Песнь Шаннары Брукс Терри

— Но как я узнаю, что правда, а что ложь? — спросила Брин.

Кимбер вновь покачала головой:

— Тут уж тебе решать. Угрюм-из-Озера будет с тобой играть. Он может предстать в каком угодно обличье и говорить всякую ерунду. Даже станет дразнить тебя. Такой уж он, Угрюм-из-Озера. Любит сыграть какую-нибудь шутку. Но быть может, тебе удастся его провести. — Она прикоснулась к руке Брин. — Вот почему я подумала, что лучше тебе поговорить с ним самой. Ты ведь владеешь магией. И если получится, ты ею воспользуйся. Может быть, песнь желаний поможет тебе.

Из-под сосен послышался смех Коглина. Не обращая внимания на старика, Брин поплотней запахнула свой плащ и серьезно кивнула:

— Хорошо, я попробую.

Кимбер улыбнулась, сморщив веснушчатый носик, а потом вдруг порывисто обняла Брин:

— Удачи тебе.

Рон как-то неуклювце шагнул вперед и склонился поцеловать Брин:

— Будь осторожна.

Она улыбнулась, словно обещая, что постарается, а потом отвернулась и молча шагнула с поляны в сумрак леса.

Туман и тени тут же сомкнулись вокруг. Это случилось так быстро, что Брин даже не сразу сообразила: ведь она совсем ничего не видит. Она нерешительно приостановилась, беспомощно глядя во тьму, дожидаясь, пока глаза привыкнут к мраку. Здесь было сыро и зябко: озерный туман льнул к одежде, холодный и липкий. Прошло, наверное, полминуты, и наконец Брин начала смутно различать силуэты ближайших сосен — размытые и проступающие, словно безмолвные призраки, сквозь клубящийся туман. Похоже, лучше уже не станет, решила она и, отмахнувшись от сомнений и нерешительности, осторожно пошла вперед, пробираясь почти на ощупь, больше чувствуя, чем различая тропу, что петляла среди деревьев и спускалась вниз, к берегу озера.

И вскоре сквозь глухое безмолвие леса пробился один мягкий звук — тихий плеск воды о берег. Брин замедлила шаг и настороженно уставилась в туман, высматривая то непонятное существо, которое — она знала — ждет ее здесь. Но не увидела ничего, кроме все той же клубящейся серой дымки. Очень осторожно Брин пошла дальше.

А потом и туман, и деревья вдруг расступились, и она оказалась на узком, усыпанном галькой берегу. Туман, как живой, шевелился над тусклыми водами озера, подбираясь все ближе и ближе… Словно клубящаяся стена окружила Брин, отрезав ее от леса, замкнув в…

Ледяной холод пронзил девушку до самых глубин ее существа, стремясь завладеть ее телом, оставить лишь замороженную оболочку. Брин испуганно огляделась. Что это с ней? И тут же волною нахлынул гнев, беспощадный, дикий, неумолимый, — жар в ответ на холод. Внутри словно вспыхнул огонь и растопил коварную стужу, прогнав страх, уже угрожавший завладеть девушкой полностью. Брин стояла на берегу — совсем одна в сером царстве тумана, — и странная сила кипела в ней, точно горячий ключ, и еще ей казалось, что сейчас она сможет справиться с чем угодно. Одолеть любую враждебную силу.

И вдруг что-то зашевелилось в тумане. В то же мгновение это странное ощущение непобедимой мощи пропало, съежилось в комок и кануло в самую глубину души. Брин так и не поняла, что с ней случилось, и сейчас было не время думать об этом: что-то двигалось там, в тумане. В серой дымке возникла черная тень, сгустилась, словно выталкиваемая из тумана, и обрела пока еще смутную форму. Встав над водами озера, тень двинулась к берегу.

Брин не отрываясь следила за ее приближением. Призрачное существо, окутанное темнотой, бесшумно и плавно скользило по поверхности озера, словно подхваченное воздушным течением, к тому месту на берегу, где стояла она. Теперь Брин могла разглядеть: сотканный из тумана дух, такой же текучий и изменчивый, как и породившая его стихия, воплотился в облике человека. Не было только лица. Покров темноты превратился в широкий плащ с капюшоном.

В дюжине футов от девушки тень остановилась, зависнув над водой. Дух небрежно сложил руки на груди; под черным плащом клубился серый туман.

Очень медленно аватар поднял голову, обратясь безликим лицом к девушке на берегу, и во мраке под капюшоном сверкнули две алые искры.

— Посмотри на меня, ты, пришедшая из далекого Дола. — Голос прозвучал словно рокот потока, прорвавшегося сквозь плотину. — Посмотри на Угрюма-из-Озера!

Голова поднялась еще выше, и тень, скрывавшая лицо существа, рассеялась. Брин изумленно смотрела на него, не веря своим глазам.

Лицо, что явил ей Угрюм-из-Озера, было ее лицом.

Джайр проснулся в сырой и пустой темноте своей тесной камеры в Дан-Фи-Аране. Тонкий лучик серого света, точно лезвие ножа, пробивался сквозь узкую прорезь в камне стены. “Значит, теперь опять день”, — сказал себе юноша, безуспешно пытаясь определить, сколько времени прошло с тех пор, как его бросили в темницу. Казалось, уже не одна неделя, ну а на самом деле — не без изумления сообразил долинец — пошел лишь второй день заключения. За эти два дня Джайр не виделся и не говорил ни с одним живым существом, кроме мвеллрета и глухонемого гнома-тюремщика.

Юноша потянулся и сел на своей подстилке из прелой соломы. При этом противно лязгнули цепи.

Да, теперь он был скован — тяжелые цепи тянулись от колец, вбитых в стену, к тяжелым “браслетам” на его запястьях и щиколотках. Так повелел Ститхис, и гном-тюремщик пришел рано утром и заковал долинца. В глухой тишине лязг разнесся дребезжащим эхом. Джайр слушал, как оно замирает, потерявшись в изгибах извилистых коридоров, и ждал, что хоть какой-нибудь звук донесется в ответ. Но нет, все было тихо. Тут некому услышать его, некому прийти на помощь.

Несмотря на то, что он так долго спал, долинец чувствовал себя усталым и совершенно разбитым. На глаза навернулись слезы и потекли по щекам. Джайр даже не стал вытирать их. Что, интересно, он вообразил? Что кто-то придет сюда и вытащит его из этой черной дыры? Джайр покачал головой, превозмогая душевную боль. Нет, помощи ждать ему неоткуда. Никого из отряда, вышедшего из Кальхавена, больше нет — кто погиб, кто пропал. Даже Слантер. Джайр наконец сердито смахнул слезы, борясь с нахлынувшим отчаянием. “Ну и что, пусть никто не придет”, — твердил он себе. Он все равно никогда не откроет мвеллрету своих секретов. И обязательно что-нибудь придумает, чтобы выбраться отсюда.

Джайр в который раз (когда не спал, он только этим и занимался) принялся изучать крепления и звенья цепей, безуспешно пытаясь найти слабое место или же расшатать их. Он вертел их и так и сяк, тянул, теребил, с тайной надеждой оглядывал каждый дюйм. Но в конце концов бросил это занятие, как бросал уже не один раз. Бесполезно! Что могут слабые пальцы против закаленного в горне железа?! Только ключ, спрятанный у гнома-тюремщика, может помочь ему вырваться на свободу.

“На свободу”, — Джайр повторил про себя это слово. Он найдет способ вырваться на свободу. Должен найти.

А потом Джайр вдруг подумал о Брин; и эта мысль повлекла за собой другую: каким странным и печальным было видение, возникшее в прошлый раз в волшебном зеркале кристалла. Сестра сидит у костра, совсем одна, взгляд ее устремлен куда-то в пространство, взгляд, исполненный боли, а на лице — отчаяние, такое глубокое, безысходное. Что же случилось с нею?

Рука Джайра сама потянулась к кристаллу видения, спрятанному под рубашкой. Ститхис пока еще не нашел его — ни его, ни кошель с Серебристой Пылью. Джайр тщательно прятал их за пазухой и старался даже не вынимать лишний раз, чтобы мвеллрет не застал его врасплох. А ящер часто навещал Джайра, бесшумно подкрадываясь во тьме, когда долинец меньше всего ожидал его, и появлялся, словно дух, сотканный из теней, то льстя, обхаживая и суля золотые горы, то угрожая: “Дай то, что мне нужно, и будешь свободен… Только скажи мне, скажи!"

Лицо Джайра вспыхнуло от гнева. Помогать этому чудищу?! Да ни за что на свете!

Джайр быстро вынул из-за пазухи цепочку с кристаллом и бережно положил камень в ладонь. Теперь это было единственное связующее звено между миром и темной вонючей камерой, единственная возможность узнать, что стало с Брин. Долинец смотрел на кристалл. Он твердо решился еще раз вызвать магическое видение. Один только раз. Юноша и сам понимал, что должен быть очень осторожным. Но ведь и нужно всего-то мгновение, не больше: он только взглянет и сразу же спрячет кристалл. Мвеллрету не удастся его подловить.

Он должен знать, где теперь Брин и что с ней.

И Джайр запел. Мягкий голос тихо взывал к спящей силе камня, проникая в его затуманенную глубину. В кристалле забрезжил свет, а потом вдруг прорвался наружу — белое сияние озарило угрюмый сумрак, и Джайр невольно улыбнулся.

— Брин! — тихо позвал он.

Образ тут же ожил — в обрамлении белого света появилось лицо сестры. Тихо, но уверенно Джайр пел, и образ в кристалле становился все четче. Теперь Брин стояла у озера. Ее лицо больше не было печальным. Оно, казалось, застыло от потрясения. Как зачарованная, Брин глядела сквозь серый туман на зависшего в воздухе над водой призрака в темном плаще. Тот медленно повернулся, словно притянутый песнью Джайра, так, что долинец смог увидеть его лицо.

Лицо приблизилось, и голос Джайра сорвался — песнь желаний разбилась о глухое безмолвие темницы, словно о берег волна.

Лицо это было лицом Брин!

А потом вдруг скрежещущий звук раздался из тьмы. Долинец похолодел. Джайр обеими руками сжал кристалл, стараясь запихнуть его обратно за пазуху. Но он понимал, что уже слишком поздно.

— Вижжу, дружжок, ты как будто нашшел ужже сспоссоб, как мне помочь, — прошипел холодный змеиный голос. И Ститхис шагнул из дверного проема в мрачную камеру Джайра.

Тишина опустилась на берег озера — бесконечная странная тишина, — и только вода с тихим плеском билась о камни. Аватар и девушка глядели друг на друга сквозь мглу тумана и серые тени, как два фантома, вызванные из других миров, из других времен.

— Смотри на меня! — повелел призрак.

И Брин смотрела, страстно желая и в то же время не находя в себе сил отвести взгляд. Словно живую маску, надел на себя Угрюм-из-Озера ее лицо: бледное, усталое и опустошенное горем, только на месте темных глаз Брин, точно тлеющие угольки, мерцали узкие прорези алого света. Губы духа сложились в улыбку, — ее улыбку! — дразня, насмехаясь, и смех его был глухим и злорадным.

— Ты узнаешь меня? — раздался коварный шепот. — Назови мое имя. Брин тяжело сглотнула:

— Ты — Угрюм-из-Озера. Гулко прокатился смех.

— Я — это ты, Брин из Тенистой Долины, Брин из рода Омсвордов и дома Шаннары. Я — это ты! Я — история всей твоей жизни, и в словах моих ты отыщешь свою судьбу. Только ищи — и найдешь.

Шипение Угрюма-из-Озера растворилось в булькающем всплеске — вода под ногами духа внезапно взбурлила, брызги фонтаном рванулись в туманный воздух и окатили девушку с головы до ног. И были они холодны, как прикосновение смерти.

Угрюм-из-Озера прищурил алые глаза:

— Хочешь знать, дитя света и тьмы, что есть Идальч?

Брин только молча кивнула. Дух рассмеялся печально и скользнул ближе.

— Все, что есть и что было в магии тьмы, — все восходит к этой книге тайн по нервущимся нитям, что связуют тебя и подобных тебе и не дают разойтись. Войны народов, войны демонов и людей — все есть одно. Как звуки голоса — все есть одно. Человечество стремится владеть темной магией, желая господства над силой, которая никогда им не подчинится. Но они все-таки ищут, находя смерть. Они тянутся к волшебной книге, подгоняемые соблазном, подгоняемые нуждой. То к лику смерти, то в бездну ночи. И обретают, что ищут, и теряются в этом, и, утратив себя, обращаются в черный дух.

Слуги Черепа и странники-призраки — все есть одно. И все они — одно со Злом.

Голос затих. Брин лихорадочно соображала, пытаясь найти скрытый смысл этих слов. Слуги Черепа и призраки-Морды — вот что Угрюм-из-Озера имеет в виду. Они — порождения одного Зла. И каким-то образом все это связано вместе и исходит из единого источника.

— Их всех сотворила черная магия, — быстро проговорила она. — Чародея-Владыку и Слуг Черепа во времена моего прадеда, призраков-Мордов теперь. Ты ведь об этом сейчас говорил?

— Разве? — словно поддразнивая, прошипел тихий голос. — Только лишь? Где он, Чародей-Владыка? Кто теперь пробудил голос магии и рассылает по миру черных странников?

Брин непонимающе уставилась на аватара. Он хочет сказать, что Чародей-Владыка опять вернулся? Но нет, это ведь невозможно…

— Темен и скрытен тот голос, когда говорит с человеком, — продолжал нараспев Угрюм-из-Озера. — Голос, рожденный магией; голос, рожденный тайным знанием. И проявления его разнообразны, и отыскать его можно во многих вещах… Голос, запечатленный в знаках на бумаге… голос, звучащий в песне!

Брин вдруг похолодела.

— Я не из их числа! — сердито воскликнула она. — Я не пользуюсь черной магией! Угрюм-из-Озера рассмеялся:

— Никто ею не пользуется, дитя. Это магия пользуется ими. Вот ключ ко всему, что ты ищешь. Вот все, что тебе надо знать.

Брин пыталась понять.

— Говори еще, — настойчиво попросила она.

— Еще? Еще — о чем? — Серая дымка вдруг замерцала под черным плащом, тускло, неясно. — Может быть, рассказать о тех скрытых глазах, что следят за тобой неотступно, где бы ты ни была? — Девушка невольно поежилась. — Этими глазами за тобой наблюдает любовь, когда взгляд повелевает кристаллом. Но и темное намерение за тобой наблюдает, когда взгляд этот пуст и рожден тайным зовом древней крови, что досталась тебе по праву рождения. Разве ты не понимаешь? Разве не видишь? Да открыты ли твои собственные глаза? Вот друид, он бродил вслепую — темная тень темных времен. Глаза его были закрыты для истины, такой очевидной, такой прозрачной… стоило только подумать об этом. Но нет, он так и не разглядел ее, бедный Алланон. Он видел лишь, что вернулся Чародей-Владыка; то, что есть, друид принял за то, что было, и проглядел то, что может быть. Как же он обманулся, бедный Алланон. Даже в смерти шагнул он туда, куда вела темная магия, и перед самым концом жестоко просчитался.

Мысли Брин закружились вихрем.

— Странники — они знали, что он идет, да? Они знали, что он может пойти через Вольфстааг. Вот почему там был Джахир.

Смех задрожал гулким эхом в сером безмолвии тумана.

— Истина одолеет все! Но может быть, лишь раз — не больше. Не доверяйся словам Угрюма-из-Озера. Надо ли мне говорить еще? Может, стоит тебе рассказать о твоем походе к Мельморду с этим шутом, принцем Ли, и его потерянной магической силой? Как же он, бедненький, убивается: все, что угодно, лишь бы только вернуть эту силу, лишь бы вернуть себе то, что его же и уничтожит. Ты ведь уже догадалась, дитя, что она уничтожит его? Что ж, пусть получит что хочет. Пусть обретет свой предмет вожделений и сольется с легионом таких же, что уже вожделели, и обрели, и спустились в глубины смерти. Это его рука ведет тебя к той же судьбе. А-а, или мне стоит тебе рассказать, как ты сама придешь к своей смерти? Лицо Брин посуровело.

— Говори все, что хочешь, дух. Но я буду слушать лишь правду.

— Значит, так? Ну а когда речь коснется того, что еще только будет, кто станет судить, где там правда, где ложь? — Голос Угрюма-из-Озера был глух и насмешлив. — Книга твоей судьбы лежит раскрытая передо мной, хотя есть там еще страницы, которые лишь предстоит вписать. То, что должно быть написано, должно быть написано только тобой, а не словами, которые я могу сейчас произнести. Ты — последняя из троих. Каждому — жить под тенью других, каждому — стремление вырваться из тени, каждому — отойти, вступив на свой путь, а потом снова соединиться с теми, кто ушел раньше. Но все равно твой удел темнее всех на земле.

Брин уже совсем запуталась. Первый, наверное, Шиа Омсворд, отец — второй, ну а она, значит, третья. Каждый когда-то стремился освободиться от наследия эльфийского дома Шаннары, с которого, в общем-то, все всегда и начиналось. Это скорее всего — “вырваться из тени”. А вот дальше Брин ничего не понимала. Что это может значить?

— Смерть твоя поджидает тебя в краю странников, — тихо прошипел Угрюм-из-Озера. — В яме мрака, в самом сердце магической силы, которую ищешь ты, чтобы уничтожить, встретишь ты свою смерть. Это предопределено, дитя, ибо в себе самой несешь ты семя своей погибели.

Девушка в нетерпении вскинула руки:

— Тогда просто скажи, как мне добраться до нее, Угрюм-из-Озера. Укажи мне путь в Мельморд, на котором я буду укрыта от глаз черных странников. Если ты видишь, что смерть моя уже ждет, так позволь мне быстрее дойти до нее.

Аватар угрюмо рассмеялся:

— Умная девочка, только и ищешь способ заставить меня откровенно поведать тебе то, за чем ты пришла сюда. Я ведь знаю, что тебе нужно, дитя эльфов. От меня ничего не скроешь, ибо живу в этом мире с начала времен и буду жить, пока не закончится время. Я сам решил остаться в этом древнем, полном жизни мире и не искать покоя в других. Я превратил все это в большую игру: теперь у меня уже нет никого, кроме смертных из плоти и крови, — это фишки в игре, и еще никому не случалось пробиться сквозь мою защиту. Хочешь знать правду, дитя? Что ж, умоляй меня, может, мольба твоя будет услышана.

При этих хвастливых словах Угрюма-из-Озера Брин охватил гнев, и она невольно шагнула вперед, к самому краю серой воды. Брызги предостерегающе зашипели в тумане, но девушка не обратила на них никакого внимания.

— Меня предупредили, что ты станешь играть со мной, — проговорила она, и теперь голос ее был зловещим. — Я прошла долгий путь и испытала немало горя. И я не желаю, чтобы ты меня тут дразнил. Не гневи меня, дух. Говори только правду. Как добраться до Мельморда, чтобы странники меня не увидели?

Угрюм-из-Озера прищурился, и глаза его вспыхнули алым огнем.

— Ищи сама свой путь, Брин из народа Тенистой Долины, — прошипел он.

Гнев словно взорвался внутри, и Брин едва сдержалась. Она молча кивнула, будто соглашаясь, а потом отступила от края воды и уселась на каменистом берегу, закутавшись в свой плащ.

— Тебе нечего ждать от меня, — усмехнулся аватар.

Но Брин не двинулась с места. Пытаясь успокоиться, она глубоко вдыхала влажный воздух, и мрачные мысли ее собирались как тучи. Не сводя с девушки алых глаз, Угрюм-из-Озера неподвижно застыл над водой. Глаза его словно притягивали, и Брин не стала сопротивляться. Ее лицо обратилось в маску спокойствия. Девушка вскинула голову и отвела с лица волосы. “Он еще не понимает, что я сейчас буду делать!” Брин про себя улыбнулась, и мысль тут же пропала, не успев оформиться до конца.

А потом Брин запела. Сначала очень тихо. Ласковый шепот песни желаний сорвался с губ девушки, сидящей на берегу унылого озера, и заполнил собою пространство, сливаясь с туманом. А вскоре собрался и единой волной накатил на Угрюма-из-Озера. Дух действительно испугался — он не решился даже пошевелиться, чтобы вырваться из магической паутины, что сплеталась вокруг и обволакивала его, с каждой секундой сжимаясь, становясь все плотнее. Только через какое-то время аватар, кажется, осознал, что происходит. Вода под ним вспенилась и зашипела. Но песнь желаний тут же размела все вокруг плененной фигуры, обернула ее плотной пеленой чар, словно куколку громадного насекомого.

Теперь голос Брин звучал громче и уверенней. Шепоты первой мелодии — нежные покрывала звука, спеленавшие Угрюма-из-Озера, — уже сплели свои чары. Точно муха, попавшая в паутину, аватар был теперь пленником, отданным во власть той, что поймала его в свою невидимую сеть. Но Брин не стала его принуждать ни силой рук, ни волей разума, потому что поняла еще раньше: это будет бесполезно. Воспоминания — вот то оружие, которое нужно сейчас, воспоминания о том, что давно прошло, что было утрачено и уже никогда не вернется. И теперь это все зазвучало в мелодии песни желаний. Прикосновение человеческих рук, теплых и ласковых. Запах и вкус. Нежность и свет. Ощущение радости и любви, жизни и смерти. И еще много-много другого, того, что уже недоступно Угрюму-из-Озера в его нынешнем обличье: смутные воспоминания о жизни, которую не вернуть.

Аватар задрожал, и призрачное тело его замерцало в клубах тумана. Он рванулся с мучительным криком, пытаясь избежать потока забытых за давностью лет ощущений, но не смог вырваться из сети, сотканной магической силой песни. Чувства нахлынули на него, пробуждая уснувшую память. Брин и сама ощущала, как ожили чувства духа и вслед за потоком воспоминаний хлынули слезы. Да, Угрюм-из-Озера плакал. Но Брин продолжала петь. И когда аватар был уже полностью в ее власти, девушка превозмогла свою боль и забрала назад все, что дала ему.

— Нет! — в отчаянии взвыл аватар. — Верни их! Верни их мне!

— Скажи все, что мне нужно узнать! — пела Брин, вплетая вопросы в мелодию песни. — Скажи мне!

С какой-то пугающей внезапностью полились слова аватара, словно выталкиваемые болью, терзающей его потерянную и вновь обретенную душу:

— Грань Мрака соединяется с Мальмордом на Вороньем Срезе — Грань Мрака, цитадель призраков. Там тот путь, который ты ищешь, по лабиринту труб и отдушин, что ведут из залов глубоко под скалу, чтобы сойтись у подземного озера. Иди по стоку нечистот, и странники тебя не увидят!

— Меч Ли, — жестко давила Брин. — Где нам найти его? Говори!

Боль скрутила Угрюма-из-Озера; девушка, словно дразня, прикоснулась к нему своим голосом, в котором вновь зазвучали давно утраченные чувства — смутно, неуловимо.

— Гномы-пауки! — в отчаянии вскричал дух. — Меч в их становище: клинок, выуженный из вод Гремящего Потока, — знатный улов для сетей, что укрепляют они на берегах!

Внезапно Брин замолчала, оборвав песнь желаний, песнь, исполненную воспоминаний и чувств прежней жизни — давней, забытой. Чары рассеялись — безболезненно и мгновенно, — освобождая плененного духа из своих невидимых тисков. Один только миг эхо мелодии вздрагивало в тишине, нависшей над серым озером, растворяясь в единой блуждающей ноте. Ноте забвения. Призрачном, сладостном плаче, возвращающем Угрюму-из-Озера былой покой. Без памяти, без боли.

А потом наступила долгая жуткая тишина. Медленно Брин поднялась на ноги, открыто глядя в лицо, которое было зеркалом ее лица. Что-то внутри словно застонало в отчаянии, едва Брин увидела выражение на том, другом, лице. Будто она сотворила все это с собой!

Теперь Угрюм-из-Озера тоже понял, что с ним только что сделали.

— Ты все же выманила у меня правду, дитя тьмы! — горестно взвыл аватар. — Чувствую, ты это сделала. О, ты — черная дева! Черная!

Голос духа сорвался; серые воды под ним закипели, пар поднимался, смешиваясь с туманом. Брин неподвижно стояла на берегу, боясь отвернуться, боясь заговорить. И внутри были лишь пустота и холод.

А потом вдруг Угрюм-из-Озера вскинул руку в черном рукаве:

— И еще одна маленькая игра, напоследок. Кое-что взамен, дева из Дола, от меня — тебе! Пусть это будет мой дар! Смотри в туман, сюда, рядом со мной! Смотри внимательно! Вот, погляди на это!

Брин понимала, что нужно бежать отсюда, но почему-то не могла. Ноги словно приросли к земле. Туман перед ней сгустился непроницаемой пеленой, которая сверкала и подрагивала, зачаровывая. По серым клубам пробежала дрожь, точно рябь по воде, и выступил образ: фигура, скорчившаяся во тьме каменной кельи, что-то прячет украдкой…

Джайр засунул кристалл видения обратно за пазуху, моля про себя, чтобы сумрак скрыл от мвеллрета его движение. Быть может, тот ничего не заметит. Быть может…

— Видел магию, эльфин. — Скрипучий голос развеял последнюю надежду. — Весе время я чувсство-вал: владеешшь магией. Ессть у тебя волшшебные шштучки. Поделиссь ими ссо мной, дружжочек. По-кажжи, что это там у тебя.

Джайр медленно покачал головой, но в его голубых глазах, словно в прозрачном зеркале, отразился страх.

— Не подходи ко мне, Ститхис. Лучше не подходи! Мвеллрет рассмеялся — глухо, гортанно, эхо зловещего смеха задрожало в темной пустоте камеры, разнеслось по коридорам. И вдруг ящер надулся под черным плащом, поднявшись в полумраке чудовищной тенью.

— Ты что жже, мне угрожжаешшь, малышш? Только попробуй исспольззовать ссвою магию против меня, я разздавлю тебя, как червяка. А теперь тихо, дружжок. Ссмотри мне в глазза. Ссмотри на ссвет.

Глаза под чешуйчатыми веками блеснули — холодные, безжалостные. Джайр заставил себя отвести взгляд, понимая, что не должен смотреть, иначе он вновь попадет под власть этого ужасного существа. Но это было так трудно — не смотреть. Ему так хотелось заглянуть в эти таинственные глаза, погрузиться в них, в манящую тишину и покой…

— Ссмотри, эльфин, — прошипел мвеллрет.

Рука долинца сама сжала кристалл видения, спрятанный под рубашкой, — край ограненного камня больно врезался в ладонь. Сосредоточившись только на этой боли, Джайр твердил себе, как заклинание: не смотри! Не смотри!

Мвеллрет рассерженно зашипел и вскинул руку:

— Отдай мне магичесские шштучки! Отдай весе, что ты прячешшь!

Джайр Омсворд молча попятился…

Угрюм-из-Озера резко опустил руку — сцена в тумане подернулась дымкой и растворилась. В каком-то слепом отчаянии Брин шагнула вперед — с каменистого берега в серую воду. Джайр! Это был Джайр! Но что, что с ним такое случилось?

— Ну как, тебе понравилась моя игра, Брин из народа Тенистой Долины? — хрипло прошептал аватар, и вода под ним вновь вскипела. — Видела, что приключилось с твоим возлюбленным братом, который, ты думала, сидит себе в безопасном Доле? Ты ведь видела?

Брин с трудом подавила гнев:

— Это ложь, Угрюм-из-Озера. В этот раз — только ложь.

Дух рассмеялся:

— Ложь? Думай как хочешь, дитя. В конце концов, игра — это только игра. Отвлечение от правды. Или все-таки открытие правды? — Он сжал руки под черным плащом. И туман все клубился. — Тьма в тебе, Брин из дома Шаннары, Брин из рода Омс-вордов. Порождение Тьмы, ты темна, как та магия, с которой играешь. Уходи от меня. И бери с собой знание о магическом мече этого смехотворного принца и о дороге к собственной смерти. Забирай! Обрети то, что ищешь, и будь такой, какой ты станешь! Уходи!

И Угрюм-из-Озера стал растворяться в сером тумане, вихрящемся над мрачными водами. Брин застыла как вкопанная на берегу, направляя всю свою волю, чтобы удержать аватара. Но она уже поняла: теперь у нее ничего не получится.

Внезапно дух замер, наполовину исчезнув; под покровом тумана глаза аватара сузились в щелки алого света. Лицо Брин обратилось к ней — искаженная злобой маска.

— Посмотри еще раз на себя, Брин из народа Тенистой Долины. На такую, какая ты есть: та, кто спасает и кто разрушает, — зеркало жизни и смерти. Магия подчиняет себе всякого, дитя Тьмы. Даже тебя!

И Угрюм-из-Озера исчез за стеной тумана, только смех продолжал злобно звучать в глубоком безмолвии. Но вскоре серые клубы тумана беззвучно сомкнулись, поглощая и смех.

Еще мгновение глядела Брин в мрачную мглу, одолеваемая сомнениями, страхами и странными назойливыми предчувствиями. А потом медленно повернулась и побрела к темным деревьям.