Загадка Александра Македонского Гульчук Неля

Звуки флейты и ласковый женский голос успокоили лошадь. Гетера позволила ей бежать по кругу и сама побежала рядом, не выпуская из рук поводьев. И все это время ласково поглаживала лошадь.

– Афра, ты самая красивая кобылица в мире!

Гетера сделала знак служителю. Тот воткнул в землю дротик с привязанной в центре древка петлей. Таида поставила ногу в петлю и, держась за древко дротика, легко вскочила на лошадь. Та стояла смирно, не шелохнувшись.

Птолемей удивился:

– Она не только красива как богиня, но смела и находчива, как македонский воин!

Гефестион пренебрежительно произнес:

– Беда, если она столь же умна!

– Да ты просто женоненавистник, Гефестион.

Оба рассмеялись.

Белоснежная кобылица, вскинув голову, бежала красиво, легко, словно летела на невидимых крыльях, а красавица Таида сидела на ней как влитая – сияющая, гордая, торжествующая…

Восхищенный взгляд Птолемея неотрывно следил за всадницей:

– Какова?!. Вот женщина, достойная царя!..

Вплотную приблизившись к другу, Гефестион снова попытался остудить его пыл:

– Царя достойны лишь великие свершения…

Таида чувствовала, что Птолемей не сводит с нее глаз, и ее глаза сверкали от упоения своей победой. Соскочив с лошади, она подвела ее под уздцы торговцу:

– Пришлите за деньгами в дом Таиды!

Гетера передала поводья служителям, и те повели белоснежную кобылицу вслед за девушками – черноволосой и златокудрой.

Толпа расступилась перед Птолемеем и Гефестионом, пропуская красавиц.

Внезапно Таида встретилась взглядом с Птолемеем, сосредоточенно, затаив дыхание, следившим за ней. Не задерживаясь, она прошла мимо. На лице молодой женщины отразился неподдельный интерес, но Птолемей уже не увидел этого. Он не замечал и друга, говоря самому себе, как в бреду:

– Клянусь Афродитой, такой женщины я не встречал никогда. Я обязательно найду ее!

Красавицы уходили от Птолемея и Гефестиона все дальше и дальше. Толпа праздной золотой молодежи двигалась за ними.

Слова Гефестиона вернули Птолемея к действительности:

– Нет, мой друг, я вовсе не отрицаю женщин. Ты видишь лишь оболочку, которая и в самом деле прекрасна. Я же всегда пытаюсь увидеть, что за ней. Эта красавица внушает мне тревогу, когда я вижу твой влюбленный взгляд, устремленный на нее… Впрочем, моя тирада для твоих ушей звучит, по меньшей мере, глупо – сейчас ты все равно ничего не услышишь и не поймешь…

– Здесь ты попал в точку, Гефестион!

Друзья снова рассмеялись.

Стараясь успокоить друга, Гефестион подсказал:

– Знай: в златокудрой девушке я узнал Иолу, возлюбленную Неарха.

Птолемей повернулся к приятелю:

– Признаюсь тебе: ее подруга просто очаровала меня своим совершенством. Обязательно познакомлюсь с ней. Думаю, что Неарх поможет мне в этом.

На губах Гефестиона блуждала усмешка:

– Запомни: боги завидуют красоте смертных, а потому красота опасна. К тому же мудрец прав, утверждая: красивая возлюбленная – чужая возлюбленная.

Стена мужских спин скрыла грациозные фигуры девушек и белоснежную лошадь.

Птолемей подошел к торговцу лошадьми:

– Пошли за деньгами в лагерь македонян. Палатку Птолемея покажет каждый. И сообщи Таиде, что лошадь подарена мной.

Торговец наклонил голову в знак того, что все понял и исполнит.

IX

Древняя критская богиня, защищающая очаг, со змеями в руках стояла на краю стола, за которым удобно расположился на корме триеры под навесом Неарх. На плече молодого флотоводца удобно расположился разноцветный попугай.

На столе также лежали свитки… На лавке стояли модели военных кораблей, кораллы, диковинные раковины южный морей…

Неарх внимательно изучал карту, затем развернул один из свитков со сложными геометрическими фигурами и математическими расчетами… Погладил на ходу обезьянку, бегающую на длинной цепи, которая постоянно воровала со стола лакомства и виноградины. Оторвавшись от свитка, он подошел к незаконченной модели военного корабля. Снова вернулся к столу, начертил на глиняной дощечке несколько формул.

Услышав шаги, Неарх нехотя повернул голову и увидел буквально влетевшего по скрипящим сходням запыхавшегося от быстрого бега Птолемея. Вид друга был настолько нелеп и взбудоражен, что Неарх невольно рассмеялся.

– Ты быстроног, мой друг, как вестник богов! Я уже испугался, что ты опрокинешь триеру…

Еле переводя дыхание, Птолемей присел на край свернутого каната, чистосердечно признался:

– Не смейся, Неарх… Ты знаешь, я влюбился!.. Ты не поверишь, Эрот пронзил мое сердце!

– Опять влюбился? В который же это раз? Птолемей, пощади себя, а то ведь на серьезные дела сил не хватит…

Неарх продолжал улыбаться, глядя на возбужденного друга. Потом хлопнул в ладоши:

– Критий!.. Принеси холодного вина. Надо охладить пыл этого пленника Эрота.

Раб принес и поставил на стол кратер с вином и две чаши. Разлил вино.

Птолемей вылил немного вина за борт, произнес:

– Афродите!

Мгновенно осушил чашу. Не находя себе места, стал вышагивать по палубе. Наконец сел.

– Клянусь Зевсом, прежде мне была не знакома роковая страсть. Думал – от любви терзаются лишь в трагедиях Еврипида.

Смакуя вино, Неарх продолжал наблюдать за другом:

– Теперь успокойся. И не сердись, что я улыбаюсь, – влюбленные, тем более пылко, всегда вызывают улыбку, как у трезвого пьяный. Так кто твоя избранница на сей раз?

– Ты знаешь ее и только ты можешь мне помочь. Это подруга твоей Иолы.

Попугай пронзительно закричал:

– Иола! Иола! Красавица! Неарх любит Иолу! Красавица!

Обезьяна, внимательно следя за происходящим, стала стремительно уничтожать виноград.

Неарха озарило:

– Таида?

Птолемей с мольбой в голосе проговорил:

– Неарх, мне нужна твоя помощь…

– Ах вот оно что!.. И ты, смелый воин, талантливый военачальник, так неуверен в себе, что просишь о помощи? Впрочем, я могу понять тебя. Таида – подруга моей Иолы, и я знаю ее непростой, очень горделивый и независимой характер… Ее любви добиваются самые богатые и знатные афиняне…

С чувством собственного достоинства вскинув голову, Птолемей строго взглянул на Неарха:

– А я, по-твоему, кто?

– О, конечно, ты знатен и богат…

Неарх отошел от стола и, прислонившись к борту триеры, прищурившись, оглядел друга с ног до головы:

– …К тому же молод и недурен собой. Суховат, правда, но хороший петух всегда тощ!.. Это каждому известно…

– О боги! – простонал Птолемей. – Неарх, мне, право, не до смеха! Стрела Эрота впилась в меня, кажется, довольно глубоко.

– Раз ты просишь, познакомлю тебя с Таидой… – озабоченно сказал Неарх. – Достойнейшей из гетер!.. Но помни: в любви не бывает равенства… Кто-то конь, а кто-то всадник. А всадник, особенно если это женщина, обычно не знает ни жалости, ни сочувствия. Не выказывай, по возможности, свой любовный пыл…

И прибавил с особой серьезностью:

– И еще! Не окажись для женщины ступенькой, по которой она взбирается вверх. Клянусь Посейдоном, как бы ты не пожалел потом о своей просьбе.

Птолемей задумался над словами друга.

– Не сердись. Я просто предупредил тебя. Кстати, Таида срочно умчалась в Афины…

– Что же делать? – невольно воскликнул Птолемей.

– Я не узнаю не знающего поражений Птолемея. Мчаться на свидание. Не встретился сегодня – встретишься завтра. От тебя трудно ускакать. Кажется, она уехала с Лисиппом.

– Это не соперник…

– Не знаю, не знаю. Лисипп не красив, намного старше нас. Но он талантлив. Женщины любят выдающихся мужчин.

– Ты все сказал, Неарх?

– Пока все.

– Спасибо. Я готов скакать в Афины. Жду твоего сигнала.

X

Пристанище Диогена расположилось в кипарисовой роще Краний, в небольшой пещере, ведущей в Коринф. Эту пещеру философ облюбовал потому, что в нескольких стадиях на Акрокоринфе, перед храмом Афродиты, находилось любимое место отдыха и развлечения граждан, с которыми он любил вести долгие беседы. Диоген выстелил пещеру душистыми травами. Здесь же находился и знаменитый пифос, в котором жил мудрец.

Отряд гетайров по приказу Александра остановился. Молодой царь в сверкающем шлеме и латах, поверх которых развевалась красная мантия, соскочил с колесницы, друзья и телохранители – с коней.

Небольшая группа из приближенных царя направилась к пещере.

Неарх подошел к поваленной набок и наполовину врытой в землю бочке-пифосу, заглянул в нее и, увидев, что там никого нет, в недоумении обратился к Птолемею, что-то разглядывающему вдали:

– Где же может находиться обитатель этого дворца?

Птолемей указал на человека, сидевшего у самого края обрыва:

– Беседует с Вселенной!..

Философ, нагой, лишь в набедренной повязке, в полном одиночестве любовался первыми лучами восходящего солнца, обратив к нему свое лицо и мускулистое тело.

Александр со свитой подошел к Диогену.

Увидев перед собой роскошно одетых молодых воинов, Диоген обратил к ним свое горбоносое лицо, на котором можно было легко прочесть спокойствие и безмятежность мудреца.

Царь поздоровался с ним:

– Хайре! О, Диоген, царь Александр приветствует тебя!

Немного подумав, Диоген ответил на приветствие:

– А я Диоген – собака!

Гефестион удивился, наклонился к Птолемею, с подозрением спросил:

– Собака?

– Он же киник, – ответил тот.

Философ невозмутимо продолжал:

– Все собаки кусают своих врагов, а я кусаю своих друзей. Для их же спасения.

– Ты единственный из философов, кто не поздравил Александра, царя македонян, с избранием его вождем всех греков в персидском походе, – сурово напомнил Гефестион.

Диоген едва заметно усмехнулся:

– А… Ты и есть тот самый царь, про которого говорят, что он решил прибрать к рукам весь мир, все народы?

Нищий философ откровенно насмехался.

– Для их же блага, – встал на защиту царя-друга Гефестион.

Но Диоген не отреагировал на слова Гефестиона. Он разговаривал только с царем.

– И как же ты распорядишься покоренным тобой миром, если, конечно, боги позволят тебе сделать это?

Молодой царь спокойно дослушал вопрос философа, выдержал для вежливости паузу и ответил:

– Я создам совершенное государство, Диоген! Смешаю народы и дам им равные права.

Философ с сомнением произнес:

– Но возьмут ли? Человеческое существо противоречиво. Чернь безрассудна. Глупость предрассудков, верований безгранична. Их не искоренишь силой… Законы жизни людей надобно переписать при помощи разума… Может быть, воплотить твою мечту подвластно времени… Долгому времени, царь…

Военачальники, стоявшие позади Александра, молча; внимательно слушали философа. Ироничную улыбку Неарха, блуждавшую на его лице, когда он осматривал жилище Диогена, сменила задумчивая сосредоточенность, в которой читалось почтение к мудрецу.

Александр ответил:

– Я знаю, Диоген, что построить гармоничное государство в несовершенном мире – трудная задача. Но я попытаюсь это сделать… Не успею я, продолжат другие. Начало должно быть положено.

Диоген поднял руку вверх, указав на небеса:

– Совершенна, о царь, лишь гармония небесных сфер… – Подумал, потом закончил: – Я желаю тебе удачи… Но прежде обрети гармонию в собственной душе. Ты же сам, как огонь.

Птолемей, Гефестион, Неарх и Клит переглянулись, боясь, что вспыльчивый Александр разгневается, но он оставался спокойным.

– Мы оба, Диоген, лишь исполнители воли богов: тебе – проповедовать душевный покой и простоту, мне – действовать…

– Но, согласись, жизнь, полная опасностей, жертв, для тебя лично и людских, лишена гармонии, потому что итог ее предначертан роком, Ананкой…

С внутренним достоинством Александр возразил:

– Я по-другому читаю свиток своей судьбы. Мое прочтение созвучно с гекзаметрами божественного Гомера: слава, которую стяжает герой в этой краткой и лишенной гармонии жизни, переживет века. Благодарю тебя, Диоген, за мудрую беседу. Если бы я не был царем, то хотел бы стать философом.

– Хорошие слова… Наверное, идеальное государство родится тогда, когда цари будут философами и философы царями…

– Мы живем в своем времени и обязаны думать о нем… – возразил царь. – По-разному мы читаем знаки судьбы, и каждый идет своей дорогой. Но я с уважением отношусь к твоим взглядам. Проси, что хочешь!

С некоторым недоумением посмотрел Диоген на царя, отвернул лицо и спокойно произнес:

– Думаю, что моя просьба не обременит тебя…

Все ждали, что еще скажет философ, что попросит у царя.

– …Отступи немного в сторону и не заслоняй мне солнце, царь!

Постояв в раздумье, Александр с улыбкой ответил:

– Отступать – не в моих правилах, но я сделаю это из уважения к тебе…

Царь отступил в сторону, спросил:

– Это все?

И услышал поразивший его ответ:

– Да, и ничего более… Царю, чтобы царствовать, нужен, конечно, весь мир. А философу, чтобы мыслить, необходимо гораздо больше – вся Вселенная. И она у философа есть. А больше ему ничего не надо.

Александр пристально взглянул в глаза мудреца:

– Неужели ты и вправду хочешь, чтобы все люди на земле переселились из своих домов в пифосы? Чтобы все жили, как ты живешь?

– Я просто хочу доказать, что можно жить счастливо, довольствуясь малым. Заметь, животные живут без одежды, без огня, не делают больших запасов пищи, а всегда здоровы и доживают в бодрости до самой смерти. А люди? Они изобрели столько наслаждений, но часто не дотягивают до старости, болеют, едва волочат ноги. И роскошь, и теплая одежда, и добротные дома, и сладкая обильная еда, и дорогое питье не помогают, все это людям не на пользу. Знаешь почему?

– Почему?

Диоген вздохнул, пригладил обеими руками бороду, посмотрел в небо.

– Так почему же людям все не на пользу? – переспросил царь, любуясь атлетическим телом философа, его гордым горбоносым профилем.

– Потому что свою мудрость и знания они употребляют не на достижение правды и свободы, а лишь на то, чтобы изобретать все новые и новые наслаждения, которые разрушают тело и душу. Когда желаешь многого, то многого и боишься, многому завидуешь, на многое надеешься и от многого страдаешь. Только довольствуясь необходимым, становишься полностью свободен и счастлив и, ничего не боясь, смело вступаешь в борьбу со злом.

Диоген замолчал. Молчал и Александр.

– Ты ничего более не хочешь мне сказать? – спросил Диоген, когда молчание слишком затянулось.

– Я не хотел огорчать тебя, но так и быть. Отказаться от всего ради свободы – это говоришь ты. Познать все ради свободы – это говорю я. А какая свобода лучше – увидим.

– Нет, не увидим, – возразил философ. – Потому что я уже обрел свою свободу, а ты своей свободы не достигнешь никогда.

– Ты нравишься мне, Диоген. Будь моим другом, – предложил царь.

– Властителю и друг подозрителен.

Сделав знак свите об окончании беседы, Александр пошел к колеснице.

– Запомни изречение Платона, царь: «Если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить!» – крикнул мудрец вдогонку удаляющемуся царю.

Но Александр не услышал напутствия пророка.

Отстав на несколько шагов, друзья шли вслед за царем.

Неарх спросил:

– Как ты думаешь, Гефестион, остался ли Александр доволен беседой с Диогеном?

– …Учитывая, что последнее слово как будто осталось за философом… – вмешался в разговор Птолемей.

Помедлив с ответом, Гефестион заметил:

– Думаю, что царь размышляет над тем, что сказал Диоген, а не о том, за кем осталось последнее слово.

В беседу друзей вторгся молчаливый Клит:

– Пока так, наверное, Гефестион!.. Пока! Все зависит от числа побед. С их увеличением желание выслушивать возражения уменьшается…

XI

В повозке, запряженной четверкой лошадей, Таида мчалась в Афины. Ее сопровождал Лисипп, философские беседы с которым все больше и больше захватывали ее ум. Напутствие матери о том, что дочь прославит Афины, город в котором она была рождена, постоянно вспоминалось.

Всякий раз, когда она ехала по Священной дороге, соединявшей Элевсин с Афинами, она с большим волнением ожидала очередного поворота.

Достигнув наивысшей точки перевала Айгалеос, Таида, как обычно, приказала рабу остановиться, легко соскочила с повозки и подошла к краю обрыва. Перед ней расстилалась равнина Афин.

Таида выросла у подножия Акрополя, под защитой Афины Паллады, в широкой долине, обрамленной лиловыми горами. Всякий раз, стоя на краю обрыва, она вспоминала богиню Афину, заставившую распуститься священное оливковое дерево. Она с наслаждением вдыхала знакомый с детства аромат: соленый морской воздух смешивался с горьковатым, душистым запахом циний, которые росли по краям дороги.

Над равниной господствовали три горы: Гиметт, Парнас и Пентеликон. Каждая из них имела собственные краски и свой собственный характер.

Вершина Гиметта, изрезанная расщелинами, славилась своими пчелами. Народ утверждал, что именно здесь родилось искусство строить ульи и приучать пчел к труду.

Более высокий Парнас имел дикий вид и был покрыт густыми лесами. Охотники очень любили его, потому что там встречались волки, медведи и свирепые кабаны.

Самая выразительная из гор, окружающих Афины, Пентеликон, славилась знаменитыми мраморными карьерами.

Раз в год по этой дороге Таида с подругами сопровождали наставницу в Элевсин на мистерии.

Элевсинские мистерии были в античном мире особо почитаемы. Они касались культа «великих богинь». В незапамятные времена одна из греческих колоний, переселившаяся из Египта, принесла с собой в тихий залив Элевсина культ великой Исиды под именем Деметры, или Вселенской матери. С тех пор Элевсин стал центром посвящения.

Небольшой храм с ионическими колоннами, великой девственницы Персефоны, притаился в глубине долины, среди священной рощи, между групп тисов и белых тополей. У входа в храм пришедших встречали иерофантиды, жрицы Персефоны, в белоснежных пеплумах, с венками из нарциссов на головах. Они пели священные мелодии дорийского напева, сопровождая свои речитативы ритмическими жестами.

«О, стремящиеся к мистериям! То, что вы увидите, изумит вас! Вы узнаете, что ваша настоящая жизнь – не более чем ткань смутных и лживых иллюзий. Сон, который окутывает вас мраком, уносит ваши дни в своем течении. Но позади этого круга темноты разливается вечный свет. Да будет Персефона благосклонна к вам, и да научит она вас переплывать этот поток темноты и проникать до самой небесной Деметры!»

Но самым запоминающимся для Таиды был последний день, когда вечером в священной роще жрицы храма под открытым небом разыгрывали сцену похищения Персефоны. Она улыбнулась, вспомнив слова Деметры, обращенные к Персефоне: «Не слушай голоса хитрого Эроса с чарующими взглядами и коварными речами».

– О чем ты задумалась, Таида? – услышала она голос Лисиппа.

– О переменчивости судьбы…

– Я слышал, ты происходишь из знатного царского рода по линии отца…

– Да, но персы истребили весь мой знатный род… И вот я… гетера…

– Гетера!.. Ты должна радоваться этому, а не печалиться… Ведь красота – дар богов, более могущественный, чем власть и богатство. Красота приносит радость людям, взирающим на вас…

– Талант – тоже дар богов, Лисипп! А произведения искусства приносят радость душе, – ответила она ему.

Таида и Лисипп подъезжали к Афинам. Оба жадно всматривались вдаль.

На пологом склоне холма уже отчетливо были видны стены города и красная черепица крыш… И вдруг они увидели над городом сверкающее, подобно звезде, копье…

– Богиня Афина! – с восторгом произнес Лисипп. – Это ее копье блестит… Оно светит золотой звездой морякам, плывущим домой… Фидий обессмертил себя на века…

– Афинское государство всегда славилось великими людьми… А теперь… небеса Афин покрыты тучами, – с грустью сказала Таида. И неожиданно спросила: – Лисипп, ты помнишь битву при Саламине?

– Меня тогда не было в живых…

– А я помню… Наставница так ярко рассказывала об этом. Это была самая славная для эллинов битва, потому что они защищали свою родину от персидских варваров…

– Золото персидского царя и сегодня сжирает души эллинов. Оно, подобно смертоносному яду, разлилось по рукам трибунов и городских властей.

– Ты прав, Лисипп. Внутри Афин мятежи и ссоры разнузданной демагогии.

Лисипп рассмеялся:

– Я никогда не предполагал, что красивую женщину так могут волновать политические события. Ты должна думать о любви, о поклонниках, об искусстве, в конце концов.

Таида оставила слова Лисиппа без ответа. Она подняла голову к Акрополю… Ей захотелось немедленно соскочить с повозки и побежать по тропе, огибающей холм Акрополя, и ступить на мраморные ступени, ведущие в прекрасный мир эллинской богини. Ей вспомнились врезавшиеся с детства в душу слова матери: «Персы ворвались в Аттику и опустошили Афины…»

Она услышала низкий, ласковый голос Лисиппа, который словно читал ее мысли:

– Трудно поверить, что этот город был когда-то опустошен.

– Да, – со вздохом ответила Таида, – я никогда не забываю об этом.

– Как могли афиняне допустить варваров в свой город? – задумчиво произнес Лисипп.

Таида отчетливо увидела торжествующего врага разнузданно танцующего на развалинах ее родины. Ее глаза наполнились гневом:

– Это были несметные полчища. Вот на этом холме, что против Акрополя, стояли персы. Отсюда они вели осаду. Они завертывали стрелы в паклю, зажигали, а потом стреляли ими из луков. Афины горели. Укрепления обрушились, и варвары вошли в Акрополь. Среди защитников были и мои предки. Они погибли…

По щекам Таиды текли слезы. Как будто все происходило с ней. Она живо представляла это опустошение, дым, пепел, горящие развалины родного города.

Лисипп ласково погладил ее по руке:

– Смотри, твой любимый город снова стоит во всей красоте!

Не сговариваясь, они сошли с повозки и пешком направились к Акрополю. Глядя в глаза Таиде, Лисипп с улыбкой проговорил:

– Хорошее дело надо начинать с утра!..

К Акрополю Таида и Лисипп поднимались по тропе, которая вела их по уступам холма вокруг Парфенона – большого храма Афины Паллады. Парферон был виден им то с одной стороны, то с другой. И наконец Таида, а следом за ней Лисипп ступили на белый мрамор священных ступеней Парфенона.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Многие эссе и очерки, составившие книгу, публиковались в периодической печати, вызывая колоссальный ...
Антология «Поэтический форум», объединившая произведения 101 поэта, является самостоятельным издание...
Эта история уже изрядно обросла легендами, слухами и домыслами, которые сочиняли и разносили медсест...
Владимир Колотенко мощный, вдохновенный фантазёр. Перед этой мощью можно только снять шляпу…Не отпуг...
В данной книге рассматривается, каким образом в программе 1С осуществляется ведение складского учета...
Настоящее руководство рассчитано на обучение широкого круга пользователей работе с первичными учетны...