Главная
Коллектив авторов
Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1
Читать онлайн бесплатно

Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 Коллектив авторов

Остужно-вьюжной снежной хронике
Я предложу легко взамен
Зелёный сад на подоконнике,
Где пламенеет цикламен!

Насвистывают мирно в носики
Два лежебоки, два кота…
В лесу не сыщешь даже просеки,
А в доме ладном – красота!

Ты повинишься

Вино в буфете, по старинке…
Да разве плохо мы живём?
Давай с тобой, как на картинке,
Его по чашам разольём.

И жизнь легко переиначим,
И слёзы спрячем до зимы,
Поговорим о том, что значим
Вдали от пёстрой кутерьмы.

Ты повинишься, что влюбился,
Что «непорядок» с головой,
Что у неё… в пупочке пирсинг,
А ты, как мальчик, сам не свой.

Мне улыбнёшься старомодно
И тронешь поредевший чуб…
Да если сердце к чувствам годно,
Люби взахлёб, пока ты люб!

И рассмеёмся мы невольно,
Ведь ты влюблённый, знать, живой.
Пусть впереди темно и больно —
Ныряют в омут с головой.

Вино любви не на картинке
Горчит рябиновым огнём,
Давай, дружище, по старинке
Мы чаши доверху нальём.

Счастья часы

В жёлто-синий квадратик двора
Лист багряный слетит без труда.
Карнавальных дерев мишура
Закачается в чаше пруда.

Пёс безродный уткнётся в ладонь:
Мол, давай-ка с тобою дружить…
Вспыхнет клёна весёлый огонь,
То-то повод, чтоб попросту жить.

В жёлто-синий квадратик двора
Лист последний слетит без стыда.
Золотая качнётся пора
В малахитовой чаше пруда.

Мне на краешке этой красы
Тем двором и тебя закружить,
Пусть отмерены счастья часы,
Ни о чём мы не станем тужить!

На выставке импрессионистов

Лиловы так, что хочется потрогать
В кувшине на столе прованские ирисы,
Сияют золотом подсолнухи Ван Гога,
Густеет неба синь мазком Анри Матисса.

И «Завтрак на траве» Мане стремглав готовит…
Дега, устроившись удобно на паркете,
Палитрой голубой танцовщиц ловко ловит —
Прекрасных бабочек, порхающих в балете.

Моне спешит в поля к стогам и макам,
Миг бежевой зари на холст, как маг, вбирает,
Пьер Ренуар, ну просто франт во фраке,
Перед красавицею кисти растирает!..

Горбун Лотрек давно не столь несчастен,
И дамы в «Мулен Руж» чисты и непорочны…
Художник, как ты радостно причастен
К тому, что мир так живописно сочен!

Былое, словно сновиденье

Былое, словно сновиденье,
Нечётко смотрит на меня,
По-птичьи проступают тени
Всех тех, кого любила я.

О, вереница лиц неясных…
Вы – эхо отзвучавших лет,
Вы – звёзды, что давно угасли,
Но ваш ещё струится свет.

И я опять, пусть на мгновенье,
Вгляжусь в былого силуэт,
Там оживают милых тени,
Там не размыт ещё их след.

Параллельные миры

У тебя под окном Нева,
На фасаде —
лепнины декор…
У неё —
под окном трава,
На стекле —
дождинок узор.

У тебя не вершки —
верхи,
Ты желаньям давно господин.
У неё —
по ночам стихи
Да иллюзий химерный дым.

У тебя —
за банкетом банкет,
Жизнь сверкает театром мод…
У неё —
лампы жёлтый свет
Да от бабки смешной комод.

Что ж ты плачешь,
как сучий сын,
Что же воешь, как серый зверь?
Ты —
такой на округу один!

А она не открыла дверь!

Дождинок не стирая…

Плачет Петербург…
Зачем он плачет?
Господи,
ему бы жить иначе!
Триста лет текут из сизой хмари
Слёзы над усталыми домами.

С плоских щёк дождинок не стирая,
В небеса глядит он,
не мигая.
Плачет город мой…
Веками плачет!
Захочу —
и станет всё иначе!

И своей любви к нему не скрою,
Заберусь на тучи,
как на кровлю,
Упрошу сердитое их племя,
Пусть оставят город,
хоть на время!

Вспыхнет свод майоликовой синью,
Брызнет солнце
долькой апельсина,
Птицы разольются вешним гвалтом…
О, каким мой Питер станет франтом!

Только плачет он…
Дождями плачет!
Не дано судьбы переиначить…
Триста лет текут из сизой хмари
Слёзы над усталыми домами.

Ирина ЖАРКОВА

Осенние миражи

Петербургская ночь заблудилась в туманах,
Где мерцающим светом горят фонари,
Здесь нетрудно поверить любому обману
И в счастливом обмане дожить до зари.
Но, дождливым рассветам и сумеркам рада,
Я ни в чём не посмею мой город винить —
Надо мною в аллеях старинного сада
Ветер кружит стихов серебристую нить.
И летят по ветвям разноцветные блики,
От шагов разбиваются луж витражи,
О любивших тебя – и простых, и великих,
Летний сад, ты мне тайны свои расскажи…
Здесь мелькают порою прошедшего тени —
Адъютантов, красавиц, и верных пажей
И поэтов, ступавших по этим ступеням.
Летний сад, я в плену у твоих миражей!
Оживают застывшие в камне сюжеты,
Осень вновь пишет золотом автопортрет.
Петербургская ночь окликает поэтов,
И струится в ночи вдохновения свет.

Васильевский остров

На Васильевский остров я смотрю из окна —
Стрелка, красные ростры, справа биржа видна.
Мой Васильевский остров – остров первой любви,
Не по отчеству – просто, вновь меня позови!

И на Малом проспекте, у знакомых ворот,
Через годы, поверьте, снова сердце замрёт.
Сколько раз на свиданье я спешила в тот сад…
А подальше – Смоленка: прадед с дедом лежат.

На Васильевский остров вновь судьба привела —
Ранним утром июльским сына здесь родила.
Здравствуй остров Васильев! Ты по жизни – родня,
Мы с тобою из сильных: ведь – Васильевна я!

Васильки России

Посвящается отцу – Карявину Василию Васильевичу

Имя деда и отца – Василий,
И отчасти, может, потому,
Полевые васильки России
Так созвучны сердцу моему.

И глядеть, и век не наглядеться
Мне на это поле за рекой,
Где, смеясь, бежит навстречу детство,
Машет мне мальчишеской рукой.

И пока живу на белом свете,
Помню это поле в васильках,
Где за день набегавшись, как ветер,
Плыл куда-то в васильковых снах.

Красоту ценили наши предки,
Или было больше васильков,
Только имя это стало редким,
Что пришло из глубины веков.

И хоть нынче стали мы другими,
Но синеет небо надо мной,
Сбереги, Россия, это имя,
Это поле над родной рекой!

Валерий ЖИДКОВ

Во дворе подгулявшая вьюга

Во дворе подгулявшая вьюга
Не устала плясать гопака.
Навестить не могу нынче друга,
Как у нас говорят, без звонка.

Лишь ступи на большак – непогода
Встретит, как с кистенём злобный тать.
А три цифры подъездного кода
Память больше не в силах держать.

Налицо, к сожаленью, потери.
Ставя чайник на «медленный» газ,
Про замки и железные двери
Скромно я промолчу в этот раз.

В добром здравии, памяти, силе,
Не ершист, не злоблив, не колюч…
Я из той, из барачной России,
Где у двери под ковриком ключ.

Берёзы на передовой

Глаза комбата застилают слёзы
От чувства незаглаженной вины
За то, что на передовой берёзы
С ним разделяют тяготы войны.

Вспотевший лоб, как над задачкой, морща,
Ракетой в небо чёрное паля,
Он твёрдо знал – берёзовая роща
Обителью была для соловья.

Ничто для мины на земле не свято,
Подумал он, дурную мысль гоня,
Берёзки здесь, как сёстры медсанбата,
Почти у самой линии огня.

И у бойцов опять теплеют лица,
Меняют облик грубые черты,
Когда лоскут «берёзового ситца»
Они им рвут на свежие бинты.

Бинты на раны наложив с любовью,
От пуль закрыть готовые уже,
И, истекая соком, словно кровью,
Стоят, как на последнем рубеже.

Целуйте руки матерей

В рассвете юности своей,
Мальчишки, мудрые мужчины,
Целуйте руки матерей
В прожилках синих и морщинах.

И не стесняйтесь целовать
Ладони, пальчики, запястья.
Что возле вас хлопочет мать —
Неописуемое счастье.

Но разве дело за борщом
Домашним, к завтраку – в оладьях…
Кто так на свете вас ещё
По голове седой погладит?

Себя так строго не суди
За эту под глазами слякоть,
Но нам на чьей ещё груди,
Как в детстве, жалобно поплакать?

Вы на глазах родных детей
Неловко, трепетно, солидно
Целуйте руки матерей,
А им за вас не будет стыдно.

Николай ЗАЗУЛИН

Для них я – близкий и земляк

Для них я – близкий и земляк.
Здесь помнят всё о жизни нашей.
И только издали ветряк
Руками мне уже не машет.
Иду я полем вдоль межи,
А мне колосья бьют поклоны.
И мысли, быстрые стрижи,
Летят, прошедшее затронув.
И вдруг тоски скользнула боль:
Не я ваш сеятель-хранитель,
Кто познавал здесь пота соль,
Я – созерцающий любитель,
От вас сбежавший сельский житель.
Живу в далёкой стороне,
Не скоро снова я приеду.
Не мне вы кланяйтесь, не мне,
Вы низко поклонитесь деду:
Он вас и сеял, и растил,
Ухаживая по-отцовски.
Я вас случайно посетил —
Пришёл, ушёл, как гость московский.

Сестре

Ты помнишь, мама говорила:
Не всё, что светится, – светило.
Не всё, что яркое, – цветок.
А ты сидишь, меня смущаясь,
Румянец щёк в зарю сгущая
И руки пряча под платок.
Родная, мне ли не знакома
Простая огрубелость рук?
И что-то повернулось комом
И к горлу подкатилось вдруг.
Ужель нам гордость не пристала?
И соль потов не дорога?
Ведь ты лучи в снопы вязала
И солнце ставила в стога.

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Если колос был твой налитым,
Называли его золотым.
И во все времена неизменно
Чтили кроху твою священной.

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Может, пахарь, открывший ладони,
Золотых не заметил мозолей?
Может, слово такое, как жито,
В промежутках времён позабыто?

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
Разве поле под рожью – не поле?
Разве колос зерном не окреп?
Так доколе же будут, доколе
Называть тебя чёрным, хлеб?

Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Был умом недалёк он и слеп.
…Подвела подгоревшая корка —
За тебя мне и больно, и горько.
За себя я стыжусь виновато:
Всё святое для каждого свято.

Олег ЗОРИН

Вечные ценности

На Руси Древней сердцем города
Был стоящий на взгорке кром[4],
Защищавший мечом от ворога
Всё то, ради чего живём —
Свою землю, могилы родичей,
Звонкий смех во дворах – детей,
Отчий дом и богатство родины —
Не умеющих лгать людей,
Что, садясь за столы дубовые
Всем народом, чтоб править пир,
Из братины[5] сыты[6] медовые
Откушали, являя мир…
Мчится время в карете вечности,
Поднимая былья туман,
Над которым Дорогу млечную
Выткал по небу не обман,
А из чаши той – гордых россичей
Звёзды веры, любви, добра,
Зажигая их чистой россыпью
Свет безгрешного серебра.

Поле

Зацвело гречихи поле
У излучины реки,
Ой ты доля, ой ты доля —
Лебеда да васильки.
Под серебряной ракитой
Цвета неба огоньки,
На холсте, из будней сшитом,
Жизни ночи и деньки,
Где от слова мало проку,
Где отрадней людям сны,
Нет в Отечестве пророков,
Только блудные сыны.

Рассвет

Над черёмуховой заводью
Паутинковый рассвет
Перламутровые завязи
Заплетает в лунный свет,
Расстелив росой искристою
С них протоку по траве,
Чтоб отплыть от звёздной пристани
На хрустальном корабле.

Взлётная полоса

То, что в одном мире считается мистикой, в другом – научные знания…
Парацельс

Мы сами жизнью путь торим
Себе в другие измеренья,
Когда то зло вокруг творим,
То дарим людям свет прозренья.
Ведь наша сущность – смесь начал,
Сплошной клубок противоречий,
Она – спасительный причал
У огонька пасхальной свечки,
Порывы яростных ветров
На чёрных вымерзших нагорьях
Над бездной пасмурных веков,
Бурлящих радостью и горем.
Мы – ад и рай, мы – аз и ять,
Исток и устье, лёд и пламень,
Мы рождены, чтоб созидать,
Но разрушаем даже камень.
Лишь пред концом своим земным
Листаем бренные страницы
И, просмотрев их, вновь спешим
По полосе на взлёт, как птицы.

Разница

Шли дворяне с Сенатской площади
По сибирским снегам в острог,
А за ними на чахлой лошади
С декабрём рядом ехал Бог…
Два столетья с поры той минуло,
Море кровушки утекло,
Много властей земля отринула,
Разбивая их, как стекло.
Потому что в Тобольске гибнули
Сыны Родины, чтоб народ
Стал богаче, а бедность сгинула,
Но никак не наоборот.
И когда мы лишь эту истину
Сможем в жизнь свою претворить,
Вот тогда на Руси, без мистики,
Будет Благо для всех светить.

Вечная скачка

Не бойтесь совершенства,
Оно вам не грозит,
Для черни верх блаженства —
Когда дворец горит.
Ни в чём не зная меры,
Несётся вскачь орда
От жизни своей серой
Неведомо куда,
По городам и нивам
Евразии моей,
Вцепившись пьяно в гривы
Безумных лошадей.

Игорь КАЗАНЦЕВ

Auto poetry

В чистые души приходят мечты,
Так притягательны, что бы то ни было.
Кто это создал, судьба или ты?
Автор всегда предстает перед выбором.
Пропасть нема в необузданной ржи,
Зря состязаешься с ней в остроумии.
День, затонувший по мачты во лжи,
Стал предсказуемым, даже в безумии.
Ищут взаимности тысячи глаз,
Каждому хочется быть узнаваемым;
Слёз не хватает, и в утренний час
Жажда становится их наказанием.
Просто найди, обними и согрей
Годы напрасно растраченной совести;
Всё, что ты ищешь, находится в ней —
В жизни, достойной собственной повести.

Почему

Вопрос «почему» – самый трудный из всех.
Я знаю ответ, только он не поможет.
Сегодня со мной и тревога, и смех;
Как близкие, мы друг на друга похожи.

Но чудо имеет условный предел:
Я к роли приятеля вновь привыкаю.
Ты злишься за то, что от будничных дел
Тебя без особой нужды отвлекаю.

А ночью, когда разводные мосты
Вчерашней печалью блеснут на изломе,
Захочется в горестный миг пустоты
Набрать затерявшийся в памяти номер.

И я телефонную трубку сниму,
Мой голос отправится вслед за монетой;
Единственный детский вопрос «почему?»
Аукнется истиной: «Ждите ответа…»

Осенняя сказка

Восход словно сказкой осенней навеян,
В обеденный полдень садится за стол.
Никто до тех пор умереть не посмеет,
Пока не узнает, откуда пришел.
А я – паучок на серебряной нити,
Я веру в тебя называю судьбой,
И, дверь закрывая в земную обитель,
Уже никогда не расстанусь с тобой.

Ваниль

Колотит ливень беспощадно
Холодной влагой по лицу;
Частицы памяти нескладной
Разносит ветер, как пыльцу.

Сдаётся лес в бою неравном,
Листвы кровавой вьётся след.
Я не успел спросить о главном,
Но получил простой ответ.

Легчайшим запахом ванили,
Наполнив грустью небеса,
В осеннем облаке застыли
Друзей ушедших голоса.

Нас добродушно приглашает
В свои объятья звёздный хор,
Где нам ничто не помешает
Продолжить вечный разговор.

Елена КАЧАРОВСКАЯ

Волшебница Шу

Там драконы гнездятся, как ласточки,
И волшебники носят пижамы,
Там слоны ходят в бархатных тапочках
И доверчивы гиппопотамы.

Там целуются рыжие курицы
И влюбляются даже улитки,
Там коалы на радуге-улице
Шоколадки дают за улыбки.

Там лягушки и вправду красавицы
В зеркалах ирреального мира.
Мой любимый, тебе там понравится!
Заходи. Это наша квартира.

В чукотском небе бисер звёзд

В чукотском небе бисер звёзд,
В чукотском чуме чай замёрз,
К чукотской лайке чешет волк,
Чукотской бабке – лыжа в бок,
Мешает спать.
И жир чадит.
Чихнёт чукчонок.
Да гундит
Под нос чукотская жена.
Спокоен чукча – ночь длинна.
Что суетиться?
Мир неплох.
Есть тёплый чум и в трубке мох,
Олени. Тундры мир велик.
И чукча всем молчать велит.
В сиянье ночи он и Бог
Ведут безмолвный диалог…

Дом-очкарик

Дом-очкарик.
Стёкла-линзы.
Шапка крыши.
Черепица.
По трубе с упорством ниндзя
Кошка лезет, чтоб влюбиться.

А труба ещё дымится.
Гаснет небо.
Дело к ночи.
Кошке небо – заграница,
Лапой цапнуть звёзды хочет.

В саже хвост.
Глаза устали.
Разбежались звёзды-мыши,
Дремлет сладко кот в подвале.
Он давно не любит крыши.

Я – пятнистая шкура гепарда

Я – пятнистая шкура гепарда
И колода потрёпанных карт,
Задымившая воздух петарда,
Невпопад объявившийся бард.

Диковатая полукукушка,
Затаившийся в иле карась.
Сушка, брюшко, ватрушка, петрушка.
И ёще – я вчера родилась…

Туча. Круча. Порода. Погода.
Я – свободная.
Только лови.
Впрочем, быть я могу кем угодно
Без любви…

Блюз старой щуки

Незавидна участь старой щуки,
А вокруг – сомьё да окуньё,
Вот лежу, зелёная от скуки,
Я – не злая, всё про нас – враньё.

Головастик мне упёрся в жабры,
Он меня настроил на обед,
Но в пруду печально пели жабы,
Отпустила – аппетита нет.

Плавать лень, я всех вокруг старее,
Щучья жизнь, ни отдыха, ни сна,
О, рыбак, поймай меня скорее,
Где твоя счастливая блесна?

Кстати об обидах

Ослабший кот лоялен к мыши,
В усах остатки творога.
Он сделал вид, что Вас не слышит
И Вы ему не дорога.

Его глаза скупы и сухи,
Он будто с Вами незнаком,
И безнаказанные мухи
Гуляют в миске с молоком.

Он отомстит Вам ночью в тапки,
Свободный и ревнивый кот,
Зачем Вы были так бестактны:
От Вас собаками несёт.

Екатерина КИРИЛОВА

Встреча

Заплутала в жизненной трясине…
Мне б на волю думы отпустить
И проблем распутать паутину,
Не порвав слабеющую нить.

Я спускаюсь к берегу устало
И берёзу вижу на пути —
Плачет, словно тоже заплутала
И не может выхода найти.

И в тени её ветвей, в прохладе,
Я забудусь тихим, крепким сном…
Не буди, берёзонька! Не надо!
Слёз не лей берёзовым вином.

И она терзает душу болью…
Мы похожи горькою судьбой.
Вместе выход нам искать с тобою,
Вместе счастье повстречать с тобой.

В долине Мцхета[7]

Прилёг густой туман прохладным утром
На плечи древней Мцхеты, словно шаль,
Промокшая в воде Арагви мутной,
Стремящейся с подругой Мтквари в даль —
За горизонт, горбатый и прогретый
Лучами солнца, гладившего склон,
Где ветром колыбельная пропета
Под утро, в мёртвый – самый крепкий сон.
Среди холмов стоит старушка-церковь,
Чуть сгорбившись, поклон прохожим бьёт
И смотрит вдаль так пристально и цепко,
Как будто для себя ведёт учёт:

Кто ей в ответ сейчас перекрестится,
Пройдёт ли мимо или завернёт
На тропку, что к её ногам молиться
Упрямо тянет путника вперёд…
А где гранат и виноград созрели,
Питаясь воздухом прозрачных гор,
Стоит внизу большой Светицховели —
Красавец, древний каменный Собор.
Здесь всё кругом молчит, как будто знает,
Что лучше не тревожить тишину,
Когда туман вершины обнимает
И прячет красоту в своём плену,
Где можно заблудиться в спящей дали
Среди ветвистых улиц и аллей,
Представив, как давно вот так гуляли,
Любуясь, предки царственных кровей.

В старом кафе

В старом кафе растворился уют,
Слышатся звуки знакомого вальса,
И полутени интим придают,
Словно сошедший с картин Ренессанса.

Уединенье, душевный покой,
В мир ощущений приятных зовущий.
Медленно время стекает рекой
И оседает кофейною гущей.

Дымкою прошлого всё обволок
Запах жасмина, в любви растворённый.
Свет фонарей осветил диалог
Пары, сидящей в тени у колонны.

Их затянула блаженства игра:
Робкими пальцами нежно касаясь,
Всё говорили друг другу: «Пора!»,
В старом кафе до утра оставаясь…

Последнее свидание

Я томлюсь в приятном ожидании
Образа, приснившегося мне…
С листопадом вышла на свидание,
Утонув в осенней пелене.
Осень шла навстречу мне аллеей,
Нарядившись в яркий сарафан,
С ожерельем ягодным на шее,
С песней птиц, сплетённых в караван.
Я в восторге ей в любви призналась:
Восхищенью не было границ!
Осень благодарно улыбалась
Из-под веток бархатных ресниц…
Как печально время увяданья,
Но и как возвышенно всегда
С осенью последнее свиданье
В парке у замёрзшего пруда!

Зинаида КОННАН

Ракитник
(Целебная сила)

Время жатвы настало: октябрь, и закончилось лето.
Скоро тыквами скалиться станет во тьме Хэллоуин.
Вновь раскрылся ракитник на мантии Плантагенета…
Мы устали; целебным напитком ты нас напои!

Сколько нажито за год ненужного, набрано скверны…
Как покинуть земную реальность с таким багажом?
Пусть другие кутят – в ноябре делать нечего, верно.
Мы же – нежный побег с благодарностью снимем ножом.

Сновидения нам пусть дадут на вопросы ответы,
И с покоем в душе мы проводим, очистившись, год.
Семена рассыпая по мантии Плантагенета,
Ярко-жёлтый цветок дух наш к странствиям дальним зовёт.

Особняк

Опять брожу – почти в потемках —
По своему особняку.
Прекрасной дамой, Незнакомкой
Себя сама я нареку.

Вот выхожу в оранжерейно —
Декоративно-зимний сад,
Где белизна цветов лилейна
И сыплет в стекла снегопад.

Я комнат обойду десяток:
Заброшенных и обжитых,
Где роскошь и царит порядок, —
И незаконченно-пустых.

Шум улиц и жилых кварталов
И парк за стрельчатым окном
Покой не нарушает залов,
Скрываемых особняком.

Здесь каждый интерьер продуман,
И значим тут любой пустяк;
Лишь населяют сны и думы
Души заветный особняк.

На набережной

Анне Ахматовой

Скалят сфинксы черепа в усмешке,
Мрачен в блеске мёртвенном гранит.
Пустотой, безлюдностью прибрежной
Душит минотавров лабиринт.

Серостью унылый давит камень,
Алчно жертвы требуют мосты.
В вязком, оглушительном тумане
Багровеют за Невой «Кресты».

… Милая, что с нами было в прошлом!..
Не забыть?.. Я тоже не могу;
Но давай о чём-нибудь хорошем:
Нынче мы – на этом берегу.

Неприветлив, бесприютен вечер, —
Не одна ты: я с тобой стою;
Мне так хочется обнять за плечи
Статую холодную твою.

В память о любимом Летнем саде
Оставляю розы на снегу;
Помни о чугунной той ограде
На суровом невском берегу.

Наши сердца не остынут

Наши сердца не остынут,
Всё у нас будет, как прежде.
Только удел наш отныне —
Жить на морском побережье.

Пусть за своею стеною
Старый укроет нас Город
И набежавшей волною
Море следы наши смоет.

Я откажусь от комфорта,
Ты – от холщовых палаток,
Чтоб поселиться близ порта
В сказочно-древнем Спалато, —

Там, где вползают на склоны
Улиц кривых лабиринты,
Где неподвластны законам
Нравы, устои, инстинкты.

Пусть ходуном дом наш ходит
В музыке шаткого скрипа,
В звуках народных мелодий
И незатейливых скрипок.

Станет оливковой кожа,
Речь – по-романски певучей
И осенит наше ложе
Лаской волшебных созвучий.

Наши сердца не остынут,
Всё у нас будет, как прежде.
Только удел наш отныне —
Жить на морском побережье.

Игорь КОНСТАНТИНОВ

Вход Господень в Иерусалим

Невозможно мечтами одними
Жить, твердя, что фортуна слепа.
Нынче праздник в Иерусалиме
И ликует от счастья толпа.

Он, Мессия, явился! Осанна!
Значит, грянули вновь времена,
Когда с неба посыплется манна
И пойдёт за волною волна

Божьей милости, ну а покуда
Едет Сын Его, весел и бодр.
Улыбается сладко Иуда,
И в глаза смотрит преданно Пётр.

Вновь – осанна! И вновь загалдели,
Захлебнувшись восторгом, они…
Оставалось чуть меньше недели
До убийственных криков: «Распни!!!»

Дорога

Из ничего создав немало драм,
К себе всегда относимся нестрого…
Легка, светла, чиста дорога в Храм,
Но ускользает из-под ног дорога.

Вдали горит заветный огонёк
И кажется – рукой подать дотуда,
Но падаю, споткнувшись о пенёк
Внезапно разгулявшегося блуда.

Поднявшись, каюсь, чтобы вновь шагать,
Уверенный, что буду чист отныне.
И чувствую внезапно, что опять
Залез в болото собственной гордыни.

Встаю, иду, но снова я не там:
То в яме лжи, то в грубости берлоге…
Легка, светла, чиста дорога в Храм,
Вот только как остаться на дороге?

Мы замерли в молитве сокровенной

Оле

Мы замерли в молитве сокровенной,
И никого для нас на свете нет —
Лишь две души, скользящих по Вселенной
Средь множества созвездий и планет.

Застыло небо, полное жемчужин,
Притих устало сонный окоём…
Наш мир общенья до предела сужен:
Ведь нас так много – мы с тобой вдвоём.

Дождь идёт мерзопакостный, нудный

Оле

Дождь идёт мерзопакостный, нудный,
Душу тащит в тиски маяты.
Я б загнил здесь в хандре непробудной,
Запил горькую, если б не ты.

Серым летом с ненастьем осенним,
Когда, кажется, мысль на лету
Намокает, ты стала спасеньем,
Заполняя собой пустоту

Блёклых будней холодного лета,
Вместо солнца мне даришь тепло…
Две похожих души, два поэта,
Нам и в тяготе не тяжело.

Грибы

Нам сегодня не до идей —
В Ленинграде, в Москве и на БАМе
Толпы рвущихся к цели людей
Отправляются за грибами.
За дарами, что в поздней агонии
Оставляет нам лето несмелое…
А в лесу, там своя гегемония —
Свои красные, свои белые…
Я – вне партий, и мне всё равно,
Мне-то что до делишек разных?
И, подобно батьке Махно,
Режу белых, и режу красных.
Я бреду, и внимательный взгляд
Не пропустит ни лист, ни былинку.
Вот он – белый аристократ!
Режу гада, кладу в корзинку.
Столько сил извожу не напрасно я:
Труд усилен – финал ускорен.
В листьях прячешься, сволочь красная! —
Вырезаю его под корень.
Пополняю свою суму.
Что мне классы? Мне б прибыль обозами! —
Я коричневую чуму
Нарезаю себе под берёзами.
Груз не тянет рук, коль он мой, —
Мне легко свою ношу в пути нести, —
И, счастливый, тащу домой
Целый короб многопартийности.

О деньгах…

Сколь языком с эстрады ни мели,
А не хватает окаянных денег.
И вот сижу я снова на мели,
Потрёпанный, как после бани веник.

И сколь бы мне в финансах ни везло,
Купюры, словно снег весною, тают.
Давно известно: деньги – это зло,
Но именно его мне не хватает.

Белая ночь

Разве юность свою мы забудем?
Эта ночь, как легенда, светла.
Эта ночь своей белою грудью
На Васильевский остров легла.
М. Светлов

Я люблю тишину и безлюдье.
Ночью вышел – ну что за дела?
Эта ночь своей белою грудью
На Васильевский остров легла.
Хоть бы как-то прикрылась, нахалка,
Чтобы сраму никто не видал.
Так-то что?
Пусть лежит, мне не жалко!
Но кругом интуристы – скандал!
Рты раскрыли мосты над Невою,
Замер всадник, глаза округлив, —
Ведь уткнулась она головою
В чуть подсоленный Финский залив.
При теперешнем слабом порядке
Может год пролежать так пластом.
Лишь виднеются голые пятки
Где-то за Володарским мостом.
Как с ней быть, даже в Смольном не знали.
Сам дежурный от страха дрожит:
Грудь-то что! На Московском вокзале
Срамотища какая лежит!
Лучше б нам наводненье иль вьюгу —
Мы б тогда не страдали зазря…
Бог помог – убрала нахалюгу
Подоспевшая к сроку заря.
И спасибо ей – с Богом, без Бога ль,
Но сумела нам всё же помочь.
Но не зря ведь воспел мудрый Гоголь
Украинскую тёмную ночь!

Фиалковый бред

А мне вросли фиалки в кожу,
И я не вырву их, не срежу.
Чем крепче вмазывают в рожу,
Тем глубже всё, о чём я брежу…
Е.Евтушенко

Мне не везёт – ну просто смех,

Судьба в колёса ставит палки –

В местах, где волосы у всех,

На мне вдруг выросли фиалки.

Вначале был я страшно рад

И любовался то и дело

На пахнущее, словно сад,

Изящное, как клумба, тело.

Потом от этой красоты

Мне стало как-то неуютно:

Кругом кричат: «Продай цветы!» –

Стремясь цветок сорвать попутно.

И я крепился, сколько мог,

Но, не стерпев, взмолился Богу,

Когда огромный чёрный дог,

Меня обнюхав, поднял ногу.

Я отогнал его пинком,

Кричу хозяину: «Ты что же…»

Меня прервал он кулаком,

Мои фиалки вмазав в рожу.

И я, обиженный вполне,

Стал отступать домой помалу…

Росли бы кактусы на мне,

Я б показал тому нахалу!

Татьяна КУВШИНОВСКАЯ

Утро безросно

Утро безросно.
Дождливому дню
Быть предстоит по примете.
Поздно расцветший шиповник к плетню
Жмётся, не зная о лете.
Так вот и я, припадая к плечу,
Не предававшему, стыну…

Осень пришла,
Лета было чуть-чуть,
Строго зима смотрит в спину.

Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере

Февраль. Уже светло. Кричат вороны в сквере.
Насквозь заиндевел Полюстровский прогон.
Автобус подошёл. Сейчас прижмут у двери
И быстро запихнут в простуженный салон.
Сегодня повезло – у самого окошка
Я целых полчаса смогу глазеть на мир,
Вот только подышу на изморозь немножко —
Исчезнет без следа изысканный ампир.
Натруженно гудит автобус вдоль квартала,
Рекламы торжество – заманчивая сеть…
А вот и мост Петра – ажурный свод портала,
Как будто над Невой подвешенная клеть.
На дальнем берегу за Смольным институтом —
Собор в барочном стиле, похожий на мираж.
Его голубизну мороз в туман укутал…
Мы съехали с моста – совсем иной пейзаж!
От скульптора дары – четыре «обормота»:
Кому-то по душе сей пошленький набор.
Вот снова промелькнул за правым поворотом
Без пастырских забот болеющий Собор.
В Таврическом саду Сергей Есенин в грусти.
Заснеженный простор молчит без детворы.
Когда-то пышный парк, а ныне – захолустье, —
Как будто сотню лет гуляли топоры…
В оранжерейный дом Потёмкинской усадьбы,
Озябшая, спешу и, чтоб развеять грусть,
Мечтаю заказать я лилии для свадьбы,
Есенина стихи читая наизусть.

Из цикла Средиземное-Балтийское

Моим друзьям Н.Х. и Е.А.

Я послала тебе бересту,
Самолётом доставят её.
Мы, привыкшее к письмам старьё,
На e-mail не заменим версту.
Виртуальности явный порок —
Ни тепла в нём, ни запаха нет.
Получи ощутимый привет
И отведай рифмованных строк.
Нацарапала на бересте
Острым ножичком несколько слов:
Я жива, мол, и ты будь здоров,
Пребываю в молитве, в посте…
Об ушедших годах не грущу,
Мне уныния грех – не сродни,
Уповаю на светлые дни,
В тёмных – промысел божий ищу.
Я, прости, приукрасила явь
Про молитвы в Рождественский Пост —
Атеизма мозольный нарост
Не соскоблишь, лукавь не лукавь.
Я ещё и не то наплету —
Можно выдать с три короба лжи,
Но у совести колки ножи —
Не хочу осквернять бересту.

4 апреля

Наташе Хармац

Я почте старой, неторопкой

Другую предпочла, прости.

Моё посланье быстрой тропкой

Придёт из мировой сети.

Координаты наши схожи

По долготе, но широта,

Где нынче Дом твой расположен,

Увы, не та, давно не та…

В твоём краю весна в разгаре,

Там Изабелла и Мускат

Цветут и осенью подарят

Тобой любимый виноград.

Твой суховей к нам ненароком

Не залетит, а наш мороз

Не тронет походя жестоко

Цветущих виноградных лоз.

У нас снега поют в апреле,

А в мае в сумрачном лесу,

В ложбинах, замяти метели

Услышат первую грозу.

Отшелушит чешуйки почек

Восточный ветер верховой,

Лета кукушка напророчит.

Кукуй, кукушечка, с лихвой!

Не рядом наши палестины,

Не ближний для поездок свет,

Но для кручины нет причины –

Разлуку скрасит Интернет.

Алла КУЗНЕЦОВА

Отметая прочь телепрограммы

Отметая прочь телепрограммы,
Где буянит «homo» наших дней,
Не проспектом, жаждущим рекламы
В пляске разгулявшихся огней, —
Переулком, тропкою посуше,
Огибая лужи на пути,
Выгуляю собственную душу,
Что скулила, сидя взаперти.

По сердцу ей наш медвежий угол
(Ни толпы, ни «фордов», ни «тойот»),
Тлеет, тлеет, как древесный уголь,
Вспыхнет, разгорится, запоёт!..
Не моей теперь – своею властью
Рвется ввысь, от грусти вдалеке,
И меня, притихшую от счастья,
Тащит за собой на поводке.

Найди меня! Пожалуйста, найди!.

Найди меня! Пожалуйста, найди!..
Пусть мною перепутаны дороги,
Не торопи решительностью строгой
Поверить в то, что счастье позади.

Смывает покаяния прибой
Мои ошибки, воскрешая лица,
Которые смогли распорядиться
Когда-то нами выбранной судьбой.

Знать не желаю, что там впереди!
В смиренье обречённых на закланье
Готова повторять, как заклинанье:
– Найди меня! Пожалуйста, найди!..

Офицерские жёны

Что-то грезилось ей,
скромной женщине с именем Галя,
Прикоснувшейся вновь
к страшной теме, для сердца родной,
И под взглядом её
голенастые свечи мигали
На плавучих венках,
уносимых балтийской волной.

Преподносит нам жизнь
сувенир, где заряд смертоносный
До особой поры
в полудрёме безмолвен и тих,
Но замедленность действия
взрывом не менее грозным
Разразится нежданно,
вонзая осколки в мой стих.

Как вы сердцу близки
моему, офицерские жены!..
Только тот, кто обрёл
этот титул, разделит, как хлеб,
Безысходность и боль
непомерной бедой обожжённых,
Потерявших мужей
в субмарине, похожей на склеп…

Явления природы

Роману Нечаеву

Что там сегодня на сцене показывают?
Пугает твой удрученный вид.
«Звезды склоняют, но не обязывают».
Сердце не ноет, но сладко болит.

Ветер поднялся,
Фонтанка колышется,
В зале бушует страстей накал.
Внутренний голос по-новому слышится:
Он мне такое сейчас сказал!

Видишь, вокруг —
сплошные знамения!
Скоро уедешь в чужие края!
А послезавтра – будет затмение!
Через неделю – премьера твоя!

Кошка беременная спит на лавочке,
Её окружает весёлый народ.
Дочка твоя очень хочет к папочке…
Кто её слёзы сейчас поймёт?

Вечер спустился, на чудо надеется…
Чувствую в теле приятную дрожь.
Дело – сказывается,
а сказка – делается.
Рушатся грани…
И ты идёшь…

Кинобоевик

На фоне розовой зари
Красиво скачут кони.
А только, что ни говори,
Стрелять умеет Джонни.

Идёт то бой, то мордобой
Над скалами ущелья.
Но кто бандит, а кто ковбой,
Не разберу с похмелья.

Пиф-паф! Пиф-паф!
И весь в дыму
С коня сползает Билли.
Хотя, по чести, не пойму,
За что его убили.

Пиф-паф – и прерия горит,
И бедная Луиза
О чистом чувстве говорит
При помощи стриптиза.

А вот опять – какой-то гад
Щекочет кольтом нервы.
Как любит наш кинопрокат
Подобные шедевры!

О всемогущее кино!
Великая эпоха!
А в зале душно и темно,
И что-то с сердцем плохо.

Татьяна ЛАПШИНА

Старые друзья

Не встречаются в метро и на дороге,
Не найдёшь в саду их, на скамье…
Вот и чудится – мои друзья в берлоге
Прячутся… Верней, в своей семье.

Время их съедают дети, внуки,
Жёны и суровые мужья.
Тут, как говорится, не до скуки…
Может, всех свободней нынче я?

Всё ж порой мелькает в Интернете
Имя позабытое, и вдруг
Видишь фото: Он! И рядом – дети,
Лицами совсем, как школьный друг!

Долгожданный гость

Травы встали в полный рост,
Хорошо в лугах из ситца!
Распевает пылко дрозд,
Шмель целует медуницу…

Долгожданный, милый гость,
Здравствуй, северное лето!
Как мы долго жили врозь,
Без тепла, почти без света.

Нам так грустно было – жуть! —
В холод, в слякоть да в ненастье…
С нами дольше ты побудь…
Лето! Ты синоним счастья.

Наивный георгин

Негаданный пошёл осенний снег…
На клумбе, посреди своих коллег,
Красуется расцветший Георгин.
Не нервничает только он один:
«Подумаешь, – снежинки, как вода!»
Не ведает малыш про холода.
А рядом старый тощий Краснотал
Качаться стал, как будто хохотал:
«Не страшен снег тебе? Ну, что за вздор!
Ты переменишь скоро разговор,
Молоденький и глупенький цветок…
Ты поумнеешь – дайте только срок!»

Красиво умирать

Актриса осень, хороша твоя игра!
Сияет солнца-геликона медь,
И скрипки плачут. Значит, время умирать.
Но для тебя – раз плюнуть – умереть…

Ах, как шурует ветер помелом,
Но усмирить не в силах листопад…
Нет счастья в будущем… И не было в былом.
Есть наяву лишь этот дивный сад.

Между прошлым и будущим

Между нами и Прошлым – стена.
Бейся лбом об неё и стенай —
Нам никак за неё не попасть…
Здесь любая беспомощна власть.

А вот с Будущим наоборот —
Нет на свете просторней ворот,
И не хочешь туда, а войдёшь!
Не помогут ни правда, ни ложь.

Феликс ЛУКНИЦКИЙ

Смиренный Рейн – в раскраске боевой

Смиренный Рейн – в раскраске боевой…
Медлительный Дунай в предместьях Вены…
Сравниться ли им с вольною Невой,
Идущею на Питер в клочьях пены?!.

Когда балтийский ветер штормовой,
Остановив могучее теченье,
Её вздымает вровень с мостовой
И рвёт деревья с ярым исступленьем,

Когда, покрыв Васильевский водой,
Залив подвалы, магазины, склады,
Нева с какой-то удалью младой
Из лимузинов строит баррикады…

И, содрогаясь, в панике – мосты,
Когда Нева, протиснувшись под ними, —
С любым из них, казалось бы, на «ты»,
Но вряд ли хоть одно припомнит имя…

Я видел реки трёх материков —
И шире, и длинней, и полноводней.
Но бунт Невы, восставшей из оков, —
Что может быть безумней и свободней?!.

Дверь бесшумно я открою

Дверь бесшумно я открою
И тебя не потревожу,
Чтобы ты могла спокойно
Досмотреть последний сон.

Все февральские метели
На январские похожи,
И все опытные вьюги
Ночью дуют в унисон.

Выйду очень ранним утром:
Просыпаются трамваи,
Свежий снег ещё искрится
В жёлтом свете фонарей.

И мелодия Глиэра
Вдруг возникнет, согревая.
После вьюги всё прекрасно —
Мир становится добрей!

Мошкой искусанные ноги

Мошкой искусанные ноги
Без йода сами заживут.
И снова приключений боги
На сплав неслышно позовут.

На сплав по Мане и по Белой,
По Ориноко, по Янцзы…
С душой, счастливо оробелой,
Как в предвкушении грозы.

…И станет плот мальчишкой мчаться
По траектории крутой,
И будут реки отличаться
Названьями и широтой.

И будет кожа огрубелой,
И щёк небритость чуть к лицу…
А зов трубы на сплав по Белой —
Как приглашение к венцу.

Генриетта ЛЯХОВИЦКАЯ

В эвакуации

Бедой заброшены куда-то,
Казалось, в пропасть, в пустоту,
Остановились мы, прижаты
Судьбой к Уральскому хребту.

Далёк от взрывов и воронок
Пути бездомного конец,
И долго пули похоронок
Искали адреса сердец.

Остановились… И врастали
В тяжёлый и голодный быт:
Разутыми ногами стали
На место тех, кто был убит,

И стылые стволы валили
В глухом заснеженном лесу,
И до мозолей их пилили,
Глотая жгучую слезу.

Птиц взглядом провожали – вольных,
Летящих к дому по весне,
И ждали писем треугольных! —
И на работе, и во сне.

Освоились. Сроднились с местными,
Смешали говор городской
С их речью, сказками и песнями,
С их радостью и с их тоской.

И с карточками за продуктами
Стояла очередь одна,
И чёрным глазом репродуктора
Смотрела на людей война.

К России

Мне говорят: «Покинь Россию,
Ищи, где лучше и теплей».
Но как Россию я покину,
С рожденья связанная с ней?
Мне говорят: «Ты здесь чужая —
Иная кровь в тебе течёт!» —
Зло говорят, не понимая,
Что кровь – ещё не полный счёт:
Седые прадеды и деды
Мои в российской стороне
Терпели горести и беды
И с кровью завещали мне
Любовь, прочнее синей стали,
Любовь, что вопреки слезам,
Любовь, во что бы то ни стало,
К российским рощам и снегам.
Я здесь ребёнком голодала
Военным временем лихим,
Под этим небом я страдала,
Слагала первые стихи,
И пушкинский язык напевный,
Раздольной щедростью маня,
Славянским ладом свежее-древним,
Родным навек стал для меня.
Любовью был моею русый,
С широким смехом волгаря,
И в сыне кровь свою я с русской
Смешала, всю себя даря…
И вот теперь должна в угоду
Озлобленным и в зле слепым
Отдать священную свободу —
Дышать Отечеством своим?
Мне говорят: «Оставь Россию,
Беги в заморские края!»
Да где же взять такие силы?
Ответь мне, Родина моя!

Элеонора МАКАРОВА

У белой ночи белая бессонница

У белой ночи белая бессонница.
Доверчиво её переплыву.
И встречу первый луч ещё не солнца,
Ещё зари. В прохладную листву
Жасмин укрыл всё волшебство бутонов,
И тихо дремлет ветер под кустом,
Чуть вздрагивая от трамвайных звонов.

Ах, как я буду тосковать потом…

Был полон вечер Блоком и тобой

Был полон вечер Блоком и тобой.
Чуть серебрился снег на маске ночи,
Казавшейся по-майски голубой,
И бился ветра вьюжного прибой
В туманный берег гениальных строчек.
И хвои запах, густ и недвижим,
Ложился в ночь тоской неутолимой.
Был ёлочный блестящий мир чужим,
И были удивительно свежи
Под паутинкой треснувшего грима
Черты любви.

Спал ёжик на коленях, как котёнок

Спал ёжик на коленях, как котёнок,
И дождь забыл пролиться, задремав.
И к зорьке, не раскрыв очей, спросонок,
Тянулось утро пальчиками трав.

Ты всю меня обнял своим молчаньем,
Не поднимая ожидавших рук.
И, смешиваясь, в ночь текли дыханья,
Как в музыке текут со звуком звук.

Играет кошка струйкой серебристой

Играет кошка струйкой серебристой.
В игре её,
доверчивой и чистой, —
Целительная мудрость бытия —
Как будто шанс вернуться в детство… Я
Такою молодою становлюсь,
Что улыбнуться утру не боюсь.
И в зеркале навстречу серебрится
Тончайший отблеск,
будто крылья птицы
Мне в душу обронили лёгкий свет.
И ни одной морщинки в сердце нет.

О чём сегодня долго шепчет дождь?.

О чём сегодня долго шепчет дождь?..
О том,
что стали дни ночей короче,
И мудрую печаль зима пророчит,
А ты ещё какой-то тайны ждёшь.

О, жизнь моя,
а ты ещё хранишь
Во мне мечты улыбчивой девчонки
И замираешь пред рассветом звонким
В тоске любви, и от неё не спишь.

Как щенок мокрым носом

Как щенок мокрым носом
Я тычусь в своё одиночество,
И в объятьях его
Постигаю гармонию строк.

Замирает душа,
Забывает ночные пророчества,
И приходит к ней утро,
Как свежего ветра исток.

И приходит к ней вера
В какое-то чудо грядущее.
Пахнет пылью дорожной
Рассеянный солнечный свет.

И приемлю как дар
Эту боль и прозрачное сущее,
И смеюсь сквозь слезу
Над случайным стеченьем примет.

Метели и снега, я вас ждала

Метели и снега, я вас ждала,
Чтоб выйти в мир морозным гулким утром.
Вы вовремя пришли, ваш холод мудрый
Изгонит из ненужного тепла.

Я молодо проснусь нежданным словом
И продышу замёрзшее стекло.
Надеяться и верить в жизнь готова,
Всем предсказаньям и судьбе назло.

Таинственное слово «мушмула»

Таинственное слово «мушмула»
Моя душа ребячески сплела
С восторгом незабытым детских лет
И, выбежав в пьянящий лунный свет,
Вкусила волшебства. Там плеск волны
Струился из вселенской глубины.
И пальмы стерегли мой сон в ночи,
И дни, не по-сентябрьски горячи,
Проплыли, как большие корабли,
Что маленькими кажутся с земли.

Ольга МАЛЬЦЕВА

Проснусь в тиши и сяду у окна

Проснусь в тиши и сяду у окна,
Взгляну на небо – тёмное, ночное,
Плывёт односторонняя луна,
И россыпь звёзд мерцает надо мною.

И не понять, как всё произошло —
И небосвод, и звёзды, и планеты…
А на земле – души моей тепло,
Как тонкий лучик согревающего света,

Которым и написана строка,
Рождённая и для меня нежданно,
Сошедшая загадкой свысока
И принятая мною благодарно…

Возвращение

Вот и кончилась лента военных дорог,
Лейтенант пулемёт протащил до Берлина,
Тайный ангел от смерти не раз уберёг,
Но на грешной земле есть всему половина.

Помнил яблони, вишни, цветущие в срок,
И девчонку-певунью в саду пососедству,
Синий взор, смелой чёлки густой завиток,
Озарённый лучом довоенного детства.

Торопился домой с вещмешком за спиной,
Ожидая тепла у родного жилища,
Но обнял только ветер, от горя хмельной,
Что ютился один на немом пепелище.

А в ушах – диким зверем рыдающий Рейн,
А над Волгой – в слезах отомщённое небо…
Мне была вручена кровотоками вен
Эта боль о войне, не размытая в небыль.

Из детства

Подбегу к расписному окну —
Тает иней под детской рукою,
В новый день поскорей загляну,
Словно в книге страницу раскрою.
А отец – за работой давно,
Чистит двор и от снега кормушку,
Воробьям подсыпает зерно,
Вспоминая войну и теплушку.
Мне хотелось в январский мороз
Распахнуть перед птицами двери,
Чтоб воробушек в стужу не мёрз,
И в людей, и в хорошее верил.

Тройка

Неси меня тройка, неси!
Хотя ты давно не гнедая,
Другие века на Руси —
И всё-таки тройке верна я.
Мой третий любимый маршрут,
Автобус, вези, я не спорю,
Весь Невский за десять минут
Увижу в оконном обзоре.
Давно все дороги узки,
В час «пик» на проспектах заторы:
Сигналы, мигалки, звонки,
Не цокот, а рокот моторов.
В нарядных подсветках зима —
Гиганты-щиты для рекламы,
С другими глазами дома,
У века свои панорамы.
Мороз и клубящийся дым,
А люди выходят, заходят…
Постойте, куда мы спешим?
Опять Новый год хороводит!

Серый день

Звонко капли стучат об асфальт,
Свет во власти воды моросящей,
Под зонтом, как под веером карт,
Погадаю о дне настоящем.

Не ошибка – задумка Творца —
Серость осени закономерна,
А сюжет не раскрыть до конца,
Но войти и читать откровенно.

Разглядеть в мокрой сетке дождя
Тонкий бисер на нити жемчужной,
Мимо трепетных лужиц пройдя,
Где дождинки купаются дружно.

За стеклом у трамвайных дверей
Засмотреться на город зеркальный.
Всё с любовью обнять поскорей
И понять: каждый день – уникальный.

Среди зимы

Семнадцать лет. Июль в разгаре.
Под тихий плеск и чаек крик
Струится золотом в загаре
Лучом согретый счастья миг.

В реке мерцанье голубое,
И лодка юная, легка,
Несёт всё дальше от прибоя
И уплывает в облака.

Всё это вспомнилось так ярко
Среди заснеженной зимы,
Как будто дня кусочек жаркий
На годы сохранили мы.

Гелия МАУРА

У каждого из нас свои долги

У каждого из нас свои долги
Душевные – у каждого, поверьте;
Мы копим их с рождения до смерти,
Как от воспоминаний ни беги.

По молодости ноша не гнетёт —
Свои права и радости, и встречи,
Обиды близких как бы и не в счёт.
Но зрелый час и старость недалече,
И гнёт долгов навалится на плечи
И сердцу облегченья не даёт.

Держа в руке послушное перо,
Так жадно в памяти мы роемся, как будто
Спасительна нам каждая минута,
Где – походя – мы делаем добро.

Подсолнух

Из семечек птичьего корма
Одно затерялось в земле.
Подсолнух расцвёл на балконе,
В последнем октябрьском тепле.

За солнечным следуя танцем
По сфере небесной, крутой,
Подсолнуха лик африканский
Оброс золотой бородой.

Ненастье и ветры – всё чаще,
А он – посмотри! – не засох,
И плещется обруч горящий —
Его головы колесо!

Костёр на перекрёстке

Кого-то жжёт,
Кого-то греет,
Блестит в ночи,
Не любит дня
И умирает, не старея,
Живое существо огня.
И очарованы,
И немы,
Стоим мы,
Спешке вопреки:
Лохматой рыжей хризантемы
Уносит ветер лепестки!

Радости сегодняшнего дня

Радости сегодняшнего дня
Бережно укладываю в память.
Все они когда-нибудь меня
Будут греть,
Как маленькое пламя.
Как бы ни был труден час любой,
Память о добре светла и свята:
Радость,
Пережитая тобой,
Может быть,
Спасёт тебя когда-то.

Александр МЕФОДИЕВ

Ледник стекал по жерлу кратера

Ледник стекал по жерлу кратера
Потоком пожелтевших льдин.
Их в связке шло к вершине пятеро,
А поскользнулся он один.
Сначала падал – улыбался,
Обмерзших не жалея скул,
Скатился.
Край.
Обрыв.
Сорвался.
И вниз всю группу потянул.
И тут уж всё из мыслей выкини:
С кем ласков был, а с кем был груб,
Когда на льду не держат трикони,
Не помогает ледоруб.
Здесь мысль одна терзает душу
В осколках рухнувших надежд:
– Умру достойно или струшу?..
А снизу крик: – Страховку режь!
Да кто ж решится, в самом деле,
Сей тяжкий грех на душу взять?
И сверху: – Ты в своём уме ли?
Да лучше вместе погибать!
А тот внизу кричит:
– Ребята!!!
Что медлить?! Я уже пропал!!!
(Он сам бы обрубил канаты,
Да падал – ножик потерял).

Не Мойры рвали нити судеб,
Решая, кто пойдёт ко дну.
Я трос рубил! А кто осудит?
Четыре жизни – за одну!

Всё чутче ночью стал я спать

Всё чутче ночью стал я спать.
Чуть шорох – вскинусь от испуга,
Всё чаще стала навещать
Меня безносая подруга.
Придёт во сне: косу – под стол,
Одёрнет саван, сядет рядом.
С ехидцей спросит: «Что, Орёл,
Узнал?.. Да брось… Вставать не надо…»
Смеётся: «Что дрожишь, чудак?
Ещё, как видишь, не дозрели —
Не интересно просто так
Поэта вырвать из постели.
Другое дело с баррикад,
Где дух свободы рвут снаряды,
Где пуля – в лоб… Но ты же, брат,
Ведь не пойдёшь на баррикады?
Иль там, где дом огнём объят,
Где гибнут дети, плача тонко…
Вот это смерть! Но ты же, брат,
Не ринешься спасать ребёнка?
А там, где высь – мороз и лёд? —
В горах на пике восхожденья?..
…Нет, умный в гору не пойдёт —
Внизу есть лучше наслажденья…
Не знаю, что и предложить,
Хотя взяла б тебя охотно…
Да спи… Тебе ведь жить и жить…
С такими станешь безработной!»

И тихо смерть уходит вспять
От потной скрученной постели…
…Звонок.
Будильник…
Мне вставать
Пора… Час двадцать до дуэли!

Вожак

Геннадию Малышеву

В февральской снежной круговерти,
Под низким днищем облаков,
Распространяя запах смерти,
Неслась охота на волков.
У сосен, в саваны одетых,
Металась боль, метался страх,
И рвали тишину дуплеты
Уже на ближних номерах.
И вот в мой сектор из чащобы
Матёрый волк сквозь снег рванул…
Увидел…
Встал…
Застыли оба…
Он на меня в упор взглянул…
И в этом взгляде я увидел
Не боль, не страх и не мольбу,
А только горькую обиду
На неизбежную судьбу.
Я вмиг всей волчьей жизни повесть
Прочёл сквозь тлеющий зрачок,
И не позволила мне совесть
Нажать на спусковой крючок.
А зверь рванул за огражденье:
Помчался.
Стелется.
Летит…
И я, стряхнув оцепененье,
Из двух стволов пальнул в зенит,
Чтоб отвечать на все расспросы
И не попасть притом впросак:
– Ну промахнулся…
Как? Да просто…
Уж очень опытен вожак.

Нас тянет к печке – полежать,

Нас тянет к печке —
полежать,
Нам кровь не греет бой и драка.
Зачем идти?
Куда бежать?
Стареем мы с тобой, собака.

Чтоб привести нас в прежний вид,
Не хватит в косметичке лака…
И здесь не так…
и там болит:
Стареем мы с тобой, собака.

Не лаешь ты —
я не кричу,
Мы – оборона, не атака.
Нам многое не по плечу:
Стареем мы с тобой, собака!

Всё ближе,
ближе окоём,
Зовёт и подаёт нам знаки…
Но мы назло всему живём,
Две очень старые собаки…

Сны

Собака вздрогнула во сне,
И, ощетинясь, зарычала.
Ей, видно, снятся, как и мне,
Не только добрые начала.

Я глажу псину по спине,
Спина, как лук тугой, прогнулась…
Собака вздрогнула во сне
И, потянувшись, улыбнулась.

Есенинская Русь

Галине Дюмонд

На луга голубые
Утро пало росой,
Я иду по России
Чуть хмельной и босой.

Лист багряный трепещет,
Как жар-птицы крыло,
Не сидится у печки,
Где уют и тепло.

Окоёмом бездонным
Гладь прозрачных озёр —
Я бродягой бездомным
Выхожу на простор.

Ветер рвёт паутинки,
Треплет листья осин…
По жнивью, без тропинки
Я шагаю один.

Полной грудью вздыхаю,
Осень пью, как вино.
Я Россией шагаю,
А куда – всё равно.

Раиса МЕЧИТАШВИЛИ

Мираж

Морозного тумана мгла.
Луч света. Снег. И это чудо:
Взлетают в небо купола…
Или спускаются оттуда?

Я с Итальянского моста
Не вижу основанья Храма.
Парит на золотых крестах
Церковных главок диорама.

Узор востока. Лазурит,
И сердолик, и позолота.
Здесь кто-то с Богом говорит
И Бога молит за кого-то.

О как легки святых шатров
Витки гранёной канители!
Их держит свет прожекторов,
Чтоб в небеса не улетели.

Эскиз. Ночь

Весёлых электричек тонки вскрики, —
Так в дудочку, шутя, свистит ребёнок.
Из тьмы небес глядят созвездий лики,
Подмигивают, щурятся спросонок.

А посреди – немыслимо высоко! —
Оранжевое сочное светило.
И, может, звёзды – просто брызги сока
Надкушенного кем-то апельсина…

Июнь

Июня лучезарная пора!
Конец пролетья и начало лета.
Закатом не закончилось вчера —
Горит улыбка нового рассвета.

Ну, здравствуй, здравствуй,
долгожданный мой!
Про твой приход мне рокотали грозы.
В церковный праздник Троицы святой
Украшен дом пахучею берёзой.

Цветут жасмин, акация, сирень.
Благоухает горькая рябина.
Медовый дух. Румяный дивный день.
Неслышно пух летает тополиный.

Нарву созревшей земляники горсть,
Упьюсь её духмяным ароматом,
Чай заварю. А Вы, забредший гость,
Берите чашку и садитесь рядом.

Светлейшие июня вечера.
В полнеба свет малиновой зарницы.
Свет Ваших глаз, и наших слов игра.
Короткий сон. Луч солнца сквозь ресницы…

Взгляд

Честней всего в общении и споре
Навстречу устремлённые глаза.
Едва ли слышу то, что ты сказал:
На заднем плане тема разговора.

Слова?.. В них нарочитая небрежность!
Не их огнём опалена душа.
От счастья замираю, чуть дыша,
В глазах читая искренность и нежность.

Как между нами ниточка тонка!

Как между нами ниточка тонка!
Ни шагу внутрь очерченного круга,
Не ближе телефонного звонка,
Не далее испытанного друга.

Хрупка меж нами нить и коротка.
Неловкий жест… О, не порви на части!
Об холод безответного гудка
Споткнётся пульс на сгибе у запястья.

Зловещей тишиной окружена,
Считаю зуммер: три, четыре, восемь…
Звенит вдали не юная весна —
Там хлопает раскрытым ставнем осень.

Мой добрый друг, печали властелин,
За одиночество с кого мы спросим?
На сером небе журавлиный клин
Прощальное «курлы» бросает росам.

И драгоценна между нами нить —
По серебру – искусная финифть…

Вместо «Вас»

Пустое «Вы» сердечным «ты»
Она, обмолвясь, заменила…
А.С.Пушкин

Горит над нами свет
тепло и непорочно.
Вдруг вместо «Вас» – «тебя»
сорвётся ненарочно?
Повиснет тишина,
лишённая ответа…
Огонь горел…
но вдруг не станет света?!

Распахнула окно: улетай

Распахнула окно: улетай.
Отпускаю, залётная птица!
Это страшно – свободы лишиться,
Когда ясное солнце и май.

Я б могла вольной воли взамен
Дать тебе и зерна, и водицы,
Только с клеткой тебе не смириться, —
Знаю я этот тягостный плен.

Ну, лети! В голубой вышине
Пусть звучат твои звонкие песни.
Трепет крыльев… Полёт… Поднебесье…
Пустота… Стук часов на стене…

Хозяйка Ксюша

Хозяйкой быть непросто!
Чтоб в доме был уют,
Немаленького роста
Помощник нужен тут!
На самых верхних полках,
На книжках – пыль живёт.
Убрать её неловко —
Рука не достаёт.
У Ксюши остры когти:
Взберётся по ковру,
Я не успею охнуть,
А сверху мне: «Мур-мур!»
Всю пыль хвостом сметает
Под самым потолком.
Какой она бывает —
Представь себе! – потом…
Люблю подружку Ксюшу:
Хозяйственна, умна.
Но лапы, хвост под душем
Не любит мыть она.

Помощница

Мягкий свет сквозь абажур из плюша.
На столе – раскрытая тетрадь.
И спешит заботливая Ксюша
Сесть на стол – тетрадки проверять.
Не кошачье дело – я согласна, —
Но сгони с тетрадного листа!
Ксюша так серьёзна и прекрасна,
И виляет кончиком хвоста.
Ушки на макушке: всё ей слышно!
Ждёт, не шевелясь и не дыша,
Ну когда ж малюсенькие мышки
Побегут из-под карандаша?..
Нам вдвоём удобно и привычно:
Свет, тепло и гладкая тетрадь.
Научилась Ксюша на «отлично»
Школьные тетрадки проверять!

Путь к храму

Багратионовск.
Храм Надежды, Веры и Любви

Каштанов свечи зажжены,
Вознесены к небесной сини.
Окрестности напоены
Чуть горьким запахом рябины.
Берёзы плачут вдоль шоссе.
Туннель зелёный над дорогой.
Вон дятел пылкое эссе
Строчит на соснах длинноногих.
Мелькает островерхих крыш
Оранжевая черепица.
Люцерны свет. Покой и тишь.
И аист над гнездом кружится.
Предстанет храм, и сердце вновь
Перед святыней изумится.
Надежда, Вера и Любовь…
Я не устану вам молиться…

Дмитрий МИЗГУЛИН

Весной обычно спится плохо

Весной обычно спится плохо,
И неспокойно на душе.
Апрель. Кончается эпоха.
Скрипит Земля на вираже.
Врачи твердят, что невралгия…
Поменьше есть. Поменьше пить.
Но мир другой. И мы другие —
И ничего не изменить.
А нам рассказывают сказку,
Что жизнь безумно хороша…
Но так близка уже развязка,
Когда в огне сгорит душа.
Объял планету адский пламень.
Кругом – беда. Кругом – война.
Я в храм войду. И пусто в храме,
И в храме Божьем – тишина.
И посреди всемирной битвы
В канун вселенского конца
Шепчу слова своей молитвы
Как бы от третьего лица.

Сказал пророк: «Жить не по лжи»

Сказал пророк: «Жить не по лжи».
Какая истина простая!
Но как сквозь лес пройти, скажи,
Листвы дерев не задевая?

Изведать предстоит в пути
Немало троп, дорог широких…
Но можно ль поле перейти,
Не задевая трав высоких?

Чеканно светятся слова,
Литые правила вменяя.
И чуть колышется листва,
Росу тяжёлую роняя.

Суворов

Увы, уже не та столица,
Но он-то помнит те года:
Ведь с ним сама императрица
Была почтительна всегда.
И дело даже не в наградах,
Он не желает, не привык
Во фрунт тянуться на парадах
И пудрить выцветший парик.
И на ветру торчать без толку
С каким-то долговязым пажем,
К груди прижавши треуголку
С пропахшим порохом плюмажем.

Ему ль, солдатскому герою,
В тщеславной суете сновать?
В мундире прусского покроя
Душе российской не бывать!

Пока течёт спокойно время,
Живёт в угаре кутежей
Бездарное, тупое племя
Корыстолюбцев и ханжей.
И мнится им, что в этой жизни
Они познали всё сполна.
Но им Россия – не Отчизна,
Для них не Родина она…

А в нашем мире беспокойном
Опять война, опять пальба,
И будет выбирать достойных
Не император, а судьба.

И станет жалок и бессилен
Дурак в чванливости своей,
И позовёт тогда Россия
Своих опальных сыновей!

И побледнеют в страхе лица,
И дрогнет в зеркалах заря,
И понесутся из столицы
Во весь опор фельдъегеря…

Ну а пока – пора иная.
Качает маленький возок.
Не спит, о чём-то вспоминая,
Продрогший до костей ездок.
Склонившись, задремал возница,
А кони продолжают бег…
Когда-нибудь, да пригодится
В России умный человек!

А всё-таки спеши, спеши

А всё-таки спеши, спеши,
Пусть даже ошибаясь снова,
Всю боль мятущейся души
Вложить в трепещущее слово!
Когда молчания печать
Твои уста сомкнёт навечно,
Ему – звенеть, ему – звучать
То дерзновенно, то беспечно.
Но покорясь своей судьбе,
Не ожидай вознагражденья:
Нет ни спасения тебе,
Ни состраданья, ни прощенья.
Сомнений чашу ты испил
И не тверди молитв упрямо.
Ведь всё равно не хватит сил
Изгнать торгующих из храма!

Николай МИХИН

Страницы: «« « 123 4 5 6 » »»

Читать бесплатно другие книги:

Как любовь формирует мозг ребенка?

Герхардт Сью

В книге объясняется, почему любовь необходима для развития мозга в первые годы жизни ребенка и как в...

Зловещие тайны Антарктиды. Свастика во льдах

Осовин Игорь

В конце февраля 1947 года американская эскадра адмирала Берда, прибывшая с тайной миссией к берегам ...

Секретная цивилизация Луны

Почечуев Сергей

Почему в начале 1970-х годов США и СССР одновременно свернули программы по исследованию Луны? Что за...

Бремя белых. Необыкновенный расизм

Буровский Андрей

Нарушая все табу и запреты, эта сенсационная книга разоблачает главный миф «либеральной» тирании. Эт...

Дурни вавилонские

Трускиновская Далия

Без чего нельзя обойтись в Древнем Вавилоне при строительстве легендарной башни? Конечно, без гастар...

Руководство по системной поведенченской психотерапии

Курпатов Андрей

Настоящее руководство представляет науку о поведении, созданную отечественными учеными И.М.Сеченовым...