Интимные связи Тополь Эдуард

– Я был на съемках.

– Я знаю. В Астрахани. Но неужели?..

– Я был отчаянно занят.

– Я звонила вам тысячу раз! Я умираю без вас, умираю…

– Я виноват, я знаю.

– Вас не было вечность! Неужели вы не могли хоть на минуту?..

– Я знаю – я сволочь.

– Нет! Не смейте себя ругать! Это я… Это я во всем виновата, и мне наказание. Я была сегодня в церкви, Бог смотрел на меня с иконы, и взгляд его сказал мне: «Ты желаешь чужого, ты пыталась его соблазнить, и за это наказана!» И я поклялась Ему, я ответила: «Да, я люблю его! Я люблю его так, что его голос способен меня излечить. В жизни каждой женщины должен, просто обязан хотя бы раз появиться такой мужчина! Господи, разве не Ты послал мне его? Но – излечи меня Сам, или излечи его голосом, а от большего я откажусь, я клянусь Тебе, Господи!» Так я сказала сегодня в церкви, и видите – Он услышал меня и послал мне вас. Это Его выбор! Так говорите же со мной, Андрей Петрович! Спасите меня! Говорите!..

– Но что же мне говорить? Боже мой, это какое-то наваждение… Почему я?..

– Почему? Андрей Петрович, окститесь! Вам шестьдесят лет, и вы не знаете, почему вы? Разве не вы написали «Любовь-убийцу» про то, что любовь убивает любящих? Не любимых, а тех, кто любит. А вас любили столько женщин! И Ника, ваша дочь от первого брака, – она же вас просто боготворила! Сколько лет вы ее не видели? А, Андрей Петрович?!

– Откуда ты знаешь? – тихо ответил он.

– Из Бережковского. Из его интервью газете «Вечерний Якутск». Там была премьера «Любви-убийцы», а после премьеры, на банкете вы пили чистый спирт и разоткровенничались. Про жену, которая настроила вашу дочь против вас настолько, что вы написали «Любовь-убийцу». Так сколько женщин убиты любовью к вам, Андрей Петрович?! Спасите же хоть одну! Меня спасите! Поговорите со мной! Разве это так трудно?

– Ты плачешь? Не плачь. Ну пожалуйста, не плачь. Вот, я же говорю с тобой. Что тебе рассказать? Я тебе почитаю, хочешь?

– Снова Уткина? Или себя?

– Нет… – Он взял какую-то рукопись. – Ахмеда ибн Фадлана, первого персидского посла в России. Это подлинная цитата, которую я экранизировал в Астрахани.

– Я читала.

– Что ты читала? – встревожился он. – Где?

– У Бережковского, в «Хазарской легенде». Русы хоронят своего вождя и при этом трахают его девушку до тех пор, пока она сознание не теряет. И сжигают ее вместе с ним.

– Не может быть! Неужели я это уже написал? Ты уверена?

– Вам процитировать? На память? «А если умрет у русов глава семьи, то его родственники говорят его девушкам: „Кто из вас умрет вместе с ним?“ Одна из них, которая любила его больше других, говорит: „Я“. И десять дней, пока они пьют набиз и шьют умершему одежду, эта девушка тоже пьет и веселится, украшает себя разными нарядами и так, нарядившись, отдается людям». Правильно?

– Боже мой! Оказывается, я и это написал…

– Нет, это написал Ахмед ибн Фадлан. А вы добавили, что русов – тех, настоящих, которых видел Фадлан, – давно уж нет, еще в девятом-десятом веках все их мужчины погибли в походах на Византию, Персию и Болгарию. А вот женщины, способные пойти в огонь за своим возлюбленным, они остались. Выпить перед смертью чашу набиза, спеть прощальную песню своим друзьям и взойти на горящий костер своего мужа – это русская женщина! Андрей Петрович, я люблю вас…

– Подожди. Скажи мне, что с тобой?

– Со мной? – горестно усмехнулся ее низкий голос. – Я уже не верила, что вы мне позвоните. Я боялась, что умру, так и не услышав вас. А сейчас, пока мы говорили, я снова пила ваш голос. Он наполнял меня, как сосуд, нет – как теплый воздух наполняет воздушный шар. Да, вы согрели меня своим голосом, вы…

– Да подожди ты с этой лирикой! Что у тебя с анализами?

– Я не знаю. Мне сказали, что они плохие. Но я и сама это чувствовала, и звонила вам, и просила вас позвонить мне хоть на одну минуту, хоть на полминуты! Ведь я люблю вас! Господи, как я вас люблю! Нет-нет, вы не думайте, что это истерика. Я не истеричка, просто я так вас люблю. Вы знаете, чем отличается любовь мужчины и женщины? Слушайте! Вот так любовь ударяет мужчину. Вы слышали удар?

– Нет, я ничего не слышал…

– Правильно. А теперь послушайте, как любовь ударяет женщину.

Тут трубка громыхнула так, что Бережковский оглушенно отвел ее от уха.

– Елена, что это? Алло!

– Это я бросила трубку об асфальт. Странно, что он работает… Алло! Вы слышите меня?

– Слышу.

– Да, странно – работает. А ведь иногда так ударяет, что уже ничего не работает. И поэтому не нужно смеяться над женщиной, ушибленной любовью. Не нужно.

– Я не смеюсь.

– Знаете, как я вас люблю? Я мечтаю идти вам навстречу с цветами и улыбаться…

– Приезжай ко мне.

– Зимой – с орхидеями, весной – с колокольчиками, летом – с фиалками, осенью…

– Приезжай, я хочу тебя!

– Я мечтаю чувствовать, как ваша сила входит в меня, как ваша энергия заполняет меня всю и исцеляет, побеждает все мои хвори…

– Сейчас же вылетай! Ты слышишь?

– Я не могу. Это будет самоубийство. Ведь я поклялась Господу Богу – если вы позвоните, я отпущу вас, а Ему отдам свою любовь к вам… И потом – Боже мой, что я для вас? Ведь у вас столько поклонниц! Спасибо, что вы меня снова вылечили…

– Постой, не клади трубку! – испугался он.

– Я буду молиться за вас…

– Не клади трубку! – закричал он. – Не смей!

– Я буду ставить за вас свечи, буду заказывать молебны за вас и вашу семью. Никто вас так больше не полюбит, потому что больше – просто не бывает. А теперь…

– Нет! Не смей! Не клади трубку!!!

– А теперь я попрошу у вас прощения за свою любовь. Я знаю, что я достала вас своими дурацкими звонками, своей жаждой слышать ваш голос. Я залезла в чужой дом. Но больше я не буду, я обещаю…

– Нет! Не смей класть трубку! Скажи, откуда ты звонишь?

– Я еще не знаю, как буду жить без вас и что я буду делать с этой любовью. Но я обещала Богу…

– Сейчас четыре утра! Где твой муж? Откуда ты звонишь?

– Я звоню из Москвы…

– Из Москвы?! Как – из Москвы? Откуда?

– Я прохожу тут обследование…

– Где? В какой больнице?

– В онкологическом центре…

– Адрес! – закричал он. – Скажи мне адрес! Я сейчас приеду!

– Я не могу…

– Почему? Отвечай! Почему?

– Я сбежала оттуда…

– Как сбежала? Куда?

– К вам…

– Я не понимаю. Где ты? Где ты находишься? Отвечай!!!

– Я не могу! Я же обещала в церкви, я клялась…

– Плевать! Я беру на себя! Я беру этот грех на себя, ты слышишь?

– Нет! Господь накажет меня, Он убьет меня, я знаю…

– Никто тебя не убьет! Никто…

– Если я… если я сделаю это… всё, метастазы… – Ее голос захлебнулся слезами.

– Никаких метастаз! Я все вылечу! Где ты? Говори! Я уже выезжаю!

– Но ведь я же умру, я знаю…

– Лена, что за ерунда? Ну пожалуйста, Леночка! Скажи мне, где ты сейчас? Ну пожалуйста!

– У вашего подъезда…

– Где???

– Мне… Мне тут очень холодно…

– Блин!.. – Он бросил трубку и выбежал из студии.

А она действительно стояла на улице у его подъезда и, обнимая себя за плечи, повторяла как в лихорадке:

– Господи, мне очень холодно… И страшно… И Ты не простишь меня… Но ведь я все равно не смогу жить без этой любви…

Тут он выбежал из подъезда.

– Елена!!!

– Господи! – сказала она, глядя на него. – Прости его… Его прости…

Прошло несколько лет. Восемь или девять – не важно. Важно, что мансарда Бережковского существенно изменилась – разгороженная надвое, она превратилась в жилую квартиру – кабинет и спальню. Причем даже в кабинете на окнах появились гардины в цветочек, в углу – икона, а на рабочем столе – еще три телефона.

Но главное изменение совсем иное.

Теперь, когда рано утром здесь раздается первый телефонный звонок, первой входит сюда заспанная и располневшая Елена, включает торшер и берет телефонную трубку:

– Кабинет Бережковского.

– Пожалуйста, извините за ранний звонок. А можно услышать Андрея Петровича?

– Нет, услышать Андрея Петровича нельзя, он занят. Вы по какому вопросу?

– Мне сказали, он лечит голосом. И в газете объявление…

– Вам правильно сказали. Андрей Петрович лечит голосом. Но чтобы его услышать, вы должны сообщить мне номер своего мобильного телефона. У нас договор с МТС, «Мобиль», «Би Лайн» и «Мегафоном». За каждый сеанс голосовой терапии они будут снимать с вашего счета по восемь у.е. Вы согласны?

– Я знаю, я согласна. Но мне нужно срочно…

Тут звонит второй телефон.

Но Елена не обращает внимания, а открывает журнал записи:

– Могу записать вас на февраль…

Трезвонит первый телефон, и тут же звонит третий.

Елена, снимая трубки, отвечает на звонки:

– Минуточку!.. Подождите!.. Алло, я вас пишу на февраль.

– На февраль? А раньше нельзя? – умоляет голос. – Я вас очень прошу! У меня плохие анализы…

– А с хорошими нам не звонят. Нет, девушка, раньше все занято.

– Но вы понимаете, у меня онкология…

– Я знаю. Теперь у всех онкология.

– Но…

– Послушайте, девушка! У меня тут еще две трубки. Вас записывать или нет?

– Да, конечно.

– Диктуйте. У вас МТС, «Мобиль» или «Би Лайн»?

– «Мобиль». Номер 472-00-43…

– Хорошо, я записала. Звоните 27 февраля в 10 утра по компьютерной связи. Сеансы групповые, номер указан в газете. Все! – Елена дает отбой и берет следующую трубку: – Кабинет Бережковского.

– Андрея Петровича, пожалуйста, – говорит низкий женский голос.

– Андрей Петрович занят. Вы по какому вопросу?

– По личному. А когда можно ему позвонить?

– Андрей Петрович занят всегда. Он работает.

– Хорошо, передайте, что звонила Алина Полонская. Это по поводу съемок…

– Конечно! Съемок! – насмешливо говорит Елена и дает отбой. – Сволочь, еще звонит! – И берет следующую трубку. – Алло, кабинет Бережковского.

Тут входит Бережковский с мобильником в руке. Он тоже изменился – постарел, растолстел, с брюшком.

– Слушай, зачем ты отключила мой мобильник? Вытащила сим-карту…

– Потому что он тебе совершенно не нужен.

– Но мне могут позвонить.

– Кто тебе может позвонить?

– Ну мало ли! Эраст, Добровольский, Швыдкой…

– Очнись! Ни Эраст, ни Добровольский тебе не звонили уже четыре года!

– А если позвонят?

– А если позвонят, я тебя соединю, не бойся.

– И со Швыдким…

– Швыдкой – посол в Бразилии, зачем ему тебе звонить?

– Ну мало ли! А Кароян? А эти Сережа с Колей?

– Да? Может, еще эта, как ее? Полонская? Или твои бывшие жены?

– Но ты меня совершенно отрезала от мира!

– Я? – возмутилась Елена. – Я тебя отрезала?! Да, пожалуйста! Вот! – И она шумно распахнула окна. – Вот! Вот тебе твой мир! Пожалуйста! Говори им! Пиши! Если тебе есть что… Ну, что ж ты молчишь? Они ждут!

В окно задувает снегом, и Бережковский начинает кашлять.

– Закрой окна… Ты с ума сошла… Там зима, у меня астма…

И сам закрывает окна.

– То-то! – говорит Елена. – Ты забываешь – тебе уже семьдесят!..

– Да, ты права, – с горечью говорит Бережковский, – я уже все написал… – И добавляет хвастливо, как ребенок: – Между прочим, Толстой бросил писать в пятьдесят шесть лет, а я – только в шестьдесят шесть!

– Лучше бы ты поступил как Толстой.

– Как тебе не стыдно? Ты безжалостная…

– Я безжалостная?! Да я тебя спасла от голода! И позора! Что ты можешь им написать? «Мужчину к Новому году»? Ужас!

– Почему? По телику до сих пор крутят рекламный роман «Интимные связи».

– Вот именно! От всего твоего таланта остались только твои интимные связи! Но, слава Богу – и мне! – ты этими связками теперь зарабатываешь больше, чем своими книгами и пьесками. Так что ты мне ноги должен целовать!

– И целую. Каждый день…

И Бережковский действительно опускается на колени, гладит ей ноги выше колен, хочет поцеловать.

– Перестань. Не корчи из себя прежнего Бережковского. Прекрати, я сказала! – отталкивает его Елена и отходит.

Но он идет за ней на коленях.

– Елена, а кто тебя спас? Вспомни! Я хочу тебя!..

– «Хочу» и «могу» – это разные вещи.

– Неправда! Когда я хочу, я могу! Ты знаешь…

– Еще бы! Если я тебе помогу. Да, если я тебе помогу, ты еще что-то сможешь. Пару секунд.

Звонит телефон.

– Ты ужасная! – говорит Бережковский. – Ужасная! Да выключи ты этот телефон!

Но Елена берет трубку.

– Кабинет Бережковского… Да, могу вас записать на февраль… Да, диктуйте номер вашего мобильного… Нет, кредитные карточки мы не берем, у нас договор с МТС, «Мобиль», «Би Лайн» и «Мегафоном»… Записываю…

Бережковский на коленях подходит к ней сзади и начинает целовать ее ноги – все выше, выше…

У нее садится голос, но она еще говорит в трубку:

– Да, записала… Спасибо…

А положив трубку, тяжело дышит, закрывает глаза и опускается на пол к Бережковскому.

Они целуются, Бережковский выдергивает шнур торшера, в темноте слышно лишь их тяжелое дыхание и почти сразу же – голос Елены:

– Ну еще!.. Еще!!! Ну!!!

А после паузы голос Бережковского:

– Извини…

И отчаянный голос Елены:

– Я больше не могу так!..

– Извини, – просит он. – Пожалуйста, извини…

– Мне тридцать пять лет! Мне нужен мужчина… – плачет она, лежа на полу.

– Ну не плачь! – говорит он. – Что я могу сделать? Ну хочешь, я буду принимать виагру…

– Тебе нельзя, у тебя давление.

– Плевать! Так я умру, как Пырьев или Рафаэль. Это прекрасная смерть!

– Я не хочу, чтоб ты умер. Я тебя люблю.

– Что же нам делать? Искать тебе любовника?

– «Ищу жене любовника». Ты забыл? Эту пьесу ты написал двадцать лет назад.

– Действительно забыл. Впрочем, и Толстой со временем забыл «Анну Каренину». Так что же нам делать?

– Включить свет.

Бережковский включает торшер.

– И что ты себя все время сравниваешь с Толстым? – говорит Елена и тяжело поднимается с пола.

– А с кем ты хочешь, чтобы я себя сравнивал? С Марининой?

– А почему бы и нет?

– Потому что это недосягаемо. Раньше у нас были Толстой, Тургенев, Достоевский. С ними еще как-то можно было тягаться. Но с этими… Куда нам! Они каждую неделю пишут по роману!

Елена включает компьютер.

– У тебя сеанс через пятнадцать минут… Я вхожу в Интернет. Ты готов?

– Кажется, я понял, почему Бисмарк впал в депрессию после смерти Кэти. Потому что он разрешил Орлову увезти ее в Россию. Понимаешь, этот Орлов привез ее из Парижа сюда… Сюда, в Россию! И не на пару месяцев, а насовсем…

– Я тебя последний раз спрашиваю! – перебивает Елена.

– Как я могу быть готов, когда я еще чай не пил? – отвечает он. – И потом – у меня почему-то совершенно нет сил…

– Потому что по утрам надо заниматься зарядкой, а не сексом.

– Раньше это была лучшая зарядка. Ты мне дашь чай?

– Сейчас принесу. Господи, как мне надоел этот бардак! Почему роскошную квартиру нужно было отдать твоей жене, а самим ютиться здесь?

– А ты стала ворчливой. Тоже стареешь.

– Здесь даже плита не работает!

– А кто говорил: «Отдай ей все, оставь мне только свой голос»?

– От тебя только голос и остался, – ворчливо говорит Елена и уходит в другую комнату.

Бережковский идет за ней, выглядывает за дверь. Затем резво подбегает к телефону, поспешно набирает номер.

– Алло! – говорит он негромко, прикрыв трубку ладонью. – Ты мне звонила?

– Да, – отвечает ему низкий женский голос. – Она тебе сообщила?

– Нет, но я догадался. Представляешь, она отключила мой мобильный!

– Как отключила? Отняла?

– Нет, просто вытащила сим-карту…

– И ты не зайдешь сегодня?

– Конечно, зайду – я хочу тебя как безумный! Сразу после сеанса пойду на прогулку и… Все! Она идет. Целую…

Он кладет трубку. Входит Елена с чаем на подносе и говорит подозрительно:

– Ты кому-то звонил?

– Кому я мог звонить? Шесть утра!

– Черт тебя знает. Вот твой чай. Только пей быстрей. Осталось шесть минут. – Она ставит поднос на письменный стол и садится к компьютеру. – Все, я в Интернете.

Бережковский прихлебывает чай.

– Да перестань ты сюпать! – просит Елена и смотрит на монитор. – Сумасшедший дом! Больные люди! Еще шесть минут, а уже подключилось девяносто три человека! Ты просто Кашпировский!

– А сколько всего? – спрашивает Бережковский.

Елена смотрит в свои записи: