Главная
Коллектив авторов
Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1
Читать онлайн бесплатно

Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 Коллектив авторов

Грустят деревни – нету мочи.
Окован льдами белый свет.
И днём, и под покровом ночи:
Как дальше жить – ответа нет.

Бегут дороги честь по чести.
Не слышно птичьих голосов.
И гладит ветер против шерсти
Колючие усы лесов.

Отшелушить от неба поздно
К щекам примёрзшую метель.
И ставни хлопают так грозно!
И дверь вот-вот сорвёт с петель!

Белым-бело. И скука волчья.
О, нрав зимы суров и груб…
Дымов обугленные клочья
Слетают с губ кирпичных труб.

Мороз – в ежовых рукавицах.
Густеет снег на мокрых пнях.
Душа России – не в столицах,
Тоскует в малых деревнях!

Лиля СТАРИКОВА

Мне видится сырой осенний лес

Мне видится сырой осенний лес,
Усеянная щедро желудями
Тропа, ей бурелом наперерез,
И лужа, застоявшаяся в яме.
Подходим. В луже жухлая листва
Цепляется за голые коренья,
И жёлуди – живые существа —
Со дна глядят на наши отраженья.
Смеясь, обходим этот водоём,
Не намочить стараемся ботинки.
А лес молчит о чём-то о своём
И щурится сквозь нити-паутинки.

Журавли

Памяти брата

В прозрачном небе —
снова журавли.
Пытаюсь взором мысленно догнать я
Прекрасных птиц,
похожих на распятья
Над ликом увядающей земли!
Их провожаю,
словно крестный ход,
Как провожала много раз когда-то.
Я с ними шлю единственному брату
Земной поклон уже который год…
Всё дальше клин,
смотрю ему вослед,
Вновь убеждаясь —
в мире всё непрочно:
Летят-летят пульсирующей строчкой,
А там, глядишь, —
уже и точки нет…

Плач младенца

Знаю, песня моя не допета…
Средь рожениц – и я с животом.
Мой живот – как живая планета,
И на полюсе – грелка со льдом.
Я держусь за планету руками,
Ощущаю толчки изнутри!
Ах, как больно мне, мамочка, мама!
Ах, зачем эта лампа горит?!
В жгут свиваю своё полотенце
И вгрызаюсь в него жарким ртом.
Вот он – плач долгожданный младенца:
Входит в мир, что ему незнаком.
Каждой клеточкой тельца упрямо
Новорожденный будто кричит:
«Ах, как больно мне, мамочка, мама!
Ах, зачем эта лампа горит?!»

Зов лебединый

Снова осень одежды латает,
Разноцветные латки кладёт…
Только с виду она – золотая:
Это золото скоро сойдёт.
День по-летнему солнечен, ласков,
Но иные грядут времена,
И дождями размытые краски
Облетят шелухой с полотна.
Обнажится другая созвучность:
Скудость цвета со строгостью форм.
И почудится: женская сущность
Миру явится в рубище том.
И послышится: зов лебединый,
Отражённый от самых небес,
Огласив и холмы, и долины,
На стеклянный обрушится лес!

Обратный путь с востока лёг на запад

Глебу Горбовскому

Обратный путь с востока лёг на запад.
Я возвращаюсь из дому домой.
Тепло степи, раздолья терпкий запах
В пучках травы я увожу с собой.
Когда зима свою раскроет книгу,
Начнёт бубнить и плакать невпопад,
Я заварю чабрец и землянику,
Вдохну благословенный аромат.
Раздвоенность свою отброшу за борт
И, накрепко сомкнув ладони рук,
Соединю в себе Восток и Запад —
Простор степи и строгий Петербург.

У входа в парк лесничества – бараки

У входа в парк лесничества – бараки,
Гудящие надсадно провода,
А за мостом две рыжие собаки,
Они меня встречают иногда.
Порою провожают вглубь аллеи
И убегают прочь к мосту опять.
От воздуха морозного хмелею,
И так легко становится дышать!
Жду от судьбы желанного посула:
Ведь я покуда числюсь средь живых.
Лошадка лесника мне подмигнула,
Слизнула иней с варежек моих.

В сквере тополя в пуху уснули

В сквере тополя в пуху уснули,
Но подвижен времени поток.
На коленях дремлющей бабули
Медленно вращается клубок.

Вьётся, вьётся нитка под руками,
Поднимает петель новый ряд.
Спицы лезут в петли, будто сами
Маленькую варежку растят…

Хотя не довелось бывать в Париже

Хотя не довелось бывать в Париже,
С прононсом говорю в сезон дождей.
Я ухожу с работы к ночи ближе,
Иду к метро сквозь сумерки аллей

По холоду осеннему, по лужам
В дешёвом несусветном парике
И на ходу придумываю ужин,
Зажав жетон в озябшем кулаке.

В подземке берегу свой плащ кургузый,
Мигрируя в толпе вперёд-назад…
А дома ждут такие же «французы», —
Они, как я, с прононсом говорят.

В тёмный омут я камешек брошу

В тёмный омут я камешек брошу —
Разойдутся круги по воде.
И взлетит, закричит заполошно
Рядом иволга: «Где же вы, где?!»

Ты кого потеряла, пичуга?
Что ты кружишь, тоски не тая?
На земле, перепаханной плугом,
Не видать никого… ты да я.

Елена СУЛАНГА

Иудина жена

Он пришёл с работы поздним вечером,
Он принёс и деньги, и коньяк.
Всё, что нужно, было засекречено,
А что можно – знали все и так.

И его надёжная отдушина
Тихо улыбнулась, как всегда.
Оба пили. Оба молча слушали,
Как кипела в чайнике вода.

Но кривился рот, и слёзы капали,
Капали на стол – дурной пример!
А меньшой всё дёргал брюки папины,
А старшой глядел на револьвер.

Как забыться, как забыться хочется:
Ведь на всё, на всё прольётся свет
Той награды чёрной да пророчества
Тридцати серебряных монет.

Он уснул. И дети спали в комнате.
Ночь была прохладна и темна…
Вот тогда с верёвкою к смоковнице
Подошла Иудина жена…

Ветер дул под утро так неистово

Ветер дул под утро так неистово,
Новыми порядками играя.
Мы давно должны смириться с истиной:
Всё вокруг когда-то умирает.

Пудра сахарная – стёкла в инее,
На устах – тоскливые напевы.
Вся земля соделалась рабынею
В белом царстве Снежной Королевы.

Притаились снегири да зяблики,
Облетели листья на берёзе.
Жёлтые антоновские яблоки
Сразу почернели на морозе.

И стоим мы обречённо, Господи,
У ворот потерянного рая…
Белый фон для жёлто-чёрной росписи;
Даже в смерти – красота земная.

Иудифь

Рыба гниёт с головы, и, наверно,
Не так уж громко скрипят половицы…
Но, ох, как полетит голова Олоферна
От руки благочестивой вдовицы!

В миру она – инокиня, или старуха.
На ложе любви у неё – всего-то —
Странная песня в усладу слуха
Уже пьянеющего воеводы:

«Н-да, скольких наших ты перерезал
И даже хуже того… Неймётся?..»
Так пой, колдунья, над тем, нетрезвым,
И он задремлет… «Глаза – колодцы

Воды желанной. И губы – маки.
Она пришла сюда неслучайно!
Как эта песня звучит во мраке
Из уст молитвенницы печальной!

Так много горя. Так много дыма!
Всё дело, верно, в сырых поленьях.
…Она могла бы родить мне сына,
А я б качал его на коленях…

Зачем война?» И слезинки градом
По щекам пьяного воеводы.
Наверно, проще бы было ядом,
А то ж проснётся. Лишит свободы

И, даже хуже, – отдаст на муки.
Он, несомненно, жесток и страшен!
Вот меч. Возьми-ка ты его в руки
И бей, пока не явилась стража.

Неотвратимо. То жизнь простая,
И нет иного пути, похоже…
«Какой красивый… Уже светает?
А я могла бы с ним лечь на ложе

И стать не пленницей воеводе,
А той женой, что подарит сына.
Забыть о грешном своём народе!
Неотвратимо, неотвратимо.

Зачем война? – и томленье плоти
На беспощаднейшей той охоте?
…А я, наверно, была б счастливой!
Какой красивый! Какой красивый…»

Плашмя. Лишь вздрогнули слабо веки,
Но сон – глубокий. И что там снится?
«Прощай навеки! Прощай навеки!»
Вторым ударом снесёшь, вдовица,

Главу? Осталось совсем немного!
Опустим занавес у порога.

Поутру она свою страшную ношу
Возьмёт, сворачивая в полотенце,
И явит миру мёртвое крошево,
А не спеленутого младенца.

Владимир СУХОВСКИЙ

Похвала

Обмана не страшны твердыни,
Пусть даже сильной ложь была, —
Ум побеждается гордыней,
Сильнее правды – похвала.

Когда лицо врага увидишь,
Жди незаслуженной хулы.
Но ты прости ему обиды,
И опасайся… похвалы!

Кастинг

Успех на день, успех на час.
С обложек глянцевых журналов
Глядят красавицы на нас,
Считая свой успех немалым.

По росту, весу, форме глаз,
Как лошадей по цвету масти,
Перебирают судьи вас,
Употребляя слово «кастинг».

Но были времена другие,
И кастинг был – не нам судить.
Какой отбор прошла Мария,
Чтоб людям Господа родить?

Ау, земные судьи, где вы?
Кто выбирал Адама с Евой?

История полна имён,
Пред ними меркнет кастинг тленный!
Здесь Моисей и Соломон,
Их выбирал Творец Вселенной!

Успех на день, успех на час…
Земной успех, земные судьи.
Творят историю для нас
Лишь Богом избранные люди!

Своей могучею рукой

Своей могучею рукой,
Творец Вселенной,
Ты поднял дымку над рекой
И держишь Землю.
Тебе покорны все миры,
Их миллионы,
Из-под земли к Тебе спешит
Росток зелёный,
И души грешные порой
Во тьме томятся,
Стремясь, как дымка над рекой,
К Тебе подняться.

Бабочки

Монотонность всегда и во всём
И размеренность – жизни основа.
Мы зелёные листья жуём
И жевать будем снова и снова.

Зелень сочная, с ранней весны
И до осени – много работы,
Но откуда-то странные сны:
В этих снах – ощущенье полёта.

Иногда пролетают в лесу
Существа из неведомой сказки.
Невесомые крылья несут
Переливы небесной окраски.

У фантазии нет берегов!
Как попали на крылышки эти
Все расцветки полей и лугов,
Все оттенки цветущего лета?

Замолчит в потрясении лес,
И никто на вопрос не ответит:
Может, это посланцы небес
Заблудились на нашей планете?

Только летом живут чудеса,
Всё забудет грядущая осень.
Шум деревьев и птиц голоса
Сменит неба холодная просинь.

Сколько будет у осени тризн!
Жёлтых листьев закружится веер…
В мире гусениц было поверье,
Что кончается куколкой жизнь.

Ирина ТАЛУНТИС

Читая Блока

Над скамейкой на ветке кленовой
Резво пляшет на влажном ветру
Прихотливо раскрашенный клоун,
Будто в цирке смешит детвору.

Доплясался. Подпрыгнув повыше,
В неотвязном естественном сне
С каждым мигом плавнее и тише
Прямо в книжку ложится ко мне…

…Навсегда, без сомнения тени
Я захлопнула спящий листок
Вместе с горечью грусти осенней
В странном мире по имени Блок!

Птиц перелётных принял тёплый юг

Птиц перелётных принял тёплый юг,

Опали листья, выпали снега,

Ушёл за горизонт хороший друг,

Приобрела коварного врага.

Жизнь, как всегда, валяет дурака,

Хотя сама висит на волоске.

Я помогу. Тебе – моя рука!

Никто не прикасается к руке…

…Раньше срока забрызгало лето

…Раньше срока забрызгало лето
Жёлтой краскою ветви берёз,
Все попытки зажечь сигарету
Подтверждали – размолвка всерьёз…

…Вспыхнет пламя в руке – по привычке
Замираю и, кажется, вновь:
Я в огне догорающей спички
Несгоревшую вижу любовь!

Я сегодня вымыла окно

Я сегодня вымыла окно,
Над планетой нагибаясь смело.
Не успело высохнуть оно —
На стекло коровка божья села.

То ли это тайный знак небес,
То ль на солнце выбралась из тени,
То ли приняла за дикий лес
Царство одомашненных растений…

Скажете: событье – просто смех,
Нечего делиться было с нами!
Я не претендую на успех —
Мне б чуть-чуть поговорить… стихами!

Дел миллион

Придёт рассвет —
займусь крышиным бегом
(Бегом по крышам —
ясно и ежу),
Усядусь на сугроб,
умоюсь снегом
И на язык сосульку положу.
Послушаю капели звонкой пенье…
Дел миллион!
А выглянет луна,
Я напишу для вас стихотворенье!
Ах, да, я не представилась: Весна!

Мухомор

У дороги лесной —
Ель.
Меж корней у неё —
Гриб.
Мухомор – не моя
Цель.
Я ногою его
Сшиб.
Рядом холмик, на нём —
Мох.
Может, спрятан в лесу
Клад?!
Я – по камню ногой —
«Ох!».
Мухомор от души
Рад.

Мои слова за дерзость не сочти

Мои слова за дерзость не сочти,
Когда вздох сожаления услышишь:
«До Пушкина могла б я дорасти!»
…Он был всего на сантиметр повыше.

Молитва

Я, «ступая по лезвию бритвы»
И «у пропасти встав на краю»,
Не шепчу пред иконой молитвы,
На коленях пред ней не стою

И грехи не считаю натужно,
Не стремлюсь очутиться в раю…
Помоги тем, кому это нужно,
Тем, кто верует в милость твою.

Начало

«Родился на земле исконно русской,
Законы чтил и защищал права,
Не праздновал в четырнадцатом труса …
Честь дворянина – больше, чем слова!

Теперь смотрю с тревогой на дорогу —
Жду изменений горестных в судьбе.
Молитвы вспомнить, обратиться к Богу?!
Забыть, что знал и помнил о себе?!

В кровавой свалке разберусь едва ли.
Что впереди?! Изгнанье? Смерть? Сума?..»

От автора: ещё не страшен Сталин,
И двадцать лет до жуткого – «тюрьма»!

Кто прежде жил достойно, сыто, честно,
Потом не знал, «что делать», – виноват…
Дед приобрёл, став жертвою репрессий,
Привычку к жизни под названьем «ад».

К твоим ногам бросается с мольбой

К твоим ногам бросается с мольбой,
Ступней коснувшись, отползает снова…
Как будто в чём-то виноват, прибой
Замолвить просит перед кем-то слово.
Ты не Господь, чтоб отпускать грехи,
Тем более явлениям Природы …
…Разгул стихии просится в стихи,
Когда поэт «у моря ждёт погоды»…

Облаков кружевная кайма

Облаков кружевная кайма
По неровному краю залива.
Словно их пришивала сама
Неохотно, небрежно и криво.

Гладь небес – нежный, ласковый шёлк
Голубого, капризного цвета.
Утюгом белый лайнер прошёл
По тончайшей вуали рассвета.

Пристрочила к волне стрекоза
Бахрому золотого рогоза…
Я протёрла в испуге глаза:
Где житейская скучная проза?!

Арбуз

На камне в раздумье глубоком
Сижу, что второй Робинзон,
И парус вдали одинокий
Скрывается за горизонт.

Колибри цветные не кружат
Над бедной моей головой —
Над грязным разбитым арбузом
Блаженствует бабочек рой.

А море на берег пустынный
Солёную гонит волну.
Как дева над вечным кувшином,
Печально глотаю слюну.

Летят эскадрильями осы,
Рядами ползут муравьи.
Предвижу лавину вопросов
Моей возмущённой семьи.

Таких же арбузов на свете —
Что пыли у сельских дорог.
Пусть празднуют бабочки эти —
Их жизни так короток срок!

Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ

Дом заколочен

Дом заколочен. В доме нет людей,
И мухой солнце в паутине бьётся.
Что говорить – ведь по России всей
Таких домов немало наберётся.
Куда ушли, какой нашли приют
Те люди, что здесь век свой коротали?..
Дома стоят… Стоят дома! Поют!
Как будто бы с людьми ушли печали.

Мать не пишет мне из Ленинграда

Мать не пишет мне из Ленинграда
В Петербург холодный и сырой.
А сама любой записке рада,
Рада мама весточке любой.
Дерева стоят, как на параде,
На ветру листвой сырой звеня, —
Мама, мама, как там в Ленинграде
Век свой доживаешь без меня?
Там луна – небесная телега —
В вечность-бесконечность впряжена!
Петербург-старик встаёт из снега.
Ленинград – из памяти. Из сна!

Тихий дождь

Серый день. Туман вдали закрывает дали.
Осень. В небе журавли запятыми стали.
Тихий дождь – как чей-то плач за окошком, вроде…
Надевает мама плащ, на крыльцо выходит.
Оглядится – ни души: не зовут, не плачут.
Капли, медные гроши, прочь по лужам скачут.
Скачут так, что не догнать, скачут за ворота.
На крыльце присела мать, будто ждёт кого-то.

Григорий ТКАЧ

На ощупь

Не беспокойся – со мной всё в порядке,
Я буду читать твои письма на ощупь.
Сложнее теперь мне бежать без оглядки,
Но я полон сил, и тверда моя поступь.

Со мной всё в порядке – мне стало лишь проще,
Я вижу всё то, что не виделось прежде,
И мне безразлично, что рвётся, где тоньше.
Мне чужды встречающие по одежде.

Был прав тот однажды ослепший художник,
Что зренью отсутствие глаз – не помеха.
Смеясь, говорил, что я зрячий заложник
Своих заблуждений, и плакал от смеха.

Светясь, уходил он, теряясь во мраке,
Желая найти в нём живые сюжеты.
Ему ли не знать было нашей изнанки —
Он видел всё то, что скрывалось от света.

Я буду читать твои письма на ощупь
И видеть, как тушь проливалась на щёки,
Блестели глаза и не думали сохнуть
Слезинки, смывая чернильные строки.

Не беспокойся – со мной всё в порядке,
Ослепнуть – лишь значит – услышать молчащих.
Пускай мне сложнее бежать без оглядки,
Но вижу я лучше любого из зрячих!

Мысли обретают очертанья

Мысли обретают очертанья
В завитках написанной строки
И меняют место обитанья
С хаоса на белые листки.

Клинопись случайных сочетаний
Неказисто вылившихся слов
В результате внутренних скитаний
Дарит восхитительный улов.

Словно прожилки в мраморе

Словно прожилки в мраморе,
Тени на белом снегу.
Птицы сбежали за море,
Я же взлететь не могу.

Тая в промозглой мерзости,
С солнца последним лучиком
Я пропадаю без вести,
Став для него попутчиком.

Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ

Гончарный круг. Идея волшебства

Гончарный круг. Идея волшебства.
Бег иноходца, вера иноверца.
Сюжет невоплощённого родства —
Горячность слов, опустошённость сердца.
Движенье зим и лежебока-юг.
Бредовый сон. Таблетка аспирина.
Стихи в метро – мельканье закорюк.
Гончарный круг. Податливая глина.
И ко всему – причина забытья,
Когда улыбки сходят, словно пятна.
Искусство жизни – это быт и я,
Отдельно или вместе – непонятно.

Вода и сосны. Берега отвесны

Вода и сосны. Берега отвесны.
Названья чувств известны, неизвестны
Названья трав, жуков и мотыльков.
Кузнечик пел, пропел и был таков:
Стремительный полёт его так лёгок,
Что, как бы ни был ты жесток и ловок,
Кузнечика избавить нелегко
От неба, что светло и высоко.

На синем небе вспыхивали звёзды

На синем небе вспыхивали звёзды,
Душа гляделась в прошлое, слеза
Скатилась так нечаянно и просто,
Как будто брызнул звёздный свет в глаза.
И стало тихо. Тишью одиночья
Луны недорисованный овал
Неслышно пробирался в замок ночи,
И кто-то сверху строки диктовал.

Слезинкой одиночество прольётся

Слезинкой одиночество прольётся,
И вздрогнет тишина тревожной ночи,
И птица где-то там, вдали, взовьётся,
И станет жизнь на взмах крыла короче.

Торопливое чувство обиды

Торопливое чувство обиды,
Терпеливое чувство вины,
Незнакомые сельские виды
Из окна электрички видны.

Перегоны, названия станций,
Суета посетителей дач,
Может, сразу не выдержать, сдаться
И сойти на перрон неудач…

Или в этой обшарпанной, шумной
Электричке уехать туда,
Где сияет дорожкою лунной
Пережившая вечность вода…

Бесконечный заснеженный лес

Бесконечный заснеженный лес,
Голубые беззвучные тени.
Эта зимняя сказка небес,
Это очарование лени.
И сквозь шёпот невидных ветвей
Вдруг послышится что-то цветное,
Будто зимний поёт соловей
Приближенье луны золотое.
И как будто не снег, не мороз,
Будто кукла с фарфоровой кожей
Уронила жемчужинки слёз
В этот вечер, на детство похожий.

Я научусь тому, что не умею

Я научусь тому, что не умею, —
Когда-то мне и это пригодится,
Я повяжу косыночку на шею,
Пойду гулять, вгляжусь в чужие лица.

Поговорю о чём-то с незнакомцем,
Не просто так, а чтоб меня запомнил,
И, проходя пустым двором-колодцем,
Замечу вдруг – он всё-таки заполнен.

Здесь все шаги, все шорохи земные,
Все ощущенья тех людей далёких,
Унёсших одиночества земные
В страну, где не хватает одиноких.

Этот мир, невозвратный и нежный

Этот мир, невозвратный и нежный,
С бесконечной ранимой душой,
Этот голос, до странного прежний,
Но опять почему-то чужой.

В зимнем сумраке гаснущий иней,
От рассвета не тающий снег,
Тишина от небесности синей,
И неслышно идёт человек,

И касается тенью подвижной
То скамейки, то тени другой
В этом городе осени лишней
Над всегда терпеливой рекой.

Он уходит и, вновь появившись,
Будто право имеет – опять,
С каждой улицей города слившись,
На мосту одиноко стоять.

В беспамятстве иных времён

Лии Владимировой

В беспамятстве иных времён
Есть времена воспоминаний,
Когда осенний холод ранний
Стучится в зеркала окон.
И узнаёшь не голоса,
А лишь предчувствия утраты,
И те, что вычеркнуты, даты,
И позабытые глаза.

Задумчивые пальцы антиквара

Задумчивые пальцы антиквара
Ощупывают маленький предмет —
Всего лишь отработанная тара,
В которой ничего в помине нет.
О нет, неправда, есть на дне флакона
Коричневое пятнышко смолы,
И антиквар глядит почти влюблённо
Сквозь пятнышко на прошлые миры
И видит даму в ласковом маренго:
Холодноватой бледности рука,
Перед которой целая шеренга
Изысканных духов. Наверняка
Она возьмёт флакон стеклянный, синий,
Переплетённый тонким серебром…
О, этот запах, ветром уносимый
В края, куда из прошлого уйдём…

Мы, по странам своим разбредясь, будем время нести

Мы, по странам своим разбредясь, будем время нести
В невесомых ларцах, запечатанных древней строкою,
И откроем ларцы, чтобы родину жизни спасти,
Чтобы в воду ребёнок глядел, наклонясь над рекою,

И дрожание света на малой негромкой волне
Принимал за посланье из дальней страны, где у брода
Белый ангел поправил уздечку на белом коне
И поехал на дальний костёр неземного народа.

Иероглифы снов нарисованы красками рая

Иероглифы снов нарисованы красками рая,
Я пытаюсь прочесть, и успеха условие знаю —
Что во сне я не сплю, а живу, веселюсь и играю
И, как будто не впрок, всё, что видела, запоминаю.
Я потом размотаю на быль эти свитки мерцаний —
Звёздных, чистой росы и сияющих глаз…
Навсегда позабуду попытки бесстрашных дерзаний
Ну хоть чем-нибудь тронуть от неба отбившихся Вас.
Но позвать не забуду с собой на высокое небо,
И поднимете голову – солнце вольётся в глаза,
Тем единственным чудом, которое на небеса
Унести вы с собой захотите, когда, улетая,
Вас поманит с собой лебединая ангелов стая.

Остывающий звон. Фиолетовый сумрак

Остывающий звон. Фиолетовый сумрак.
От росы тяжелеет густая трава,
Только ящерки путь незаметен и юрок,
Только кажется сумрак недвижным сперва.
И тропа, что впитала следы и поверья,
Невесомый покой сохранит до утра,
Эта песня неслышная послевечерья
Улетает к неведомо-грустным мирам.
Там её ожидают, как будто посланье,
Без которого дальше и дня не прожить.
Фиолетовый сумрак. Едваприкасанье.
Это ветер принёс паучковую нить.

Марина ТОЛЧЕЛЬНИКОВА

Дальше жестов и слов, и поступков

Дальше жестов и слов, и поступков,
Дальше следствий и дальше причин,
Выше всех поднимаемых кубков,
Выше женщин и выше мужчин —

То, что нам не потрогать руками
И не спрятать в уютный карман,
Что не может хрустеть под ногами
Или голову спрятать в туман…

То, что может явиться без спроса,
Даже чаще, когда не готов.
И уже не уйдёшь от Вопроса,
И продрогнешь до самых основ…

Когда-то я точно была океаном

Когда-то я точно была океаном:
Иначе откуда солёные слёзы?
И солнцем весенним, встаю-то я рано,
И нежным туманом над бежевым плёсом…

Иначе откуда неясность предчувствий,
Туманная память, ненужная веку…
Но снова я вздрогну от странного хруста:
Опять что-то снег прошептал человеку…

Август

Яблоками пахнет и дымком —
Чем-то и отжившим, и живущим,
Тем, что, улетая далеко,
Остаётся милым и зовущим —

В гущу самых тёплых в жизни дней,
Земляничным детством обогретых.
Осень – это сверху, а на дне…
Рыбкой золотой мелькает лето.

Бесконечное лето

Бесконечное лето
В разнотравье ролей…
Стану дамою света
Среди тьмы королей…
Стану спелою дыней
Я на вашем столе,
Но душой не остыну
Даже в стылой золе…

Отдаляясь, становимся ближе

Отдаляясь, становимся ближе…
Мы, мосты перекинув к друзьям,
Вдруг становимся солнышком рыжим,
Без которого холодно нам.
На лучах на своих – на ходулях
Мы идём по незримым мостам,
Пусть зимою, но всё же в июле,
Не по снегу – по белым листам…

Ступаю в тебя

Ступаю в тебя осторожно…
Купальщицей пробую воду.
Но в песне душевной возможно
Неспетую вычислить ноту.

Иду через реку сомненья,
А берег шагает навстречу…
От будущих дней дуновенья
Укрыться мне, видимо, нечем.

Я ветер почувствую кожей,
Я камни разглажу ступнями —
На ангела кто-то похожий
Окажется скоро над нами…

Двери я закрыла за гостями

Двери я закрыла за гостями…
Треугольник торта на столе.
Занят кот куриными костями,
И вино томится в хрустале.

Всё твердит о том, что были люди,
Вечер, покорившийся судьбе…
Незабудки на старинном блюде
Мне напоминают о тебе…

Опишешь беду и разлуку

Опишешь беду и разлуку,
И страсти удушливый дым,
Вдруг кто-то сожмёт твою руку
И скажет: «Немного остынь…
Почувствуй, как небо играет
С берёзою нежной в снежки,
Как верно отводят от края
Любимых томов корешки…»

Снежная музыка

Я люблю просыпаться под музыку снежной зимы…
Слышно: дворник лопатою чистит дорожки. И мы,
Ароматом кофейным наполнив квартиры уют,
Растворяемся в белом, где слышится топот минут…
Мы у детства берём это светлое утро взаймы.
Я люблю просыпаться под музыку снежной зимы…

Любовь ФЕДУНОВА

На емецкой земле

Несётся жизнь.
Автобус наш бежит
Средь заливных лугов, по перелескам.
И лиственница старая дрожит
От гула космодрома у Плесецка.

Судьба в глубинку занесла меня.
Тот край когда-то звали «Заволочьем».
Здесь собиралась «чудь» возле огня,
Чтоб поклониться идолам воочью.

Легенд немало в емецких лесах.
Расскажут деревянные церквушки
О музыке, застывшей в куполах,
О кладбище средь сосен на опушке.

Трава.
Цветы.
И некому спешить
На тихие погосты Заболотья.
А память в датах продолжает жить
Да в именах над бездыханной плотью.

Остыли печи и грустят дома
На Ваймуге, Калажме и на Сии,
Где рожь-кормилицу хранили закрома —
Землёй жила крестьянская Россия.

Но лебеди по-прежнему летят
К лесным озёрам, обмелевшим рекам
И царственно средь зарослей скользят,
Даруя свет надежды человеку.

Черновики Пушкина

Иной боится откровений.
В черновиках – светло, умно.
Порядка нет, коль пишет гений:
Строка рябит… в глазах темно.

Перо за мыслью храбро мчится —
Не успевает, отстаёт.
Строка спешит с душою слиться —
Ей не понять души полёт.

Здесь рифмы бродят холостые,
От Музы резвой убежав.
Простим ей шалости простые,
Получше нрав её узнав.

Она сплетает паутиной
Рисунки, строки и слова,
И от работы той рутинной
Сама бывает чуть жива.

Но вдруг найдёт златую строчку,
Легко, как будто невзначай,
И весело поставит точку,
Поэта пригласив на чай.

Виктор ФЁДОРОВ-ВИШНЯКОВ

День Победы

Счастьем Победы объятый,
Пьёт и ликует народ,
А на дворе сорок пятый
Века двадцатого год.

Где-то под звуки гармошки
Хором «Катюша» звучит.
Мама,
застыв у окошка,
Всё на дорогу глядит.

Улица наша гуляет.
Шастает взад и вперёд…
Пляшет,
смеётся,
рыдает
Всё переживший народ.

Из «алюминевых» кружек
Спирт,
разведённый водой,
Пьёт за друзей и подружек,
Что не вернулись домой.

Бабушка молится Богу,
Маршем динамик гремит.
Мама в окно на дорогу,
Не отрываясь,
глядит.

Солнце склонилось к закату,
Мама всё смотрит и ждёт.
А на дворе сорок пятый
Века двадцатого год!

На фотографии старой

На фотографии старой,
В кепочке, с чёлкой до глаз,
Мальчик в обнимку с гитарой
Смотрит с улыбкой на нас.

Смотрит пронзительно чисто,
Детство навек сохраня.
Кто этот мальчик лучистый?
Господи, это же я!

Вспомнились годы былые,
Горечь победной весны,
Наши отцы молодые
Не возвратились с войны.

Весело и беззаботно
Мы превращались в шпану,
Улица, двор, подворотня
Нас обучили всему.

Мы матерились, курили,
Как беспризорная голь,
Но навсегда сохранили
Детства щемящую боль.

С этой давнишнею болью
Так до сих пор и живём.
Даже в весёлом застолье
Грустные песни поём.

У вагонного окошка

У вагонного окошка
В одиночестве стою.
Из вагонного окошка
Вижу Родину свою.

То леса, то деревушки,
То пригорки, то поля,
То болота, то речушки…
Это – Родина моя.

То на много километров
Ни души и ни жилья,
Лишь гуляют в поле ветры,
Вьются стаи воронья.

Белой церкви купол синий
На холме увидел я.
Православная Россия,
Это – Родина моя.

А за церковью – избушки.
В них, забыв о суете,
Одинокие старушки
Доживают в нищете.

Как печальны и красивы
Эти тихие края!
Захолустная Россия,
Это – Родина моя.

Сергей ФИЛИППОВ

Роли

Притормози, судьба, хотя б на миг,
Чтоб вдоволь насладиться тишиною;
Оставив мир, пронизанный виною,
Понять, какие истины постиг.
Припорошило серебром виски,
У глаз смеются глупые морщинки,
И сотни песен знаю без запинки
И петь смогу до гробовой доски.
И если мне опять начать с нуля,
То снова совершу свои ошибки,
Поняв, как ненадёжны, шатки, зыбки
Все роли – от шута до короля.

Осенняя симфония

И вновь листает жёлтый календарь,
Не замечая горечи потерь,
Сырой сентябрь. И просится в букварь
Простая фраза – «…осени не верь…»
Она обманет красками лесов,
Стремниной рек и щедростью полей,
Густым хоралом поздних голосов
Лесных «карузо»… Клина журавлей
Симфония небесной чистоты
Не предвещает скорого конца,
Не угадать прихода темноты
Под маскою сентябрьского лица,
Но очень скоро рыжие кусты
Сугробами застынут у крыльца.

Двое

Потрескивает старенький камин,
Отбрасывая войлочные тени
На тёплый плед, упавший на колени
Махровым перламутровым теплом,
И пробуждает мысли о былом,
В котором сильно пахнущий жасмин…
И вовсе не до знаков препинанья,
Когда нахлынут вдруг воспоминанья…
А по ночам являются порой
Два Ангела – Хранитель и… второй!

На арене

На арене под туш и хохот,
Виртуозно сбивая шаг,
Я скачу, барабанный грохот
Возвещает опять аншлаг.

Представленье моё в разгаре,
Клочья пены летят в песок,
Я сегодня опять в ударе,
Но ужасно болит висок.

Шест надёжно в арену воткнут
И нельзя сожалеть о том,
Что, конечно, найдётся тот, кто
С наслажденьем взмахнёт кнутом.

На овации наплевать мне,
Я привык к ним за столько лет,
Я доволен своею статью —
Боли даже в помине нет.

Вот я рвусь к намеченной цели,
На бегу забывая страх,
Чуть дрожит волосок в прицеле,
Истончав на семи ветрах.

Но покуда копыта бойки,
Всё надеясь порвать узду,
Я мечтаю в Крылатой тройке
С небосклона достать звезду…

На арене под туш и хохот
Я нарочно сбиваю шаг.
Ведь, возможно, не так уж плохо,
Что сегодня опять аншлаг!

Но прикручен надёжно повод
К нержавеющему шесту,
Нервы – вдрызг!!! – это веский повод,
Видно, Славу ловил не ту…

О детстве

Я родился в застойные годы,
Со шпаною Васильевской рос.
Мне плевать на капризы погоды —
Зной не жжёт, не морозит мороз.

Прожигал жизнь в ужасных запоях
И в глаза своей смерти глядел,
В те весёлые годы застоя
Я всегда оставался у дел.

Медяками набиты карманы,
С сигаретой в припухших губах
Мы небесной не жаждали манны
И в боях не жалели рубах…

Разлетелись «застоя осколки»:
Кто на флот, кто в тюрьму, кто в кабак.
Разбрелись «одинокие волки»
И теперь не собрать их никак.

Как хотелось бы снова мальчишек
Отыскать и от сердца обнять.
Я «сопливых» не жаловал книжек,
Но сумел наконец-то понять…

Лёнька, Борька, Серёга и Галка —
Вы милее мне тысячи крат.
Нагадала мне счастье гадалка,
И за ним я бреду наугад…

Солнечный дождь

…Колышется распущенная прядь…
Н.Чудинова

Ветер твою распускает прядь,
Лето ушедшее жаль терять,
Мучает листопад,
Ритмами невпопад,
Не повернуть реки обмелевшей вспять.
Танец на облаках вдвоём,
Плещется луч в руках – поём.
Может, в последний раз
Балует осень нас
Солнечным проливным дождём.
Помню прощальный долгий взгляд,
Словно стрелой под сердце – яд,
Ветер сорвал листок.
Я сохранить не смог
Нашей любви простой наряд.
Где-то вдали твои глаза,
Может, не поздно им сказать:
Сердцу покоя нет,
Белый не мил мне свет.
Может быть,
Осень твой принесет ответ.

Холостой выстрел

Навылет продырявлена гитара,
Внезапный выстрел ввысь поднял ворон…
Но не дождется податей Харон,
Мгновенье для последнего удара
Ещё не наступило, не унять
Судьбу кусочком круглого металла —
Подумаешь, поэта освистала
Вчера толпа, готовая распять
Любого, кто осмелится на спор,
Пока она гудит в пустынном зале…
Мы миру ничего не доказали,
Но вот… палач, и плаха, и топор.

Максим ХАДЮ

Есть дни…
(Перевод с французского Елены Хадюк и Михаила Балашова)

Есть дни, когда хорошо бы остановиться, расслабиться,
ни о чём не думать, освободиться от всего…
Есть дни, когда ещё можно остановить мысли
И продолжать быть просто счастливым…
Бывают дни, когда мы можем сломаться только на одно мгновение
И быстро прийти в себя, потому что ещё можем
Скрыть что-то внутри, но бывает…
Бывают дни, когда хочешь продолжать быть счастливым
И пытаешься остановить мысли, но их уже не удержать…
Есть дни, когда тяжело, сложно, трудно, напор эмоций такой,
Что чувствуешь себя беззащитным;
Наверно, так ощущает себя слабая женщина:
Нельзя ничего показывать, но эмоции вырываются.
Есть дни, в которые уже не спрятать долго сдерживаемые слёзы.
Лавинообразно, в секунду всё собирается в цепь.
Слёзы – струны – жилы вытягивают всё, накопившееся внутри.
Так «чёрная дыра» копит, копит материю космоса —
И раскалывается последней монеткой,
Которая не помещается в копилку чувств и взрывает оболочку.
Наступают дни, когда мы хотим уйти от этого, спрятаться,
Но находится маленькая, последняя капля
(Она словно поджидает, подстерегает нас
В самый слабый наш момент).
Она переполняет плотину, дамбу рушит.
Терпение лопнуло. Бикфордов шнур догорел
До брикета динамита, и душа сверхновой звездой
Разлетается по вселенной новым светом.
И каким-то образом удаётся
Увидеть себя снаружи, сверху, со стороны.
Так слёзы очищают женщину или ребёнка.
Переход на другой уровень,
Обновление шкал ценностей. Катарсис.
Есть дни, когда Больно…

Николай ЧАГЫС

Старицкий монастырь

Заветный век,
В развалинах, руинах
Дождались нас твои монастыри.

……………………………………
Прищурив веки,
Друг мой, посмотри:
Сметая пыль веков
С камней старинных,
По галерее идёт царь Иван.
На нём тяжёлый, до земли,
Кафтан,
Соболья шуба,
Шапка из куницы:
Нахмурен лоб,
Опущены ресницы.
Что он задумал?
Вот его десницы
Чуть явный знак —
И, в раболепстве тщась,
Бояре топят мать князей Старицких.
Угрюмый бросил взгляд
Великий князь
На лёд, на прорубь,
На рабов послушных
И, сгорбившись,
Шагнул…
Во тьму веков.

……………………………………
И только Волга в круче берегов
Течёт, как время:
Молча, равнодушно.

Нина ЧИДСОН

Музыка города

Зданий дворцовых блистательный ряд,
Улиц, кварталов гармония,
Пышной лепнины, скульптуры наряд —
Образы зримой симфонии.

Город уснул. После долгих дождей
Ветер гуляет лениво.
Влажные лики дворцов, площадей
В серых туманах залива.

Катятся мощные воды Невы
В сером безбрежии ночи,
Слушают ангелы, сфинксы и львы
Вечную музыку зодчих.

В линиях шпилей, мостов и оград
Замысел виден единый.
В звуках органных его колоннад —
Поступь торжественных гимнов.

Скрипок звучанья оборванный миг
Замер в витках капителей.
Слышатся ритмы фасадных квадриг,
Песни застывших метелей.

В тёмных каналах, в мерцанье зеркал,
Тени минувшего в вальсах,
Шорох волны, словно тихий вокал
Старых, забытых романсов.

Ветер скитаний куда б ни занёс —
Всюду мелодия дома,
В шорохе шин, в мерном стуке колёс,
В рокоте аэродрома.

В обнимку с питерским дождём

В обнимку с питерским дождём,
В тени широкой тучи-шляпы,
Окутана его плащом,
Спит ель,
покачивая лапой.

Замшелой сединой своей
Ты на меня слегка похожа.
В краю,
где царствует борей,
И я гуляю,
дни итожа.

И пусть судьбы моей пальто
Потрёпано,
давно не модно
И полиняло, но зато
Мне в нём уютно и удобно.

От стрессов,
жизненных препон,
От лжи и пошлости эфира
Надёжно служит капюшон
Из нитей внутреннего мира.

Белые ночи

Мне сегодня бессонницу не превозмочь,
Хаос мыслей веду на прогулку,
И сомнамбулой в майскую белую ночь
По пустынным брожу переулкам.
Где-то возле Невы,
в мире старых гравюр
Силуэты и линий сплетенье.
То чарующий севера зримый ноктюрн,
Город-призрак без цвета и тени.

Благословенны плачущие

Счастливы вы, плачущие теперь
Евангелие. Лука (6-21)

Когда готов от жгучей боли
Ты крайний преступить порог,
Когда уж нет ни сил, ни воли,
Ты помни, что сказал нам Бог.

Земля разверзлась под ногами,
Душа кричит: «За что, за что?»
Кто снимет с сердца тяжкий камень,
Вернуться в жизнь поможет кто?

Галопом раньше мчалось время,
Подстёгивая, словно кнут,
И вдруг несносно стало бремя
Ползущих медленно минут.

И цели нет, и нет опоры,
В привычный мир закрылась дверь.
Лишь раздражают уговоры…
Но надо жить, и ты поверь,

Что время так или иначе
Залечит жгучей боли сталь.
Вернётся радость к тем, кто плачет,
Благословенна их печаль.

Виктор ЧИРКУНОВ

Надежда

Нет в жуткой тьме ни края, ни просвета,
С утра в косом дожде моё жильё,
И на кустах качается под ветром
И накликает горе воронье.

И в этом мраке чуется бездонность,
И дождь идёт неведомо куда.
Ни огонька – сплошная безоконность,
И плещется, и плещется вода.

И на душе – лишь чернота, а ветер
За окнами деревья раскачал…
Но в доме лик иконописный светел,
И теплится под ним ещё свеча.

Блокадные карточки

Туман повис, от труб фабричных дым…
В квартире, здесь, где холодно и хмуро,
В блокаду умер дядя Евдоким
От голода, а следом – тётя Шура.

В тумане чуть блестит Невы изгиб,
И ветер дым закручивает в кольца…
В шестнадцать брат под Пулковом погиб,
Уйдя на фронт сражаться добровольцем.

Здесь призрак хлеба ходит по пятам,
Проклятья тень осатаневшим немцам,
По карточкам всего сто двадцать грамм
В блокаду выдавали иждивенцам.

И память сохранила эти дни,
Дни мужества, дни скорби и печали,
Здесь умирали с голода они
Из-за того, что карточки пропали.

И было небо мягкое, как шёлк,
И это всё могло случиться с нами…
После войны я карточки нашёл
В лепном горшочке с медью и гвоздями.

И долго я в ладонях их держал,
И для меня с овчинку стало небо,
А в комнате, казалось мне, дрожал
Давнишний призрак холода и хлеба.

Василеостровские сухари

Забыть ли это? Голос радиолы,
И мне уже одиннадцатый год,
Идём мы с другом из четвёртой школы.
Пожарка. Каланча. Хлебозавод.

Чумазы мы. И голодны мы оба,
Но это место очень я любил,
Весной так ароматно пахла сдоба,
И запах этот по проспекту плыл.

И пахло гуще, чем на сеновале,
И пахло так из года в год подряд,
Мы в этом месте просто застывали,
Вдыхая этот сладкий аромат.

В жару сильней, и послабей в прохладу,
И утром, и когда горят огни.
Здесь выпекали грубый хлеб в блокаду, —
Те, слава богу, миновали дни.

И как-то раз на дальнем Сахалине,
Где я живу, живёт моя семья,
Сухарики – «малышки с ванилином» —
Купил у дома в магазине я.

И во дворе негромко дождь заплакал,
И зашуршали листья тополей,
И вдруг ко мне вернулся этот запах
Василеостровских сдобных сухарей.

Первая осень

Таёжная речка уносит
Листы, что ей дарит ветла,
Дочуркина первая осень
Неслышной походкой вошла.

Вошла без единого звука,
Присела в ногах на кровать,
Она будет дочку баюкать
И песни ветров напевать.

И так же неслышно покинет,
Укутавшись в звёздную шаль.
Печаль журавлиного клина —
Её золотая печаль.

Дочурке моей только месяц,
Но светел улыбкою дом.
И осень причудливо метит
Берёзку за нашим окном.

Ярослав ШАБЛЯ

Детство печалей не терпит

Детство печалей не терпит,
Видит прозрачные сны.
Снова подрос лунный серпик
На небосклоне весны.

Детство —
судьба без оглядки,
Жажда грядущего дня…
Вновь на дворовой площадке
Память встречает меня.

Узкое кресло качелей
Трогаю тихо рукой,
Сумрак вечерний апреля
Стынет над Мойкой-рекой.

Прошлое…
Как в нём хотелось
Новых испробовать чувств!
Выпиты юность и зрелость…
Сложный у прошлого вкус.

Что ж так манит меня сладко
Эхом седого Вчера
Дом николаевской кладки
С гулким пространством двора?

Месяц над крышами светит,
Тучу пронзив остриём…
Спят в доме новые дети,
В мире прозрачном своём.

Крылья – чувствам, свет – душе

Крылья – чувствам, свет – душе,
И любить…
Ещё не поздно!
На последнем этаже
Я гляжу в окно на звёзды.

Вот беззвучно пробежал
В небесах блескучий прочерк…
Мне упавших звёзд не жаль,
Жаль короткой жизни ночи.

Но,
захлопнув книжку сна,
Ты зовёшь меня певуче.
Подойди ко мне сама,
Я придумал сказку лучше!

Видишь,
тает за стеклом
Тонкий след,
скользнувший в небыль?
То любовь моя крылом
Вновь задела купол неба!

В Белоруссии

Тут уже просыпается лето…
Справа – церковь, налево – костёл.
Таковы в порубежье приметы
Белорусских ухоженных сёл.

Я стою у плетёного прясла,
Различаю сквозь трепет листвы,
Как слезятся под небом славянства
Православный и римский кресты.

Майский дождь шелестит понемногу,
Мокнет пыль у церковных ворот.
С двух сторон снова лепится к Богу
Обстоятельный здешний народ.

Здесь у ветра особенный запах —
Он слегка холодит мой висок.
О насущном вздыхает в нём запад,
Близкой Пасхой в нём дышит восток.

В небе – зелено, даль – чиста

В небе – зелено, даль – чиста,
На церковном подворье – ветер.
Навечерие Рождества
Нынче город бесснежьем встретил.

Служба кончилась, свет живой
Остывает в окошках церкви.
Только ветер, что гость чужой,
На воротах шевелит цепи.

Зимний день ослабел совсем,
Зреют сумерки лиловато.
Лишь на звоннице лёгкий шлем
Отражает лучи заката.

А над звонницей – светлый крест,
Над крестом пролетают птицы.
И уже в пустоте небес
Одиноко звезда лучится.

Константин ШАТРОВ

Память детства

Как странно устроена память у нас.
Уж, кажется, жизнь подытожить пора,
А мне вспоминается детство сейчас,
Как будто оно было только вчера.

Как будто вчера только шёл снегопад
Над замершим к полночи Детским Селом,
Как будто вчера вдоль ажурных оград
Домой возвращался я вместе с отцом.

Над улицей, снежную мглу раскроя,
Фонарь одинокий горел вдалеке.
И спряталась детская ручка моя
В широкой и доброй отцовской руке.

Но в краткое детство беда ворвалась,
И жизнь разделилась незримой стеной,
С безоблачным детством порвавшею связь;
И эта стена называлась войной.

И помню ещё детскосельский перрон.
Толпу провожающих в оба конца.
Бесшумно поплывший наш детский вагон.
И долго бежавшего рядом отца.

Приглашение в Фонтанный дом

Приходите сюда, приходите!
Здесь, конечно, не царский дворец.
Здесь поэта простая обитель,
Где он принял терновый венец.

Приходите, постойте немного.
Может, выпадет вам разглядеть,
Как проходит к бессмертью дорога
Сквозь обиды, страданья и смерть.

Свечи, книга на столике узком,
Из тетрадки в линейку листы…
Королева поэзии русской
В гордом блеске своей нищеты.

На стенах фотографии. Лица
Из другой, незнакомой страны.
В вихре двух революций столица,
С февраля до расстрельной стены.

До чего ж ещё все молодые!
Залюбуешься каждым лицом.
Страшно думать, что в дни роковые
Судьбы их зачеркнули свинцом.

Страшно думать, что пулями смыта,
Не успев доиграть свою роль,
Вся её королевская свита
И её благородный король.

Как корону, носила оковы.
Всё припомнив зловещему дню,
Страшной истины вещее слово
Написав, предавала огню.

Не заставить лакействовать гений
Голубых королевских кровей!
Преклони же, читатель, колени
Пред духовной царицей своей.

Лишь ты одна мой друг, гитара

Нет, родина гитары – не Россия,
В иных краях её затерян след,
Где родилась под пляски огневые,
По цокот каблуков и кастаньет.

У нас, на Севере, прохладней дни и ночи.
Природа наша строже и грустней.
Не встретишь «рыцарей», до пения охочих,
Под окнами российских «дульциней».

Зато когда мы сходимся с друзьями,
Морозам, скуке, мгле наперекор,
Как первый друг, гитара между нами
Заводит задушевный разговор.

Не скрипка, нет, не строгий тон рояля
Найти порой не могут к сердцу путь,
Не утолят томительной печали,
Не облегчат стеснившуюся грудь.

И лишь одной гитары звук глубокий
Не потревожит хрупкий мир тиши,
Мелодия, подаренная Богом,
Сольётся вмиг с мелодией души.

Пусть родилась гитара не в России,
Но добрым другом к нам вошла в дома,
И под её мелодии живые
Звучит теперь поэзия сама.

Елена ШУСТРЯКОВА

Чуть замедлив бег времени всуе

Чуть замедлив бег времени всуе,
Взята в плен петербургским двором,
Я в альбоме мой город рисую
Чёрной тушью и тонким пером.
Летний сад и молчание статуй,
Петроградская,
Средний,
Большой…
Город-рыцарь,
закованный в латы,
С величавой и нежной душой.
Я привыкла к его непогодам,
К многоликой спешащей толпе…
Он вне времени,
власти и моды.
Он – как будто бы сам по себе…

На улице почти темно

На улице почти темно,
Прохожих смолкли речи…
Кладёт мазки на полотно
Наш петербургский вечер.

Погасла позолота дня,
Стал Невский ниже ростом…
Гарцует конь, уздой звеня,
Вдоль Аничкова моста.

А в переулках – полумрак,
Изломы тёмных линий…
Мой город надевает фрак,
Торжественный и синий.

Я родилась, когда растаял снег

Я родилась, когда растаял снег.
Мне было предначертано судьбою
Взлетать и падать, и прожить свой век,
Болея поэтической строкою.

Испив до дна земную благодать,
Не запятую выведу, а точку…
Придётся перед Богом отвечать
За каждую написанную строчку,

За умолчанье, за бездушный текст,
За недостаток благостных усилий…
Поэзия, ты дар небес и крест,
Что рвёт гвоздями нити сухожилий…

Ты – хлеб, которым не бываешь сыт,
Живительная влага с каплей яда…
В тебе псалмы, что написал Давид,
И Пушкин, и его «Гаврилиада».

Стихи приходят, словно ночью тать,
Врываются, как буйство красок в мае,
И если будет нечего сказать,
Я буду знать, что просто… умираю.

Поэзия, ты мудрости сестра,
В тебе грущу, и радуюсь, и каюсь.
Когда мои угаснут вечера,
Я лишь тобой, быть может, оправдаюсь…

Я не достигну славы и высот.
Земная цель мне видится иною:
Пусть к Богу хоть одна душа придёт
Через стихи, написанные мною…

Скрипка

На скрипке – пыль от канифоли,
Готов порваться нерв струны,
Но как она поёт от боли
Моей растерзанной страны…

То взвоет, то заплачет глухо,
Как обессиленный сверчок,
И та же боль в глазах старухи,
Что по струне ведёт смычок…

Рубля российского не жалко —
Ведь видно по всему – бедна.
Консерваторскою закалкой
Звенит отчаянно струна.

Власть равнодушно прячет ухо —
Пусть чья-то нищенствует мать…
Но на обобранных старухах
России сильною не стать…

Незабываемо красиво

Незабываемо красиво
Оранжевеет небосклон,
Как половинка апельсина,
На доли светом разделён.

Ещё мгновенье – брызнет соком,
Живою влагой напоит
И придорожную осоку,
И дуба мощный монолит.

Скалы прибрежной гордый профиль
Старательно разинул рот
И жаждет к утреннему кофе
С копчёной тучей бутерброд.

У матери – ребёнок-инвалид

У матери – ребёнок-инвалид…
Её глаза полны вселенской болью.
Он сам не ходит и с трудом сидит,
И жив, наверное, её любовью,

Её молитвой в предрассветный час,
Когда одной лишь ей не спится в доме…
Бог долго терпит этот мир и нас
За матерей в молитвенном проломе.

За тех, кто крест не бросил, а несёт
С особым Иисусовым терпеньем,
За тех, в чьих душах возрастает плод
Христова милосердья и смиренья…

Привычен людям недовольный вид —
Нас раздражают чей-то смех иль топот…
У матери – ребёнок-инвалид…
Смотри ей вслед и твой умолкнет ропот.

Как незатейлива картина

Как незатейлива картина:
Ручей, пролесок, дальний ров…
Здесь мох, прогнув под тропкой спину,
Глотает шум моих шагов.

Ищу покой и постоянство,
Стремлюсь душою отдохнуть
Там, где меняя лишь убранство,
Природа сохраняет суть.

Пусть уголок земли заброшен,
Никто не едет на пикник…
Здесь луг не мят, осот не скошен
И так волшебно чист родник…

Чем дольше жизнь

Чем дольше жизнь —
Тем больше грусти,
Тем мельче радость бытия…
Не стала б только захолустьем
Судьба неброская моя…

Не затянуло бы осокой
То место, где родник поёт…
Души божественны истоки,
Но дней так короток полёт…

Всё чаще охристые блики,
Всё горемычнее ветра…
Цветут турецкие гвоздики
Узором яркого ковра,

Среди травы окраски куньей,
Без строгих правил и рядов
Пестреют юбочки петуний
Почти до самых холодов…

Печаль не зреет без причины…
Смотрю на сад…
Готов отцвесть.
Но в силе астры-октябрины,
А, значит, и надежда есть…

Ещё лоснятся сухоцветы
Горячим солнечным желтком…
Ещё по полю бабье лето
Пройдёт степенно босиком…

Надежда ЮДИНА

На Пискарёвском кладбище

Не холмики – высокие поля…
Юрий Шестаков

Не холмики – высокие поля.
Блокадный год на плоской грани камня.
Как говорится, пухом вам земля,
А в наших душах не померкнет память.
Блеснут росинки – или капли слёз?
В молчанье скорбном тополя и клёны.
И ветви зеленеющих берёз
Склонились в сострадательном поклоне.
Бушует пламя вечного огня,
А рядом с ним не умолкают птицы
И, голосами детскими звеня,
Жизнь открывает новые страницы!

Запустение

Здесь ни тропинки, ни дороги
В густом снегу.
Увязли брошенные дроги
На берегу.
Вот по заснеженной долине
Бредут дубки —
Лежит село, как на картине:
Изгиб реки…
Но смотрят пасмурно глазницы
Пустых окон.
Разорены в углах божницы —
Приют икон.
Ворвался ветер пьяным гостем
В пролом окна.
И над селом, как над погостом,
Взошла луна…

Небесная одиссея

Заблудился я в небе, что делать?
Осип Мандельштам

Заблудилась в небе – что мне делать?
Облачко зелёное обняв,
Я лечу, лечу в созвездье Девы
И не понимаю: сон иль явь.

В звёздных звуках музыки и звона
Рёв Медведиц справа от меня.
Там Пегас на фоне Ориона
Сыплет искры светлого огня.

Умоляю облачко: «Послушай!
Подлетим, я искру подхвачу!
Это же такой счастливый случай —
Я поэму написать хочу!»

«Много хочешь, – облачко сказало, —
Это же тебе не горсть монист…»
Просыпаюсь, стиснув одеяло.
На столе – бумаги чистый лист…

Ольга ЯКУШЕВА

Двое перед боем

Поцеловал нательный крест:
Нельзя без веры —
как иначе?
Не выдаст Бог —
свинья не съест,
Всё остальное – от удачи.

Его приятель не таков —
Не носит крест,
не верит в Бога.
Их породнил один окоп —
Войны нелёгкая дорога.

Пока – хранимые судьбой,
Но рядом – смерть
идёт по следу.
Для них не первый этот бой,
Не оказался бы последним…

…Снаряды – в рёв,
а пули – в свист.
И, зубы стиснувши до боли,
Закоренелый атеист
Перекрестился перед боем.

Нора ЯВОРСКАЯ

Завоёванный город

Долго длилась осада. Таран твердолобый
Бил по медным воротам, как будто по нервам.
Наконец-то! Горя нетерпеньем и злобой,
Предводитель в пролом устремляется первым.
Следом – войско, волною рычащей и плотной,
А из глоток – «Победа! Победа!» гортанно…
Шлем сорвать с головы, раскалённый и потный,
И – на башню дворца побеждённого хана.
Вот он – город: покорный лежит, молчаливый,
Как секирой, ликующей ратью распорот…
Но, вздохнув, прошептал победитель счастливый:
«Что мне делать с тобой, завоёванный город?»

Нет, не кинется вождь на сокровища храма,
Не взалкает рабы, полумёртвой от страха.
Что ему сундуки драгоценного хлама,
Что любовь, для которой и ложе – как плаха,
Если путь веселей неподвижности сытой,
Если женщины есть, и свободны и страстны,
Если есть на земле упоение битвой,
Если есть города, что ему неподвластны?!.

Почему вспоминаешься, древность седая?
Как Сатурн от Земли, от меня далека ты.
Я в другую эпоху смеюсь и страдаю,
Лёгкий ветер нейлона ношу, а не латы.
Я иду по асфальту, и шаг мой спокоен.
Только нет, вы в спокойствие это не верьте:
Он живёт во мне – дерзкий обветренный воин,
Он, как зло и добро, обречён на бессмертье.

Приглядитесь получше: вот к цели заветной
Я стремлюсь, обдирая колени и душу,
И смотрю на вершину в тоске безответной,
Точно тонущий в море – на дальнюю сушу.
Наконец-то – победа моя и спасенье!
О, вдыхай же вершины живительный холод!
Но шепчу я растерянно, в тайном томленье:
«Что мне делать с тобой, завоёванный город?!»

Медовый месяц

Украли месяц наш медовый.
А кто украл? Зачем украл?
А может, он такой бедовый,
Что сам из наших рук удрал?!

Замешкались, не углядели,
Всё рассуждали: погодим,
Мы – занятые, мы – при деле,
Мы после этот мёд съедим.

И вот он, месяц наш, на небе
Янтарным парусом плывёт, —
На голубом небесном хлебе
Чистейший мёд, чистейший мёд.

Распятой шкурой зверя исполина

Распятой шкурой зверя исполина
На севере лежит моя равнина.

И долго, долго надобно шагать
По торфяным болотам, через гать,

Чащобами, где залежалась тьма,
Пока дойдёшь, усталый, до холма.

Их здесь нечасто встретишь, потому
Я поклоняюсь каждому холму.

Я женщина. От века и доныне

Я женщина. От века и доныне
Как весела охота на меня!
Приятное занятие мужчине,
Особенно – для выходного дня.

Меня считая лёгкою добычей,
Решаешь ты патроны приберечь
И, как велит нехитрый ваш обычай,
Цветистую раскидываешь речь.

Но я в слова красивые не верю,
В моей душе им больше не сиять.
И вот уже, как покрупнее зверю,
Ты жертвуешь и месяц мне, и пять.

Уже готов ты сесть на хлеб и воду,
Готов брести по топям и снегам,
Готов свою священную свободу,
Что голову, сложить к моим ногам.

Тебе уже и боль твоя отрадна,
Ты без неё не проживёшь и дня…
И я спросить хочу тебя злорадно:
«Как? Весела охота на меня?!»

Но что-то выплывает из-под спуда, —
Неужто мне любовь дарит судьба?!
И, всё ещё боясь поверить в чудо,
Я твоего касаюсь робко лба.

Краткий биобиблиографический справочник

Лилия АБДРАХМАНОВА

Абдрахманова Лилия Хабибуллаевна родилась 24.02.1941 в Алма-Ате. Окончила Казахский государственный университет.

Основные публикации: Во сне звучат стихи, 1997, СПб; Ритмы Бытия, 2000, СПб; Две Жизни, 2004, СПб.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Член Союза писателей России.

Наталия АВДЕЕНКО

Авдеенко Наталия Семёновна родилась 20.01.1947 в Вене (Австрия). Ряд стихов переведены на украинский язык.

Основные публикации: Солнечные часы, 2006, СПб; Окрылённость, 2007, СПб; Родники, 2009, СПб.

Член литературной организации «Многонациональный Петербург».

Нина АГАФОНОВА

Агафонова Нина Валентиновна родилась 03.06.1964 в Ленинграде.

Основные публикации: Тишина Акрополя, 2003, СПб; Память, 2005, СПб; Время Воды, 2007, СПБ.

Мария АМФИЛОХИЕВА

Амфилохиева Мария Вальтеровна родилась 22.03.1960 в Ленинграде. Окончила литературный факультет ЛГПИ им. А.И.Герцена и факультет средств массовой информации в Чите.

Основные публикации стихов: Пульсация солнца, 2000, СПб; Охтинский мост, 2002, СПб; Берега преданий, 2005, СПб; Вино бессонницы, 2008, СПб.

Член Союза писателей России.

Елена АННЕНКОВА

Анненкова Елена Александровна родилась 06.07.1974 в Ленинграде.

Основные публикации: Питерской мозаикой по свету, 2009, СПб; Июльский снег, 2009, СПБ.

Татьяна БАКАНОВА

Баканова Татьяна Андреевна родилась 26.01.1963 в Ленинграде.

Основные публикации: Татьянин день, 1996, СПб.

Михаил БАЛАШОВ

Балашов Михаил Павлович родился 06.08.1948 в Уфе. Ряд стихов переведен на китайский язык.

Основные публикации: Последняя четверть луны, 1999, СПб; Бикфордов шнур, 2004, СПб.

Руководитель Литературного клуба «Лукоморье»

Руководитель поэтических чтений при музее им. Державина.

Член ЛИТО «Путь на моря» им. Вс. Азарова.

Член Международной писательской ассоциации баталистов и маринистов.

Член литературной мастерской Юрия Шестакова.

Вадим БАРАШКОВ

Барашков Вадим Николаевич родился 15.05.1937 в Ленинграде.

Основные публикации: Снег берёзовый, 1977, Ленинград; Белые мили, 2001, Ленинград; Осенний свет, 2002, СПб.

Член Союза писателей России.

Мария БОРИСОВА

Борисова Мария Алексеевна родилась 25.03.1946 в Ленинграде.

Основные публикации: Калейдоскоп, 2008, СПб.

Главный редактор альманаха «Приневье».

Илья БРАГИН

Брагин Илья Борисович родился 02.09.1971 в Ленинграде.

Закончил Государственный СПб университет. Филолог.

Основные публикации: Цветные сны, 2005, СПб; Что-то тайное в нас… 2007, СПб; Жду тебя на небесах, 2009, СПб.

Член Литературного клуба «Приневье».

Алексей БРИЛЛИАНТОВ

Бриллиантов Алексей Валерьевич родился 07.05.1960 в Великом Новгороде.

Основные публикации: Проросший здесь, 2008, СПб; Ознобы души, 2010, СПб.

Член ТО «Гармония».

Алла БРОЙН

Бройн Алла Яковлевна родилась 10.12.1959 в Ленинграде. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член ТО «Гармония».

Владимир БУРКАТ

Буркат Владимир Соломонович родился 23.11.1938 в Виннице. Основные публикации: Коллективные сборники и периодическая печать.

Член редакции журнала «Голоса Петербурга».

Николай БУТЕНКО

Бутенко Николай Николаевич родился 09.08.1951 в Кировограде (Украина). Ряд стихов и книг переведены на иностранные языки. Основные публикации: Избранное в 5-ти томах, 2009, СПб. Председатель Литературного клуба «Зубрёнок».

Член Союза писателей России.

Елена БЫЧКОВА

Бычкова Елена Олеговна родилась 01.10.1958 в Светогорске, Ленинградской области.

Основные публикации: Поющий дождь, 2007, СПб.

Главный редактор альманаха «Дорога».

Страницы:

Читать бесплатно другие книги:

Как любовь формирует мозг ребенка?

Герхардт Сью

В книге объясняется, почему любовь необходима для развития мозга в первые годы жизни ребенка и как в...

Зловещие тайны Антарктиды. Свастика во льдах

Осовин Игорь

В конце февраля 1947 года американская эскадра адмирала Берда, прибывшая с тайной миссией к берегам ...

Секретная цивилизация Луны

Почечуев Сергей

Почему в начале 1970-х годов США и СССР одновременно свернули программы по исследованию Луны? Что за...

Бремя белых. Необыкновенный расизм

Буровский Андрей

Нарушая все табу и запреты, эта сенсационная книга разоблачает главный миф «либеральной» тирании. Эт...

Дурни вавилонские

Трускиновская Далия

Без чего нельзя обойтись в Древнем Вавилоне при строительстве легендарной башни? Конечно, без гастар...

Руководство по системной поведенченской психотерапии

Курпатов Андрей

Настоящее руководство представляет науку о поведении, созданную отечественными учеными И.М.Сеченовым...