нормальной» жизни; о том, как стремился я быть рядом со своими человеческими собратьями, делить их печали, петь с ними хором в пабах.
Леонора заметила:
— В пабах распевают ужасные песни. Почему вы испытываете потребность петь с ними эти слезливые стихи на банальные мелодии?
— Ребенком я стоял у этих пабов, — ответил я. — Там все казались такими счастливыми.
Тут зазвенел будильник — пришла пора раскошеливаться на тридцатку и отваливать.
По пути домой зашел в паб и взял выпить. Завязал с каким-то стариком разговор о погоде. Хором в пабе никто не пел, поэтому я пошел домой.
Сегодня утром прямо спросил Меган. Подошел к ней в коридоре, когда она как раз обжигалась об «Автовент», торгующий чаем/кофе/супом из бычьих хвостов. Она призналась, что «сболтнула» о том, что я совершенно не квалифицирован для своей должности. А потом взяла с меня клятву молчать и по секрету шепнула, что у них с Брауном роман аж с 1977 года! Браун и красотка Меган! Ну почему женщины бросаются на таких выжатых жизнью мерзавцев, как Браун или Кавендиш, а юных, полных сил, бородатых мужчин, вроде меня, игнорируют? Это недоступно логике.
Меган очень хотелось поговорить о своем романе. Очевидно, Браун поклялся уйти от миссис Браун в 1980 году, но до сих пор этого не сделал. Мне становится жаль миссис Браун всякий раз, когда она приходит в контору. Она же не виновата в том, что выглядит так, как выглядит. У некоторых женщин есть чувство стиля в одежде, у некоторых — нет. Миссис Браун по-видимому не знает, что гольфы следует носить только под брюками или длинными юбками. Кроме этого, кто-то должен ей сообщить, что бородавки сейчас излечиваются.
Пандора вернулась в Оксфорд, но со мной не разговаривает — лишь сообщила, что Берт больше не настроен на самоубийство. Она купила ему котенка и вмонтировала для него створку в дверь черного хода. Браун еще раз потребовал у меня аттестат. Я загадочно посмотрел на него и ответил:
— Думаю, вы обнаружите искомую информацию у Меган.
Господи, шантаж — некрасивое слово. Надеюсь, Браун не вынудит меня прибегнуть к нему.
Выбросил презерватив. У него истек срок хранения.
Сегодня ко мне в каморку, всхлипывая, пришла Меган. Браун забыл о ее дне рождения, который случился вчера. Увы, увы! Похоже, мне досталась роль ее единственного наперсника. Я обнял Меган и поцеловал. На ощупь она очень милая, мягкая и податливая. Тем не менее, довольно скоро она отстранилась и сказала:
— У тебя кошмарно колючая борода.
Но в бороде ли все дело?
Может быть, у меня воняет изо рта? Может быть, от меня вообще воняет?
Кто же скажет мне всю правду?
Мне совершенно понятно, что Браун видит в Меган, но и за миллиард лет мне не понять, что она нашла в нем. Ему сорок два, худой, носит жуткую одежду из отдела мужского готового платья в «К-энд-А»[18]. Меган утверждает, что он хорош в постели. Кого она пытается надуть? Хорош в постели в чем? Головоломки разгадывает? Качественно спит? Наверное, Меган имеет в виду, что он делится с нею пуховым одеялом. Если Браун хорош в постели, то я — колесо от трактора.
Пробовал съездить в Нортгэмптоншир навестить среду обитания тритонов, но от «неправильного снега» двигатель «Класса 317» не завелся. Вынужден был сидеть в вымерзшем вагоне, пока бармен из ресторана безостановочно делал объявления противным аденоидным голосом. Обрадовался, когда в вагоне-ресторане кончились все припасы, и он закрылся. Вернулся в Оксфорд в 10.30 вечера и нашел записку от Меган. Позвонил ей — она сказала, что они с Брауном поссорились; их роману конец. Я в смятении. Это означает, что я больше не смогу держать Брауна в руках. Неужели моя карьера в ДООС завершена?
Роман Браун/Меган возобновлен. Браун примчался к ней на велосипеде посреди ночи, сказав миссис Браун, что едет наблюдать за летучими мышами. Примирение вышло очень страстным.
Не могу вообразить ничего омерзительнее, чем Браун в состоянии оргазмического удовольствия. Если, конечно, не считать того, чтобы находиться с Брауном в состоянии оргазмического удовольствия.
Купил новый презерватив — с мятным ароматом.
Еще купил гроздь бананов. Меган говорит, они очень полезны для тех, кто, подобно мне, страдает от желудочных расстройств.
Как обычно — валентинка от матери. Меган опять в слезах. Браун забыл. В обеденный перерыв купил коробку хозяйственных салфеток исключительно для Меган. Не могу позволить себе тратить на нее «клинексы». Синяя Борода прислал Пандоре отвратительно дорогой букет (это гадко — в то время, как люди голодают), а в семь часов вечера появился сам — с шампанским, брошкой в стиле «арт-нуво» и атласной пижамой. Затем, как будто всего этого недостаточно, повез ее ужинать в арендованном лимузине с ливрейным шофером! Весьма неакадемическое поведение.
Кавендиш ведет себя скорее как удачливый игрок в бильярд, чем как профессор лингвистики из древней цитадели знания.
Оставшись в одиночестве, я безыскусно отужинал хлебом, тунцом и огурчиком и лег пораньше. Сейчас я читаю «Английскую любовную лирику» под редакцией Джона Бетжемена. День Святого Валентина — абсурдный фарс: компании, выпускающие поздравительные открытки, манипулируют невежественными массами, и те выкладывают миллионы — и за что? За иллюзию того, что вас любят.
Валентинка! Подпись: «Тайная поклонница»! Я пел в ванне. Я летел на работу, не касаясь мостовой! Кто она? Подпись подсказывала, что она образованна и пишет фломастером — как и я.
Леонора сегодня подобрала и заколола волосы; на ней — серебряные серьги, такие длинные, что касаются изящных плеч. Одета в черный топ с круглым вырезом. Выглядывала бретелька от лифчика. Черная, с кружевом. То и дело Леонора заталкивала ее обратно. И всякий раз ее блестящий браслет скользил по руке до самого локтя. Я не влюблен в Леонору Де-Витт, но одержим ею. Она вторгается в мои сновидения. Она заставила меня разговаривать со стулом и притворяться, что он — моя мать. Я сообщил стулу, что он слишком много пьет и носит чересчур короткие юбки.
Наконец, вернул сегодня все библиотечные книги: «Одинокого мужчину» Кристофера Ишервуда, «Английскую любовную лирику» Джона Бетжемена, «Сцены провинциальной жизни» Уильяма Купера и «Записки из подполья» Достоевского. Набежал штраф в семь фунтов восемьдесят пенсов. Дежурила моя наименее любимая библиотекарша. Не знаю, как ее зовут, но она из Уэльса, и у нее экстравертные очки.
После того, как я выписал и вручил ей чек, она спросила:
— А банковская карточка у вас есть?
— Да. — ответил я. — Только она дома.
— Тогда, боюсь, я не смогу принять у вас этот чек.
— Но вы же меня знаете. Я сюда раз в неделю прихожу вот уже полтора года.
— Боюсь, я вас совершенно не узнаю, — ответила она и вернула мне чек.
— Борода у меня — недавно, — холодно промолвил я. — Возможно, вам имеет смысл попытаться меня визуализовать без оной.
— У меня нет времени на визуализацию, — сказала библиотекарша. — Особенно после сокращений.
Я показал ей свой маленький снимок, который ношу в бумажнике. Еще с до-бородных времен.
— Нет, — упорствовала она, скользнув по нему взглядом. — Я не узнаю этого человека.
— Но этот человек — я! — заорал я. За мной уже выстроилась целая очередь, и все жадно прислушивались к нашему диалогу. Очки библиотекарши гневно блеснули.
— С тех пор, как начались сокращения, я здесь работаю за троих. А вы мне работу только усложняете. Пожалуйста, ступайте домой и найдите свою банковскую карточку.
— На часах уже 5.25, библиотека закрывается через пять минут, — сказал я. — Даже Супермен не успел бы за это время слетать туда и обратно, заплатить штраф, выбрать четыре книги и выйти до закрытия.
Кто-то из очереди пробормотал у меня за спиной:
— Шевели мослами, Супермен.
Поэтому я сказал очкастой:
— Я приду завтра.
— Не придете, — ответила она с легкой улыбкой. — Ввиду сокращений, библиотека будет закрыта до среды.
Всю дорогу домой я внутренне митинговал против правительства, лишающего меня новой пищи для ума. Пандора запретила мне прикасаться к своим книгам после того, как я забыл в ее коллекционном томе «Николаса Никльби»[19] галету; все книги Джулиана — на китайском; а последнюю сотню страниц «Войны и мира» читать довольно тяжело. Покупку новой книги я позволить себе никак не могу. Даже томик в мягкой обложке стоит по меньшей мере пятерку.
На Леонору приходится выкладывать тридцать фунтов в неделю. Вынужден сократить даже потребление бананов. Дошел до одного в сутки.
Осталось читать свои старые дневники. Некоторые записи невероятно проницательны. А стихи и вообще выдержали испытание временем.
Сегодня Пандора заговорила со мной:
— Я хочу, чтобы ты уехал. Ты делаешь из меня посмешище. В детстве у нас был роман, но теперь мы оба взрослые: мы развиваемся в совершенно разных направлениях, и нам пора расстаться. — И добавила, как я считаю, довольно жестоко: — А эта проклятая бороденка делает тебя совершенно абсурдным. Бога ради, сбрей ее.
Лег в постель уничтоженным. Читал 977-ю страницу «Войны и мира», потом лежал без сна, смотрел в темноту.
По дороге на работу заглянул в газетный киоск. Увидел объявление — написано на открытке «Завоеватель» почерком сравнительно образованного человека:
Сдается большая солнечная комната — в семейном доме. Предпочитетелен знак огня. Пользование стир. машинкой\сушилкой. 75 ф.в н. вкл. налог некур. муж. профессионалу. Звонить миссис Хедж.
Я позвонил миссис Хедж, как только добрался до своей каморки. Первым делом она спросила, когда я родился. 2 апреля, ответил я, что вызвало ее положительную реакцию:
— Овен, это хорошо. Я Стрелец.
В семь часов вечера отправился к ней смотреть комнату.
— Не очень-то она и солнечная, — заметил я.
— Ну да, а чего вы хотели февральским вечером? — ответила она.
На вид миссис Хедж ничего. Старовата (от 35 до 37, я бы сказал), но фигурка недурна, хотя с такой одеждой, которую в наши дни носят женщины, наверняка сказать трудно. Волосы у нее славные: цвета патоки, как у Пандоры, пока та еще не начала пачкать их разными красками. Косметики на миссис Хедж довольно много, тушь размазана. Надеюсь, это не признак распутства. Она недавно развелась и вынуждена сдавать комнаты, чтобы выплачивать по закладной. Очевидно, у Строительного Общества (к которому, по случаю, принадлежу и я) испортился характер.
Она пригласила меня испробовать кровать. Я сел, и меня внезапно посетило видение: мы с миссис Хедж слились в энергичном сексуальном совокуплении. Вслух я сказал:
— Простите.
Естественно, миссис Хедж совершенно не поняла, за что я извиняюсь, и переспросила:
— «Простите»? Это значит, кровать вам не нравится?
— Нет-нет, — залепетал я, — я вас люблю; то есть, я люблю кровать.
Меня обеспокоило, что я мог произвести на миссис Хедж неблагоприятное впечатление, поэтому я перезвонил ей из дому (пытаясь поразить ее воображение) и поставил в известность, что я — писатель; а посему не будет ли ее беспокоить глубокой ночью шорох моего пера?
— Отнюдь, — ответила она. — Меня и саму по ночам иногда Муза посещает.
По тротуарам Оксфорда невозможно пройти, чтобы не столкнуться с признанным или непризнанным писателем. Неудивительно поэтому, что хозяин канцелярской лавки, где я покупаю свои принадлежности, дважды в год ездит на Канарские острова и раскатывает на «мерседесе». (Раскатывает на «мерседесе» он в Оксфорде, а не на Канарских островах, хотя, разумеется, вполне правдоподобно, что и на Канарских островах он пользуется «мерседесом». Однако ввиду относительной редкости его поездок, я сомневаюсь, что он действительно владеет «мерседесом» на Канарских островах, хотя, наверное, его там можно брать напрокат.) Даже не знаю, чего это мне пришло в голову объяснять всю эту путаницу с Канарскими островами и «мерседесом». Наверное, еще один пример того, что Леонора называет моим «детским педантизмом».
В 11 часов вечера позвонила в панике моя мамочка и спросила, не появлялся ли у меня Мартин Маффет, мой юный отчим. Я довольно откровенно расхохотался вслух. Чего ради Маффету ходить ко мне в гости? Он же знает, что я не одобряю мамочкиного второго безрассудного брака. Помимо разницы в возрасте (огромной, как устье Амазонки), они физически и ментально несовместимы.
Маффет — мешок с костями шести футов шести дюймов росту, считает, что Королева очень трудолюбива, а Пэдди Эшдаун[20] не способен соврать. В мамочке пять футов и пять дюймов, она втискивается в одежду на два размера меньше и считает, что Британия должна быть республикой, а первым президентом — Кен Ливингстон[21], известный любитель тритонов. В свой последний визит к ним я обратил внимание, что юный мистер Маффет к мамочке менее внимателен, чем раньше. Судя по всему, он уже сожалеет о своем безумном порыве к матримониальным узам.
Мама сказала:
— Сегодня утром он уехал в Лондон на свои курсы по инженерному делу в здании Ллойда.
Мамины представления о географическом расположении Британских островов всегда были минимальны. Я сообщил ей, какое расстояние отделяет здание Ллойда в лондонском Сити от моей кладовки в Оксфорде.
Она печально ответила:
— Я просто подумала, что он мог к тебе заскочить на пути в Лестер.
Мама перезвонила в 2 часа ночи. Маффет просидел шесть часов в застрявшем поезде подземки — по крайней мере, он ей так сказал.
На этот раз Леонора попросила меня вообразить, что стул — мой отец. Дала мне африканскую палку, и я выбивал стул, пока не рухнул от изнеможения, не в состоянии и рукой пошевельнуть.
— Да он, в общем, не такой уж плохой парняга, мой папочка, — сказал я. — Даже не знаю, что это на меня нашло.
— Не разговаривайте со мной, говорите с ним, — приказала Леонора. — Разговаривайте со стулом. Стул — ваш отец.
Обращаясь к пустому стулу, я чувствовал себя очень глупо, но мне хотелось сделать Леоноре приятное, поэтому я посмотрел обивке прямо в глаза и вопросил:
— Почему ты не купил мне лампу на шарнире, когда я готовился к выпускным экзаменам?
Леонора похвалила:
— Хорошо, хорошо, ведите дальше, Адриан.
— Терпеть не могу твои кассеты с кантри-вестернами.
— Нет, — прошептала Леонора. — Глубже, мрачнее, самые ранние воспоминания.
— Помню, когда мне было три года, — сказал я, — ты вошел ко мне в спальню, выдернул у меня изо рта соску и сказал: "Настоящим мальчишкам соски не нужны".
После чего я снова схватил с пола палку и принялся колошматить стул. Полетела пыль.
Леонора проговорила:
— Хорошо, хорошо. Как вы себя чувствуете ?
— Я чувствую себя ужасно. Я вывихнул плечо.
— Нет-нет, — раздраженно произнесла она. — Как вы себя чувствуете внутри ?
Я все понял.
— О, я примирился с собой, — соврал я. Встал, вручил терапевтической доминатриссе тридцатку и ушел. Нужно еще купить «нурофен», пока ночная аптека не закрылась. Боль в плече сводит меня с ума.
Среди тритонов Ньюпорт-Пагнелла новый раскол. Теперь у нас — три раздельных ареала. В тритоновом мире какая-то катавасия. Браун названивает экспертам по тритонам по всему миру и гундит об этом феномене.
Миссис Хедж провела собеседования с другими потенциальными жильцами, но выбрала меня! Всю ночь меня терзали эротические сновидения — они касались меня, Брауна, Меган и миссис Хедж. Стыдно, но что поделаешь? Я ведь не могу контролировать свое подсознание, правда? Пришлось сходить в прачечную-автомат, хотя сегодня вовсе не мой обычный день.
Сегодня вечером по телевизору видел Нормана Шварцкопфа[22] — он тыкал палкой в невнятную карту. Почему он одет в военную маскировочную форму — для меня загадка. Ведь:
а) в пустыне нет деревьев;
б) в зале для пресс-конференций тоже нет деревьев;
в) Норман — слишком важная шишка, чтобы приближаться к противнику, так что мог бы спокойно разгуливать в костюме клоуна Коко — в него все равно никто не стал бы целиться.
Навестил сегодня миссис Хедж — окончательно договориться и обсудить соглашение о найме. У нее на холодильнике под магнитом с Микки-Маусом — фотография обугленной головы иракского солдата, которого нашли мертвым в машине. Я отвел взгляд и попросил воды.
Вчера вечером поставил в известность Пандору, что на выходных съезжаю с квартиры. Надеялся, она бросится мне на шею и станет умолять, чтобы я остался, но она не бросилась. В час ночи меня разбудил хлопок пробки от шампанского, звон бокалов и дикий безудержный хохот Пандоры, Кавендиша и Джулиана. Инфернальный Треугольник.
Сегодня говорила главным образом Леонора. Сказала, что я слишком многого от себя ожидаю, что у меня — невозможно высокие стандарты. Посоветовала мне быть к себе добрее и заставила составить список десяти вещей, которые мне нравится делать. Всякий раз, когда я отказываюсь от плохой мысли о себе самом, мне позволяется себя порадовать.
Леонора спросила, имею ли я возможность время от времени себя баловать. Я признался, что какие-то сбережения в Строительном Обществе Маркет-Харборо у меня имеются. Тогда она дала мне листок бумаги и детский цветной карандаш и велела записать десять моих радостей.
Радости
1) Читать романы
2) Писать романы
3) Половой акт
4) Смотреть на женщин
5) Покупать канцелярские принадлежности
6) Есть бананы
7) Сэндвичи с крабовой пастой
8) Смотреть бокс по телевизору
9) Слушать Чайковского
10) Гулять по сельской местности
Я спросил у Леоноры, каковы радости у нее.
Она хрипло ответила:
— Мы здесь не обо мне говорим. — Потом улыбнулась, показав изумительно белые зубы, и сказала: — У нас есть кое-что общее, Адриан.
Я почувствовал, как меня пронзило разрядом сексуального желания.
— Мне тоже нравится смотреть по телевизору бокс, — продолжала она. — Я поклонница Бруно.
Сегодня утром за завтраком я спросил Кавендиша, не поможет ли он мне перевезти вещи к миссис Хедж. У него здоровенный семейный «вольво». Он ответил:
— Не могу придумать ничего, что я сделал бы с большей радостью, Ади.
Он предложил перевезти меня немедленно, но я сказал:
— Завтра утром будет в самый раз. Некоторым из нас нужно все-таки работать .
Кавендиш рассмеялся:
— Так ты, значит, считаешь, что преподавать лингвистику — занятие недостойное мужчины, так, Ади?
Я ответил:
— Да, собственно говоря, так я и считаю. Сомневаюсь, что работа для вас — понятие существительное.
— Как профессор лингвистики, — рявкнул он, — могу тебя заверить, что «работа» в самом деле — имя существительное. — Он потянулся к пепельнице, его халат распахнулся, явив ссохшиеся соски и седые свалявшиеся волосы на груди. Меня чуть не вырвало. Едва смог проглотить свои хлопья с отрубями.
Вернул в ателье портативный телевизор. По возвращении написал Пандоре стихотворение и подсунул ей под дверь. Моя последняя отчаянная попытка соблазнить ее и отвлечь от Кавендиша.
- Пандора! Дозволь!
- Стихотворение А.Моула
- Дозволь мне погладить бедро изнутри
- Дозволь мне услышать страстный твой вскрик
- Дозволь ощутить твою кожу из шелка
- Дозволь спутать все твои чувства надолго
- Дозволь мне коснуться лилейной груди
- Давай отдохнем — все у нас впереди
- Дозволь слиться вместе биенью сердец
- Дозволь мне сковать тебе крепкий конец
- Дозволь мне присвоить тебя, изучить
- Дозволь накормить и вином опоить
- Дозволь облизать мне тебя языком
- Дозволь мне с тобой бедокурить тайком
- Дозволь мне увлечь на греховное ложе
- Дозволь обрядить тебя в черную кожу
- Дозволь как перчатку тебя натянуть
- Дозволь проторить мне любви нашей путь
В час ночи Пандора впихнула мне под дверь записку:
Адриан,
Если ты и дальше собираешься присылать мне такую грязь, я буду вынуждена передавать твои письма полиции.
Пандора
Собирая вещи, я размышлял, что приобрел в жизни не так уж много. Самый основной гардероб. Несколько сотен книг. Плейер «Сони». Десяток-другой кассет. Кружка, чайная чашка, миска и тарелка. Плакат Мунка, кактус, увеличительное стекло на подставке, ваза для бананов и настольная лампа. После полутора лет трудов в ДООС хвастаться особо нечем. Правда, у меня накоплено 2.579 фунтов в Строительном Обществе Маркет-Харборо и еще 197, 39 фунтов лежит в «Нат-Весте», но все равно.
Нашел синюю пластиковую расческу, которую искал с прошлого года. Она лежала на одежном шкафу. Почему? Как она там очутилась? Я никогда не забирался причесываться на шкаф. Подозреваю Джулиана. Он — большой поклонник Джереми Бидла[23].
11.00 вечера. Слишком устал, писать много не могу, хочу просто официально отметить, что лежу сейчас в кровати миссис Хедж. Она очень удобная. Мой новый адрес таков:
Оксфорд,
Саммертаун,
Виллы Ситвелл, 8
Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь, потом вспомнил. Пахло беконом, но спускаться я не стал. Чувствовал себя нарушителем. Я встал, на цыпочках сходил в ванную, оделся, заправил постель, потом сел сверху и стал прислушиваться к звукам снизу. В конечном итоге, подгоняемый чувством голода, сошел вниз. Миссис Хедж на кухне не было. На столе по-прежнему стояли тарелки после завтрака. Кухонная урна с педалью переполнена. На полу — яичная скорлупа. В шкафчике под раковиной — куча грязных желтых тряпок. В холодильнике полно маленьких блюдечек с заплесневелыми остатками. Сковорода не вымыта. «Обсервер» заляпан консервированным томатным соком.
Как я и опасался: миссис Хедж — потаскушка. Телефон звонил, не переставая. Принимал сообщения: «Звонил Тэд», «Звонил Иэн», «Звонил Мартин», «Перезвони Кингсли», «Звонил Джулиан: ты едешь во вторник на катере или нет?»
Когда миссис Хедж вернулась, я шваброй мыл пол на кухне. Она несла большой куст и четыре банки «Карлсберга».
— Господи, — вымолвила она. — Похоже, мне крупно повезло. Вам нравится работа по дому, мистер Моул?
— Мне представляется сложным терпеть беспорядок, — ответил я.
Она вышла в сад, вкопала куст, потом села в железное кресло на веранде и стала отхлебывать «Карлсберг» прямо из банки. Холод, казалось, был ей нипочем. Когда начался дождь, она вошла внутрь, взяла из корзины в прихожей зонтик для гольфа и снова вышла. Я поднялся к себе в комнату поработать над романом «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины».
Когда я спустился в следующий раз, миссис Хедж нигде не было. Приятно увидеть, что в холодильнике еще оставалось три банки «Карлсберга». Может быть, конечно, она потаскушка и эксцентричка, но, слава Богу, — пока не алкоголичка.
Когда я вернулся с работы, миссис Хедж еще лежала в постели. В кухню было стыдно зайти. «Карлсберг» из холодильника пропал. Должно быть, она выпила его в постели! Это единственный вывод.
Ходил к Пандоре забрать почту. Ничего волнующего. Письма из Строительного Общества Маркет-Харборо, «Ридерз Дайджест» и «Пломб» — фирмы, пропагандирующей эластичные трикотажные покрывала. Как «Пломбы» узнали мое имя и адрес? Я никогда не проявлял интереса к обивочным материалам. Пандора превратила мою кладовую в свой кабинет. Я открыл папку с надписью «Конспекты лекций» у нее на столе. Не понял ни слова. Видимо, написаны на сербско-хорватском.
Сегодня вечером зашел в ванную, не постучав. Миссис Хедж сидела в ванне и брила ноги. Завтра куплю дверную защелку. Размер у нее, по крайней мере, 38С.
Миссис Хедж сказала:
— Не стесняйтесь приглашать домой своих друзей, мистер Моул.
Я сообщил ей, что друзей у меня нет. Иду по жизни один.
Когда я сказал то же самое Леоноре, она велела:
— Перед следующим нашим сеансом, пожалуйста, попробуйте поговорить с незнакомым человеком; улыбнитесь, заведите разговор; подружитесь с какой-нибудь женщиной.
Когда я спустился, на кухне сидел незнакомец. Ел гренок с мармеладом.
— Привет, — сказал он. — Я Джерри.
Я улыбнулся и ответил:
— Доброе утро. А я — Адриан Моул.