Шатун Шведов Сергей
Ехать вслед за шатуненком и его беспутным братаном на коротком расстоянии было опасно. Конь ли заржет, металл ли брякнет – звук по лесу разносится далеко. А спугнуть преследуемых отроков раньше срока значит испортить все дело.
Но и отставать нельзя, свернут братаны в заросли, и ищи их потом по бескрайнему лесу.
– Не торопятся они, – сказал Гудяй, трогая коня с места. – Может, ждут кого-то?
– А кого они могут ждать? – удивился Брех.
Садко с Гудяем переглянулись. Полной уверенности у них не было, но обоим показалось, когда они поджидали у оврага возвращения Бреха, что за ними следят чьи-то глаза.
– Может, зверь прошел и потревожил сорок.
– Я попробую стороной проехать, – предложил Садко. – Вдруг увижу что-нибудь интересное.
Гудяй с Брехом не возражали, и Садко не раздумывая свернул на едва приметную тропинку. Тропинка была давно уже нетоптанной и успела зарасти кое-где подлеском, но вела она, похоже, в ту самую сторону, куда сейчас направлялись братаны. Во всяком случае, какое-то время Садко так казалось, но с каждым шагом коня в нем усиливалось беспокойство. Тем более что тропинка порою совсем исчезала с глаз и появлялась опасность заблудиться в непролазной чащобе. Садко, пожалуй, повернул бы коня, если бы в эту минуту не разглядел белый бабий платок за густой зеленой завесой. Мечник мигом сполз с коня и притаился в кустах.
Старуха была, похоже, подслеповата и глуховата, иначе она обязательно обнаружила бы присутствие постороннего. Узнал ее Садко без всякого труда, поскольку она изрядно намозолила ему глаза в Торусовом городце. Звали ее, кажется, Горелухой. Шла Горелуха на удивление споро, словно и не было за ее плечами многих прожитых лет. Садко не сомневался, что объявилась старуха в этих местах неспроста. Она то ли выслеживала отроков, то ли была с ними в сговоре. Следить за ней, впрочем, было куда проще, чем за братанами. Ее белый платок был очень хорошо виден среди зелени. К тому же старуха была не только глуховата, но и на удивление беспечна, ибо за все время преследования так ни разу и не обернулась. Единственное, о чем беспокоился Садко, так это о подступающей темноте. В ночном лесу он окажется совершенно беспомощным. К счастью, до темноты время еще было, и появилась надежда, что Горелуха выведет его к нужному месту еще до наступления ночи.
Горелуха, к удивлению Садко, не слишком беспокоилась по поводу тропы, а шла иной раз прямо через заросли, уверенная, видимо, в своем знании леса, и звериные петли не были для нее единственной путеводной нитью. Садко не сразу заметил, что вновь оказался на тропе, которую не так давно опрометчиво покинул. Горелуха же и на этой тропе не задержалась, а свернула в заросли, чем поставила мечника перед нелегким выбором. Темнота потихоньку сгущалась, преследовать старуху становилось все труднее. Вывели его из раздумий Гудяй с Брехом, вынырнувшие внезапно из-за могучего дуба.
– Как в воду канули, – зло плюнул на тропу Брех.
– Заметили вас? – насторожился Садко.
– Не знаю. Мы старались держаться на расстоянии. Но они свернули с тропы.
– Тогда спешивайтесь и следуйте за мной, – сердито прошипел Садко.
Старуха вполне могла услышать топот конских копыт, но Садко надеялся на ее глухоту. И эта надежда оправдалась. Во всяком случае, мечнику показалось, что вдалеке мелькнул белый платок Горелухи. Самым умным было бы оставить коней, ибо шума от них было слишком много, а преследование продолжить пешим порядком. Но, к сожалению, мечники скверно ориентировались в лесу и вполне могли потерять и друг друга, и коней. Выход предложил все тот же Садко – он передал своего гнедого Гудяю и посоветовал товарищам двигаться в отдалении, не выпуская его. из виду, а сам ринулся за ускользающей старухой. Увлекшись погоней, он едва не вылетел на лесную поляну вслед за Горелухой, но вовремя остановился.
– Заставляешь себя ждать, старая, – сказал Осташ, не понижая голоса.
– Так ведь вы, соколики, верши, а я пешая, – отозвалась нараспев Горелуха.
– Никто за тобой не следил? – спросил Искар.
– Я ведь не по тропе шла, а через заросли. Если кто и следил, то уже давно в лесу заблудился.
– Ладно, показывай дорогу.
Брех с Гудяем тяжело дышали в самое ухо Садко. Обидно было бы упустить отроков в самый последний момент, после стольких мытарств. Поэтому и преследование продолжили в том же порядке: Садко впереди, Гудяй с Брехом чуть сзади. Расчет был на то, что конные отроки будут медленно двигаться вслед за пешей Горелухой. Поначалу так оно и было. Садко хоть и спотыкался в темноте, но от преследуемых не отставал. В каком-то смысле ему даже стало легче, поскольку двое всадников производили больше шума, чем старуха. Утвердившаяся на небе полновластной хозяйкой луна облегчала Садко задачу, хотя с ее появлением он ощутил холодок вдоль хребта. Все-таки есть в лунном свете что-то неестественное и колдовское. Садко почему-то расхотелось идти к Листяниным схронам. Он гнал от себя тревожные мысли, но они возвращались, мешая ему сосредоточиться на преследовании.
Видимо, Садко слишком далеко отпустил братанов, а возможно, Осташ посадил старуху на круп своего коня. Во всяком случае, стук копыт начал отдаляться, а потом и вовсе стих. Садко бросился было назад, к своему коню, но, увы, не нашел ни Гудяя, ни Бреха. Похоже, хазар с мечником зазевались и упустили из виду своего товарища. Окликнуть их Садко не решился, его насторожил шум, доносившийся из темноты. Конечно, это могли быть Гудяй с Брехом, но Садко показалось, что двое всадников не могут производить столько шума. Мечник осторожно двинулся вперед, стараясь держаться в тени развесистых крон.
Всадников было по меньшей мере четыре десятка, а вела их за собой женщина, в которой Садко даже в неверном свете луны опознал Раду. Не приходилось сомневаться, что Рада преследует ту же добычу, за которой гнались Садко с приятелями. Гудяя с Брехом эти люди либо убили, либо взяли в полон. Надо признать, что женщина подготовилась к преследованию лучше, чем Садко. Пару раз ей навстречу выныривали люди, указывавшие верную дорогу. Всадники двигались осторожно и неспешно, но не приходилось сомневаться, что свою добычу они не упустят. Самым разумным для Садко было бы бежать из этих мест, и бежать как можно далее. Но совесть не позволяла мечнику бросить товарищей в беде, не предприняв попытки их вызволения. А Гудяй с Брехом были живы и находились сейчас в самой середине плотной группы всадников. Оба, разумеется, были обезоружены и даже, кажется, связаны. Опознал Садко и своего коня, которого ему тоже не хотелось отдавать вот так за здорово живешь неведомо кому. Силы преследователей, если Садко правильно понял из долетавших до его ушей обрывков фраз и команд, не ограничивались сорока всадниками, которых он сейчас видел перед собой. Шатуненка преследовали сразу три отряда общей численностью не менее сотни человек. Дважды прозвучало имя Учук, но кому оно принадлежит, мечник определить не смог. В любом случае ему следовало утроить осторожность, дабы не нарваться в темноте на людей, которыми была наводнена округа. И уж конечно пришли сюда эти неизвестные вовсе не для того, чтобы любоваться луною.
– Кажется, нас преследуют, – негромко окликнул Осташ братана.
– Не преследуют, а выслеживают, – бросил через плечо Искар. – Я даже догадываюсь, кто именно.
Заботило Искара сейчас совсем другое: Ляна так и продолжала висеть на его руках беспомощной куклой. Без зеленоглазой ведуньи проникнуть в Листянины схроны вряд ли удастся, и предпринятая ими затея потерпит крах. Искар догадывался, что вокруг него завязалась игра, все нити которой находились в руках человека, которого он невзлюбил с первого взгляда. Но догадываться – это одно, а поломать чужую игру – совсем другое. Искар даже в эту минуту не был уверен, что действует вопреки расчетам Драгутина, про которого не мог сказать точно – человек он или Шатун, боярин или оборотень. В одном только отрок был твердо уверен – для Драгутина жизнь Искара так же не важна, как и жизни мечников и хазар, погибших под стенами Берестеня и Торусова городца.
– Чужаки отнимут у вас золото, – сказала Горелуха. – Если хотите, я выведу вас отсюда сквозь их заставы.
– Мы не за золотом сюда пришли, – холодно отозвался Искар.
– Леший с ним, с этим золотом, – поддержал братана Осташ. – Душу Милицы нам надо освободить, старая, а там будь что будет.
Кажется, Горелухе ответ отроков понравился, во всяком случае, она более не пыталась их предостерегать.
– Здесь, – прошипела Горелуха, указывая на едва заметный холмик посреди поляны. – Отсюда начинается вход в Листянины схроны.
Искар не почувствовал ровным счетом ничего, хотя надеялся, что при виде схронов его осенит нечто, что поможет разрушить наложенное Листяной заклятие.
– А я-то думал… – разочарованно протянул Осташ, обходя вокруг холмика. – Тут и входа никакого нет. Ты куда нас привела, старая?
Садко, хоронясь от неизвестных, неожиданно для себя оказался на краю обширной поляны, в центре которой стояли спешенные шатуненок и Осташ, а чуть поодаль от них белел платок Горелухи. Назад мечнику хода не было, ибо вооруженные до зубов люди уже охватывали поляну полукольцом у него за спиной. Оставалось одно: лезть на дерево и прятаться в его развесистой кроне. Стараясь не шуметь, Садко взобрался на дуб и удобно устроился между двух толстых веток. Днем его обнаружили бы без труда, но при лунном свете он чувствовал себя в ненадежном убежище все-таки поспокойнее, чем на земле.
Странно, что столь осторожные отроки, как шатуненок и Осташ, до сих пор не заметили преследователей. Видимо, были просто увлечены поисками схронов. Что же касается Садко, то ему казалось, что лес прямо-таки заполнен людьми. Не исключено, правда, что многое ему чудилось просто от страха. Во всяком случае, ему показалось, что не только Рада со своими ратниками преследует отроков, но и саму женку выслеживают какие-то люди. Хотя очень может быть, что это вовсе не люди, а восставшие из небытия тени Листяниных мечников, которым дорога в страну Вырай была закрыта навсегда, ибо служение колдунам богами не прощалось. Садко считал, что люди не могут скользить так неслышно, не потревожив ни травинки, ни ветки. Ему вдруг почудилось, что там, вдали плывет окутанный лунным светом как плащом огромный всадник, который не мог быть не кем иным, как призраком Листяны Колдуна, которого нечистые выпустили из Страны Забвения, чтобы он покарал тех, кто пытается проникнуть в чужие схроны.
Садко не рискнул бы бороться с людьми, которые таились чуть ли не у него под ногами, а о призраках и говорить нечего.
Поэтому мечнику не оставалось ничего другого, как только сидеть на дереве, сдерживая дыхание, и смотреть на разворачивающееся внизу действо.
Внезапно из полумрака к стоявшим над небольшим холмиком братанам придвинулась одетая в светлое женщина. Садко решил, что это ведунья Ляна, очнувшаяся ото сна. Что она говорила отрокам, Садко не разобрал, но, похоже, она их то ли ругала, то ли отговаривала. Шатуненок, однако, отмахивался от ее советов. Спор явно затягивался, а Горелуха куда-то исчезла, словно растворилась в темноте. Шатуненку, судя по всему, надоело спорить с ведуньей, и он решительно ступил на холм.
Далее произошло нечто совершенно необъяснимое: из-под сапога шатуненка вырвалась струя ослепительно белого огня и ударила чуть ли не в самое небо. Садко закричал от ужаса, но не услышал собственного крика. Его крик утонул в страшном вое, несшемся из глубины леса. А поляна уже вся была охвачена огнем. Во всяком случае, столбы огня вырывались из-под земли и ошуюю и одесную Садко. Мечник испугался, что вот-вот запылает дуб, служивший ему убежищем, и быстро скатился вниз. Скатился он вроде бы удачно, упав спиной на что-то мягкое, но это мягкое оказалось живым человеком, завопившим дурным голосом. Впрочем, вопили и выли уже по всей округе, и Садко, обезумев от страха, пополз в сторону от набиравшего силу всеохватного ужаса. А в лесу не только кричали, но и рубились мечами. Заслышав звон мечей поблизости, Садко немного опамятовал, хотя не смог сразу сообразить, кто с кем сражается. Огненные стрелы чертили темноту, но лес, который по всем приметам должен был бы вспыхнуть костром, оставался целым и невредимым. Да и дыма Садко не чувствовал. Впрочем, задуматься над происходящим ему не дали. Садко приходилось то и дело уворачиваться от направленных в его сторону копий, стрел и мечей.
Вырвался он из круговерти плоти и стали почти невредимым, если не считать расцарапанной щеки. Схоронился Садко в колючем кустарнике и лежал теперь там, прижавшись всем телом к земле и настороженно прислушиваясь. Сеча то ли затихала, то ли удалялась в сторону. Пожара, которого так боялся мечник, тоже не случилось. Садко подивился этому обстоятельству, но лишь между прочим, поскольку из всего увиденного несостоявшийся пожар не представлялся самым невероятным событием. Зато отроки наверняка сгорели. Садко ясно видел, что вся поляна была объята огнем. Что же касается всадников, напавших на Раду и ее людей, то Садко не сомневался в их потусторонней природе. Как не сомневался и в победе призраков над людьми из плоти и крови. Чудо еще, что сам Садко уцелел среди этой бойни. И теперь перед ним стояла непростая задача – выбраться из проклятого места невредимым и добраться до ставшего уже родным Торусова городца.
Глава 24
ПРИЗРАКИ В НОЧИ
Искара вырвавшийся из холмика огонь не тронул, хотя в оторопь ввел. А когда огнем взялась вся поляна, он едва не потерял голову, но все-таки сумел выскочить из огненной ловушки, таща за собой упирающуюся Ляну. Осташ бежал следом и ругал последними словами ведунью и братана. Искар от Осташевой ругани быстро пришел в себя. А может, не только ругань была тому причиной, но и поднявшаяся суматоха вокруг. Кто на кого нападал и кто с кем рубился, понять было трудно. Надо было просто браться за мечи и отбиваться от невесть откуда взявшихся врагов. Расторопный Осташ спешил какого-то напористого степняка, сунув ему мечом в брюхо, и утвердился в чужом седле. Искару же приходилось не только себя оборонять, но и зеленоглазую ведунью, в которую целили мечи.
– Ляну возьми на коня! – крикнул Искар братану. Осташ послушался и подхватил ведунью на круп коня. А в лесу вопили так, что волосы на голове шевелились, и трудно было определить, кто на кого нападает. Кроме лиц узкоглазых степняков мелькали и лица славянские. Но и славяне почему-то норовили зацепить отмахивавшегося мечом Искара.
– Увози Ляну! – крикнул Искар Осташу. – Я их задержу.
Искар пока был пеший и высматривал коня поскладнее, чтобы тоже обратиться в бегство. Но упрямый Осташ не хотел бросать братана, а продолжал крутиться меж озверевших всадников. Степняки оттеснили Искара в сторону от Осташа и Ляны, но тут им самим солоно пришлось, ибо невесть откуда взявшаяся рать обрушилась на них сбоку и мигом разметала по лесу. Искар успел разглядеть солярный крест на щите одного из нападавших и сразу сообразил, что без боярина Драгутина здесь не обошлось. А потом он услышал и голос самого боярина:
– Багуна отыщите!
Ждать, пока на него насядут Драгутиновы мечники, Искар не стал и метнулся в заросли, петляя как заяц меж стволов. Его пытались преследовать, но вскоре отстали. Больше в драку Искар ввязываться не стал, а влез на верхушку дерева, чтобы осмотреться и отдышаться. Резня в лесу была в самом разгаре.
Не приходилось сомневаться, что именно Драгутиновы мечники берут верх над степняками. Мечников и числом было поболее, и своих врагов они застали врасплох. Откуда в этих лесах взялись степняки, Искар не знал, а вот о присутствии поблизости Драгутина догадывался. Не сразу он понял только одно: Горелуха вывела их не к Листяниным схронам, а прямиком в заранее приготовленную ловушку. Сказала Искару об этом Ляна, очнувшаяся после продолжительного сна. Ведунья попыталась увести Искара с поляны, но он, рассерженный тем, что его обвели вокруг пальца, решил во всем убедиться сам. И едва не сгорел по собственному неразумию. Огонь слегка опалил Искару волосы и обжег рукав рубахи.
Осташа и Ляну Искар видел сейчас очень хорошо. И полная луна ему помогала, и неугасшие костры на поляне. Никто Осташа с коня не сдергивал и рук ему не вязал. А подъехавший рогатый всадник, в котором Искар опознал боготура Вузлева, даже похлопал отрока по плечу. Ляна что-то сказала Вузлеву, тот засмеялся и крикнул своим людям:
– Ищите Искара!
Так Искар им и дался. Отрок был зол на зеленоглазую ведунью и на братана Осташа, которые наверняка все знали и сознательно морочили ему голову. Но особенно он злился на боярина Драгутина и кудесницу Всемилу, которые использовали его для того, чтобы свести счеты со своими врагами. Драгутин тоже в конце концов появился на поляне, где огонь почти погас. Следом за ним мечники вывели из зарослей растрепанную женщину со связанными руками. Полонянку проволокли по земле и поставили на ноги в двух шагах от сидящего на коне боярина. Искар плохо различал лицо Драгутина, но почему-то был абсолютно уверен, что тот сейчас улыбается. да и голос боярина прозвучал насмешливо:
– Ну вот и свиделись мы с тобой, Рада.
– Будь ты проклят! – крикнула полонянка и даже, кажется, попыталась плюнуть в боярина.
– Где Багун?
– Взяли мы Багуна, – послышался из темноты чей-то довольный голос.
На поляну выволокли связанного человека, в котором Искар опознал Щека. Это его если и удивило, то не очень сильно. Седобородый Шатун предупреждал его, что Щек не тот человек, за которого себя выдает, и теперь слова оборотня нашли подтверждение.
– Жаль, что нет у меня права суда на этой земле, Багун, – холодно произнес Драгутин, – иначе я повесил бы тебя здесь же, на этой поляне. Но нет худа без добра, и урсская старшина узнает наконец, кто погубил сына Листяны Шатуна.
– Узнает она и о том, кто все эти годы прятался под именем Лихаря Урса и морочил всем голову, – насмешливо бросил Щек. – Мне следовало догадаться сразу, как только я увидел сына Лихаря рядом с тобою.
– Мы продолжим наш разговор, Багун, но уже на суде Великого князя Всеволода.
Щека и Раду увели с поляны, а следом за ними уехали Драгутин с Вузлевом. Победители еще долго шарили по округе, вытаскивая из зарослей спрятавшихся степняков, но Искара они так и не обнаружили. А он, просидев в своем убежище до рассвета, с первыми лучами солнца спустился на землю.
Драгутиновы мечники, подобрав своих павших, чужих бросили на разор хищникам. Бронь и оружие они с убитых сняли, сапоги, что поновее, – тоже, но предавать тела земле не стали. А ведь среди павших были не только степняки, но и славяне. Их Драгутин просто обязан был похоронить, даже если они сражались в усобице не на его стороне. Так положено было по древнему ряду, но боярин пренебрег волею богов.
Посреди поляны, на месте холмика, зияла огромная яма. Яма, кажется, была пуста, во всяком случае, ничего пугающего Искар в ней не обнаружил. Недолго думая, он спрыгнул вниз. Самым примечательным здесь был запах. Искар увидел остатки обгоревшего настила, которым яма до поры была прикрыта. Жерди, из которых был изготовлен настил, успели уже подгнить, а местами и вовсе превратиться в труху. Из чего Искар сделал вывод, что схрон был отрыт давно. Покопавшись в углу, он обнаружил там вместительную корчагу с широким горлом и убедился, что столь удививший его запах исходит именно оттуда. В корчаге была смесь, вязкая и, скорее всего, горючая. Справа отрок обнаружил лаз, прикрытый наспех заслонкой. После недолгого раздумья он все-таки рискнул сунуться в этот лаз. Обнаружил он то, что и рассчитывал обнаружить: систему схронов, крышей которым служила поляна. Теперь становилось понятно, откуда взялся огонь, так напугавший преследователей Искара. Отрок нашел еще несколько корчаг, от которых к поверхности вели глиняные трубы. Именно из этих труб и вырывался огонь. А подожгли его божьи ближники. Следы недавнего пребывания здесь людей Искар тоже отыскал без труда.
Судя по тому, как небрежно ведуны замаскировали вход, возвращаться сюда они не собирались. Искар решил использовать ямы под братские могилы. Сначала он хотел похоронить только павших славянской внешности, но потом изменил свое решение. В конце концов, все люди кланяются каким-то богам, и долг живых похоронить павших. Пусть боги сами разбираются, кто из убитых достоин Страны Света, а кто нет, что же до Искара, то он не судья и не ведун, а потому и почести воздаст всем одинаковые.
Похоронить полсотни убитых оказалось делом непростым, и Искар провозился до полудня. Но о потерянном времени не сожалел. Три обширные ямы он наполнил телами и присыпал сверху землей. И рядом с каждым холмиком он возжег поминальный огонь. Тризна вышла небогатая, а жертв Искар не вправе был приносить ни богам, ни щурам погибших. Ибо не был он ни ведуном, ни старейшиной рода, к которому принадлежали павшие.
Закончив работу, Искар уже собирался уходить с поляны но тут его взгляд упал на предмет, лежавший на дне четвертой ямы, так и оставшейся неиспользованной. Судя по блеску, монета была золотая. Монета выпала из глиняного горшка, а сам горшок лежал поодаль и хранил в себе еще немало разных интересных вещей. Искар долго пересчитывал золотые и серебряные монеты и пришел к выводу, что доставшееся ему богатство оценить можно никак не менее чем в сто гривен. Вдобавок к монетам в глиняном горшке лежала еще и золотая пластина с изображением вставшего на задние лапы медведя. Пораскинув мозгами, Искар пришел к выводу, что Горелуха, скорее всего, не ошиблась и совершенно точно вывела Искара к схронам Листяны Колдуна, вот только божьи ближники побывали здесь значительно раньше и вынесли отсюда все, что только можно было унести.
Звериная тропа неминуемо должна была вывести Искара к реке, и не худо было бы добраться до воды еще засветло, чтобы смыть с себя грязь тяжело прожитых ночи и дня. Следы уходящей Драгутиновой рати Искар читал без труда. Выйдя к реке, эта рать распалась на две части – одни пошли вверх по течению, другие – вниз. Те, что пошли вверх, были числом много менее. Искар пошел именно за этой группой, поскольку она гнала перед собой захваченных в битве лошадей. Среди коней вполне мог оказаться и Искаров вороной, взятый им из-под убитого хазара еще у Торусова городца. Хороший был конь, и Искару не хотелось его терять. Отрок нисколько не сомневался, что даже пешим без труда настигнет Драгутиновых ратников, ибо тем придется ночью останавливаться на привал. Да и двигались они неспешно и открыто, никого, видимо, в этих местах не опасаясь.
Искар умел ходить лесными тропами, покрывая за короткий срок такие расстояния, которые иному верховому не по силам. В лесу вырос Данборов сестричад, а потому чувствовал себя под зелеными кронами как под родной крышей. К реке он вышел даже раньше, чем там появились Драгутиновы ратники. Точнее, мог бы выйти, но неожиданно натолкнулся в полумраке на двоих всадников. Сначала Искар услышал хруст ломающейся ветки и затаился в тени ближайшего дерева, а уж потом на поляну выехали эти двое. Один из всадников был в хазарской шапке, а второй с непокрытой лохматой головой. По этим светлым патлам Искар опознал Глузда, мечника из дружины малого Будимира, которого видел несколько раз в Берестене, и очень удивился, что обнаружил городского обывателя в лесных дебрях.
Всадники выслеживали добычу, и целили они, похоже, на тех же раззяв, что и отрок. А что Драгутиновы мечники раззявы, Искар уже успел убедиться собственными глазами. Ну кто, скажите, располагается в чужом лесу столь широким станом, что крайние дозорные друг друга и на свету не увидят, не говоря уже о поре ночной. Всего мечников было не более двух десятков, а под рукой у них собралось до полусотни коней и более дюжины полоненных, среди которых Искар опознал Щека и Раду.
Поначалу Искар держался в стороне от Глузда и хазара, которые, хоронясь за стволами деревьев, тоже пристально наблюдали за суетой готовившихся к отдыху мечников. Благо следить за ними было одно удовольствие, поскольку костры они разложили чуть не до самого неба. А дозорные, сидя по краям поляны, просто дремали. По громким голосам и размашистым жестам сидящих у костров Искар без труда определил, что мечники уже успели отпраздновать победу. Ни бояр, ни боготуров среди них не было, а потому и чувствовали они себя вольготно без начальственного догляда. Судя по выговору, мечники были радимичами, а пленных они, скорее всего, везли к князю Всеволоду для суда. Коня своего Искар заприметил сразу, захмелевшие мечники хоть и стреножили вороного, но расседлывать не стали, ибо коней было много, а на поляне собрались не те люди, которым труд в радость. Да и какое им дело до чужих коней, которые предназначались для княжьей казны.
Искар не захотел рисковать. Опасался он не столько мечников, сколько Глузда и хазара, которые запросто могли снять его стрелой из зарослей. Поразмыслив, Искар пришел к выводу, что с Глуздом можно договориться.
Лазутчиков Искар захватил врасплох, вынырнув из-за дерева в шаге от них с мечом в руке. От неожиданности Глузд открыл рот, но не издал при этом ни звука. Его товарищ потянулся было к кинжалу, но Искар столь выразительно чиркнул ладонью по горлу, что у хазара сразу же пропала охота к сопротивлению. Место для разговора было неподходящим поэтому Искар указал рукой в сторону от стана. Глузд с хазаром без споров подчинились. Отошли, впрочем, недалеко и устроились под развесистым деревом. Глузд уже пришел в себя и с интересом теперь поглядывал на Искара.
– А мы думали, ты с ними. – Мечник кивнул в сторону стана.
– Я сам по себе, – ухмыльнулся Искар.
Лица своих собеседников он видел плохо, но в их поведении не чувствовалось ни страха, ни растерянности. Люди, судя по всему, были бывалые.
– А зачем ты тогда выслеживаешь Всеволодовых мечников? – спросил хазар.
– Коня они у меня украли, хочу назад его получить. А вы что здесь делаете?
– Мне надо освободить товарища, – сказал Хвет. – Ты должен помнить Гудяя.
Гудяя Искар действительно помнил, ибо тот был одним из самых ближних к Горазду хазар и всю дорогу старался держаться подле отрока.
– А зачем Гудяй с вилявой женкой связался? Она ведь с колдуном Хабалом дружна.
– Так мы и не связывались, – возмутился Глузд. – Мы по своим делам ехали. Садко, мечник Торусы, вызвался нас проводить до стольного града. Но мы заблудились в лесу. А как Гудяй вместе с Радой оказался – ума не приложу.
Конечно, Глузд мог и соврать, но в любом случае Искар не желал Гудяю зла и готов был помочь озабоченным людям в его освобождении. К тому же ему нужно было выручать Раду и Щека. К последнему у Искара накопилось много вопросов.
– Я вам помогу, но и вы не оплошайте.
Задумка у Искара была простая, Глузд с Хветом с ней согласились, хотя мечник честно предупредил отрока:
– Снимет тебя стрелой какой-нибудь торопыга, если начнешь гарцевать у всех на виду.
– Меня стрелой не взять, даром, что ли, я сын Шатуна.
Искар сам не знал, правду он сказал или пошутил. Во всяком случае, пока он стрелу телом не почувствует, все сказанное – правда. Мечом Искара, правда, уже рубили, и это было очень неприятное воспоминание.
До своего коня Искар добрался с легкостью, перерезал засапожником[25] путы и вставил удила. Ни дозорные, ни сморенные усталостью и брагой другие ратники не пошевелились даже тогда, когда Искар прыгнул в седло. Пришлось ему дважды свистнуть. Мечники подхватились на ноги и ошалело уставились на неподвижного всадника с обнаженным мечом в одной руке и горящим факелом в другой. Дабы окончательно привести их в чувство, Искар послал своего коня через ближайший костер и ударил плашмя мечом какого-то недотепу, вставшего на его пути. Обиженный недотепа взвыл дурным голосом, окончательно разбудив весь стан. Кое-кто из мечников бросился к лошадям, иные схватились за мечи, но все без исключения громко кричали и метались по обширной поляне как заполошные. Искар специально увел их за собой подальше от того места, где сидели повязанные по рукам и ногам пленники. В отрока стреляли из луков, метали сулицы, но все неудачно и мимо. А Искар, покрасовавшись какое-то время на виду у всполошившегося стана, нырнул в заросли – и был таков.
Всеволодовы мечники кинулись было за ним, но их остановил крик:
– Коней держите!
Пока усмиряли взбесившихся коней, о пленниках в суматохе забыли, а когда хватились, то их уже и след простыл. И коней многих недосчитались. Старый Всеволодов гридь Избор схватился за голову, потому как именно он был за тех полоненных в ответе. А ведь наказывал ему Вузлев, чтобы были поосторожнее. Но Избор и его подручные решили, что до дома от этих мест рукой подать, а потому разбойники не осмелятся напасть на мечников Великого князя. Тут еще, на беду, попался знакомый Избору купчина на ладье с товаром, ну и не обнес брагой истомленных жаждой людей. И откуда вынырнул этот бес на коне? Жди теперь жестокого спроса от Великого князя.
Обидно. Тем более что в сече с пришлыми людьми Всеволодовы мечники не оплошали, и многим от их мечей солоно пришлось. Сам боярин Драгутин благодарил Избора, и вот каким позором все это обернулось. Опростоволосились, можно сказать, в трех шагах от стольного града. Всего-то дел оставалось – переправиться через реку.
Попробовал Избор организовать погоню, да где там. Через какое-то время посланные всадники вернулись почти ни с чем. Из дюжины пленных удалось поймать только пятерых, но ни Багуна, ни Рады, которых приказано было стеречь с особым тщанием, среди них не было. Пойманных беглецов допросили с пристрастием, однако выяснить удалось немногое. По словам пленников, выходило, что кроме увертливого всадника в нападении на стан участвовало еще двое, один из которых хазар.
От огорчения Избор даже ногой притопнул по мягкой земле. Какой позор на его седую голову! Трое бродяг освободили важных пленников, а двадцать княжеских мечников не смогли им помешать. Ну как тут не разгневаться Всеволоду.
– Женка-то колдунья, – подсказал хитроватый Нырок. – Навела морок на дозорных.
– И всадник был из нечистых – ни стрелы, ни сулицы его не брали.
Старый Избор только вздохнул тяжело: все может быть, да только вряд ли князь Всеволод удовлетворится такого рода объяснениями.
Глава 25
КОЛДУНЬЯ
От погони ушли легко. Глузд и не рассчитывал, что все обернется так удачно. Раду он от себя не отпускал, придерживая за узду ее коня. Гудяй скакал рядом с Хветом. Чуть поодаль рысили степняк и два славянина неизвестного роду-племени. А более никто из стана, кажется, не вырвался, а если и вырвался, то затерялся где-то в зарослях.
С лесной тропы свернули на обширную поляну. Погони за спиной не было, а потому Глузд остановил запалившегося коня. Рада выглядела слегка ошалевшей, – видимо, не ждала столь счастливой перемены в своей судьбе. Гудяй же ликовал открыто и благодарил Хвета, что не бросил товарища в беде. И было за что благодарить. Спрос с хазара гана Горазда ведуны учинили бы строгий. Казнить, наверное, не стали бы, но похолопили бы и продали в чужие края.
Рада не спешила благодарить своих спасителей, помалкивали и ее люди, не слишком, похоже, уверенные, что не попали из огня да в полымя. Вооруженные до зубов Глузд с Хветом легко бы посшибали с коней и женку, и ее подручных, вздумай те удариться в бега.
– Кого ждем? – спросила Рада.
– Не столько ждем, сколько думаем, – усмехнулся Глузд. – Твои люди, женка, могут хоть сейчас отваливать в сторону, а вот за тебя можно большие деньги взять.
– С боярина Драгутина? – сверкнула глазами в сторону мечника Рада.
– На что мне боярин сдался, – пожал плечами Глузд. – К тебе у Жучина есть счет, и у гана Горазда. Думаю, что полсотни гривен серебром они за тебя дадут.
– А если я вам дам вдвое больше?
Глузд переглянулся с Хветом – сумма была неслыханная. Табун лошадей можно было купить за такие деньги или завести в городе торговлю, о чем Глузд иногда подумывал. Годы его немолодые, а на княжьей службе не слишком-то разбогатеешь.
– Не дешево ли ты себя ценишь, женщина? – криво усмехнулся Хвет. – По слухам, ты у колдуна Хабала правая рука.
Вообще-то ни Глузд, ни Хвет о загадочном Хабале прежде не слышали ни худого, ни доброго. Шатуненок вот только о нем обмолвился, и, вероятно, не случайно.
– Нам ведь на троих придется делить куш, – вздохнул Глузд. – Двести гривен, женка, и ни куной меньше.
У Гудяя едва глаза на лоб не полезли от такой суммы. Глузд тоже засомневался – не хватил ли лишку? Такие выкупы берут за князей и ганов, а тут обычная женщина из простолюдинок. Но Раду, кажется, запрошенная сумма не испугала, во всяком случае, ни одна жилка не дрогнула на ее лице.
– А кто третий? – лишь спросила она.
– Шатуненок. Ты что, не видела, как он бесом крутился посреди стана?
– Так ведь он сгорел! – воскликнула Рада. – Я своими глазами видела, как он вспыхнул факелом. И Осташ с ведуньей сгорели вместе с ним.
Ничего себе новости! Было от чего чесать затылки Глузду и Хвету. А с кем же они разговаривали сегодня ночью и кто устроил переполох в стане?
– Шатуненка огнем не изведешь, – неуверенно заметил Глузд, – его ведь и стрелы не брали, и сулицы. Это мы с Хветом сами видели.
– Согласна, – сказала Рада. – Только с собой у меня серебра нет, придется вам проводить меня до нужного места. Здесь недалеко, полдня пути.
– Заведешь ты нас куда-нибудь, женка, – засомневался Хвет, – и останемся мы не только без серебра, но и без голов. Пятьдесят Жучиновых гривен много меньше, чем двести твоих, но зато риска никакого.
– Если боишься, хазар, то умрешь с пустой сумой, а если поможешь мне, то в ганы выйдешь.
– А я – в великие князья, – хмыкнул Глузд. – Не морочь нам головы, Рада, с твоим колдуном нам встречаться не с руки. Худые слухи о нем ходят.
– Не хотите к Хабалу и не надо. Проводите только до схрона, там и рассчитаемся.
– Пойдешь с нами? – спросил Глузд у Гудяя. – Десять гривен положим тебе за службу – пять я, пять Хвет.
– Разве что только до схрона, – развел руками Гудяй. – Только я ведь безоружный.
– Это дело поправимое, – сказал Хвет и бросил товарищу меч в ножнах: – Держи. Очень хороший клинок.
Передохнув, отправились в дорогу. Рада ехала впереди, Глузд держался поблизости, готовый в любую минуту взяться за меч. Двое безоружных славян, которые за все время не проронили ни слова, держались в отдалении, под присмотром Хвета и Гудяя. Степняк болтался в хвосте, то и дело отставая. Время от времени Хвет на него покрикивал и грозил кулаком.
Глузд зорко поглядывал не только на Раду, но и по сторонам. Отсутствие шатуненка его раздражало. Союзник он, надо прямо сказать, ненадежный, но тут уж выбирать не приходится. В присутствии сына оборотня вилявая женка вряд ли отважится строить козни против своих освободителей.
Пока что Рада вела себя спокойно, но кто знает, что у нее на уме. Ехали уже довольно долго, и ехали все больше лесом.
Тропа была едва заметной, а местами и вовсе терялась в густом подлеске. Глузд поругивался сквозь зубы, то и дело припадая к шее коня, дабы уберечься от сучьев.
– Ты куда нас ведешь, женщина? – не выдержал Хвет. – Тут ведь не ступала нога человека.
– А ты что, боишься? – усмехнулась Рада.
Хвет промолчал, но тревоги в его сердце эта насмешка не погасила. И женщине он не верил, и леса побаивался. Хвет немало наслушался рассказов о леших и прочей нечисти, обитающих в радимичских лесах.
– Колдовские места, – поддержал его в сомнениях Гудяй. – А Рада, может, не женщина вовсе.
– Если бы она была нечистой, то и без нашей помощи вырвалась бы из плена.
– Нечистые всякие бывают, – шипел свое Гудяй. – Лесные девы, говорят, черпают свою силу от родного места, а в иных местах они ее теряют. Ты на степняка посмотри, он ведь нас куда меньше боится, чем этих.
А «эти» продолжали молчать, словно их лишили языка. Странно выглядели эти люди, лица у них были неподвижные, как у деревянных идолов.
– Замороченные они, помяни мое слово, – не успокаивался Гудяй. – Слышал я о таких. Колдун их ворует в младенчестве и выращивает под своим присмотром. Ему они и служат, никаких иных старшин над собой не признавая. Ты поговори со степняком, может, он что-нибудь путное расскажет.
Хвет разговорил степняка без труда, но Алим знал немного. В набег он пошел ведомый родовым ганом Учуком. Что же касается славян, которыми верховодила Рада, то в большинстве своем это были самые обычные шалопуги, за исключением десятка таких, как эти двое. Про молчаливых Алим не знал ничего, ну разве что за исключением того, что их побаивался сам ган Учук.
– А куда пропал твой ган?
– Убил его рогатый в том лесу, где огнем полыхнуло и нечистая сила полезла прямо из-под земли.
– Связался твой ган с колдуньей на свою беду, – посочувствовал степняку Хвет. – И роду солоно придется после потери стольких мужчин.
– Хабал обещал нашему роду процветание, – вздохнул Алим. – Старшины решили, что он великий маг, и послали гана Учука ему на помощь. Сначала Хабал собирался брать городец, но Рада убедила его, что Слово важнее. Вот за этим Словом мы и пошли.
– Будет вам теперь процветание, – хмыкнул Хвет. – Обманул Хабал ваших старейшин.
– Может, обманул, а может, сил не рассчитал. Не каждый способен устоять в споре с нечистыми.
– В любом случае, зачем тебе служить слабому колдуну? – пожал плечами Хвет.
– Я ему не служу. Это Учук ему служил, а я просто шел за родовым ганом.
– Тогда поступай ко мне на службу, – предложил Хвет. – Если получим с Рады серебро, я тебе дам две гривны, и конь, на котором ты сейчас едешь, будет твоим.
Хвет не только бывал в печенежских станах, но и живал там подолгу, а потому в Алиме не сомневался. Если печенег дал согласие, то служить будет верно. Надежные они люди, когда живут своей головой, а не по указке старейшин и ганов. Старейшинам Хвет не доверял – ни печенежским, ни славянским. Старейшины не о благополучии рода заботятся, а о своей мошне. Недаром же Хвет стал изгоем, рассорившись с лучшими людьми своего рода, которые, подобно хабибу, стали молодшим людям давать в рост. По ганскому хотению жизнь ныне поворачивается, а не по заветам щуров и не по установленному богами ряду. Если Хвет получит с Рады гривны, то к гану Горазду он уже не вернется. Была у хазара тайная задумка: найти доброе местечко, поставить там городец, нанять дружину и приманить смердов на новые земли, установив тот ряд, который его сердцу мил. Чтобы люди жили сами по себе, без оглядки на ганов и старейшин.
Пополудни остановились на привал. Хвет присел к костру, поближе к нахохлившейся женщине. Если судить по лицу Рады, то одолевали ее нелегкие думы.
– Твой Хабал какого племени будет?
– Урсского, – нехотя отозвалась Рада. – Род его еще сорок лет назад частью сгинул в усобице, а частью раскололся и растворился среди радимичей.
– Имя у него не урсское и не скифское, – с сомнением покачал головой Хвет. – А прежде скифы с урсами считались родством.
– Имя свое он вынес из чужих земель, где учился уму-разуму у тамошних волхвов. Сейчас ему нет равных в волхвовании ни в славянских землях, ни в иных прочих.
– А что он не поделил с божьими ближниками?
– У божьих ближников свои цели, у Хабала свои, – отозвалась нараспев женщина. – Ты ведь тоже, Хвет, не считаешь, что ведуны верно толкуют правду славянских богов?
– Всяко бывает, – легко согласился хазар. – И божьи ближники не всегда живут по правде, и ганы тоже.
– Есть высшая сила, которая правит не только смертными людьми, но и богами, – с жаром продолжала женщина. – Боги сами являются лишь временным воплощением той льющейся из невидимого источника силы, а потому и невечны. Хабал кланяется высшей силе, которая есть основа и высшего, и низшего порядка.
– И что он от этой силы хочет получить, нового бога, что ли?
Судя по тому, как сверкнули глаза Рады, Хвет своим вопросом попал в точку. Отвечать на поставленный в лоб вопрос женщина не стала, но хазар уже и сам сообразил, что Хабалу нужен новый бог, для того чтобы от его имени управлять миром. Вот только вряд ли смертному человеку по силам создать бога, будь этот человек хоть трижды колдун.
– Видишь тех людей? – Рада кивнула на двоих сидевших поодаль истуканов. – Это слуги нового бога. Пока они ничем от обычных людей не отличаются, но когда новый бог восстанет из потока, силы их удесятерятся, и жить они будут вдесятеро больше обычного срока. А уйдя в страну Вырай, они станут в той стране хозяевами, оттеснив и подчинив себе ближников старых богов.
– А почему они молчат?
– Они заговорят, когда родится новый бог, и слова, ими произнесенные, будут его правдой.
– А если новый бог окажется слабее славянских и они его испепелят раньше, чем он крепко встанет на ноги? – спросил Хвет, глядя на женщину хитрыми глазами.
– Всё может быть, – сухо отозвалась Рада. – Пока у нового бога только один надежный помощник – Хабал. И если ближники славянских богов погубят Хабала, то новый бог никогда не появится на свет и его правда не восторжествует на благо всех простых людей, угнетаемых ныне старшиною.
Рассуждения Рады поразили Хвета. Прежде он и не предполагал, что можно создать нового бога, а вместе с ним утвердить новую правду на земле, более выгодную для простых людей. Другое дело – можно ли верить Раде? Да и с богом не все ясно: родится или не родится, вырастет или не вырастет.
– По правде славянских богов ты изгой, – сказала Рада, глядя прямо в глаза Хвету, – а по правде нового бога ты можешь стать избранным и ближним.
– Однако прежде я должен стать безъязыким, – покачал головой Хвет. – Мне это не нравится, женщина. Я пришел в этот мир с языком и молчать, подобно истуканам, не хочу.
– Молчание – это только одно из испытаний, налагаемых Хабалом от имени нового бога на избранных, но есть и другие испытания, в которнх проверяется сила духа избранного и мощь его десницы. А без испытаний не берут даже в ближники славянских богов.
Это Хвет знал и без женщины. Более того, сам проходил испытания наравне с родовичами, чтобы заслужить право называться хазаром. А перед тем была долгая выучка под присмотром старших. Испытания Хвет выдержал с честью, а ныне его силы не только не иссякли, но и умножились.
– Я видела тебя в сече близ Торусова городца, потому и зову в ближники нового бога, при котором ты можешь стать одним из первых.
Не будет большой порухи,[26] если Хвет принесет жертву новому богу. Он и прежде жертвовал богам не только славянским, но и печенежским. Последнее волхвами славянских богов не возбранялось.
– Глузд тоже хороший рубака, – сказал Хвет, которому боязно было в одиночку бросаться в неизведанный поток.
– Зови и Глузда, – кивнула головой Рада.
– А если нам не понравится подле Хабала? – спросил Хвет.
– Никто вас силой удерживать не будет, – пообещала женщина. – И мстить за измену тоже. Но если пройдете испытание и присягнете новому богу, то спрос тогда с вас будет по высшему счету.
– А серебро? – вспомнил о важном Хвет.
– Серебро я вам отсыплю полной мерой, как и было обещано.
Глузд хазара понял не сразу. В нового Хабалова бога он тоже не шибко поверил. Но тут ведь дело не в боге, а в том, что мечнику-изгою податься некуда, пусть даже и с серебром в мошне. Положение у Глузда даже хуже, чем у Хвета. Боготур Рогволд приговорил своего родовича к веревке за измену. А не таков человек Рогволд, чтобы слова на ветер бросать. Глузда теперь будут гнать из всех радимичских городов, и заступы ему просить не у кого, поскольку приговор ему вынесен и именем бога Велеса, и именем родового пращура. Приговор Рогволда даже волхвы отменить не вправе. Разве что Всеволод мог бы сказать слово в защиту Глузда – и как Великий князь, и как родовой старейшина, но вряд ли он станет ссориться с боготуром из-за простого мечника.
– Не обманет нас женка? – засомневался Глузд.
– Не должна. К Хабалу идут смерды и холопы, а хороших мечников у него мало.
– Вытрясут из нас серебро и либо взашей вытолкают, либо в землю зароют.
– Риск, – согласился Хвет. – Но серебро мы можем переправить с Гудяем в надежное место, а если нам у Хабала не понравится, то уйдем, поймав случай.
– Гудяю можно верить?
– Чужого он не возьмет.
– Быть по сему, – вздохнул Глузд. – Терять мне особо нечего.
К схрону Рада вывела их без опаски. Да, похоже, и схронов никаких не было, а серебро женщина хранила в дупле дерева. Так или иначе, но слово свое она сдержала. Среди привычных кусков рубленого серебра попадались и кругляшки, цены которым Глузд и Хвет не знали. Кое-как с помощью Гудяя разобрались, кому сколько причитается.
– Пойдешь вниз по реке, – сказал Хвет, передавая хазару большую часть серебра, – она тебя выведет к Берестеню. Найдешь на постоялом дворе купца Веригу, он должен днями идти с товаром в Хазарию на большой ладье. Передай наше серебро ему на хранение и сам с ним отправляйся. Так и быстрее, и безопаснее.
Гудяй внимательно слушал наставления товарища и кивал головой в знак согласия. Хвета и Глузда он не одобрял, но и судить их не брался. У мечника и хазара свои головы на плечах, а Гудяю непременно надо вернуться живым в родную станицу. Некоторое время Гудяй смотрел вслед углубляющимся в заросли товарищам, а потом кивнул головой Алиму, приглашая следовать за собой, и повернул коня в противоположную сторону.
Глава 26
ДАРИЦА
Боярин Ратибор, раненный хазарами и обласканный богиней Макошью, поправлялся не по дням, а по часам, удивляя боготура Торусу своей прытью. Он уже поднялся на ноги и теперь прогуливался по двору под присмотром ведуньи Синильды, которая то ли по наущению богини, то ли по собственному почину ни на шаг не отставала от боярина. Торуса попытался было вызнать у молодого боярина подробности чудесного исцеления, но тот в ответ лишь растерянно улыбался. По его словам выходило, что он ничегошеньки не помнит. Торуса же никак не мог забыть таинственного свечения, исходившего от ложа, которое не могло быть обманом зрения, поскольку его видели и боярин Забота, и «белый волк» Божибор. Дарица в ответ на осторожные вопросы боготура помалкивала и только хмурила соболиные брови. В отношении своей ключницы Торуса уже не сомневался – ведунья. Сделал он этот вывод не с ее слов, а присмотревшись к поведению прибывших в городец гостий. Причем Дарица была, похоже, выше рангом и Синильды, и Румяны, ибо обе молодые ведуньи прислушивались к ее словам. Очень может быть, Дарица с самого начала была приставлена к таинственному ложу кудесницей Всемилой, и это она выбрала Торусу в качестве владельца Листянина городца. Дабы проверить свои подозрения, боготур прижал приказного Лепка, который знал, конечно, больше, чем говорил.
– А что я мог? – юлил тивун. – Мне было приказано.
– Кем приказано?
– Волхвами. А я человек маленький, мне велели во всем слушаться Дарицу, вот я и слушался.
– Это она тебя подтолкнула к разговору со мной о городце?
– Не подтолкнула, а впрямую повелела. Она ведь правая рука кудесницы Всемилы.
– Откуда ты знаешь?
– Горелуха сказала. Старуха в Макошином городце прожила много лет и умеет разбираться в знаках ведуний.
– А Горелуха к нам тоже пришла по слову ведуний?
– Конечно. Шатуненку она голову морочила. Ты расспроси, боготур, того же Садко. Он тебе расскажет, как старуха обвела вокруг пальца и шатуненка, и женку Раду.