Маленький МИФОзаклад Асприн Роберт
— Тут я, в общем-то, не уверен. Она сказала, что училась в третьем классе начальной школы… хотя, она называет ее Школой Начал… значит, ей выходит лет так…
Я сообразил, что Маша уставилась на меня широко открытыми от ужаса глазами.
— Школой Начал?
— Она назвала ее именно так. Мило, а? Слушай, что за…
Моя ученица перебила меня, схватив за руку и сжав ее с такой силой, что стало больно.
— Скив! Нам надо увести ее обратно домой… БЫСТРО!!!
— Но я не понимаю…
— Позже объясню! Просто возьми ее и уходи! Я пригоню Банни домой, но ты должен двигать немедля!
Мягко говоря, я находил ее манеру поведения озадачивающей. Я никогда не видел Машу такой расстроенной. Но сейчас было явно не время для вопросов и поэтому я оглянулся в поисках Клади.
Она стояла, сжав кулачки и прожигая взглядом палатку с закрытым пологом.
Ни с того ни с сего все становились какими-то нервными. Сперва Маша, а теперь и Клади.
— Что это с малышкой? — обратился я к Гвидо, слегка постучав его по плечу.
— Банни зашла примерить несколько прозрачных неглиже, а Клади хозяин выгнал, — объяснил телохранитель. — Ей это не шибко понравилось, но ничего, переживет. Полагаю, это неизбежная часть детства.
— Ясно. Ну, я все равно собирался взять ее обратно домой. Нельзя ли одному из вас остаться с…
— СКИВ! ОСТАНОВИ ЕЕ!!
Маша крикнула это мне. Я поворачивался к ней посмотреть, о чем она толкует, когда это случилось, и поэтому не разглядел всех подробностей.
Раздалось внезапное «УФ», а за ним звуки рвущейся парусины, ломающегося дерева и разнообразные вопли и проклятия.
Я резко оглянулся и у меня пораженно отвисла челюсть.
От палатки, куда зашла Банни, остались жалкие клочья. Весь товар плыл над Базаром, так же как и то, что уцелело от палатки. Банни пыталась прикрыться ладонями и визжала во всю силу легких. Хозяин, особенно елейный на вид девол, тоже визжал во всю силу легких, но выплескивал свои эмоции в направлении к нам, а не к миру вообще.
Я сказал бы, что это не было бы большой дилеммой, если бы не одно обстоятельство. Выставки товаров по обе стороны от палатки и на два ряда позади нее находились в схожем состоянии. Вот ЭТО крупная дилемма, в сравнении с которой уничтожение единственной палатки просто бледнело.
В голове у меня мигом возник голос, заглушая гвалт разъяренных купцов.
— Раз поломал, значит, купил! — провозгласил голос, и говорил он с девольским акцентом.
— Что случилось? — ахнул я, хотя не уверен, кого спрашивал — себя или богов.
Ответила Маша.
— Клади, вот что! — мрачно бросила она. — Она вышла из себя и вызвала духа воздушного начала… знаешь, как учат делать в Школе НАЧАЛ? Похоже, когда эта малышка срывает злость, она делает это с помощью магии!
Мой рассудок мгновенно ухватил значение ее слов и столь же быстро перепрыгнул на следующее плато. Ааз! Я не знал наверняка, что будет хуже: сообщить Аазу эту новость, или сказать ему, во что нам обошлось узнать о ней!
ГЛАВА 7
Есть время драться, и время скрываться.
Б. Кассиди
Я слышал, что когда некоторые люди бывают в подавленном настроении, то идут в свой местный бар и рассказывают о своих бедах бармену. Беда с Базаром Девы (ранее никогда мною не замечаемая) заключалась в том, что на нем не водится никаких сочувствующих барменов!
Вследствие этого мне пришлось удовольствоваться наилучшим после такого бара и спрятаться в трактире «Желтый Полумесяц».
Ну, заведение с подачей несложных блюд может показаться вам плохой заменой бара. Это так. Однако это конкретное заведение с подачей несложных блюд принадлежало моему единственному другу на Базаре, проживающему не вместе со мной. Это последнее обстоятельство было в тот момент особенно важным, поскольку я сомневался в своей способности добиться большого сочувствия в собственном доме.
Гэс — горгул, но несмотря на свою свирепую внешность, он одно из самых дружелюбных существ, какое я когда-либо встречал. Он помогал мне с Аазом в выполнении некоторых наших более чем сомнительных заданий и поэтому меньше склонен спрашивать «Как ты в это впутался?», чем большинство. Обычно его больше интересовало «Как ты из этого выпутался?»
— Как ты в это впутался? — покачал он головой.
Ну, никто не идеален… особенно, друзья.
— Я же ГОВОРИЛ тебе, Гэс. Одна паршивая игра в карты, где я ожидал проигрыша. Знай я, к каким последствиям это приведет, так, честное слово, пасовал бы при каждой партии!
— Видишь, вот тут-то и скрыта твоя проблема, — сверкнул более зубастой, чем обычно, улыбкой горгул. — Вместо того, чтобы сесть за карточный стол и проиграть, ты бы оказался в лучшем положении, если бы вовсе не садился!
Я поблагодарил его за здравый совет, закатив глаза к потолку.
— Так или иначе, все это представляет лишь гипотетический интерес. Сделанного не воротишь. Вопрос в том, «что мне делать теперь?».
— Не так быстро. Давай задержимся на минутку на карточной игре. Зачем ты сел за карточный стол, если ожидал проигрыша?
— Слушай. Нельзя ли нам бросить карточную игру? Я был неправ. Идет? Ты это хочешь услышать?
— Не-е-е-т, — медленно протянул Гэс. — Я все еще хочу услышать, почему ты вообще зашел в клуб. Подыграй мне.
Я на миг уставился на него, но он, казалось, говорил совершенно серьезно.
Я пожал плечами.
— Живоглот послал мне приглашение. Честно говоря, получить его было очень лестно. Я просто подумал, что будет любезным…
— Стоп! — прервал меня горгул, подняв руку. — Вот твоя проблема.
— Какая?
— Пытаешься быть любезным. Какое это имеет значение? Разве твой теперешний круг друзей недостаточно хорош для тебя?
Это заставило меня чуть занервничать. У меня хватало проблем и без завихнувшегося носа Гэса.
— Не в том дело, Гэс. Действительно. Вся эта команда — включая и тебя — для меня ближе и роднее, чем когда-либо была семья. Просто… не знаю…
— … ты хочешь, чтобы тебя любили. Верно?
— Да. Полагаю, так оно и есть.
— И в этом-то и заключается твоя проблема!
Это сбило меня с толку.
— Как-то не улавливаю, — признался я.
Горгул вздохнул, а потом нырнул под стойку.
— Выпей еще один молочный коктейль, — предложил он, толкая его ко мне. — Это может занять какое-то время, но я попробую объяснить.
В том, я теперь с удовольствием пью молочные коктейли с клубничным вареньем, мне хочется видеть признак своей растущей воспитанности. Впервые посетив Базар, я с ходу отверг их, потому что они походили с виду на розовую болотную грязь. Теперь же я умеренно пристрастился к ним, хотя все еще не стал бы здесь есть. Впрочем, опять же, возможно, это признак чего-то совершенно иного, если я считал вкус к молочным коктейлям с клубничным вареньем признаком воспитанности!
— Слушай, Скив, — начал Гэс, пригубив собственный коктейль, — ты милый парень… один из самых милых, каких я когда-либо знал. Ты из кожи вон лезешь, стараясь «поступать правильно»… быть милым с людьми. Ключевая фраза тут «из кожи вон лезешь». Ты и так-то занимаешься ремеслом, «обреченным на бедствия». Никто не нанимает мага оттого, что дела идут хорошо. А потом ты добавляешь к этому избранный тобой образ жизни. Из-за своего желания быть любимым всеми, ты ввязываешься в такие ситуации, к каким и близко не подошел бы ради собственного удовольствия. Самый свежий пример — игра в карты. Если бы ты гнался за личной выгодой, то есть богатством, то и близко не подошел бы к карточному столу, так как незнаком с этой игрой. Но ты хотел проявить дружелюбие и поэтому пошел, ожидая проигрыша. Это ненормально, и дало в результате ненормальный исход, а именно, Клади. Вот почему ты попал в беду.
Я слегка пожевал губу, обдумывая сказанное им.
— Значит, если я не хочу попадать в беду, мне надо перестать быть милым парнем? Не уверен, что смогу это сделать, Гэс.
— И я не уверен, — бодро согласился горгул. — И что еще важнее, если бы ты смог, думаю, и я, и любой другой из твоих друзей перестали бы тебя любить. Думаю, даже ты сам не любил бы себя.
— Тогда почему же ты рекомендуешь мне измениться?
— Вовсе нет! Я просто указываю, что ты постоянно попадаешь в беду из-за того, каков ты есть, а не из-за каких-то внешних обстоятельств. Короче, раз ты не собираешься меняться, привыкай быть в беде. Это надолго слелается твоим постоянным состоянием.
Я обнаружил, что снова массирую лоб.
— Спасибо, Гэс, — поблагодарил я. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя! Что ты меня обязательно подбодришь!
— Зря жалуешься. Теперь ты сможешь сосредоточиться на разрешении своей текущей проблемы вместо того, чтобы зря терять время, гадая, почему она вообще существует.
— Забавно. А я-то думал, будто занят именно этим. Некто ДРУГОЙ хотел поговорить о том, чем вызваны мои затруднения.
Мой сарказм ни чуточки не обескуражил горгула.
— Правильно, — кивнул он. — Это приводит нас к твоей текущей проблеме.
— Да что ты говоришь. И что же мне, по-твоему, следует делать, Гэс?
— Понятия не имею. Я бы сказал, что у тебя на руках настоящая дилемма.
Я закрыл глаза, так как у меня снова заломило в висках.
— Просто не знаю, что бы я без тебя делал, Гэс.
— Эй. Не стоит благодарности. Для чего же еще существуют друзья? Хоп! Сюда идет Тананда!
Помимо того, что трактир «Желтый Полумесяц» не бар, скрываться в нем невыгодно еще и потому, что он расположен прямо через улицу от моего дома. А это не очень-то хорошо для того, кто пытается избегать встреч со своими домашними.
К счастью, с этой-то ситуацией я мог справиться относительно легко.
— Не говори ей, что я здесь, Гэс, — распорядился я.
— Но…
Не дослушав до конца его протест, я схватил свой коктейль, шмыгнул на стул за ближайшим столиком и быстро взялся за работу над чарами личины. К тому времени, когда Тананда миновала дверь, она могла увидеть в заведении помимо Гэса только потягивающего молочный коктейль толстогубого девола.
— Привет, Гэс! — пропела она. — Ты не видел, где Скив?
— Он… э-э-э… заходил раньше.
Горгул старательно избегал лжи.
— А, ладно. Полагаю тогда мне просто придется уехать, не попрощавшись с ним. Жалко. Когда я видела его в последний раз, мы расстались не в особенно хороших отношениях.
— Ты уезжаешь?
Гэс сказал это прежде, чем те же слова сорвались с моих собственных уст, спася меня от разоблачения моей личины.
— Да. Я решила, что мне самое время переехать.
— Я… гмм… слышал кое-какие странные рассказы о своих соседях, но никогда не знал наверняка, скольким из них верить, — задумчиво проговорил горгул. — Полагаю, этот внезапный отъезд никак не связан с всученной Скиву новой шмарой, не так ли?
— С Банни? Нет. Признаться, я была немного не в духе, когда впервые услышала об этом, но Корреш мне все объяснил.
— Тогда в чем же проблема?
Гэс исключительно успешно подавал мои реплики вместо меня. Покуда он продолжал в том же духе, я мог получить ответы на все свои вопросы, не раскрываясь.
Как только я услышал, что задумала Тананда, мне пришло в голову поговорить с ней напрямую, но затем я сообразил, что тут выпал редкий случай услышать ее мысли, когда она думает, будто меня рядом нет.
— Ну, это из-за кое-чего, сказанного Клади…
Снова Клади. Я определенно должен извиниться перед Аазом.
— … она что-то брякнула насчет того, что ее папочка, то есть Скив, позволяет мне жить там, и это навело меня на размышления. Эту последнюю пару лет дела шли неплохо… почти чересчур неплохо. Поскольку нам не требовалось беспокоиться о накладных расходах, мы с Коррешем не очень-то много работали. И что еще важнее, мы не работали, подыскивая работу. Чересчур легко просто ошиваться дома и ждать, когда нам что-то перепадет.
— При таких делах растолстеешь и разленишься, да? — усмехнулся Гэс.
— Что-то вроде того. Ну так вот, ты меня знаешь, Гэс. Я всегда была вольной птицей и любила свободу. Готовой по малейшему поводу отправиться, куда ни поведет меня работа или прихоть. Если бы кто-то предположил, будто я угомонюсь и где-то обоснуюсь, я бы живо вышибла из него эту дурь. А теперь у меня вдруг совершенно неожиданно появляются постоянный адрес и семья… я имею в виду, семья помимо Корреша. Пока Скив не появился вместе с Клади, я не понимала, как я одомашнилась. Еще и ребенок. Когда я впервые увидела ее, то первое, о чем подумала, что, мол, будет очень неплохо иметь дома ребенка. А теперь я тебя спрашиваю, Гэс, это похоже на меня?
— Нет, не похоже.
Голос горгула звучал так тихо, что я едва узнал его.
— Вот тогда-то я и увидела зловещие предзнаменования. Если я не начну снова разъезжать, то пущу корни… навсегда. Знаешь, самое худшее в том, что мне на самом-то деле не хочется уезжать. Вот это-то и пугает больше всего.
— Думаю, ни Ааз, ни Скив тоже не захотят, чтобы ты уезжала.
— Слушай, Гэс, не трави мне душу. Мне и так достаточно тяжело от этого. Как я уже сказала, они для меня семья, но они удушают меня. Я должна убраться, хотя бы ненадолго, иначе потеряю какую-то часть себя… навеки.
— Ну, если ты решилась… желаю удачи.
— Спасибо, Гэс. Я буду время от времени связываться с вами. Не спускай глаз с мальчиков на случай, если они заглотят больше бед, чем смогут переварить.
— Думаю, тебе незачем беспокоиться о Корреше. Он очень здравомыслящий.
— Я беспокоюсь не о Корреше.
Я думал, это будет ее последним залпом, но уже коснувшись одной рукой двери, она остановилась.
— Знаешь, вероятно, оно и к лучшему, что я не смогла найти Скива. Не уверена, что смогла бы выдержать характер при встрече лицом к лицу… Но, впрочем, опять же, может, потому-то я его и искала.
Я чувствовал на себе взгляд Гэса, когда она выскользнула за дверь.
— Полагаю, нет смысла спрашивать, почему вы не сказали чего-нибудь, ГОСПОДИН Скив.
Хотя я раньше и беспокоился, как бы Гэс не рассердился на меня, это почему-то больше не имело значения.
— Сперва я сделал это из любопытства, — сказал я, давая спасть личине, — а потом не хотел ее смущать.
— А под конец? Когда она прямо сказала, что ты мог бы отговорить ее от ухода? Почему ты тогда не заговорил? Ты ХОЧЕШЬ, чтобы она исчезла?
Я не мог вызвать в себе даже искорки гнева.
— Ты же знаешь, что это не так, Гэс, — спокойно ответил я. — Тебе больно, и ты хлещешь первого попавшегося под руку, а первым случилось оказаться мне. Я не попытался заставить ее остаться по той же причине, по которой и ты не приложил больше стараний. Она считает, что мы удушаем ее, и если она хочет удалиться, с нашей стороны будет крайне мелочным пытаться удержать ее ради самих себя, не так ли?
Возникло продолжительное молчание, что меня вполне устраивало. Я больше не испытывал сильного желания поговорить.
И поднявшись, направился к двери.
— Ты смотрел в другую сторону, когда она выходила, — нарушил молчание горгул. — Возможно, тебе не мешает узнать, что в глазах у нее стояли слезы.
— В моих тоже, — ответил я, не оборачиваясь. — Вот потому-то я и смотрел в другую сторону.
ГЛАВА 8
Что же я сделал не так?
Лир, король
С тяжелым сердцем я отправился обратно домой. Меня больше не беспокоило, что Ааз наорет на меня. Я, можно сказать, даже надеялся на это. Если это случится, я решил для разнообразия не возражать ему. Короче, я чувствовал себя ужасно и был в настроении немного искупать грехи.
Проскользнув за порог палатки, я вскинул ухо и прислушался, где там Ааз. На самом-то деле, меня немного удивляло, что я не услышал его еще с улицы, но был уверен, что его местонахождение в доме смогу вычислить без всякого труда. Как я уже говорил, у моего партнера не возникает никаких сложностей с выражением своих настроений, особенно, гнева.
В доме царила тишина.
По отсутствию грохота и падающей штукатурки я заключил, что Ааз вышел… вероятно, искать меня с налитыми кровью глазами. Я поспорил с собой, не выйти ли поискать его, но решил, что лучше будет просто подождать здесь. В конце концов, он вернется, и поэтому я направился в сад расположиться там поудобней, пока он не появится.
То, что я называю садом, на самом деле наш внутренний двор. Там есть фонтан и великое множетво растений, поэтому я склонен думать о нем скорее как об участке открытой местности, чем как о замкнутом пространстве. В последнее время я сиживал там все дольше и дольше, особенно когда хотел немного подумать. Он напоминал мне кое-какие более спокойные места, которые я иной раз находил во времена, когда жил в лесу сам по себе… еще до того, как встретил Гаркина, благодаря ему и Ааза.
Это воспоминание навело меня на размышления об одном любопытном моменте: существуют ли другие преуспевающие личности, вроде меня, использующие свое новое благосостояние для воссоздания обстановки или атмосферы своей жизни до успеха? Если да, то это создавало любопытный цикл.
Я был настолько поглощен этой мыслью, когда входил в сад, что чуть не проглядел тот факт, что я не один. Мое тихое прибежище использовал некто другой… а именно Ааз.
Он сидел на одной из каменных скамей, опершись подбородком на ладони, а локтями о колени, глядя невидящим взором на протекавшую через фонтан воду.
Мягко говоря, я несколько удивился. Ааз никогда не проявлял склонности к созерцанию, особенно во время кризиса. Он больше склонен к принципу «долбай кого-то или чего-то, пока проблема не сгинет». И все же он находился здесь, не взволнованный, не расхаживающий взад-вперед, просто сидящий, уставясь на воду. Это было достаточно нехарактерно для него, чтобы совершенно подорвать мой дух.
— Э-э-э… Привет, Ааз, — поколебавшись, обратился я.
— Здравствуй, Скив, — ответил он, не оглядываясь.
Я подождал еще несколько мгновений, не скажет ли он чего еще. Он не сказал. Наконец, я сел на скамью рядом с ним и сам уставился на воду.
Так мы посидели какое-то время, оба не говоря ни слова. Журчащая вода начала оказывать на меня успокаивающее гипнотическое воздействие, и я обнаружил, что мои мысли перестают скакать и разбредаться.
— Денек выдался еще тот, не правда ли, партнер?
Мой рассудок рефлекторно отпрянул, приняв полную зашитную стойку, прежде чем до меня дошло, что Ааз по-прежнему говорит спокойно.
— Д… да.
Я подождал, но он, казалось, снова ушел в свои мысли. Нервы у меня не выдержали, и я решил взять инициативу на себя.
— Слушай, Ааз. Насчет Клади…
— Да?
— Я знал про Школу Начал. Она сказала мне об этом по пути от Живоглота. Я просто недостаточно знал, чтобы понять, как это важно.
— Знаю, — вздохнул Ааз, не глядя на меня. — Я не потрудился обучить тебя магии начал… точно так же, как не обучил тебя драконьему покеру.
Никакого взрыва! Я начал немного тревожиться за своего партнера.
— Разве ты не расстроен?
— Конечно, расстроен, — вознаградил он меня мимолетным блеском оскаленных зубов, едва признаваемым за улыбку. — Думаешь, я всегда такой веселый?
— Я хочу сказать, разве ты не взбешен?
— О, «взбешен» для меня уже пройденный этап. Я уже давно на пути к «задумавшемуся».
Я пришел к поразительному выводу, что мне больше нравится, когда Ааз кричит и не поддается вразумлению. С ЭТИМ я знал, как справиться. А вот такое его настроение было совершенно неизвестным мне.
— О чем ты думаешь?
— Об отцовстве.
— Об отцовстве?
— Да. Знаешь, этаком состоянии полной ответственности за другое существо? Ну, по крайней мере, такова теория.
Я был совсем не уверен, что понимаю, куда он гнет.
— Ааз? Ты пытаешься сказать, что чувствуешь себя ответственным за случившееся с Клади из-за того, что ты не обучил меня больше магии и покеру?
— Да. Нет. Не знаю.
— Но это же глупо!
— Знаю, — ответил он с первой настоящей усмешкой с тех пор, как я вошел в сад. — Именно это-то и заставило меня задуматься об отцовстве.
Я бросил всякую надежду понять его логику.
— Тебе придется объяснить мне это, Ааз. Я сегодня малость туго соображаю.
Он чуть выпрямился, обняв меня одной рукой за плечи.
— Постараюсь, но это будет нелегко, — сказал он почти разговорным тоном. — Видишь ли, несмотря на все, что я говорил, когда проповедовал тебе о том, какой большой проблемой будет Клади, прошло уже очень много времени с тех пор, как я был родителем. Я сидел здесь, пытаясь вспомнить, на что это было похоже. Внезапно, сильно удивило меня понимание, что я на самом деле никогда не переставал им быть.
Я заерзал, почувствовав себя неуютно.
— Выслушай меня. На сей раз я пытаюсь поделиться с тобой некоторыми тяжело усвоенными уроками без крика. Забудь о теориях отцовства! На самом деле, тут все сводится к ощущению гордости тем, что ты никогда не сможешь уверенно считать своей заслугой, и принятию на себя ответственности и вины за то, чего ты либо не знал, либо никак не мог контролировать. На самом деле, тут все обстоит намного сложней, но голый скелет всего этого таков.
— Послушать тебя, так это кажется не особенно привлекательным, — заметил я.
— Во многих отношениях это так и есть. Твой ребенок ожидает от тебя, что ты будешь знать все… сможешь ответить на любой заданный им вопрос и, еще важнее, дашь логическое объяснение тому, что является по существу нелогичным миром. С другой стороны, общество ожидает от тебя, что ты научишь своего ребенка всему необходимому для того, чтобы стать преуспевающим, ответственным членом общины… даже если ты сам им не являешься. Беда в том, что ты для ребенка не единственный источник ввода данных. Друзья, школа и другие взрослые дружно предлагают иные мнения, со многими из которых ты не согласен. Это означает, что если твой ребенок добивается успеха, ты по-настоящему не знаешь, добился ли он его благодаря или вопреки твоему влиянию. С другой стороны, если ребенок собьется с пути, ты всегда гадаешь, не мог ли бы ты сказать или сделать иначе что-то еще, способное спасти положение, прежде чем оно стало совсем швах.
Его рука слегка сжала мое плечо, но я думаю, он сделал это неосознанно.
— Так вот, я был не особенно хорошим родителем… что, хотел бы думать, относит меня к большинству. Я не слишком занимался своими детьми. Бизнес всегда служил хорошим оправданием, но правда в том, что я рад был по возможности предоставить их воспитание кому-нибудь другому. Теперь я понимаю — это происходило потому, что я боялся, что если попробую заняться этим сам, то совершу по неведению или из-за неуверенности какую-то ужасную ошибку. В конечном итоге из некоторых детей вышел толк, а из некоторых… скажем, не совсем. А я остался с саднящим ощущением, что мог бы поступить лучше. Что мог бы добиться большего.
Он отпустил мое плечо и встал.
— Что и приводит нас к тебе.
Я не был уверен, как себя чувствовать — неуютно, от того, что он сосредоточился на мне, или радостно, от того, что он снова принялся расхаживать.
— Я никогда сознательно не думал о тебе, как о сыне, но задним числом понимаю, что многое в том, как я обращался с тобой, вызвано застарелым чувством вины со времен отцовства. В тебе я обрел еще один шанс вылепить кого-то… дать все советы, которые, как я считал, мне следовало дать собственным детям. Если временами казалось, будто я излишне остро реагирую, когда дела идут неважно, то это потому, что в глубине души я вижу в этом свой личный крах. Я хочу сказать, ведь это же мой второй шанс. Время показать, многому ли научили меня предыдущие неудачи, и знаешь что получается? Я теперь уделяю все свое внимание и прилагаю все силы, а дела ВСЕ РАВНО идут вкривь и вкось!
Это ничуть не улучшило моего настроения. Помимо всего прочего, у меня теперь возникло отчетливое ощущение, что я как-то подвел Ааза.
— По-моему, тебе нельзя сказать, будто это твоя вина, Ааз. Я имею в виду, что ты старался изо всех сил и был терпеливее всех, кого я когда-либо знал. Никто не может обучить другого всему, даже если помнит, чему следует учить. У меня есть определенная точка насыщения. После этого мне не усвоить ничего нового, пока не переварю уже полученные знания. И даже тогда — буду честен и скажу прямо — в некоторые вещи я ни за что не поверю, как бы часто ты мне ни втолковывал. Мне придется просто выяснить самому. Ремесленник не может винить себя в неумении, если у него дефектный материал.
— Именно так я и думал, — кивнул Ааз. — Мне нельзя постоянно винить во всем себя. С твоей стороны очень проницательно вычислить это в твоем возрасте… не пережив того, что пережил я.
— Не так уж трудно вычислить, что я туп, — с горечью сказал я. — Я все время это знал.
Внезапно я почувствовал себя поднятым в воздух. Я посмотрел мимо кулака Ааза, стиснувшего мне ворот рубашки, вдоль его руки и дальше в желтые глаза.
— Неверный урок! — зарычал он, очень походя на прежнего себя. — Тебе полагалось усвоить отнюдь не то, что ты туп. Ты не туп, и если бы слушал сказанное мной, то услышал бы, как я только что поздравил тебя с этим.
— Что же тогда… — сумел выдавить я из себя вместе с немногим оставшимся воздухом.
— Суть в том, что случившееся в прошлом не МОЯ вина, точно так же, как в происходящем теперь виноват не ты!
— Аааа… ыг… — не замедлил опровергнуть я.
— О! Извини.
Мои ноги ударились оземь, и воздух хлынул обратно мне в легкие.
— Все, что может сделать родитель, любой родитель, это приложить максимум усилий, хорошо это или плохо, — продолжил Ааз, словно без всякой перебивки. — Реальный итог зависит от многих переменных, никто не может брать на себя одного ответственность, вину или хвалу за все, что ни произойдет. Мне важно помнить об этом, имея дело с тобой… а тебе помнить, имея дело с Клади. Это не твоя вина!
— Разве?
— Совершенно верно. В нас обоих есть сильная жилка отцовства, хотя не знаю, откуда она взялась у тебя, но все, что мы можем сделать, это приложить максимум усилий. Нам требуется помнить, что не надо пытаться взвалить на себя вину за действия других людей… вроде Тананды.
Это снова отрезвило меня.
— Ты об этом знаешь, да?
— Да. Она попросила меня попрощаться с тобой за нее, если не увидит тебя, но полагаю, ты уже знаешь.
Я просто кивнул, не в состоянии говорить.
— Я уже тревожился, как-то ты прореагируешь на проблемы с Клади, а когда Тананда решила уехать, я понял — ты воспримешь это тяжело. И попытался найти способ показать тебе, что ты не одинок. Справедливы твои чувства или нет, отнюдь не новы.
— Спасибо, Ааз.
— Это хоть как-то помогло?
Я с миг подумал.
— Немножко.
Мой партнер снова вздохнул.
— Ну, — проговорил он. — Я пытался. Это самое главное… как мне думается.
— Здорово, ребята. Как живем-можем?
Я поднял взгляд и обнаружил шагающего к нам весело сияющего Корреша.
— О. Привет, Корреш.
— Я думал, вам захочется узнать, — объявил тролль, — что я вычислил способ спихнуть счет за учиненные сегодня Клади повреждения Синдикату по статье деловых расходов!
— Отлично придумано, Корреш, — тускло обронил Ааз.