СССР. Автобиография Королев Кирилл
С приближением зимнего времени следовало предвидеть появление заболеваний сыпным тифом. Главным военно-санитарным инспектором был выработан, по моему предложению, детальный план борьбы с угрожающей эпидемией. Намечено было устройство трех заградительных пунктов, ряда больниц, общим числом на 6000 коек, изоляционных пропускных пунктов и т. д.
Если со стороны моих ближайших гражданских помощников и было сознание необходимости в исключительных условиях нашей работы избегать всякой рутины, бюрократизма и канцелярщины, то гражданские учреждения, как непосредственно ими возглавляемые, так и ведущие работу на местах, от всех этих недостатков отрешиться не могли. Работа в этих учреждениях во многих случаях оставалась неудовлетворительной и ко мне поступало большое число справедливых жалоб. <...>
Получение свежих пополнений, военного снабжения и осуществление намеченного займа дали бы возможность продолжить борьбу. В предвидении этого, удержание в наших руках Северной Таврии являлось существенно необходимым. Отход в Крым за перешейки не только обрекал нас на голод и лишения, но, являясь признанием невозможности продолжать активную борьбу, создавал угрозу лишения нас в дальнейшем всякой помощи со стороны Франции. Засев в Крыму, мы перестали бы представлять угрозу советскому правительству и тем самым теряли всякий интерес в глазах западных держав.
С другой стороны, неудача заднепровской операции неминуемо должна была отразиться на духе войск. Новые тяжелые потери еще ослабили состав частей. Пополнений на месте взять было неоткуда. Угроза со стороны каховского плацдарма продолжала висеть над нами. Противник на всем фронте беспрерывно усиливался. <...>
Сама природа, казалось, становилась против нас. Наступили небывалые в это время года морозы. Войска, почти раздетые, жестоко страдали от холода, появились обмороженные. Количество простудных заболеваний резко возросло. Полки таяли.
Бросая все свои свободные силы на юг, красное командование принимало одновременно меры для усиления работы своей в нашем тылу. За последнее время вновь оживилась деятельность зеленых, усилилась работа и по военному шпионажу, руководимая регистрационным отделом («Регистродом») кавказского фронта, расположенным в Ростове-на-Дону. Этот «Регистрод» через свои регистрационные пункты № 5 и 13, расположенные в Темрюке (кубанской области), и через особые пункты («Ортчк») на побережье Таманского полуострова высылал ряд разведчиков, направляя их на Темрюк-Тамань, а затем через узкий Керченский пролив на побережье Керченского полуострова и далее в Крым и этим же путем принимал их обратно.
В течение месяца в городе Керчи и в прилегающем к нему районе было арестовано шесть советских шпионов и раскрыта организованная большевиками на нашей территории «служба связи» с таманским берегом, располагавшая в Керчи и в поселке Юргаки (на Азовском море) тайными станциями, снабженными сигнальными ракетами, сферическими зеркалами для оптической сигнализации и материалами для химического письма. У одного из этих шпионов между прочими документами было найдено также предписание «связаться с Мокроусовым» и «явка», т. е. указание, как найти сего последнего. <...>
Общая численность красных войск на южном фронте должна была быть исчислена в 55–60 тысяч штыков и 22–25 тысяч сабель, имея в виду только бойцов на фронте. Численность всех войск красного южного фронта вместе с тыловыми частями была, конечно, значительно больше.
Соотношение сил было не в пользу Русской армии не менее как в три – три с половиной раза.
План красного командования сводился к захвату в клещи на полях Северной Таврии живой силы Русской армии и к стремительному прорыву через перешейки в Крым... Я своевременно учел планы красного командования и, стянув ударную группу генерала Кутепова в район Серагоз, предпринял операцию последовательных, по внутренним операционным линиям, ударов частями ударной группы по главным силам противника, наступающим из никопольского района и каховского плацдарма; на восточном участке нашего фронта предполагалась активная оборона.
Командующим Южного фронта РККА был назначен М. В. Фрунзе, проявивший себя в борьбе с Колчаком. Впоследствии Фрунзе вспоминал подробности военной операции, вошедшей в учебники истории как «взятие Перекопа».
Сейчас, когда пишутся эти строки, – 3 ноября.
В этот день, два года тому назад, завершился отходом врангелевских войск за крымские перешейки первый акт кровавой трагедии, известной под именем борьбы с южнорусской контрреволюцией. Невольно мысль переносится к этим незабвенным дням, становящимся уже историческим прошлым, и в сознании одна за другой всплывают картины этого, одного из наиболее драматических периодов истории нашей борьбы.
Армии Южного фронта, выполнив с успехом поставленную им первоначальную задачу – разгрома живых сил противника к северу от перешейков, к вечеру 3 ноября стали вплотную у берегов Сиваша, начиная от Геническа и кончая районом Хорды.
Началась кипучая, лихорадочная работа по подготовке форсирования Чонгарского и Перекопского перешейков и овладения Крымом. <...>
Дорога все время идет по ровной, лишь местами пересекаемой неглубокими балками местности ярко выраженного степного характера. Населенные места сравнительно редки. Сама дорога была в превосходном для езды состоянии. Уже несколько дней как стояла ясная довольно морозная погода, и о распутице, которой я так опасался при начале нашего путешествия, не было и помину.
Все проселочные дороги, шедшие в направлении с севера на юг, полны следов только что разыгравшихся кровавых событий. Прежде всего бросалось в глаза огромное количество павших лошадей. Вся степь и особенно вблизи дороги буквально была покрыта конскими трупами. Я, помню, несколько раз принимался считать, сколько трупов проедем мы в течение 2–3 минут, и всякий раз получал цифры, начинавшиеся десятками. При виде этих кладбищ ближайших друзей нашего пахаря как-то особенно больно становилось на душе, и перед сознанием вставал вопрос: каково-то будет впоследствии и как будем справляться мы с фактом такой колоссальной убыли конского состава.
Участок железной дороги от ст. Большой Утлюг и вплоть до ст. Рыково представлял собою картину хаотического разрушения. Почти на всем протяжении он был забит остатками многочисленных железнодорожных составов, выброшенными белыми с севера, но не успевшими проскочить в Крым. Большинство из них было уничтожено огнем и взрывами, но большое количество и уцелело. Многие составы продолжали гореть, и оттуда то и дело раздавались глухие снарядные взрывы и треск взрывающихся патронов. Все пространство на протяжении 15–20 саж. от пути было усеяно гильзами от патронов и снарядов разных калибров. <...>
Такова была внешняя, материальная обстановка, в условиях которой шла с напряженной энергией работа по подготовке последнего, решительного наступления. <...>
И наконец шла самая энергичная работа по подготовке штурма Чонгарского перешейка.
Для этой цели все время по ночам производились поиски наших разведывательных отрядов на тот берег, причем отряды переправлялись через Сиваш или на лодках, или на наскоро сколоченных плотах; со всех сторон побережья и главным образом из Геническа свозились перевозочные средства (лес, лодки и пр.), совершенно отсутствовавшие в намеченных для удара районах; устанавливались береговые батареи для прикрытия штурма, приводились в оборонительное состояние позиции и пр.
Чтобы оценить всю грандиозность производившейся работы, надо, как я уже отметил, помнить, во-первых, что никаких технических средств у войск под рукой не было, и во-вторых, что работу эту производили люди в условиях страшной стужи, полураздетые и разутые, лишенные возможности хотя бы где-нибудь обогреться и не получавшие даже горячей пищи и питья. Дело в том, что налицо были лишь боевые части, что же касается войсковых тылов, технических средств и пр., то все это оставалось далеко в тылу ввиду полной невозможности поспеть за полками при том темпе нашего наступления, который имел место, и при абсолютном отсутствии перевозочных средств. Только небывалый подъем настроения и величайший героизм всего состава армий фронта позволяли не только совершать невозможное, но и делать то, что почти не было слышно жалоб на вопиющие условия боевой работы. Каждый красноармеец, командир и политработник держались лишь крепко засевшей в сознании всех мыслью: во что бы то ни стало ворваться в Крым, ибо там конец всем лишениям. <...>
Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естественными и искусственными препятствиями и заграждениями. Начатые постройкой еще в период Добровольческой армии Деникина, позиции эти были с особенным вниманием и заботой усовершенствованы Врангелем. В сооружении их принимали участие как русские, так, по данным нашей разведки, и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империалистической войны. Бетонированные орудийные заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, все это в одной общей системе создало укрепленную полосу, недоступную, казалось бы, для атаки открытой силой.
Наиболее сильно укреплены были участки Перекопский и Чонгарский, особенно первый, имевшие по несколько укрепленных линий, богато вооруженных тяжелой и легкой артиллерией и пулеметами. <...>
При определении направления главного удара надо было выбирать между Чонгаром и Перекопом. Так как Перекоп в силу большой ширины открывал более широкие возможности в смысле развертывания войск и вообще представлял больше удобств для маневрирования, то, естественно, наш решающий удар был нацелен сюда. <...>
7 и 8 ноября мы провели в расположении частей 6-й армии. 8-го около 4 час. дня, захватив с собою командующего 6-й армией т. Корка, мы приехали в штаб 51-й дивизии, на которую была возложена задача штурма в лоб Перекопского вала. Штаб стоял в с. Чаплинке. Настроение в штабе и у начдива т. Блюхера было приподнятое и в то же время несколько нервное. Всеми сознавалась абсолютная необходимость попытки штурма и в то же время давался ясный отчет в том, что такая попытка будет стоить немалых жертв. В связи с этим у командования дивизии чувствовалось некоторое колебание в отношении выполнимости приказа о ночном штурме в предстоящую ночь. В присутствии командарма мною было непосредственно в самой категорической форме приказано начдиву штурм произвести.
Надо признать, что действительно на войска дивизии возлагалась задача неимоверной трудности. Нужно было без сколько-нибудь значительной артиллерийской подготовки, на самом узком пространстве и по абсолютно ровной, лишенной всяких следов местности атаковать сильно укрепленную позицию.
Отдав все необходимые указания и оставив т. Корка в Чаплинке, мы двинулись дальше по направлению к Перекопу. Были уже сумерки. Когда мы приблизились к берегу Перекопского залива, поднялся туман, закрывший на расстоянии нескольких шагов все предметы. На юге и юго-востоке непрерывно раздавался грохот орудийной пальбы. Подвигались мы довольно медленно, с каждым шагом вперед пушечная канонада становилась все слышнее и слышнее. Скоро впереди и вправо от нас мы стали различать огневые вспышки орудийных залпов.
Линия неприятельского расположения обнаруживалась непрерывными снопами лучей прожекторов, старавшихся пронизать мрак и раскрыть движение наших частей. На огонь противника отвечали сильным огнем и наши батареи, расположенные перед Перекопской позицией. <...>
Огонь со стороны противника усиливается, отдельные снаряды попадают в район дороги, идущей по северному берегу Сиваша, по которой едем мы. Впереди и несколько влево от нас вспыхивает сильный пожар. Это неприятельские снаряды зажгли скирды соломы у какого-то хуторка возле с. Перво-Константиновка. <...>
Очень выгодным для нас обстоятельством, чрезвычайно облегчившим задачу форсирования Сиваша, было сильное понижение уровня воды в западной части Сиваша. Благодаря ветрам, дувшим с запада, вся масса воды была угнана на восток, и в результате в ряде мест образовались броды, правда очень топкие и вязкие, но все же позволившие передвижение не только пехоты, но и конницы, а местами даже артиллерии. С другой стороны, этот момент совершенно выпал из расчетов командования белых, считавшего Сиваш непроходимым и потому державшего на участках наших переправ сравнительно незначительные и притом мало обстрелянные части, преимущественно из числа вновь сформированных.
В результате первых боев была сдача нам в плен целой Кубанской бригады ген. Фостикова, только что прибывшего из Феодосии... Из поступивших за ночь и за день донесений было ясно, как правильно поступали мы, решившись идти на штурм без всяких проволочек и даже не дождавшись прибытия отставшей сзади тяжелой артиллерии. Противник совершенно не ожидал такого быстрого удара с нашей стороны. Уверенный в безопасности, он к моменту нашей атаки производил перегруппировку войск, заменяя на перекопском направлении сильно потрепанные части своих 13-й и 34-й дивизий II арм. корпуса дроздовцами, марковцами и корниловцами из состава своего лучшего I арм. корпуса. В результате часть позиций занималась еще прежними гарнизонами, а часть новыми, еще не успевшими даже ознакомиться с местностью. <...>
Не больше чем через полчаса после нашего приезда в дивизию с линии связи, проложенной через Сиваш к боевому участку, поступают донесения о повышении уровня воды, начавшей медленно затапливать брод. Проверили, оказалось действительно так. Положение создавалось чрезвычайно опасное. Стоило воде подняться еще немного, и тогда полки 15-й, а вслед затем и 52-й дивизии окажутся отрезанными по ту сторону Сиваша. Надо было немедленно же принимать самые решительные меры, иначе все дело могло погибнуть.
Такими мерами явились следующие мои распоряжения, отданные к немедленному исполнению: 1) подтверждение немедленной атаки в лоб частями 51-й дивизии Перекопского вала под угрозой самых суровых репрессий в случае оттяжки в исполнении; 2) мобилизация всех жителей с. Строгановки, Владимировки и пр. для предохранительных работ на бродах; 3) приказ 7-й кав. дивизии и Повстанческой группе, стоявшим в 10 км от Строгановки, сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш для подкрепления 15-й и 52-й дивизий. <...>
Я получаю донесение из штаба 51-й дивизии, переданное через штадив 52-й, о том, что части 51-й дивизии в 3 часа 30 мин. пополуночи овладели штурмом Перекопским валом и продолжают наступление на Армянский базар. Прочитал донесения, и с плеч словно гора свалилась. Правда, это еще не означало окончания задачи, ибо дальше путь в Крым преграждали сильные Юшунские позиции и главная развязка всей операции должна была произойти там, но все же со взятием Перекопа для нас в значительной мере ослабела опасность погубить целиком 2 дивизии, отрезываемые водами Сиваша. Теперь появилась возможность установления с ними связи по твердому грунту, что резко улучшало всю обстановку.
Дав директиву командованию 6-й армии об энергичном продолжении дальнейшего наступления, я со спокойной совестью направился отдохнуть. <...>
Так решилась участь Крыма, а с ним и судьба всей южнорусской контрреволюции.
Победа, и победа блестящая, была одержана по всей линии. Но досталась она нам дорогой ценой. Кровью 10 тыс. своих лучших сынов оплатили рабочий класс и крестьянство свой последний, смертельный удар контрреволюции. Революционный порыв оказался сильнее соединенных усилий природы, техники и смертельного огня.
Память об этих 10 тыс. красных героев, легших у входа в Крым за рабочее и крестьянское дело, должна быть вечно светла и жива в сознании всех трудящихся. Если нам теперь легче, если мы наконец окончательно закрепили торжество труда не только на военном, но и на хозяйственном фронте, то не забудем, что этим мы в значительной мере обязаны героям Перекопа и Чонгара. Их незабвенной памяти посвящаю эти строки и перед ними склоняюсь обнаженной головой.
С падением Белого Крыма организованное сопротивление большевикам фактически прекратилось. После этого новая власть сосредоточила усилия на подавлении крестьянских восстаний, крупнейшими из которых были мятежи в Тамбовской губернии («антоновщина») и в Западной Сибири. Вдобавок в 1921 году взбунтовались моряки Балтийского флота – гарнизон крепости Кронштадт. Во многом эти восстания были спровоцированы голодом, который охватил Поволжье, Центральное Черноземье, левобережную Украину и Урал. Как сообщала газета «Советский Юг» (31 января 1922 года), «голод принял уже ужасающие размеры. В с. Летнем за 5 дней зарегистрировано 7 смертей, в с. Иванке мать зарезала своего ребенка, а сама бросилась в колодезь. Цифра голодающих в нашем уезде достигает 12 000 человек. В Белой Глине умерло 5 душ, в с. Летнем – 13, в Дмитриевке 3, в Ново-Егорьевском – 6. Лошади пали почти все. Население питается всевозможными суррогатами: косапы с кукурузой, курай, зола, полова и проч.». Причем власти не позволяли голодающим в поисках «лучшей доли» менять место жительства, однако голод вынуждал людей отправляться за пропитанием в более благополучные края: так появились мешочники; среди них, безусловно, хватало спекулянтов, однако в основном это были крестьяне, отправившиеся в неблизкий путь, чтобы выменять что-либо из своего имущества на еду. (Встречались среди мешочников и известные личности. Так, по воспоминаниям А. Б. Мариенгофа, этого промысла не был чужд С. А. Есенин.)
Все эти восстания, несмотря на их размах, в итоге удалось подавить.
Если допустимо говорить о победе в гражданской войне (как правило, в таких войнах проигрывают все), победителями оказались «революционные массы», а проигравшие – те, кто уцелел – покинули страну; это была первая волна русской эмиграции, осевшая в Европе и на Дальнем Востоке. Позднее, в 1922 году, к этим эмигрантам присоединились пассажиры так называемого «философского парохода» (два рейса немецких пассажирских судов – «Oberbьrgermeister Haken» и «Prussia») – деятели культуры, объявленные врагами революции, университетская профессура, врачи, экономисты, юристы, литераторы, студенты... Л. Д. Троцкий так прокомментировал эту акцию: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно».
Как писал один из офицеров Добровольческой армии Б. А. Штейфон, причиной победы большевиков послужило, не считая разобщенности белого движения, прежде всего умение привлечь на свою сторону народные массы: «Несмотря на крайне печальное общее состояние советских войск, в своей массе совершенно развращенных революцией 1917 года, красное командование все же имело немало преимуществ по сравнению с нами. Оно обладало громадным, многомиллионным человеческим резервом, колоссальными техническими и материальными средствами, оставшимися как наследство после Великой войны. Это обстоятельство и позволяло красным направлять все новые и новые части... Как ни превосходила белая сторона и духом, и тактической подготовкой, все же это была лишь небольшая горсточка героев, силы которых уменьшались с каждым днем... Ведя ежедневно борьбу, наши части несли большие потери убитыми, ранеными, больными и таяли с каждым днем. В подобных условиях войны наше командование только доблестью войск и искусством начальников могло сдерживать натиск красных. Как правило, резервов не было. Добивались успеха преимущественно маневром: снимали что могли с менее атакованных участков и перебрасывали на участки угрожаемые. Рота в 45–50 штыков считалась сильной, очень сильной!»
Формально гражданская война завершилась в 1922 году взятием Владивостока. Как пелось в популярной песне на слова П. С. Парфенова:
- Разгромили атаманов,
- Разогнали воевод,
- И на Тихом океане
- Свой закончили поход.
От военного коммунизма к НЭПу, 1921–1923 годы
Владимир Ульянов (Ленин), сводки ОГПУ, газета «Правда»
Когда организованное сопротивление было подавлено, советское правительство сочло возможным отказаться от политики военного коммунизма, применявшейся в годы гражданской войны. Эта политика предусматривала национализацию промышленных предприятий, ликвидацию частных банков, монополию государства на внешнюю торговлю, введение принудительной трудовой повинности и – самое главное – продовольственную диктатуру: на селе широко использовалась печально известная «продразверстка», когда у крестьян изымали до 70% зерна и продуктов. В. И. Ульянов (Ленин) так объяснял суть военного коммунизма: «Своеобразный “военный коммунизм” состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия, брали для покрытия расходов на армию и на содержание рабочих. Брали большей частью в долг, за бумажные деньги. Иначе победить помещиков и капиталистов в разоренной мелко-крестьянской стране мы не могли. <...> Но не менее необходимо знать настоящую меру этой заслуги. “Военный коммунизм” был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой».
В докладе «Наше внешнее и внутреннее положение и задачи партии» в 1921 году председатель Совета народных комиссаров подвел итог гражданской войне и оценил экономическое состояние страны.
Для того, чтобы добиться того, чтобы победить прочно, мы должны добиться победы пролетарской революции во всех или, по крайней мере, в нескольких главных капиталистических странах, и после трех лет ожесточенной упорной войны мы видим, в каком отношении наши предсказания не оправдались и в каком отношении оправдались. Они не оправдались в том отношении, что быстрого и простого решения этого вопроса не получилось. Конечно, никто из нас не ожидал, чтобы три года могла тянуться такая неравная борьба, как борьба России против всех капиталистических держав мира. <...>
Нечего и доказывать, что о сравнении военных сил РСФСР с военными силами всех капиталистических держав и речи быть не может. В этом отношении мы в десятки и сотни раз слабее их, тем не менее после трехлетней войны мы принудили почти все эти государства отказаться от мысли дальнейшего вмешательства... Это произошло не по той причине, чтобы мы оказались в военном отношении сильнее, а Антанта слабее, а причина та, что усиленно шло все время внутреннее разложение в государствах Антанты, а у нас, напротив, шло внутреннее укрепление, и война служит подтверждением, доказательством этого... Мы оказались в таком положении, что, не приобретя международной победы, единственной и прочной победы для нас, мы отвоевали себе условия, при которых можем существовать рядом с капиталистическими державами, вынужденными теперь вступить в торговые отношения с нами. В процессе этой борьбы мы отвоевали себе право на самостоятельное существование.<...>
Теперь я перейду к положению внутреннему. В связи с крахом целого ряда попыток военного вмешательства, экономическое положение у нас улучшилось в очень значительных размерах. Основой того отчаянного положения, в котором мы были прежде, было то, что от нас, от центральной России, промышленной России, пролетарской России, Петрограда, Москвы, Иваново-Вознесенска, отрезаны были все наиболее хлебные районы – Сибирь, юг, юго-восток, отрезан был один из главных источников топлива – Донецкий бассейн, отрезаны были источники нефти, и представлялось совершенно невероятным, чтобы в таком положении республика могла фактически продержаться. Вы знаете, какие отчаянные бедствия и какие громадные лишения, нужда в хлебе и голод обрушились на нас в связи с этой отрезанностью наиболее хлебных и наиболее важных экономических районов. И основой улучшения, которое сейчас наблюдается, в значительной степени является присоединение этих районов. Продовольственные заготовки дают нам теперь, благодаря возможности привлечь Сибирь, Кавказ и благодаря развивающемуся изменению в социальном отношении Украины в нашу пользу, то, что в ближайшую, предстоящую продовольственную кампанию мы не только выйдем уже без прямой дыры в мешке, как это было в текущем году, но с достаточным обеспечением всех промышленных рабочих в продовольственном отношении. Это – первая кампания, когда мы можем рассчитывать, благодаря несомненно наступающему улучшению в транспорте, что в руках государства будет такой продовольственный фонд, от 250 до 300 миллионов пудов хлеба, при котором о социалистическом строительстве мы будем не только говорить и ничтожное дело делать, как теперь, но действительно оперировать с настоящими трудовыми армиями, будем иметь возможность сотни тысяч промышленных рабочих или рабочих, исполняющих продовольственную работу для промышленности, действительно ставить на неотложную, насущную работу и улучшать эту работу подобно тому, как улучшение положения с топливом, которое мы получили, дало возможность восстановить мануфактурную промышленность. Иваново-Вознесенская губерния стала пускать свои фабрики в ход. Вначале работало не более трети миллиона веретен, в настоящее время работает уже полмиллиона, до 600 000, к концу года мы рассчитываем развернуть до миллиона, а в будущем году думаем довести до 4 миллионов веретен. Из того состояния, когда мы с величайшим трудом вывертывались, расходуя старые запасы, мы только теперь начинаем переходить в условия, когда Россия берется за восстановление разрушенного производства и получит возможность, взимая с деревни хлеб, давать крестьянину соль, керосин и, хотя бы в небольших размерах, мануфактуру. Без этого о социалистическом строительстве не может быть и речи.
Если в международном отношении мы приобрели базу, покончив с целым рядом военных нашествий и вырвав мирные договоры с целым рядом государств, то в экономическом отношении мы только теперь получаем возможность иметь хлеб для нужд рабочих, занятых в промышленности, хлеб для промышленности, т. е. топливо, в таких размерах, чтобы начать социалистическое строительство. И тут наша главная задача, в этом самый гвоздь вопроса, тут переход, который мы несколько раз пытались делать. Я помню, что в апреле 1918 года я перед собранием ВЦИК говорил о том, что военные задачи наши как будто кончаются, что мы Россию не только убедили, не только отвоевали ее от эксплуататоров для трудящихся, но мы теперь должны перейти к задачам, чтобы Россией управлять для хозяйственного строительства. Передышка, которую мы тогда имели, оказалась самой ничтожной... Но эту попытку мы делали несколько раз: и весной 1918 г. и, в более широком масштабе, весной нынешнего года, когда вопрос о трудовых армиях был практически поставлен. Теперь мы должны этот переход еще раз поставить во главу угла и напрячь все силы, чтобы его осуществить. Здесь в высшей степени важная задача всего социалистического переворота, взятого с международной точки зрения, с точки зрения победы над капитализмом вообще. Чтобы победить капитализм вообще, надо, во-первых, победить эксплуататоров и отстоять власть эксплуатируемых – задача свержения эксплуататоров революционными силами; во-вторых, задача созидательная – построить новые экономические отношения, показать пример того, как это делается. Эти две стороны задачи осуществления социалистического переворота связаны неразрывно и отличают нашу революцию от всех предыдущих, в которых довольно было стороны разрушительной.
Если же мы второй задачи не решим, то никакие успехи, никакие победы в деле свержения эксплуататоров, в деле военного отпора международным империалистам ничего не дадут, и возврат к старому останется неизбежным. На этот счет в смысле теоретическом не может быть двух мнений. Переход здесь чрезвычайно резкий и трудный, требующий иных приемов, иного распределения и использования сил, иного устремления внимания, психологии и т. д. Вместо методов революционного свержения эксплуататоров и отпора насильникам мы должны применить методы организаторства, строительства, мы должны проявить себя, отстоять себя перед всем миром не только как сила, способная сопротивляться военному удушению, а как сила, способная показать пример... Пролетариат теперь должен... показать крестьянину, что он может дать ему образец и практику таких экономических отношений, которые окажутся выше тех, где каждая крестьянская семья хозяйничает по-своему. <...>
Мы не сделали того главного, что нужно сделать – показать, что пролетариат восстановит крупное производство и общественное хозяйство так, чтобы перевести крестьянство на высший экономический строй... Я кратко указал условия обеспечения хлебом рабочих, занятых в промышленности, и обеспечения промышленности топливом. Такие условия являются фундаментом, обеспечивающим возможность дальнейшей постройки. Я должен добавить, что на предстоящем съезде Советов, как вы видели из порядка дня, опубликованного в газетах, этот вопрос о хозяйственном строительстве должен явиться центральным вопросом. Весь порядок дня приспособлен к тому, чтобы все внимание и заботы всех съехавшихся делегатов, всей массы советских и партийных работников во всей республике сосредоточить на хозяйственной стороне, на восстановлении транспорта, промышленности, на том, что названо осторожно «помощью крестьянскому хозяйству», но что означает гораздо больше – целую систему, обдуманный ряд мер для того, чтобы крестьянское хозяйство, которое будет существовать еще довольно долго, поднять на должную высоту.
Десятый съезд РКП(б) в марте 1921 года объявил о переходе от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП). Последняя заключалась в замене продразверстки продналогом (теперь изымалось не более 30% сельхозпродукции) и предусматривала введение рыночных отношений – была осуществлена денежная реформа, развивалось кредитование, в промышленности появились тресты (производственные цепочки), а сами предприятия получили возможность самостоятельно использовать доходы, оставшиеся после перечисления в бюджет обязательных платежей. Появились торговые и промышленные кооперативы,была восстановлена денежная оплата труда, произошла даже частичная приватизация. В итоге, по данным статистики, за 5 лет, с 1921 по 1926 год, индекс промышленного производства увеличился более чем в 3 раза, а сельскохозяйственное производство выросло в 2 раза. В восстановлении промышленности немалую роль сыграл и принятый в 1920 году план ГОЭЛРО – проект электрификации России. В рамках этого плана не только строились гидроэлектростанции и проводилось электричество в частные дома (знаменитые «лампочки Ильича»), но и строились шоссейные и железные дороги, был сооружен Волго-Донской канал.
Однако положение простых рабочих оставалось достаточно тяжелым, о чем свидетельствуют сводки Объединенного государственного политического управления (ОГПУ, преемника ВЧК) за 1922–1923 годы.
Металлисты
1922 г.
Март
На заводе АМО благодаря агитации меньшевика (персонально известен) возникла забастовка рабочих (800 чел.) из-за задержки жалования и продовольствия за февраль.
Апрель
На машиностроительном заводе б. Г. Листа – двухкратная забастовка из-за слишком высокой платы за продпаек.
Июнь
На Мытищенском вагоностроительном заводе (Московский у.) забастовка из-за невыплаты жалования продолжалась 3 часа. <...>
Люберецкий завод Международной компании жатвенных машин (Московский у.) – 3-дневная забастовка из-за несвоевременной выплаты жалования. Срыв празднования Октябрьской революции. Рабочих 1050 чел.
1923 г.
Январь
4-й автозавод «Спартак» – 4-часовая забастовка из-за несвоевременной выплаты жалования. Ликвидирована выдачей денег. Рабочих 500 чел. <...>
Май
Завод б. Доброва и Набгольц. 15 апреля на общем собрании было объявлено о предстоящем закрытии завода в целях концентрации производства. 1 июня завод был фактически закрыт. Предзавком заявил, что рабочие не будут уволены, а будут переведены на другие заводы. 25 мая рабочие в час дня без ведома администрации прекратили работу, вышли на двор и стали обсуждать положение завода. Выступивший рабочий (персонально известный) указывал на нецелесообразность закрытия завода ввиду наличия топлива, сырья и получения заказов. Была послана делегация к Троцкому (4 члена РКП и 8 беспартийных). Забастовка и «итальянка» длились 5 часов. 2 июня состоялось общее собрание рабочих по вопросу о порядке расчета и перевода рабочих на другие предприятия. Собрание было очень бурным. Делавший доклад предзавкома указал, что из 700 рабочих только 160 будут переведены на другие предприятия, остальные – рассчитаны, будет выплачено за 1,5 месяца вперед. Были сильно недовольны директором Степановым, который на все вопросы рабочих отвечал: «Ничего не знаю». 5 июня рабочие получили полный расчет и компенсацию. Рабочие, связанные с деревней, от перехода на другие предприятия отказались, остальные переходили. В данное время настроение рабочих удовлетворительное.
Текстильщики
1922 г.
Июнь
Фабрика Глуховской мануфактуры (Богородский у.) – 2-дневная «итальянка» мастеров-механиков и общая однодневная забастовка из-за несвоевременности заключения договора. Рабочих 800 чел.
Август
Наиболее крупное забастовочное движение среди текстильщиков, почти на всех фабриках Орехово-Зуевского треста. Забастовка началась 9 августа на ткацкой фабрике б. Саввы Морозова из-за несоблюдения трестом коллективного договора. 14 августа состоялось общее собрание рабочих Никольских фабрик Орехово-Зуевского треста по вопросу о коллективном договоре. Ввиду того, что рабочие договор профсоюза с трестом считали для себя неподходящим, собрание ни к каким результатам не пришло. В связи с этим 15 августа рабочие Ткацкого отдела фабрики б. С. Морозова (около 200 чел.) не приступили к работе. В тот же день на почве колдоговора забастовали и 5 Никольских фабрик, число бастующих достигло 19 тыс. человек. Из солидарности с рабочими Ореховских фабрик 17 августа забастовали и рабочие фабрики б. Зимина в Зуеве. Благодаря вмешательству ЦК текстильщиков забастовку удалось ликвидировать на основе заключенного колдоговора, который был принят без изменений. 21 августа рабочие приступили к работе. <...>
Связь
1922 г.
Март
Центральный телеграф – сильное брожение из-за низкой оплаты труда и недостаточное снабжение продовольствием, которое позже вылилось в забастовку техников аппаратной службы, поддержанную низшими служащими. Забастовка длилась 2 1/2 часа, ликвидирована обещанием выдать жалование за первую половину марта и за февраль по мартовским ставкам. На той же почве – брожение работников Главпочтамта и Телефонной станции. Ликвидировано выдачей жалования.
Апрель
Телефонная станция – забастовка из-за невыдачи жалования к Пасхе и невыдачи продовольствия. Ликвидирована выдачей жалования.
Май
Центральный телеграф – сильное брожение мастеров из-за невыдачи жалования за первую половину мая и большой платы за паек. Ликвидирована выдачей жалования за май полностью и пайка за апрель.
Сентябрь
Среди работников Нарсвязи – недовольство на почве тяжелого материального положения приняло политический оттенок, что в особенности выявилось на общем собрании работников Центеля 18 сентября при обсуждении вопросов: о соцстраховании, 4-м губсъезде [профсоюза] связи, о кассах взаимопомощи и больше всего по вопросу об аресте одного механика. Речь выступавшего по этому пункту механика сопровождалась шумными, сочувственными аплодисментами.
И даже газета «Правда», официальный орган компартии, затронула тему недовольства рабочих – в критической статье, посвященной обзору сообщений рабочих корреспондентов стенгазеты московского завода «Серп и молот».
Даже в юбилейном октябрьском номере (18-й) стенная газетка завода «Серп и молот» не сочла неуместным писать о беде с получкой. Тут мы читаем:
«Легче рабочему через весь завод перепрыгнуть, чем узнать, когда и за что с него удерживают... Эй, завком, – взывает газетка, – приналяг-ка на заводоуправление! Каждый рабочий имеет право перед получкой видеть цифры либо в расчетной книжке, либо в табеле, вывешенном на доске».
Но этой жалобой газетка еще не исчерпывает общей картины выплаты получки.
В предыдущем 17-м номере писалось:
«Одиннадцать часов в очереди. Если начинается выдача денег после работы, то кончается в 5 часов утра. Это потому, что заводоуправление экономит на дополнительном раздатчике, давая всего одного на огромный цех».
Перед мною несколько не использованных еще редакцией заметок рабочих. В одной из них работница рассказывает довольно картинно о характерном явлении запаздывания выплаты:
«Дома у рабочих дня за три до получки – зубы на полке. Дети домой забегают только на ночь – днем все равно ничего не получишь. Жена, скучая и от безделья, и от голода, уныло бродит по дому. Но рабочий терпеливо выжидает законного срока, помалкивает. Но если получка в срок не вышла, терпение рабочего лопается и с шумом, словно вскипевший котел, бросают цеха своих представителей в заводоуправление: “Когда будут давать? Завтраками кормите... Денег нет?.. Нужно запасаться заранее”. Рабочие в крайности... А в цехах, сходясь группами, рабочие почесывают затылки и, хмурясь, ворчат: “За три дня теряешь столько, чай, больше тыщи”».
В другой заметочке говорится о новом методе, вошедшем недавно в практику на заводе и очень донимающем рабочих. Во избежание траты рабочего времени на получку в рабочие часы правление завода стало подгонять сроки выдачи к вечеру субботы:
«С двух часов в субботу, – пишет рабкор, – простаиваешь до 12 ночи, теряя на получку свой субботний отдых».
В третьей заметочке рабочий вспоминает трагедию отпускной получки:
«В субботу очередь стала с двух часов, но раздача началась с девяти. Рабочие, проживающие поблизости, успели сбегать домой позаправиться, живущие далеко ожидали впроголодь. Были приехавшие из деревень. Отпуск получили они 1-го [числа] и ушли без денег, а 7-го обещали выдать. Долгая стоянка в череду действовала утомительно: одни уснули, сидя; другие, растянувшись прямо на грязном полу, отлеживали уставшее тело; третьи, махнув рукой, ушли от муки, откладывая ее на завтра, на послезавтра. У всех лица утомленные, грязные. Раздача в этот день закончилась в 6 часов утра. Многие после этого не вышли на работу».
Мне кажется довольно этих нескольких иллюстраций, чтобы видеть полную картину и экономических и бытовых неудобств от беспорядочной постановки расплаты. Расплату нужно упорядочить, и в этом трест должен себя подтянуть. Его «хозрасчетные» выгоды от задержки жалования рабочим, хотя бы на часы, не рекомендуют его как хозяина. Особенно плоха затяжка выплаты по субботам.
«Перестройка социалистического хозяйства», предпринятая в СССР во второй половине 1980-х годов, во многом напоминала – конечно, с поправкой на иной технический уровень и иные общественные отношения – переход от военного коммунизма к НЭПу, и несложно обнаружить общее в чертах «нэпманов», какими тех описывали современники, и «новых русских», этих героев перестроечных анекдотов. Не подлежит сомнению, что НЭП позволил восстановить разрушенную экономику и укрепил позиции новой власти, однако довольно быстро эту политику признали «политически вредной» и свернули ее реализацию.
Что касается культуры, здесь, как и в экономике, новое государство во многом еще опиралось на прежние достижения и даже допускало известные идеологические послабления: еще существовала возможность создания литературных группировок, окончательно упраздненных с появлением единого Союза писателей, в Петрограде возникла литературная группа «Серапионовы братья», развивалась «формальная школа» в критике (Ю. Н. Тынянов, Б. Н. Эйхенбаум, В. Б. Шкловский), в противовес им начал выходить журнал «Красная новь» под редакцией большевика А. К. Воронского, в котором могли печататься «попутчики», т. е. некоммунистические писатели. Начавшиеся в 1900-е годы авангардистские преобразования в России продолжались вплоть до 1930-х годов и коснулись практически всех направлений – живописи (К. С. Малевич, В. В. Кандинский, М. Ф. Ларионов, Н. Н. Гончарова, П. Н. Филонов и др.), музыки (М. В. Матюшин, И. Ф. Стравинский), театра (В. Э. Мейерхольд, Е. Б. Вахтангов), литературы (В. Хлебников, А. А. Крученых, В. В. Маяковский и др.), балета (постановки М. М. Фокина, В. Ф. Нижинского). Чуть позже (1925–1928 годы) появились такие маргинальные для советской культуры сочинения русских писателей о гражданской войне, как «Белая гвардия» М. А. Булгакова, «Конармия» И. Э. Бабеля, «Тихий Дон» М. А. Шолохова.
Образование СССР, 1922 год
Анастас Микоян, «Пропагандист и агитатор РККА»
После октябрьской революции страна называлась Российской Советской Республикой, или Советской Россией, а конституция 1918 года закрепила за государством название Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика – РСФСР; при этом признавалось, что страна существует как «свободный союз свободных наций».
Тридцатого декабря 1922 года на конференции делегаций съездов Советов России, Украины, Белоруссии и Закавказской Республики (Грузия, Армения и Азербайджан) было принято решение об объединении четырех республик в новое федеративное государство – Союз Советских Социалистических Республик, СССР, иначе Советский Союз.
Непосредственное участие в подготовке к созданию нового государства принимал будущий «сталинский нарком» (возглавлял наркоматы снабжения, пищевой промышленности, затем внешней торговли), большевик с немалым стажем А. И. Микоян.
30 декабря 1922 г. является знаменательной исторической датой, заложившей фундамент Союза Советских Социалистических Республик.
Многие месяцы шла кропотливая работа по выработке форм и основ объединения разрозненных до того советских республик. Центральный Комитет партии в октябре 1922 г. единодушно принял ленинское предложение. Оно заключалось в том, чтобы не вовлекать другие республики в состав РСФСР, а, наоборот, создать новое союзное государство, в которое вошли бы на равных правах все четыре существовавшие тогда советские республики: Российская Федерация, Украина, Белоруссия и Закавказская Федерация, включавшая в себя Грузинскую, Азербайджанскую и Армянскую советские республики.
На состоявшихся на местах в республиках партийных конференциях, пленумах ЦК обсуждались принципы и основы нового государственного образования. Вопрос этот согласовывался с республиками в предварительном порядке и было достигнуто полное согласие по вопросам, связанным с образованием СССР.
Вечером 23 декабря 1922 г. в Большом театре собрался Х Всероссийский съезд Советов. Я был его делегатом от Кубано-Черноморской области. На съезд прибыло свыше двух тысяч делегатов с решающим и совещательным голосами. Здесь впервые находились делегаты с Дальнего Востока, откуда недавно был изгнан последний интервент.
Все мы с нетерпением ждали выступления Ленина. Но врачи категорически запретили ему выступать. Съезд открыл Калинин. С докладом об образовании Союза ССР выступил Сталин.
Сталин огласил проект резолюции, одобренный Президиумом ВЦИК и включающий те положения, которые были приняты съездами других республик: добровольность и равноправие республик с сохранением за каждой из них права свободного выхода из Союза и полное обеспечение интересов национального развития народов договаривающихся республик.
27 декабря 1922 г. Х Всероссийский съезд Советов единодушно принял предложенное Президиумом ВЦИК постановление об образовании СССР.
29 декабря в Москве собралась конференция полномочных делегаций Российской Федерации, Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации. Они обсудили и одобрили проекты Декларации и Договора об образовании СССР, а также порядок работы I Всесоюзного съезда Советов.
30 декабря 1922 г. в Большом театре в Москве I Всесоюзный съезд Советов провозгласил образование Союза Советских Социалистических Республик – СССР.
Съезд избрал верховный орган Союза СССР – Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК) СССР, в состав которого вошел 371 депутат от всех объединившихся республик... На состоявшейся тут же первой сессии ЦИК были избраны четыре его председателя (по числу объединившихся союзных республик, как и предлагал сделать Ленин): М. И. Калинин (РСФСР), Г. И. Петровский (УССР), Н. Н. Нариманов (ЗСФСР) и А. Г. Червяков (БССР).
Царившие в обществе той поры настроения отлично передает заметка из газеты «Пропагандист и агитатор РККА» за авторством полкового комиссара А. Лопатенко. Поскольку она написана несколько позже, в ней упоминаются и последующие события, а также много говорится о ведущей роли И. В. Сталина, но в целом эта заметка – замечательная иллюстрация эпохи, со всеми ее плюсами и минусами.
Величайшим достижением большевистской партии и советской власти в проведении ленинско-сталинской национальной политики является создание на территории бывшей царской России советских социалистических национальных республик и образование СССР – великого братства народов.
«В октябре 1917 года, когда у нас развернулась великая пролетарская революция, когда мы свергли царя, помещиков и капиталистов, великий Ленин, наш учитель, наш отец и воспитатель сказал, что не должно быть отныне ни господствующих, ни подчиненных народов, что народы должны быть равными и свободными. Этим он похоронил в гроб старую царскую, буржуазную политику и провозгласил новую, большевистскую политику – политику дружбы, политику братства между народами нашей страны» (Сталин. Речь на совещании передовых колхозников и колхозниц Таджикистана и Туркменистана).
Образование советских социалистических братских республик шло вместе с победой социалистической революции, вместе с установлением советской власти на окраинах. <...>
Под руководством партии Ленина – Сталина в ходе гражданской войны были разгромлены и изгнаны с советской земли грузинские меньшевики, армянские дашнаки, азербайджанские муссаватисты и их хозяева – английские, французские и другие империалисты. Вся эта контрреволюционная нечисть стремилась навязать вольнолюбивым народам Закавказья ярмо империализма и несла с собой невиданный гнет, разорение и эксплуатацию для широких трудящихся масс.
В апреле 1920 года была установлена советская власть в Азербайджане и образована Азербайджанская ССР.
В ноябре 1920 года установлена советская власть в Армении и образована Армянская ССР.
В феврале 1921 года установлена советская власть в Грузии и образована Грузинская ССР.
По инициативе Ленина и Сталина, под их непосредственным руководством и при самом активном участии товарищей Кирова, Орджоникидзе и Микояна 12 марта 1922 года была образована Закавказская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
Против создания Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики выступили грузинские национал-уклонисты. «Национал-уклонисты были против создания Закавказской федерации, против укрепления дружбы народов Закавказья. Уклонисты вели себя по отношению к другим национальностям в Грузии, как настоящие великодержавные шовинисты. Они выселяли из Тифлиса всех негрузин, особенно армян, издали закон, по которому грузинка, выходя замуж за негрузина, теряла грузинское гражданство. Грузинских национал-уклонистов поддерживали Троцкий, Радек, Бухарин, Скрыганик, Раковский» («Краткий курс истории ВКП(б)»).
Под руководством Ленина и Сталина партия большевиков разоблачила и разгромила грузинских национал-уклонистов и их союзников – троцкистов и бухаринцев.
Создание ЗСФСР сыграло огромную роль в деле уничтожения национальной розни, установления дружбы между народами, восстановления и подъема народного хозяйства в республиках Закавказья. <...>
Советские республики, возникшие в результате Великой Октябрьской социалистической революции вне РСФСР, с первых же дней своего существования стремились к более тесному союзу и сотрудничеству с ней.
18 мая 1919 года ЦИК УССР обратился к советским республикам с предложением объединить все материальные средства, необходимые для ведения борьбы в защиту советской власти.
В результате договора, заключенного между РСФСР, УССР и БССР ВЦИК РСФСР опубликовал постановление об объединении советских республик – России, Украины и Белоруссии – для борьбы против империализма. <...>
Под руководством ленинско-сталинской партии в ожесточенной гражданской войне окреп и закалился боевой союз рабочих и крестьян разных национальностей, сложилась и выросла великая дружба народов нашей социалистической родины.
Руководимая великими стратегами пролетарской революции Лениным и Сталиным, Красная Армия, армия многонационального советского народа, разгромила силы внутренней контрреволюции и мирового империализма и выбросила их с советской земли. <...>
Разгром сил внутренней контрреволюции и международного империализма и очищение нашей страны от интервентов обеспечили возможность перехода к мирному строительству социализма у нас в стране.
Задачи строительства социализма, дальнейшего укрепления обороны страны и всестороннего развития всех национальностей нашей родины требовали более тесного союза всех народов нашей страны.
«Теперь, когда вся территория Советской страны была очищена от интервентов, а задачи строительства социализма и обороны страны требовали дальнейшего укрепления союза народов Советской страны, на очереди встал вопрос о более тесном объединении Советских республик в едином государственном союзе. Надо было объединить все народные силы для строительства социализма. Надо было организовать крепкую оборону страны. Надо было обеспечить всестороннее развитие всех национальностей нашей родины. Для этой цели необходимо было еще больше сблизить все народы Советской страны» («Краткий курс истории ВКП(б)»).
В середине 1922 года по инициативе Закавказских республик во всех советских республиках была развернута широкая агитационно-пропагандистская работа за создание Союза Советских Социалистических Республик. Очередные съезды ЗСФСР, УССР и БССР, состоявшиеся в декабре 1922 года, вынесли решение об объединении советских социалистических республик.
В конце декабря 1922 года состоялся X Всероссийский съезд Советов, на котором 26 декабря с докладом об объединении советских республик выступил товарищ Сталин. С исключительной яркостью и глубиной показал товарищ Сталин обстоятельства, определяющие необходимость объединения советских республик в одно союзное государство, и указал основы договора об объединении братских советских республик. Товарищ Сталин указал, что три группы обстоятельств определили неизбежность объединения советских республик в одно союзное государство. <...>
30 декабря 1922 года состоялся I съезд Советов СССР. Съезд заслушал доклад товарища Сталина об объединении советских республик. Этот день был днем величайшей радости и подъема трудящихся масс Советского Союза и мирового пролетариата. <...>
Создание СССР имело величайшее мировое историческое значение. Характеризуя значение образования СССР, товарищ Сталин в своем докладе на этом съезде говорил:
«Сегодняшний день является днем торжества новой России, разбившей цепи национального угнетения, организовавшей победу над капиталом, создавшей диктатуру пролетариата, разбудившей народы Востока, вдохновляющей рабочих Запада, превратившей красный стяг из знамени партийного в знамя государственное и собравшей вокруг этого знамени народы советских республик для того, чтобы объединить их в одно государство, в Союз Советских Социалистических Республик, прообраз грядущей Мировой Советской Социалистической Республики».
Новая страна постепенно обретала собственную атрибутику: государственный флаг – красное поле с белым прямоугольником, включавшим в себя красные серп и молот, по конституции 1936 года флаг приобрел окончательный вид – красное полес золотыми серпом и молотом и пятиконечной звездой над ними в левом верхнем углу; государственный герб – солнце и земной шар в обрамлении колосьев и лент по числу республик (первоначально лент было всего 6), в сочетании с девизом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»; государственный гимн – причем до 1943 года формально гимна у СССР не было, таковым считался «Интернационал», однако официально он не был утвержден. В ночь на 1 января 1944 года состоялось первое исполнение официального гимна (слова С. В. Михалкова, музыка Г. А. Эль-Регистана; исходный вариант – «Гимн партии большевиков» А. В. Александрова и В. И. Лебедева-Кумача), текст которого накрепко отпечатался в памяти всех, кому довелось родиться в Советском Союзе:
- Союз нерушимый республик свободных
- Сплотила навеки великая Русь.
- Да здравствует созданный волей народов
- Единый, могучий Советский Союз.
- Славься, Отечество наше свободное,
- Дружбы народов надежный оплот!
- Партия Ленина, сила народная,
- Нас к торжеству коммунизма ведет.
После 1956 года гимн исполнялся без слов, поскольку его текст содержал упоминания о Сталине. В 1977 году поэт С. В. Михалков сочинил новый текст, уже «без Сталина». В 2000 году бывший гимн СССР, в новой редакции, текст которой написал все тот же С. В. Михалков, был принят в качестве государственного гимна России.
«Весь мусульманский пролетариат»: национальная политика, 1922–1939 годы
Емельян Козловский, Мустафа Чокай
В 1924 году в составе СССР появились новые республики – Туркменская и Узбекская (включая Таджикистан) ССР, образованные вместо Хорезмской и Бухарской республик, входивших в РСФСР. В царские времена эти территории принадлежали Хивинскому ханству в составе Туркестанского края.
После революции сопротивление советской власти в этих местах было весьма ожесточенным – отряды басмачей (партизан) действовали практически по всей Средней Азии; население поддерживало басмачей, не в последнюю очередь из-за того, что «комиссары» бесцеремонно ломали вековой уклад жизни и запрещали исповедовать ислам.
Центрами басмаческого движения были Ферганская долина, Хорезм и Бухара. Военный публицист Е. Козловский рассказывал о победе РККА над басмачами в Хорезме:
Неограниченная бесконтрольная власть хивинского хана над жизнью и смертью его подданных, произвол насилия и грабежи со стороны чиновников, полное бесправие, – вот те условия, в которых жило трудовое население Хивы. Осложнялось положение еще национальной враждой, которая существовала между узбеками (около 60% населения) и туркменами (25%).
Главной причиной вражды было неравномерное распределение земли и воды. Туркмены, при переходе к полуоседлой или оседлой жизни, вынуждены были селиться на земельных участках на границе культурной полосы с песками; на участках, расположенных на конце оросительной сети, где воды недоставало или она часто попадала с запозданием. Многие земельные участки пользовались сбросовыми, случайными водами. Лучшие земли оказались занятыми давно оседлыми узбеками, в их же руках оказались головы оросительных каналов (арыков). <...>
С момента перехода власти в руки Советов, русские части оставили пределы Хивинского ханства. Этим воспользовался один из туркменских вождей (из племени иомудов) Магомет Курбан Сер-дар Джунаид-хан, еще раньше завоевавший симпатии туркмен своей многолетней борьбой против хивинского хана. Явившись с отрядом в Хиву, Джунаид-хан убил Асфендиар-хана и посадил на его место дядю убитого – Сеида Абдуллу. За последним сохранилась только номинальная власть, фактически всем стал распоряжаться Джунаид-хан.
Главенствовать начали экономически ущемленные дотоле туркмены, и это сказалось в целом ряде насилий по отношению к узбекам. Попытки узбеков выступить против туркмен ни к чему не приводили в силу их неорганизованности и отсутствия оружия.
Около двух лет длилась диктатура Джунаид-хана. Целым рядом жестокостей он вскоре восстановил против себя не только узбекскую, но и туркменскую часть населения. Массы отшатнулись от него и начали сорганизовываться вокруг вождей Кош-Мамеда и Гулям-Али-хана. Туркмены, группирующиеся вокруг Кош-Мамеда и Гулям-Али-хана, сблокировались с узбекской оппозицией... Чувствуя невозможность справиться с Джунаид-ханом своими силами, представители туркмен обратились за помощью к Советской власти.
Джунаид же попытался заключить союз с белогвардейцами Чимбайского участка и выступил против красных отрядов на правом берегу реки Аму-Дарьи. <...>
Когда гарнизоны старой армии разложились и разбежались, русское население Хивинского и Аму-Дарьинского районов не раз подвергалось нападениям со стороны мелких разбойнических шаек. Начали создаваться отряды из местных жителей с целью самообороны. Главным центром ее стал гор. Петро-Александровск... В целях усиления защиты Аму-Дарьинского района в начале 1919 года из местных уральских казаков был сформирован Уральский казачий полк в составе 3 сотен... С приближением Оренбургского фронта к станции Аральское море среди казаков 3-й сотни началось брожение и даже открытая агитация против Советской власти. С целью выяснения положения из Петро-Александровска была отправлена в Чимбай чрезвычайная комиссия, которая, прибыв на место и разобравшись со всем происходившим, приняла решение разоружить 3-ю сотню. Но выполнить этого не удалось.
14 августа произошло открытое восстание казаков, которые арестовали прибывшую комиссию. Вслед за этим восставшие бросились навстречу красноармейскому отряду, который был вызван комиссией, и разоружили его, затем осадили укрепление Нукус и захватили находившийся в нем гарнизон. По овладении районом Чимбай – Нукус часть казаков переправилась на остров Муйнак в Аральском море и разоружила охранявшую остров партийную дружину.
Первая экспедиция, предпринятая для ликвидации вспыхнувшего бунта, закончилась отходом красных частей на свою базу – Петро-Александровск. Частично наш неуспех объясняется и помощью, оказанной мятежникам со стороны иомудов.
В начале ноября окончательно оформилась связь повстанцев с Джунаид-ханом.
Совместными усилиями противник задержал наше второе наступление до конца декабря.
С помощью подкрепления, прибывшего из Чарджуя, красные части, 25 декабря форсировав под огнем Аму-Дарью, вышли на левый хивинский берег. Быстрым движением вперед был занят г. Новый Ургенч. Противник, в течение 2 дней, вел ожесточенный бой, стремясь вновь захватить город, но понес большие потери и отступил.
Начатые одновременно боевые действия в районе Нукуса отдали в наши руки ряд городов.
К красным бойцам присоединилась конница Кош-Мамед-хана, имевшего около 500 сабель.
В рядах восставших казаков начала сказываться усталость, которая привела к отказу от поддержки авантюры Джунаида.
9 февраля 1920 года командованием был заключен мирный договор с казаками и каракалпаками, по которому казаки сдали оружие и приняли на себя обязательство защиты правого берега Аму-Дарьи от нападений иомудов.
Оставшись без поддержки, Джунаид-хан был разбит под Батыр-Кентом 29 февраля 1920 года и бежал в пески, а отряд его частью был уничтожен, частью разбрелся по домам.
Красная армия твердо придерживалась политики невмешательства во внутрихивинские дела, стремясь не нарушить принцип самоопределения народа. Действия Красной армии были направлены против белогвардейцев Чимбайского фронта. Только нападения Джунаид-хана вынудили Красную армию выступить против него. <...>
В Хиве произошел переворот. Но Красная армия не принимала по-прежнему никакого непосредственного политического участия в развертывающихся событиях.
После переворота и бегства Джунаид-хана во главе государства встало Временное правительство... Первой его задачей была организация армии, и, по соглашению с представителем Российской Республики в Хиве, все хивинские подданные красноармейцы, состоявшие в наших рядах, послужили начальным ядром для дальнейшей организации хивинских отрядов Красной армии... В Хиве зародилась коммунистическая партия, которая быстро привлекла к себе симпатии масс. Временное же правительство, пытаясь удержать власть, сеяло провокационные слухи о коммунистах и разжигало национальную вражду.
5-го марта был проведен многотысячный митинг, на котором... возмущенные толпы дехкан бросились на назиров (министров) и едва не расправились с ними самосудом. От смерти членов Вр. правительства спасло только вмешательство красноармейцев. Власть перешла в руки Революционного Комитета Хорезмской Республики. <...>
С Джунаид-ханом были начаты мирные переговоры, но он вел себя так, что было выдвинуто требование о немедленном его разоружении. Очевидно подготовленный к подобному исходу дел, Джунаид-хан со своим конвоем (около 70–80 человек) внезапно, во время обсуждения договора, открыл огонь по нашему отряду (ок. 20 чел.), убив 12 чел., в том числе и командира отряда, и бежал в пески. Через некоторое время, по полученным сведениям, Джунаид был замечен в районе Курганчик, где, выдав вооружение (до 50 винтовок) племени мешериков, поднял его против дружественного нам племени иомудов Кош-Мамед-хана. Начавшиеся грабежи пограничной с песками полосы вынудили наше командование нарядить отряд для поимки Джунаида. <...>
Быстро добиться решительного успеха в борьбе с Джунаид-ханом было трудно, если не невозможно. Условия Хорезма с песчаными пустынями, высокой даже для Туркестана температурой и острым недостатком воды мешали проведению каких-либо крупных операций. Имевшиеся в небольшом количестве колодцы басмачи не раз скрывали от наших бойцов, искусно затягивая водоемы кошмами и насыпая их сверху песком. Но решительный отпор, который встречал Джунаид-хан от наших гарнизонов при его налетах на кишлаки, заставил туркменские шайки держаться более или менее пассивно, скрываясь при малейшем нажиме в пески и тщательно заметая за собой всякий след.
В ноябре месяце Хорезмское правительство попыталось вступить с Джунаид-ханом в мирные переговоры, но последний письменно заявил, что он не прекратит борьбы с Советской властью и большевиками. <...>
В конце января басмачи, силою до полторы тысячи человек, наступая с 3-х сторон, пытались захватить Хиву открытой атакой. Гарнизон Хивы, усиленный мобилизованными партийными, комсомольскими, профессиональными организациями и европейским населением (которому в случае падения города грозила поголовная гибель), вступил в напряженный бой, закончившийся отходом атакующих. Джунаид-хан переменил свой образ действий, обложил Хиву со всех сторон и повел правильную осаду.
Командованием Туркфронтом на поддержку осажденным была брошена конная группа... Двигавшуюся колонну вскоре нагнал вылетевший на самолете из Ташкента командир 2-й стрелковой дивизии т. Кутяков. Задачей, поставленной ему командованием, было проникнуть в осажденную Хиву и принять на себя руководство действиями находившегося в ней гарнизона. Сбросив отряду вымпел с приказанием двигаться возможно скорее, тов. Кутяков пролетел вперед.
Первое столкновение кавотряда с противником произошло в районе Садывара, куда Джунаид-хан выбросил до 600 сабель навстречу движению наших частей. Ожесточенный бой вылился в ряд атак с обеих сторон, которые прекратились только с наступлением ночи. На рассвете наши части опрокинули басмачей и двинулись с боем вперед. Нападая то справа, то слева, то открывая внезапный огонь и затем скрываясь, шайки противника пытались задержать наше движение. Под Питняком, на линии магистрального арыка (Палван-Арык) басмачи решили дать главный отпор нашим частям. Заняв в три линии арыки и канавы, басмачи отбивали метким прицельным огнем наши попытки продвинуться вперед, неоднократно переходя в бешеные атаки.
Бой длился с 14 часов до позднего вечера. Наступая с фронта развернутым пулеметным эскадроном и имея часть отряда уступом впереди для охраны своего правого фланга, командующий группой выслал 2 сабельных эскадрона в глубокий обход для того, чтобы отрезать противнику возможность отойти. Но наступившая темнота и знание местности помогли басмачам скрыться. На поле боя оставили около 300 трупов и много оружия.
На следующий же день движение кав. отряда вперед продолжалось. Был занят Питняк. Пришлось на пути выдержать еще ряд мелких схваток. <...>
Решающее значение в этой операции имел описанный бой под Питняком, после которого Джунаид-хан, узнав о его результате, снял осаду Хивы и отошел. Не давая врагу времени собраться с силами, наши части предприняли экспедицию по его следам. <...>
Джунаид оставил пределы Хивинского оазиса и скрылся в пески, но наши части продолжали преследовать его и там. Ряд успешных боев, в которых большую роль сыграла наша авиация, вынудили Джунаид-хана оставить Хиву и скрыться в Туркменскую область. Рассчитывать на поддержку туркменского басмачества Джунаид-хан не мог, ибо оно, достигнув в 1922 году значительных размеров, стихло под ударами красных бойцов, причем объединенными усилиями соворганов и милиции были ликвидированы оставшиеся мелкие шайки.
К концу марта наши части, пройдя с боями безводные песчаные пустыни, вышли на станцию Кизыл-Арват и этим закончили операцию.
Осознав свое бессилие, Джунаид-хан прислал на первый Всетуркменский съезд своих представителей, с изъявлением покорности и согласием на установление мирных отношений. Ему удалось выговорить себе льготные условия существования. Но, «как волка ни корми, он все в лес глядит», – воспользовавшись предоставленной свободой, Джунаид повел постепенную подготовку к дальнейшей борьбе. От предложенной ему возможности перейти к оседлому образу жизни, занявшись мирным трудом в культурной полосе Хорезма, он отказался и ушел в пески. Не раз приковывал он внимание Соввласти своим вызывающим поведением. Наконец, в декабре 1927 года, «король песков» внезапным налетом снова положил начало вооруженному выступлению, но, зажатый в тиски, согнанный со своих становищ, Джунаид потерял в боях с доблестной красной конницей своих джигитов. Погибли в стычках и два его сына. Преследуемая по пятам кавалерией и авиацией Джунаидовская шайка перестала существовать, разбегаясь и сдаваясь нашим частям.
Преодолевая всевозможные препятствия, совершая беспримерные переходы по безводным пескам, стойко перенося лишения, наши кавалерийские полки рядом ударов вынудили «короля песков» признать, что его могуществу над пустыней приходит конец.
(Наше поколение привыкло представлять себе борьбу с басмачами по замечательному фильму В. А. Мотыля «Белое солнце пустыни», первому советскому «остерну» – в противовес вестернам, – однако на самом деле ситуация в Средней Азии была намного сложнее, чем показано в фильме.)
Российская империя была страной многонациональной, и революционеры, поначалу полагавшие, что государство победившего пролетариата будет, как учил Маркс, унитарным, то естьединой нацией, со временем осознали: единственно возможной формой государственного устройства новой страны является федерация. Правда, предполагалось, что национальные республики будут автономными в составе России, однако по настоянию Ленина партия признала, что все члены федерации должны быть равноправными.
Впрочем, на местах национальный вопрос решался по-разному, о чем свидетельствуют, например, записки М. Чокая, идеолога «свободного Туркестана».
По существу не было никакой надобности в этой дорогостоящей поездке в далекий Туркестан, чтобы высказать святые для всех большевизанствующих истины: в стране советов все хорошо, особенно же безукоризненна национальная политика советской власти. Ведь все коммунисты всех стран заранее убеждены, что в Советском Союзе все народы воодушевлены чувством братской солидарности, что «Советский Союз основан на братском добровольном сожительстве национально свободных советских республик...» Повторяю, что для высказывания мнений, подобных мнениям гг. Шемино, Гаше и др. о туркестанских республиках, не было решительно никакой надобности в этой поездке. То же самое они могли высказать и написать, сидя во Франции. И нужные им справки могло доставить любое советское представительство в Европе... Вот пример того, что французам не надо было ездить и «видеть все своими глазами». Французские делегаты проехали без остановок через советский Казахстан, если не считать остановки везшего их поезда на несколько минут (около часу ночи) на ст. Кзыл-Орда. Там они успели обменяться официальными приветствиями и получить из рук представителя революционного профсоюза Казахстана Азьмухана Корамыс-оглы альбомы. И этого было достаточно, чтобы гости «убедились» в революционных достижениях Казахстана и пришли в дикий восторг и умиление от условий жизни трудящихся масс и пролетариата этой «счастливейшей в мире» республики. Французские делегаты настолько поражены достижениями сов. Казахстана, что дали себе зарок «идти его дорогой» и твердо решили добиться и во Франции тех же условий культурной жизни и труда, в которых живут и работают «счастливые казахи». Так именно и сказано в «письме французских рабочих к трудящимся Казахстана», опубликованном за подписями всех членов делегации в номере... главной партийно-правительственной газеты «Энбекши Казах».
Мне хотелось бы поделиться сведениями по поводу тех самых достижений советской национальной политики в Туркестане, которые привели в такой восторг делегатов французской коммунистической партии... Этим я исполняю не только долг туркестанца, но и прямое поручение моих соотечественников, обратившихся ко мне с настойчивой просьбой ответить на «личные впечатления» французских гостей московского правительства. <...>
Позвольте... привести простые слова бесхитростного «бедняка-мусульманина», оглашенные 5 июня 1919 г. на заседании 3-го краевого съезда коммунистической партии Туркестана в Ташкенте. Там мы читаем: «Мы, бедные мусульмане, как находились при Николае Кровавом скотиною, так находимся и теперь при нынешнем пролетарском правительстве. И даже хуже, хотя не сопротивлялись советской власти. Представители власти объявили, что они будут бороться с капиталистами, и под этим предлогом начали обирать и наживать в свои карманы. Один бедный пролетарий имел лошадь и арбу, занимался извозом и тем кормил семью. Приходит красноармеец и отбирает лошадь без всякой оплаты. И бедняк с семьей остается голодный на произвол судьбы. Под предлогом, что будут обирать баев (богатых), обобрали всех, все 84-тысячное население города (Намангана). Конфисковали весь наманганский товар, до замков включительно... Представители власти только и делали, что защищали своих русских, хорошо их кормили, хорошо обували, дома свои разукрашивали чужими шелковыми материями и другими драгоценностями. А нам, мусульманам, что сделали? Кормили? Нет! Обували? Нет! Если бы обували, не ходили бы мы, бедные, босыми. Если бы кормили, не умирали бы по 1000– 10 000 голодными. Что осталось в наших домах? Остались одни рваные одеяла. Больше ничего!..»
Что этот бедняк-туркестанец не преувеличивал своего национального горя, своего «скотского положения» под советской властью, свидетельствует и сам тогдашний председатель совета народных комиссаров Туркестана, русский большевик Сорокин, ездивший по поручению своего правительства в Ферганскую область. «От мусульман отбирают все, и не только отбирают, но и убивают их. Наши солдаты вместо защиты несут грабежи и убийства... В кишлаках (туземных селах) население терроризировано и бежит. Растут шайки разбойников. Но, может быть, возразит кто-нибудь, что это-де не партия, а красная армия чинит насилия. Но партия стоит во главе. Во главе всех партийных органов власти стоят партийные товарищи, но они не принимают никаких мер для улучшения положения. Под их покровительством всюду процветают пьянство и безобразия, и, конечно, партия несет на себе вину за это. Мусульманский пролетариат просит помощи у русских, но те отвечают, что не доверяют им. Мусульман травят, мусульман даже убивают. Мусульманская беднота терпит от наших отрядов, уничтожавших без разбору (их) имущество, женщин и детей... Мусульмане – националисты, и вполне понятно, каким образом они могут относиться к нам дружески, когда видят столько оскорбления? Мы сами делаем их националистами...»
Турар Рыскулов (заместитель председателя Совнаркома УССР, автор книги «Революция и коренное население Туркестана», выпущенной в 1925 году. – Ред.) свидетельствует, что один «из заслуженных руководителей Октябрьского переворота в Туркестане Тоболин на заседании Туркестанского Центрального Исполнительного Комитета заявил прямо, что киргизы (казахи), как экономически слабые, с точки зрения марксистов все равно должны будут вымереть. Поэтому для революции важнее тратить средства не на борьбу с голодом, а на поддержку лучше фронтов. Количество умерших от голода (мусульман), – говорит Рыскулов, – исчисляется в огромных размерах...» Но цифр он не приводит. Советские источники (1919) называли кошмарную цифру в один миллион сто четырнадцать тысяч... Таков наш национальный пассив от московской «национально-освободительной политики». А вот «советский актив». «Можно сказать, – пишет Т. Рыскулов, – что погибшие люди спасли советскую власть, так как если бы они, эти миллионы голодающих... пришли и потребовали своей доли, то они не оставили бы камня на камне и перевернули бы все... Поэтому приходится признаться, что хотя мы их и не накормили, но они спасли общее положение...»
Я хочу вскользь остановиться на двух важнейших реформах советской власти в Ташкенте – на земельной реформе и на борьбе против закрытия женского лица. Прошло три года, как проведена была земельная реформа, «передавшая земли помещиков в руки малоземельной и безземельной бедноты»... Упомянутый уже не раз мною Турар Рыскулов рассказывал на страницах московской «Правды», что «летом 1920 года Ленин допытывался узнать от него, кого в туркестанских условиях можно называть крестьянином-бедняком, кого кулаком и на чем зиждется разрешение земельного вопроса» (в Туркестане)... И Турар Рыскулов, по его собственному признанию, «не мог по-марксистски точно дать ответ на вопросы Владимира Ильича»... С тех пор прошло много времени. Советская власть, если судить по ее реляциям, научилась «по-марксистски точно определять туркестанского крестьянина», установила его родовые и видовые признаки и нашла соответствующее ему место в системе марксистской классификации. Следовательно, найдено, «на чем именно зиждется разрешение земельного вопроса» в Туркестане. И провела эту самую земельную реформу «по Марксу», предварительно получив «фетву», т. е. духовную санкцию, мусульманского духовенства.
«Фетва» ташкентского (центрального) духовного управления, «фетва» ферганских, бухарских, самаркандских «улема» (ученые богословы) обращались к имущим мусульманам с разъяснением, что безвозмездная передача земли в руки беднейших – есть дело богоугодное, что земельная реформа советской власти не противоречит шариату, и призывали их добровольно, во имя мусульманского братства, отказаться от излишков своих участков в пользу неимущих братьев. И это возымело огромное действие. Десятками и сотнями стали поступать заявления о добровольном отказе от земельных участков. Были, конечно, и скрытые сопротивления. Но в общем земельная реформа... прошла спокойно. Имевшие место эксцессы столь незначительны, что в счет они идти не могут.
И поразительная вещь. Если советская власть удержалась в европейской России только благодаря удовлетворению земельного запроса русского крестьянства, то в Туркестане... с передачей земли в руки крестьянства внутреннее беспокойство советской власти нисколько не уменьшилось, и советская власть вынуждена зорко следить за тем, чтобы получившая землю туркестанская беднота не передала ее обратно прежним владельцам! Накануне празднования десятилетия Октября, в сентябре 1927 г., официальный орган Средне-Азиатского Бюро ЦК ВКП «За партию» приводил ряд случаев добровольного отказа крестьян-туркестанцев от полученных ими участков в пользу прежних хозяев... Иногда получивший землю крестьянин приходил к быв. хозяину участка с извинениями: «Я не виноват, что наделен землею»... Чем объяснить, что поддерживаемое всей мощью советской власти многомиллионное узбекское крестьянство идет с извинениями к побежденному «классовому врагу» – своему б. помещику?.. Начать с того, что новый туркестанский мелкий землевладелец в большинстве случаев или вовсе не снабжен или снабжен в крайне малой степени необходимым земледельческим инвентарем... Путем выдачи авансов в счет будущего урожая советское правительство вынуждает мелкого маломощного землевладельца засевать свой участок исключительно хлопком. Уже в истекшем 1927 году площадь хлопкосеяния в Туркестане превзошла довоенную норму, между тем как скотоводство, составляющее наряду с хлопком важнейшую отрасль среднеазиатского хозяйства, еще далеко не достигло прежнего своего уровня. Отсюда происходит небывалая до сих пор зависимость Туркестана, именно коренного населения (ибо хлопководством занимается исключительно только оно), от ввозного русского хлеба. Невыполнение советским правительством плана завоза хлеба, ставшее постоянным, нормальным явлением, вызывает сильное повышение хлебных цен, и крестьянин-хлопкороб не получает законного эквивалента за свой хлопок. С другой стороны, не вся отобранная от имущих земля переходит в руки туземной бедноты. Часть, и весьма значительная, остается в «государственном фонде», откуда преимущественное право на получение земельного надела остается за красноармейцами, как за «защитниками революции». Не стану повторять, какую революцию и как защищали красноармейцы в Туркестане. Процент красноармейцев из состава коренного населения крайне ничтожен, поэтому приоритет при получении земли из «государственного фонда» почти исключительно остается за русскими. Таким образом, советская земельная реформа продолжает подлую переселенческую политику павшего режима. <...>
Другая реформа, по заданию своему одна из наиболее необходимых для Туркестана, в частности для Узбекистана, – открытие женского лица... Местная пресса строго осуждала неумелый подход к этой деликатной реформе, требующей чрезвычайно тщательной подготовки, а не грубого административного нажима. Например, отдавался приказ: кто снимет и сожжет столько-то женских чадр, тот получит такую-то награду. И хулиганье взялось за дело. Сдирали на улицах с лиц женщин чадру, собирали в кучи и сжигали. Ночью и этот «герой в борьбе за освобождение женщины Востока», и сама эта «освобожденная женщина» или ее ближайшие родственники оказывались убитыми... А ответственные «руководители революционного социалистического» Узбекистана приходили на митинги со своими «открытыми» женами, которые сейчас же по возвращении домой закрывались снова. Иногда «революционные вожди» обзаводились двумя категориями жен: «открытыми» советскими, с которыми «революционно шагали» по улицам, и «закрытыми» «мусульманскими», которых прятали дома строже прежнего, чтобы как-нибудь не скомпрометировать своей «революционности». <...>
Теперь о сов. строительстве в Средней Азии: я имею материалы, по своей чудовищности далеко оставляющие за собою материалы по ныне разбирающемуся Шахтинскому делу (судебный процесс 1928 года по обвинениям в экономическом вредительстве. – Ред.). Я имею в виду дело о водных управлениях Средней Азии. Составлялись фантастические миллиардные (3 миллиарда 600 млн рублей) проекты опереточного строительства, как орошение знаменитых Каракумских песков; мечтали опреснить Гасан-Кулийский залив Каспийского моря. А рядом посеянные пшеница и хлопок погибали от безводья! Проекты эти нужны были только для личного обогащения советских правителей... Как они работали по орошению Туркестана, достаточно назвать только одну цифру: затратив 8 миллионов рублей, большевистские инженеры оросили всего-навсего 20 (двадцать) гектаров земли!.. А сколько миллионов пущено на ветер! И надо сказать, что во главе водных управлений Средней Азии стояли партийные деятели (Рыкунов, Прохоров, Мор). В водном хозяйстве не было ни одного частного собственника и ни одного иностранца, чем пытаются объяснить Шахтинский скандал.
Разумеется, полемический задор М. Чокая отчасти объясняется его неприятием Советской власти, однако во многом национальная политика на местах, особенно в первые десять лет после революции, была именно такой – «с изрядными перегибами и перехлестами». И впоследствии руководство страны также прибегало к проверенному методу, когда в национальные республики «делегировались» русские кадры, чтобы налаживать дела в глубинке. Именно поэтому многие русские семьи обосновались в Средней Азии, Казахстане, Прибалтике, откуда были вынуждены уезжать накануне распада СССР.
Ленин – человек и символ, 1924 год
Максим Горький, Александр Куприн, Виктор Чернов
Роль личности в истории не следует преувеличивать, но она, безусловно, велика. Революция, диктатура пролетариата, восстановление страны из разрухи гражданской войны – нельзя сказать, что все это не состоялось бы, не будь у большевиков Ленина, но совсем не исключено, что без него все пошло бы совершенно иначе. «Эта эра», если вспомнить Маяковского, которая «проходила в двери, даже головой не задевая о косяк», еще при жизни была окружена в глазах большей части населения ореолом, подобным ореолу святости; когда же Ленин умер в январе 1924 года, обожание превратилось в поклонение. Похороны Ленина стали событием общенационального масштаба, многие люди восприняли его смерть как личную трагедию.
О масштабе личности Ленина говорит само количество воспоминаний, запечатлевших облик и характер «вождя мировой революции». Этих воспоминаний великое множество, и среди них – очерк писателя М. Горького.