Путанабус. Две свадьбы и одни похороны Старицкий Дмитрий

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ (продолжение)[1]

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 03:59.

Наконец-то закончились эти нудные полтора часа всякой мутотени с допросами, расспросами и следственным экспериментом. Вымотали меня патрульные дознаватели не по-детски, все пытаясь подловить на чем-то таком, незаконном. Хорошо хоть одеться дали сразу, а то бы все это действо походило на какое-то абсурдное следствие над Адамом в чистилище по поводу давнишнего грехопадения в раю. Впрочем, абсурда и так хватало, хотя всем и сразу все было ясно с самого начала. Но вот хлебом эту братию не корми, дай только над людьми покуражиться. Другой мир, другая планета, а менты все такие же.

Наконец патрульные, дежурно поблагодарив за сотрудничество, захватив с собой НАШИ трофеи, трупы и пленного, отбыли восвояси, грохоча тяжелыми ботинками.

Пребывающую в некотором ступоре Наташу Синевич они отправили к себе в номер еще раньше, после краткого допроса. Видеть она практически ничего не видела, была спросонья. Слышать — слышала, но поняла мало чего. Сама никого не убивала. Даже не трогала.

В моем номере остался только хозяин отеля Ной, со страдальческой миной прижимающий к своему затылку полотенце с колотым льдом, с которым не расставался с самого своего появления на третьем этаже.

— И как так могло это случиться, Ной? — спросил его с наездом. — Где была твоя хваленая охрана?

Отельер, которого патрульные обнаружили за стойкой портье связанным по рукам и ногам и с кляпом во рту, все еще не пришел в себя. Поэтому в ответ только пожал плечами, скорчив страдальческую рожу.

— Иди тогда отсюда. Толку от тебя сейчас, как с козла молока, — отпустил его.

И тот с видимым удовольствием побрел к себе на первый этаж.

— Стой! — крикнул я в его удаляющуюся спину, уже на лестнице. — Виски принеси. Бутылку!

А сам прошел в номер, напротив лестницы.

Ингеборге спала, свернувшись под одеялом в позе эмбриона. Галя Антоненкова сидела рядом на стуле, держась руками за виски, уперев локти в колени. И тихонько ныла на пределе слуха. Халат на ней разошелся, но это ее, видимо, не волновало.

Подошел к кровати, поглядел на спящую Ингеборге и успокоился. Эту отпаивать было не нужно. Сон и так самое лучшее лекарство. Может, и укололи чего ей после допроса сердобольные патрульные.

Не удержался, наклонился и поцеловал в висок свою спасительницу.

Повернулся и погладил Антоненкову по волосам.

— Как она? — спросил, кивая на Ингеборге.

Галя встрепенулась, резко обняла меня за бедра и, смяв щекой мою рубашку, спросила дрожащим голосом:

— Жорик, когда все это кончится?

А вот об Ингеборге ни полслова. Ладно, сам вижу. Вроде ничего страшного.

Продолжая гладить Галю по голове, лишь печально вздохнул:

— Боюсь, Галка, что ЭТО только началось. Зря, что ли, тебя учат стрелять из пулемета?

Притопал Ной, крича в коридоре:

— Джордж, твой заказ!

— Поставь там, в моем номере, и не шуми, народ только-только улегся, — шикнул ему в открытую дверь, продолжая гладить по волосам прижавшуюся к моему животу Галкину голову.

Галя подняла лицо, пристально глядя мне в глаза.

Я наклонился и поцеловал. Губы ее были холодные и «резиновые».

— Останься со мной, — попросила она.

— Не могу. У меня серьезный разговор с Доннерманом. А с тобой я и так останусь… — И тут я метнул в нее парфянскую стрелу: — Только в порядке очереди. Сама же на ней настояла.

— Уже знаешь? — Во взгляде ни капли смущения.

— А то!

Галя отвела глаза и печально вздохнула.

— Если хочешь, Галка, я вискарика тебе сейчас накапаю. Капель четыреста.

— Хочу, — встрепенулась она.

— Бери стакан, пошли со мной.

Мы выдвинулись к моему номеру. По дороге я негромко постучал в соседнюю комнату. Изначально ее занимали Штирлиц с Бандерой, а теперь там был склад имущества, которое нам влом стало держать в жилых помещениях. Сейчас в этом номере томился Доннерман.

Полностью одетый сержант моментально открыл дверь, недоуменно уставившись на меня с Галей.

— Пошли вискарь трескать, — сказал я ему, — нам вроде как наркомовская норма положена.

— Это мы завсегда, и с превеликим удовольствием, — встрепенулся Борис, выскакивая в коридор и запирая дверь номера на ключ.

В моем номере на столе уже стоял живописный натюрморт: штоф виски «Одинокая звезда», ледница и три стакана. Интересно, Ной всегда и всем по три стакана приносит, невзирая на численность населения?

— Ну, за удачу, — сказал Борис, свинтив с бутылки крышку и наливая всем по соточке.

— Удача нужна дуракам, — ответил я уверенно на его тост. — Пьем за победу! За победу, как в случае удачи, так и в случае неудачи. Тем более что нас устраивает только победа. Одна на всех.

— Ага… знаю: за ценой не постоим, — добавил сержант, заулыбавшись.

— Ошибаешься, Боря. Любая потеря в моем отряде есть цена неприемлемая. Поэтому пьем только за победу, без потерь с нашей стороны.

— За вас, мальчики, за ваш рыцарский поступок по защите прекрасных дам, — прибавила, торжественно улыбаясь, Антоненкова.

Глаза у нее уже радостно заблестели. Ей все это действие с распитием крепкого алкоголя в компании двух мужиков ужасно нравилось. Она, наверное, уже предвкушала дальнейшее. Может, сразу с двумя.

— Тогда сюда, пожалуйста. — Борис постучал согнутым указательным пальцем в свою щеку.

На что Антоненкова не преминула поцеловать его в указанное место. С ее ростом Боре не пришлось даже наклоняться. А потом поцеловала и меня, но уже в губы. Сладко и обещающе.

Выпили.

Налили еще.

И еще выпили. Уже молча. Без тостов.

И только сейчас отпустило.

Расслабило.

Сделало добрым.

Что было совсем не ко времени.

— Галка, — сказал я, гладя ее по спине кончиками пальцев, слегка нажимая ногтями, на что она отзывалась под тонким халатом лопатками, как породистая кошка, — вали досыпать, а то у меня с Борей тут еще разговор чисто мужской остался, обязательный, а поспать дюже как хочется.

Галя явно обиделась, хотя виду не подала. Но и с места не дернулась. Жизненный опыт ей подсказывал, что если мужики напоили, то мужики и трахать будут. А что болтают чего-то, можно и мимо уха пропустить. Так и стояла, раздавая авансы, то мне, то Борису, с ритмичностью маятника.

Борис фишку просек. Чмокнул Галку в щеку, развернул за плечи и хлопнул по аппетитной попке.

— Иди, Галь, у нас с Жорой действительно чисто мужской разговор.

Когда обломившаяся Антоненкова ушла, я запер номер на ключ и подсел к столу.

— Наливай, что сидим? — это я уже Борису попенял.

Накатили еще по песятику.

Выпили.

Крякнули.

Рукавом занюхали.

И только потом я на него наехал:

— А теперь, Боря, колись: с кем ночевал?

— Жор, а какой твой разница? — тут же парировал сержант, не снимая лыбу с лица.

— Большой разница, Борь. Гладишь свою лысую голову и чувствуешь под рукой, что она чистая, а на самом деле оказывается, что ты уже рогат, как сохатый, — констатировал с неудовольствием создавшееся положение.

— Так это факт только твоей биографии. Других не касается, — настаивал, нагло ухмыляясь, сержант.

— Зайдем тогда, Боря, с другой стороны. Тебя я всегда понять могу, хоть ты и укусил сейчас кормящую руку, теперь пойми и ты меня. У меня тут гарем, семья, если хочешь. Допустить измены хоть одной жены я не вправе, иначе слетает к черту вся дисциплина и коллектив жен моментально пойдет вразнос. И так я их держу из последних сил очень сложной системой сдержек и противовесов. С кем ты сегодня спал, завтра утром будет знать весь гарем, а значит, и я. И первым, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМЫМ, моим действием будет мой с этой женой немедленный развод. При всех.

— ??? — смотрел на меня Борис пустым, непонимающим взглядом.

— Очень просто, — ответил на невысказанный вопрос, — сказал три раза «талах» — и все. И девочка пошла. Гулять по жизни одна на свой страх и риск. И как бы мне ни захотелось потом обратного, в автобус я ее больше не возьму. При этом я снимаю с себя всякую ответственность за нее. Мы уедем, а она останется в Порто-Франко. Твои действия?

— А какие могут быть мои действия? — удивился Борис. — При чем тут вообще я?

— Ну да, ну да, — покачал я головой удрученно. — Наше дело не рожать: сунул-вынул — и бежать.

И добавил через паузу:

— Знакомо.

— При чем тут такие наезды? — возмутился Доннерман. — Все было, Жора, по согласию.

— Борь, я тебя не в изнасиловании обвиняю, а объясняю сложившуюся ситуацию. И раз по согласию, то я тут спокоен. Потому, как раз есть тут ТВОЕ согласие, то с этой минуты ответственность за эту девочку лежит на тебе. А я даю ей развод. Дальше все только от тебя зависит.

— Каким образом? — встрепенулся сержант.

— Не образом, а канделябром, — вперил в него немигающий взгляд. — Ну, не знаю, как тут у вас принято, но ПОРЯДОЧНЫЕ люди в такой ситуации женятся. Везде.

— В моих планах такого не было, — отрезал Боря жестко, вынимая сигарету из моей пачки.

И запыхтел, прикуривая.

— А в моих планах было довезти всех девчат до русских земель без потерь, — перепасовал я ему аргумент. — Но теперь эта девочка остается в этом городе один на один с бандитами, которые хотят ее похитить и сделать сексуальной рабыней. По твоей вине, между прочим, остается.

Говорил я все это и даже не знал, о какой из жен моего «гарема» идет речь. Но старался быть уверенным в своих словах. В перспективе озвученных действий, увы, уверен не был. Сомневался я в том, что выгоню проказницу на улицу. Но Доннерману об этом знать было не положено, иначе точно с крючка сорвется. И так сидит, вальяжно развалившись, улыбается нахально во все тридцать два зуба. Это меня и возмутило особенно. Весь его вид победителя.

— И убери лыбу, — вдруг гаркнул ему, — вопрос серьезный.

Доннерман под моим внезапным напором действительно убрал глумливую улыбку с лица. А я, удовлетворившись переменами его лица, довольно констатировал:

— Вот так вот, — и продолжил по заявленной теме: — Выбор твой и ответственность твоя. Я же жестко повязан категорическим императивом. Целое важнее частного. До утра тебе подумать над этим. А теперь разливай остаток и рассказывай, как все было тут на самом деле с бандитами, а то меня патрульные только допрашивали, но ни во что не посвящали.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 4:45.

Когда Борис ушел, я тут же улегся на койку — доспать эту ночь в одиночестве. Что там от этой ночи осталось?.. Но не спалось, несмотря на выпитое виски. И хмеля не было. Весь алкоголь ушел на дожигание адреналина в крови.

Куда я попал?

Дас ист фантастиш! Пелевин с Буссенаром на пару курят бамбук.

Я лежу в номере отеля «Ковчег», в городе Порто-Франко, на какой-то Новой Земле (то ли другой планете, то ли альтернативном пространстве) и вместо сна, пялясь в потолок, провожу инвентаризацию произошедшего с нами за последнюю неделю.

Какие-то «британские ученые»[2] из США повторили какой-то эксперимент Теслы, зримый результат которого они тут же засекретили от правительства и общественности, свернули исследования как «бесперспективные», выкупили всю аппаратуру и уволились из научного учреждения. Нашли каких-то мутных спонсоров и создали Орден для освоения и заселения, создали подпольную всемирную сеть вербовщиков для заманивания на переселение в эту Новую Землю людей, которые дома сами себя считают лишними. И таковых за последние двадцать лет, как тут говорят, нашлось уже больше двадцати миллионов со всех пяти континентов. В среднем по миллиону в год. Ну и нас дюжина, как довесок к ним. Сюда никак мы не стремились и что-то менять в своей жизни даже не думали. Однако и мы тут.

Я и тринадцать ослепительно красивых девчонок из эскорта ехали себе спокойно на корпоративную вечеринку пятой в мире майнинговой компании и ничего такого не подозревали. Всего-то и произошло, что я в подмосковном имении этой компании поворот попутал. Взял влево вместо правого поворота — и вот мы тут, всем автобусом. А офисный планктон «Сибнедр» так себе и гуляет, где положено. Без нас. И обратной дороги нам нет. Кто бы мог подумать, что столь богатая компания занимается таким подпольным бизнесом?

Народ, переселяющийся сюда, готовится к этому мероприятию вдумчиво и добросовестно. А у нас всего, что было с собой — только что на нас надето. И школьный автобус.

Всех жителей этой «столицы» Нового Мира — не больше тридцати тысяч: райцентр какой-то, по русским меркам. Провинция занюханная, по которой я круги нарезаю, вместо того чтобы ходить по утрам на любимую работу в Москве, креативить там всласть, а по вечерам выдвигаться в любимые ночные клубы — общаться на родном языке с продвинутыми людьми, которые мне интересны. Вместо этого уже неделю тащу на своей шее отвязных баб, молодых и красивых, всех их устраиваю, обустраиваю, готовлюсь с ними к прорыву в Русские земли — на другой конец континента. А Россия тут — в тропиках, однако. И на границе с большой-большой Чечней, ко всем прочим радостям. Но влом мне говорить всю жизнь на чужом языке, даже при том, что знаю его прилично и разговариваю на нем свободно. Хотел бы эмигрировать из России — еще в девяностых остался бы в Англии.

Но я-то тут случайно — всего лишь бюрократическая ошибка на пропускном пункте, а вот остальное все население, как один — по велению души. Каждый день сюда народ тайком толпами валит с планеты Земля или, как тут говорят, со Старой Земли — добровольно и с песней. Убегает сюда народ от радостей неолиберализма, мультикультурализма и полицейской тоталитарной толерантности, чтобы радоваться простым традиционным ценностям. Таким естественным с их точки зрения, как нормальная семья, своя земля, свободный труд на самого себя с настоящей свободой, которая — воля. И каковой больше ста лет как нет на Старой Земле. Недостижима стала в принципе. А главное: право защищать все это от любых посягательств с оружием в руках. Тут все с оружием ходят, как в партизанском отряде. Никак к этому не привыкну, хотя у самого аж два нагана.

Им всем там — дома — так хреново было, что местный фронтир с его бытом на уровне XIX века и всеми окружающими опасностями за рай катит. А опасностей тут — дофига и больше. Не считая агрессивной природы с жуткими хищниками, до кучи жестокие бандиты в ассортименте, рабство на плантациях наркоты и отмороженный агрессивный ваххабизм к югу от Залива.

И это мне надо? Мне и дома вполне неплохо было. А тут — начинай все сначала. В предельно мещанской среде. Промышленности нет. Высших учебных заведений нет. Науки нет. Авторского права нет. Культуры нет, разве что только краденая со Старой Земли. Цивилизация — и та мозаичная. Мир ремесленников и торговцев, как в Средние века. Что называется — попал.

Хорошо хоть удалось, не без скандала, конечно, из этого всем тут заправляющего Ордена деньги выбить за брошенное дома имущество, а то бы совсем кранты настали. Хватило пока на все, что необходимо: и наш школьный автобус в рейдовый переделать, и девчат снабдить нормальным оружием, и азы военной подготовки им преподать.

Впереди у нас — пять тысяч километров нескучной дороги по диким местам в составе вооруженного до зубов конвоя. Иначе в Новую Русь тут никак не попасть.

И все тут не так, как дома.

Недели не прошло на этой Новой Земле, как я уже человека убил. Пусть бандита, но все же человека. И мне за это еще и руку пожали. Похвалили и премию пообещали. Денежную. Такие вот пироги с котятами. А если бы я ошибся и невиновного заколбасил, то меня бы самого конфедератам в рабство продали плотины в болотах строить. Пожизненно. А как эту грань распознать и рамсы не попутать,[3] даже не объяснили толком.

И какой черт меня дернул тащиться на эту корпоративную вечеринку в «Сибнедра»? Деньги бы мне Вованя и так отдал. Ну, днями позже. Не горело же. На мели не сидел. Нет же, халявы захотелось по высшему разряду. Ешь ее теперь полной ложкой. Целый Новый Мир на шару. Где я — бомж бездомный, хорошо, что еще не нищий.

И десяток баб на шее в довесок, за которых сдуру взял на себя ответственность. А что, бросить их тут на произвол судьбы было бы лучше? Пусть проститутки, но все же люди. Наши люди. А русские своих не бросают.

Они у меня сейчас как котята, подобранные с улицы, которых надо пристроить в хорошие руки. А пока — корми и возись.

И защищай.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 9:00.

— …Вот такие дела, — продолжал сержант политинформацию всему автобусу в бигмачной, — албанцы это были. По найму работали.

— Косовары?[4] — переспросила Наташа Синевич.

Остальные девчата слушали, что называется, затаив дыхание. Еще бы! У них этой ночью был реальный шанс проспать собственную задницу.

— Нет, албанцы были самые что ни на есть албанские, — ответил, кивнув ей, Борис. — Тот, который жив остался, по Ай-Ди проходит как Хашим Тачи, а как его на самом деле зовут — только Аллах ведает. Так вот, он сам родом из местечка Рогожины, что под Тираной, столицей Албании. От Косово это далеко. Но это с его слов. Точно известно только, что тут он, на Новой Земле, — полгода и прошел через Базу «Западная Европа». С остальными албанцами он уже здесь познакомился, в сезон дождей, и в банду вошел. Что истина в этом, что ложь — поди найди. Главаря, которого завалила Ингеборге, по Ай-Ди звали Энвер Курбаши. Третьего, которого Жора палкой проткнул, — Илир Рицай. Был еще водитель с машиной, но он успел удрать. Его ищут. Эта организованная преступная группа специализировалась на выбивании долгов в квартале «красных фонарей». Киднеппингом, как клянется Тачи, они занялись первый раз. Уж больно много денег им посулили за вас, девушки.

— Сколько? — попросила уточнить Сажи. Было видно, что этот вопрос ее не на шутку заинтересовал.

— Только им, за каждую вашу тушку, пообещали по пять тысяч экю, — откликнулся Доннерман. — Итоговая ваша ценность может только предугадываться, но не менее четырех нулей в сумме, а то и пяти. Здесь, на Новой Земле, существует пока перекос в мужскую демографию. Есть некоторый дефицит любых женщин. А уж таких красивых, как вы…

Сержант слегка задумался, потом отпил кофе. По всей бигмачной слышны были только кухонные звуки. Все напряженно ждали продолжения его рассказа. Доннерман не заставил их ждать:

— Кто их нанял — он не знает, так как общался с нанимателем только Курбаши. А того уже не спросишь. Цель была — выкрасть как можно больше девчат за одну ночь. Для этого Курбаши вчера поселился в отеле на первом этаже. Около его окна припарковали закрытый фордовский фургон. Двое «торпед»[5] должны были по очереди, точнее, покомнатно, оглушить вас спящих, связать, отнести на первый этаж и через окно складировать в фургон, который бы вас увез неизвестно куда. Тачи тут опять все валит на Курбаши, что только тот это место знал. Потом Курбаши должен был открыть входную дверь «Ковчега», закрыть в своем номере окно и притвориться спящим, а утром, после допроса Патруля, съехать. Вот и весь их план. Ничего такого сложного.

— А Ноя они как повязали? — спросила Таня Бисянка.

— С Ноем все просто, — не замедлил с ответом Борис, — разбудили его стуком в дверь, а как высунулся — оглушили. Дальше — дело техники. Курбаши в этом не участвовал. Ной его не видел. Но слушайте дальше. Глушили свои жертвы они вот такими кистенями.

Сержант положил на стол предмет, у которого на короткой деревянной ручке был привязан грушеобразный кожаный мешочек.

— Вот здесь, — постучал Борис пальцем по мешочку, — горсть свинцовой дроби. Если резко ударить по голове, то дробь растекается по черепу и не проламывает кости, но глушит надежно и надолго. Начали они с крайнего номера от окна. В два кистеня оглушили спящих Анфису и Сажи. Но с Сажи у них промашка вышла. То ли у тебя в голове сплошная кость, — кивнул он чеченке, усмехнувшись, на что та обиженно поджала губы, — то ли они слегка промахнулись и ударили вскользь. И ты очнулась раньше рассчитанного времени, когда они упаковывали Анфису. Кстати, ты халат-то когда успела накинуть?

— Я в нем спала, — ответила чеченка, гордо вскинув подбородок.

— А дверь запертую как они умудрились открыть? Это же не ключ, а щеколда? Я сама ее запирала. — Напор Анфисы на сержанта был лют.

— Вот таким крючком, — спокойно показал Борис приспособление из толстой проволоки. — Потихонечку, полегонечку, не создавая шума, сдвинули через замочную скважину. А дальнейшее, наверное, всем уже известно. Сажи удалось вырваться в коридор и шумнуть. На шум выскочил, аки древнегреческий полубог, Жора и палкой убил Рицая, затем связал боем Тачи, а тут уже и я подоспел.

— А ты-то как в «Ковчеге» так быстро оказался? — поинтересовалась Катя слегка ехидным тоном.

— Да задержался он у нас допоздна, вот я ему ключ от склада и выделила, — твердо сказала Ингеборге. — Какие еще вопросы?

Тут я понял, что Ингеборге — в полном курсе, с кем Борис провел ночь. Блин, заговор на заговоре. Сплошные тайны стамбульского двора. Один я все узнаю последним. Если вообще узнаю.

Захотелось грязно выругаться, но сказал другое:

— Вопросов нет. Есть сообщение. У Бориса Доннермана, — и кивнул ему через стол.

Сержант встал, привычным движением оправил куртку, прокашлялся. Видно было, что волнуется парень. Но с неловкостью он справился быстро.

— Георгий, — начал он официально, — я прошу у тебя руки Дюлекан. Клянусь любить ее и лелеять. Со мной она всегда будет в полной безопасности.

Я не стал изображать удивления, так как все это нами было заранее оговорено. Просто спросил девушку:

— Дюля, что ты на это скажешь?

— А можно? — Она аж захлебнулась этой фразой, все еще не веря в происходящее.

— Конечно, можно, ты же свободный человек в свободном мире.

— Тогда я — за! — Улыбка ее стала глупо-рассеянной, по щекам побежал румянец.

— Что «за»? — переспросил я ее.

— Согласная! — Дюлекан вскочила и встала рядом с Борисом, взяв его за руку, как в детском саду на прогулке.

Очень забавная вышла пара. Борис — огромный, саженного роста, а Дюля Комлева — ниже его сантиметров на сорок. Он — широкий и массивный. Она — тоненькая и стройная. Впрочем, вполне нормальная пара — маленьким девочкам всегда нравятся такие высокие парни; чем выше, тем лучше. Особый кайф они находят в том, чтобы ходить рядом, взявшись за карман штанов кавалера. Да и большим мужикам Дюймовочки часто нравятся. Наверное, природа их так тасует, чтобы усреднить народонаселение в целом.

— Ну вот и отлично. — Я поднялся со стула для торжественности. — Возьмитесь за руки. Отныне вы — жених и невеста. Надеюсь, что до нашего отъезда вы официально поженитесь.

Уф… Как тяжкий груз сбросил с плеч. До последнего момента все ожидал, что Доннерман соскочит с темы.

Альфия радостно крикнула:

— Шампанского!!!

Остальные девчата запрыгали, радостно загалдели.

Попадали стулья.

Сдвинулись в разные стороны столы.

Зазвенела о пол посуда.

Блин горелый, все рабочее настроение в отряде — побоку. Любят бабы других женить, хлебом не корми. Радостные все, хотя шампанского так никто и не заказал. Да и не было его, наверное, в бигмачной-то.

Дюлю целовали, тискали, вертели в разные стороны и поздравляли. Досталось и Борису неслабо.

Только вот про меня все моментально забыли.

Когда расходились из бигмачной, у выхода я придержал за локоть Ингеборге и спросил участливо:

— Как себя чувствуешь, милая?

В ответ она только похлопала длинными ресницами.

— А что? Должно быть что-то особенное?

— Ну, все же первого человека в жизни истратила, — посочувствовал ей, — у всех по-разному такое переживание протекает.

И покачал головой.

— Не первого, милый. Оттого и в Ирландию бежать пришлось. А потом и в Москву, — неожиданно ответила она тоном, который не располагал к дальнейшим расспросам без скандала. А уж огорошила так огорошила.

— Все равно я твой должник, — сказал ей, а сам уже хотел крепко призадуматься на тему, что в этой бабе еще есть такого мною непознанного.

Но Ингеборге не дала мне даже напрячь мозговую мышцу. Широко улыбнулась, резко обняла меня и поцеловала, всхлипнув.

Я и растаял. Да и не в дверях же раскручивать девушку на такие чистосердечные признания.

Пропустив ее вперед и придерживая дверь, подумал только, что странно как раз то, что сам я также ничего особенного не чувствую. Вроде человека убил, а ощущение, что таракана тапком прихлопнул. Может, все потому, что это — «за други своя»?

По выходу из бигмачной узрел следующую картину: незнакомый патрульный (мне почему-то стало казаться, что я всех патрульных в городе уже в лицо знаю), пошептавшись о чем-то с сержантом Доннерманом, быстрым шагом подошел к нам с Прускайте. На что мне стало внутренне слегка не по себе, потому как показалось, что идут арестовывать Ингеборге. Дурацкая мысль, а вот поди ж ты…

— Вы доктор Волынски? — спросил капрал по-английски, останавливаясь передо мной на расстоянии двух шагов.

М-да, с таким тоном во времена Ягоды[6] ОГПУ[7] классово чуждый элемент арестовывать приходило.

— Он самый, — ответил я и тут же из хулиганских побуждений сплагиатировал Арама: — С утра, по крайней мере, еще был им, хотя сегодня ночью мог и кончиться.

— Капрал Холек, — представился «подосиновик». — Вас приглашают на беседу в Отдел патрульных сил Порто-Франко. Прошу в машину.

— Не стоит, — решительно отказываюсь от этого предложения, — тут пешком два квартала.

— Я вынужден повторить приглашение? — Это было сказано уже с некоторым нажимом.

— Я арестован? — спросил я с апломбом, но сам тут же и испугался: а вдруг? Чем черт не шутит, когда Бог спит? Все же я этой ночью человека убил.

— Нет, — успокоил меня капрал.

— Тогда я доберусь до вашего отдела так, как сам посчитаю нужным, — выдохнул эти слова с некоторым облегчением.

Все же не арест.

— Но мне приказано, сэр, — стал настаивать капрал.

Надо же, какой настырный попался.

— Это ваши трудности, капрал, — перешел я в атаку. — Это вам приказано, но не мне. Я пока что еще свободный человек на свободной земле. К кому я должен явиться?

— К миссис Ширмер, — удовлетворил он мое любопытство.

— А она у вас кто?

— Следователь.

— У вас в патруле все офицеры — бабы? — поинтересовался у него совершенно искренне, припомнив первого лейтенанта патрульных сил Алису Робинзон, которая пыталась заниматься пропажей наших девочек в первый день нашего приезда в Порто-Франко.

— Нет, но при чем тут половая принадлежность? — удивился «подосиновик», тоже совершенно искренне.

— Да ни при чем, — ответил я уже весело и пояснил ему свой вопрос: — Просто все офицеры патруля в Порто-Франко, которые мне попадались, были женщинами. По секрету не подскажете: у миссис Ширмер давно была менструация?

— При чем тут это? — Похоже, капрал даже смутился. Это в наше-то время?

Пришлось пояснить позиции:

— А при том, что гормоны в таком состоянии влияют на профессиональные обязанности не лучшим образом. Мне как-то не климатит быть допрашиваемым бабой, у которой предменструальное недомогание и временно повышенная раздражительность, — выдал я на одном дыхании и под конец припер патрульного прямым требованием: — Так вы мне дадите такую информацию?

— Вы сексист? — спросил «подосиновик» с осуждением, уходя при этом от прямого ответа.

— А вы гей? — ответил ему, как заправский одессит, что называется на голубом глазу.

— При чем тут это? — Надо же, капрал чуть не подпрыгнул!

— А при чем тут сексист? — парировал я его реплику и тут же, пожав плечами, сказал главную фразу, для которой и был разыгран весь этот спектакль: — Ладно, если вы не желаете сотрудничать, то я пошел. Вы сами сказали, что меня ждут. Не смею вас задерживать.

И чтобы не рассмеяться прямо в его оторопевшую рожу, повернулся к сержанту:

— Борь, тут меня в контору вызывают. Пригляди за девочками сам. Фред в вашем распоряжении.

— Хорошо, — ответил Доннерман и пожелал удачи.

— Победы, старик, только победы! — ответил я, показав ему два пальца в виде латинской буквы «V», и пошел по Главной улице в сторону офиса Патрульных сил. Тут действительно идти было недалеко.

По дороге встретилось непропорционально большое количество людей в форме. Поначалу удивлялся этому феномену, а потом понял — воскресенье. Сегодня ребятки с Баз выбрались оттянуться на выходной в цивилизацию из своей орденской глубинки. Зря, что ли, тут четверть города борделями застроили? Вот для них все это первоначально и планировалось. Орденом, естественно.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 10:47.

За что вообще не люблю полицейских — так это за их лень. За то, что они вместо того, чтобы преступника искать, сразу пытаются на терпилу[8] статью найти. Так же легче. Пострадамус[9] — вот он; сам пришел, на стульчике сидит, через стенку с камерой, куда его переместить не проблема, только надо найти, за что. А преступника еще искать надо, утруждаться, время тратить, бумажки писать. Вот этого они как раз и не любят.

С этими мыслями я и постучал в дверь кабинета миссис Ширмер на втором этаже офиса Патрульных сил города Порто-Франко.