Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
Наконец город городов засиял в лучах солнца, как золотая чаша на ладони победителя.
Победоносный властелин Навуходоносор, царь царей и наместник богов на земле, сделал Вавилон колыбелью роскоши и образованности. Своей железной волей он превратил его в очаг культуры и величайший торговый центр мира. За могучими городскими стенами им были собраны сокровища искусства со всех концов света. Он воздвиг дворцы, перед блеском и сказочным великолепием которых покорно склонялись народы.
Александр приказал Каллисфену скакать впереди войска рядом с ним. Он внимательно слушал рассказы историка о Вавилоне, изредка задавая вопросы.
– Одни считают, что Вавилон был основан ассирийским царем Нином, другие называют основателем города Бела, а некоторые легендарную Семирамиду.
– Сколько башен защищает город? – продолжая думать о своем, спросил Александр.
– Двести пятьдесят башен, – уверенно, со знанием дела ответил Каллисфен.
– Боюсь, как бы не было повторения осады Тира! А армии нужен отдых… Это я теперь очень хорошо понимаю… Короткий отдых…
– Короткий? – удивился Каллисфен.
Александр не ответил. Он думал о предстоящем ожесточенном сопротивлении, зная, как громадны и неприступны стены города, какая сеть каналов окружает их, как долго город выдерживал осаду Кира Великого и Дария I.
– Между прочим, – услышал он голос Каллисфена, – Великий Кир победоносно въехал в Вавилон именно в это время года.
– Хорошо бы, чтобы это совпадение принесло удачу и нам! – воскликнул Александр, не останавливая бег Букефала.
Полководец напряженно просчитывал все варианты ведения осады и невольно вспомнил об уроках Аристотеля. Во время одной из прогулок философ рассказывал юному Александру о захвате Вавилона одним из любимых полководцев царевича, персидским царем Киром Великим.
После многочисленных завоеваний Кира привлекло Вавилонское царство. Когда Кир после длительной осады подошел к городу городов, то увидел, что все ворота заперты, а их, по словам Геродота, было ровно сто. Вавилон приготовился к длительной осаде. Из сообщений лазутчиков, побывавших в городе накануне похода, Киру было известно, что вавилоняне располагают большими запасами продовольствия, которого вполне хватит им на несколько лет.
Сведения разведчиков Александра полностью совпадали со сведениями почти двухсотлетней давности.
Расположив свое войско вокруг Вавилона плотным кольцом, Кир приступил к осмотру оборонительных сооружений древнего города. Его внимание привлекла река Евфрат, которая протекала через город, разделяя его на две части.
Кир заметил, что в том месте, где Евфрат втекал в город, крепостная стена покоилась на платформе, которая, в свою очередь, опиралась на каменные колонны, стоявшие в воде. Расстояние между платформой и поверхностью воды было настолько небольшим, что даже маленькая лодка вряд ли могла проникнуть в город. Кира осенила блестящая идея: отвести воду Евфрата по обводному каналу и по обмелевшему руслу проникнуть в город. Он тут же послал своих людей разузнать, нет ли вверх по течению Евфрата места, куда можно отвести воду из реки. Вскоре царю доложили, что в нескольких днях пути от Вавилона имеется огромный котлован, вырытый, по словам местных жителей, царицей Нитокрис много лет назад. Сохранились и отводные каналы. Правда, их занесло песком, но если их расчистить, то это как раз то, что требуется.
Сообщение обрадовало Кира, и он тут же начал действовать. Оставив часть войска у стен города, чтобы ни один из жителей не ускользнул из Вавилона и не разведал о намерениях персидского царя, Кир послал другую расчищать каналы. Когда земляные работы были завершены, была дана команда спустить воду из Евфрата и затем разрушить запруды.
Судьба Вавилона была определена.
А в это время город городов справлял праздник в честь бога Мардука. Жрецы Эсагилы – святилища Мардука – принесли обильные жертвы, и на закате солнца началось всеобщее веселье, которое должно было продлиться всю ночь.
К вечеру этого дня запруды на отводных каналах были разрушены, и воды Евфрата несколькими бурными потоками устремились в котлован.
Под покровом темноты Кир дал приказ персам вступить в Вавилон.
Тысячи персидских воинов по обмелевшему руслу Евфрата к полуночи проникли в город.
Кир, восседая на вороном коне, лично предводительствовал одним из отрядов.
Часть персов направилась к городским воротам. Перебив подвыпившую стражу, персидские воины отворили ворота, и в город ворвались персидские отряды.
Вскоре улицы ночного пирующего Вавилона были заполнены персами. Всех жителей города, которые попадались на пути, персы убивали на месте.
К концу ночи Киру с отрядом удалось пробиться к царскому дворцу, где царило веселье. Царские телохранители пытались организовать оборону, но из этого ничего не вышло, так как все они были сильно пьяны.
На вороном коне Кир победоносно въехал в пиршественный зал, где в кругу приближенных только что пировал вавилонский царь. Но радости при виде поверженного соперника Кир не испытал: правитель Вавилона был мертв.
Взглянув на мертвеца, Кир увидел перед собой молодого человека, облаченного в царские одежды. Это его крайне удивило, ведь царь Набонид был немолод. Кир спросил:
– Кто это?
– Это Валтасар, сын царя Небонида, захвативший трон отца, – был ответ.
Вавилон – древнейший город на земле – оказался в руках Кира, и он воссел на трон вавилонских царей, на котором в свое время восседали Набопаласар и Навуходоносор.
Так в Вавилоне началось персидское владычество.
Александр остановил Букефала.
Теперь великий Вавилон, самый большой из окруженных каменной стеной городов, был перед ним, царем маленькой Македонии.
Внушительные стены, башни и ворота Вавилона вызвали у воинов Александра изумление: такого города никто из них еще не видел. Воины только что пришли из Гавгамел, где горы трупов, более десяти тысяч, разлагались на жаре, наполняли воздух смердящими испарениями и угрожали заразными болезнями. Они пересекли страну, где илистые плодородные почвы, даже если их и не обрабатывать, принесли бы урожай в несколько раз выше, чем каменистые поля родной Эллады.
Ворота Вавилона в этот утренний час были закрыты.
«Что скрывается за ними?» – подумал Александр.
И тут же, как бы услышав его мысли, на зубцах крепостных стен показались воины.
Парменион привел македонские отряды в боевой порядок и ждал действий с противоположной стороны.
Но вот открылась одна створка ворот, потом – вторая, вышли украшенные цветами воины, высшие чиновники, жрецы, одетые в белые одежды, женщины и дети.
Всю эту праздничную процессию сопровождал хор.
Впереди шел сатрап Мазей, который в битве при Гавгамелах был одним из самых храбрых воинов.
Мазей первым приблизился к Александру. Это был мужчина среднего роста, крепкого сложения. Одет опрятно и неброско в воинское платье: кожаный нагрудник с пряжкой, короткая, богато вышитая рубаха. Жезл в руках и кривой меч на поясе. Широкий лоб, умные, проницательные глаза, сжатые губы. Ему шли шелковистые, тщательно подобранные из шерсти кавказских ягнят локоны, из которых собрана была и его длинная, монументальная борода. Недаром он – сатрап Вавилона.
Мазей преклонил колена перед македонским царем и в подтверждение своего повиновения указал на четверых сыновой, последовавших примеру отца.
– О великий царь! – воздев руки к небу, воскликнул вавилонский сатрап. – По всем семи пустыням и семи морям люди разносят славу о тебе. Да пребудет вечно царство твое в памяти людей!
Александр соскочил с Букефала, передал поводья пажу, ведь только завоеватели имели обыкновение въезжать в город верхом на коне, подошел к Мазею и поднял его, облегченно вздохнув при мысли о том, что не придется осаждать Вавилон, чего он, царь Македонский, больше всего опасался. Александр крепко обнял Мазея, доверительно сказал:
– Мои заботы – о будущем. Выиграв крупную битву, очень важно выиграть мир. Я хочу, чтобы народы видели, что Александр, царь Македонский, – это уверенность!..
Александр взошел на захваченную в сражении при Иссе колесницу великого царя Дария III Кодомана и предложил Мазею подняться вслед за ним.
Мазей несказанно обрадовался такому повороту событий в своей жизни. Больше он уже ничем не был обязан своему дважды позорно бежавшему с поля боя царю Дарию. Он сдавал город городов, цитадель и сокровища, и западный царь торжественно вступал в великий город Востока, город Семирамиды и Навуходоносора.
Подъехавшего к воротам Мардука македонского царя Александра, сопровождаемого сатрапом Вавилона Мазеем, у главных ворот города встречали управитель дворца и высшие чиновники. За воротами в две шеренги стояли копейщики крепостного гарнизона. Оркестр, состоявший из флейтистов, свирельщиков, арфистов и ударников, бряцавших в кимвалы и тамбурины, исполнял музыкальное приветствие.
С предписанными церемониями, обменявшись обязательными любезностями, Александр и Мазей пересели в повозку, называемую колесницей Энлиля – бога ветра и земли, – что должно было напомнить чужеземному владыке о легкости вавилонских колес. Четыре боевые колесницы следовали за македонским царем. Процессия, возглавляемая отрядом конных копейщиков, тронулась по дороге для процессий бога Мардука к Белтису, дворцовому и жреческому кварталу Вавилона.
Александр ехал по широкой дороге, предназначенной для торжественных процессий. И эта дорога, и высокие стены по обеим сторонам напоминали ущелье. Дорога была вымощена большими каменными плитами, и во всю длину ее обрамляли красные кирпичные полосы. Пространство между блестящими каменными плитами было залито черным асфальтом.
Александр обратился к Мазею:
– Какие слова выбиты клинописью на нижней стороне каждой плиты?
– О великий царь, это слова Навуходоносора: «Я, царь Вавилона, сын Набопаласара, царя Вавилона. Вавилонскую дорогу паломников замостил Я для процессии великого владыки Мардука каменными плитами. О Мардук! О великий владыка! Даруй вечную жизнь!»
Царь осмотрелся вокруг: ничего не было видно ни справа, ни слева. С обеих сторон дорогу обрамляли гладкие стены, заканчивающиеся зубцами, между которыми на одинаковом расстоянии друг от друга стояли башни. Внутренняя сторона стен была облицована блестящей глазурованной синей плиткой, и на холодном синем фоне ее грозно вышагивали львы с ярко-желтой гривой и оскаленной пастью и клыками.
– И сколько их здесь? – поинтересовался у Мазея царь, указывая на чудовищ.
– Сто двадцать хищников следят за идущими по дороге, – был ответ.
А со стен башни богини Иштар скалили пасти драконы, рогатые полукрокодилы, полупсы с чешуйчатыми туловищами и огромными птичьими когтями вместо лап.
– А вавилонских драконов, изображенных на плитах, свыше пятисот, – с гордостью пояснил Мазей.
«Почему набожные вавилонские паломники должны были идти по этой дороге? – невольно удивился про себя Александр. – Ведь вавилонская религия, хоть и полна магии, чудес и фантастических существ, отнюдь не религия ужасов».
Но дорога Мардука вызывала именно чувство страха.
И внезапно Александр все понял и восхитился гению зодчих, ее создавших.
Дорога великого бога Мардука служила не просто для процессий паломников, а была и частью оборонительной системы самой крупной крепости, которая когда-либо существовала в мире.
– Эта великая дорога – одно из истинных чудес света! – воскликнул восхищенный Александр.
Что встретил бы враг, решивший захватить Вавилон Навуходоносора? Сначала ему бы пришлось преодолеть широкий ров, в который были бы пущены воды Евфрата. Допустим, это бы удалось!.. Допустим, что враг преодолел и первую, и вторую, и третью линии стен. И вот он оказывается у главных ворот, а преодолев эти ворота, попадает на ровную, вымощенную и заасфальтированную дорогу, ведущую к царскому дворцу. Тогда из бесчисленных отверстий в башнях на него посыпался бы дождь стрел, копий и раскаленных асфальтовых ядер. И не осталось бы ему ни малейшей возможности для бегства. Кроме того, враг оказался бы между стен, наводящих ужас, – львов, взирающих с грозным видом, и скалящих пасти сотен драконов.
Дорога Мардука становилась для неприятеля настоящей дорогой смерти.
Александр по достоинству оценил замысел великого Навуходоносора.
И все-таки Вавилон пал… Пал, хотя стены Навуходоносора продолжали стоять и никто ими так и не овладел…
Перед македонским царем распахнулись главные ворота богини Иштар.
Щиты воинов, отдающих честь новому властелину мира, прикрыли пасти грозных чудовищ на стенах дороги Мардука.
Торжественный въезд в Вавилон, город всемирно известных чудес, под восторженные крики народа, толпящегося на улицах, был для Александра одним из звездных часов его жизни. Обладание этим мировым городом было первой наградой за победу при Гавгамелах.
Хотя любой чужестранец, прибывший в Вавилон, обычно уже был наслышан о красоте города, о его удобном устройстве, о великолепии его зданий, лишь немногие при въезде в него могли скрыть свое удивление. Македонские воины тут же выдали его. Но Александр, более твердый в соблюдении достоинств своей миссии, ограничился улыбкой.
Улица после пересечения с дорогой Процессий вышла на широкую площадь зиккурата.
Мазей, получив напутствие от жрецов, не случайно подвез македонского царя к древнему храму бога Мардука, знаменитой Вавилонской башне, некогда восстановленной Навуходоносором.
Когда македоняне появились в Вавилоне, прежний блеск этого города с миллионным населением был уже утрачен. Знаменитая Вавилонская башня лежала в развалинах, в прежде великолепных храмах бога Мардука ютились нищие и бездомные собаки. Это Ксеркс, вернувшийся из Эллады, бесчинствовал здесь в бессильной злобе после своего поражения.
Сейчас у развалин древнего храма македонского царя поджидали жрецы.
Александр сошел с повозки, склонил голову и застыл на мгновение. Гигантские руины поразили его воображение. Он стоял перед ними как завороженный у ворот, охраняемых двумя каменными крылатыми львами.
– Это Ксеркс разрушил наш храм. Много лет мы не можем достойно служить великому богу, – услышал он голос жреца, который вывел его из задумчивости.
Царь внимательно слушал рассказ жреца.
– Сохранились слова Набопаласара: «Мардук повелел мне Вавилонскую башню, которая до меня ослаблена была и доведена до падения, воздвигнуть, фундамент ее установив на груди подземного мира, а вершина ее чтобы уходила в поднебесье, где человек звезд небесных касался бы».
Другой жрец напомнил:
– А сын его Навуходоносор добавил: «Я приложил руку к тому, чтобы достроить вершину Этеменанки так, чтобы поспорить она могла с небом».
Стоя в стороне, Каллисфен тихо переговаривался с Лисиппом, потрясенным видом грандиозных развалин.
– Описание Вавилонской башни оставил Геродот, который осмотрел ее и даже побывал на ее вершине. «Храмовый священный участок – четырехугольный, каждая его сторона длиной в два стадия. В середине этого храмового священного участка воздвигнута громадная башня. На этой башне стоит вторая, а на ней – еще башня. В общем восемь башен – одна на другой. Наружная лестница ведет наверх вокруг всех этих башен. На последней башне воздвигнут большой храм».
Лисипп переспросил:
– Значит, согласно Геродоту, Вавилонская башня имела восемь ярусов?
– Да, причем кирпичная кладка каждой платформы имела свой цвет: нижняя – черный, а по мере возвышения – красный, желтый, золотистый, голубой, серебряный.
Верховный жрец продолжал рассказывать Александру:
– Каждый большой вавилонский город имел свой зиккурат, но ни один из них не мог сравниться с Вавилонской башней. На ее строительство ушло восемьдесят пять миллионов кирпичей. Правители строили ее не для себя, а для всех. Она была святыней, принадлежавшей всему народу, куда стекались тысячи людей для поклонения верховному жрецу Мардуку. Сначала люди выходили из Нижнего храма, где перед статуей Мардука совершалось жертвоприношение, потом они поднимались по гигантским каменным ступеням лестницы Вавилонской башни на второй этаж. Жрецы тем временем по внутренним лестницам спешили на третий этаж, а оттуда проникали потайными ходами в святилище Мардука. В это святилище народ не имел доступа – здесь появлялся сам Мардук, а обычный смертный не мог лицезреть бога безнаказанно для себя. Только одна избранная женщина, готовая разделить с Мардуком ложе, проводила здесь ночь за ночью. Саргон, Синаххериб и Ашшурбанипал штурмом овладели Вавилоном и разрушили Вавилонскую башню – святилище Мардука. Набопаласар и Навуходоносор отстроили ее заново. Кир, завладевший Вавилоном после смерти Навуходоносора, был первым завоевателем, оставившим город неразрушенным. Его поразили масштабы Этеменанки, и он не только запретил что-либо разрушать, но приказал соорудить на своей могиле памятник в виде маленькой Вавилонской башни.
Едва жрец закончил свой рассказ, как по всему периметру площади одновременно зажглись сотни факелов. При свете факелов руины отражали своими глыбами таинственные, гигантские отблески.
Александр, обращаясь к жрецам, повелительным голосом воскликнул:
– Я прикажу восстановить храм Мардука и все другие храмы, разрушенные персами, заново построить.
Македонский царь прекрасно понимал, что именно жрецы были истинными владыками Вавилона, без которых его собственная власть могла лишиться опоры.
В противоположность персам, которые после завоевания города поступили, по его мнению, неразумно, не почтив чужую религию, он попросил жрецов в ближайшие дни показать ему, как приносятся жертвы великому Мардуку.
Затем Александр снова сел в колесницу и направился к дворцу, теперь уже по дороге Процессий.
Своей резиденцией Александр выбрал дворец Навуходоносора.
Вдоль дороги Процессий были высажены пальмы, такие одинаковые, что казались неживыми. Через равные промежутки стояли колонны для освещения вместе с большими каменными глыбами, поясняющими различные праздники религиозного календаря. Македонцы обратили внимание, что ни у одного из частных домов нет ни окон, ни дверей на улицу, что гладкие стены внизу украшены цоколем из глазуированных кирпичей.
На перекрестках толпы народа приветствовали нового владыку. Те, кто имел право на это, подносили руку к груди и склоняли голову при проезде Александра и Мазея.
– Унылый народ, – шепнул Клит на ухо Филоте. – Одинаковые львы и быки, одинаковые пальмы и колонны.
– Что касается унылого народа, – возразил Филота, – ни в одном городе нет такого количества праздников, как в Вавилоне.
– Это и означает, что они унылы и нуждаются в официальном веселье, – высказал свое точку зрения Клит.
У ворот дворца процессию снова встретили два крылатых льва и вытянувшаяся в приветствии дворцовая стража в великолепных, сверкающих богатой вышивкой хитонах, имитирующих панцирь. В центре вышивки был изображен колчан с золотой отделкой, перекрещенный тремя дротиками, символ Иштар. Копейщики приветствовали нового владыку, выставив вперед правую ногу и подняв вверх оружие.
Навстречу высоким хозяевам, низко кланяясь и приложив руку к груди, спешил управляющий дворцом:
– О великий царь, владыка мира! Да устремит благосклонный взгляд на тебя и твою свиту могущественный и великодушный Мардук!
Мазей протянул Александру шнурок и медаль с символом Шамаша, вавилонского бога солнца, как знак его власти над Вавилоном, и тут же повел его в сокровищницу Дария.
Александр за один день сказочно разбогател и должен был стать самым блистательным правителем мира. Помимо рабов и рабынь, огромного гарема, поместий, конюшен, где разводили лошадей, амбаров, тысяч голов скота, произведений искусства из драгоценных металлов и камней, серебряной посуды, слоновой кости, черепаховых панцирей, эмалей, шелков, страусовых перьев, шкур пантер, благовоний, слонов, львов и тигров, он завладел сокровищницей Дария.
В сокровищнице Дария длинными рядами стояли амфоры с расплавленным золотом, сундуки с сапфирами, изумрудами, рубинами, алмазами и жемчугом – этим несметным, невообразимым для македонских крестьян и пастухов богатством, которое восточные великие цари в течение веков наследовали, добывали грабежом, вымогательством, захватывали в сражениях.
Александр вступил во дворец персидского царя, который любил проводить зиму в этом огромном, шумном и веселом городе.
Македонский царь разместился в царском дворце, а войско разместилось в богатых кварталах города.
Все еще не уставший удивляться, Александр ходил из покоя в покой по лабиринту из шестисот комнат, любуясь богатыми высокими залами.
Пир, устроенный Мазеем в честь царя македонского, был наслаждением даже для самых требовательных гурманов.
Когда один из слуг наполнял золотые кубки, Мазей пояснил:
– Это вино и сочные грозди из царских виноградников, а им нет равных во всем славном Вавилоне.
Прозвучали приветственные тосты.
Македонцы приступили к трапезе. Жареный кабан был великолепен. Вызвали восхищение и пирожные из ячменной муки, нежные, золотистые, с винными ягодами. Но это было лишь вступление, чтобы подстегнуть аппетит.
Мазей предложил царю отведать червей из алоэ. Александр на мгновение опешил, но любопытство взяло верх, и он мужественно проглотил самое изысканное из вавилонских блюд.
Во время пира прорицатель Аристандр мирно беседовал с верховным жрецом, который поведал ему, что после того, как персы разрушили храм главного вавилонского бога Мардука, отношение к персам большей части вавилонского населения испортилось, поэтому в Вавилоне на македонского царя будут смотреть как на избавителя от персидского гнета.
На эти слова верховного жреца Аристандр поспешил высказать свои мысли:
– Македонский царь Александр не только великий воитель, но прежде всего выдающийся политик и мудрый властелин. Он берет под свою защиту чужие святыни, не только не отбирает у храмов богатства, но даже умножает их сокровища своими дарами, приносит жертвы на алтари чужих богов и щедро одаривает святилища.
Один из жрецов поинтересовался:
– В таком случае, какие же цели преследует ваш могущественный повелитель своими завоеваниями, если он щедро одаривает побежденных захваченными сокровищами?
Аристандр не замедлил с ответом:
– Единственная цель: объединить все народы в единой державе. Это откроет большие возможности для развития государств и расширения заморской торговли. Александр хочет воспрепятствовать тому, чтобы родственные страны истощали себя в бессмысленной борьбе за главенствующую роль. Это приведет лишь к взаимному разорению друг друга, и там, где ныне стоят цветущие города, расстелется мертвая пустыня.
Верховный жрец счел эти доводы достойными внимания, но все же спросил:
– Право управлять другими народами принадлежит сильнейшему. Македония, по-твоему, сильнее Персидской державы?
– Сила не только в золоте, но в мудрости и военной доблести, – ответствовал Аристандр.
А в это время македонские военачальники шумно превозносили достоинства индюка бактрийской породы, привезенного из птичника при храме богини Иштар.
– О великий царь, – обратился Мазей к Александру, – не желаешь ли ты послушать песни в исполнении прекрасной Антигоны. Она знает все любовные песни гречанки Сафо.
Александр покачал головой:
– Нет, мне пока не до любовных песен. Я послушал бы героическую песнь о Гильгамеше. Кто может спеть ее?
– Есть один певец. Голос у него прекрасный. К тому же он грек.
Александр нахмурился:
– С каких это пор песнь о халдейском герое поют в Вавилоне греки?
– Такова была воля царя царей Дария, – пояснил Мазей.
– Воля Дария, – язвительно повторил Александр.
– Дарий преследовал талантливых людей, потому что в Вавилонии должно было греметь и славиться лишь одно имя – имя царя царей и царя всех народов Дария Третьего Кодомана. С его ведома вавилонские вельможи стали приглашать в свои дворцы чужеземцев. Кто не хотел прослыть отставшим от моды, должен был похваляться греческим скульптором, живописцем из Египта, чеканщиком из Лидии, вышивальщицей из Тира.
– Пресыщенная знать нуждалась во все более экзотических диковинках, надеясь, что искусство чужеземцев подогреет их чувства! – вспыхнул Александр. – Эту гнусную моду завела знать, безучастная ко всему вавилонскому. Но мне… мне все-таки хотелось бы услышать песнь о Гильгамеше в исполнении халдея.
Мазей был застигнут врасплох странным желанием македонского царя.
– Но, великий царь, твое желание именно сейчас трудновыполнимо. Хотя мне легче лишиться головы, чем не исполнить твоего желания.
– Я не привык, чтобы мне не повиновались, – жестко сказал Александр.
Мазей обратился к слуге, прислуживающему за пиршественным столом.
– Ты знаешь песню о Гильгамеше?
– Я не был бы халдеем, если бы не знал ее.
– Так спой царю.
Слуга смутился:
– Но у меня нет голоса… Я не смогу доставить царю удовольствие.
– Пой, как умеешь, – приказал Александр.
Бедный слуга был сам не свой – слишком велика была оказанная ему честь. Он с ужасом думал о том мгновении, когда должен будет издать первые звуки песни о герое Вавилонии – Гильгамеше. Послышался легкий вздох, а за ним – первые дрожащие звуки. Эти звуки напоминали пение нищих, просящих на улице милостыню. Хрипловатый голос тонул под высокими сводами дворцовых покоев.
Халдей пел, и голос его становился все уверенней. Красивая мелодия вскоре окрасилась истинным чувством певца. Одухотворенный голос звучал все уверенней, действуя на Александра умиротворяюще. Глаза халдея горели огнем былых тысячелетий шумерской и халдейской славы. В песне ожил голос героических предков и отзвук жизни тех, кто принес себя в жертву на алтарь отечества.
Халдей выбрал правильный путь к сердцу молодого царя маленькой неизвестной страны, которого сама жизнь назначила сокрушать прогнившие государства и заводить в них новые порядки.
Более двух тысяч вельмож и военачальников сидели за пиршественными столами и слушали по велению царя македонского песнь о Гильгамеше.
Меж столов стояли изукрашенные цветами чаны, откуда рабы без устали черпали ковшами вино, наливая его в кубки гостей.
Едва халдей закончил пение, снова был произнесен тост во славу нового царя царей, одержавшего победу над персами, во славу и честь Александра, царя македонского.
VIII
Впервые за несколько дней Птолемей очнулся и застонал от дикой, ослепляющей боли в раненой голове. Кто-то дотронулся до его плеча и сказал тихим голосом:
– Кажется, приходит в себя… Схожу приготовлю ему лекарства…
Другой голос обратился, вероятно, к нему:
– Ты слышишь? Все в порядке, не двигайся.
Птолемей приоткрыл глаза и снова закрыл от резкой боли. Если не двигаться, то боль затихала. Вздохнув, он услышал собственный стон и снова попытался приоткрыть глаза. Он удивился, что лежит в роскошных покоях, похожих на дворцовые. Его затуманенный взгляд блуждал по стенам, отделанным красным деревом и украшенным барельефами, высеченными на черном граните. Воздух в комнате был напоен сладким ароматом нарда.
«Неужели я в плену у персов?» – содрогнулся Птолемей и снова застонал.
Неожиданно к нему приблизилось чье-то лицо: черные волосы, прямой нос, пронзительные глаза.
– Клит? – с облегчением выдохнул он.
– Да, Птолемей. Это я.
– Мы в плену?.. У персов?..
– Нет.
– Тогда где?
Широкая улыбка озарила лицо Клита:
– В Вавилоне!.. Во дворце одного из персидских вельмож, который теперь по праву принадлежит тебе.
– Значит, мы победили… Кровавая была победа…
– Да, мы победили, а город городов открыл ворота перед победителями без битвы и осады… Тебе повезло, ты остался в живых…
– А Гефестион? – сердце Птолемея тревожно сжалось.
– И он жив, Птолемей. Опасность миновала, – успокоил друга Клит, заметив страх в его глазах.
– Да, но… я сам видел, как его ранили, он упал с коня под копыта персидских лошадей…
– Скоро мы все встретимся за пиршественным столом. Александр ждет тебя и Гефестиона, каждый день справляется о вашем здоровье…
– Слава богам! А где сейчас Гефестион?
– В своем дворце. Александр щедро одарил всех своих сподвижников и воинов. Ведь ему досталась сокровищница Дария. Мы все теперь сказочно богаты.
– А где мои воины?
– Воинам царь предоставил отдых, чтобы залечить раны, избавиться от недугов. Больных было больше, чем раненых. А главное, насладиться жизнью, ведь Вавилон – город греха. Здесь много красивых женщин. Выздоравливай скорее. Царю достался огромный гарем.
Птолемей попытался улыбнуться, но тут же сжал зубы от боли. Он ощупал тело, – руки и ноги оказались целы. На лбу выступили капли пота. И снова Птолемей ощутил смертельную усталость.
– Сейчас я позову Филиппа. Он быстро поставит тебя на ноги, – заметив состояние друга, поспешил сказать Клит.
Клит тут же приказал стоящему у входа рабу срочно позвать лекаря.
– Подожди, – окликнул друга Птолемей, – а сколько времени прошло?
– Ты был ранен семь дней назад, незадолго до окончания сражения. Парменион оказался в окружении, если бы Александр не подоспел вовремя, неизвестно, что бы случилось со всеми нами…
От болезненного биения в голове Птолемей снова застонал. Ему вдруг показалось, что жизнь оставляет его. Более того, он не мог избавиться от ощущения, что в лицо ему веет дыхание царства теней.
– Что с ним? – обеспокоенно спросил вбежавший лекарь.
Птолемей тяжело дышал и молчал. Филипп дал ему успокоительных снадобий, которые должны были облегчить боль и помочь заснуть.
Несмотря на резкую боль, Птолемей быстро погрузился в сон. Ему приснилась Таида…
Уютно устроившись в дорогой крытой повозке, которую ей удалось нанять у богатого купца большого каравана, Таида в смятении и тревоге приближалась к Вавилону.
Что ждет ее впереди? Удастся ли ей снова встретиться с Александром, о ближайшей коронации которого она узнала в дороге? Как встретит ее Птолемей, которому она должна срочно сообщить о готовящемся на Александра заговоре? Не следят ли уже за ней сторонники Персея? Эти вопросы будоражили ее, заставляя содрогаться от страха.
Но мысли о миссии, возложенной на нее жрицей Панаей, возвращали ей уверенность в свои силы. Таида решила, что, как только все определится, она направит Панае подробное письмо, а также пошлет приглашение Иоле с просьбой срочно приехать. Всю дорогу она думала об Иоле и скучала без нее.
У главных ворот города стража остановила повозку с Таидой и ее рабами и потребовала разрешения на въезд в город.
Таида сначала растерялась, но, заметив вдали военный отряд в доспехах македонских воинов, обрадовалась и решила подождать, чтобы въехать в город вместе с македонцами и разузнать, где можно разыскать Птолемея.
Впереди отряда скакал военачальник с несколькими воинами, следом за ними вооруженные всадники. Македонцы объезжали крепостные стены города, проверяя надежность охраны городских ворот.
Возглавлявший македонский отряд военачальник обратил внимание на дорогую повозку и поинтересовался у стражи, что случилось.
– Да вот, – объяснил стражник, – гостья из Афин без разрешения хочет попасть в город.
Занавески раздвинулись, и в полном блеске своей красоты перед военачальником предстала Таида.
– Меня никто не предупреждал, что надо иметь разрешение на въезд в город.
– Таида! Это же Таида! – воскликнул военачальник. – Что привело тебя в Вавилон?
В военачальнике Таида узнала Кратера, одного из приближенных царя.