Гости незваные Величко Андрей

ГЛАВА 22

Если кто помнит, в первой половине девятнадцатого века декабристы разбудили Герцена. Едва продрав глаза, разбуженный ринулся на Запад за деньгами. Обретя искомое, причем в очень немалых количествах, он наконец успокоился, осел в Ницце и занялся тем, за что, собственно, ему и заплатили, то есть принялся поливать грязью свою бывшую родину. Это была простая, хоть и высокооплачиваемая работа. Во-первых, неискушенное в демагогии общество с восторгом принимало его не очень талантливо, а временами просто халтурно сочиненные агитки, так что, никуда не денешься, имелся определенный результат от его трудов. А вот особой опасности лично для него они не представляли. Ну не было тогда ни Меркадеров с ледорубами, ни Таниных девочек с очень специфическими навыками, ни собачек по кличке Черныш. Правда, англичане и задолго до того вовсю практиковали схожие методы, но ведь Александр Иванович работал на них, а не против. А Россия подобные способы увещевания начала применять только при его величестве Георгии Первом.

То есть еще раз повторяю, деятельность Герцена была просто работой. Но вот то, что творили его современные духовные наследники, меня иногда так и тянуло обозвать подвигом.

Начнем с того, что те объемы финансирования, которые были у Александра Ивановича или позднее у большевиков примерно до восьмого года, сейчас вспоминались как волшебная сказка. То есть Запад разуверился в возможностях сбежавших из России диссидентов, и им теперь перепадали какие-то крохи. Более того, и подпитка внутренних партий резко сократилась, потому как благотворители уже начали помаленьку понимать, что большая часть этих средств очень быстро оказывается в бюджете государственного канцлера. Иными словами, сейчас борцы-эмигранты жили, мягко говоря, ну очень скромно. Да и с результативностью их труда тоже имелись серьезные проблемы, так что их поведение вполне можно было определить словом «самоотверженность». Например, вы могли бы за сущие копейки набрать полный рот дерьма, тщательно пережевать его и плюнуть в сторону России, прекрасно зная, что все равно не долетит? Вот-вот, для такого нужен совершенно определенный склад характера, которым обладает далеко не каждый.

Правда, большевики, которые теперь назывались ВКП(б), от недостатка средств совершено не страдали, по поводу чего анархисты уже не раз высказывались на тему: как следует понимать последнюю букву их названия, заключенную в скобки.

Сразу после войны Ильич с компанией были поставлены в известность, что в настоящий момент слабыми звеньями в цепи империализма являются Индия, Мексика и Куба, а кандидатами в них — собственно Англия и в какой-то мере Канада. В случае несогласия с этим постулатом партии предлагалось жить исключительно на членские взносы и помнить, что отменить вероятность летально поскользнуться на ближайшей лестнице пока ни у кого не получилось. Они сделали правильный вывод, и теперь господин Сталин помимо председательства в Конституционном суде еще и финансировал партию, в которой он, кстати, до сих пор формально состоял. Ибо не было ни его заявления о выходе, ни решения самой партии об исключении из рядов. Но большевики — это отдельный вопрос, а вот остальная часть антироссийской эмиграции за последнее время как-то сильно измельчала и за редкими исключениями примолкла. Не то чтобы мне стало скучно без их истошного воя, но ведь закон сохранения никуда не делся. И получается, если у сегодняшних диссидентов средств стало значительно меньше, то это означает появление каких-то других личностей, у которых их стало больше. Но вот кто это такие, пока однозначно выяснить не удалось.

Одно время мы подозревали, что деньги пошли на подрывную работу против Страны восходящего солнца, но эта самая работа развивалась уж больно вяло и больше напоминала халтуру. А после того как ведущий расположенной в Китае радиостанции «Свободная Япония» взял да и совершил сеппуку, то есть по-нашему харакири, оппозиция и вовсе приувяла. Тем более, рядом с трупом ведущего были обнаружены следы пребывания еще нескольких человек, но, впрочем, чего же тут удивительного? Правильное харакири делается с ассистентами.

Танечка сейчас на всякий случай отрабатывала версию, что готовится покушение на меня или Гошу. Однако у меня были серьезные сомнения. Во-первых, это очень непросто, если не сказать более. А во-вторых, какая с этого будет польза? Грохнут меня — на мое место, правда, с несколько урезанными полномочиями, сядет Сталин. Ликвидируют Гошу — регентом при несовершеннолетнем Владимире Первом буду я, то есть опять ситуация в лучшую сторону не изменится.

Убирают первых лиц тогда, когда точно известно, что правление наследника принесет пользу убирающим. Вспомним, например, Павла Первого и его наследника Александра, первым делом отменившего поход в Индию. Вот тут действительно имело смысл суетиться.

Нечто подобное, похоже, произошло и в конце девятнадцатого века. На эту историю я обратил внимание после того, как лейб-медик вдовствующей императрицы Гирш взял да и помер в марте пятого года. Поначалу мы с Танечкой считали это зачисткой после отравления Николая, но потом у нас появились сомнения. Какой смысл убирать Гирша, ведь даже если он и замешан в этой истории, то самым краешком, и оставлять в живых Рейли, который в случае попадания к нам сможет рассказать куда больше? И ведь действительно рассказал, никуда не делся.

Тогда я распечатал подборку научных статей о протекании нефрита, от которого по официальной версии умер Александр Третий, и дал ее прочесть Мари. Ведь она находилась у постели мужа практически весь последний месяц его жизни. Так вот, моей супруге описанное показалось совершенно не похожим на протекание болезни императора. Единственно, она нашла что-то общее с описанием симптомов вторичного нефрита, развившегося в результате отравления. А ведь лечил Александра все тот же Гирш! Так что зачистили его, вероятнее всего, из опасения, как бы новая власть не стала копать и в этом направлении.

Так вот, Александр Третий вполне мог быть и убит. Ибо его наследник, Николай, являлся для всех недоброжелателей России просто идеальной фигурой! Да и время смерти императора-миротворца получилось больно уж удобным: сразу после подписания франко-российского договора, разбираться с которым пришлось уже Николаю. И он разобрался, да так, что мы с Гошей потом еле успели исправить ситуацию.

В общем, мне казалось, что сейчас не самое удачное время для покушений, но, естественно, я никоим образом не мешал Татьяне проверять эту версию.

Однако ответ на занимавший меня вопрос пришел из Штатов, от Альперовича. Кстати, история с автомобильной катастрофой, после которой произошел захват Огденского горнопромышленного банка Варбургом, пошла на пользу Мосиному имиджу. Потому как прожил захватчик после своего нехорошего деяния очень недолго, а потом довольно зрелищно помер, и банк снова сменил хозяина.

Разумеется, это был не первый конкурент Альперовича, закончивший свой жизненный путь несколько преждевременно, а иногда и не совсем естественно. Но до сих пор мы обставляли дела так, что никаких ниточек к Мосе не тянулось, даже самых косвенных. И он приобрел славу человека, не одобряющего крайних мер. То есть его не боялись так, как в свое время Джи Пи Моргана, уголовные подвиги которого на нефтяном и железнодорожном поприще не являлись такой уж особой тайной. Но теперь понимающие люди сделали вывод, что Мозеса Д. Альперовича тоже лучше не злить, потому как и его терпение имеет предел.

В числе прочего мы собирались основать в Штатах что-то вроде американо-русского общества культурных связей. Ну типа обмен гастролями всяких мастеров искусств, пропаганда шедевров англоязычной литературы в России и наоборот — в Штатах, и так далее. Разумеется, ожидалось определенное сопротивление такому проекту, но в действительности все произошло строго наоборот. К Мосе явился довольно известный сенатор Олридж и сказал, что идея очень своевременная. Мол, война давно кончилась, да и началась-то она в общем по недоразумению, каковых впредь желательно не допускать. И очень хорошо, что столпы американского делового мира понимают это. Но реализовывать столь масштабные проекты только на частные средства будет не совсем правильно, и он, Олридж, гарантирует не только поддержку нового начинания в Конгрессе, но и выделение на него довольно значительных средств.

Первое, что мы подумали: это какой-то новый проект Управления стратегических служб. Ну мало им имеющихся каналов внедрения своих агентов, вот и решили добавить. Однако хоть УСС действительно оказалось каким-то боком замешано в этой истории, но первую скрипку тут играло не оно. Вскоре мы выяснили, что происходит на самом деле.

Итак, в Штатах наконец-таки решили применить к проблеме взаимоотношений с Россией научный подход. То есть основать что-то вроде института россиеведения, наподобие советологических контор по ту сторону портала. И начали массовое привлечение туда эмигрантов. Но от них теперь требовалось не вопить о преступлениях кровавого режима и даже не организовывать антиправительственные выступления, а искать ответы на вопросы, каковых было три. Чем объясняется резкий научно-технический скачок России за последние пятнадцать лет? Как тамошним властям удалось совершить то, что до сих пор признавалось даже теоретически невозможным, то есть победить коррупцию?

И наконец, в какой мере два первых вопроса связаны между собой?

Когда я поделился с Гошей данными сведениями, он хмыкнул:

— Как думаешь, скоро они смогут найти приемлемые ответы? А то ведь мне, честно говоря, тоже интересно.

— Ну про коррупцию я и сам поначалу офигел. Кто же это у нас ее уничтожил и когда, если даже мне о таком неизвестно? Но тут все просто, они банально ошиблись. Приняли за уничтожение то, что на самом деле было всего лишь сведением к приемлемому уровню, при котором процесс не имеет положительной обратной связи и, значит, резко уменьшена вероятность лавинообразного развития. Словом, мы ее не победили, а научились контролировать и держать в узде.

— И про резкий скачок они тоже ошибаются?

— Самое интересное, что таки да. Вспомни, что я повторял тебе чуть ли не каждый день, когда учил летать в Аббас-Тумане? Постулат Марка Галлая, который ему преподал его инструктор. Что значит сделать быстро? Это значит — делать медленными движениями без перерывов между ними! В общем, если есть желание послушать более развернутый комментарий на эту тему, доставай пиво.

Гоша сходил к холодильнику и принес три бутылки. Я открыл первую и начал:

— Давай рассмотрим наш так называемый скачок на примере авиации, и сразу станет ясно, что на самом деле мы никуда не прыгали. Итак, в нашем мире самолетостроение за пятнадцать лет прошло тот путь, на который в той истории потребовалось сорок. Однако только качественно, количественно мы где-то на уровне восемнадцатого года. А теперь сравним эти пути по отрезкам.

Итак, отрезок номер раз — с четвертого по десятый год того мира. От первого полета братьев Райт до появления машин, более или менее уверенно держащихся в воздухе. По вполне понятным причинам у нас такого вообще не было.

Второй этап — с десятого по четырнадцатый год. Развитие конструкций идет в основном эмпирически, хотя начало теории уже есть. Движки наконец-то настолько повысили свою надежность, что большая часть полетов стала проходить без того, чтобы они разваливались прямо в воздухе. Ну и появились первые авиационные заводы, до того самолеты собирали в гаражах и сараях. Мы с этого этапа начали, и он у нас занял год.

Третий этап — Первая мировая война. Вот тут авиация начала развиваться настолько быстро, насколько это было возможным при выделении достаточного количества средств. И развитие шло почти с такой же скоростью, как у нас. Почти — потому что мы не отвлекали силы и средства на мертворожденные проекты.

Но затем война кончилась и начался застой. Сравни самолеты восемнадцатого и двадцать восьмого годов: они и внешне и конструктивно очень похожи. Различие только в двигателях, которые стали мощнее и надежнее. Причем множество полезных вещей типа механизации крыла или винта изменяемого шага было уже изобретено, но не использовалось.

А у нас никакой десятилетней паузы не было.

Затем там примерно в тридцатом году развитие авиации снова ускорилось, но не до возможного предела. У нас же оно всегда балансировало около него. То есть этап с их тридцатого до сорокового года мы прошли за пять-шесть лет. Опять-таки только качественно, количественно мы не догнали даже запортальную Италию, не говоря уж о более серьезных державах. Объединенными усилиями Германии и России, да еще с привлечением импорта из Штатов с трудом удалось построить один завод, выпускающий моторы нормального уровня. Помнишь, как ты летал на «Пчелке», потому как «Кондор» устарел, а новые моторы считали на штуки? Только перед самой войной удалось вывести производство на уровень пять движков в сутки, а к концу войны довести выпуск до десяти. А на второй такой завод не хватило бы ни станков, ни материалов, ни специалистов.

В запортальном мире тем временем началась Вторая мировая война, и снова скорости развития сравнялись. Вот так при ближайшем рассмотрении и выглядит то, что амеры обозвали «скачком». Но мне тоже интересно, до чего они додумаются в процессе изучения затронутой проблемы.

Император задумчиво смотрел на свой стакан с пивом.

— Ладно, — сказал он, сделав небольшой глоток, — а что ты думаешь по поводу их третьего вопроса?

— Он правильный, но не совсем точно сформулирован. Ибо с первого взгляда действительно может показаться: справься с коррупцией, и прогресс тут же понесется семимильными шагами. Увы, это заблуждение, в действительности тут работает много факторов, причем в обе стороны. Технический прогресс, например, очень даже помогает при отлове воров, взяточников и прочих откатчиков. Но главное условие успеха этого дела в американский вопросник пока не вошло.

— Доверие, — кивнул Гоша, отставляя пустой стакан.

— Вот именно, — потянулся за второй бутылкой я. — Доверие народа к власти. Без сигналов с мест, хоть их и называют «стуком», небось половина мздоимцев осталась бы на свободе. А ведь заслужить такое доверие непросто, но у нас, тьфу-тьфу, вроде пока получается.

— Это ты специально нарываешься на комплимент? Потому как основные усилия тут были приложены именно тобой.

— Да? — усмехнулся я. — В таком случае напомни мне, когда в последний раз император Георгий Первый построил себе или своим родственникам хоть самый захудалый дворец. Вот видишь, тебе это даже в голову не приходило — есть где жить, и ладно. Но ведь и прочие великие князья вынуждены были поумерить размах.

— После того как с особо рьяными строителями начали приключаться всякие неприятности, а их имущество под тем или иным предлогом оказалось национализировано. Не скромничай, твоих заслуг тут тоже немало.

— Кто же спорит, и я тоже руку приложил. А результат — народ в целом доверяет власти. Видя это, власть Доверяет народу. Вот когда эти два условия выполнены, и прогресс побежит так, что не догонишь, и коррупция сама собой начнет стараться выглядеть как можно менее заметной, а от этого недалеко и до успехов в борьбе с ней.

— Хорошо, ждем результатов работы американских исследователей. Надеюсь, ты не оставишь их без дружеской помощи? И вот еще что напоследок. У нас сейчас кончается шестнадцатый год. Какой будет за ним, ты в курсе? Ей-богу, так и хочется устроить торжественное собрание, посвященное тому, что никакой Февральской революцией у нас и не пахнет.

— А что, интересная мысль. Я ее обдумаю, но, по-моему, в феврале праздновать еще особенно нечего. События стали необратимыми только в ноябре, и к этому времени, пожалуй, можно будет попробовать придумать какой-нибудь нейтральный повод для праздника.

ГЛАВА 23

Как мне кажется, взаимность хороша не только в любви. В политике это тоже основа правильных взаимоотношений. Возьмем, например, крайний случай, то есть войну. Если противник уже начал воевать с вами, а вы с ним почему-то еще нет, то такое чревато катастрофой. К чему это я? Еще один пример, и все станет ясно.

Представьте себе, что вам поручили изучить какую-то сволочь. Если вы начнете с того, что устроите вскрытие, посмотрите строение желудочно-кишечного тракта, скелета и содержимого черепной коробки, то после этого поведенческие реакции объекта наверняка так и останутся тайной. Поэтому начинать желательно с них, но вдруг объект вам достанется уже полудохлый, прямо из подвала господ Ли, например? После допроса третьей степени. Вряд ли вы сможете на основе его изучения представить себе правильную картину. Выход же прост — как только будет поймана следующая сволочь близких свойств, то пусть ее сначала предоставят вам, а господа Ли в этой очереди будут в лучшем случае вторыми.

Итак, американцы начали создавать у себя центр россиеведения. Для поддержания должной взаимности нам тоже следовало учинить нечто подобное, причем с одной дополнительной функцией, отсутствующей у заокеанского аналога. Я имею в виду изучение коррупции в ее, так сказать, естественной среде обитания. Ведь когда мы с Гошей десять лет назад всерьез взялись за нее, нам было не до теоретических глубин. А сейчас обстановка изменилась, но и сам объект… как бы это помягче сказать, в общем, он был пока жив. Но вот здоровым его назвать язык ну никак не поворачивался, и поэтому ценность для изучения он представлял ну очень относительную. Анатомию и то толком не изучишь, потому как неясно: внутренние органы, они что, такими и должны быть, как сейчас, или раньше они несколько отличались? А уж про поведенческие реакции лучше и не вспоминать.

Тут, конечно, некоторые могут впасть в тягостное недоумение. Да как же так, вопросят они, неужели в Федерации с этим явлением есть хоть какие-нибудь трудности? Да куда ни плюнь, там или пилят, или откатывают, или просто воруют, а кое-где так и грабят плюс всё предыдущее до кучи. Изучай на здоровье, в чем проблема?

А она в разнице скоростей протекания времени. То есть результатов серьезного исследования пришлось бы ждать слишком долго. Опять же Америка в этом отношении тоже была интереснейшим объектом. Там, может, воровали и не с таким размахом, но, по-моему, с несколько большей изобретательностью.

В общем, серьезное изучение этого интересного явления с целью выработки приемлемой теории мы решили начать с САСШ. А заниматься данной проблемой будет ДОМ.

Кроме всего прочего такое решение позволяло ликвидировать одну исторически сложившуюся несправедливость. В ДОМе было много учебных заведений, от начальных школ и реальных училищ по его официальной линии до спецшколы со многими филиалами, но вузов среди них не имелось. То есть из спецшколы выходили специалисты о-го-го какого уровня, но диплом о высшем образовании им не вручался. А в шестерке наличествовала Академия спецслужб, выпускники которой в числе прочего получали и диплом общеимперского образца.

Это, конечно, с нашей стороны была серьезная недоработка. Ну как же можно эффективно охранять мам и детишек, если для получения высшего образования им придется обращаться к каким-то чужим дядям? Так что скоро в составе ДОМа появится Университет дружбы народов. Жаль, что Лумумба еще не родился и, значит, пока ничем не прославился. Но ничего, найдем и еще какого-нибудь мумбу-юмбу, в честь которого можно будет назвать новорожденный университет.

Кроме названия, любому учебному заведению требуется еще и программа. С настоящей-то особых проблем не предвидится, чему учить и что изучать, в ДОМЕ уже представляют себе очень неплохо. Но ведь совершенно никуда не годится, если со стороны университет будет казаться тем, что он есть на самом деле! Поэтому не помешает сразу прикинуть, что именно там будет для внутреннего употребления, а что для внешнего.

Опа, осенило меня, у нас же есть готовая кандидатура на… на… блин, а вот самой-то КПСС нету и даже марксизма-ленинизма тоже не имеется. Ничего, у нас будет просто факультет общественных наук, а в нем, например, кафедра марксизма. Пусть, если кому интересно, хоть до заворота мозгов изучают этот предмет в исполнении сначала завкафедрой, а потом, глядишь, и декана Виктора Ивановича Кисина, литературой я его обеспечу. И, пожалуй, ему еще до создания университета надо организовать звание доктора каких-нибудь наук, чтобы все было как положено.

Однако Кисину предстояло всего лишь украшать собой будущий университет, а реально работать там будут совсем другие люди. И, пожалуй, настало время пообстоятельней поговорить с одним из кандидатов на далеко не самый мелкий пост.

После стажировки в монастыре переход через портал вызвал у Никонова просто разительное улучшение здоровья. Мало того что полностью вылечился геморрой, но ведь он у Петра Сергеевича являлся всего лишь следствием хронической венозной недостаточности, так вот, и тут все исчезло практически бесследно менее чем за полгода. Даже внешне представитель РФ в Российской империи заметно помолодел. Разумеется, все это произвело на него определенное впечатление. А когда с его подачи аналогичные процедуры и примерно с тем же результатом прошел премьер, то положение Никонова в РФ, как он мне сам сказал, заметно упрочилось.

В числе прочего нами не возбранялось и размещение в империи средств частных лиц, проживающих на территории РФ, так что ничего удивительного в желании Никонова приобрести какую-нибудь петербургскую недвижимость не было. И именно для обсуждения конкретики по этому вопросу он и был приглашен ко мне пообедать. Ну а то, что конкретика иногда может иметь и очень размытые границы, люди заметили задолго до меня.

Обед был накрыт в моем кабинете. Наевшись сам и убедившись, что гость тоже насытился, я перешел к делу:

— Должен сказать, что ваше решение в общем вызвало у меня определенное удовлетворение. Ведь когда люди вкладываются в недвижимость, то это означает их Доверие к стране, где они ее приобретают. Я рад, что такой квалифицированный эксперт, как вы, оценивает положение в империи как стабильное.

— Однако? — улыбнулся Никонов.

— Вы совершенно правы, сейчас будет и «однако». Оно связано с тем, что лично мне конкретный выбор объекта кажется не самым удачным. Вы же прицениваетесь к дому купца Момырева в Петергофе? Не буду спорить, домик сам по себе неплохой. Но вот о его расположении такого не скажешь. Сейчас то, что он торчит в ста метрах от станции, не является особым неудобством в силу малой интенсивности движения. Но у нас уже начаты опытные работы по внедрению пригородных электропоездов, и в ближайшие несколько лет ситуация может сильно измениться. Оно вам надо, домовладение в привокзальном районе? Тем более что он наверняка начнет быстро застраиваться. Где еще плодиться всяким забегаловкам, если не рядом с людным вокзалом? Так что я возьму на себя смелость рекомендовать вам сделать покупку чуть западнее, почти в Ораниенбауме. Вот, смотрите.

Я подал собеседнику бумаги с описанием предлагаемого объекта. Подождал, пока Петр Сергеевич их просмотрит, и продолжил:

— Да, согласен, сам по себе дом хоть и больше, однако он в значительно худшем состоянии, чем тот. Но зато есть большой участок с выходом к морю, где имеется неплохая бухта. При некоторых доработках вполне получится стоянка для пары яхт. Привести же в порядок дом особого труда не составит. Плюс именно этого варианта в том, что вот он в обозримом будущем дешеветь ну никак не будет, то есть кроме всего прочего является и более выгодным объектом вложения капитала. Ну и жить там будет не в пример приятнее, если вы изберете для своей резиденции именно его.

— Да, — согласился Никонов, — но тут «однако» будет с мой стороны. Цена. Я знаю ваше нелестное мнение о доходах наших чиновников и готов признать, что и у меня они реально выше, чем указано в декларации. Но все же не настолько, чтобы совершить такую покупку. Даже если я и наберу денег на нее, то на обустройство купленной усадьбы уже точно не хватит, а это будет означать замораживание средств, причем по моим личным меркам довольно значительных.

— И куда она, проклятая, запропастилась? — пробормотал я, роясь по карманам. — Ага, нашлась. — С этими словами я вытащил из заднего кармана джинсов чековую книжку и пояснил: — Не проблема, я вам могу занять до получки. Сами понимаете, мне это нетрудно.

— До какой? Я получаю чуть больше ста тысяч в месяц, то есть по вашему счету примерно сто рублей. Соответственно, чтобы отдать вам всю предлагаемую сумму… минутку, я подсчитаю… да, с учетом разницы во времени по вашему календарю на это потребуется порядка четырехсот лет. Не знаю, какие у вас основания надеяться дожить до тех времен, но у меня-то их точно нет.

— Так ведь то, что вы там у себя получаете, называется окладом. И действительно, я как-то вовсе не имел в виду те копейки. Но если вы намекаете, что Российская империя может платить столько или даже в разы больше одному из своих консультантов по важнейшим вопросам, то у вас потрясающее чувство юмора.

— Интересно, — чуть подался вперед Никонов.

— А то бы нет. Ведь вам же не запрещено консультировать всякие там фонды? Или лекции читать в вузах. Так именно это я вам и предлагаю, а вовсе не продавать какие-то там сведения государственной важности. Некоторые имеют склонность к писательству, так что можете попробовать приложить силы и на этом поприще. Кстати, вы ведь последнее время перестали донимать меня вопросами о тяжкой доле нашего чиновничества. Я так понимаю, разобрались, как тут действительно обстоят дела? И правильно, но позвольте еще раз подчеркнуть ключевой момент. У вас никогда и никакой чиновник не может чувствовать себя в полной безопасности.

Если он работает честно, чего лично я просто не могу себе представить, то он будет мешать остальным, и его уберут. Хорошо, если просто в отставку, но ведь бывали и более радикальные случаи. А если он, как все, берет с нижних и откатывает верхним, то в случае нужды не возникнет проблем устроить ему веселую жизнь вплоть до нар. И ведь для этого не обязательно самому идти против генеральной линии, можно просто оказаться крайним в борьбе группировок, которая у вас носит перманентный характер. Будете утверждать, что я не прав?

— Ну, скажем так… не совсем. Начиная с некоторого уровня и при условии лояльности появляются гарантии личной безопасности.

— Ага, и проигравший сначала просто этого самого уровня лишается. А потом в случае чего и с безопасностью могут возникнуть проблемы, так что придется, бросив пчел, срочно драпать куда-нибудь в Австрию. У нас же все просто. Да, есть произвол императора и канцлера. Но он формализован, и каждый точно знает, как нужно себя вести, чтобы он так и остался чисто теоретической возможностью. Более того, наше государство защищает служащих ему куда лучше, чем ваше.

— Позвольте усомниться, — усмехнулся Никонов.

— Да сколько угодно. Но представьте себе, что какой-нибудь мелкий провинциальный депутат случайно перейдет дорогу кому-нибудь… ну, скажем, из дирекции Газпрома. Кто кого защитит, как по-вашему?

— А если у вас кто-нибудь столь же случайно перебежит дорогу Найденову, что с ним будет?

— Если именно Найденову как частному лицу, то ничего особенного. Вон недавно какой-то купчина из Мариуполя вчинил мне иск на триста тысяч. И выиграл дело, что интересно. Правда, суд признал правомочными его претензии только на две с чем-то тысячи, но зато их он получил без малейшей волокиты. Абсолютно никакого давления на суд не было, это я вам гарантирую.

— Пообещали лично сгноить любого, кто только попробует хоть самую малость надавить? — с невинным видом осведомился Петр Сергеевич. — Вашим обещаниям верят, это я уже заметил.

— Ладно, признаюсь, что-то в подобном духе действительно было. Но это же первый такой случай: Если они будут повторяться, то моего вмешательства уже не потребуется.

— Хорошо, тогда давайте вернемся к вашему предложению. Сразу говорю, что готов с благодарностью его принять. Однако, надеюсь, вы понимаете, что окончательный ответ я смогу дать только после санкции своего руководства?

— Разумеется, — заверил его я. Действительно, у меня и мысли не было вербовать Никонова на роль нелегального осведомителя, который темными ночами будет прокрадываться в Гатчину и продавать военные тайны своей страны за пачки наших сторублевок. Нет, я видел в нем исключительно агента влияния плюс консультанта по деликатным вопросам. А ведь агент влияния — это либо такая фигура, об истинной сущности которой на родине не знает никто, включая и его самого, либо такая, о которой всё необходимое знают все, кому положено, и это их устраивает. Никонов, понятное дело, подходил только на вот такую насквозь легальную роль.

В том, что премьер даст Петру Сергеевичу разрешение взять у меня деньги, я не сомневался. Впрочем, и он тоже. А вот интересно, намекнет ли никоновский шеф насчет поделиться? Вряд ли, потому как суммы по его меркам сравнительно небольшие, а мое отношение к подобным вещам он знает и из-за такой мелочи портить свой имидж в моих глазах не захочет.

Разумеется, он был нам в какой-то мере благодарен за поправку своего здоровья, но стратегических последствий это иметь не могло. Просто потому, что у него слишком много было поставлено на карту там, чтобы иметь еще и какие-то серьезные интересы здесь.

Сами по себе его цели были в общем-то ясны и лично у меня отторжения не вызывали. Вернуть России хоть часть того международного авторитета, которым обладал Советский Союз в период расцвета! Потому что без этого строить независимую политику затруднительно. А вот зачем ему это понадобилось — другой вопрос, по поводу которого у меня имелись вполне определенные и не самые хорошие подозрения. Однако оные не есть уверенность, можно и ошибиться, так что пока я принимал ситуацию как данность.

Так вот, эта самая данность состояла в том, что стандартных путей вытаскивания России из той ямы, куда она свалилась за последние годы Союза и особенно в постперестроечное десятилетие, премьер не видел. Гонка вооружений начала помаленьку проигрывать еще под закат советских времен, а демократы в кратчайшие сроки оставили от военной мощи России одни воспоминания, да и те постарались изгадить. И хотя в последнее время оборонная промышленность малость ожила, даже до уровня Союза в этом отношении было еще далеко.

Экономика Федерации тоже не давала особых поводов для оптимизма, а в таких условиях даже самые выигрышные дипломатические ходы могут обеспечить лишь локальный тактический перевес, и не более того. Поэтому связь с нашим миром премьер воспринимал как возможность обретения лишнего козыря, такого, которого нет и не может быть у его соперников. Даже просто разница во времени уже давала кое-какие плоды, а ведь он не терял надежды как-то склонить нас к совместному использованию порталов. Ради достижения такой цели он позволил бы мне взять на содержание не только начальника одного из отделов своего Управления делами, а хоть все это управление целиком и еще пару министерств в придачу.

Самое интересное, что у меня имелась возможность в ближайшее время пойти навстречу невысказанным пожеланиям своего запортального коллеги. Ибо полностью восстановивший форму Арутюнян уже пару месяцев как свел концы с концами в теории, а два дня назад и подтвердил свои выкладки экспериментально. И где-то через полгода максимум мы сможем попробовать перебросить из нашего мира в тот объект весом в полтонны, причем точность наводки будет порядка нескольких десятков метров по всему земному шару. Задержка же между отправкой и финишем ожидалась всего в четыре с небольшим минуты нашего времени. И я в принципе мог предложить устроить точку финиша не в Российской Федерации, а где-нибудь поближе к, так сказать, финансовому центру Земли двадцать первого века. Если, конечно, Никонов или кто повыше доказательно мне объяснит, какие выгоды для империи последуют за подобным действием.

ГЛАВА 24

— Все-таки серьезным недостатком эффекта Арутюняна является его двухступенчатость, — вздохнул император.

Я кивнул. Из этой фразы следовало, что наше всемилостивейшее, наиблагороднейшее и так далее величество думало о том же, о чем и его снискавший вполне заслуженную и противоположную по характеру славу канцлер.

Действительно, если бы перемещение представляло собой простой обмен, то возникли бы интересные дополнительные возможности. Ведь тогда в точке отправления появлялся бы кусок пространства из точки приема и наоборот. Можно было бы нацелиться на какое-нибудь интересное место и отправить туда, скажем, мешок навоза. А самим получить аналогичный по объему подарок из того самого места. Если, например, оно называется Форт-Нокс, то подарок оттуда может получиться довольно привлекательным.

Но переброс происходил в два приема. Сначала отправляемый объект оказывался в каком-то третьем мире, где пока не удалось обнаружить ничего, кроме высочайшего вакуума. А потом оттуда прыгал либо к нам, либо в двадцать первый век, либо в какую-то другую точку того мира с вакуумом. Из теории Ару… то есть тьфу, Неймана следовало, что задавать одновременно и координаты точки финиша, и мир, где этот финиш произойдет, невозможно. Чем точнее будет задано одно, тем неопределеннее получится второе. Например, можно настроить передающую камеру так, что отправляемый объект почти стопроцентно финиширует в нашем мире. Но тогда координаты финиша могут быть где угодно, Вселенная — она большая. Наоборот, если точно прицелиться в пространстве, то вероятности финишировать в любом из трех миров для объекта переноса будут одинаковыми. А жаль, я одно время уже потихоньку начал фантазировать о мгновенных путешествиях на Марс или даже подальше.

— Но в военном деле это означает всего лишь тройной расход боеприпасов плюс необходимость разработки мер по предотвращению подрыва в случае финиша в не предназначенном для воздействия мире, — продолжил миролюбивый император. — Как ты думаешь, насколько реальны уверения Иоффе, что работоспособное изделие будет готово уже через два года?

— Думаю, что вполне реальны. Насчет двух лет, пожалуй, он малость погорячился, но если не через три, так уж через четыре — точно. Однако весить эта хрень будет уж всяко не полтонны, а существенно больше. То есть потребуется гораздо более крупная передающая камера, чем сейчас сооружается на «Заре». В общем, пора выходить в космос, вакуум там бесплатный.

— Да, согласен. И сам видел, как летает ваш с Рябушинским магнитоплан. Чего не хватает для ускорения работ?

— Малогабаритного ядерного реактора. Поперек физики не попрешь, и в случае использования химических источников энергии соотношение массы груза и потребного для вывода на орбиту топлива будет почти таким же, как у ракеты. Самую малость лучше, потому как у магнитоплана отсутствует статическая составляющая потребной тяги и он может несколько эффективней использовать вращение Земли. Но так как конструктивно сам он куда тяжелее ракеты, то общий итог будет не в его пользу. Выходов два. Первый — разрабатывать какие-то способы многократных дозаправок в полете. Второй — установить туда реактор, которого у нас нет, и в обозримом будущем не появится.

— Значит, надо подумать, в обмен на что мы получим его из Федерации и стоит ли он того, — подытожил Гоша. — Что ж, спасибо за консультацию, суть проблемы я уяснил.

Вот так и получилось, что перед самым Рождеством я отправился на Канары. Потому как кроме моей дачи на острове Гран-Канария последнее время располагалась и база отдыха Электродинамического института. То есть если по-простому, стартовый комплекс для магнипланов, построенный тут из соображений наибольшей близости к экватору.

Вместе со мной летели Никонов и специально прибывший из Федерации эксперт, представленный мне как Иван Петрович Сидоров. Вообще-то у нас были подозрения, как его зовут на самом деле, но уточнять их или нет, мы пока не решили.

Полет происходил на «борту номер два», то есть персональном самолете канцлера.

Это был полный близнец императорского «номер один», сделанный на базе нашего воздушного лайнера «Аист», первого дальнего и комфортабельного пассажирского самолета в этом мире. Он был похож на чуть уменьшенный первый вариант Ил-18, то есть еще с поршневыми двигателями, потому как реактивные у нас пока пребывали в стадии опытных образцов.

Взлетели мы поздним вечером и к утру были в Сарагосе, где предусматривалась промежуточная посадка. Короткое пребывание на испанской земле — и мы снова в воздухе. К обеду впереди показался остров Гран-Канария. Что интересно, наиболее заметным ориентиром на нем был не стартовый комплекс, большей частью упрятанный под землю, а дворец бессменного губернатора острова дона Мигеля де Кордобы. Сей благородный дон еще восемь лет назад мгновенно сообразил, куда дует ветер, и теперь его семнадцатиэтажная резиденция являлась отличным ориентиром как в прямом, так и в переносном смысле. И, разумеется, источником зависти для столь же честолюбивых, но менее сообразительных. В силу чего мне в свое время даже пришлось, повздыхав о несовершенстве человеческой натуры, санкционировать пару несчастных случаев.

Аэродром для больших самолетов располагался на побережье, в пяти километрах от моей дачи, и после посадки мы отправились туда.

Увидев ее, Никонов остался невозмутим, а Сидоров не смог сдержать удивления. Наверное, он представлял себе Канарскую дачу канцлера Российской империи как-то иначе, а не в виде пяти полутораэтажных садовых домиков плюс странное сооружение, похожее на одноподъездную хрущевскую двенадцатиэтажку, но высотой всего в пять метров.

— Здесь живут кошки, — пояснил я, — а вы можете располагаться в зеленом домике, а потом приглашаю пообедать со мной в синем. На объект мы отправимся завтра утром.

Готовый к старту магнитоплан представлял собой прямоугольную платформу семнадцать на одиннадцать метров при толщине в два. По краям она имела две надстройки с трубами и антеннами, а в центре располагалась грузовая площадка.

— Десять тонн, — пояснил я. — Старт через пару минут.

На платформе взревели тринклеры, и из труб повалил белый дым, по мере прогрева движков становившийся все более бесцветным. Наконец магнитоплан качнулся и начал медленно подниматься.

— Вот так это и выглядит, — резюмировал я. — На расчетную высоту, то есть шесть километров, он выйдет через сорок пять минут.

— Значит, для подъема на высоту, скажем, в двести километров ему потребуется больше суток? — уточнил Сидоров.

— Даже больше трех, учитывая необходимость нескольких дозаправок, — подтвердил я. — А выход на суточную орбиту продлится месяца полтора. Ну и что? Мы не спешим. К тому же он может висеть и не обязательно на орбите, просто тогда потребуется небольшой расход энергии для компенсации потерь и сноса за счет магнитного склонения, но это меньше процента от стартовой мощности.

— И что, это нелепое сооружение сможет подняться в космос? — не поверил Никонов.

Сидоров бросил на него косой взгляд, который я расценил как презрительный. Да, техническая подкованность дражайшего Петра Сергеевича далека от безграничности, но зато у него есть другие достоинства.

Я пояснил:

— Конкретно этот — нет. У него отсутствует кислородная аппаратура для двигателей, и гермокабина экипажа не рассчитана на космос. Но это нетрудно сделать. Вот с дозаправкой в полете придется повозиться, но и это вполне решаемо на нашем уровне развития техники. Кстати, предлагаю вернуться на дачу, тут больше ничего интересного не будет. Для наблюдения за полетом у меня есть очень неплохая оптика.

Как и было обещано, через сорок пять минут магнитоплан прекратил подъем и завис на высоте шести километров. Решив, что Сидоров уже достаточно впечатлялся и самое время предоставить ему возможность без свидетелей пообщаться с Никоновым, я сказал:

— Разрешите до вечера вас покинуть. Губернатор острова устраивает торжественный обед в честь моего прилета, а про вас он по вполне понятным причинам не в курсе. Но вы ничего не потеряете, кормят у него так себе, с моей кухней не сравнить. С удовольствием бы пообедал на своей даче, но, увы, положение обязывает. Если будет желание, можете покататься на железной дороге. Вода в паровозе уже есть, а как растопить топку, вам покажут. Инструкция по управлению в кабине машиниста. Неужели не хотите? Странно. В общем, часов в шесть я вернусь.

Вечером состоялась моя беседа с Никоновым.

— Иван Петрович разъяснил мне все преимущества подобного способа полетов, — начал Петр Сергеевич, — но я не понимаю одного. Он утверждает, что понял принцип работы вашего аппарата, а преодоление неизбежных технических трудностей займет всего несколько лет. Он ошибается?

— Нет, — покачал головой я, — именно так все и есть.

— Но тогда в чем смысл сегодняшнего показа? Ведь в случае несогласия с вашими предложениями, которые вы наверняка сделаете, мы сможем просто вложить некоторые средства и лет через пять получить такое и у себя.

— Во-первых, меня как-то не очень интересует, что у вас будет через пять ваших лет. Во-вторых, средства потребуются не некоторые, а весьма значительные. И наконец, нужна будет гарантия, что они, эти средства, пойдут именно на магнитоплан, а не будут попилены в процессе освоения. Лично мне представляется куда более вероятным, что у вас в результате выйдет что-то вроде нынешнего рывка в области нанотехнологий. В случае же согласия с нашими предложениями вы получаете не только полный комплект документации, но и рабочий магнитоплан, в разобранном виде он пройдет через портал. В обмен мы хотим ядерные источники энергии общей мощностью от пятисот киловатт до мегаватта. Это, так сказать, программа-минимум. А вообще-то более привлекательным, причем и для вас тоже, было бы совместное производство магнитопланов. У нас, естественно, с последующей переправкой части изготовленных аппаратов к вам. Если у вас есть готовые или требующие минимальной доводки реакторы, то продукция может пойти месяца через три по вашему счету.

С Сидоровым разговор происходил чуть позже и в несколько ином ключе.

— Насколько я понял, у вас применяется модульный принцип. У данного экземпляра, по моим прикидкам, где-то от двадцати до тридцати подъемных элементов. Это так?

— Все правильно, у него их двадцать четыре.

— Тогда максимальный размер и, значит, грузоподъемность аппарата по этой схеме лимитируется только прочностью внешней конструкции. Я прикинул, и у меня получился оптимальный взлетный вес в восемьсот тонн, из которых на долю груза придется двести. Все это, если использовать в качестве источников энергии термоэлектрические ядерные установки типа «Топаз». Вы в курсе, что это такое?

— Про «сто дробь сорок» в курсе, а насчет более поздних разработок нет, но это неважно. Да, у нас тоже получились похожие цифры. Что же, теперь остается только ждать решения вашего руководства.

Магнитоплан висел в Канарском небе сутки, а потом потихоньку начал снижаться.

— Что это, — поинтересовался Никонов, оторвавшись от стереотрубы, — воздух над ним светится или такое мне только кажется?

Если бы рядом не было Сидорова, то наверняка я бы не удержался и небрежно сообщил что-нибудь вроде «ага, вы видите побочный эффект локального искривления пространства», но он тут был, и пришлось разъяснить:

— Это включились мощные дуговые прожекторы, направленные вверх. Ведь при движении подъемного элемента вниз в нем индуцируется ток, который надо куда-то сбрасывать. Разумеется, это явление частично нивелируется сдвижными экранами, но не полностью, вот там и жгут излишки электроэнергии. То есть магнитоплан потребляет энергию, только когда поднимается. При спуске он ее генерирует, да вот только девать это электричество некуда.

Вскоре аппарат сел, а мы, наоборот, взлетели. «Борт номер два» набрал высоту и взял курс на Сарагосу.

Следующая посадка была в Москве, и тут мы разделились. Я полетел в Гатчину, а Никонов со спутником, пересев на «Пчелку», отправились на Селигер. Для приема «Аистов» тот аэродром был слишком мал, да и вообще мне хотелось по свежим следам прикинуть результаты прошедшего показа, что лучше делать в одиночестве. Пожалуй, на текущем этапе можно обойтись и без демонстрации эффекта Арутюняна. Скорее всего, магнитопланы покажутся противоположной стороне достойными того, чтобы ради их получения поставлять нам реакторы.

Когда я доложил Гоше результаты поездки, он кивнул:

— Ну в целом я и ожидал чего-то подобного. Для специалиста твоя магнитная платформа, конечно, является очень убедительным показателем нашего уровня развития. Единственное, что меня в этой истории смущает — вот выведут они в космос какую-нибудь орбитальную станцию. А вдруг начнут строить на ней установку Арутюняна?

— Величество, — хмыкнул я, — такую установку, какая сможет напакостить нам, проще сделать на Земле, тут особой грузоподъемности не требуется. Но чтобы ее построить, нужно иметь теорию, это раз. Ее у них нет. Нужно иметь специалистов, а они у нас. И наконец, когда ты перестанешь подписывать мои бумаги, не читая? Ведь кроме большой вакуумной камеры на «Заре» строится и еще одна, существенно меньших размеров. Потому как по теории Неймана любая телепортация, даже отдельных частиц внутри камеры, вызывает кратковременное изменение вариантности пространства. Так вот, малая камера — это регистратор, и ты именно в таком качестве на него и выделил средства. Помнишь, как мы почувствовали прибытие в наш мир Кобзева с Кисиным? А скоро этим займется куда более точная и чувствительная аппаратура. А нам останется, получив сигнал, отменить до выяснения все порталы, чтобы время там спокойно стояло на месте. И, никуда не спеша, обдумать последовательность наших дальнейших действий.

— Отлично! — восхитился Гоша. — А ты, если хочешь, чтобы я еще и твои бумаги читал, просто живодер. Как будто мне кроме тебя их мало приносят, и вот те-то уж приходится читать очень внимательно. Так что ты лучше не переживай, а воспринимай это обстоятельство правильно, то есть как знак высокого доверия. Кстати, только сейчас в голову пришло. Представляешь, как начнет гнуть пальцы руководство Федерации, когда у них появится такой козырь, как магнитопланы? Может, и нам удастся чему-то поучиться.

— Ага, если только их самих не начнут гнуть еще до того, прознав о скором появлении в России подобных аппаратов. А вот тут, как мне кажется, и будет самое время продемонстрировать эффект Арутюняна, но это надо еще хорошенько обдумать.

ГЛАВА 25

Через неделю по нашему времени и три часа по запортальному высшее руководство Федерации было ознакомлено с нашими предложениями, и Никонов вернулся в Российскую империю. Буквально на следующий день он обратился с просьбой помочь ему в изучении тонкостей взаимоотношений России с образованными при ее содействии государствами, то есть Гавайской, Маньчжурской и Монгольской социалистическими республиками, Израилем и Курильским королевством. Причем последнее, а по времени образования первое, его интересовало больше всего.

— Командировку туда можно устроить прямо сейчас, — предложил я.

— Спасибо, я уже поинтересовался нелегкой судьбой английских представителей в Порт-Шикотане, и ни малейшего желания повторять ее у меня нет, больно уж это вредно для печени. Их же там спаивали китайской водкой?

— Это гнусные инсинуации Уолл-стрит, Одуванчик чеки на китайское пойло не оплачивал. Использовалась либо владивостокская водка завода Нерыдайло, либо вовсе смирновская.

— Кстати, вот так и разрушаются иллюзии. Я-то думал, что у вас тут «Смирнов» — это нечто выдающееся, вроде той легендарной французской булки, про которую поют песни. А оказалось, так себе водка, явно похуже нашего «Смирноффа».

— Так пейте фишмановку, как все приличные люди. Смирновская, говорите, не фонтан? Как-то мне давно не доводилось ее пробовать, так что спасибо за информацию. А насчет Курил для начала обратитесь к Татьяне Викторовне, я дам команду, чтобы она вам помогла в этом вопросе.

Ну-ну, подумал я после ухода гостя, изучай, авось пригодится. Ибо Курилы действительно были уникальным государственным образованием со многими интереснейшими особенностями. Не последней из них являлась валюта королевства, то есть пиастр.

С одной стороны, она входила в пятерку самых стабильных валют мира, имея законодательно закрепленный коридор относительно средневзвешенного курса рубля, марки и иены, и за все время существования королевства выходов за границы коридора не наблюдалось. С другой же стороны, курс пиастра скакал в этом коридоре, как блоха в период гона, то есть часто, резко и непредсказуемо. Причем все было устроено честно — половина прибыли шла поровну Маше с Одуванчиком, а все остальное действительно доставалось тем игрокам финансового рынка, которые ухитрялись предвидеть ужимки и прыжки пиастра.

Еще одной оригинальной особенностью королевства был институт зицпредседателей. Правда, после войны они скучали без дела, но до нее их сиятельство граф Рабинович изволили побыть обвиняемым дважды. И один раз он даже огреб от английского суда восемь лет. Более того, он отсидел их почти от звонка до звонка, то есть провел за решеткой две недели, пока мы не проплатили свидетельство о его смерти. Что интересно, когда через полгода граф воскрес на своем прежнем посту, не потрудившись сменить не то что внешность, но даже имя, мировое сообщество отреагировало весьма вяло. Видимо, к осени десятого года оно уже привыкло к чудесам в моем исполнении, да и времени до начала войны оставалось совсем чуть-чуть.

Тут я в задумчивости потеребил бороду. А не предложить ли Федерации организовать что-нибудь подобное? Ведь от такого королевства выгода будет не только нам, но и им! В частности, наконец-то решится проблема Курил.

Федерация не могла ни отдать, ни продать их Японии, не потеряв при этом значительной части своего международного авторитета, да и внутри страны отношение народа к власти после такого наверняка еще ухудшится. Но и в Японии для любого политика хотя бы заикнуться об отказе от претензий на бывшие их северные территории равносильно политическому самоубийству. В общем, тупик.

Однако если найти в России какого-нибудь приличного молодого человека и объявить его прямым потомком Рюрика, это чтобы современные Романовы под ногами не путались, и женить на японской принцессе, пусть даже захудалой, то появляется возможность выхода из политического тупика. Совместным решением российских и японских правительств эта парочка благословляется на царство, а дальше уже возможны варианты, привлекательные как для РФ, так и для Российской империи. Главное — обуздать хватательную активность причастных к этому проекту эрэфовских чиновников, а то они в запале продадут не только Курилы, но и Сахалин с Камчаткой. Но если руководство Федерации пойдет на предоставление нам неофициальных полномочий в этой области, то вероятность успешного проведения данной операции повысится до вполне приемлемого уровня. Но если исходить из интересов империи, то надо попытаться убедить российского премьера, что у нас Рюриковичи гораздо более чистокровные и мы можем предоставить подходящую кандидатуру любого пола и возраста, тогда все будет и вовсе замечательно.

Поздним вечером я отправился в свои опустевшие апартаменты. Опустели же они в силу того, что Мари с детьми улетела в Георгиевск. Отправились они туда с целью принять участие в съемках фильма «Война и мир» по мотивам одноименного романа Льва Толстого.

Только не подумайте, что моя дражайшая половина вдруг решила попробовать себя в роли кинозвезды. Я, конечно, человек широких взглядов, но такое вряд ли стерплю. И Настенька, естественно, тоже не собиралась увековечивать себя на пленке. Играть в кино должны были Рекс и самый сообразительный из его сыновей Цезарь.

Осенью они уже прошли пробы, и будущие артисты буквально покорили Михаила Карловича Наливайко своими способностями. А теперь они отправились уже на съемки.

Рекс с сыном должны были играть самых высокопоставленных особ в фильме. Цезарь будет Наполеоном, а Рекс — Александром Первым. Из манула Тимофея получился великолепный Кутузов. Про остальной состав я ничего сказать не мог, так что оставалось ждать выхода фильма на экраны.

Я прошел через пустую гостиную и оказался в своей комнате. Из-под дивана вылезла Светлая, а за ней на заплетающихся лапках сначала один котенок, потом другой. Третий, видимо, ходить еще не научился. Этот помет был не в папу, как два предыдущих, а в маму. Ладно, посмотрим, что из них получится, подумал я, налил себе чая и, соорудив бутерброд, решил перед сном еще маленько поразмышлять на курильскую тему. Ибо начинать обдумывать любую новую идею лучше всего поздним вечером, когда уже почти не работает та часть мозга, которая на ранних стадиях отсеивает откровенно бредовые мысли. А потом, вернувшись к теме уже днем, можно будет посмотреть, а нет ли все-таки среди тех самых бредовых как-то пригодных к использованию.

Итак, зачем нам нужны тамошние Курилы? Ответ ясен — это будет кусок нашей империи в том мире, причем нормальный по размеру кусок, а не как посольство на Даниловской. Можно ли убедить российское руководство пойти нам навстречу? А почему нет, сейчас им от тех Курил одна головная боль и никаких прибылей, а формально они их никому не продают и не передают. Так что если предложить что-нибудь интересное, дело вполне может и выгореть.

Разумеется, с японской стороны туда понаедут агенты их разведки, вот уж не знаю, как она там называется. Но ведь не на все же острова! Так что пусть едут, все равно на том же Шикотане, например, они ничего и не увидят. Может, и завербовать удастся одного-другого, там ведь наверняка есть индивидуумы, ностальгирующие по имперско-самурайскому прошлому Страны восходящего солнца. Пока вроде картинка получается очень даже ничего. А вот как к образованию такого государства отнесется тамошнее мировое сообщество?

Когда я представил себе, как именно, то не удержался, встал и заходил по комнате. Американцы же наверняка попробуют включить Курилы в зону своего влияния! А уж заранее подготовить оппозицию, которой для начала освободительной работы будет не хватать только денег, для ДОМа не проблема. Чай, не в первый раз, опыт есть. Правда, спрашивать у того же Никонова, почем сейчас у них оранжевая революция, не стоит, лучше обойтись открытыми источниками. Точность, конечно, будет меньше, но ничего, пусть наши борцы за права человека сразу запросят по максимуму, а потом в крайнем случае согласятся на некоторое уменьшение сумм.

Через день Татьяна, побеседовав с Никоновым и составив свое мнение по курильской проблеме, позвонила мне и сказала, что она созрела для принятия моего приглашения пообедать. Так что в этот день стол на две персоны был накрыт в моем кабинете, и ближе к десерту гостья начала:

— Петр Сергеевич утверждает, что есть три причины, по которым все Курилы должны остаться российскими. Причины, кстати, вполне уважительные, и я с ними полностью согласна. Первая из них заключается в том, что на Итурупе находится единственное в России и одно из немногих в мире месторождение рения. Но дело в том, что находиться-то оно там находится, но не разрабатывается. А мы не против оказать помощь деньгами и рабочей силой, чтобы эта разработка началась побыстрее. Более того, мы положительно отнесемся к тому, что какие-то российские бизнесмены, близкие к контактирующим с нами людям, получат наши кредиты, расплачиваться по которым будут тем самым рением. Причем это надо провернуть до изменения статуса Курил, а новой власти останется только подтвердить свое полное признание незыблемости частной собственности. То есть рений никуда от России не уйдет и, наоборот, начнет добываться и приносить прибыль. А у нас кроме поставок по кредитам останется точно такое же месторождение на нашем Итурупе, разрабатывать которое будет проще с учетом здешнего опыта.

— Согласен. От пива вы, как всегда, откажетесь? Тогда позвольте налить вам еще кофе, и продолжайте.

— Вторая причина — рыба. Ведь острова существуют не сами по себе, а с зоной рыболовства вокруг них. Здесь тоже все вполне решаемо. Японцы не дураки и отлично понимают, что все Курилы им не светят даже в случае распада России, и в самом оптимистичном случае речь может идти только о Малой Курильской гряде. Но тут зона рыболовства получается весьма небольшая. Однако дело в том, что сейчас-то они вовсю ловят в Охотском море! Сколько платят и кому, Никонов не знает или говорит, что не знает, но деньги тут замешаны очень большие. Остается надеяться, что сам премьер и его близкие имеют другие источники дохода, потому как справиться с противодействием сидящих на охотской рыбе можно будет только силовыми методами. Для начала, разумеется, пообещав, что все останется как было. Словом, свежеобразованное королевство примет их на службу в аналогичных должностях и оставит им право распоряжаться охотской рыбой. А про то, что реализовывать это право можно, только не нарушая государственных интересов, они узнают по одному и лучше, если сразу в подвале у господ Ли. В общем, я считаю, что рыба — это самый сложный вопрос, но все-таки он решаемый.

Наконец, есть и третья причина. Курилы являются естественным, так сказать, забором, отгораживающим Охотское море от Тихого океана. И пока там располагаются российские гидролокационные станции, появление чужих подлодок в Охотском море практически исключено. Но ведь те станции там и останутся, это будет одним из условий образования королевства! А их финансирование значительно улучшится, потому что мы попросим принимать там стажеров из нашего флота. И, само собой, оплатим эти стажировки.

— Думаете, до самих постов дойдет хоть рубль?

— Разумеется, нет. Но когда наш стажер-лейтенант, получающий в несколько раз больше российского майора или подполковника, расскажет им, куда и конкретно кому ушли их деньги, то, как мне кажется, в мировоззрении слушателей могут произойти изменения в желательную для нас сторону.

— Тоже неплохо. Насчет же того, что российское руководство станет сильно упираться… был уже прецедент с островами на Амуре. Отдали без лишнего писка, хотя в обладании ими тоже были какие-то стратегические преимущества. Так что начинайте продумывать конкретику. Кстати, как, с вашей точки зрения, может выглядеть идеальный вариант?

— Немножко не так, как вы предложили, — ответила Татьяна. — То есть самую малость наоборот. Лучше, если принц будет с японской стороны, а мы предоставим принцессу. Ведь главной задачей нашей половины монаршей четы будет не управление делами королевства, для этого в каждый момент времени найдутся соответствующие специалисты, а нейтрализация подобных поползновений у своего супруга.

— А если подсунут пидора? — усомнился я.

— Как ни странно, будет даже лучше. У принцессы тут же объявится брат, или даже не один, если понадобится, а мы в случае необходимости получим возможность слегка надавить на японскую сторону. Мол, ваш король оказался не совсем кондиционным. Но это маловероятно, вряд ли японцы станут так подставляться.

— Ладно, насчет полового состава королевской пары вам виднее. Мысли по организации власти в королевстве у вас, разумеется, уже есть?

— А как же. Еще кофе даме не нальете? Спасибо. Значит, кроме короля с королевой, там будут еще два представителя от стран-учредителей. Поначалу я думала предоставить им равные права, но потом решила, что лучше сделать немножко не так. Пусть один будет премьером, а другой вице-премьером, а через определенный срок они поменяются местами. Причем право премьерствовать первым лучше предоставить японцу. Все равно сразу после образования нового государства в нем будет жуткий бардак, так пусть его японец и разгребает. Мы же за это время внесем последние коррективы в наши планы и приступим к организации настоящей вертикали власти. Кстати, в конституцию надо будет как-нибудь понезаметнее вписать право царствующей четы своим указом вводить новые должности. Потому что какое же это будет Курильское королевство без лорда-протектора?

Танечка немного помолчала, а потом добавила:

— Я и сама как-то слегка загорелась этой идеей. Даже промелькнула мысль послать пару человек в ту Черногорию на предмет подготовки почвы, но это, пожалуй, все-таки слегка рановато. А вот с Курилами — самое время. В ближайшие дни я вам представлю развернутый доклад о той пользе, которую Российская империя сможет поиметь с такого государства. И, значит, мое мнение таково. Если потребуется, то для убеждения руководства Федерации в оправданности предлагаемого нами шага можно показать им эффект Арутюняна в действии. Более того, я даже считаю допустимым пообещать им допуск до той установки, которая со временем будет смонтирована нами на Курилах двадцать первого века.

— Только пообещать? — на всякий случай уточнил я.

— Разумеется, не только, — улыбнулась Танечка, — обещания надо выполнять. Но за время работы с вами я, кажется, неплохо освоила творческий подход к этому процессу. Да и не завтра же мы начнем разворачивать там установку! А за это время много чего сможет произойти.

Я прикинул, что, пожалуй, тут можно и ничего особенного не выдумывать. Просто еще раз подчеркнуть, что установки межмирового пробоя — государственная тайна империи, которая не может быть доверена чем-то себя запятнавшим людям — неважно, гражданами какого государства они являются. И, значит, любой кандидат на ознакомление с ней подпишет бумагу, где он поклянется лично императору, что его благосостояние соответствует официальному окладу. И что у него нет родственников, разбогатевших после вступления подписанта в должность. Ну, пожалуй, для двух первых лиц Федерации и Никонова можно будет сделать исключение, а остальные — только после подписи вот такой бумаги. А если потом выяснится, что подписавший был не совсем искренен, то мгновенно последует мой указ о принятии этого дела в особое производство седьмым отделом. Так что пусть ищут кандидатов. Пожалуй, ученых и инженеров они найдут, хотя и не сразу. Однако среди них именно в силу финансовой чистоплотности вполне могут оказаться те, кому наши жизненные ценности покажутся привлекательней эрэфовских. Но ведь без руководства оставить такой проект никак нельзя, и вот здесь, надо думать, у наших партнеров возникнут серьезные, если вообще преодолимые, трудности.

ГЛАВА 26

Сэр Эндрю Нэвил Пакс отложил расшифровку донесения и задумался. Интересные, однако, новости приходят из САСШ…

Источник в Управлении стратегических служб сообщал, что принято решение об экстренной подготовке покушения на жену, а, может быть, и детей Найденова. Это предполагалось приурочить к летним съемкам фильма «Война и мир», в которых они наверняка будут участвовать. И теперь Пакс пытался понять: что они там, на берегах Потомака, совсем рехнулись? А если нет, то какой тайный смысл в этой операции? Тем более что ее шансы на успех весьма невелики, к охране правящей верхушки империи Найденов всегда относился очень серьезно.

Итак, решил Пакс, начнем с самого вроде бы очевидного варианта. Предположим, смысл тут в том, чтобы заставить Найденова от горя потерять… нет, не голову, на такое не может рассчитывать даже самый дремучий идиот. Но вот потеря самообладания в какой-то мере возможна. И, например, канцлер сможет предпринять какие-нибудь необдуманные действия.

Ерунда, поморщился сэр Эндрю. Во-первых, не тот это человек. Во-вторых, там есть еще и император, который в случае чего попридержит своего канцлера. Но даже если предположить, что это у него не получится, то все равно ничего хорошего не произойдет. Наобум швыряться по Штатам сверхмощными бомбами Найденов не станет. Он, скорее всего, отдаст команду без особой спешки ликвидировать все УСС вместе с родственниками, знакомыми и просто сочувствующими, и вряд ли ему в этом кто-нибудь сможет помешать. Да, Россия сейчас вроде бы не очень готова к большой войне. Но Америка-то к ней готова гораздо меньше! То есть операция задумана явно не как повод к конфликту, от которого больше всех проиграют сами Штаты. Тогда какие же цели она на самом деле может преследовать?

Стоп, сказал себе сэр Эндрю. Откуда известно, что следы будут указывать именно на Соединенные Штаты? Вполне возможно представить ситуацию так, чтобы инициаторами покушения казались совсем другие люди из другой страны. Тогда какие и из какой?

Для ответа на этот вопрос потребовалось меньше пяти минут. Причем, додумавшись до него, Пакс позволил себе вслух продемонстрировать неплохое знание русского языка в виде трехэтажной матерной конструкции. Над чем тут ломать голову? Страна называется Великобритания, а люди, на которых будут указывать все следы, — это Эдуард Седьмой и сам Пакс. В таком случае замысел вашингтонских мерзавцев становится кристально ясным и логичным. Ибо они уже неоднократно выражали свое неудовольствие текущим состоянием взаимоотношений между бывшими противниками.

Разумеется, после войны Англия не стала другом России. Но король при полной поддержке сэра Эндрю пошел на значительное улучшение неофициальных отношений с Петербургом, а особенно — с Гатчиной, что в значительной мере помогло в преодолении послевоенных трудностей. Но за это некоторым, то есть тем, кого Найденов объявил военными преступниками, пришлось заплатить своими состояниями, а кое-кому даже и свободой. Кстати, вешать русские никого не стали. Правда, трое из осужденных сами потом повесились на Вилюе и еще несколько человек просто умерли по якобы медицинским причинам, но это уже другое дело. Естественно, подобное положение дел не могло вызвать большого восторга в Вашингтоне.

Пакс встал, прошелся по кабинету и взялся за трубку телефона. Даже если операция американцев на самом деле преследует и какие-то другие цели, все равно ее положительный исход приведет к большим трудностям для Великобритании. И, значит…

Сэр Эндрю снял трубку, назвал телефонистке номер, подождал пару минут, пока произойдет соединение, и сказал:

— Леди Изабелла? Это Эндрю Пакс. Как, по-вашему, его величество не сделает никаких неправильных выводов из того, что я приглашу вас пообедать? Да, я тоже всегда был уверен в его глубоком понимании текущей обстановки. И спасибо за согласие. Назначайте место и время, я заранее согласен с любым.

«Вот ведь никак не угомонится старик, — садясь в автомобиль, думал Пакс о своем короле. — Скоро семьдесят семь человеку, а все равно как минимум три раза в од новая любовница! Причем каждая вторая совершенно явно завербована ДОМом. А каждая первая и без всякой вербовки является его штатной сотрудницей, и некоторую трудность представляет только определить, к какой категории относится очередная пассия короля».

Впрочем, в отношении леди Изабеллы сомнений у сэра Эндрю почти не было.

Я только-только принял пятьдесят граммов водки и начал было оценивать вкусовые и прочие ощущения, как с узла связи меня известили о срочной шифровке из Англии. Пришлось убирать водку в сейф, запирать кабинет и отправляться в дальний конец правого крыла дворца.

Нет, нервная и тяжелая работа канцлером не привела меня к тому, что я начал потихоньку выпивать в одиночестве. Просто в память запали слова Никонова о смирновке, и я дал команду доставить мне бутылку, причем купив ее не в Гатчине, а в каком-нибудь ничем не примечательном магазинчике Питера.

Впечатления были неоднозначными. С одной стороны, с фишмановкой принесенная мне жидкость и рядом не стояла. С другой, я недавно был в Ирландии, где пришлось слегка откушать их местного мутного самогона, называемого ирландским виски. Так по сравнению с ним смирновка, если и недотягивала до амброзии, то самую малость. С третьей стороны, когда я в последний раз принимал внутрь продукт господина Смирнова, а было это после победного завершения черногорской войны, он мне вроде бы тогда казался вполне приличным.

Надо будет спросить, как там у моих кандидатов в комиссары с практикой, решил я. И если они не очень загружены, то пускай забирают початую бутылку и пробуют разобраться с этим вопросом, а я уже староват для таких экспериментов над собой.

Прочитав шифровку, я хмыкнул. Все правильно, еще неделю назад Альперович сообщил, что, кажется, УСС задумывает преподнести нам какую-то пакость. Правда, конкретики ему разузнать не удалось. Однако снова подтвердилось, что мир не без добрых людей, и теперь следовало определить линии нашего дальнейшего поведения.

Разумеется, охрану Мари с детьми придется усилить, причем сделать это надо незаметно. Ничего, не в первый раз, наработки уже есть. Второй вопрос: а кто это там в Вашингтоне завелся такой умный? Я ведь люблю беседовать с умными людьми, и надо поинтересоваться, насколько трудным делом в случае чего окажется реализация этой моей маленькой слабости. Наконец, не помешает поточнее узнать, каким именно предполагается возможное развитие событий в Англии. Ведь мало убрать Пакса с Эдиком, надо еще позаботиться, чтобы те, которые сядут на их места, начали проводить более устраивающую Вашингтон политику. Кто такие, насколько они тут замешаны? Сэр Эндрю, разумеется, тоже будет искать ответ на данный вопрос, но это еще не повод сидеть сложа руки. С таким мыслями я покинул узел связи и отправился к Танечке.

— Я, конечно, проработаю все, что вы наметили, — заверила директриса ДОМа, — но только меня гложет какой-то червячок. Больно уж грубо все это выглядит. Да, у УСС пока нет достаточного опыта, но я бы не стала слишком на это надеяться. Уж с понятием «отвлекающая операция» они точно знакомы.

— Вы думаете?..