Фанаты. Прошлое и настоящее российского околофутбола Козлов Владимир

«Хулиганизм – не криминал»

Говорить о том, что милиция в принципе бездействует в отношении футбольных хулиганов, конечно, нельзя. Многие члены хулиганских группировок задерживались милицией, причем неоднократно. Существуют и базы данных на участников фирм, хотя в них зачастую попадают случайные люди, не связанные с футбольными хулиганами.

Футбольный хулиган, участник одной из группировок ЦСКА:

Милиция потом приезжает, пытается кого-то задержать. Иногда удается, иногда нет. И меня задерживали. В основном на стадионах. Но и на драках тоже было. За что? За что угодно. Не понравился милиционеру – всё, задержали. Потом протокол, вносят в базу, эти данные сейчас уже и за границу отправляют – милиция работает, не зря получает деньги. Но много в эту базу попадает и лишних людей, которые не имеют отношения к хулиганизму. Но милицию это не волнует – портят людям жизнь, и ладно.

За последние несколько лет ни один человек не был осужден в Москве за футбольное хулиганство. Подчеркну, что речь идет не об акциях, в которых участвовало какое-то количество фанатов, вроде царицынского погрома и нападения на рэпперов в метро Филевской линии, или о массовых беспорядках, приписываемых футбольным хулиганам, как, например, погром на Манежной площади (об этом подробнее в главе «Фанаты и общество»), а именно о футбольном хулиганстве. Если не страдают прохожие, если нет разбитых витрин и тому подобного, футбольные хулиганы могут не опасаться преследования органов.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

По закону нашему футбольный хулиганизм криминалом не считается. Было бы это криминалом – давно бы уже всех пересажали. А так максимум, к чему могут привлечь, это к административной ответственности. Но это никого не останавливает.

«Русский стиль»

С середины 1990-х российский футбольный хулиганизм немало изменился. Одним из важных изменений стал отказ от «аргументов». В результате появилось даже новое понятие – «русский стиль». Но пришли к этому не сразу, а лишь после большого количества драк «на аргументах».

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

Наполучали в голову достаточно. Человек, который один раз серьезно получит по голове арматурой, – я даю гарантию, потому что сам получал по голове арматурой, – уже второй раз получить у него желания не будет. Взрослеть начали. Движение, которое зародилось в конце девяностых, было молодежным. Там средний возраст был до двадцати лет, лидерам было двадцать—двадцать пять лет. Безбашенные были, плюс алкоголь – все любители выпить, всё было по фигу. Потом люди взрослели постепенно и понимали, что до хорошего это не доведет. Плюс пример с убитым «зенитчиком», когда «Динамо» ездило в Питер.

Действительно, многие в фанатских движениях считают, что одним из «поворотных моментов», подтолкнувших футбольных хулиганов к отказу от «аргументов», стала драка между «динамовцами» и «зенитовцами» в Санкт-Петербурге 15 апреля 2000 года, во время которой погиб пятнадцатилетний петербуржец Виталий Петухов. Ниже приведены разные версии этого случая.

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

[ «Динамовцы»] вышли с Большого проспекта, а мы их ждали у «Юбилейного». От Большого проспекта до станции метро «Спортивная» меньше ста метров. И они выходят с проспекта, а около метро стоят обычные болельщики – и подростки, и пожилые люди, и женщины. Просто ждут кого-то, чтобы вместе идти на футбол. А у [ «динамовцев»] уже была привезена арматура, и они начинают все ломать, крушить, рвать на части. И под руку попадает пятнадцатилетний Виталий Петухов, который второй раз в жизни пришел на футбол и просто стоял, ждал друга – вообще не фанат. Ну и куда-то ему попали, что-то перебили…

Александр Шпрыгин («Каманча»), «Динамо» (Москва):

А апофеозом стало, когда после нашей драки с «зенитчиками» в Питере [в 2000 году] были погибшие. Правда, не факт, что они погибли от наших ударов. Официально погиб один человек, Виталий Петухов, ему пятнадцать лет тогда было. Он после драки остался лежать, и там неизвестно, то ли питерская милиция это дело замяла, то ли он умер от астмы, но даже если и так, то понятно, что столкновение каким-то косвенным образом сыграло роль. Ходит упорно слух, что мы его убили, но – может, это немного кощунственно будет, но с точки зрения законодательства всегда проводится экспертиза, от чего именно наступила смерть. И в рамках того уголовного дела экспертиза установила, что смерть наступила от астмы. Другое дело, что приступ астмы мог начаться из-за того, что он поймал какой-то стресс от того, что там происходило, – избиения.

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Несколько дней милиция пыталась выдвигать разные версии – что он там от передозировки умер, хотя мальчик вообще не употреблял, был спортсменом. И то, что его машина сбила, хотя люди видели, как его прямо от метро несли куда-то ближе к проезжей части, чтобы «скорая» подъехала. Потом уже [милиции] пришлось признать, что человека убили. И потом [ «динамовцы»] прошли через толпу, перешли через проспект Добролюбова, и там уже началась толкотня-беготня. Но в итоге ОМОН всех победил.

Александр Шпрыгин («Каманча»), «Динамо» (Москва):

Мы ни в коем случае оправдания не ищем – когда гибнут люди, это всегда трагично. Но это был апофеоз, и со временем фанаты пришли к тому, что появился культ чистых рук, «фэйр плэй». Сейчас, наоборот, считается, очень портит имидж фирмы, если она использует подручные средства или, не дай бог, ножи – а к началу двухтысячных ведь уже и до того дошло. Вовремя российский фанатизм остановился и в ту сторону не пошел.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

А еще – никто из движения уходить не собирался. Раньше часто как было – человек пришел в движение, два-три года отъездил, получил серьезно по голове и заканчивал ездить. Раньше в фанатизме видели какой-то протест – это было круто, брутально. А сам футбол – это многим было параллельно… Ну, не то чтобы параллельно, увлекались, конечно, но несерьезно к этому относились. Сейчас выезда стали более массовыми. Если раньше собирались на некоторые по десять или двадцать человек и выезд в сто или двести считался очень крутым, то сейчас две или три тысячи на выезде не вызывают сенсации. Люди хотели оставаться в движении, а раз так, то о каком применении «аргументов» может идти речь? Начали договариваться. Сегодня «аргументы» уже считаются очень плохим тоном. «Динамо» периодически отмечается жесткими довольно добиваниями – бутылками там, пепельницами. Но «Спартак», ЦСКА и «Зенит» – однозначно нет. Только руки и ноги, без подручных средств.

Футбольный хулиган, участник одной из группировок ЦСКА:

В России все топовые бригады, реальные хулиганы, «аргументов» не используют. Мы ж не хотим друг друга убивать и калечить. Раньше это было, потому что моду задала одна спартаковская группировка, а теперь эта группировка ушла в тень, пришли другие люди, которые поняли, что этого делать не стоит. Есть другие способы, кроме как бутылками, доказать, кто они и что они.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

Термин «фэйр плэй» довольно трудно объяснить – половина даже не поймет, что это такое. И поэтому возникло название «русский стиль» – буквально пару лет назад. Ведь этим мы практически отличаемся от всей Европы. Похожая ситуация только в Польше, и то там есть несколько клубов, которые принципиально используют «аргументы». И молодежи это гораздо проще объяснить и донести: мы все – русские люди, и калечить друг друга мы не должны. В Европе практически везде используют «дерьмо» в очень серьезных количествах, а самые организованные движения – в Италии, Сербии, Греции, – те вообще поголовно. Там на драки ходят в шлемах – чтобы их не поубивали.

К середине 2000-х в российском футбольном фанатизме, как и во всей стране, наступает стабильность. Драк на стадионах практически не происходит – мелкие стычки между нетрезвыми болельщиками не в счет. Разборки между враждующими хулиганскими группировками уходят подальше от камер видеонаблюдения и бдительных сотрудников милиции. «Стадионные войны» между фанатами и милицией или ОМОНом прекращаются: обе стороны наконец-то начали диалог и пошли на взаимные уступки. Отношения между фанатскими движениями разных команд тоже определены: все знают, кто с кем дружит и кто с кем враждует, и радикальной смены союзников, как это случалось в прошлые годы, теперь уже нет. При этом важной частью фанатизма остаются выезды на матчи в другие города.

Выездная активность

За три десятка лет существования российского фанатизма внешние атрибуты выезда поменялись. Теперь многие выезжают на матчи своей команды организованно, нанимая для этого автобусы. В организации выездов – особенно международных – участвуют туристические компании. Выезды стали гораздо более комфортабельными. Сейчас большинство фанатов уже не ездят на электричках – «собаках». А раньше это был чуть ли не основной способ передвижения.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Еду я, допустим, на электричке [из Питера в Москву]. «Сквозняка» не было. Получалось пять поездов. Питер– Малая Вишера, Малая Вишера—Окуловка, Окуловка—Бологое, Бологое—Калинин, Калинин—Москва. В шесть-тридцать выезжаешь. Причем был один кусок – до Бологого, – там шел севастопольский поезд, и в нем можно было проехать за рубль в тамбуре. Контролеры там никогда не ходили, поэтому за рубль в тамбур всегда сажали. Два часа стоя. Приезжаешь в Бологое – там уже никакие электрички неходили, – отправляешься в тупик, ложишься спать. Утром – до Москвы, день в Москве, обратно едешь совершенно убитый. Раз возвращались с другом из Москвы – год восемьдесят третий или восемьдесят второй, – и я понял, что я еще могу протянуть, а он уже не может. Доехали на электричке только до Калинина, в Калинине залезли в поезд, к проводнице. Дали ей десять рублей. Она положила нам в купейном вагоне на полу матрас. И мы на нем вдвоем в обнимочку легли. Уставшие были настолько, что уже в Питере через нас с чемоданами шагали. Причем не пьяные были!

Игорь М., «Спартак» (Москва):

Я никогда не брал обратного билета. Разве только с длинного выезда – Душанбе или Ташкент. На все остальные я ездил без обратного билета, и по пути домой нас или запихивали в какие-нибудь бесплатные вагоны, или электричками отправляли, или мы просто вписывались в поезда – всегда удавалось уехать без билета. Я сначала был школьником, потом студентом, денег не было, и все считали это вполне нормальным.

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

В те годы выезд подразумевал поездку на третьей полке, или в рундуке, или наверху есть ниша в купе – туда тоже залезали, чтобы бесплатно ехать. Тебя отлавливали. Есть знаменитое Бологое – между Питером и Москвой. Специально знали, что поедут фанаты, и искали, отлавливали. Милиционеры знали в лицо фанатов, а фанаты знали в лицо милиционеров. Был какой-то полковник – фамилию уже не помню, – он раз сказал нам: вот, ребята, проходящие поезда, и чтобы через пятнадцать минут вас здесь не было.

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

[На первый выезд] я в восемьдесят шестом поехал – на «Спартак», в Москву. Приезжаем – там очередь в ЛФК ЦСКА. Он, по-моему, четыре тысячи двести вмещает, а только из Питера приехало человек четыреста. А еще и москвичи стоят в этой очереди. Из метро вышли – а там практически от выхода хвост стоит. Ну, мы нашли наших, которые уже без очереди куда-то влезли, еле-еле достали билеты, но все равно пришлось там часа три промерзнуть – был март месяц. Заходим – тишина, кругом милиция. В Москве тогда вообще ничего было нельзя. У нас хоть покричать, похлопать можно было на стадионе. Идет игра, и вообще гробовое молчание на трибуне. Минуте на десятой мы решили похлопать – в ритме «раз, два, три, „Зенитушка“, дави». Нас десять человек примерно было – в одном ряду сидели. Похлопали. Сразу подходят [милиционеры], руки за спину, вытурили на улицу и больше не пустили. На первый выезд приехал – и такой облом! Дождались, пока все выходили. Ноль-ноль. Ну хоть ничего не пропустили. Но все равно обидно было жутко.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Дальние выезды – электричками из Питера никуда больше нельзя было уехать. Попутками тогда не наездишься – трафик был не такой плотный автомобильный. Перевозки в основном шли железными дорогами. Чтобы кто-то, например, попробовал до Минска доехать попутками – такого я не слышал. А напрямую из Питера можно было доехать только поездом. Другое дело – как. Были люди, которые, не стесняясь, ездили в «гробах», прописывались как угодно – скажем, человек приходил [на вокзал] в одной майке, делая вид, что он в этом вагоне давно уже едет. Прятали свои вещи – как будто пописать вышел, покурить. Тогда еще и контролеры как-то по-другому относились к таким людям.

Сергей Андерсон, ЦСКА:

Мы никогда друг друга не гасили. Может быть, были стычки локальные – из-за бабы какой-нибудь. Но это не касалось фанатизма нисколько. Вера – она одна, ЦСКА един, ЦСКА велик. Нас больше ничего не интересовало. В этом плане, чтобы мы на выезде могли друг у друга что-то отнять, – такого не было. Могли приколоться, да. Мы, может быть, ходили на грани нарушения закона, но старались эту грань не переступать.

Еще с советских времен существует понятие «золотой сезон». Сделать «золотой сезон» – значит посетить все матчи своей команды в чемпионате и Кубке. Хотя после того как география высшего дивизиона сократилась (сегодня в российской премьер-лиге из 16 команд 7 представляют Москву или Московскую область), а выезды за границу стали более доступными, отношение к «золотому сезону» тоже постепенно начало меняться.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

«Золотой» выезд – довольно спорный вопрос. Потому что у «Спартака» – я не знаю, как у других команд, – есть старые фанаты, которые за этим следят, подсчитывают людей на выезде, и они рассматривают только игры в чемпионате и Кубке России. Связано это с тем, что в советские времена выезжать за границу никто не мог. Поэтому считали только чемпионат СССР и Кубок СССР, и так и в России пошло. Но по моему личному мнению, «золотой сезон» – это посещение всех официальных матчей команды. То есть если команда играет в Кубке УЕФА или Лиге чемпионов, сейчас границы открыты – пожалуйста, езди. В союзные времена были выезда – Душанбе, Киев, Вильнюс, все что угодно, весь СССР нужно было объехать. А сейчас у нас [в чемпионате] девять выездов, и на кубок России один, максимум – два выезда, и все. У нас в этом году тридцать три человека сделали «золотой сезон» – многовато. Почетность этого падает.

Среди недружественных выездов для московских фанатов в 1980-е годы и в начале 1990-х были Прибалтика, Киев и Днепропетровск.

Игорь М., «Спартак» (Москва):

У меня был выезд в июле девяносто первого, двойник, Киев—Днепропетровск, и мы с тремя ребятами остались в Киеве, а через несколько дней нам нужно было ехать в Днепр. Приехали на вокзал – а он кишмя кишит хохлами. Половина едет на матч киевского «Динамо» в Москву, а вторая половина – в Днепропетровск, нас вычислять. И мы ехали в одном поезде: мы четверо – и полный поезд хохлов. Там они упились, их милиция снимала.

И до сих пор экстремальными остаются выезды на Кавказ. Долгое время в российской премьер-лиге играла команда из Владикавказа «Алания», и выезды в этот город многим запомнятся на всю жизнь.

Александр Шпрыгин («Каманча»), «Динамо» (Москва):

Они в принципе гостеприимные, осетины. Если их команда, «Алания», выиграет, то они тебя еще напоят и проводят. Но когда она проигрывает, они воспринимают это чуть ли не как личное оскорбление и становятся очень недружелюбными. Те выезда всегда считались опасными. Там же не только люди из Владикавказа, но приезжали еще из деревень, а у тех чуть что – сразу за ножи. Естественно, никто не хочет ехать на выезд, чтобы он для него оказался последним или чтобы инвалидом вернуться.

И от выезда [во Владикавказ в 1998 году] остался неприятный осадок. По городу особенно не погуляешь, перед игрой надо идти озираясь. Нас было там всего человек семь, нас посадили на центральную трибуну, и мы подверглись жутким оскорблениям. Единственное, что было хорошо, – там сидели два милиционера, и их все слушались, боялись нам что-то сделать. Но были очень кривые взгляды. Когда «Динамо» забивало гол и мы вскакивали, летели чуть ли не бутылки в нас. Хорошо, что встал один их старейшина и сказал им что-то, – и тогда все прекратилось. А потом президент «Динамо», Толстых Николай Александрович, за что мы ему до сих пор благодарны, нас взял сначала в автобус с командой – мы сели сзади, футболисты – спереди. Сказали – зашторьте окна, наклонитесь. Сзади автобус автоматчиков ехал, впереди – машина с мигалками. И потом в самолет с ними – причем военный, без окон.

А уже когда в 2003 году мы сами себе наняли чартерный самолет, нас встречало МВД Осетии, автобус, сопровождение, гостевая трибуна. Мы ехали с мигалками, все оборачивались. Там много народу приехало поездами. И у меня в душе был праздник, я чувствовал, что вернулся победителем. Я стоял на трибуне, все скандировали, была полная трибуна.

Сегодняшний выезд – гораздо более предсказуемый, чем, например, десять лет назад. Заранее известно, где могут возникнуть «траблы», а где их почти наверняка не будет.

Футбольный хулиган, участник одной из группировок ЦСКА:

Хулиганы сейчас редко ездят на выезда. Там нет для них ничего интересного. Какие-то летние, интересные, хорошие выезда – да, они посещают как «релакс». Драк там обычно не происходит, кроме, скажем, Петербурга – вот туда хулиганы обычно поедут и будут участвовать во всяких событиях затрибунных.

Но при любых раскладах выезд – независимо от его «экстремальности» – источник приключений, приколов; событие, о котором потом фанаты любят вспомнить. Ниже приведены несколько историй о выездах, рассказанных фанатами.

Андрей Малосолов, ЦСКА:

Девяносто девятый год. Поездка в Мольде, в Норвегию на матч «Мольде»—ЦСКА. Мы летели в Осло – я и еще восемь человек, заказали еще в Москве из Осло до Мольде «минивэн» и общим решением назначили водителем меня. Соответственно я не пил в самолете. Когда вместе выпиваешь с людьми, все кажется ровно и нормально. А тут была какая-то чудовищная вакханалия, все эти напились. Мне было стыдно за всех. Я думаю – никогда больше в жизни не полечу трезвым. Такой был глум, гогот, обливание норвежцев виски и тут же спаивание их. Прилетели в Норвегию, я сел за руль микроавтобуса – водил его первый раз в жизни. Причем поехал по правилам, шестьдесят километров в час, потому что там большие штрафы. Но кто-то сзади проревел, что мы слишком тихо едем, меня выдернули из-за руля, и сел самый пьяный и самый буйный. Мы понеслись на огромной скорости, не имея карты, ничего, и приехали прямо к своему отелю. Просто ехали, ехали – и вот он! И когда мы приехали, я на ватных, трясущихся ногах пошел с другими в ближайший паб запивать горе пивом, а вот этот наш буйный человек повез машину ставить в подземный паркинг. И не учел маленькую деталь – ограничение по высоте было два десять, что ли, метра, а у нас было два сорок. И на скорости шестьдесят километров в час он в этот паркинг въехал. Там сидел привратник – у него аж шляпа подскочила, когда влетела эта «дура», снесла половину крыши, посыпалась штукатурка. Отутюженная крыша потом была поводом для насмешек, глума, но обошлась нам в итоге в три тысячи долларов.

Иван Катанаев, «Спартак» (Москва):

Первый мой выезд – в Самару – был просто туда и обратно, без каких-то эксцессов. А второй – в Тольятти, играли тогда на Кубок. Приехали, сходили на футбол, потом милиция всех собрала и увезла на вокзал. У меня был билет туда и обратно, а старшие товарищи уговорили меня его сдать и поехать вместе со всеми электричками в Ярославль – «Спартак» играл следующую игру в Ярославле. Матч на Кубок был в среду, и у нас было три дня, чтобы добраться до Ярославля. Все прелести передвижения на электричках испытал.

Приехали в одну деревню – просто реальная деревня. Мы там оказались в девять часов утра, а следующая электричка до Нижнего Новгорода шла в девять вечера. То есть в этой деревне надо было торчать двенадцать часов, а до Нижнего – двести километров. Ну, мы подумали – что такое двести километров? Пойдемте на трассу и по два-три человека автостопом доедем часов за пять. Пошли на трассу, мы с другом поймали машину, проехали километров пятьдесят, потом водитель сворачивал. Вышли и пошли дальше по трассе ловить машину. В итоге так шли мы тридцать шесть километров до следующего села – никто не останавливался. Потом нам объяснили местные жители, что здесь из Тольятти гоняли машины, и как раз на этом участке их часто грабили. Останавливали, выбрасывали водителя из салона и забирали новую машину. И просто тупо никто не останавливался. Мы шли весь день – без денег, без всего – стоптали просто ноги в кровь. Пришли в следующее село, от которого сто десять – сто двадцать километров до Нижнего, чуть ли не бегом бежали на вокзал и прибежали как раз в тот момент, когда электричка из того села, откуда мы стартанули, отъезжала. Мы в нее сели и думаем: нормально прогулялись, тридцать шесть километров прошли пешком, а могли бы просто посидеть и дождаться этой электрички.

А на матч мы так и не успели. Приехали в Москву только в воскресенье – мои родители были в дикой панике: я должен был приехать в четверг и всего один раз позвонил им, что в четверг приехать не получится, и буду я неизвестно когда.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Ехали на «Торпедо» (1981 год. – В.К.). В Бологом подошел мужик, предложил купить за какие-то небольшие деньги банку огурцов и бутылку водки. Мы поняли, что сейчас нас будут кидать. Ничего, сказали, мужик, ты от нас не уйдешь. Он: да ребята, вы что? Тут дом, забор, дверь. Ну мы и поверили. Мужик входит в дверь. А дальше – пустырь. Мужик сразу дверь закрыл – и как побежит через этот пустырь. Такой вот маленький кидос.

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Самое яркое впечатление – выезд в Находку в девяносто втором году. Сначала до Москвы, потом шесть суток от Москвы до Владивостока. Только поезд пришел во Владивосток – пришлось бежать в кассы, и тут выясняется, что через пять минут поезд от Владивостока до Находки уходит. Так что я, проехав уже такое расстояние, прыгнул на подножку уже уходящего поезда.

Я ездил один, и компанию мне составил приятель, который не был на футболе ни до, ни после этого. Он ездил просто по своим делам, и я говорю: пошли хоть со мной на футбол. Нет, я пойду лучше по городу погуляю. Я говорю: давай я тебе билет куплю. Ну, если билет купишь, то пойду. Вошли на сектор – и он повел себя, как будто не со мной: где-то на три ряда выше, метрах в пятнадцати сел от меня, как будто вообще не при делах, и там просидел весь матч.

Переполненный стадион, и ты стоишь там один с этим флагом здоровым – полтора на два с половиной, – в полосатом свитере и размахиваешь этим флагом. Но ничего, так более или менее дружелюбно. Прикалывались мужики по-всякому, но до агрессии дело не дошло.

Потом спустился к выходу в раздевалки, команды уже уходят с поля, я стою с этим флагом. Футболисты, правда, расстроенные были – проиграли. Но все равно с такими лицами – что, прямо из Питера?

Познакомились с местными болельщиками, и была вечером электричка Находка—Владивосток. Там душевно посидели, рассказывали им про фанатизм в европейской части России, коньячку попили. Приехали во Владивосток – билетов нет. Ни до Москвы, никуда. Хоть ты тресни. Доехали до Хабаровска, там двое суток зависали. Уже думали – только бы до Новосибирска добраться, а там уже почти дома. А так вот подумать – от Питера до Новосибирска это такие ебеня. Все-таки купили билеты в плацкартный вагон, поезд Хабаровск—Москва. И там ехали полвагона китайцев, а полвагона – зэков амнистированных. Зэки такие все время пьяные ходят, веселые, а китайцы – грустные. Китайцы залезали в поезд с такими тюками большими, в Москве выходят – у них уже нет ничего практически.

Виталий «Злыдень», «Днепр» (Могилев), вторая лига чемпионата СССР:

А один раз пидарас ко мне прицепился во Львове, просил у меня пососать. Нас человек шесть поехало во Львов. Это уже был наш второй или третий выезд туда. Пока ехали в поезде, в карты играли. И я у Виталика Фикса сто рублей на те деньги выиграл. Ну и че-то там слово за слово – или отдам тебе потом, бля, или вообще ничего не отдам. Короче, мы с ним посрались, и я с поезда вышел и пошел. Ну, они за мной – метров двадцать. Ранее утро, дворники улицу метут. Я за угол заворачиваю – подходит какой-то чувак довольно фактурный, здоровый, накачанный. Подошел, посмотрел – никого нет, – рукой мне по концу и говорит: можно? Нельзя. Говорит – ну что тебе, жалко, бля? Я ему – отъебись ты. А че – полночи пили, полночи в карты играли, я невыспанный и опять же злой. Слышу – шаги за углом. Ну, я ему по щщам. У него – глаза кровью, думает: все, бля. И тут эти выскакивают из-за угла. Вломили ему пиздюлей. И я ушел вперед, они меня догоняют: чего он до тебя доебался? За что мы его пиздили? В рот хотел. Да ну, бля, Злыдень, не пизди, какое в рот? Там машина такая, какой из него пидор? Не, я говорю, реально – пидор, хотел отсосать. Бля, ну что ты нам не сказал? Зачем мы его били? Счас бы ему надавали в рот, какие проблемы?

Сергей Андерсон, ЦСКА:

Раз в Минске, до сих пор не знаю кто, ночью в центре поля вырвал траву [чтобы получилась надпись] ЦСКА. Год восемьдесят третий, по-моему. Всех потом в каталажку забрали. Прямо с утра. Из Москвы? В машину, всех в машину. Привезли куда-то типа нашей «Матросской тишины», в две камеры запихнули всех. И мы там просидели до начала матча. Матч – в семь, а в полшестого всех начали потихоньку выпускать. И на матче сидели все вразнобой, потому что менты нас просто рассеяли. Не встать, не крикнуть – ничего.

А приехали в Ригу – Рига на ушах стояла. Это год восемьдесят седьмой – восемьдесят восьмой. Я тогда замначальнику МВД города горном в ухо дунул. Пьяный был, никакой. Только на трибуну зашел, говорю – ну-ка, дай горн. И – в ухо ему! Забрали сразу.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Один раз я проспал. Играли с «Локомотивом», года три назад. Вскакиваю – пять утра уже или около пяти. Сбегаю вниз, сажусь в машину. Полетел в Москву – на футбол опаздываю. В районе Московской Славянки смотрю – машут двое [в зенитовских цветах]. Проскакиваю, разворачиваюсь, возвращаюсь. Они – пьяненькие. Мужик, до Москвы за полторы тысячи довезешь? Садитесь. А я в цветах, на параде, но они этого не замечают. Может, заняты своим счастьем – тем, что едут на футбол. Они – пивка. Я говорю – через сто километров будет заправка, там возьмете пива, только я вам ссать останавливаться не буду. В итоге все равно приходилось, но не в этом дело. Я гоню, как могу. Подлетаю к Москве. Ребята рассказали свою историю – сидели, пили. Часа в три их пробило поехать в Москву на футбол. Они взяли такси, за шестьсот рублей доехали до Московской Славянки, стали там голосовать. Стояли они, три часа голосовали – никто их не брал, потому что это выходной день, суббота была. Они говорят – нас где-нибудь высади, нам нужно до метро добраться, чтобы на метро ехать на футбол. Я говорю – ребята, да вы что, я вас до самого стадиона довезу. Они: ну, святой человек. Так и не поняли, что я тоже на футбол еду. Может, решили, что все питерцы в Москве так и ходят в зенитовских цветах постоянно. Или глаза настолько залиты…

Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):

Раз «кони» встречают меня на Ленинградском вокзале. А там поезд приходит, и всех – в отстойник. Иду с ними, я – «на шифре», чтобы в отстойник не попасться. Они – в красно-синем. Через вокзал идем – сзади крик такой: «Молодые люди! Подойдите сюда». Смотрим – там великий персонаж Юрий Хомутский (майор московской милиции, работающий с футбольными фанатами. – В.К.). Но я тогда его еще не знал, там и познакомились. Ваши документы? Они говорят – какие документы, мы москвичи. Точно москвичи? Ну все равно покажите. Они начинают показывать. Он на меня – а ваши документы? Я говорю – да я тоже москвич. Он мне: да какой ты, Сабонис, в пизду, москвич? Иди, говорит, будешь старшим в отстойнике. Яудивлен был, что так человек отдается работе, всех знает в лицо – уже где-то углядел.

Сергей Андерсон, ЦСКА:

В восемьдесят втором году делали «двойник» Кутаиси—Баку. Сначала было нас человек пятнадцать, а в Баку уже поехало шестеро. Через Тбилиси – шесть рыл, без денег, нежравшие. В товарняке ехали. До Кутаиси все культурно было. В поезде, из Москвы. Попили вина, познакомились с грузинами. В Кутаиси нас встретили, классно все было – нас и кормили там. Только уже на самом футболе публика была пизданутая немного. Но без всяких эксцессов. Только «Москва, Москва!» – хулиганье местное выступало. Но до драк дело не дошло. Да о чем говорить, если у них на стадионе чача продавалась. Можно было подойти к этой тетке, которая билеты рвет, спросить: чача есть? Есть, сынок. Тебе за рубль вот такую бутылку дадут. Если сами менты кидают серпантины. Раньше же не было серпантинов, брали кассовую ленту. Мент подошел – у вас есть кассовая лента? Мы: нет. Ладно, дай им одну. Для нас это было дико – зная репрессии, которые тогда начались в Москве. А из Кутаиси решили поехать в Баку. Сели в поезд Кутаиси—Тбилиси, доехали.

В Тбилиси сели на электричку на Акстафу, до Акстафы электричка не дошла, потому что там какая-то санитарная зона. Мы вышли, смотрим – там товарняк стоит. Спросили, идет до Акстафы? Идет. Ну мы сели в этот товарняк вшестером. Товарняк этот потом тормознули в каком-то ауле, там чуть с местными драка не получилась. Потом ехали в почтовом вагоне до Баку, в Баку бомжевали. Как раз там покойник Гарик Шагин, «спартач», приехал из Махачкалы, который на «Хаарлеме» погиб. Выходим с футбола, попросили тренера – тогда был Базилевич: Олег Петрович, можно мы с командой? Выходим – там круг этих азерботов, и одна русская рожа: Шагин. Кричит: и меня возьмите. Они с Юркой, «конем», друзья были. С Шагиным как раз и кутили – арбузы воровали. Два дня где-то еще зависали.

Александр Шпрыгин («Каманча»), «Динамо» (Москва):

Мы поехали в девяносто шестом году в Вену [на матч «Рапид»—«Динамо»]. Тринадцать человек. Проехали «собаками» пол-Европы: до Бреста, потом Брест—Тересполь, Тересполь—Варшава, Варшава—Катовице, Катовице—Щецин. Потом пешком перешли в Чехию, оттуда – в Братиславу. В Братиславе заночевали, оттуда уже на поезде до Вены – такую бодягу замутили. И там какой-то канцлер или кайзер Австрии прибыл на игру, соблаговолил прийти на одну четвертую Кубка кубков, «Рапид»—«Динамо», ответный матч. А мы привезли фальшфайеры – через все границы и на стадион пронесли. И решили так – если «Динамо» не забьет ни одного гола, то мы на 85-й минуте хуячим. Ну, давай, пацаны, давай. И мы, короче, зажгли. А еще был такой дым – ПСНД-6. Отвертываешь жесть – и там две дырочки, с одной стороны дым, с другой – огонь. Я две заебенил, Кабан – одну, Ливерпуль, Зяблик – все задымили. Эти там все охуели. А мы не знали – думали, в Европе дымы жечь нормально. Нас полицейские как вязанули – и вниз туда. Двоих отпустили, а мы все лысые, в «бомберах», в ботинках. И они – перед этим кайзером показать и чтобы другим было неповадно – нам «браслеты» надели, руки сцепили сзади и повели вот так вот – по два полицейских, прямо по беговой дорожке, с собаками. В подтрибунное помещение завели на стадионе. Потом нас раз – и в Леопольден-штрассе, это типа транзитная тюрьма. А у нас у одного фамилия была Постой, а у второго – Кабан. Они там что-то «постой», «кабан». Смеются что-то там: ха-ха, то-се. А он уже так на это смотрит: «Yes, I’m Alex Postoy. Сука, зашибу, пидарас, бля». Тот-то не понял ни хуя.

Он меня заводит шмонать и резиновые перчатки надевает. Ну, думаю, все, пиздарики. Хоть убейте – не дамся. Думал – куда-то полезут пальцем не туда. А у них просто такая нация культурная – меня в перчатках прошмонал.

Я начинаю с утра в тормоза ломиться – кричу: «Старшой!» По привычке. А там и «рапидовец» сидит пьяный – его тоже на игре забрали. Он просыпается, что-то там говорит. Там такая кнопочка, оказывается. Я кнопочку – дзынь. Он приходи. Я: «Туалет!» Он: «Йа-йа, тойлет. Кам!» Выводит – и так раз – стал около меня. А я ссать собрался. Я ссу, а он на меня смотрит – ну а хули, может, у них там порядки такие?

И там вся побелка исписана какими-то венграми, поляками, румынами. Какие-то дни зачеркнуты. У меня такая жуть была – там семь дней и вот так вот перечеркнуто. Ну, думаю, ебать-колотить, сколько тут торчать?

Я охуел там – нас с утра апельсиновым соком поили, пригласили переводчицу, а переводчица была украинка. Она там: хлопчи, ви приехать в Австрия творить вандализм. Я говорю – какой там вандализм? Вы в Москве жгли, у вас там гол забил «Рапид» – два файера загорелось. А мы знать не знали, что нельзя. Ну, какой-то хуй там – протокол, распишись. Вот вам предупреждение. Добро пожаловать в Австрию, еще раз так приедете типа, бля, мы вас ебнем – вообще закроем въезд. Из тюрьмы выходим – я думал, денег не увидим. Ну у нас в девяностые ты попади в мусарню – там копейку отдадут. А там, значит, вышли – суют семь пакетиков: русские рубли, белорусские зайчики, польские злотые, чешские кроны, словацкие кроны, шиллинги и доллары. Семь видов валют по семи пакетикам, и все это в протокол – что у меня забрали.

Нас выпустили – такое облегчение. Заходим с этими пакетиками с деньгами, без шнурков в кафе через дорогу. Чай заказали и сидим – ремни заправляем, шнурки вставляем. А у Темного ебнули паспорт, и нас бы не выпустили. Надо ехать в российское посольство. Приезжаем в посольство – и я тут же вспомнил кадр из фильма «Паспорт», когда грузин купил шампанское и улетел по паспорту брата, – это же самое здание. И мы в дверь звоним и думаем – сейчас Леонов выйдет, как в кино. Нас посылают в консульство – это пятьдесят метров вперед. А в консульстве – ну, вы, пацаны, вчера дали. Чаю, виски будете? Расскажите, что вы там натворили? И они ему тут же справку сделали, которую надо сутки ждать, и она еще сто долларов стоит. И говорят: вы, ребята, молодцы. Все, езжайте.