Другая хронология катастрофы 1941. Падение «сталинских соколов» Солонин Марк

2.3. 30-летний генерал и его дивизия 

Строго говоря, до своего 30-летия генерал-майор Сергей Александрович Черных не дожил три месяца и одну неделю – его расстреляли 16 октября 1941 г. Генералом же он стал 4 июня 1940 г., а звания Герой Советского Союза лейтенант Черных был удостоен в неполные 25 лет. Указ Президиума ВС СССР от 31 декабря 1936 года, Золотая Звезда Героя номер 21. Награждён за мужество и героизм, проявленные в воздушных боях в небе над Мадридом. Начало войны этот молодой лётчик-истребитель, за четыре года превратившийся из лейтенанта в генерала, встретил в должности командира 9-й САД Западного ОВО.

Дивизия была непростая – самая крупная в составе советских ВВС (четыре истребительных и один бомбардировочный полк, 416 лётчиков), получившая до начала войны самое большое количество «истребителей новых типов» (235 МиГ-3). Бомбардировочный полк дивизии (13-й БАП) одним из первых в советских ВВС начал перевооружаться на пикирующие бомбардировщики – сначала Ар-2, а затем Пе-2 (к началу войны в полку числилось 22 Ар-2 и 8 Пе-2), к началу войны на Ар-2 самостоятельно летало 40 экипажей. (223) И район базирования этой дивизии был непростой – на острие «белостокского выступа», и оказалась она одной из двух (наряду с 10-й САД) дивизий в составе ВВС западных округов, истребительные полки которой действительно находились не далее 50 км от границы (а оперативный аэродром 129-го ИАП в Тарново, в 12 км от границы, так и вовсе мог бы быть обстрелян артиллерией противника).

Советский пикирующий бомбардировщик Ар-2

Элитный (выражаясь сегодняшним языком) статус дивизии, видимо, не самым лучшим образом повлиял на командиров и лётчиков. «Излишняя самоуверенность среди лётного состава, переоценка сил лётчиков руководящим составом, отсутствие повседневной требовательности в строгом выполнении Наставлений, Уставов и приказов… Штаб сколочен, управлять, учить и руководить частями может. Имеется некоторое зазнайство» – так в мае 1941 г. оценивали состояние дел в 9-й САД составители отчёта штаба ВВС Западного ОВО. (210)

А зазнаваться-то было не с чего. За четыре месяца (с января по апрель 41-го г. включительно) общий налёт в дивизии составил 4335 часов, что даёт всего лишь 12 часов на экипаж (фактически – ещё меньше, так как кроме 352 «летающих самостоятельно» было ещё 64 молодых лётчика, которых вводили в строй). Даже если полностью исключить три холодных, снежных месяца (январь, февраль, март) и отнести весь налёт ко вполне тёплому в Восточной Польше апрелю, то и тогда цифры не впечатляют. Ещё хуже обстояли дела с собственно боевой подготовкой. Если верить упомянутому выше отчёту, четыре истребительных полка за четыре месяца провели всего 68 учебных воздушных боёв и 431 воздушную стрельбу (т.е. в среднем – 1,3 стрельбы на одного лётчика). (211) В графе «бомбометания» для 9-й САД стоит ошеломляющий прочерк.

Не приходится удивляться тому, что при столь «щадящем режиме» лётной подготовки в дивизии за четыре месяца произошло 51 лётное происшествие, одно из которых закончилось катастрофой (т.е. гибелью самолёта и лётчика); правило в авиации известное: мало летают – много ломают. Новые истребители МиГ-3, поступление которых в дивизию началось ещё в январе, не были толком освоены ни лётным, ни техническим составом вплоть до 22 июня[17]. И довоенный отчёт, и составленные уже после разгрома дивизии «объяснительные записки» содержат жалобы на то, что вооружение «мигов» не отрегулировано должным образом и пулемёты дают многочисленные задержки при стрельбе. Из 226 лётчиков, «летающих самостоятельно на МиГ-3», боеготовыми считались (если верить составленному уже в июле 41-го докладу) лишь 76 человек – примечательно, что в майском отчёте таковых было 100, а за маем следовало ещё 20 дней июня… (212)

При таком уровне лётной и стрелковой подготовки экипажей 235 новейших, только с завода, истребителей (две полнокомплектные истребительные эскадры по меркам Люфтваффе) представляли собой весьма сомнительную боевую ценность. Ситуация усугублялась тем, что остававшиеся в полках в значительном количестве «ишаки» были сильно изношены. На 15 мая 1941 г. в дивизии числилось 84 И-16, из которых 67 – морально и физические устаревшие модификации с мотором М-25 (ветераны испанской войны), доля исправных среди которых не превышала 50%. Полноценно оснащённым «истребителями старых типов» мог считаться один только 129-й ИАП (тот самый, который встретил начало войны на аэродроме Тарново у границы), в котором числились 52 И-153 в хорошем техническом состоянии. (203)

17 мая 1941 г. вышел приказ, в соответствии с которым «для приближения боевой работы частей к боевым условиям в летний период и в связи с развёртыванием строительства на стационарных аэродромах части ВВС округа со второй половины мая месяца переходят на оперативные аэродромы в районе дивизий». (213) В частности, в 9-й САД самый «старый» и опытный истребительный полк (41-й ИАП) перебазировался из Белостока на аэродром Себурчин, 124-й ИАП – из Белостока на аэродромы Высоке-Мазовецк, Пятково, Вылины-Русь, 126-й ИАП – из Вельска на аэродромы Рудка, Долубово, 129-й ИАП – из Заблудово на аэродромы Тарново, Ломжа. Бомбардировочный полк дивизии (также «старый», принимавший участие в финской войне) перелетел с аэродрома Россь в Борисовщизну (см. Карту № 4). Перечисленными выше 13 аэродромами вовсе не исчерпывалась вся аэродромная сеть 9-й САД. «В районе дивизии имеется 26 аэродромов, из них: постоянных 4, оперативных 11, кроме того, 11 оперативных аэродромов требуют расширения. ВПП [бетонные] строятся на 4 постоянных и 6 оперативных аэродромах… К 1.11.41 г. в районе дивизии будет 4 постоянных и 61 оперативный аэродром». (214)

Если посмотреть на карту, то становится вполне понятным – для решения какой задачи самая мощная (в теории) авиадивизия округа оказалась там, где её застал неожиданный удар противника («На 3-й день операции подвижными частями овладеть Седлец и на 5-й день переправами на р. Висла… В дальнейшем иметь в виду действия на Радом… Для обеспечения главного удара фронта нанести вспомогательный удар в направлении Белосток – Варшава»). В районе Белостока развёртывался 6-й мехкорпус (самый мощный не только среди мехкорпусов Западного ОВО, но и во всей Красной Армии), в районе Вельска – 13-й МК. Вот их наступление и предстояло прикрыть с воздуха истребителям 9-й САД. Для немцев же полоса, в которой находилась 9-я САД, была всего лишь пассивным участком фронта, на котором несколько дивизий вермахта должны были своими отвлекающими действиями сковать главную группировку советских войск.

Соответственно с этим распределялись и авиагруппы Люфтваффе. 2-й авиакорпус своими главными силами должен был поддержать прорыв танков Гудериана через Брест, Кобрин на Барановичи; именно там будут действовать пикировщики эскадры StG-77 и истребители Мёлдерса (эскадра JG-51). Отвлекать от решения основной задачи значительные ресурсы немцы не могли, и для удара по аэродромам 9-й САД у них фактически оставались лишь «горизонтальные» бомбардировщики эскадр KG-3 (аэродром Демблин), KG-53 (аэродромы Радзынь, Радом и Груец) и многоцелевые Ме-110 из эскадры SKG-210 (Радзынь, Рогожничка).

Выявленные документы всё ещё не позволяют достоверно и полно реконструировать события последних предвоенных дней. Строго говоря, к разряду оперативных документов можно отнести лишь доклад начальника 3-го отдела (военная контрразведка) 10-й армии Западного ОВО, составленный 13 июля 1941 г., т.е. уже после состоявшегося разгрома. В докладе сказано, что «9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, получила приказ быть в боевой готовности с 20-го на 21-е число». (215) И это не опечатка – именно так, с 20 на 21 июня.

Примечательно, что та же самая дата, 20 июня, появляется и в мемуарах командира 10-й САД полковника Белова: «20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках – отозвать в части…» (216) Впрочем, самое странное происходит потом – Белов утверждает, что в 16.00 21 июня он получил новую шифровку из штаба округа, в которой приказ от 20 июня о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков был якобы отменён!

Следы столь странного распоряжения обнаруживаются и в мемуарах подполковника Цупко (перед войной – пилота бомбардировщика в 13-м БАП 9-й САД); он пишет, что «на воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной, все обрадовались – три месяца не отдыхали». Дальше – ещё «интереснее», если верить рассказчику, «накануне зенитная батарея была снята с позиции и уехала на учения». (217) А вот в мемуарах подполковника Рулина (накануне войны – замполит 129-го ИАП 9-й САД) никаких следов субботней расслабленности не наблюдается, скорее наоборот: «21 июня в Белосток вызвали всё руководство полка. В связи с началом учения в приграничных военных округах предлагалось рассредоточить до наступления темноты всю имеющуюся в полку материальную часть, обеспечить её маскировку. Когда в конце дня с совещания в лагерь вернулся командир полка, работа закипела. Все самолёты на аэродроме рассредоточили и замаскировали…» (218)

Нечто среднее между оперативным документом и героической легендой представляет собой содержимое альбома под названием «История 126-го истребительного авиаполка». Подписана эта история 25 апреля 1942 года командиром полка майором Найденко, стиль изложения порою бывает таким: «Через разрывы облаков просвечивают отдельные звёзды. Воздух чистый, сырой, насыщен парами недавно прошедшего дождя. Под плоскостью одного из самолётов собралась небольшая группа людей, это лётный состав эскадрильи старшего лейтенанта Арсенина…» И тем не менее за отсутствием лучшего следует пристально изучить и этот альбом. Последние предвоенные дни в нём описаны так:

«Вероломное нападение немецких фашистов на нашу социалистическую Родину застало личный состав полка в напряжённой боевой учёбе в лагерной обстановке на аэродроме Долубово (18 км от госграницы, Западная Белоруссия). Близость аэродрома к границе и напряжённая международная обстановка держали лётный состав полка в полной боевой готовности каждую минуту. Командованием полка был проведён ряд мероприятий по усилению боеготовности, как то: было сделано рассредоточение материальной части по всему аэродрому, наведена телефонная связь от КП полка с командирами эскадрилий, вырыты щели возле стоянок самолётов и [мест] концентрации личного состава…» (219)

Печально знаменитая Директива № 1 (та самая, где вместо простого и ясного приказа на введение в действие окружных планов прикрытия предлагалось «не поддаваться на провокационные действия» и одновременно с этим «быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев») поступила в штаб Западного ОВО в час ночи (по другим документам – в 1.45). 22 июня и в период с 2 по 2.30 передана в штабы армий (никто в высоких штабах в ту злосчастную ночь не спал). (221) Стоит отметить одну важную и не получившую по сей день внятного объяснения деталь: штаб (трудно даже сказать, штаб чего: округа или уже фронта?) всё ещё находился в Минске – тогда как штабы Северо-Западного и Юго-Западного фронтов были уже выведены (или находились в процессе выдвижения) на полевые командные пункты, соответственно, в окрестностях Паневежиса и Тарнополя; для Западного фронта полевой командный пункт готовился на станции Обус-Лесна (в районе Барановичей), но штаб фронта и штаб ВВС фронта так туда и не попали[18].

Из показаний, данных в ходе следствия арестованным 4 июля 1941 г. командующим Западным фронтом Д. Г. Павловым, следует, что в 2 часа ночи 22 июня «Копец (генерал– майор, командующий ВВС округа. – М.С.) и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом Наркома Обороны…» (222) Схожие по времени сообщения встречаются и в мемуарной литературе. Так, упомянутый выше командир 10-й САД полковник Белов пишет: «Около 2 часов ночи 22 июня даю сигнал «Боевая тревога». Он передаётся по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трёх полков о получении сигнала и его исполнении…»

Особого внимания заслуживают воспоминания В. И. Олимпиева. В июне 41-го сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9-й САД и поэтому, несмотря на столь скромное звание, видел и знал довольно много; стоит отметить и то, что по своему образованию (в армию его призвали после первого курса Ленинградского кораблестроительного института) сержант намного превосходил своего командира дивизии. Описание первых часов 22 июня в воспоминаниях Олимпиева вполне стандартное: «Вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941 г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь сон услышал громкую команду – «в ружьё». Взглянул на часы – около двух ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые учения… Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для размотки и намотки кабеля, достиг военного аэродрома на окраине города. Всё было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль лётного поля 37-мм зенитные орудия (вот это, к сожалению, не столь «стандартно». – М.С.), вооружённые карабинами расчёты которых были в касках…»

Через несколько минут после этого началась война.

Советский истребитель И-16

Архивное дело «Оперативные сводки штаба 9 САД» (ЦАМО, ф. 208, оп. 2589, д. 59) содержит всего 27 страниц. В качестве первой «оперативной сводки» присутствует листок коричневой бумаги, на котором чёрным карандашом написано: «Белосток – бомбят все аэродромы – уничтожен 16 – бомбят группами от 5 до 55 – положение». Подпись – Назаров (полковник, начальник штаба 9-й САД). Происхождение листочка не вполне ясно – над текстом написано красным карандашом: «Из Белостока», а под текстом надпись тем же чёрным карандашом: «Друскеники». (224) Скорее всего, это запись сообщения, переданного «кружным путём» из Белостока через какой-то узел связи (или штаб) в Друскеники (ныне Друскининкай, Литва) в штаб ВВС фронта в Минске.

Ещё труднее однозначно расшифровать слова «уничтожен 16». В составе 9-й САД не было полка с таким номером; был 13-й БАП (действительно прекративший своё существование в первые же часы войны), а в составе 11-й САД был 16-й БАП, базировавшийся на аэродроме Черлена в 15 км от аэродрома базирования 13-го БАП и разгромленный в том же темпе (обо всём этом будет рассказано далее). Единственное, что можно сказать со всей определённостью, так это то, что 55 немецких самолётов в одном налёте не могло быть, потому что не могло быть никогда. Как правило, в налёте на один объект участвовало не более одной эскадрильи (штаффеля), что даже при полной укомплектованности исправными боевыми машинами (о том, как с этим обстояло дело во 2-м Воздушном флоте Люфтваффе, отмечено выше) даёт 12 самолётов. Теоретически не исключена (хотя мне не известно ни одного подобного случая, подтверждаемого документально) возможность участия в налёте на один объект всей авиагруппы, но в составе 2-го В.ф. ни одна группа (хоть истребительная, хоть бомбардировочная) не имела более 38 исправных самолётов.

Следующая страница Дела № 59 – это листок серой бумаги в половину стандартного А4 (вероятно, телеграфный бланк), на котором чёрным карандашом написано: «Из Белостока. Командующему ВВС. Истребители уничтожены все. Прошу помощи.Черных». Время передачи сообщения – 10 часов 31 минута. (225) Принимая во внимание, сколько истребителей было в составе 9-й САД и сколько часов прошло с момента начала боевых действий, можно было бы усомниться не только в достоверности сообщения командира дивизии, но и в подлинности самого серого листочка. Однако по счастливому стечению обстоятельств мне удалось обнаружить в архивном фонде трофейных документов (ЦАМО, ф. 500, оп. 12462) перевод разведсводки штаба 2-го Воздушного флота Люфтваффе, где отмечено, что 22 июня в 9.31 (по берлинскому времени) была перехвачена переданная открытым текстом (!) в штаб ВВС Западного фронта радиограмма командира 9-й САД следующего содержания: «Все истребители уничтожены. Прошу оказать помощь.Черных». (226) Как видим, даже после двух переводов (с русского на немецкий и с немецкого на русский) фраза сохранилась в точности, с точностью до минуты совпадает и время передачи панической радиограммы.

Страница 3 в Деле отсутствует, она бесследно пропала, о чём работниками архива сделана соответствующая запись 16.10.1951 года. На странице 4 чёрным карандашом записано последнее (из сохранившихся) донесение командира 9-й САД, отправленное из Белостока:

«15.45, 22.6. Командующему ВВС Западного фронта.

Генерала Болдина (заместитель командующего Западным фронтом. – М.С.) принимаем, посадка в ограничениях Белостока.

Преимущество у противника на направлении Белосток 7 – 8.

На направлении Ломжа артиллерийская подготовка противника.

Черных». (227)

Следующее донесение (на этот раз написанное красным карандашом на листочке в клеточку из школьной тетради) составлено тремя днями позже, вечером 25 июня. К этому моменту Герой Советского Союза генерал-майор Черных с остатками штаба своей дивизии перебазировался из Белостока в Могилёв – стремительный бросок на 450 км. Ногами столько за три дня не пройдёшь. Судя по воспоминаниям Олимпиева, «в конце дня все авиационные части получили приказ немедленно покинуть город и уходить на восток… поздним вечером 22 июня длинная колонна машин покинула Белосток и уже ранним утром понедельника была далеко за городом…». Добравшись до Могилёва, генерал Черных и полковник Назаров подписывают упомянутый выше листок в клеточку, в котором сказано: «Наши потери в воздушных боях не более 5 самолётов[19]. Все остальные сожжены на аэродромах». (228) Кем сожжены – не сказано.

Других документов штаба 9-й САД, описывающих события первых дней войны, обнаружить не удалось. Немногим помогут нам и доступные документы штаба ВВС фронта. Оперативная сводка № 01, составленная к 12.00 22 июня, сообщает лишь следующее:

«1. Части ВВС ЗапОВО приведены в боеготовность № 2 [к] 4.00 22.6.41 г. Полки 9, 10,11 САД с этого времени начали боевые действия [по] отражению воздушных атак авиации противника и используются по плану командующих ВВС армий…

4, 9 и 10 САД – проводная связь нарушена, связаны только [по] радио. Сведений о состоянии частей и конкретно выполняемых ими боевых задач по плану командующих ВВС армий нет…» (229)

Тем не менее даже из этого «отсутствия сведений» следует, что к полудню 22 июня радиограмма «Все истребители уничтожены», полученная даже противником, или не дошла до сведения штаба ВВС фронта, или же была там проигнорирована (сочтена недостоверной). Оперсводка № 02 штаба ВВС фронта – кстати сказать, всё ещё именующего себя «ЗапОВО», – составлена к 20.00 22 июня (передача её по телеграфу была завершена в 0.15 23 июня). В ней уже категорически утверждается следующее: «9 САД. Вся материальная часть 41, 124, 126, 129 ИАП уничтожена противником на аэродромах Себурчин, Мазовецк, Тарново, Долубово. Сведений о потерях личного состава не имею…» (230)

Итак, перед нами документ, настоящий, первичный, АРХИВНЫЙ документ, подтверждающий традиционную версию советской историографии – а если быть точным, так и превосходящий её с точки зрения количественной оценки ущерба, нанесённого неприятелем. Однако подводить черту под дискуссией ещё рано. Дело в том, что первыми на телеграфной ленте Оперсводки № 02 стоят такие слова: «Передаю опер. сводку, но неполную, так как связи с тремя авиадивизиями не имею и оперативных сводок от них до сих пор добиться не смог», а фраза «сведений о потерях личного состава не имею» имеет продолжение: «отсутствием всякой связи с 9 САД с 9.30». Т.е. документ-то есть, но записанные в нём слова отражают не более чем предположения, догадки заместителя начальника оперативного отдела штаба ВВС фронта майора Бескаравайного о том, что же может означать гробовое молчание командования дивизии.

Теперь обратимся к оперативным документам авиаполков, входивших в состав 9-й САД. На первый взгляд, шансы найти что-либо ничтожно малы – какие документы могли остаться от разгромленных в первые же часы войны полков? В фонде самой 9-й авиадивизии (ЦАМО, ф. 20048А, оп. 2) хранится единственная «Штатно-должностная книга учёта офицерского и сержантского состава». Процитированные выше донесения, написанные карандашами на клочках бумаги, сохранились в архивном фонде вышестоящей инстанции – штаба ВВС Западного фронта. И тем не менее документы, и не в единственном числе, существуют. Существуют и опубликованные воспоминания очевидцев и участников событий.

Начнём с выше уже упомянутой «Истории 126-го ИАП». События первого дня войны описаны там следующим образом:

«Первая внезапная атака самолётов противника на аэродром Долубово не имела успеха. 22.6.41 г. в 8 часов 15минут (т.е. спустя 4 часа после начала боевых действий на границе, от которой аэродром отделяло всего 18 км. – М.С.) на высоте 800 м в 5 км севернее аэродрома Долубово появилось 23 самолёта Ю-88 с курсом на восток. Вылетевшая девятка самолётов МиГ-3 под командованием заместителя командира 4-й эскадрильи лейтенанта Алаева Г. И. вступила с группой бомбардировщиков противника в воздушный бой. В результате воздушного боя 2 самолёта Ю-88 были сбиты и упали в районе аэродрома, остальные самолёты противника были рассеяны, своих потерь не было.

Через 10 минут после воздушного боя с бомбардировщиками в районе аэродрома появилось 10 самолётов Me-109 и 9 самолётов Ме-110. Самолёты Me-110 начали штурмовку аэродрома, а самолёты Me-109 завязали воздушный бой с нашими самолётами МиГ-3, прикрывающими аэродром. В результате воздушного боя один Me-109 был сбит и упал в районе аэродрома. Командир звена младший лейтенант Панфилов, ведя воздушный бой на высоте 600 м с двумя Me-109, отрубил винтом своего истребителя хвост Me-109 и, будучи подожжён вторым Me-109, оставил самолёт и выпрыгнул с парашютом (6-я эскадрилья JG-51 в 7.26/7.35 по берлинскому времени вела воздушный бой с советскими истребителями, после которого заявила 3 сбитых И-18 (так немцы в первые дни войны называли «миги») без собственных потерь – М.С.). Приземлился благополучно в районе местечка Боцки.

Неожиданное нападение фашистской авиации вызвало целый ряд затруднений в боевой работе полка, связь с вышестоящим командованием и с внешним миром была прервана, противник предпринимал яростные беспрерывные штурмовки аэродрома. Несмотря на это, личный состав проявил выдержанность, устойчивость и стремление дать отпор зарвавшимся фашистам. Механик по радио воентехник 2 ранга Никулин В. Я., увидев, что 1-й номер расчёта зенитного пулемёта выведен из строя, стал сам у пулемёта и вёл огонь до тех пор, пока фашистские «асы» не ушли; сбитый им самолёт Me-109 упал в 500 м от зенитной точки.

Заместитель командира 4-й эскадрильи лейтенант Алаев Г. И. во время штурмовки аэродрома вражеской авиацией завязал на высоте 150 – 200 м неравный воздушный бой с 5 самолётами противника и, имея малую высоту, зацепил левой плоскостью за постройку, погиб бесстрашным бойцом в воздушном бою». (231)

И это всё, что можно найти в «Истории 126-го ИАП». В следующем абзаце уже идут итоговые цифры (количество вылетов, воздушных боёв, сбитых самолётов противника) за период с 22 июня по 13 сентября 1941 г. О том, как и чем закончился для полка день 22 июня, где и как начался день 23 июня, – не сказано ни слова. Совместить этот архивный документ с архивным документом про «все истребители уничтожены» категорически не удаётся – упомянутая в «Истории» потеря двух «мигов» (из 50, не считая 23 изношенных «ишаков») на объяснение причины потери всей боевой матчасти полка не тянет…

От 129-го ИАП сохранился более серьёзный документ, нежели «история». Эту авиачасть ждала трудная и славная судьба – после разгрома и потери всех самолётов личный состав был выведен на переформирование в тыл, затем полк сражался в небе над Москвой, одним из первых получил звание гвардейского и закончил войну как 5-й Гвардейский Берлинский дважды орденоносный, а по числу сбитых (заявленных) самолётов противника вошел в десятку лучших истребительных полков советских ВВС. Но всё это будет позднее, пока же обратимся к первым двум страницам «Журнала боевых действий 129-го ИАП».

Летом 41-го документы с таким наименованием сплошь и рядом составлялись задним числом, а порой – и другими командирами (сменившими погибших или расстрелянных предшественников). 129-й ИАП и в этом смысле занимает особое место – ЖБД полка составлен явно по горячим следам событий. Итак:

«22.6.41 г.

Боевая задача: Прикрытие аэродрома Тарново от самолётов противника.

Время вылета: 4.05

Время действий: 4.08 (напомню, что аэродром находился в 12 км от границы. – М.С.).

Время посадки: (не указано. – М.С.).

Действия противника: Бомбардировочный налёт на г. Ломжа.

Результаты выполнения боевого задания: Сбито 2 самолёта противника типа Me-109, один самолёт сбил младший лейтенант Цебенко и один сбил старший политрук Соколов. Израсходовано 4000 патронов ШКАС и 1500 патронов БС (т.е. примерно 5 полных боекомплектов истребителя «мига». – М.С.). Всего выполнено 74 самолёто-вылета.

Потери свои: 1 самолёт МиГ-3 не вернулся с боевого задания, 1 сбит в воздушном бою…»

Вот и всё про «самый длинный день в году». Почти всё. На том месте, где я поставил многоточие, стоят ещё две цифры: 27 МиГ-3 и 11 И-153 потеряны на земле! Когда и при каких обстоятельствах потеряны – не известно; про какие-либо «действия противника», кроме отмеченного выше налёта на Ломжу, в ЖБД не сказано ни слова. Безостановочно следующие один за другим налёты вражеской авиации на аэродром Тарново появятся позднее, в послевоенных мемуарах. Зато в ЖБД полка есть отчёт о событиях следующего дня:

«23.6.41 г.

Боевая задача: Прикрытие аэродромов Добженовка (рядом с аэродромом Заблудово. – М.С.), Курьяны, Кватеры, Барановичи (последний пункт в 175 км восточнее Белостока. – М.С.).

Время вылета: (не указано. – М.С.).

Время действий: (не указано. – М.С.).

Время посадки: (не указано. – М.С.).

Действия противника: Штурмовой налёт на аэродромы Кватеры, Барановичи.

Результаты выполнения боевого задания: Произведено 4 воздушных боя над аэродромами Кватеры, Барановичи. Израсходовано 5000 патронов ШКЛС и 2500 патронов БС. Всего выполнено 53 самолёто-вылета.

Потери свои: На земле уничтожено 23 МиГ-3, 21 И-153, 8 учебных». (232)

Даже если не подвергать сомнению эти ошеломляющие цифры наземных потерь, приходится констатировать, что и к исходу дня 23 июня «все истребители» 129-го ИАП уничтожены не были – арифметический остаток должен был составить 5 МиГ-3 и 20 И-153[20]. Пройдут ещё один – два месяца, и 25 истребителей в одном полку будут расцениваться в советских ВВС как неслыханная роскошь (штатная численность будет снижена до 20 единиц), но в июне 41-го так, видимо, не считают. Следующая (после 23 июня) запись в ЖБД 129-го ИАП появляется только… 5 июля! Полк, находящийся в тот день неизвестно где, выполнил в период с 7.33 по 8.20 8 боевых вылетов, израсходовано 200 патронов к пулемёту ШКАС. Затем – ещё один перерыв в записях, на целых 10 дней.

15 июля полк прикрывает аэродром г. Орёл; выполнено 10 вылетов, «встреч с противником не было». Оно и понятно – в середине июля 1941 г. у Люфтваффе были другие заботы, нежели налёты на расположенный в глубоком тылу Орёл. Первое (после июня) упоминание о воздушном бое с самолётами противника появляется в ЖБД 129-го ИАП только 28 июля. Последняя запись в ЖБД датирована 25 января 1942 г. Полк к тому моменту уже стал гвардейским, на последней странице документа подпись начальника штаба 5-го ГвИАП майора Русанова. Самое, на мой взгляд, интересное – это то, чего в документе нет. А нет в нём ни одного упоминания хотя бы об одном самолёте, потерянном на земле после 23 июня! Видимо, немцы уронили и навсегда потеряли «волшебную палочку», при помощи которой они уничтожили на земле 82 самолёта 129-го ИАП за два первых дня войны.

Советский пикирующий бомбардировщик Пе-2

Как и следовало ожидать, в изданных в советские годы мемуарах странная история разгрома 129-го ИАП выглядит едва ли не героической сагой:

«…Фашисты с особой, свойственной немцам педантичностью, через равные промежутки времени наносили по аэродрому один бомбовый удар за другим. Наверно, решили стереть его с лица земли, уничтожитьвсёдо последней машины, до последнего человека. Наши лётчики поднимали свои машины в воздух под огнём вражеской авиации. Налёты следовали в нарастающем темпе. Командир полка собрал лётчиков и сказал:

– Обстановка сложилась тяжёлая. Связи с дивизией нет, сжатый воздух на исходе, а компрессор разбит. Принято решение: вывести полк из-под удара. Будем перелетать на другой аэродром, «миги» поведу сам, «чайки» – комиссар полка…

Он помолчал – слова давались ему с трудом. И в полной тишине добавил:

– Необходимо выделить команду для уничтожения всего оставшегося: боекомплектов бомб, снарядов, патронов и горючего.

Беркаль (капитан Ю. М. Беркаль, командир 129-го ИАП) принял единственное возможное решение в сложившейся обстановке, но как тяжело сознавать, что оно единственное. Да, мы не представляли ещё до конца непомерной тяжести войны. Всем хотелось поскорее сесть за штурвал боевой машины и бить, бить фашистов (чем же их собирались «бить», бросая на аэродроме боевые машины, уничтожая боеприпасы и горючее? – М.С.). А пока, используя паузу между налётами врага, комэски быстро распределили оставшиеся самолёты между лётчиками. Двумя группами – сначала «чайки», потом «миги» – перелетели на аэродром Добженовка, расположенный всего в нескольких километрах от места постоянного базирования полка в Заблудуво. Там, на зимних квартирах, разместились семьи личного состава (вот это важное обстоятельство привычно упускается всеми из виду. – М.С.).

С нового аэродрома лётчики вылетали на прикрытие города Белостока и его железнодорожного узла (о чём в ЖБД полка нет ни слова. – М.С.). Из штаба дивизии прибыл связной. Он передал командиру полка приказ: всем самолётам до наступления темноты перелететь на аэродром Кватеры (65 км восточнее Белостока. – М.С.) … Нехотя догорал день. Спрятавшееся за горизонтом солнце долго кровавым заревом пылало на западе…»

Далее, чтобы решение о втором в течение одного дня перебазировании выглядело пристойнее, начинается остросюжетный рассказ про то, как «к аэродрому Добженовка уже рвались немецкие танки и мотопехота… рядом с аэродромом шёл встречный ночной бой, огненные всполохи подступали к аэродрому, охватывали его кольцом». Кто с кем воевал поздним вечером 22 июня в районе Белосток, Заблудово – понять решительно невозможно; ни танков, ни мотопехоты в тех местах не было вовсе, обычная же пехота вермахта подошла к Белостоку лишь 25 июня.

«А на аэродроме Кватеры готовились к боевым вылетам… На аэродром слетелись все уцелевшие за день самолёты на Белостокском и Гродненском направлениях, главным образом с приграничных аэродромов. Притихли машины, смолкли голоса уставших людей. Наступило затишье. И вдруг в воздухе раздался рокот чужих моторов. Прошло мгновение. С земли было видно, как на аэродром под крутыми углами с двух сторон пикировали две группы Ме-110. Они сбросили бомбы, затем стали поливать аэродром пулемётными очередями. Запылали Кватеры. Более пятнадцати минут продолжалась бомбёжка. А когда всё кончилось, снова наступила особенно ощутимая тишина (неужели это и есть тот самый эпизод, который в ЖБД описан как «произведено 4 воздушных боя над аэродромами Кватеры, Барановичи. Израсходовано 5000 патронов ШКАС и 2500 патронов БС»?). Лёгкий ветерок чистил аэродром от поднятой пыли, разгонял гарь.

Беркаль отдал распоряжение готовить к полёту «миги». Переливали из баков неисправных машин бензин, перестанавливали бортовые баллоны со сжатым воздухом для запуска моторов. Пять «мигов» перегнали на аэродром Барановичи (260 км восточнее Тарново. – М.С.), тоже забитый самолётами, преимущественно истребителями И-16 и И-15бис… Надо проявить выдержку и дисциплину, отойти в тыл и сберечь людей…» (218)

На этой доброй ноте, на решении «сберечь людей», отдавая неприятелю по 100 вёрст отнюдь не безлюдной пустыни в день, мы закончим наш явно не завершённый рассказ о событиях 22 июня в 129-м ИАП и перейдём к истории самого крупного в составе 9-й САД (если не всех ВВС Красной Армии) истребительного полка – 124-го ИАП. В полку числилось 85 лётчиков, в том числе 64 самостоятельно летающих на «мигах», 70 истребителей МиГ-3 и 29 И-16.

В архивном фонде 124-го ИАП хранится документ с заголовком: «Оперсводка № 01 к 12.00 22.6.41, штаб 124 авиаполка, Высоке-Мазовецк». Как было уже показано в предисловии к первому тому этой книги, фактически «Оперсводка № 01» была составлена задним числом, предположительно – 1 июля 1941 года, и писалась она в г. Орёл. По сути дела, перед нами «объяснительная записка», в которой командование полка пыталось описать те «обстоятельства непреодолимой силы», из-за которых оно оказалось без самолётов и в 950 км от аэродрома предвоенного базирования. Тем не менее даже этот весьма специфический документ напрочь опрокидывает версию о «внезапном уничтожающем ударе» немецкой авиации.

Советский бомбардировщик СБ

Вот полный текст Оперативной сводки № 01, от первой до последней буквы:

«Первое: Полк в течение 22.6.41 произвёл три боевых вылета в составе 48 самолётов МиГ-3 на уничтожение самолётов противника.

Первый вылет был произведён по боевой тревоге в 4.30 в составе 28 МиГ-3. Воздушного боя не вели, за исключением мл. лейтенанта Кокарева, которым был сбит один Ме-110.

В 5.25 один самолёт Ю-88 пролетел над аэродромом на высоте 800 м, после чего последовал налёт двух самолётов противника Me-109, в результате завязавшегося боя между нашими самолётами и самолётами противника сбит один самолёт МиГ-3, лётчик мл. лейтенант Жарков погиб.

В 5.35 группа в составе 18 бомбардировщиков в сопровождении 7 истребителей Me-109 сбросила бомбы в восточной части аэродрома 400м на опушке леса (так в тексте. – М.С.). В результате налёта авиации противника убито 3 человека из 156 батальона (батальон аэродромного обслуживания. – М.С.), ранено 26 человек, из них лётчик мл. лейтенант Артамонов, остальные – красноармейцы 156 батальона.

Второе.В 8.40 два самолёта Ю-88 на высоте 5000м произвели разведку аэродрома, сделали два виража над аэродромом, после чего один самолёт улетел на запад и один – на восток.

В 10.20 на высоте 2500 м появились три группы бомбардировщиков – около 30 самолётов неустановленного типа произвели бомбардировку аэродрома В-Мазовецк. Наши истребители в составе 12 самолётов МиГ-3 произвели вылет, но воздушного боя не вели, ввиду того что бомбардировщики противника успели сбросить бомбы на аэродром и уйти на свою территорию. В результате бомбардировочного налёта загорелось бензохранилище, уничтожено большое количество автотранспорта, сожжено на земле до 15 самолётов МиГ-3. Убито 4 лётчика, 1 техник и 1 младший специалист, ранено 2 лётчика и 3 техника.

Третье.В 11.15 6 самолётов Ме-110 произвели бомбардировку с пикирования и штурмовые действия по самолётам, находившимся на аэродроме. В течение 20 минут налёта уничтожено до 12 самолётов МиГ-3, 2 И-16, 4 УТИ-4 и один И-16 был сбит в воздухе. В этом налёте наши истребители в составе 3-х самолётов МиГ-3 произвели вылет и завязали воздушный бой. Во время воздушного боя был сбит один самолёт противника Me-109 (так в тексте.) капитаном Кругловым.

Четвёртое.В 15.30 группа в составе 18 бомбардировщиков и 7 самолётов штурмовиков Me-110 произвела бомбометание и штурмовую атаку по самолётам и личному составу, находящемуся на земле. В этом налёте боевых действий полк не производил ввиду отсутствия матчасти (подчёркнуто мной. – М.С.). Оставшаяся в целости матчасть в количестве 6 самолётов МиГ-3 была перегнана на аэродром Россь.

В 16.20 9 самолётов До-17 в сопровождении 7 истребителей Me-110 произвели атаку аэродрома, в результате сброшенными бомбами наши самолёты были полностью выведены из строя.

Пятое.В результате боевых действий в течение 22.6.41 нами сбито два самолёта противника типа Me-110.

Полк имеет потери самолётов: 68 Миг-3, 5 И-16, 7 УТИ– 4, 9 УТ-1, 2 У-2; из них уничтожены на аэродроме Ломжа 3 И-16, на аэродроме Белосток оставлено в ангарах 9 самолётов МиГ-3; 6 самолётов МиГ-3 и 2 самолёта УТИ-4 уничтожены на аэродроме Россь. В воздушном бою сбит один самолёт МиГ-3 и один самолёт И-16. Остальные самолёты уничтожены противником на аэродроме В-Мазовецк.

Личного состава убито 9 лётчиков, 5 техников, 2 мл. авиаспециалиста. Ранено 6 лётчиков, 6 техников, 1 мл. авиаспециалист.

Полк, понеся большие потери в матчасти, изменил свою дислокацию в составе 45 лётчиков, 50 техников, 37 мл. авиаспециалистов и приступил к сколачиванию полка и получению матчасти для дальнейших боевых действий.

Нач. штаба майор Дрызлов (подпись)

Нач. оперотдела капитан Шагин (подпись) ».

Как видим, документ составлен весьма подробно, в нём отражены даже малозначимые детали событий («сделали два виража над аэродромом, после чего один самолёт улетел на запад, и один – на восток»). Очень может быть, что составлять его начали 22 июня, ещё до начала панического «перебазирования».

Простой вывод, который можно уверенно сделать на основании Оперсводки № 01, заключается в том, что «мирно спящим» 124-й ИАП вовсе не был – первый (и самый массовый) вылет истребителей полка произошёл в 4.30, за час до появления первых немецких разведчиков над аэродромом Высоке-Мазовецк. Второй, столь же очевидный вывод состоит в том, что первый вылет стал последним, в котором 124-й ИАП решал какие-то боевые задачи, выходящие за рамки самообороны собственного аэродрома. После 4.30 утра не отмечены хотя бы минимальные попытки что-то сделать: прикрыть от непрерывных атак вражеской авиации собственные наземные войска, прикрыть советские бомбардировщики, которые именно в эти самые часы десятками сбивали истребители эскадры Мёльдерса (JG-51), атаковать немецкие аэродромы. В частности, в 100 км к северу от Высоке-Мазовецка находились два аэродрома (Ожиш и Элк) бомбардировочной эскадры KG-2; немецких истребителей там не было, а базирующиеся на них ветераны испанской войны «Дорнье» Do-17 (такие же «скоростные», как и наши СБ) могли бы стать учебной мишенью для «мигов» 124-го ИАП.

Впрочем, и с задачей самообороны собственного аэродрома 124-й ИАП не справился. Это отчётливо видно даже из той информации, которую сообщают составители оперсводки. Для большей наглядности сведем её в нижеследующую таблицу:

Первые три налёта на аэродром оканчиваются (для немцев) безрезультатно, и во время налёта с участием большого (если верить оперсводке) числа бомбардировщиков и истребителей немцы беспорядочно сбрасывают бомбы и не попадают даже по лётному полю – но при этом истребительный полк практически бездействует, и на перехват самолётов противника в 5.35 не поднимается никто.

Лишь убедившись в том, что бомбардировка аэродрома Высоке-Мазовецк является не слишком опасным делом, немцы высылают (без прикрытия истребителей!) крупную формацию бомбардировщиков, которые в 10.20, через 6 часов после начала войны, основательно «утюжат» аэродром. Командование (если таковое к тому моменту существовало) и лётный состав 124-го ИАП терпеливо дожидаются завершения бомбёжки, после чего «12 самолётов МиГ-3 произвели вылет, но воздушного боя не вели ввиду того, что бомбардировщики противника успели сбросить бомбы на аэродром и уйти на свою территорию». Тут стоить напомнить, что МиГ-3 обладал, конечно же, многими недостатками, но это был самый скоростной серийный истребитель в мире, и для того, чтобы не догнать на «миге» тихоходный бомбардировщик, надо было дать тому возможность улететь достаточно далеко.

Час спустя прилетают 6 штурмовиков Ме-110, на отражение которых в воздух поднимается одно-единственное звено «мигов» под командованием капитана Круглова (как будет показано ниже, он в этот момент взял на себя обязанности командира полка). Все остальные (а к тому моменту на аэродроме должно было оставаться не менее трёх эскадрилий исправных МиГ-3) бездействуют, что позволяет немцам «в течение 20 минут налёта» расстреливать стоящую на земле технику.

После этого в 124-м ИАП что-то происходит. Что именно – можно только догадываться, но когда в 15.30, пообедав и отдохнув, немцы снова прилетают бомбить аэродром Высоке-Мазовецк, они уже не встречают даже малейшего сопротивления «ввиду отсутствия матчасти». А куда же она делась? Если верить составителям Оперсводки № 01, к тому моменту все потери «мигов» полка, в воздухе и на земле, составляли лишь 28 машин из 70. И это если вовсе не считать «матчастью» две дюжины «ишаков». Даже со всеми оговорками о возможных технических неисправностях, о наличии повреждённых во время утренних налётов, но не вошедших в перечень уничтоженных истребителей, нетрудно понять, что «отсутствие матчасти» может иметь только одно объяснение – матчасть сама не летает, а лётчиков на аэродроме Высоке-Мазовецк к тому времени или уже не было вовсе, или они были окончательно парализованы паникой.

Такой вывод, по мнению некоторых – «сенсационный и скандальный», вполне согласуется с выводом, который 70 лет назад был зафиксирован в Спецсообщении 3-го Управления НКО № 37928 от 15 июля 1941 года:

«Произведённым расследованием причин уничтожения фашистской авиацией всей материальной части в 41-м и 124-м ИАП 9-й смешанной авиадивизии установлено:

…Командир 124-го ИАП майор Полунин к моменту военных действий находился в отпуску и прибыл в полк только днём 22 июня, когда противник уже совершил два налёта на аэродром. После третьего налёта самолётов противника Полунин улетел на самолёте УТИ-4, не дав никаких указаний.

Помощник командира 124-го ИАП капитан Круглое, оставшийся за командира полка на время его отпуска, 22 июня утром при налёте фашистской авиации растерялся и не принял решительных мер по борьбе с ней. Все распоряжения Круглова носили неорганизованный характер. Самолёты выпускались в воздух не подразделениями, а одиночками, что не давало должного эффекта по отпору вражеским самолётам. У большинства истребителей «МИГ-3» не стреляли пулемёты, так как бригада завода № 1 не успела (не успела с февраля по июнь. – М.С.) отрегулировать их. Всё это привело к тому, что все самолёты полка были уничтожены…» (215)

Меньше всего информации мне удалось обнаружить по 41-му ИАП, а это был самый «старый» в составе 9-й САД кадровый авиаполк, принимавший участие ещё в советско-финской войне. В упомянутом выше Спецсообщении читаем:

«Командир 41-го авиаполка майор Ершов в момент налёта самолётов противника утром 22 июня растерялся и не мог организовать личный состав полка для отпора противнику. Несмотря на то что при первом налёте фашистских самолётов на аэродром Себурчин, где дислоцировался 41-й ИАП, противник не вывел из строя ни одного боевого самолёта, так как все они были рассредоточены и замаскированы (подчёркнуто мной. – М.С.), Ершов не принял самостоятельных действий по нанесению решительного удара [по] самолётам противника, ожидая указаний от командования 9-й АД.

Майор Ершов, имея в своём распоряжении боевой полк, вместо принятия решения действовать соединениями, высылал навстречу противнику по 1 – 2 самолёта, которые уничтожались противником. Таким образом были убиты лучшие лётчики полка: Солоха, Аксёнов, Чернявский и подбиты – Крутоверец, Коробков, Кукушкин и Киселёв.

Ершов, не имея необходимости перебазироваться (подчёркнуто мной. – М.С.) с аэродрома Себурчин, так как на этом аэродроме имелось всё для ведения боя, принял решение перебросить полк на аэродром Курьяны (7 км юго-восточнее Белостока. – М.С.), а затем вечером 22 июня перебазировался на аэродром Кватеры. Впоследствии вся материальная часть была уничтожена вследствие того, что самолёты на этих аэродромах не имели воздуха для заправки самолётов (снова компрессор, бессмысленный и беспощадный. – М.С.) и патронов к пулемёту БС, оказавшись небоеспособным». (215)

На первый взгляд – всё в 41-м ИАП «было как у всех», но есть, однако же, и одно существенное отличие. Открывая составленную в г. Орёл Оперативную сводку (б/н) штаба 9-й САД к 22.00 30 июня (это первая с начала войны сводка, которая напечатана на машинке, на нормальной бумаге), мы видим круглую цифру «0» в строке количества лётчиков 41-го ИАП. (234) Где же они? А они (не все, правда) воюют, и именно поэтому добежавший аж до Орла штаб 9-й САД ничего не знает про их местонахождение. Воюют лётчики 41-го ИАП, причём вместе со своим командиром майором Ершовым, в составе 43-й НАД – единственного истребительного соединения, оставшегося в составе ВВС Западного фронта после разгрома первых дней.

Судя по отчёту «О боевой работе 43-й авиадивизии за 6 месяцев Великой Отечественной войны», 41-й ИАП был 26 июня 1941 г. вполне официально включён в состав 43-й ИАД. На тот момент на вооружении полка числилось 12 МиГ-3. (235) К 29 июня в 41-й ИАП в строю всё те же 12 «мигов» и 52 лётчика (перед началом войны их было 79). (236) Судя по потерям (а это едва ли не единственный для ситуации лета 41-го года объективный критерий), полк воюет весьма активно: до момента вывода на переформирование (3 июля) 2 самолёта сбиты в воздушном бою, 2 «не вернулись с задания», 4 истребителя повреждены в авариях. В строке «уничтожено на аэродроме», как и следовало ожидать, стоит прочерк. (237)

Так выглядит очень короткая история боевых действий 41-го ИАП в сухом изложении штабных документов. В мемуарах генерала Г. Н. Захарова (на тот момент – командира 43-й ИАД) появляются и заслуживающие упоминания детали: «Под Могилёвом в состав 43-й авиадивизии влились 41-й и 170-й истребительные полки. 41 ИАП командовал майор Ершов, 170 ИАП – майор Мищенко. Эти полки пробыли в составе дивизии всего семь – девять дней, но и за столь короткий срок лётчики полков успели себя зарекомендовать как отличные воздушные бойцы. За неделю боёв истребители майора Ершова сбили более двадцати самолётов противника! Лётчики дрались без оглядки – так, словно каждый их бой был единственным…» (238)

В завершение рассказа о действиях и бездействии истребительных частей 9-й САД попытаемся хотя бы ориентировочно оценить количество потерь противника. Всего 22 июня 1941 г. 2-й Воздушный флот Люфтваффе потерял от воздействия противника 25 самолётов безвозвратно, ещё 21 машина получила повреждения разной степени тяжести. (241) Топонимика «белостокского выступа» в качестве указания места воздушного боя (потери самолёта) в явном виде встречается пять раз: бомбардировщик Do-17 из состава KG-2 стопроцентно сбит в районе Ломжа, два Ме-110 из эскадры SKG-210 также стопроцентно сбиты в районе Замбрув (между Тарново и Высоке-Мазовецком), один «Мессершмитт» эскадры JG-27 сбит в районе Кнышина (30 км к северу от Белостока) и ещё один «мессер» 51-й эскадры получил небольшое повреждение (10%) в районе Бельска. Правду сказать, в качестве причины потери двух Ме-110 указан обстрел ЗА, но немцы могли в этом вопросе и ошибиться.

Важнее другое – из 46 случаев потери и/или повреждения самолёта место боя указано только в 18 случаях. С некоторой натяжкой можно распространить эту пропорцию и на число самолётов, сбитых в районе базирования 9-й САД. При таких допущениях можно предположить, что истребители дивизии сбили (повредили) порядка 8 – 10 немецких самолётов. Как видим, итоговая цифра вполне укладывается в рамки нормального 2-кратного завышения числа заявленных побед в сравнении с реальными (если под «заявленными» понимать цитаты из документов, а не «охотничьи рассказы» из послевоенных духоподъёмных мемуаров).

В странной, запутанной и всё ещё не разгаданной до конца истории разгрома 9-й САД остаётся открытым самый главный вопрос: кто же всё-таки принимал решение об «истребительном перебазировании» авиаполков, перебазировании поспешном, «без патронов к пулемёту ЕС» и с брошенным аэродромным оборудованием? Что конкретно с утра до вечера 22 июня делало командование 9-й САД? Нашлось ли у него 10 – 15 минут полётного времени для того, чтобы побывать на передовых аэродромах? Или генерал Черных ограничился одной лишь констатацией несуществующего факта («все истребители уничтожены»)?

Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР по делу генерал-майораЧерных

Очень странный «ответ» на эти вопросы обнаружился в совершенно неожиданном месте – в архивном фонде 1-й танковой дивизии Ленинградского военного округа. Начало войны эта дивизия встретила в эшелонах, перебазируясь из Пскова в далёкий заполярный городок Алакуртти. Никакого отношения к боевым действиям Западного фронта (и уж тем более – к войне в воздухе) 1-я танковая не имела и иметь не могла, однако именно в архивном фонде этого соединения мне удалось обнаружить[21] копию приказа командующего войсками Западного фронта № 04 от 8 июля 1941 года:

«О предании суду Военного трибунала. Командир 9 САД генерал-майорЧерныхв результате преступного отношения к своим служебным обязанностям, полного игнорирования обстановки запретил перебазирование материальной части (подчёркнуто мной. – М.С.), чем способствовал уничтожению противником самолётов на аэродроме…» (239)

Странно. И процитированное выше Спецсообщение 3-го Управления НКО (военная контрразведка), и известные ныне факты свидетельствуют о том, что в поспешном «перебазировании» не было необходимости, и именно оно-то и послужило толчком к развалу дивизии…

Материалы следствия и протоколы допросов С. Черных (уголовно-следственное дело № Р-23923) всё ещё недоступны для историков – не говоря уже о том, что специфические «методы ведения следствия» НКВД неизбежно поставят под сомнение достоверность показаний, как только они будут рассекречены. Единственное, что известно и сомнений не вызывает, так это приговор Военной коллегии Верховного суда СССР, вынесенный 28 июля 1941 года:

«…Предварительным и судебным следствием установлено, что подсудимыйЧерных, будучи командиром 9-й авиадивизии, в период начала военных действий германских войск против Союза Советских Социалистических Республик проявил преступное бездействие к возложенным на него служебным обязанностям, в результате чего налётом фашистской авиации на аэродромы дивизии было уничтожено около 70% материальной части этой дивизии.

Кроме того, подсудимыйЧерных, находясь в ночь с 26 на 27 июня на Сещенском аэродроме и приняв прилетевшие на этот аэродром три советских самолёта за фашистские, проявил трусость, объявил бесцельную тревогу, а затем, бросив руководство личным составом дивизии, в паническом состоянии на грузовой машине, без головного убора, пояса и боевого оружия бежал с фронта в г. Брянск, где был задержан органами милиции и доставлен к коменданту гарнизона.

Находясь в Брянске, подсудимыйЧерныхраспространял провокационные измышления о высадке якобы противником десанта и бомбардировке им Сещенского аэродрома.

Таким образом, подсудимыйЧерныхво время боевых действий с фашистской Германией нарушил военную присягу, забыл свой долг перед социалистической Родиной, проявил трусость и, бросив руководство личным составом дивизии, позорно бежал с фронта в г. Брянск, где распространял провокационные слухи о поражении частей Красной Армии, чем совершил преступление, предусмотренное ст. 193-21 п. «б» УК РСФСР.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 319 и 320 УК РСФСР, Военная коллегия Верховного суда Союза ССР приговорила:

ЧерныхСергея Александровича лишить воинского звания «генерал-майор авиации» и подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. На основании ст. 33 УК РСФСР возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета Союза ССР о лишенииЧерныхзвания Героя Советского Союза и орденов – Ленина, Красная Звезда и юбилейной медали «20 лет РККА».

Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит». (240)

30 июля 1941 г. комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам решила (Протокол № 50 за подписями Калинина, Шкирятова и Меркулова) «согласиться с применением расстрела кЧерныхС. А.». И по существовавшим тогда законам/понятиям, и по сложившейся многолетней практике после этого оставалось только передать осуждённого в распоряжение расстрельной команды НКВД. Однако прошёл весь август, сентябрь, а Черных оставался в живых. Расстреляли его только 16 октября 1941 г., когда к поспешному «перебазированию» из Москвы на восток приступил уже сам центральный аппарат НКВД. Что это было, зачем и для каких «оперативных разработок» бывшему генералу сохраняли жизнь – ответ на эти вопросы по сей день не знает никто.

2.4. В полосе главного удара

«Несмотря на количественное превосходство ВВС противника и внезапное нападение, лётный состав частей дивизии смело и самоотверженно отражал все налёты противника на аэродромы и базы дивизии. Командование дивизии, учитывая сложившуюся обстановку, при отсутствии связи со штабом ЗапОВО, маневрируя аэродромами, своевременно вывело из под удара 18 самолётов истребителей и 17 бомбардировщиков. 26 и 27.6.41 части и управление дивизии вышли окончательно из боя, сохранив 95% лётно-технического состава, который был отправлен на завод за получением и для переучивания на новой матчасти». (242)

Вот так, уверенно и бодро, докладывало командование 10-й САД о своих достижениях 17 октября 1941 года. Всего два месяца назад давались и другие оценки; в частности, в справке «Изменения в составе и дислокации ВВС Запфронта за период с 22.6 по 10.8 41» изменения, произошедшие в 10-й САД, описывались следующим образом: «С 24.6.41 распалась, часть лётного состава направлена в Бобруйск, и дальше ничего не известно. Штаб АД под № 10 АД работает в составе ВВС фронта». (247) Но то – летом, а к середине октября дивизия была воссоздана и уже снова выводилась в тыл на переформирование, командному составу «за успешную работу и умелое руководство боевой работой частей» была объявлена благодарность, а самое главное – все к тому моменту уже знали, что «гроза миновала». Кому суждено было быть расстрелянным – расстреляны, оставленные в живых могут уже безбоязненно докладывать про то, как в «сложившейся обстановке» они «своевременно вывели из-под удара» 95% лётного состава, потеряв (во всех значениях этого слова) 85% боевых самолётов.

А шершавая стена расстрельного подвала была так близко! 10-я САД находилась в оперативном подчинении у командующего 4-й армией генерал-майора Коробкова. Генерала арестовали, судили (вместе с командующим и начальником штаба Западного фронта) и 22 июля 1941 г. приговорили к расстрелу; в ту же ночь приговор был приведён в исполнение. И ещё был в составе 4-й армии 14-й мехкорпус, сгоревший в сражении с отборными частями 2-й танковой группы Гудериана. Командира 14-го МК генерал– майора Оборина также арестовали и 13 августа 1941 г. приговорили к расстрелу. Ни прежние заслуги, ни бесспорный факт количественного и качественного превосходства танков противника, ни ранение командира мехкорпуса в бою – ничто не было принято во внимание. Расстреляли. У командира 10-й САД был серьёзный «шанс» оказаться в этом же перечне, но судьба оказалась к нему милостива.

Худшая участь ждала вверенную ему дивизию. 10-я САД базировалась в районе Брест, Кобрин, Пружаны, т.е. точно в полосе главного удара 2-й танковой группы вермахта. Для того чтобы обеспечить танкистов Гудериана надёжным прикрытием с воздуха, немецкое командование сосредоточило к западу от Бреста мощную группировку Люфтваффе. К утру 22 июня там находилась самая крупная (четыре авигруппы) истребительная эскадра JG-51 под командованием лучшего на тот момент аса Люфтваффе В. Мёльдерса, ещё одна, пятая по счёту, истребительная группа (I/JG-53) базировалась вместе с истребителями 51-й эскадры на аэродроме Кржевица (см. Карту № 4). Все пять групп были полностью перевооружены на «мессера» последней модификации Bf-109F, каковых в исправном состоянии числилось 156 единиц. В 20 – 30 км от границы развёртывались три группы пикировщиков эскадры StG-77 (всего 87 исправных Ju-87), чуть далее в глубине оперативного построения находились две группы многоцелевых Ме-110 (всего 74 исправные машины).

Что могла противопоставить этому 10-я САД? В составе дивизии было четыре авиаполка: два истребительных (33-й ИАП и 123-й ИАП), один штурмовой (74-й ШАП) и один бомбардировочный (39-й БАП). Истребительные полки предполагалось в период март – май 1941 г. перевооружить на Як-1 (всего дивизия по плану должна была получить 126 этих самолётов, которым предстояло стать самым массовым типом истребителей советских ВВС периода войны). (243) Планы, однако же, выполнены не были, и к началу войны один только 123-й ИАП успел получить 20 «яков»; новые самолёты поступили в часть буквально за несколько дней до 22 июня, и к первым воздушным боям их ещё не успели ввести в строй (есть данные, что они ещё находились в процессе сборки). (244)

В результате воевать лётчикам 10-й САД пришлось на самолётах «старых типов», причём «типы» эти оказались очень разными: 123-й ИАП был полностью укомплектован «чайками» И-153 выпуска 1940 года, в хорошем техническом состоянии, с самыми мощными моторами (М-63), в то время как 33-й ИАП вырабатывал последние моторесурсы допотопных И-16 тип 5 (вариант с двумя пулемётами винтовочного калибра и мотором М-25) выпуска 1936 – 1937 гг.[22] (245)

Штурмовой полк дивизии, как и все прочие штурмовые полки советских ВВС кануна войны, был вооружён бипланами И-15/И-153, но, в отличие от многих других полков, укомплектован он был по полной штатной норме (47 И-15бис и 15 И-153); в дополнение к тому 74-й ШАП одним из самых первых получил новейшие на тот момент штурмовики Ил-2 в количестве 8 единиц. (246) Бомбардировочный полк (39-й БАП) был «старым», кадровым, с боевым опытом «зимней войны» против Финляндии. Накануне 22 июня в полку было 5 (по другим источникам – 9) новых пикирующих бомбардировщиков Пе-2, но основным вооружением 39-го БАП оставались ветераны СБ в количестве 43 единиц. (246)

Характерной особенностью 10-й САД был сверхштатный избыток лётного состава – по 70 и более лётчиков в истребительных и штурмовом полку. Другой особенностью (хотя правильнее будет сказать – достоинством) дивизии была весьма активная, по меркам ВВС Западного ОВО, лётная и тактическая подготовка пилотов. За зимний период (до 1 мая) 1941 года дивизия налетала 4091 час (в среднем по 14 часов на каждый экипаж, летающий самостоятельно на боевом самолёте), в том числе – 117 часов ночных полётов (для сравнения отметим, что в значительно большей по составу 9-й САД ночной налёт составил всего 41 час). Дивизия выполнила 875 воздушных стрельб (больше, чем 11-я САД и 9-я САД, вместе взятые), а единственный бомбардировочный полк 9-й САД произвёл 241 учебное бомбометание – немногим меньше, чем целая бомбардировочная дивизия (12-я БАД – 285 бомбометаний). (248) В июне 39-й БАП начал подготовку экипажей к переходу на новые пикирующие бомбардировщики, для чего со 2 по 15 июня было выполнено 80 учебных пикирований под углом 30 – 40 град, на имеющихся самолётах СБ. (249)

Разумеется, не следует забывать о том, что главным критерием оценки является отнюдь не сравнение с соседями по округу. Воевать предстояло с сильным противником, в среднем 5 учебных бомбометаний и 3 воздушные стрельбы на экипаж едва ли могли считаться достаточным уровнем подготовки для встречи с пилотами Люфтваффе, накопившими к тому времени значительный опыт реальных боевых действий. Оставалось уповать лишь на то, что часть лётного и большая часть командного состава 10-й САД тоже успела изрядно повоевать в небе Испании, Китая и Финляндии.

Аэродромная сеть в полосе развёртывания 10-й САД насчитывала 21 площадку: 4 постоянных и 17 оперативных аэродромов, из которых 9 требовали расширения в связи с ожидаемым поступлением новых самолётов. (250) 17 мая 1941 г. авиаполки 10-й САД, так же как и других дивизий ВВС Западного ОВО, были выведены на полевые оперативные аэродромы: 33-й ИАП из Пружаны в Куплин, 74-й ШАП из Пружаны в Малые Зводы, 123-й ИАП из Стригово в Огородники, Именин. (251) Кроме того, 123-й ИАП на аэродромах Брест и Лыщицы «в течение полутора месяцев держал одну эскадрилью в засаде для перехвата немецких самолётов, перелетавших на нашу территорию». (244) Таким образом, перед началом войны истребители 10-й САД оказались в полосе 20 – 50 км от границы – значительно ближе, нежели истребительные полки всех прочих соединений авиации западных округов (за единственным исключением 9-й САД). Лишь 39-й БАП оставался на своём постоянном аэродроме Пинск (150 км восточнее Бреста).

Как было уже выше отмечено, 20 июня 1941 г. командир 10-й САД получил от командующего ВВС Западного ОВО приказ привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках – отозвать в части. Судя по отчёту «О работе 33-го истребительного авиаполка в период 22-28.6.41 г.», приказ этот – по крайней мере, в части, касающейся 33-го ИАП и отзыва из отпусков, – был выполнен: из 291 человека личного состава «не прибыло из отпусков, командировок и находилось в госпиталях округа» всего 23 человека, в том числе один лётчик. (252) Кроме того, как пишет в своих мемуарах полковник Белов, «командиры полков получили и мой приказ: самолёты рассредоточить за границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать». (216)

В ночь на 22 июня в Кобрине никто не спал – ни в штабе 10-й САД, ни в штабе 4-й армии. После полуночи Белова вызвали к командующему 4-й армией генерал-майору Коробкову. Состоявшийся разговор в мемуарах Белова описан так:

«Генерал Коробков был один.

– Получен приказ привести штабы в боевую готовность, – сказал он.

– В таком случае я подниму дивизию по тревоге.

– Не паникуйте, – остановил меня командующий. – Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.

– Я командую авиадивизией, да ещё пограничной, и не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по боевой тревоге…

Около 2 часов ночи даю приказ «Боевая тревога». Он передаётся по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трёх полков о получении сигнала и его исполнении (подчёркнуто мной. – М.С.) …»

Это – мемуары. В документах 123-го ИАП мы находим чёткое подтверждение и получения, и исполнения приказа: «В 2.00 22.6.41 полку, базирующемуся на аэродромах Стригово, Именин, Брест и Лыщицы, объявлена боевая тревога и предварительным распоряжением поставлена задача – быть в готовности к боевым действиям». (253) В документах 33-го ИАП обстоятельства объявления боевой тревоги описаны самым удивительным образом:«1. В 3.10 22 июня 1941 г. на аэродроме Куплин была объявлена боевая тревога. Причиной объявления тревоги являлось то, что неизвестный самолёт произвёл налёт на аэродром Куплин и открыл стрельбу по новостроящемуся аэродрому Пружаны и по северной окраине города Пружаны». (254)

Что за «буревестник» носился в предрассветной мгле над Пружанами и аэродромом Куплин (4 км северо-восточнее Пружан) – на этот вопрос у меня нет даже предположительного ответа. В любом случае потерь на земле не было, и 33-й ИАП был своевременно разбужен: «2. Полк в составе 31 самолёт (из них 25 И-16 и 6 И-153) был подготовлен для боевых действий и рассредоточен поэскадрильно на аэродроме Куплин. Личный состав полка находился до объявления тревоги в расположении лагеря, а после объявления – у самолётов, ожидая сигнала вылета для отражения налёта бомбардировщиков и истребителей противника». (254)

Телефонная связь с аэродромом Малые Зводы оказалась нарушена (аэродром находился в 15 км от границы, и там уже вполне могли «поработать» немецкие диверсанты), и Белов отправил в 74-й ШАП своего заместителя: «Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко… Полковник Бондаренко вылетел в 74-й ШАП на самолёте По-2 (трудно «лишить связи» авиадивизию, самолёты которой сами по себе являются прекрасным средством связи. – М.С.) в 3 часа ночи и по прибытии объявил боевую тревогу». (216)

Так по-разному, но во всех случаях – до первого налёта авиации противника, – была объявлена боевая тревога в частях 10-й САД. Боевые действия дивизии в районе предвоенного базирования продолжались очень недолго – это видно не только из документов полков и дивизии, но и из отчётов немецких истребительных эскадр, где сообщения о сбитых в районе Брест-Кобрин советских истребителях заканчиваются примерно в 10 – 11 часов утра 22 июня. Провели же эти первые 6 – 7 часов войны авиаполки дивизии ещё более различным образом.

Заметные следы боевых действий 74-го ШАП обнаружить не удалось. Боевое донесение № 1 штаба 10-й САД к 14.45 22.6.41 г. (написано чёрным карандашом на листке школьной тетради в клеточку) коротко констатирует: «74 ШАП, дислоцированный на аэродроме Малые Зводы, матчасть от штурмовых атак и бомбардировки выведена на 100%. Потерь лётного состава не имеет, выехали в направлении г. Пружаны (т.е. к месту постоянного базирования полка и проживания семей комсостава. – М.С.) ». (255) В послевоенных мемуарах полковника Белова этот эпизод описан чуть более подробно:

«4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся налёту авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 «мессершмиттов» в течение нескольких минут расстреливали самолёты. В результате все пятнадцать И-15 и два Ил-2 были уничтожены. Лётчики, находившиеся в самолётах, взлететь не успели. Оставшийся без самолётов (подчёркнуто мной. – М.С.) личный состав забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток…»

Полковник Белов ушёл из жизни в 1972 году. Спросить его – что значит «все пятнадцать», если их всех было 62, – уже невозможно[23]. Некому объяснить, каким образом уцелели «лётчики, находившиеся в самолётах», если самолёты при этом оказались полностью выведены из строя. Настолько «полностью», что ни чинить, ни эвакуировать стало нечего. При существующей по сей день ситуации с закрытостью архивных фондов военной прокуратуры мы даже не знаем, спросил ли кто-нибудь командира 10-й САД о том, почему на аэродроме в 15 км от границы «совершенно не было средств ПВО». Если их и вправду не было. Известно лишь донесение уполномоченного 3-го отдела (контрразведка) по 10-й САД товарища Леонова от 27 июня 1941 года, где та же мысль выражена несколько иначе: «Зенитные пулемёты на аэродромах бездействовали». (53)

Самое удивительное в истории исчезновения 74-го ШАП – это судьба 8 бронированных штурмовиков Ил-2, из числа которых «все два» были якобы уничтожены пулемётно-пушечным огнём на земле (что само по себе не слишком правдоподобно). Дело в том, что Ил-2 на тот момент считался совершенно секретным вооружением Красной Армии. В. Б. Емельяненко в своих мемуарах пишет, как в середине июня 1941 г. его 4-й ШАП перевооружался на Ил-2. Сначала лётчики изучали гидро– и электросхемы некого загадочного «самолёта Н», который им не показали даже на картинке! Когда же из Воронежа, с завода № 18, пригнали несколько первых «илов», то «военные с красными петлицами» (т.е. энкавэдэшники) зачехлили самолёты, опечатали завязки чехлов и выставили свою (!) охрану. (256)

Как оставление таких самолётов противнику могло «сойти с рук» командирам дивизии и полка (кстати, а где был командир 74-го ШАП, если знамя и документы вывез на восток начальник штаба?) – понять трудно. Ещё труднее согласовать заявленное в Боевом донесении № 1 (и повторённое в послевоенных мемуарах) стопроцентное уничтожение матчасти 74-го ШАП с представленным в архивном деле полка сообщением о том, что в период с 22 по 28 июня полк произвёл 15 боевых вылетов и потерял 4 лётчиков… (272)

Боевые действия 33-го ИАП продолжались шесть часов, с 4 до 10 утра. В составленном 29 июня 1941 г. за подписью начальника штаба полка майора Шевякова докладе «О работе 33-го истребительного авиаполка в период 22– 28.6.41 г.» события этих часов распадаются на следующие четыре эпизода:

«…а) В период 4.41 до 5.20 подразделения полка произвели вылеты на перехват самолётов противника в районе Куплин, Брест, Кобрин (сопоставляя эту запись с другими свидетельствами, можно предположить, что именно во время этих вылетов командир эскадрильи ст. лейтенант Нюнин сбил в районе Бреста один самолёт-разведчик противника. – М.С.).

б) С 5.55 по 6.55 полк в составе эскадрильи произвёл вылет навстречу 18 самолётам Хе-111, шедшим под прикрытием 3-х самолётов Me-109 с кобринского направления на Пружаны. Ввиду превосходства сил противника в воздухе, бомбардировщикам удалось сбросить бомбы на юго-восточную окраину аэродрома Куплин и северную часть г. Пружаны и уйти курсом на Брест. В результате бомбардировки сгорели на земле: 1 МиГ-1, 1 И-16, 1 УТИ-4, 1 Ут-1, выведены из строя 1 МиГ-1 и 1 У-2 (т.е. фактически полк потерял один-единственный боевой самолёт, «миги» в этом полку освоены не были и практической ценности утром 22 июня не представляли. – М.С.). Убитых 7 человек (в т.ч. 1 лётчик), ранено 6 человек (в т.ч. 1 лётчик). Не вернулся после воздушного боя один самолёт И-153, пилотируемый лейтенантом Гудимовым (далее в докладе сказано, что Гудимов в этом бою сбил два «Хейнкеля-111»; в мемуарах Белова и других послевоенных публикациях сообщается, что Гудимов совершил воздушный таран и погиб. – М.С.) После воздушного боя с бомбардировщиками полк произвёл посадку на свой аэродром и готовился к боевому вылету.

в) В 8 час. 50 мин. 22.6.41 г. на аэродром неожиданно бреющим полётом произвели налёт 18 самолётов Me-109. Взлететь нашим самолётам не удалось ввиду несообщения постами ВНОС и позднего обнаружения их. В результате штурмового налёта, длившегося около 40 минут (цифра абсолютно нереальная как по запасу бензина, так и по боекомплекту «Мессершмитта». – М.С.), было подожжено и сгорело на земле: 10 И-16, 2 И-153, повреждено 11 И-16, 3 И-153. В людском составе потерь не было. Остались неповреждёнными: 3 И-16, 1 У-2, 1 Ут-1.

г) В 10.00 при появлении бомбардировщиков Хе-111 в районе Кобрин, Стригово было поднято в воздух оставшееся звено И-16, которое произвело воздушный бой. В результате боя не вернулся на свой аэродром один самолёт И-16, пилотируемый ст. лейтенантом Лысенко, и два самолёта И-16 были выведены из строя[24]. Бомбардировщики противника ушли с курсом на Барановичи…

Ввиду уничтожения материальной части, для сохранения личного состава и боевых экипажей полка, весь лётно-технический состав был посажен на автомашины и отправлен в 21.00 22.6.41 г. в гор. Пинск, куда начал прибывать к 12 – 14 часам 23.6.41 г…» (254)

Как видим, история боевых действий 33-го ИАП в первые часы войны весьма схожа с описанной выше историей разгрома 124-го ИАП (9-я САД). Полк не только не был «мирно спящим», но и успел выполнить несколько групповых вылетов на перехват немецких самолётов в приграничной полосе. Первый налёт вражеской авиации на аэродром 33-го ИАП происходит лишь через два часа после фактического начала боевых действий – достаточно красноречивая иллюстрация того, что хилых сил Люфтваффе не хватило для одномоментного удара даже по ближайшим к границе аэродромам советских ВВС.

Как и во многих других случаях, немецкие бомбардировщики идут на задание с минимальным истребительным прикрытием. «Ввиду превосходства сил противника в воздухе бомбардировщикам удалось сбросить бомбы на юго-восточную окраину аэродрома», – пишет начальник штаба 33-го ИАП. С позиций нашего сегодняшнего знания о событиях 22 июня уместнее было бы подчеркнуть, что, ввиду оказанного советскими истребителями сопротивления, немцы поспешили сбросить бомбы на окраину аэродрома и, не достигнув сколь-нибудь значительного успеха, «уйти курсом на Брест». Тут ещё стоит отметить, что, согласно составленному по горячим следам Боевом донесению штаба 10-й САД № 1 от 14.45 22 июня, бомбардировщиков было 15, а про наличие истребительного эскорта вообще ничего не сказано. (257)

Разгром 33-го ИАП состоялся на три часа позже и лишь потому, что во время штурмового налёта немецких истребителей никакого сопротивления им оказано не было. Примечательно, что в Боевом донесении № 1 «Мессершмиттов» только 9, а удвоились они позднее, в докладе штаба полка от 29 июня. Оценивать факт беспрепятственного расстрела боевых самолётов можно по-разному, но не приходится спорить с тем, что на И-16 тип 5 вступить в бой с блокировавшими аэродром новейшими «мессерами» было равносильно героическому подвигу (или самоубийству). Как бы то ни было, безвозвратно уничтожено на аэродроме Куплин было всего 13 самолётов (11 И-16 и 2 И-153), а 14 повреждённых теоретически могли быть восстановлены, если бы обстановка не вынуждала покинуть аэродром, к которому (в данном случае – вполне реально!) приближались немецкие танковые колонны.

Покинул свой аэродром 33-й ИАП в большом беспорядке. Располагая значительным резервом времени (с 10 утра до 9 вечера – если сообщение о том, что перебазирование в Пинск началось лишь поздно вечером 22 июня, соответствует действительности) и немалым числом автомобилей («весь лётно-технический состав был посажен на автомашины»), полк бросил на опустевшем аэродроме гору дефицитного в условиях войны имущества. В докладе начальника штаба 33-го ИАП майора Шевякова (составлен не ранее 6 июля) читаем:

«…4. Учебные пособия – как в лагсборе на аэродроме Куплин, так и в гор. Пружаны, оставлены в местах базирования.

5. Запасные части и оборудование к самолётам (стремянки, колодки, (неразборчиво. – М.С.), запчасти для текущего ремонта), находящиеся в каптёрках, – оставлены на месте.

6. Из вооружения оставлены: один учебный пулемёт БС, 500 патронов к ШКАС, станковый пулемёт «Максим» и 46фотокинопулемётов(!), из которых часть была уничтожена при бомбардировке, а часть оставлена.

7. Командиру 197 БАО батальонному комиссару Карпухину было приказано при отходе частей КА уничтожить или взорвать всё штабное имущество, склады, бензо– и бомбохранилище». (258)

Непонятно, почему майор Шевяков решил, что батальонный комиссар Карпухин задержится на аэродроме Куплин хоть на минуту дольше, чем сам майор. И что уже совсем странно, так это способ, которым штаб 33-го ИАП распорядился своими секретными документами: «Секретная документация за 1941 год (личные дела, списки личного состава, штампы и печати), находящиеся в расположении лагсбора аэродрома Куплин, были сданы под расписку Пружанскому райвоенкомату 22.6.41 г.». (258) Отдадим должное товарищу Леонову (уполномоченный 3-го отдела по 10-й САД), он именно такое развитие событий и предвидел: «С наступлением противника на авиагарнизон 123-го и 33-го ИАП запасы у видимо, не будут уничтожены, так как совершенно не организована эвакуация, бегут в беспорядке, то основное внимание этих гарнизонов будет сосредоточено на спасении жизней семей…» (53)

Разумеется, следы пружанского военкомата затерялись (немецкие танки вошли в город вечером 23 июня), вместе с военкоматом пропали и личные дела лётчиков. И вот уже 28 сентября 1941 г. новый начальник штаба 33-го ИАП подполковник Боркус пишет депешу начальнику отдела кадров Главного управления ВВС Красной Армии: «При убытии из гор. Пружаны, Зап. Белоруссия, нами райвоенкому гор. Пружаны были сданы под расписку личные дела на личный состав полка, а также все секретные документы, которые нам в настоящий момент крайне необходимы…» (259)

В завершение печальной истории разгрома 33-го ИАП отметим один курьёз из новейшей истории. В статье, посвящённой эскадре JG-51 и её командиру, знаменитому немецкому асу В. Мёльдерсу, Дмитрий Хазанов пишет:

«Находившийся в районе Пружан 33-й ИАП подвергся четырём ударам: в 06.17, в 21.20, затем в 21.31 и 21.38 – всего около 120 немецких бомбардировщиков и истребителей атаковали советский аэродром. Именно три последних налёта нанесли наибольший урон. Появившаяся на закате девятка Bf-109F из состава 4/JG51, возглавляемая обер-лейтенантом Э. Хохагеном, блокировала авиабазу, одновременно атаковав стоянки, а затем с небольшими интервалами подошли ещё две группы «мессеров». По возвращении немецкие лётчики доложили об уничтожении на земле 17 советских самолётов». (260)

Если на этот раз, переписывая с неуказанного немецкого источника, г-н Хазанов не ошибся и не перепутал 9 вечера и 9 утра, то перед нами наглядный пример того, как совместными усилиями «востока» и «запада» поддерживается миф про «уничтожающий удар по советским аэродромам» – в реальности к 22.20 (по местному «советскому» времени) на аэродроме Куплин давно уже не было ни исправных самолётов, ни лётчиков, и немцы бездарно израсходовали полцистерны авиационного бензина ради того, чтобы асы Мёльдерса могли доложить про очередное «уничтожение на земле советских самолётов»…

Настоящий отпор (и с весьма ощутимыми для них последствиями) немцы получили только от 123-го ИАП. Этот полк (относительно молодой – сформирован в марте 1940 г.) ещё в довоенное время стал одним из лучших по боевой подготовке в составе ВВС Западного ОВО. Высокую оценку командиру полка майору Б. Сурину даёт в докладе от 15 мая 1941 г. и командующий ВВС округа генерал-майор И. Копец[25]. К моменту начала боевых действий совокупный налёт лётчиков 123-го ИАП составлял 7600 часов, в полку было подготовлено 30 «ночников» – весьма высокий показатель для авиации той эпохи. Из 87 лётчиков полка только 10 человек были первого года службы, 47 – второго и 30 – третьего. (261) На исходе ночи 22 июня полк был организованно поднят по боевой тревоге и с первыми лучами рассвета вступил в воздушные бои.

На первый взгляд (особенно если этот взгляд сформировался в процессе игры в компьютерные «леталки-стрелялки» и болтовни на соответствующих интернет-форумах) бой между бесспорно устаревшими бипланами И-153 и новейшими «мессерами» серии F был невозможен в принципе. Похоже на то, что подобное мнение имели утром 22 июня и немецкие лётчики, у которых архаичный внешний вид «чайки» вызывал предвкушение лёгкой добычи, и они с готовностью устремлялись в атаку, решая тем самым главную проблему «чайки» – догнать немецкий истребитель, уклоняющийся от боя, она бы не смогла (разница в максимальных скоростях полёта порядка 160 км/час).

Доживший до конца войны и заслуживший в ней орден Рыцарского креста Ф. Шиесс (Schiess), в начале войны на Восточном фронте – лётчик штабного звена эскадры JG-53, так вспоминал о воздушном бое в районе г. Кобрин с «чайками» 123 ИАП: «Мы повстречались с группой из 20 истребителей «Кертисс» (принятое в Люфтваффе обозначение бипланов Поликарпова), лётчики которых отлично представляли, что нужно делать. Они стали пытаться зайти нам в хвост и смогли занять выгодное положение для открытия огня. Русские быстро разворачивались на 180 град, и выходили нам в лоб. В таком бою победу мог одержать лишь большой везунчик…»

Спору нет – таких «везунчиков», т.е. прекрасно подготовленных лётчиков с огромным опытом войны в воздухе, в истребительных группах 2-го авиакорпуса Люфтваффе было немало; обе эскадры (JG-51 и JG-53) прошли суровую «школу» воздушных боёв над Францией и Британскими островами, и тот, кто после этого дожил до 22 июня 1941 г., знал своё дело твёрдо. С 3.47 по 10.10 (по берлинскому времени) немецкие лётчики заявили о 15 «чайках», сбитых в районе Брест, Кобрин. (262) Цифра эта преувеличена, но на удивление скромно.

В донесениях штаба 10-й САД, составленных после полудня 22 июня, говорится о 4 сбитых и 5 пропавших без вести лётчиках 123-го ИАП. (255) В журнале боевых действий полка (написан, скорее всего, задним числом) читаем: «До 13.00 в воздушных боях уничтожено 30 самолётов противника. Свои потери составили 9 самолётов сбитыми и 18 повреждёнными. Последние подвергались немедленному восстановительному ремонту». (263) Не вполне понятно – относится ли цифра повреждённых только к результатам воздушных боёв или же она включает и самолёты, повреждённые противником при бомбардировке аэродромов полка. В составленной не ранее 25 января 1942 г. «Краткой боевой истории 123-го ИАП» упоминание про 18 повреждённых исчезает, но все остальные цифры остаются без изменения: «За первый день войны лётчики полка сбили 30 фашистских самолётов, потеряв при этом 9 своих самолётов». (264)

Число заявленных побед лётчиков 123-го ИАП также преувеличено, преувеличено сильнее, чем у немцев (что психологически вполне понятно), но и реальные потери противника были вполне ощутимыми. Истребители эскадры JG-51 от воздействия противника безвозвратно (повреждения 60 и более процентов) потеряли 5 «Мессершмиттов», ещё 4 получили повреждения различной тяжести. За исключением одного «мессера», получившего незначительные (10%) повреждения в районе г. Бельск (предположительно в бою с истребителями 126-го ИАП 9-й САД), все остальные потери понесены в районе Бреста, и 123-й ИАП является их наиболее вероятным «виновником».

И это только начало перечня реальных побед лётчиков 123-го ИАП. Два пикирующих «Юнкерса-87» стопроцентно сбиты в районе Брест, Кобрин. В районе Пинска, куда после полудня перебазировались остатки 123-го ИАП (о чём будет сказано ниже), также стопроцентно сбит один Ме-110. Там же, в небе над Пинском, был обстрелян «Юнкерс-88» командира авиагруппы I/KG-3; сам майор Хейнце и ещё один член экипажа были ранены, но самолёт смог дотянуть до контролируемой немцами территории и совершить вынужденную посадку. Кроме этих потерь, с высокой долей вероятности связанных с действиями 123– го ИАП, немецкие авиачасти, воевавшие 22 июня 1941 г. на южном фланге «белостокского выступа», потеряли безвозвратно два «Юнкерса» из эскадры KG-3, ещё четыре бомбардировщика этой эскадры и один «Хейнкель-111» из эскадры KG-53 получили повреждения различной степени.

Принимая во внимание, что истребители 33-го ИАП – даже по их собственным докладам – претендовали лишь на 3 сбитых «Хейнкеля», можно предположить, что если и не 30, так 10 – 12 вражеских самолётов были реально сбиты или повреждены лётчиками 123-го ИАП. С учётом того, на каких самолётах и с каким противником им пришлось вступить в бой, цифра получается совершенно ошеломляющая. За такой успех пришлось заплатить дорогой ценой. Первый день войны стал последним в жизни командира 123-го ИАП майора Сурина; он провёл четыре воздушных боя, в пятом боевом вылете был тяжело ранен и погиб при попытке посадить самолёт на аэродроме Именин.

К началу боевых действий на вооружении 123-го ИАП было 58 И-153 и 20 Як-1, которые числились «в сборке». (261) Далее всякая арифметика перестаёт действовать – даже в таком, отнюдь не заурядном полку. «20 Як-1, находившихся в состоянии сборки, и 18 И-153, находившихся после воздушного боя в ремонте, 22.6.41 г. были сожжены при штурмовках аэродрома Именин». (265) Через три страницы того же документа («Краткая боевая история 123-го ИАП») сообщается, что «к исходу первого дня войны силами техсостава и ПАРМ-1 было восстановлено 10 самолётов». (266) Так что же всё-таки произошло с 18 повреждёнными «чайками»? Их уничтожил противник при штурмовке аэродрома, их сожгли при отходе или частично восстановили? Для простоты будем считать, что все 18 были безвозвратно потеряны. 9 истребителей, как было уже сказано, сбиты в воздушном бою. Арифметический остаток – 31 И-153.

«В 13.00 принят приказ от командира 10 САД о перебазировании полка в г. Пинск». (263) В Пинск (по другим сообщениям – на аэродром Жабчицы в 10 км северо-западнее Пинска) перелетело самое большее 18 «чаек» полка. Судьба ещё 13 истребителей И-153 внятного объяснения не имеет: «Аэродром Именин, 123 ИАП – подвергся пяти налётам. Основной удар нанесён беспрерывными атаками с 13.55 до 14.42 (здесь и далее подчёркнуто мной. – М.С.) девятью самолётами Хе-111 и двенадцатью Ме-110. Из-под удара выведено 18 самолётов, до налёта перелетели в Пинск. На земле не уничтоженными остались восемь Як-1». (255) Примечательно и то, что все сводки и боевые донесения относятся только к событиям на аэродроме Именин (а были ещё аэродромы Стригово и Огородники, не считая двух площадок у Бреста и Лыщиц).

Назвать «поспешным» перебазирование 123-го ИАП никак нельзя – вечером 22 июня немцы уже были в нескольких километрах от Стригово и Кобрина. К сожалению, «организованным» это перебазирование тоже не назовёшь.

«Во второй половине дня 22 июня на Пинский аэродром перебазировалось около эскадрильи истребителей (из 33-го и 123-го авиационных полков). Командир 10-й смешанной авиационной дивизии, не имевшей к тому времени технической связи с Пинском, убыл со своим штабом в Пинск. В дальнейшем штаб армии со штабом авиационной дивизии связи не имел. Остатки этой дивизии совместных действий с войсками армии больше не вели», – пишет в своей монографии о боевых действиях 4-й армии (выпущена в 1961 г. под грифом «Секретно») генерал-полковник Сандалов, в начале войны – полковник, начальник штаба 4-й армии. (267) Правда, далее он указывает, что перебазирование дивизии было санкционировано свыше: «Командир 10-й смешанной авиационной дивизии со штабом и остатками авиационных полков по разрешению штаба фронта перешёл 22 июня в Пинск».

Донесение командира эскадрильи 123-го ИАП капитана Савченко, 23 июня 1941 г.

В архивном деле «Боевые приказы и донесения штаба 10-й САД» в качестве листа 7 подшит серый телеграфный бланк, на котором чёрным карандашом неразборчиво написано: «…собрал остатки лётного состава на опушке леса в одном км юго-восточнее Жабчицы и сидит в лесу. На аэродроме Жабчицы сидит 10 СБ, 2 «чайки» 123 ИАП. Всё. Горючее и бомбы есть, но нет самолётов». (268) Кто кому докладывает – не ясно. Лист 10 гораздо более отчётлив – и по форме (написан чернилами, бисерным стремительным почерком), и по содержанию:

«Командующему ВВС ЗапОВО 23.6.41 г.

Штаб 10 САД эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей сборных (ещё одно косвенное подтверждение того, что не все самолёты 33-го ИАП, а возможно и 74-го ШАП, были уничтожены. – М.С.). Сурин убит. Вчера, 22.6.41 г., провели восемь воздушных боёв, сбил 7 бомбардировщикову 3 Me-109 и 1 разведчик. Сам я участвовал в бою над Пинском, сбил я 2-х, сам невредим. Сегодня группа сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше.

За командира 123 ИАП капитан Савченко». (269)

Если верить ЖБД 123-го ИАП, полк (точнее говоря, то, что от него осталось) 23 июня «совершил несколько десятков боевых вылетов на прикрытие г. Пинск. При отражении налёта противника на аэродром сбито три бомбардировщика «Юнкерс-88», два из них уничтожил капитан Савченко[26]и один – ст. политрук Сиротин». (263) После этого темп перебазирования стремительно нарастает. «К исходу дня (23 июня) полк получил приказ перебазироваться в г. Бобруйск, что и было осуществлено в тот же день». Бобруйск – это уже 360 км к востоку от Бреста.

25 июня истребители 123-го ИАП ещё воюют; в Оперсводке № 4 штаба 13-й бомбардировочной дивизии читаем: «Приданные 9 И-153 продолжали прикрывать аэродром и гор. Бобруйск, в воздушных боях сбит 1 Ю-88». (270) Тем временем, ещё 24 июня, штаб 10-й САД переместился в Гомель, т.е. в глубокий тыл (см. Карту № 3). 26 июня на аэродром Зябровка (15 км юго-восточнее Гомеля) перелетает и 123-й ИАП. Вечером того же дня 52 лётчика полка и 28 человек техсостава поездом убыли в подмосковное Монино. (271) В дальнейшем полк воевал в небе Москвы, прикрывал с воздуха ледовую Дорогу жизни у Ленинграда, стал 27-м Гвардейским и одним из лучших истребительных полков советских ВВС.

2.5. В небе над Гродно

11-я САД и 3-я общевойсковая армия, которой она была придана, находились в полосе, которой по предвоенным планам советского командования предстояло стать пассивным участком фронта.

«Упорной обороной прочно прикрыть Гродно и направления на Белосток и Волковыск» – вот и все задачи, которые были поставлены перед правым (северным) флангом Западного фронта. Война началась по планам германского командования, но и в этих планах направление Гродно – Лида не было главным (3-я танковая группа Г. Гота наносила удар севернее, от Сувалок на Вильнюс, т.е. на левом фланге соседнего Северо-Западного фронта). И тем не менее в небе над Гродно разгорелись ожесточённые бои, а 127-му ИАП 11-й авиадивизии суждено было понести самые большие боевые потери и нанести врагу весьма заметный урон.