Честь и лукавство Остен Эмилия

Глава 15

Барон Морланд был уже здесь, а вот Гринхаузы задерживались из-за болезни Розмари. Отсутствие Аннабеллы позволяло мне часто общаться с бароном, что показалось весьма приятным. Мой муж активно занимался лечением, тем более что он не слишком хорошо перенес тяготы пути, а я проводила время за чтением и беседами с молодым бароном.

Он был остроумен, изящен и не преступал границы приличий. Однако иногда он лукаво посматривал на меня, а его речи своей двусмысленностью напоминали мне манеру общения таинственного пирата. Я даже какое-то время беспокоилась – а не он ли это был и не свидетельствуют ли его намеки о том, что я узнана. Но вскоре я убедила себя, что ошиблась. Пират казался выше ростом, его голос был более бархатным, и глаза в прорезях маски показались мне светлее, чем у Морланда. Однако барон вполне мог оказаться знаком с моим таинственным незнакомцем, поскольку они, скорее всего, принадлежали к одному кругу, оба были веселы и любили поразвлечься.

Однажды я осторожно навела разговор на маскарад, и барон тут же поддержал его, явно без всяких тайных мыслей:

– Вы тоже знаете об этой моде? Ну просто какое-то наваждение. Конечно, я бывал там. Эти праздники всегда собирают много народа, но прошлые годы нельзя сравнить с нынешним сезоном. Каким-то образом толпе молодых девиц удалось узнать о возможности пофлиртовать без ущерба для репутации, и они ливнем хлынули на маскарад. А вы бывали там, графиня?

– Нет, сэр. Меня не слишком привлекает перспектива отплясывать с простолюдинами рил или что-нибудь в этом роде. Кроме того, там наверняка благодатная почва для воров и мошенников.

– Понимаю, вас занимают светские развлечения. Но на частных балах можно встретить не меньше негодяев и подлецов, чем среди простого народа. Конечно, для молодой женщины это не самое лучшее место, но наши дамы воспитываются на романтической литературе, где герои в масках совершают исключительно подвиги, а уж если грабят, то только богатых мерзавцев, да и то в благотворительных целях. Поэтому пережить такое приключение они считают своим долгом, дабы не осрамиться перед героинями любимых романов, которые впутывают себя во всякие темные истории, а решать проблемы за них приходится ни в чем не повинным родственникам или женихам.

– У вас весьма оригинальный взгляд на дамскую литературу. Но в целом вы правы. Хотя романы и пытаются отражать отношения между людьми, все в них сглажено и упрощено. Злодея можно разглядеть с первых строк, а благородный храбрец обязательно списан с героев крестовых походов, так что героине весьма нетрудно сделать правильный выбор.

– Я рад, что у вас столь здравые взгляды, однако молодой даме весьма идет оттенок романтизма. Преувеличенное восхищение или испуг, трепещущие ресницы, ахи и вздохи по любому поводу – все это делает даму нежнее и беззащитнее и поднимает мужчину в собственных глазах.

Я улыбнулась:

– Аннабелла начисто лишена романтизма и не падает в обморок при виде мухи, однако это вовсе не отталкивает от нее поклонников. Все мужчины горят желанием защищать и опекать ее, хочет она того или нет.

Он тоже улыбнулся:

– Мисс Гринхауз – исключение, она слишком царственна и надменна, но каждый поклонник лелеет в душе мечту: а вдруг она все же соизволит упасть в обморок к нему в объятья? Хотя правды ради надо сказать, что она вряд ли соизволит осчастливить кого-нибудь из смертных, за исключением разве что какого-нибудь короля.

– Вы, я вижу, знаток дамских сердец и не ошибаетесь насчет Аннабеллы. Но это не мешает вам находиться рядом и раскрывать объятья при появлении какой-нибудь мухи или пчелы.

Тут он откровенно рассмеялся:

– Да, дорогая миссис Дэшвилл, вы абсолютно правы. Мужчины слабый народ, и их легко ослепить обманчивым, неверным сиянием. Сравнение с мотыльками, летящими на свет на свою погибель, истерто до дыр, но тем не менее уже не одну сотню лет отражает суть отношений между мужчиной и прекрасной дамой. Однако есть и другие красавицы, которые не ошеломляют надменным величием, но об их мягкий свет так же больно обжигаться, а неожиданность такого коварства еще усиливает боль. – Он посмотрел на меня так многозначительно, что сразу стало понятно, кого он подразумевает.

Я удивленно-кокетливо приподняла брови. Барон подошел ко мне и опустился на одно колено:

– Позвольте мне быть вашим рыцарем, прекрасная дама!

– До приезда мисс Гринхауз?

– Вам нравится дразнить меня. И почему женщин называют слабым полом? Если они хотят высмеять мужчин, то найдут у сильного пола гораздо больше слабостей, чем мужчины в аналогичной ситуации! – Его пылкость показалась мне наигранной, но каждый ищет свой способ избавиться от скуки. Он решил поухаживать за скучающей дамой – и я должна благодарить его за это.

– Хорошо, раз вы хотите быть моим рыцарем – я принимаю ваш обет, – торжественно произнесла я, но тут же добавила деловым тоном: – Сколько сарацинов вы клянетесь убить ради прославления имени своей дамы?

Бедный Морланд опешил и не сразу нашел, что ответить:

– Их непременно нужно убить? Не предполагал в столь прекрасном создании такой кровожадности.

– Вы плохо знакомы с рыцарскими обетами, друг мой. Как иначе вы можете послужить своей даме?

– Но где же я возьму вам сарацинов? Не нападать же на послов из колоний?

Я поморщилась:

– Я полагала вас более храбрым и отважным. Но главное – истинный рыцарь не будет вступать в пререкания с дамой. Вы могли бы найти способ доказать свое мужество по-другому. Например, дуэлями.

Наступила очередь барона морщиться:

– Вы хотите моей смерти, признайтесь сразу, о жестокосердная красавица!

При этом он продолжал стоять на коленях и взирал на меня снизу вверх, так что его огорченная физиономия выглядела весьма комично.

– Вы сами захотели быть рыцарем, а у рыцаря подчас бывает нелегкая судьба. А для вас, как я понимаю, «не важно быть, сумей прослыть… рыцарем без страха и упрека». Боюсь, вам придется поискать более сговорчивую даму.

Оба мы понимали, что подразумевалось за этими пристойными словами, и барон был явно разочарован. Он поднялся и молча пошел к выходу, однако на пороге не удержался от заключительной реплики:

– Ваша верность супружеским обетам делает вам честь, но я все же удивлен. Вы ведете себя как легкомысленная нимфа, но при первом покушении на вашу красоту являете миру строгость монахини. Что же, придется восхищаться вами на расстоянии. Всего вам доброго.

Едва за ним закрылась дверь, как я дала волю смеху, упорно рвавшемуся наружу вот уже пять минут. Почему же он так легко сдал свои позиции? Ведь мое поведение в последнюю неделю могло привести его в заблуждение относительно слабости моих бастионов. Неужели он и впрямь решил, что я потребую от него головы сарацинов на золотом блюде?

Скорее всего, барон принял мою шутку за аллегорию и подумал, будто я требую от него чего-то недостижимого или ставлю какие-то неприемлемые условия. Надо было удержать его и спросить, куда делось его чувство юмора.

Я и сама не понимала, почему отказалась быть подругой симпатичного молодого человека, который к тому же мне нравился. Мы проводили вместе довольно много времени, и я вела себя так, словно увлечена им. И вдруг в решающий момент изобразила из себя недотрогу – тут каждый обидится и разозлится на женскую непоследовательность.

Конечно, я могла вернуть его, приписав свое поведение капризу или стеснительности, но мне почему-то не хотелось этого делать. То ли меня неосознанно пугало развитие отношений с мужчиной, то ли я боялась, что с прибытием Аннабеллы мой рыцарь удалится, да еще и, не приведи господь, проболтается – не знаю, но возвращать его мне не хотелось.

Однако другой кандидатуры на предлагаемую роль у меня все равно не было, и я решила подождать появления Аннабеллы и посмотреть, как будет вести себя Генри в ее присутствии.

Глава 16

Гринхаузы приехали через три дня, и все это время я видела Морланда издалека, удостаиваясь только равнодушного полупоклона.

Аннабелла была в мрачном настроении – желанный герцог упорхнул в свадебное путешествие с блеклой, но богатенькой кузиной. Мисс Гринхауз стала еще более надменной с поклонниками и нетерпимой к женщинам. Ее колкости отвратили от нее не только знакомых дам, но даже часть кавалеров, отправившихся искать утешения у более покладистых, пусть и менее красивых, девушек. Доставалось от нее и Розмари, и мне, но я однажды ответила Аннабелле довольно резко, после чего она отстала от меня, предпочитая вовсе не говорить со мной.

Мы с Розмари прекрасно проводили время и без нее, прогуливаясь в окрестностях Бата, пили лечебную воду (так, на всякий случай), а на балах организовали кружок единомышленниц. Мы с несколькими девицами собирались вместе и пели, играли на инструментах, кто на чем мог, и поддразнивали окружающих. Такая тактика не могла не привлечь внимание, и вскоре вокруг нас образовался круг кавалеров, которым не нашлось или наскучило место рядом с Аннабеллой. А та слишком поздно поняла наш замысел и была в бешенстве, но сделать уже ничего не могла. Ее авторитет королевы дал трещинку, зато несколько достойных юных дев обрели кандидатов в женихи. Мне, как замужней даме, не слишком было удобно веселиться в толпе девиц, но я старалась не обращать внимания на недовольство столпов общества и по мере сил помогать милым скромным девушкам устраивать свое счастье.

Это было для меня утешением: помогать молодым девицам избежать брака без любви. Если бы в свое время кто-нибудь позаботился обо мне, вероятно, моя судьба сложилась бы по-другому.

Вот и прошла зима… Весеннее солнце стало подкрашивать робким загаром нежные щечки девушек, и улицы наполнились разноцветными кружевными зонтиками. Толпы молодежи повалили на пикники в окрестности Бата, бегать по юной травке и рвать первые букеты.

В такое время настроение у всех было приподнято-взволнованным, не спалось даже мне.

Вот и сегодня я проснулась в пятом часу утра с головной болью, задыхаясь среди своих пуховиков. Я не любила, когда утреннее солнце бесцеремонно тревожит мой покой, поэтому шторы в спальне были темными и плотными, а если на окне имелись ставни, я следила за тем, чтобы их держали закрытыми.

Однако в это утро я вскочила с постели так резво, что у меня застучало в висках, и распахнула шторы. На улице было еще сумеречно и пасмурно, прохладный ветер растрепал мне волосы, и у меня неожиданно мелькнула мысль – а не пойти ли прогуляться к морю, пока на набережной пустынно и тихо?

Морской воздух целителен при мигрени – я часто слышала об этом от миссис Гринхауз. Может, у меня, как у почтенной дамы, тоже завелась мигрень? Я тихонько рассмеялась и принялась натягивать платье. Конечно, Джейн еще спала, и я прекрасно справилась сама, правда, прическа мне не вполне удалась – вот что значит быстро привыкнуть к тому, что тебя обслуживают, но я не предполагала встретить кого-нибудь из знакомых.

Через полчаса я уже медленно брела по берегу Бристольского залива, придерживая развевающееся платье. Утро выдалось хмурым и вряд ли подходило для пикников и прогулок, но мне было все равно. Я радовалась, что не надела шляпку, ее бы наверняка унесло в море, а так ветер играл моими волосами, и я ощущала себя чуть ли не Афродитой, вышедшей из волн. Я с детства привыкла развлекать себя, придумывая всякие истории, а мое замужество и последующие события только усилили эту слабость. И сейчас я на свободе предавалась разным фантазиям на морскую тему, пока не начала мерзнуть. Однако головная боль действительно утихла, и я направилась домой, намереваясь выпить чая и еще поваляться в постели или на диване.

Супруг уже поднялся и похвалил меня за утренний моцион, ибо был сторонником ранних подъемов и добродушно посмеивался над моим пристрастием к долгому пребыванию в постели. Он посокрушался, что недостаточно здоров, чтобы составить мне компанию, и справедливо заметил, что бывает полезно подняться пораньше, чтобы найти полчасика для одиночества и спокойных размышлений. Я вполне согласилась с ним, но добавила, что спать все же надо столько, сколько спится, и мы дружно отправились завтракать. Граф был рад поболтать со мной утром, ибо я почти никогда не составляла ему компанию, и время до его лечебных процедур мы провели весьма приятно.

Назавтра с раннего утра шел дождь, и под его равномерный шелест я приятно проспала до девяти часов, однако в последующие дни я стала вдруг исправно просыпаться для утренней прогулки. Погода стояла теплая, но пасмурная, море оставалось по-зимнему серым, однако подышать свежим воздухом на заре весьма приятно. Никто не нарушал моего одиночества. Джейн считала такие прогулки не вполне приличными и предлагала сопровождать меня, однако я отказалась, предпочитая грезить на берегу в одиночестве.

Приблизительно через неделю сложившийся распорядок оказался нарушен – у меня появился конкурент, видимо, тоже предпочитающий одинокие прогулки.

Впервые я встретила его, когда уже шла домой, в полной мере насладившись прогулкой. Я увидела карету, остановившуюся в начале набережной. Из нее вышел, прихрамывая, какой-то мужчина и медленно направился мне навстречу, опираясь на трость. Издали я решила, что это пожилой джентльмен, однако, когда между нами оставалось шагов двадцать, неожиданно разглядела, что это совсем молодой человек, не старше двадцати пяти лет. На нем был серый костюм, наверняка парижского шитья (я уже почти научилась разбираться в модах), правую руку незнакомца поддерживал у груди серый шелковый шарф, а левой он опирался на элегантную трость. Ветер трепал темные волосы, однако он не успел еще вполне испортить модную прическу. Джентльмен поравнялся со мной и изящно, невзирая на явную затрудненность в движениях, поклонился. На меня внимательно взглянули глаза того холодного серого оттенка, который я наблюдала уже неделю, прогуливаясь у моря. Я тоже поклонилась и не спеша направилась своим путем, подавляя в себе желание оглянуться и еще раз посмотреть на незнакомца. Он наверняка прибыл в Бат недавно, иначе столь романтическая фигура не осталась бы незамеченной Аннабеллой. Я решила, что это какой-нибудь повеса, прибывший в Бат залечивать дуэльные раны или неудачное падение с лошади во время зимней охоты.

По дороге домой я еще думала о загадочном джентльмене, а потом меня отвлекли мысли о предстоящем дне рождения Розмари.

Вечером мы чудесно повеселились, причем Генри Морланд занимал около Аннабеллы привилегированное место, что меня все-таки слегка огорчало. На следующее утро я, конечно, сладко проспала допоздна, кроме того, после затянувшихся танцев у меня болели ноги, так что ранняя прогулка не состоялась. Однако назавтра я проснулась около половины шестого и, наскоро одевшись, отправилась гулять.

На прогулке я вскоре пожалела о своей небрежности, ибо через четверть часа после ее начала на прежнем месте появилась та же карета, и тот же джентльмен в том же костюме не спеша направился мне навстречу. Впрочем, приблизившись к нему, я решила, что костюм на нем все же другой, тоже серый и элегантный, но немного светлее прежнего. Передвигался незнакомец с трудом, и на лице его я заметила выражение недовольства и раздражения. Он наверняка привык действовать быстро и ловко, и вынужденная беспомощность бесила его. Однако, поравнявшись со мной, джентльмен опять поклонился со всем возможным изяществом и даже слегка улыбнулся.

Я ответила на поклон и продолжила прогулку, но мысли о молодом человеке на сей раз не покидали меня гораздо дольше, чем в первый раз, – до самого обеда. Мне было интересно, кто он, как его имя и почему его не видно днем во время гуляний. Я решила немного подождать, а потом описать его Аннабелле. С ее познаниями и любопытством ей вряд ли потребуется много времени, чтобы выяснить тайну незнакомца (если она, конечно, у него есть).

На следующий день, когда я пришла на берег, мой невольный спутник был уже там. Я издалека заметила фигуру, стоящую в дальнем конце набережной. Погода сегодня обещала быть чудесной, и на море действительно было приятно смотреть. Смотреть и мечтать. Именно так я и поступила, медленно продвигаясь по набережной, то и дело останавливаясь. Но сегодня мои грезы прерывались мыслями о незнакомце, я гораздо чаще смотрела в его сторону, чем на серо-голубые просторы. Я проделала почти половину пути, когда он начал неторопливо двигаться мне навстречу. Я невольно отметила, как привлекательны черты его лица, он был гораздо красивее Генри Морланда и при этом выглядел еще и более мужественно.

На сей раз, поравнявшись со мной, незнакомец решился заговорить.

– Я прошу прощения за мою бесцеремонность, – произнес он после приветственного поклона, – но мы видимся здесь уже в третий раз. Не пора ли нам начать здороваться, как старым знакомым? По крайней мере, я чувствую себя идиотом, когда кланяюсь и молча прохожу мимо дамы, которую вижу не в первый раз.

– Пожалуй, слово «идиот» слишком сильное, но в целом я согласна с вами. Что ж, давайте поздороваемся. – Его речь была так мила и естественна, что я не ощутила никакого смущения и ответила прежде, чем успела хорошенько обдумать свою реплику.

– Я рад, что мы одинаково легко смотрим на процедуру знакомства, и надеюсь, что вы позволите мне представиться вам.

Я улыбнулась – в витиеватости его речей явственно чувствовалась ирония над ханжеством этикета.

– Считайте, что разрешение получено, сэр.

Он тоже улыбнулся и снова поклонился:

– Прошу простить меня за неловкость, я не совсем здоров и прибыл в Бат на лечение. Мое имя – Уильям Филсби.

Я тут же вспомнила книгу, которую читала моя тетушка, когда получала письма от бывших воспитанников, и куда иногда заглядывала и я. Там были перечислены все известные роды королевства, и фамилия Филсби мне точно встречалась, кажется, в сочетании с герцогским титулом.

– Очень рада. Меня зовут Эмма Дэшвилл, – отвечала я.

Он изобразил на лице испуг и торопливо перекрестился:

– Но, мадам, призракам не положено появляться после восхода солнца! Я благодарю за оказанную честь, но надеюсь, что не совершил в отношении вашего рода ничего настолько дурного, чтобы удостоиться наказания со стороны его легендарной основательницы. И потом, где ваш не менее легендарный флюс?

– Боюсь, мне придется разочаровать вас, сэр. Вам не стоит волноваться на счет своих проступков по отношению к семье Дэшвилл. Если знаменитая Эмма и придет по вашу душу, ее образ не будет напоминать меня. Я всего лишь супруга ныне здравствующего графа Дэшвилла, а свое имя получила за много лет до того, как мне стало известно об этой семье.

Я никогда еще не чувствовала такого удовольствия от остроумной беседы. Общаться с незнакомым человеком гораздо приятнее, когда его реплики вызывают искренний интерес и провоцируют блеснуть своим красноречием.

– Не могу сказать, что разочарован. Встретить призрака, пусть даже и красивой дамы, приятно только в романе. В жизни же призраки неуместны, ибо никто не сможет запретить им говорить всем и каждому неприятную правду.

– Какую правду вы находите неприятной, сэр?

– Я неточно выразился, простите меня. Произнести «неприятная правда» все равно что сказать «сладкий сахар», ибо правда чаще всего и бывает неприятной. Например, если бы я был крив на один глаз и хром, как известный бес, вы бы только вежливо распрощались со мной, а призрак честно сказал бы мне, что я отвратительное создание, которому не место в приличном обществе.

– Вы льстите мне, сэр, и напрасно клевещете на призраков. Воспитанный человек остался бы воспитанным привидением, в то время как я вполне могу сказать в лицо ту самую неприятную правду. И скажу ее – вы действительно хромы. Надеюсь, это пройдет. – Я по-настоящему забавлялась: этот джентльмен сумел бы лишить дара речи даже Аннабеллу.

– Что ж, фамилия Дэшвилл снова будет прославлена прекрасной Эммой. Даже она, наверное, не являла собой столь совершенный образец жестокой насмешницы, скрывающейся за ангельским видом. Бедный граф, как вы, должно быть, высмеиваете его за малейшую провинность.

– Граф непогрешим для меня, сэр. И потом, я вовсе не так ужасна, как вы говорите. Просто я была воспитана в доброте и искренности и не вполне еще постигла искусство светского лицемерия.

– Вы себя недооцениваете, мадам графиня. Я редко встречаю красивую женщину, которая называла бы вещи своими именами и не боялась подшучивать над собой. Что касается графа, то он действительно безупречный человек, но вы могли бы украсить фамилию Дэшвилл, став супругою его внука, будь у него внуки.

Такой поворот в беседе меня не особенно устраивал, и я не преминула показать это:

– Каждый джентльмен, которого я встречаю со времени своего замужества, непременно произносит подобную сентенцию. Разве в вашей семье, герцог, не случалось, чтобы у старого мужа была молодая жена?

Я сумела удивить его, показав, что знаю, кто он, и задеть, уличив в банальности. Я уже успела понять, что сей джентльмен предпочитает быть оригинальным. Он слегка поморщился, но тут же улыбнулся:

– Простите меня. Боюсь, я обречен постоянно просить у вас прощения, но краткость нашего знакомства и некоторая склонность к торопливости в моих суждениях еще не раз может привести к подобным бестактностям с моей стороны. Обещаю впредь проявлять разумную осмотрительность.

– Я прощаю вас и надеюсь, что и вы поймете мое недовольство. Почему-то каждая дама считает своим долгом посочувствовать мне, а каждый второй джентльмен пытается утешить меня путем назойливых ухаживаний.

– Осмелюсь надеяться, что я не кажусь вам этим вторым джентльменом. Однако всех этих доброжелателей можно понять – граф действительно немолод и не может составить счастье молодой жены так, как это представляет наше общество. Но не будем больше обсуждать проблемы брака. Я не женат и мало представляю себе семейное счастье и его разновидности. Я удивлен вашему знанию генеалогии. Вы сразу догадались, что я герцог?

– Сменить тему – очень разумная мысль. Что касается генеалогии, то я читала о знатных семьях в книге моей тетушки, а фамилия Филсби мне почему-то запомнилась. Вы давно прибыли в Бат?

– Накануне нашей первой встречи. Вы каждый день гуляете в столь ранний час?

– Только когда мне не спится.

Мы уже успели дойти до конца набережной и повернуть обратно, а мне казалось, что прошла всего пара минут с начала нашего разговора, так он увлек меня.

– Вам нравятся прогулки в одиночестве? Быть может, мое общество вас стесняет?

– Я действительно люблю поразмышлять в одиночестве, но уже сообщила вам, что не постесняюсь сказать неприятную правду, как только ваше общество утомит меня.

– Я был ранен на дуэли и провел много времени в постели, будучи почти лишен общества. Поэтому мне приятно снова оказаться на ногах, и я чувствую потребность в общении. Обычно я не так болтлив, но долгое затворничество оказало влияние на мои манеры. Встретив прелестную незнакомку, гуляющую в столь неподходящий час, я не мог не заговорить с ней.

В душе я была ему благодарна за то, что он заговорил со мной, тем самым избавив меня от мук любопытства, но не стала в этом признаваться.

– Назвать прелестную незнакомку привидением было весьма оригинальным комплиментом. И потом, почему раннее утро не подходит для прогулок?

– Я еще не просил прощения за эти слова? В таком случае спешу это сделать. Если б мог, я опустился бы на колено, но, к сожалению, мне придется сделать это позже. Моя семья давно знает Дэшвиллов, но я не помню, когда в их роду в последний раз встречалось имя Эмма. Я не слышал о женитьбе его сиятельства, и, когда вы сказали, что зоветесь Эммой, был весьма удивлен. Что же касается времени, обычно очаровательные дамы предпочитают прогулки именно в те часы, когда на улицах людно и множество людей имеет возможность любоваться их красотой. Как давно вы вступили в брак?

– Я предпочитаю прогуливаться в то время, которое удобно мне, а если кому-нибудь придет в голову полюбоваться на меня, не дожидаясь вечера, ему придется стать ранней пташкой, – ответила я, надеясь, что герцог не воспримет мою реплику как подозрение, будто он поднимается столь рано именно с целью поглазеть на меня. – Скоро будет год, как я стала графиней Дэшвилл.

– Поистине это судьба распорядилась так, что в роду Дэшвилл воскресло родовое имя. Вас наверняка ждут большие свершения или маленькие победы – затруднюсь сказать, что милее для женщин.

Знал бы он, каких побед ждет от меня мой супруг! Мы поравнялись с каретой сэра Филсби, и он любезно спросил:

– Вы окажете мне честь, позволив отвезти вас домой?

– Нет, сэр, благодарю вас. Я пройдусь пешком, тем более что мой дом совсем близко.

– Значит, я все-таки наскучил вам. – Он улыбнулся так обаятельно, что мне тоже захотелось улыбаться (как странно!).

– Нет, ваше сиятельство, просто я не хочу ехать в карете в такое чудесное утро.

– Я бы охотно проводил вас пешком, но, боюсь, силы мои иссякли. Врач предписал мне полчаса ходьбы в день, а я уже превысил эту норму, так незаметно пролетело время.

Я не была уверена, стоит ли расценивать это как комплимент, поэтому только слегка поклонилась и пожелала герцогу всего хорошего, после чего не спеша направилась в сторону дома.

Он не пытался остановить меня и выяснить, приду ли я завтра на набережную, и я не знала, огорчаться мне или радоваться его сдержанности. С одной стороны, мне было приятно, что он показал себя благородным человеком, не сделав попытки приударить за молодой женой старика, как поступили бы многие на его месте. Но мне почему-то хотелось увидеть сэра Филсби снова. Кроме того, я хотела знать, почему он не появляется в общественных местах и чем занимается, кроме своего моциона.

В общем, домой я вернулась, не переставая думать о молодом герцоге, весьма довольная проведенным временем. Я даже с нетерпением стала ожидать следующего дня и немного опасалась, что просплю свою прогулку.

Граф заметил мое приподнятое настроение и приписал его благотворному влиянию свежего морского воздуха. Я не стала пока говорить ему о герцоге Россетере. Поведение герцога все еще оставалось для меня неясным – может быть, находясь в таком плачевном состоянии, он не хотел афишировать свой приезд в Бат. Однако едва сдерживала свое любопытство: герцог явно был знаком с моим супругом, и мне очень хотелось расспросить мужа о семействе Филсби.

На сегодня был назначен пикник, и я вскоре перестала думать об утренней встрече. Барон Морланд опять находился не в чести у Аннабеллы, увлекшейся вновь прибывшим виконтом Дарлингом, и снова попытался приблизиться ко мне. Но сегодня его остроумные замечания показались мне отрепетированными и не выдерживающими никакого сравнения с простым изяществом высказываний сэра Филсби. В целом пикник прошел весело, но ничем не отличался от предыдущих. И только перед самым отъездом я вдруг услышала, как Аннабелла произнесла слово «Филсби». Я тут же повернулась в ее сторону, охваченная любопытством. Оказалось, разговор шел с Морландом:

– Дорогой барон, вы уже давно клянетесь, что познакомите нас со своим другом – сэром Филсби! Когда же вы наконец исполните обещание?

– Уильям обещал приехать в Бат, как только его раны позволят ему встать с постели. Последнее письмо от него я получил неделю назад и говорил вам о нем. С той поры мне о нем ничего не известно.

– Смотрите же! Я не прощу вам ни малейшей проволочки!

– Вы же знаете, мисс Аннабелла, я всегда выполняю малейшие ваши прихоти!

– Знаю, сэр Генри, но вы забывчивы, когда ревнуете. Быть может, у вас вовсе нет желания представлять мне герцога Россетера?

– В чем-то вы, безусловно, правы, мисс Гринхауз. Мне больно делить с кем-то ваше внимание, но Россетер вам вряд ли понравится.

– Почему же? Все, кто его знает, уверяют, что он необыкновенно хорош собой, образован и остроумен, а сочетание этих качеств не так часто встречается в мужчинах.

Я едва не рассмеялась – Аннабелла тоже явно заметила наигранность барона и снова приблизила его к себе с целью познакомиться с Россетером. Если бы она знала, что герцог гуляет по утрам у моря, она бы наверняка приходила туда еще с вечера. Барон тоже понял намек и был уязвлен:

– Филсби слишком легкомыслен и непостоянен. Кроме того, он умудряется находить недостатки там, где их никто не смог бы обнаружить.

На сей раз намек был явно в сторону Аннабеллы. Поговорив всего один раз с герцогом Россетером, я почему-то не усомнилась, что этот человек действительно способен проявлять скепсис там, где другие будут безмерно восторгаться. Однако он всего лишь мужчина, и чары Аннабеллы могут затронуть его сердце, даже если его рассудок будет протестовать.

Аннабелла, очевидно, считала так же, потому что лишь рассмеялась:

– Если он дрался на дуэли из-за женщины, значит, он благородный и романтичный человек, способный на душевные порывы. А вы описываете его как циничного насмешника. Кстати, вы так и не хотите рассказать мне, что там за история с дуэлью?

– Я охотно сделал бы это, если бы сам знал всю правду. То, что мне известно, я вам уже сообщил: он отказался жениться на прекрасной вдовушке, которая, очевидно, мечтала заполучить его, а она подбила своего несчастного брата попытаться принудить Россетера к вступлению в брак. В результате она лишилась и брата, и доброго имени.

– Надеюсь, эта хитрая вдовушка не явится сюда вслед за ним! Поделом им обоим, ведь ее брат наверняка знал, что герцог лучший дуэлянт Англии.

На этом разговор закончился, и вся компания отправилась в город.

Глава 17

Я вынесла из случайно подслушанного разговора соответствующие выводы. Во-первых, герцог являлся желанным женихом, иначе Аннабелла ни за что не стала бы просить Морланда представить их друг другу. Во-вторых, Россетер был любимцем женщин и дуэлянтом, то есть не зря носил звание повесы. Странно, из разговора с ним я вынесла несколько другие впечатления. Он, несомненно, мог быть гордым и надменным, но обладал теми привлекательными чертами, ради которых можно оправдать некоторое высокомерие. Я почему-то была уверена, что он не тот человек, который может скомпрометировать женщину, меж тем рассказ барона свидетельствовал об обратном. Очевидно, я все еще оставалась наивной простушкой, не разбирающейся в людях из общества. Признаться, я оказалась разочарована. Неужели я никогда не научусь отличать подлинное от притворства, а благородного человека от легкомысленного повесы?

Я была так недовольна собой, что решила не ходить завтра на прогулку. Пускай красавец герцог знакомится с красавицей Аннабеллой – они станут достойной парой. Убедив себя не доверять первому впечатлению и читать побольше нравоучительных книг, я успокоилась и перестала думать об утренней встрече и словах Морланда.

На следующее утро мы с графом собирались съездить к его старинным друзьям, живущим неподалеку от Бата. Я проснулась рано, но решила еще поваляться в постели, чтобы набраться сил перед дорогой.

Мы выехали из дома в девять часов, когда на улице было еще мало экипажей и всадников. Однако, проезжая мимо дома известного в Бате врача, я увидела стоящую около ворот знакомую карету. Мой муж тоже заметил ее и сказал, обернувшись ко мне:

– Видите вон тот экипаж, дорогая? Это карета с гербами семьи Россетеров, старинных друзей и соседей нашей семьи. Их родовое поместье на протяжении двух миль граничит с нашим, а наши предки много раз обменивались как землями, так и невестами для своих сыновей.

– Значит, вы родственники с герцогами Россетерами? – Легко понять мое удивление, ведь я до сих пор ничего не слышала о родственниках моего мужа, не носящих фамилию Дэшвилл.

– В моем поколении никто не связывал себя узами родства с их семьей, но моя прабабка была урожденной Россетер, а кузина моего деда вышла замуж за тогдашнего герцога. Я, видимо, забыл упомянуть об этом, простите меня. Нынешний герцог очень молод, и я редко вижусь с ним. Он не приехал с визитом после нашей свадьбы, так как заканчивал свое образование в Европе.

– Я познакомилась с ним вчера утром на прогулке, – осмелилась признаться я.

– И как он вам показался? Он славный молодой человек, но слишком рано остался без опеки старших. В его характере сочетаются благородство и легкомыслие, которое толкает его на различные шалости. Кроме того, молодой герцог имеет привлекательную наружность, он богат и знатен, так что по праву с юных лет слывет дамским угодником.

– Он показался мне симпатичным и воспитанным, но немного странным. Кажется, его нынешние проблемы со здоровьем связаны с дуэлью…

– Да, я слышал об этой истории. Мальчик легко увлекается и быстро остывает. Пора бы ему жениться и вести спокойный образ жизни, но по себе знаю, как нелегко обрести ту единственную, которая может составить счастье мужчины и превратить шалопая в почтенного господина. Надеюсь, ему повезет в жизни больше, чем мне, и не придется ждать столько лет, чтобы создать семью с достойной женщиной.

– Вчера Аннабелла просила барона Морланда представить ей герцога. Они друзья с бароном?

– Они вместе учились и поддерживают приятельские отношения. Аннабелла решила попробовать на нем свои силы? Пожалуй, он действительно самый завидный жених в королевстве. Но мисс Гринхауз герцог не по зубам. – Граф усмехнулся, ибо видел Аннабеллу насквозь.

– До сих пор ни один мужчина не устоял перед ней. Почему вы думаете, что ваш юный друг окажется более стойким?

– Он похож на меня, каким я был когда-то, поэтому я уверен, что он видит то же, что и я. А именно бездушную кокетку, охотницу на женихов.

– Но он еще так молод и может плениться ее красотой, невзирая на доводы рассудка. И потом, не каждому мужчине нужна скромная жена, многие не прочь заполучить красавицу, которая будет царицей общества и прославит имя своего мужа.

– Скорее, она его ославит, – рассмеялся граф, – вы сами видите, дорогая моя, что это сокровище до сих пор носит девичью фамилию. Ценители красоты не торопятся украсить ею свой дом. А молодой Филсби уже достаточно искушен. Он видел французских, испанских, итальянских красавиц, и среди них наверняка были те, кто мечтал поехать за ним на наш туманный остров. Однако он устоял до сих пор, и есть надежда, что устоит и далее.

– По крайней мере, нам обеспечено отличное развлечение – можно даже заключить пари, сможет ли Аннабелла продвинуться в своих планах или нет.

– Не будьте циничной, дитя мое. Я бы предпочел, чтобы счастье Россетера составила Розмари. Под ее влиянием он бы стал спокойнее, а она, напротив, веселее. Но ее сестра вряд ли позволит этому свершиться.

На этом разговор и закончился.

День в гостях мы провели за чинной беседой и картами, а вечером вернулись в город. Ложась спать, я думала о Розмари. Действительно, было бы чудесно, если бы она устроила свое счастье, но герцог вряд ли тот человек, который ей подходит, даже если он когда-нибудь остепенится. Уж слишком она скромна и добродетельна и едва ли отдаст свое сердце человеку, известному в свете своими любовными историями. После долгого и скучного дня я устала сильнее, чем после самых шумных увеселений, и рано улеглась в постель.

Однако сон мой был неспокоен, сначала я беспрестанно вертелась на постели, потом все же встала и уселась в кресло с книгой. Нарушения сна немного беспокоили меня, но, подумав, я пришла к выводу, что за те месяцы, что я замужем, я накопила избыток жизненных сил, которые требуют выхода. В самом деле, дома я никогда не спала столько, сколько мне хотелось, питалась весьма скромно и в меру своих скромных сил помогала матушке и тете вести хозяйство. Теперь же дни протекали главным образом в размышлениях и чтении, а физические упражнения были представлены исключительно в виде танцев. Естественно, что мой организм требовал каких-то активных действий и не хотел нежиться в постели и за обеденным столом.

Едва забрезжил рассвет, я оделась и вышла из дома. Город был пустынен и тих, на улице еще не появились даже первые уличные торговцы. Я сделала крюк, удлиняя путь до набережной, и вышла к морю с другой ее стороны. Первое, что я увидела, была уже знакомая фигура. Опираясь на парапет, герцог задумчиво глядел в сторону моря. Что ж, раз повеса продолжает гулять в неурочное время, не показываясь на глаза друзьям, напугаю-ка его. Я осторожно двинулась к нему с намерением сказать что-нибудь прямо в ухо – наша любимая шутка в пансионе, но его слух, очевидно, был великолепен. Ибо не успела я пройти и пяти шагов, когда он вдруг резко обернулся и тут же галантно поклонился:

– Доброе утро, сударыня. Признаться, я уж думал, что вы перестали гулять по утрам, но все же посматривал в сторону, откуда вы обычно приходите, но вы опять поразили меня внезапностью своего появления. Все же в вас есть что-то от привидения или, скорее, от эльфа.

– Вы думаете, что кто-то из древнего народца оставил на островах своих детей? – Что бы ни говорили про этого джентльмена, беседу с ним никак нельзя было назвать скучной.

– Именно, чтобы они могли пугать почтенных английских джентльменов. – Он выглядел немного менее бледным, чем прежде, морской воздух оказывал свое благотворное влияние.

– Среди английских джентльменов не так много почтенных, как в прежние времена. – Ну что же, эльф так эльф, видимо, в его глазах я выгляжу не совсем нормальной.

– Вот видите, вы сами признаете, что вам никак не меньше трех сотен лет. – Он был настроен еще веселее, чем в прошлый раз.

– В отличие от многих других женщин я не стесняюсь своего возраста.

– Вы должны им гордиться. Эльф вы или нет, вам нельзя дать более восемнадцати. – Комплимент был бы банален в устах Генри Морланда, но Филсби никак нельзя было обвинить в банальности.

– Вы польстили мне месяцев на пять, а почтенный джентльмен не дал бы эльфу более шестнадцати лет, – заметила я достаточно холодно.

Он жалобно вздохнул, но в глазах его сияло лукавство:

– Я уже говорил, что обречен навечно просить у вас прощения. Наверное, это наказание за мое легкомыслие. Можно подумать, я недостаточно наказан!

– Вы имеете в виду свое здоровье? Насколько я знаю, дуэли всегда сопряжены с некоторым риском, хотя красивые женщины стоят этого. – Я даже не пыталась скрыть насмешку.

– Теперь я точно знаю, кто вы! Вы – ведьма, вас сожгут на костре инквизиции, а ваш бедный муж будет лишен своего состояния за брак с ведьмой.

– Одно обвинение следует за другим! Сэр, мне придется заколдовать вас, заставив замолчать навсегда!

– Я не заслуживаю подобной жестокости, ведь я наверняка прав. Как иначе вы могли догадаться, что я страдаю от дуэльных ран, полученных из-за дамы?

– Вы слишком известная личность, чтобы о вас не говорили в гостиных. Такое простое объяснение вас не устраивает, вам обязательно нужна связь с потусторонним миром? – Не глядя на него, я двинулась вдоль набережной. Он тут же направился вслед за мной, опираясь на свою элегантную трость.

– Я и сам не знаю, почему наша беседа вот уже второй раз превращается в обмен колкостями. Наверное, все дело в том, что я нечасто встречаю даму, способную дать мне отпор без слез и оскорблений, и какой-то бес подталкивает меня к дальнейшим упражнениям в остроумии.

Этот бес подталкивал и меня, ибо я испытывала нечто подобное: