Ты самая любимая Тополь Эдуард

Кибицкий оторопел:

— Ты что? Сдурела?

— Скажите спасибо, что у вас ребенок в руках…

Кибицкий, смутившись, уже не знал, куда деть второго ребенка.

— Давайте уж… — сказала Надя. — И идите отсюда! Нахал!

— Я хотел помочь…

— Идите!

Кибицкий ушел, а пожилая няня, купая ребенка, заметила:

— Банкир, бля! Они думают, что за деньги все могут!

— Я этих двух докупаю, и все, ладно? — сказала Надя. — У меня завтра экзамен.

Но как она ни спешила, а выбежала из Дома малютки только затемно. И бегом припустила, чтоб успеть к электричке. Свернула со двора на улицу и увидела — у тротуара стоит «лексус» Кибицкого. Она прошла мимо, «лексус» тронулся, окно в машине опустилось.

— Садись, я подвезу, — сказал Кибицкий, ведя машину рядом с ней.

Надя с независимым видом молча шла вперед.

Где-то вдали прогудела и проклацала проходящая электричка.

— Электричка ушла, ты опоздала, — сказал он.

— Будет другая, — бросила она на ходу.

— Следующая через час.

— А вы откуда знаете?

Он кивнул на свой мобильный:

— Я звонил, узнал расписание. Следующая в 21.20.

Некоторое время Надя молча и независимо шла рядом с машиной. Затем повернулась, открыла дверь и села в машину.

— Мне только до метро!

Кибицкий пожал плечами:

— До метро так до метро…

Машина отчалила от тротуара и набрала скорость, окно с правой стороны автоматически поднялось.

Надя сидела прямая как аршин, глядя строго вперед.

Кибицкий присмотрелся к ней сбоку и озадачился:

— Мне кажется, я тебя уже подвозил. А? На Красной Пресне…

— На Красной Пресне была другая, — мстительно ответила она.

— Да?.. Но я точно помню, что я… О! Вспомнил! Ты же актриса, во ВГИК поступала! Провалилась?

— Ничего не провалилась!

Он улыбнулся:

— Ну как же! Мне сказали, ты здесь стаж набираешь, в пединститут сдаешь. Значит, во ВГИК провалилась. Но это не страшно…

Почувствовав себя в ловушке, Надя нахмурилась:

— Никуда я не провалилась. Я в оба поступаю. И туда, и сюда.

— А! Ну, это правильно, детка. За двумя зайцами…

— Я вам не детка!

— Хорошо — Наденька.

— И не Наденька.

— А кто?

Она резко повернулась к нему:

— Я — Надежда! Ясно?

Он посмотрел ей в глаза:

— Чья?

Надя отвернулась:

— Ничья.

— Уже хорошо, — сказал он. — Ноль-ноль в нашу пользу.

Она удивилась:

— Как это?

Кибицкий не ответил. Некоторое время они ехали молча. Надю стало клонить ко сну. Кибицкий увидел это и нажатием кнопки включил музыку — какую-то расслабляющую мандолину с шумом прибоя и пением птиц.

Надя тут же напряглась:

— Что это?

— Радио.

Надя расслабилась:

— А-а-а…

Еще минуту она боролась со сном, заставляла себя держать глаза открытыми. И вдруг подскочила, испуганно щупая спинку своего сиденья.

— Ой, у вас машина горит!

— Это не машина, — ответил он. — Это «климат-контроль». Когда включаешь кондиционер, сиденье автоматически подогревается. Чтоб спина не мерзла. И попа…

— А-а…

Надя снова успокоенно уселась, изо всех сил стараясь удерживать глаза открытыми.

Кибицкий движением пальца чуть прижал на руле кнопку настройки радио, и расслабляющая музыка стала чуть тише.

— Устала?

— Я сутки работала…

— Можешь откинуть сиденье и поспать.

— Еще чего!

Но через минуту она уже спала.

Кибицкий нажал еще одну кнопку на подлокотнике, и спинка Надиного сиденья медленно опустилась. Надя, поджав под себя ноги, сонно повернулась на бок.

Кибицкий, ведя машину, посмотрел на ее поджатые ноги, попку, талию, затылок…

Тут у него зазвенел мобильник, он схватил трубку и, косясь на спящую Надю, сказал шепотом:

— Да, мама… Громче не могу, у меня совещание… Да ни с какой не с девушкой, с чего ты взяла?.. Мам, прекрати! Я уже большой мальчик!.. Хорошо… Спи…

Дав отбой, Кибицкий остановил машину у светофора, перегнулся через свое сиденье назад, взял с заднего сиденья плед и укрыл Надю.

Светофор сменился на зеленый.

Проснулась Надя резко, как от толчка. Рывком села на сиденье, испуганно оглянулась по сторонам.

Она одна в закрытой машине… вокруг ночь… слева и справа еще несколько темных машин… сзади кирпичная стена… поодаль неясные огни какого-то дома с неоновой рекламой… а прямо перед машиной стоит темный верзила в униформе и, глядя на Надю, говорит с кем-то по мобильному телефону.

Надя рванула дверцу, но та оказалась запертой. В панике Надя стала дергать ее, но тут верзила подошел к машине, жестом подсказал ей поднять дверную кнопку-защелку.

Надя нашла защелку, отжала, распахнула дверь.

Но верзила в форме преградил ей путь и сказал в телефон:

— Она проснулась. Хорошо… — И Наде: — Стой!

— А в чем дело? Где я?

— Не сцы, подруга, — сказал верзила, — он нормальный мужик, сейчас придет.

Действительно, с крыльца дома, освещенного огнями и неоновой рекламой «Антонио», уже спускался и шел к машине Кибицкий с телефоном в руке. Сунув охраннику десятидолларовую купюру, сказал Наде:

— Выспалась? Пойдем поужинаем.

— Какой «поужинаем»?! — возмутилась она. — Где тут метро?

— Уже закрыто…

— Как закрыто? Который час? — Она взглянула на часы. — Боже мой!

Кибицкий усмехнулся:

— Ты спала шесть часов. За это время мы всю Москву объехали.

Надя обмякла, сказала в отчаянии:

— Но мне в общежитие… У меня утром экзамен…

— Отвезут тебя в общежитие. А экзамен не сдают на голодный желудок. Пошли к Табакову.

— К какому еще Табакову?!

— В «Антонио». — Он кивнул на здание с огнями и неоновой вывеской: — Это ресторан Табакова и его партнеров. Идем.

Надя не поверила — у Табакова ресторан?

— Вы врете.

Кибицкий усмехнулся, по-пацански зацепил ногтем большого пальца свой зуб:

— Гад буду!

Под самым потолком по наклонному желобу катился трехпудовый шар и падал с неотвратимостью рока…

Под ним, в трехэтажном «Антонио», дым стоял коромыслом, на сцене зажигала певица, а в зале было полным-полно банкиров и бизнесменов с девушками не то из эскорт-сервиса, не то из модельных агентств. Министры, знаменитости, телеперсоны, фотографы со вспышками.

Кибицкий, держа Надю за руку, уверенно шел сквозь толпу в глубину зала, говоря на ходу:

— Антон, сын Табакова, тут один из хозяев. Но я не соврал — Олег Павлович тоже здесь…

— Ой, какие люди! Здравствуйте, Павел Антоныч! — сказала какая-то полуоголенная дама с тонной косметики на лице, знакомом по телеэкрану.

— Привет, дорогая! У вас тут с размахом!

— А то ж! Юбилей! — ответила она и окинула Надю кинжальным взглядом. — Ты тоже с размахом…

Пара фотографов тут же ослепили их вспышками фотокамер.

Идя за Кибицким, Надя на ходу ошарашенно оглядывалась на узнаваемые лица знаменитостей. А он все тащил ее сквозь толпу:

— Идем, идем… — И на ходу отвечал на пожатия рук и приветствия знаменитостей: — Привет… Рад видеть…

— О, ты мне нужен! — сказал один из них. — В субботу берем чартер, летим в Барселону на футбол. Наши играют с Испанией. Ты летишь?

— Я не летаю.

— Почему? — изумился знаменитый.

— Высоты боюсь.

— Блин! — огорчился знаменитый. — Я думал, ты чартер оплатишь.

Надя на ходу спросила:

— Откуда вы всех знаете?

— Это мои клиенты, — ответил он через плечо и остановился перед длинным шведским столом.

Как писал когда-то Виктор Шкловский, на столе еды было столько, сколько съесть нельзя. Во всяком случае, Надя такое видела впервые. Блюда с овощными, мясными и рыбными салатами стояли меж высоких ваз с заморскими фруктами и противнями с запеченными осетрами, копчеными угрями и молочными поросятами.

— Та-ак… — недовольно протянул Кибицкий. — А устрицы уже съели, вот публика! — И Наде: — Ты себе набирай вот в тарелку. — И ушел к бармену: — Сережа!

— Виски? — спросил бармен.

— Со льдом…

С бокалом виски Кибицкий вернулся к Наде и наклонился к ее уху, чтобы перекричать шум:

— Что ты пьешь?

— Я не пью.

Кибицкий посмотрел на ее тарелку. Там — скромненько — лежала какая-то морская мелочь и ложка салата. Он возмутился:

— Да что ты?! Дай сюда!

Отнял тарелку и положил все подряд — большие куски запеченного осетра, креветки, крабовый салат и прочие морские деликатесы.

— Не надо! — крикнула Надя через шум. — Я не голодная…

— Еще бы! Если я сплю шесть часов, я встаю абсолютно сытый! Идем! Нужно место найти…

Надя озадаченно последовала за ним, так и не поняв — это он над ней издевается или просто шутит.

Администратор ресторана преградил им путь:

— Павел Антонович, я же вам столик держу!

— Правда? Спасибо!

Через минуту, сидя за столиком, Надя уже уплетала за обе щеки, Кибицкий, сидя напротив, смотрел на нее с улыбкой. Кто-то из знаменитых, проходя, положил ему руку на плечо:

— Паша, ты сбросил ГКО?

— И не собираюсь!

— Но имей в виду — французы уже сбежали с нашего рынка!

— Так это ж французы! — И Кибицкий подмигнул Наде: — Они от нас всегда драпали!

— И немцы ушли!

— А немцы тем более!

— А если серьезно? — спросил знаменитый.

— Я вчера был у Дубинина, — ответил Кибицкий. — Он сказал, что будет держать рубль за счет золотого запаса. А золота у нас!..

Тут еще одна теледива хмельно наклонилась к Кибицкому, соблазнительно открывая перед ним полную перспективу своего глубокого декольте.

— Пал Антоныч, вы знаете, как я вас люблю?!

— Еще нет…

— Безумно! — призналась теледива и сказала еще интимнее, с грудным придыханием: — И поэтому — между нами: рубль не грохнется? Я могу спать спокойно?

— Смотря с кем. Кто у тебя сейчас?

— Фу, какой вы противный! — И теледива подняла глаза на Надю: — Девушка, бросьте его!

Администратор принес Наде высокий бокал яблочного сока, а Кибицкому розетку с жюльеном.

— Павел Антонович, там Борис Немцов спрашивает, нельзя ли вас отвлечь на минутку.

— Боюсь, что нет. Я с дамой.

— Да вы идите, чего там! — сказала Надя.

— Ты разрешаешь?

— Угу, — ответила она с полным ртом.

— Спасибо. Тогда я сейчас…

Кибицкий ушел и действительно вскоре вернулся, пробираясь через толпу. Вырвавшись из очередных объятий каких-то полузнаменитых красоток и отпивая из своего бокала, подошел к столику. Надя сидела над опустевшей тарелкой, старательно вытирала ее хлебом…

Кибицкий, уже хмельной, сел рядом.

Проходивший мимо мужчина несильно хлопнул его по плечу, Кибицкий удержал его за руку, усадил за свой стол.

— Знакомься, Ян. Это Надя, будущая звезда экрана. А это Ян, хозяин самого крупного книжного издательства. Мы с ним знаешь как начинали? В Риге на улице книгами торговали. В восемьдесят пятом, студентами, ага! Приезжали в Москву, покупали четыре чемодана книг и везли в Ригу. И однажды в поезде — ты не поверишь! — ночью… Ты помнишь, Ян? Ночью, Надя, мы с ним спим в общем вагоне. И я слышу сквозь сон, как кто-то с меня сапоги снимает…

— И с меня… — сказал Ян.

— Так, дернет чуть-чуть и уходит… — продолжал Кибицкий.

— И с меня… — сказал Ян.

— А через пару минут — опять чуть дернет и уходит…

— И с меня… — сказал Ян.

— А мы с Яном после армии еще в кирзе ходили, — объяснил Кибицкий. — Ну, я лежу, думаю: ладно! Сейчас он снимет с меня сапоги, я встану и как ему врежу!..

— И я… — сказал Ян.

— Но когда этот вор снял с меня сапоги до половины…

— И с меня…

— Поезд останавливается, этот мужик вдруг хватает два наших самых больших чемодана и — к выходу!

— Мы вскакиваем… — сказал Ян.

— Подожди! — перебил Кибицкий. — Мы вскакиваем, а бежать не можем — ноги в голенищах! Представляешь? Два идиота, сапоги на ногах болтаются! А вор с нашими чемоданами спрыгивает себе на станции, и поезд отправляется!..

Надя невольно разулыбалась, представив себе эту картину.

— Но самое смешное не это! — сказал Кибицкий. — Самое смешное, я думаю, было, когда он притащил эти чемоданы домой, открыл, а там — сплошной Майкл Крайтон! Полное собрание сочинений!

Надя засмеялась, а Кибицкий допил свое виски и продолжил, все больше хмелея:

— Так мы начинали. Учились на инженеров, а теперь у Яна издательство, у меня банк. Я Гобсек. Кровосос. «Кровососы и мародеры! Верните зарплату шахтерам!»

— Как мама? — спросил у него Ян.

— Мама лежит. — Кибицкий повернулся к пробиравшемуся через толпу официанту с подносом.

— У него мама парализована, — объяснил Наде Ян.

Кибицкий снял с подноса бокал с виски и сказал Яну:

— Слушай, Немцов мне сейчас сказал: спокойно, никакой девальвации не будет, всё под контролем! Но… Посмотри на этих людей. Не дай Бог, завтра что-то случится, они меня зарежут. И ты, кстати, тоже… — И Наде: — Ну, выпей что-нибудь. С нами, с буржуями. Давай я тебе наливку возьму. Тут знаешь какая наливка?! Антон сам делает!

— Спасибо, не нужно, — ответила она. — И вам тоже больше нельзя. Вы уже…

— Плевать! — хмельно отмахнулся Кибицкий. — Жизнь — только миг…

— А как вы машину поведете?

— А никак! На такси поедем. Ты поедешь ко мне?

Надя посмотрела на него в упор и, чеканя каждое слово, сообщила:

— Я — поеду — в общежитие. Вам ясно?

— Видал? — сказал Яну Кибицкий и повернулся к Наде: — Ну и еж-жай! — Он хмельно достал из кармана пачку денег и бросил перед Надей на стол: — Еж-ж-жай!

Надя встала:

— Эх вы! А ее детдому помогаете! Засуньте ваши деньги знаете куда?

Nike… Nike… Nike… — кроссовки с фирменным клеймом «Nike» ступали по полу. Это директриса Дома малютки водила по палатам толстую супружескую пару американцев в джинсах, белых носках и кроссовках «Nike».

— Здесь у нас грудные, до семи месяцев…

Переводчица переводила американцам на английский:

— Here we have babies up to six month…

А Надя, сидя в кабинете директрисы, говорила по телефону:

— Мам, не волнуйся, мне последний экзамен остался, сочинение! И все! Но я домой не приеду, у меня тут дела… — И, увидев вошедшую директрису, поспешно встала. — Все, мамуль! Пока! Спасибо, что позвонила! — Надя положила трубку. — Извините, Дина Алексеевна, это мама позвонила, из Уярска…

— Ладно, — сказала директриса. — Достань мне документы этого твоего любимчика, Игнатьева.

— А что с ним? — встревожилась Надя.

— Американцы его забирают.

Надя растерялась:

— Как это забирают? Куда?

— Куда, куда! — Директриса стала сама перебирать папки в шкафу. — Я ж тебя просила расставить по алфавиту.

Надя подскочила к ней вплотную:

— Куда они его забирают, Дина Алексе…