Лукреция Борджиа. Грешная праведница Павлищева Наталья

Как могла относиться к Лукреции Борджиа Изабелла д’Эсте, дочь Эрколе д’Эсте, герцога Феррары, внучка короля Ферранте, к незаконнорожденной дочери страшного Борджиа? У Изабеллы в роду только правители, и какие! Сестра Беатриче была замужем за Лодовико Моро, сама Изабелла жена Франческо Гонзага… А Лукреция? Дочь какой-то Ваноцци Катанеи, уже дважды побывавшая замужем, причем первый муж Джованни Сфорца сбежал и довольно долго жил при дворе самой Изабеллы, рассказывая о семействе Борджиа такие страсти, что слышавшие эти рассказы хватались за сердце. Второго мужа вообще убили, и ни для кого не секрет, что сделали это по приказу Чезаре Борджиа.

Теперь по настоянию Папы Альфонсо д’Эсте должен стать третьим супругом страшной красотки.

У Изабеллы смешалось столько чувств в душе, что ей и самой сложно разобраться. Но все эти чувства были не в пользу Лукреции.

Оскорбленное достоинство (в их семью войдет незаконнорожденная!), страх перед жестокостью Борджиа, опасения за брата, презрение к женщине, совершившей инцест, к той, от которой сбегали мужья, нежелание родниться ни с кем из Рима… Но было еще одно чувство, в котором Изабелла ни за что бы не призналась не только кому-то, но и самой себе. Она привыкла царить, привыкла во всем быть первой – самой красивой, самой разумной, самой богато одетой… единственной, достойной внимания. Изабелла всегда стояла на ступеньку выше остальных.

Как-то незаметно вровень с ней, а то и выше встала младшая сестра Беатриче, бывшая замужем за Лодовико Сфорца по прозвищу Моро. Тощий подросток, не представлявший собой ничего, постепенно превратился в настоящего лебедя, с ней считался разумный муж, она верховодила не просто при дворе, а в Милане вообще, ее волей Лодовико отодвинул своего племянника Галеаццо и сам стал править, у Беатриче был блестящий двор, при котором прекрасно себя чувствовали художники, поэты, даже сам великий Леонардо. И Беатриче он написал, а вот Изабеллу изобразил всего лишь на рисунке. Старшая сестра не смогла убедить Великого Мастера создать свой портрет.

Изабелла страшно завидовала сестре за то, что она была замужем за Лодовико Моро, за то, что Милан не Мантуя, что у Беатриче куда больше возможностей. Но чтобы показать всем, какая она сама образцовая женщина, Изабелла исправно рожала для Франческо детей, страстно желая, чтобы каждый следующий оказался мальчиком. О ней ходили слухи, что, родив первую девочку, мать безжалостно выбросила малютку из приготовленной для ожидаемого ею сына колыбельки. Без материнской любви девочка долго не прожила, но в вину себе Изабелла это не ставила…

Она лучшая, она первая женщина Феррары, несмотря на то, что ее собственный муж вообще-то в Мантуе. Изабелла легко бросала супруга, тем более, тот тоже без конца был в отлучках, поскольку много воевал, и подолгу жила в Ферраре, в Венеции или даже Милане. Милан она стала посещать после смерти сестры, а в Венецию старалась не приезжать одновременно с Беатриче, слишком бросалась в глаза разница между их благосостоянием. Зато в Ферраре, где отец и брат очень ценили свою разумную Изабеллу, та бывала часто, временами слишком часто. Франческо смотрел на такие вояжи супруги сквозь пальцы, с удовольствием развлекаясь сам.

И вот теперь в Ферраре грозила появиться новая хозяйка. Немыслимо, Лукреция Борджиа будет женой наследника Феррары Альфонсо д’Эсте! Такого и в страшном сне не увидишь.

Изабелла рвала и метала, она, кажется, сточила себе зубы, скрипя ими. Ничего, она сразу же покажет этой Борджиа ее место: стать супругой Альфонсо и даже герцогиней Феррары вовсе не означает стать в Ферраре хозяйкой и завоевать любовь семьи.

Но как бы ни злилась Изабелла, как бы ни требовала поставить наглецов на место, герцог Эрколе д’Эсте был вынужден согласиться на брак Альфонсо д’Эсте с Лукрецией Борджиа. Но герцог Феррары долго и упорно торговался из-за приданого, возможных послаблений от Феррары в папскую казну и всяческих благ для своего второго сына кардинала Ипполито.

Выбив из понтифика все, что возможно и даже больше (приданое Лукреции было огромным, такого не давали ни за кем), и сколько возможно затянув время, герцог Эрколе был вынужден отправить за невестой своих сыновей – Ипполито и Ферранте.

Все положенные процедуры в Риме были проведены, приданое тщательно пересчитано и взвешено, договор подписан, формально брак состоялся. Теперь оставалось отвезти невесту в Феррару, чтобы он состоялся фактически.

Что думала об этом сама Лукреция? Она сделала все, чтобы письмами убедить будущего свекра, что вовсе не так страшна, как расписывает ее молва. Что она добродетельна и готова выполнить все условия, поставленные новыми родственниками. Верил ли Эрколе этим письмам? Конечно, нет! Но он, как и Изабелла, считал, что из двух зол выбирают меньшее, значит, придется принять такую невестку, а уж поставить ее на место в самой Ферраре будет не так трудно.

Это понимала и Лукреция, она чувствовала, что предстоящая жизнь будет очень нелегкой, а пожаловаться некому. Но теперь молодая женщина знала еще одну страшную вещь – ей вообще некому жаловаться. Она должна все только сама. Лукреция не могла перестать любить отца и даже Чезаре, они были ее семьей, но и не могла больше жить рядом.

Ей нужна другая семья, сильная, такая, чтобы мужа нельзя было удушить, если он неугоден. Лукреция хотела жить без груза страха и проклятий. Но ей предстояло доказать, что не все Борджиа убийцы, что она может быть верной, хорошей женой, что вовсе не распутна. Сделать это очень трудно, когда за тобой тянется такой шлейф слухов, сплетен, если у твоей семьи такая репутация…

Но молодая женщина уезжала в Феррару с твердым намерением добиться своего. Она согласилась оставить отцу маленького Родриго, не надеясь больше увидеться с сыном, попрощалась с маленьким Джованни, ловя себя на том, что отношение к детям разное. Родриго от любимого Альфонсо, она малыша холила и лелеяла до самого отъезда, а Джованни словно чужой.

Но Лукреция согласилась оставить сыновей не только по требованию Папы, она словно отсекала от себя прошлую жизнь, страстно надеясь на новую.

С помощью французов и своими собственными силами Чезаре создавал свое государство, с которого был намерен начать завоевание всей Италии. Понимая, что отхватывать куски Неаполитанского королевства или той же Венеции ему никто не позволит, герцог взялся за мелкие города. Почему бы не прогнать графа Пезаро, если точно знаешь, что сопротивляться тот не способен? Можно прихватить и немного венецианских земель, но совсем немного, чтобы не дразнить спящего льва. Проснувшись, венецианский лев был способен придушить самого Чезаре.

Новое герцогство называлось Романьо, и нашлось немало мелких правителей, спешивших заручиться поддержкой беспокойного сына понтифика в надежде, что тот пройдет мимо. Таким был и герцог Урбино Гвидобальдо.

Через Урбино предстояло проехать торжественной процессии, везущей невесту Альфонсо д’Эсте Лукрецию Борджиа. И между супружеской парой герцогов Урбино разгорелся скандал. Гвидобальдо предпочел бы не ссориться с понтификом, а его супруга Елизавета, урожденная Гонзага, захлебывалась гневом при одной мысли, что ей придется сопровождать эту выскочку в Феррару. Бесилась Елизавета с того самого времени, как в Урбино получили повеление Папы о помощи его детям.

…«За что она меня так ненавидит, что я сделала ей плохого?» Эти мысли не давали Лукреции покоя с первой минуты встречи с Елизаветой, герцогиней Урбино. Елизавета была урожденной Гонзага, ее брат знаменитый Франческо Гонзага когда-то произвел на Лукрецию очень хорошее впечатление, он был приятным в общении и очень доброжелательным. Почему же его сестра столь неприязненно относилась к новой герцогине Феррары?

Заметив выходки герцогини Урбино, Ипполито со смехом объяснил:

– Они с Изабеллой подруги, Елизавета заодно с моей сестрицей ненавидит тебя.

Ничего себе заявление! Обнадежил, называется. Лукреция и сама прекрасно понимала, что золовка вовсе не будет ей рада, но не до такой же степени, чтобы натравливать даже свою собственную золовку!

– Не думай, что Изабелла примет тебя с распростертыми объятьями. Можешь не сомневаться, что там уже приготовлено для тебя мно-о-ого всяких гадостей. Изабелла считает себя лучшей и первой во всем. Если ты станешь всячески унижаться и потакать ей, то превратишься в простой объект насмешек, сестрица делает это с удовольствием. А если станешь сопротивляться, то между вами начнется война.

– Я не хочу ни с кем воевать! Неужели нельзя меня просто оставить в покое?

– Только не Изабелле. Она даже при матери считала себя правительницей Феррары, и теперь принять новую герцогиню, в то время как она сама всего лишь маркиза Мантуи…

Ипполито не стал рассказывать, что немало попортил нервов Изабелле, расписывая ей умопомрачительные наряды будущей невестки, ее умение поддержать любую беседу, ее отменный вкус и красоту. Делал это кардинал не столько из-за настоящего восхищения Лукрецией, кардиналу хоть и понравилась будущая герцогиня Феррары, но не настолько, чтобы предпочесть ее всем остальным, скорее он писал сестре, чтобы позлить ту.

Ипполито знал, что вместе с братьями Изабелла, даже находившаяся в Мантуе, умудрилась отправить своего шпиона. Эль Претто столь старательно соблюдал наказ ежедневно отправлять подробнейшие отчеты в Мантую, что не заметить этого не смогли даже Борджиа. Но останавливать гонцов не стали, пусть пишет.

Братья тоже писали, каждый по-своему хваля будущую невестку, но Ипполито старался особенно, он знал, как разозлить сестру. Понимал кардинал и то, что добавит проблем самой Лукреции, заранее подливая масло в огонь, но почему бы и нет? Так Ипполито мстил за то, что ему придется довольно долго оставаться заложником у Борджиа и часто иметь дело с Чезаре, от которого д’Эсте чувствовал опасность. При желании они могли бы подружиться, однако Ипполито вовсе не стремился к этому, помня о слишком дурной репутации Чезаре Борджиа.

Но Лукрецию ему было жалко, кардинал понимал, каково бедолаге будет рядом с Изабеллой, а потому перед самым своим возвращением в Рим решил подробно рассказать невестке, что ее ждет в Ферраре. Она, кажется, не дура, а потому поймет и учтет его предупреждения. Ипполито надеялся также на то, что Лукреция в знак благодарности посоветует, как держаться с Чезаре Борджиа, чтобы не стать жертвой, как Альфонсо Арагонский.

Беседа получилась очень полезной для обоих, за эти часы Лукреция многое узнала о Ферраре, семействе д’Эсте и особенно Изабелле. Ипполито не очень поверил в то, что Джованни Борджиа убил не брат, что и Альфонсо тоже придушил не он, но с его согласия.

– Чезаре просто нельзя давать понять, что вы чем-то ему угрожаете. Он очень доброжелателен с теми, кому доверяет. И еще… всегда надо подчеркивать, что вы понимаете и признаете его силу, уважительно к ней относитесь.

Ипполито с интересом посмотрел на Лукрецию, а ведь она умна… Жаль, что Лукреция принадлежит семейству Борджиа, ох и трудно будет ей в Ферраре!

Елизавета Гонзага герцогиня Урбино была вынуждена признать, что Лукреция одета весьма элегантно, что она действительно хороша собой, что доброжелательна… Будь эта молодая женщина не Борджиа, герцогиня, пожалуй, могла и подружиться с новой д’Эсте, но одна мысль, что брат Лукреции Чезаре Борджиа, приводила Елизавету в ярость. Чезаре реально угрожал захватом Урбино, и приходилось всячески ублажать и его, и теперь его сестру, чтобы этого не случилось. А еще раньше муж Елизаветы Гвидобальдо герцог Урбино, находясь в армии Джованни Борджиа и выполняя его идиотские приказы, попал в плен, где заработал множество болезней, в результате супруг превратился в настоящую развалину, боящуюся всего, его суставы скрутил ревматизм, от былой красоты и уверенности не осталось ничего, а само герцогство находилось на грани разорения из-за огромного выкупа, который пришлось платить французам.

Елизавета и слушать не желала супруга, внушавшего ей, что девушка-то не виновата в том, что один из ее братьев оказался совершенно бездарным полководцем, едва не погубившим всю армию, а второй слишком жестоким. Они все Борджиа, и этим все сказано!

Сестра Франческо Гонзага сделала все, чтобы Лукреция поняла, что принимают ее только из-за жестокой необходимости, а еще, чтобы отравить ей все время пребывания на территории герцогства и до самой Феррары. Она нарочно замыслила измывательства, чтобы к Ферраре Лукреция приехала с испорченным настроением и соответственно видом.

Когда их покинул Ипполито, возвращавшийся в Рим в качестве заложника от семьи д’Эсте взамен Лукреции, пока та не станет настоящей герцогиней, бедная женщина почувствовала, что потеряла если не друга, то одного из немногих из Феррары, кто относился к ней хорошо. Теперь до Феррары ехать предстояло в обществе Елизаветы. Но если Лукреция была от такого в ужасе, то сама Елизавета… радовалась, предчувствуя возможность поиздеваться над Лукрецией.

С Лукрецией в Феррару отправились Адриана Мила и две племянницы Папы, не считая многих придворных дам и кавалеров, а также слуг.

Узнав, что ехать придется через Пезаро, Лукреция с трудом сумела не выдать своего смятения, как ни вглядывалась в ее лицо Елизавета, вот уж куда ей вовсе ехать не хотелось. Зато герцогиня Урбино радовалась, что сумеет показать этой самозванке чего она стоит. Ничего, ничего, вот когда жители Пезаро начнут выкрикивать ей оскорбления, она убедится, что иметь деньги Папы еще не значит иметь уважение!

Конечно, Лукреции вовсе не хотелось появляться в Пезаро, несмотря на то, что правил городом теперь оставленный Чезаре Ромиро де Лорка. Испанца не слишком любили в Пезаро, если не сказать ненавидели. А тут еще бывшая графиня, столь скандально разведшаяся с бывшим графом Джованни Сфорца. Конечно, Лукреции бы избежать появления в Пезаро, но Ромиро, желая выслужиться перед Чезаре Борджиа, подготовил феерическую встречу и множество пиров, маскарадов, фейерверков… причем не только в Пезаро, но и по всей территории нового герцогства Романио.

В Пезаро Лукреция въезжала словно на Голгофу. Елизавета умудрилась настоять, чтобы она ехала верхом, а Ромиро, желая показать дочери Папы, как подготовился город, активно поддержал герцогиню Урбино. Не желая показывать своей растерянности и боязни, Лукреция села в седло. Она старалась держаться прямо и не смотреть по сторонам, ожидая презрительных выкриков со всех сторон. Казалось, в ее адрес полетят оскорбления, проклятья и вообще гнилые фрукты. Но…

– Эй, да это же наша златовласка!

– Наша графиня Пезаро!

– Наша золотая графиня Лукреция!

Растерянная Лукреция подняла глаза, несмело улыбнулась, не веря своим ушам, потом улыбнулась уже шире и даже помахала рукой. Пезаро не забыли графиню, которая неплохо управляла городом и немало ему пожертвовала. А что до ее отношений с графом… то это их дело. Графа Джованни Сфорца не слишком любили в собственном городе.

Хороший прием продолжался все время, пока они ехали по Романио. Елизавете Гонзага оставалось только скрипеть зубами от злости.

Когда прибыли в Римини, она вдруг попросила, чтобы задержались хоть на день.

– Слишком холодно, я не могу согреться по вечерам и подолгу не могу заснуть. Нужно отдохнуть хоть немного.

– Но осталось совсем чуть-чуть…

– Я понимаю, вы молоды и полны сил, а я нет.

Лукреция со вздохом согласилась, хотя замечания Елизаветы не были справедливыми, они и так ехали очень медленно, в каждом небольшом городе останавливались, устраивали праздники, отдыхали. Но теперь, когда они двигались по территории Феррарского герцогства и Ромиро де Лорка больше не защищал, Лукреция чувствовала себя не слишком уютно, несмотря на то, что рядом с ней были два брата ее будущего мужа.

Она одевалась к предстоящему балу, когда в спальню скользнула перепуганная служанка Джулиана.

– Что случилось?

– Госпожа, я только что видела…

То, что рассказала Джулиана, совсем не понравилось Лукреции.

– Ну-ка, позови ко мне Пьетро.

Возглавлявший охрану Лукреции Пьетро пришел быстро, выслушал хозяйку, кивнул и исчез. Немного погодя из города в сторону Пезаро поскакал всадник, а за час до этого в другую еще один.

Немногие заметили, что в тот вечер на балу, который она открывала с братом будущего мужа Ферранте, Лукреция была беспокойна. Среди подметивших это была Елизавета Гонзага.

– Что с вами, почему вы беспокойны?

Ответить Лукреция не успела, в зал почти вбежал нарочный, присланный от городских ворот, конечно, он постарался не бросаться в глаза, но все равно устроил переполох сообщением, что у ворот собрались люди во главе с Каррачьолло.

Не так много времени прошло с того дня, когда Чезаре Борджиа попросту похитил невесту этого Каррачьолло Доротею, ехавшую на их свадьбу. Куда девалась девушка, так никто и не узнал. Чезаре категорически отказывался признавать свою вину, заявляя, что у него достаточно куда более красивых женщин, чтобы зариться на Доротею, но Борджиа никто не поверил. Тем более, перед этим он недвусмысленно ухаживал за чужой невестой.

Лукреция не знала, действительно ли Чезаре похитил девушку, но понимала гнев Каррачьолло. Она только не понимала, почему должна платить своей жизнью и честью за брата. Покосившись на Елизавету, Лукреция встретилась со злорадным взглядом Гонзага. Все прекрасно понимали, что может означать такая угроза.

Ферранте схватился за оружие:

– Мы не допустим оскорбления донны Лукреции!

А та вдруг выпрямилась, окинула взглядом замерших людей и звонким голосом спокойно возразила:

– Я думаю, вам не придется доставать свои мечи. Я предвидела опасности, которые мне уготованы на земле герцогства, а потому попросила вернуться Ромиро де Лорку с его отрядом. Немного погодя он также будет у ворот. А Каррачьолло, если у него есть претензии к Чезаре Борджиа, следовало бы воевать с ним, а не со слабой женщиной. Человек, мстящий слабому, вместо того, чтобы дать отпор сильному, недостоин даже презрения. Это не мужчина, а тряпка!

Елизавете она тихонько добавила:

– Боюсь, что мне придется просить защиты у брата, слишком много вокруг недоброжелателей…

Гонзага сделала вид, что ей дурно от испуга:

– Простите, донна Лукреция, я слишком взволнована грозящей вам опасностью, могу я удалиться?

– Да, конечно, и попросите также своих друзей удалиться от городских ворот, я действительно отправила гонца к Ромиро де Лорке.

Елизавета сделала вид, что не расслышала вторую фразу, но по тому, как она побледнела, Лукреция поняла, что она все слышала и действительно испугалась.

Глядя вслед родственнице, Лукреция тяжело вздохнула: ненависти женщин стоило бояться больше, чем банд преступников. Хорошо, что Джулиана случайно услышала, как Елизавета отправляет к Каррачьолло гонца, а ведь могла бы и не услышать. Ипполито прав, Изабелла Гонзага и вот эта Елизавета Гонзага ненавидели будущую герцогиню Феррары, не желая видеть ее супругой Альфонсо, они могли придумать что угодно: от простых оскорблений до отравления.

Ночью Лукреция долго лежала без сна и размышляла. За что?! Почему ее так ненавидят люди, которым она не сделала ничего плохого? Потому что она Борджиа? Потому что одни завидуют Папе, его умению вести дела, тому, что испанец из не слишком знатного семейства стал самым богатым человеком Церкви и покровительствует своим детям? Потому что Чезаре сумел стать одним из самых богатых людей Италии?

Она прекрасно понимала, что отца и брата ненавидят не только за богатство, а потому что считают выскочками. Александру не могли простить его жизнелюбия, того, что не скрывает своих страстей, даже тяги к золоту не скрывает. Чем Александр хуже предыдущих Пап? Да ничем! Разве менее развратен любой из кардиналов, льющих на него грязь? Разве меньше любит деньги Джулианно дела Ровере? К тому же он продажен, это он привел французов в Италию. Разве нет любовниц у других кардиналов? Нет незаконнорожденных детей? Только Александр всего этого не скрывает, не прячет детей, называя их племянниками. Он ловкий политик, но разве от этого Италии хуже?

А Чезаре? Как же они не видят, что главная мечта Чезаре Борджиа – объединить Италию в единое государство вместо множества герцогств и отдельных городов-государств! Хочет сделать это под своей рукой. А другой хотел бы под чужой? Чезаре обвиняли в сотрудничестве с французами, но ведь у него жена француженка, кроме того, разве остальные поступали не так же? Лодовико Моро вообще заключил с ними договор, но его никто не осуждал. Эрколе д’Эсте тоже, да и многие другие.

Лукреция пыталась понять, что же вызывает у людей зубовный скрежет при одном упоминании имени ее брата. Конечно, то, чего боится и она сама – стремление подчинить себе все и вся, волю любого человека, оказавшегося рядом. Разве сама сестра бежала от брата как можно дальше в Феррару не от этого?

А еще Чезаре ненавидели за жестокость. Лукреция не раз видела примеры этой жестокости, иногда он делал больно даже ей, словно показывая, что может справиться с кем угодно, даже с теми, кого сильно любит. Да, брат жесток, он не считается не только с чувствами, но и с жизнями других, для Чезаре убийство не преступление. Даже по сравнению с не менее жестокими людьми он производил тяжелое впечатление. Борджиа мог быть очень милым, учтивым, доброжелательным, но потом в него словно вселялся дух безжалостности. Лукреция подозревала, что именно в таком состоянии он легко сворачивал шеи здоровенным быкам или побеждал в схватках медведей.

Но брат старался не показывать свою злость любимой сестре. с Лукрецией он был ласков, лишь изредка ее пугая. Зато рядом с братом она чувствовала себя защищенной. А теперь?

Ей вдруг стало страшно, не зря ли она это сделала, ведь почти сразу ей дали понять, насколько ненавистна, сколько опасностей вокруг, как легко можно погибнуть или быть обесчещенной. Под защитой Папы и Чезаре было куда спокойней, в Риме или даже в Пезаро ей и в голову не приходило, что она беззащитна, а что теперь? Может, не стоило соглашаться на брак так далеко от дома?

Но останься она дома или где-то неподалеку, все быстро вернулось бы на свои места: очередной муж чем-нибудь не угодил брату и погиб. Лукреция очень любила своих родных, несмотря ни на что гордилась тем, что она Борджиа, и от этого имени отказываться не собиралась. И все же любовь не помешала ей заметить, даже не осознавая этого до конца, что даже Папа все больше и больше попадает под влияние сына, что очень скоро все будет в руках Чезаре, а это не принесет ничего хорошего ни Риму, ни даже Италии. Чезаре нельзя допускать к власти! Он умен, он силен, он опытен, но он слишком подавляет.

А еще Чезаре был очень болен. Еще в юности Борджиа подхватил «французскую болезнь», как тогда называли сифилис, много лет его лечили с переменным успехом, но теперь болезнь откровенно брала верх. Недуг заставлял сильно страдать физически, но так же сильно подхлестывал морально. Словно назло своей болезни, а может, и предчувствуя, что ему недолго жить, Чезаре стремился довлеть над всеми, он подавлял, не оставляя людям возможности не подчиняться; тот, кто осмеливался делать это, был обречен. Чезаре становился злым гением Италии.

И все же, почему она должна платить за брата: просто потому, что она Борджиа?

Лукреция задумалась. Будь у нее выбор: всеобщая любовь или имя и ее родные, что выбрала бы? И поняла, что все равно осталась бы Борджиа! Да, она Борджиа и не намерена скрывать это ни перед кем! Даже если бы в комнату вдруг ворвались бандиты Каррачьолло, Лукреция все равно повторила бы это.

А всеобщую любовь она завоюет. В Ферраре завоюет, несмотря на множество самых страшных и гадких слухов, которые распространяют о ней Изабелла, вот эта Елизавета и множество других ненавидящих «выскочек Борджиа». Несмотря на все недостатки, Чезаре ее брат, а лучшего отца, чем Александр, и пожелать трудно.

С воспоминаниями об оставшемся в Ватикане отце она заснула.

Разбудили ее до рассвета, сообщив, что отряд Ромиро подошел к городу и готов сопровождать дальше. Но они решили не входить в сам Римини, чтобы не вызывать ненужных разговоров. Разумное решение, похвалила Лукреция и приказала немедленно отправляться.

Торжественных проводов не получилось, сонным слугам пришлось быстро уложить вещи, а сопровождающим, кое-как одевшись, двинуться в путь. Недовольная Елизавета попробовала ворчать, но Лукреция довольно резко оборвала ее:

– Если бы не вы, мы могли бы ехать без охраны и в свое удовольствие.

– При чем здесь я?

Ответом был только взгляд, но Елизавета Гонзага поняла, что и Лукреция умеет смотреть так, что по спине побегут мурашки. И все же немного погодя она еще раз попыталась испортить Лукреции настроение:

– Хочу тебя обрадовать, Джованни Сфорца решил тоже приехать на вашу свадьбу, ведь мы родственники Изабелле.

Лукреции стоило больших усилий не разразиться слезами или возмущенными воплями. Но Елизавета этого только и ждала, а унижаться перед этой змеей не хотелось. Выглянув за полог носилок, в которых они ехали, и дав несколько распоряжений охране, Лукреция снова откинулась на подушки:

– Джованни? Он не боится неприятностей?

– Каких? – приподняла бровь Елизавета. В голосе слышалась откровенная насмешка.

– Я слишком много неприглядного знаю о нем. – Голосок у Лукреции ангельский, но это не обмануло Гонзага. Насторожившись, она, однако, вида не подала.

– Но пока неприглядное рассказывает он о тебе.

– Конечно, почему бы не говорить, если я далеко. Посмотрим, рискнет ли он это сделать мне в глаза.

– Что ты знаешь о нем такого, чего должен бояться Джованни?

Лукреция широко улыбнулась:

– Я не Джованни Сфорца, не забывай, если скажу, то только в лицо. К тому же у меня есть документы, кое-что подтверждающие.

– То, что он импотент? Но граф Пезаро женился и весьма счастлив в новом браке.

– Столь счастлив, что никак не может забыть первый. Но документы вовсе не касаются наших с ним отношений. Если у тебя есть с ним связь, передай, что я могу их обнародовать. И в случае, если по его вине что-то случится со мной, они тоже станут известны.

Лукреция блефовала, никаких документов о предательстве бывшего супруга и его продаже секретов врагам у нее не было, но она понимала, что если понадобится, то Папа быстро найдет свидетелей, и документы будут. Сейчас ей хотелось одного: чтобы Елизавета, наконец, оставила ее в покое!

Получилось, озадаченная Гонзага до самой Феррары больше в разговоры не вступала. Лукреция поняла, что временами ей придется показывать зубы и давать понять, что на них может быть яд, без этого в Ферраре ее просто съедят. Ничего, я Борджиа, я справлюсь, решила она про себя.

И вот, наконец, трудный, хотя и не такой уж далекий путь позади, по ту сторону реки По Феррара. Переодевшись из дорожного в нарядное платье, Лукреция стояла на пароме и смотрела на стены города, в котором ей предстояло жить. Как-то встретит ее Феррара?

Рядом хмыкнул Ферранте:

– Сестрица едет.

Лукреция чуть прищурила глаза; действительно, к берегу, видно, предупрежденная стражей, приближалась целая кавалькада всадников. Впереди женщина. Уверенная посадка в седле выдавала опытную наездницу. Адриана подтвердила:

– Маркиза Мантуи выехала встретить вас.

Что это значило – Изабелла решила почтить ее потому, что действительно хотела добра, или это попытка разглядеть невесту раньше всех и успеть сделать какую-то гадость? Оглянувшись на Елизавету, Лукреция поняла, что второе, уж слишком злорадной была улыбка Гонзага.

Изабелла постаралась вложить в свое приветствие и объятья столько надменности и презрения, что Лукреции показалось, будто она обнимается с огромной змеей. Один неверный шаг, и тебя проглотят. Теперь постоянная злость Елизаветы выглядела просто мелким недовольством. Не зря ли она вообще ввязалась в эту историю с замужеством в Ферраре?

Но Изабеллу сопровождал красивый молодой человек, взгляд которого был весьма дружелюбным.

– Мой брат, незаконнорожденный сын герцога Феррары Джулио, – представила его маркиза Мантуи, явно сделав ударение на слове «незаконнорожденный», мол, кому же, как не ему приветствовать незаконнорожденную дочь Папы.

Изабелла тут же сделала вид, что заметила Елизавету, и бросилась к ней с возгласом:

– Ах, дорогая, как я рада тебя видеть!

Герцогиня Урбино ответила тем же, казалось, две возлюбленные сестры заключили друг дружку в объятья, но Лукреция уже ничему не верила. А еще говорят, что в Риме нечестны, что Борджиа фальшивы! Посмотрели бы эти объятья двух змей, готовых объединиться против нее.

Это же подумал и Джулио, он усмехнулся и тихонько шепнул Лукреции, кивнув на прижимавшихся щекой к щеке женщин:

– Две змеи…

Ответом был лукавый взгляд. Джулио подмигнул, стараясь, чтобы никто не заметил.

Лукреция мысленно вздохнула с облегчением: не все в Ферраре такие, как Изабелла, братья относились к ней неплохо, да и Изабелла не станет жить в Ферраре постоянно, у нее есть Мантуя. Надо только продержаться несколько недель, пока маркиза не уедет восвояси, а потом все наладится.

Старый герцог Феррары встречал сноху, спокойно глядя на то, как она подходит, как опускается на колени. Так же спокойно поднял ее и поцеловал в щеку:

– Я рад видеть тебя, дитя мое, в Ферраре. Это мой сын Альфонсо, твой муж.

Лукреция с Альфонсо обменялись взглядами, ничего не сказавшими остальным, они не стали рассказывать, что уже знакомы, это ни к чему знать противной Изабелле.

Дело в том, что, не вытерпев из-за самых разных нелепых слухов, в основном распространяемых сестрой о его будущей жене, Альфонсо, как мальчишка, бросился ей навстречу и поздно ночью прибыл туда, где пока остановилась невеста со своей свитой. Не показываясь никому, Альфонсо успел познакомиться с Лукрецией и понять, что та вовсе не монстр, каким рисовала Борджиа Изабелла.

По тому, как разглядывал ее Альфонсо, Лукреция поняла и его опасения, и то, что самое трудное еще впереди, поскольку маркиза Мантуи не упустит ни единой возможности сделать ей гадости или ославить на всю Италию. Что ж, хорошо, что поняла это заранее, а не тогда, когда было бы уже поздно.

Но поняла Лукреция и еще одно: она понравилась Альфонсо, может, он и не был в таком восторге, как другие братья, но остался доволен.

То, что Альфонсо ничего не сказал о своей выходке отцу, пришлось Лукреции по душе, у них с мужем будет маленькая, но тайна, а это сближает. Ей очень хотелось быть душевно близкой с мужем, такими были их отношения с Альфонсо Арагонским… Но о погибшем муже она запрещала себе думать, чтобы не плакать.

Изабелла постаралась сделать все, чтобы поставить невестку в неловкое положение, она лично выбрала лошадь для ее парадного въезда в город. Великолепная кобыла была и украшена соответственно, однако никто не подумал, что только опытная всадница сможет справиться с норовистым и капризным животным среди возбужденной, радостной толпы с выкриками, гвалтом, яркими цветами праздничных нарядов. Лукреция была опытной всадницей, она справилась, но только она знала, чего это стоило.

К концу первого дня бедная женщина с трудом смогла вернуть губы в нормальное состояние, казалось, теперь улыбку не стереть с лица, но вовсе не из-за испытываемой радости – Лукреция улыбалась, стараясь быть приятной всем феррарцам, начиная со старого герцога Эрколе и до маленького поваренка, чья любопытная рожица выглядывала из двери кухни.

Но это горожанам могла нравиться милая, выглядевшая совсем юной супруга Альфонсо, а вот его сестрице Изабелле ни за что. Анджела даже отвлеклась от Джулио, которому откровенно строила глазки, чтобы посочувствовать Лукреции:

– Покоя не будет, пока эта змея в Ферраре.

Изабелла неприязненно разглядывала наряд невестки, довольно громко делая замечания по поводу выбора цветов и качества отделки. Про фасон вообще было заявлено, что такое можно было придумать только в Риме. Больше нигде так не носят! Лукреция, не выдержав, не осталась в долгу. Улучив момент, когда никого из мужчин не оказалось рядом (ни к чему сразу говорить гадости при герцоге или муже), так же громко заметила Анджеле:

– Посмотри, здесь еще не знают, что при французском дворе давным-давно в моде вот этот фасон. – Дав время осознать Изабелле с ее подпевалами суть сказанного, Лукреция почти сокрушенно вздохнула: – Неудивительно, Феррара так далеко от остальных… Сюда едва ли быстро приходят вести из Франции.

Больше Изабелла в тот день замечаний не делала, видно понимая, что может нарваться на достойный ответ. Но и сама Лукреция прикусила язычок; как бы ни хотелось щелкнуть по носу мантуанскую змею, делать этого не стоило, все же она д’Эсте, ссориться с членом семьи, да еще и таким, желая быть в этой семье признанной, опасно.

Лукреция постаралась выбросить из головы все неприятности, связанные с Изабеллой, потому что ей предстояла первая брачная ночь с Альфонсо д’Эсте, причем на сей раз Папа настаивал, чтобы консумацию брака засвидетельствовали достойные люди. Пришлось Альфонсо и Лукреции заниматься сексом под любопытными взглядами троих достопочтенных мужчин. Альфонсо был на высоте. Он исполнил свой долг трижды за ночь, но и Лукреция не подвела, показав себя достаточно горячей женщиной. Консумация брака состоялась, о чем немедленно было сообщено в Ватикан.

Лукреция Борджиа стала законной женой Альфонсо д’Эсте. Хотя каждый понимал, насколько это зыбко, ведь у Лукреции за плечами спорный развод, а Папа не вечен. Стоит с ним чему-то случиться, и развод с Джованни Сфорца можно признать недействительным, следовательно, таким же мог оказаться и брак с д’Эсте. Может, герцог на это и рассчитывал?

Лукреции было нужно как можно скорее родить д’Эсте наследника, лучше не одного, чтобы укрепить свое шаткое положение в Ферраре. В Феррару и семью д’Эсте мало попасть, нужно еще и удержаться, что значительно труднее. И Папа помочь в этом не мог ничем.