Царское наследство Жукова-Гладкова Мария
– Это как понимать? – заорал Юрочка.
Сотрудники службы безопасности смотрели на пластырь.
– У вас кровь течет, – внезапно сказал один из них Суравейкину.
– Я занимался экстремальным сексом, – невозмутимо заявил Вячеслав Анатольевич.
– Она еще и извращенка? – пораженно спросил Юрочка и повернулся к законной супруге.
– Она вообще-то твоя жена, – заметила я.
Продюсер захохотал и рухнул на диван. Сотрудники службы безопасности предпочли удалиться. Крики прекратились, Вики, Суравейкин и я – трезвые. Мужчины решили, что мы сами во всем разберемся, а им лучше при этом не присутствовать.
– Что здесь происходит? – спросила я и посмотрела на Суравейкина.
– Вики… – подал голос Юрочка.
– Пошел вон, – сказала Вики и пальцем показала на дверь. Потом по-русски добавила известное русское направление.
Юрочка открыл рот.
– Уведите его, – сказала я продюсеру, а сама опустилась в кресло.
Пьяный Юрочка попробовал возмущаться, но продюсер на самом деле его увел и сказал, что они будут в номере Свиридова. Суравейкин оделся и тоже сел в кресло. Вики какое-то время курсировала по номеру, потом достала из бара бутылку виски и стала пить прямо из горлышка.
– Что случилось? – посмотрела я на Вячеслава Анатольевича. – Вы орали так, что привлекли внимание службы безопасности гостиницы. Вы, насколько мне известно, не любите привлекать к себе внимание.
– Покажи ей, – сказала Вики.
Суравейкин крякнул что-то неопределенное, потом потянулся к сумке, извлек из нее довольно крупный крест (высотой сантиметров пятнадцать) и плюхнул на стол передо мной.
– Вы нашли коллекцию?!
– Это подделка, – сказал Суравейкин и стал объяснять, по каким признакам он это обнаружил.
Я не специалист, но мне стало понятно, что в данном случае подделку можно определить невооруженным глазом. У финнов изъяли хорошие копии, здесь была кустарная.
– Где вы ее взяли?
– У себя дома.
– ?!
– Незваные гости подкинули, – хмыкнул Вячеслав Анатольевич, и его перекосило. – Которые были до вас.
– Зачем? – спросила я вслух, а про себя подумала, что мне в самое ближайшее время надо наведаться в гости к Даше, возможно, даже сегодня ночью. Думаю, Клавдия Степановна оторвется от олигарха-диссидента ради такого дела.
– Чтобы меня подставить, – пожал плечами Суравейкин. – Только я еще не знаю, каким образом.
– И много их у вас? – Я кивнула на крест, лежавший на столе.
– Наверное, вся коллекция. Не знаю точно.
– Вам подкинули всю коллекцию? То есть копии всей коллекции? – Моему удивлению не было предела.
Суравейкин кивнул.
– В Россию точно привезли настоящие старинные кресты? – обратилась ко мне Вики.
Я кивнула. Такое количество экспертов не могло ошибиться.
– Что ты посоветуешь, Бонни? – спросила Вики.
– Обратиться в правоохранительные органы.
– Нежелательно, – сказал Суравейкин. – И надеюсь, что и вы, Бонни, будете молчать. Это же не настоящая коллекция.
– А вы что думали делать?
Суравейкин хмыкнул.
– Вы хотите тоже ее кому-нибудь подкинуть? Или толкнуть как настоящую?
– Мисс Тейлор, Россия и русские явно дурно на вас влияют. Вы начинаете думать как мои соотечественники. Но да, именно это я и собираюсь сделать. Мы с Вики как раз спорили, кому ее лучше подбросить.
– И кто какие предложения высказал? Что-то вы уж больно бурно спорили, – заметила я.
Вики с Суравейкиным переглянулись.
– А ты бы кому предложила? – спросила у меня Вики.
– Сдать государству Российская Федерация. Возможно, это поможет русским правоохранительным органам найти настоящую коллекцию и найти того, кто ее украл.
Вики заявила, что, по ее мнению, настоящую коллекцию не найдут никогда. Возможно, через несколько лет отдельные экземпляры будут всплывать на аукционах.
– Насколько я поняла, она имеет гораздо большее значение как единое целое, – заметила я. – Как набор крестов из одной, вполне определенной крестовой русского князя Воротынского. И если золотые кресты имеют ценность как вещи из драгоценного металла и их можно дорого продать сами по себе, то простые деревянные с резьбой и близко с ними не стояли. Да и золотые в коллекции будут стоить дороже, чем по отдельности. Ведь оценивалась вся коллекция как единое целое.
– Государство однозначно исключается, – заявил Суравейкин. – Никогда не предлагайте такое ни одному русскому, Бонни. Кстати, а как вы поддерживаете связь с Борькой Доброчинским?
– Ему хотите подкинуть? – усмехнулась я.
– Почему бы и нет? Прекрасная кандидатура. По крайней мере, в России все поверят в то, что коллекцию украл Борька. И уже так считают.
Вики заявила, что если подбрасывать, то чиновнику, который от России отвечал за прием коллекции.
– Он мертв, – напомнила я. – Или ты не знала?
– Знала. Поэтому в его квартиру проще проникнуть.
– Вики! Ты ли это говоришь?! – Я была откровенно поражена.
Суравейкин держался за живот от хохота.
– Тем более его квартиру наверняка всю обыскали, – заявила я.
– Можно найти какое-нибудь местечко и сорганизовать звонок в правоохранительные органы.
Вячеслав Анатольевич объяснил мне, что Юрочка обычно переводит Вики содержание сценариев, которые ему присылают из России. Поскольку в России популярна криминальная мелодрама, Вики получила много полезных советов по избавлению от трупов, соперниц, уничтожению и подбрасыванию улик и прочим вещам, необходимым в период пребывания в России.
– Я вообще за то, чтобы продать копии Борьке Доброчинскому, – серьезным тоном заявил Суравейкин. – Бонни, вы можете ему их предложить?
– И сказать, что копии?
– Конечно. Он же это быстро определит. Пусть знает, что я – честный человек, – и Суравейкин опять захохотал.
– И если он их купит, вы его вывезете из России?
Суравейкин кивнул.
– Я могу спросить, как вы его собираетесь вывозить? Для себя лично.
– Морем. Багажом, – Суравейкину было очень весело. – Нашей таможне будет заплачено, а ваша, как я понимаю, не посчитает Доброчинского контрабандным грузом? Раз ему разрешен въезд в неограниченном количестве раз?
Глава 32
Вскоре я покинула Вики и Суравейкина. Наконец до меня дошло, что Вячеслав Анатольевич сильно пьян. То есть когда я пришла, он еще не успел опьянеть. Вероятно, алкоголь на него подействовал не сразу. А сегодня еще был стресс и потеря крови. И возбудился он чрезмерно из-за всех дел… От русского мужчины в таком состоянии нужно держаться подальше.
Я размышляла, позвонить мне Борису Сигизмундовичу с Клавдией Степановной или повременить до завтра? Решать должен Доброчинский. Я не могу за него говорить. Но зачем ему поддельная коллекция? Причем плохие подделки, фальшивость которых определяется на глаз?! Хотя, если судить по его репутации, он вполне может впарить эти подделки кому-то по гораздо большей цене, чем заплатит Суравейкину. На аукционе типа «Сотби» и «Кристи» они, конечно, не пройдут. Но в частном порядке кому-то из русских, многие из которых в последние годы увлеклись православной тематикой… Мне у одного русского, приятеля Павла Прокофьевича, довелось на стене в гостиной увидеть огромное деревянное распятие, в человеческий рост, причем оно совершенно не вписывалось в интерьер. И иконы на стены вешают, как картины. И на той же стене вполне может оказаться какая-нибудь тарелка. Смотрится дико, но хозяин, «русский православный человек», уверен, что все делает правильно. И еще каждый год все больше и больше людей в России празднуют и католическое, и православное Рождество. Может, все они – сторонники движения за объединение христианских конфессий? Хотя я сомневаюсь, что большинство из них вообще слышали про такое движение.
Пока я раздумывала, направляясь по ночному городу к особняку Павла Прокофьевича, у меня зазвонил мобильный. Я бросила взгляд на экран. Сигизмунд Сигизмундович! Что ж не спится болезному? Или поправился и предается ночным увеселениям?
– Бонни, ты где? – спросил Доброчинский.
Я сказала.
– Ко мне в больницу можешь приехать? Тебя у входа встретит один из моих мальчиков.
Я поехала. Мне было очень интересно.
Когда мы остались в палате одни, Сигизмунд Сигизмундович не стал тратить время на расшаркивания.
– Я знаю, где находятся копии коллекции, – объявил он.
– Я тоже, – сказала я.
Доброчинский открыл рот.
– Ты не могла их найти, – процедил он через пару минут.
– Я этого и не утверждаю. И видела я всего один крест. Новодел, кстати, определяется на глаз. Плохие копии. Кустарная работа. Правда, у финнов изъяли очень хорошие копии. Возможно, часть – хорошие, часть – плохие?
Сигизмунд Сигизмундович глубоко задумался.
– И меня уже просили передать предложение вашему брату. – Я объяснила, что предлагает Суравейкин.
– Дурак он, – сказал Сигизмунд Сигизмундович. – Не понимает, какие перед нами открываются возможности.
Я вопросительно приподняла одну бровь.
– Бонни, ты на чьей стороне? – спросил Доброчинский.
– На своей, – сказала я. – Я хочу отмыть доброе имя моего дяди Ричарда. Ведь это же пятно на всю нашу семью! Сама участвовала в этом деле. Я ни в чем не виновата, но тем не менее. Дядя Ричард передал коллекцию государству Российская Федерация и получил за это деньги. Государство Российская Федерация должно ее получить, и она должна быть выставлена в Эрмитаже.
– Настоящей коллекции нет, и, вероятно, ее никто никогда больше не увидит, – жестко сказал Доброчинский. – Но вопрос можно решить – так, что это решение устроит всех. И посредником выступишь ты. Тебя будут слушать все стороны. Ты же имеешь вполне определенную репутацию. Наши-то прекрасно знают, что ты взяток не берешь, – Сигизмунд Сигизмундович усмехнулся.
– Что вы предлагаете? – Мне было просто интересно.
Сигизмунд Сигизмундович предложил мне встретиться с молодым чиновником Игорем Прохоровым, который теперь, после смерти Петра Ильича, стал главным в группе принимающих коллекцию в Российской Федерации и явно желает занять место Петра Ильича. Для этого от Игоря Прохорова требуется решение вопроса с коллекцией.
Также мне требовалось встретиться со следователем, который, конечно же, жаждет повышения по службе – и ему для этого тоже требуется решение вопроса с коллекцией.
При желании я могу выйти на Очень Большого Чиновника (хотя это скорее сделает Игорь Прохоров), который хочет смыть пятно с государства Российская Федерация, международная репутация которого была несколько подмочена наглой кражей коллекции. Очень Большой Чиновник тоже жаждет решения вопроса с коллекцией.
Борис Сигизмундович Доброчинский, известный в народе как олигарх-диссидент, мечтает восстановить свое честное имя и не иметь препятствий в своей деятельности на территории Российской Федерации – или, по крайней мере, спокойно вернуться в Лондон и продолжать там жизнь олигарха-диссидента.
Братья Доброчинские к тому же избавятся от давнего конкурента Суравейкина. Может, конечно, и не избавятся, но сделать гадость конкуренту всегда приятно. По крайней мере, он не станет больше требовать акции с Бориса.
Если я соответствующим образом поговорю с Игорем Прохоровым, следователем и желательно Очень Большим Чиновником, то Борису Доброчинскому удастся решить свои дела – и именно это интересует его брата. Я, в свою очередь, получу эксклюзивные интервью и еще большую известность. На репутации моей семьи не будет ни одного даже самого крошечного пятнышка. «Зарубежный репортер» еще увеличит тиражи, соответственно увеличатся мои гонорары. Конечно, все это возможно, только если я буду молчать по одному очень важному пункту.
– Я должна посоветоваться со своим шефом, – сказала я Доброчинскому. – Если он даст добро, завтра утром встречусь и с Прохоровым, и со следователем. Как вы считаете, Суравейкин до утра не перевезет копии коллекции из своего особняка?
– Мои люди следят за гостиницей, – усмехнулся Доброчинский. – Он напился и остался у Вики.
– Кстати, я могу узнать, кто вам сообщил о местонахождении копий?
Сигизмунд Сигизмундович немного помолчал, раздумывая, потом посмотрел мне в глаза и объявил:
– Юрочка. Проходимец недоделанный. А поведение Суравейкина и ты это подтвердили. Я ни в чем не был уверен до этого разговора с тобой… Но я не спрашиваю, откуда ты узнала про копии.
Глава 33
Шеф только усмехался, когда я излагала ему предложение Доброчинского.
– Это надо же, как у русских головы работают?! Впарить мировой общественности поддельную коллекцию! Кстати, а где, по-твоему, находится настоящая? Как я понял, это милая девушка Дашенька Байкалова подбросила Суравейкину фальшивки? Вероятно, их наспех по фотографиям изготовил талантливый родитель. Или у него имеются оригиналы?
Поездка к мастеру Константину стояла у меня следующей на повестке дня. Я считала, что Сигизмунд Доброчинский мог даже оплатить изготовление копий – тех самых, которые подбросили Суравейкину. Он мог разыграть передо мной спектакль. Фотографии у них с братом имелись. У братьев Доброчинских головы работают очень своеобразно, схемы там выстраиваются длинные и запутанные. Но этот план вполне подходил, чтобы «отмыть» Бориса Сигизмундовича. Если, конечно, согласятся все стороны. Он должен был точно знать, что копии лежат в особняке Суравейкина, перед тем как приглашать меня к себе в больницу среди ночи. Не может же он так верить Юрочке на слово? Но если он давно знает мастера Константина Байкалова, то не исключено…
Я сказала шефу, что о местонахождении настоящей коллекции не имею ни малейшего представления. В моей голове появились мысли о нескольких кандидатурах, которые могли ее прихватить, – и в каждом случае были довольно убедительные аргументы «за» и «против».
– А что насчет копий, Бонни? Поможем русским правоохранительным органам показать себя героями, нашедшими коллекцию?
– Вообще-то я и дальше собираюсь работать в России, – заметила я. – Будет очень хорошо, если русские правоохранительные органы и чиновники, включая одного Очень Большого, будут мне чем-то обязаны.
– Кстати, тебе будут обязаны еще и братья Доброчинские, а их тоже можно использовать, – хохотнул шеф. – Действуй, Бонни. Наверное, лучше встречаться с Прохоровым и следователем одновременно.
Я продумала версию, которую представлю чиновнику и следователю. Но их, как я быстро поняла, мало интересовали детали. Их волновало собственное продвижение по службе, и они быстро поняли, что если оно состоится, то им они будут обязаны мне.
– То есть экспертов к коллекции нельзя подпускать… – задумчиво произнес Игорь Прохоров.
– У нас есть эксперты, на которых висят кое-какие грешки, – сообщил следователь. – Дадут такую экспертизу, какую надо. Вот только в Эрмитаже я все-таки не стал бы выставлять эти экспонаты.
– У вас не найдется какого-нибудь небольшого особнячка, который можно было бы оформить под музей? – спросила я. – Одну комнату сделать крестовой, как и бывало раньше, а в других выставить предметы старины. Насколько мне известно, в запасниках ваших музеев пылится масса экспонатов, которые никогда не выставляются из-за отсутствия площадей. А тут подберете что-нибудь в одном стиле. Например, старинные подсвечники, вазы, часы, шкатулки…
– Отличная идея, Бонни! – воскликнул Игорь Прохоров. – У меня есть один такой особнячок на примете. И банкир есть, который соседнее здание под свой банк хочет получить. Он и получит с определенным условием. Я поговорю с кем надо и объясню ситуацию.
– Значит, я сейчас быстренько все оформлю, соберу людей, и поедем в особняк? – посмотрел на нас обоих следователь. – Только простите, Бонни, придется пригласить и кого-то из русских журналистов.
– Приглашайте, – сказала я.
Как я поняла, Очень Большому Чиновнику никто ничего сообщать не собирался. Только рапортовать о блестяще проведенной операции.
Уволить охрану Суравейкин еще не успел. Более того, парни так и лежали связанные, и их освободили сотрудники правоохранительных органов. Врач и медсестра тоже сидели там же, где я их видела, привязанные к кровати. Любочка лежала мертвая на полу в ванной. Вероятно, умерла от передозировки. Возможно, помог «любящий» папочка. Этого я не знала. Мы-то ведь с Клавдией Степановной оставили ее связанной. Развязаться сама она не могла. Это мог Суравейкин – и сделать ей укол.
Я не упоминала, что не так давно была здесь с Клавдией Степановной – меня об этом не спрашивали, я же сама не даю людям лишнюю информацию. Охрана во время последнего посещения меня не видела, как и врач с медсестрой. Да ведь и информация о наличии коллекции (то есть копий) в особняке Суравейкина поступила от Доброчинского, а не от меня.
Но самым удивительным оказалось то, что Суравейкин официально купил эти копии у Константина Байкалова, отца Даши и Юрочки. Никаких банковских документов не было, но имелись свидетели покупки. Одним таким выступил эксперт, которого брал с собой Суравейкин для оценки копий, потом был эксперт со стороны Константина, также при покупке присутствовала Даша Байкалова, а приезд Суравейкина в известный мне двор подтвердили две вездесущие бабки. Они, правда, при передаче ценностей не присутствовали.
Суравейкин заявил следствию, что хотел оформить у себя в особняке настоящую русскую крестовую, пусть он и не начинал собирать кресты с детства, так как родился в то время, когда царил атеизм, и не дарили ему крестов родители, друзья и знакомые. Но пусть лежит полный набор крестов, как было принято на Руси. Поэтому он и заказал мастеру копии, которые тот делал по фотографиям. Это законом не запрещено.
Самого же мастера было ни о чем не спросить и никаких обвинений не предъявить – Константин Байкалов скончался от сердечного приступа.
Я решила, что должна проехать в известный мне дворик и поговорить с бабками. Клавдия Степановна согласилась составить мне компанию.
– Ничего не понимаю, – призналась она, когда я подхватила ее на остановке рядом с домом.
– Суравейкин – тертый калач, – заметила я. – Вероятно, он предусмотрел различное развитие событий и подстраховался.
– А я думаю, что он купил у Константина настоящую коллекцию, а потом Дашка ее подменила, – вдруг сказала Клавдия Степановна. – Эксперты сейчас блеют про копии, чтобы статью какую-нибудь не впаяли, Дашка напугана смертью отца. Знаешь ли, сердечный приступ в России – это не сердечный приступ в Англии. У нас он всегда подозрителен – при таких-то сопутствующих обстоятельствах.
– Но откуда у Константина могла быть коллекция? Как он мог ее украсть?
– А группа захвата? У Константина были деньги, наверняка были связи – в кругах богатых людей. Ты же сама встречалась с частным спецназом, Бонни. Им заплатили, плюс дополнительным стимулом была гадость Борису Доброчинскому. Его у нас в стране не любят. Просто не любят. А правоохранительные органы ничего не могут сделать. Или кто-то этого очень не хочет – потому что всплывут другие делишки. Хотя в быту Боря – такой трогательный мужчина… – мечтательно вздохнула Клавдия Степановна.
– И видя его в передничке у плиты, вы представить не можете, как он прихватил столько акций самых различных предприятий.
– Примерно так, – согласилась Клавдия Степановна.
– Замуж-то за него пойдете?
– Не знаю, Бонни. Для меня главное – Ленку мою пристроить. А Борис обещал ее с Родионом Хитрюковичем познакомить. Он-то теперь холостой. Мало ли там какие бабы при нем болтаются. А Ленка моя и футболом интересуется, и статуи ей никакие дарить не надо, она – нормальная женщина, ей драгоценности и платья подавай. И голова у нее никогда не болит. Я хочу своей дочери другой жизни, не такой, какая была у меня. Ее главной проблемой должно быть – куда надеть платье, купленное во время последнего посещения французских бутиков. В общем, мы с ней скоро в Лондон приедем на смотрины. Хорошо бы ты, конечно, в это время тоже в Лондоне была. Ты тогда Ленкино знакомство с российским олигархом должным образом осветишь. Чтоб ему было уже не отвертеться.
Я сказала, что постараюсь ради такого дела находиться в Лондоне. Пусть только Клавдия Степановна заранее оповестит меня о сроках прибытия.
– А жить, кстати, где собираетесь?
– У Борьки, конечно, – как само собой разумеющееся заявила Клавдия Степановна. – Мне понравилось, как он готовит.
Глава 34
Наконец мы въехали во двор – и увидели похоронный автобус, множество людей в черном, венки, перетянутые черной лентой букеты…
– Мы не вовремя, – сказала Клавдия Степановна.
– Как раз вовремя, – заметила я. – Мы поедем за траурной процессией на кладбище.
– Зачем? – не поняла Клавдия Степановна.
– Во-первых, мне шеф заказывал статью о русских похоронных традициях, во-вторых, на похоронах, возможно, удастся с кем-то поговорить.
– С Дашей?
– Нет, с Дашей-то как раз как-нибудь в следующий раз. И с Юрочкой сейчас беседовать не будем. Надо посмотреть, кто еще пришел.
За похоронным автобусом следовало несколько легковых машин. Я пристроилась в хвост процессии. Вначале поехали в церковь, где мы с Клавдией Степановной держались в задних рядах, потом было долгое прощание на кладбище. Там же поставили сборные столы с бутербродами, киселем и водкой. Мы с Клавдией Степановной опять держались в сторонке и рассматривали собравшуюся публику.
Мне не доводилось видеть вместе настолько разных людей. Здесь были личности откровенно бомжового вида и очень респектабельные господа, бедные старушки и холеные дамы, верткие сомнительные личности и музейные работники с огромным стажем, как я узнала из их речей.
Еще из этих речей я узнала, что в музеях Петербурга было бы значительно меньше ценных экспонатов, если бы не Константин Байкалов. Он реставрировал вещи и отдавал в музеи. Он хотел, чтобы эту красоту видели все, в особенности те, кто не может себе позволить выставлять подобное дома. Щедро расплачивался со всеми, кто ему помогал. Он постоянно трудился – и надорвал сердце.
Юрочки на похоронах не было. Как я выяснила чуть позже, они с Вики Фостер улетели в Англию. Дядя Ричард тоже уже вернулся в родное поместье к любимым лошадям.
Внезапно у меня за спиной раздалось вежливое покашливание. Мы с Клавдией Степановной тут же обернулись. Рядом стоял невысокий, очень худой старик, на лице видны глубокие морщины. Глаза были какие-то водянистые и вроде бы бесцветные. Седые волосы напоминали пушок.
«Я его где-то видела», – мелькнула мысль, а потом вспомнила, что именно он сидел в машине с Дашей, когда она вырулила с боковой дорожки, ведущей к особняку Суравейкина.
– Здравствуйте, – слегка наклонил голову мужчина. – Вы – английская журналистка, да?
Я кивнула.
– Можно вас на пару слов? – Он посмотрел на Клавдию Степановну и сказал: – Извините.
– Я пойду помяну Константина, – сказала Клавдия Степановна и отправилась в гущу людей, где намеревалась собрать какие-то сведения.
Мы с мужчиной отошли немного в сторону и встали за высокой гранитной плитой.
– Я вас слушаю. Да, как вас зовут?
– Мое имя не имеет никакого значения, – ответил мужчина. – И я сам уже не имею никакого значения. Мне жить осталось от силы месяц. Рак. Я хочу облегчить душу.
– Передо мной?
– Да, я выбрал вас, потому что не вижу, кто еще может донести до людей правду. Может, кто-то из русских журналистов и захотел бы опубликовать все, что я скажу, но не дадут. Или потом уволят, если не убьют. А вы работаете в иностранном издании. Это я сделал фотографии крестов из коллекции вашего дяди Ричарда.
– Когда?
– Еще до того, как у него в голове возникла мысль ее продать. Изначально планировалась подмена у него в доме. Все прошло бы тихо. Никто бы не погиб. Не было бы всей этой истории. А потом он решил продавать…
– Но там же сигнализация, всякая электроника! – воскликнула я. – И даже я не знала про коллекцию!
– Вики Фостер знала. Она считала, что ваш дядя Ричард ее обделил. И что для меня иностранная электроника? – Мужчина пренебрежительно хмыкнул. – Я могу открыть любые двери. С любыми замками, будь они старыми или новомодными.
– Вас Вики Фостер наняла?! – Я искренне поразилась.
– Нет, я оказывал услугу моему другу Константину. На старости лет в Англии побывал, – он усмехнулся.
Мужчина объяснил, что Юра Свиридов, сын Константина, хотел развестись с Вики Фостер, причем так, чтобы получить с нее деньги. Не зря же он терпел старую бабу, да еще и английскую?
Константин изготовил две копии крестов, но подменить коллекцию старый вор не успел – дядя Ричард вдруг решил ее продать.
– Даша с какой целью с ним знакомилась? Он ведь вроде бы тогда еще не объявил официально о продаже.
– Он обратился к экспертам. А Юра держал руку на пульсе – и вдруг совсем не вовремя Ричард вспомнил о коллекции. Так часто случается. Лежит что-то в музейных запасниках годами, а как кто-то заказал – вдруг инвентаризация начинается или именно этот экспонат хотят куда-то выставить. А Даша должна была разведать обстановку. Зачем Ричард оценивал коллекцию? Нашелся покупатель? Тогда нам потребовалось бы действовать быстрее. Но мы все равно не успевали.
– Что планировалось изначально? Подменить и продать оригиналы?
– И поставить ультиматум Вики. Она быстро соображает. И ей дорога ее деловая репутация. Я не знаю точно, что именно ей собирался говорить Юра. Он ее лучше знает. То есть я ее совсем не знаю. Но ему нужен был развод и деньги. А отец – Константин – как всегда, согласился помочь.
Но ситуация изменилась. Во-первых, Константин еще не успел сделать копии крестов. Даже по одной копии всех. Со вторыми копиями он вообще сильно торопился, и поэтому они получились не очень качественными. Во-вторых, в связи с изменившейся ситуацией было бы сложно ввезти кресты в Англию. Планировалось-то везти их по частям, обходными путями… Но, как сказал мужчина, мне это знать незачем. Я хотела заметить, что мой шеф жаждет получить эту информацию, но промолчала. Следовало сперва узнать хотя бы ту информацию, которую давали.
Юра Свиридов услышал, как Вики возмущается действиями дяди Ричарда. Свои возмущения она выражала Вячеславу Анатольевичу Суравейкину, частому гостю в их доме. После ухода Суравейкина Юрочка сказал Вики, что он хочет и может предложить взамен. Но коллекцию теперь следовало подменять на территории России. Это было легче по многим причинам – и вывозить за границу ничего не надо, и бардака больше, и продажных личностей больше, да и расследование, наверное, будет проводиться не так, как в Англии, несмотря на то что кто-то из высокопоставленных особ возьмет дело «под личный контроль».
Вики согласилась на развод и на выплату Юрочке компенсации. Документы уже находятся у адвокатов. Ее письменное согласие о выплате Юрочке отступных имеется. Все расходы, связанные с разводом, на себя взяла Вики. Но Вики требовала себе часть коллекции вещами. Юрочка хотел только деньгами. И Вики сказала, что на территории России им потребуется помощь Суравейкина, который в девяностые годы начинал с рэкета.
Суравейкина привлекли к делу, но не раскрыли многих деталей. Он, как и Вики, считал, что лучше всего подойдет вооруженный налет. Зрелищно, впечатляюще, будет много шума и суеты. Суравейкин был уверен, что в конце концов все свалят на Бориса Доброчинского, с которого он сам хотел потребовать возвращения акций. Вики после получения краденых крестов окажется еще более крепко с ним связана. Возможно, Суравейкин хотел как-то шантажировать Вики в дальнейшем.
– То есть налет на пути из аэропорта организовал Суравейкин? – уточнила я.
– Да. И мужикам было строго приказано не трогать вас, Бонни, – чтобы вы подняли шумиху в западной прессе. С остальными – как получится. Борьку следовало забрать с собой.
– И оригиналы оказались у Суравейкина.
– Да. И он начал выпендриваться. Возможно, появился покупатель. Например, известный вам техасский миллионер Кевин. По крайней мере, с чиновником Петром Ильичом Кевин встречался. Я лично считаю, что его убил один из мулатов – после того как товар исчез. Петр Ильич явно планировал какую-то другую акцию. Но вернемся к выпендривающемуся Суравейкину. У Константина давно имелось небольшое ноу-хау с быстро возникающим и исчезающим магазином.
– Это вы про антикварную лавку, где финны купили два креста?
Мужчина кивнул и улыбнулся.
Он пояснил, что гастарбайтеры получили за свое молчание хорошие деньги, да их не в первый раз привлекали к таким делам. А Суравейкину было сказано: не станешь делиться, устроим тебе козу. Имеются копии, про которые он до изъятия их у финнов не знал. Тут ему объяснили, что изначально планировалась подмена в доме Ричарда в Англии. Суравейкин быстро сообразил, что можно продать копии как оригиналы, а потом еще и оригиналы… А вообще, трудно сказать, что он там сообразил.
Но все равно долго думал и держал коллекцию у себя. Он точно встречался с одним из мулатов Кевина.
– И они полезли к Клавдии Степановне в квартиру через соседний балкон?
– Я предполагаю, что туда людей Кевина отправил Суравейкин, – заявил старый вор.
– Но почему? И они-то почему полезли? Кто такая Клавдия Степановна?
– Очень интересная дама, – улыбнулся мужчина и посмотрел в гущу толпы, где Клавдия Степановна уже с кем-то общалась. – При желании Кевину можно было навешать лапши на уши – и приплести Клавдию Степановну, одновременно и как самую невероятную, и самую вероятную кандидатуру.
– Кандидатуру на что?
– Вам надо объяснять, Бонни? Я сам интересовался этой дамой. Ведь опальный олигарх поселился у нее! Точно так же Кевина можно было убедить, что коллекция находится у Клавдии Степановны – или она точно знает, у кого она находится. Какая деятельная дама! Интересно, удастся ей выдать дочь за кого-то из первой десятки списка «Форбс»? Жаль, не доживу, чтобы посмотреть.
Я молчала. Кевин определенно решил, что коллекции у меня нет, что я сама не стала бы ее красть. А рядом со мной постоянно находилась Клавдия Степановна. Для подруги она явно не подходит по возрасту. Переводчик мне в России не нужен. Что мог решить американский миллионер Кевин?
Клавдия Степановна определенно должна была показаться ему подозрительной. Главное – он заглотил наживку.
– Но почему мулаты-то полезли через соседний подъезд? – спросила я у старого вора.
– А кто их знает? Может, решили неожиданно появиться с балкона? Клавдия бы не открыла дверь. И Доброчинский бы не открыл. А с ее замками пришлось бы повозиться. Элемент неожиданности пропадал – в квартире услышали бы, что прибыли нежеланные гости. Кто знает, что держит у себя в квартире Клавдия Степановна? Дама она решительная и в лучшем случае огрела бы незваных гостей по голове какой-нибудь тяжелой вазой. Борьке Доброчинскому вообще терять нечего. А вообще точно не знаю. У вас больше шансов когда-нибудь встретиться с Кевином. Спросите его при личной встрече.
Я очень сомневалась, что эта встреча когда-нибудь состоится.
– А Вики зачем к Юрочке посылала «колдуна» Бодряну? О каком «отвороте» идет речь, если они обо всем договорились?
– Жалко было делиться, – усмехнулся мужчина. – Неужели не понятно? Хотела воздействовать на мужа магически, но не могла сказать «колдуну» всю правду. На это ума хватило. Юра ей все высказал – теперь-то у него имелись рычаги давления. Он объяснил, какой «магией» занимается Бодряну, как все происходило с самого начала – с «приворота». Вики закрыла рот.
«Возможно, больше не будет бегать по колдунам и гадалкам», – подумала я. Уже хорошо.
– Что в конце концов сделал Суравейкин? – спросила я.
– Нам с Дашей пришлось съездить к нему в особняк, – старый вор хитро посмотрел на меня.
– То есть настоящую коллекцию забрали вы?
– Да. Даша взяла меня с собой, чтобы помог найти тайник. Я-то на таких делах собаку съел. И на самом деле нашел, причем даже быстрее, чем думал. Мы оставили Суравейкину плохие копии – те, которые любой человек, мало-мальски смыслящий в этом, сразу же разоблачит как кустарную работу. Не было времени у Константина! – Старый вор усмехнулся. – Дашка ничего не хотела оставлять, а мы с Константином настояли. Нужно же было дать человеку какую-то компенсацию за труды? И было интересно посмотреть, что он станет делать. А потом Дашка Юрке позвонила, чтобы тот, в свою очередь, позвонил Сигизмунду Доброчинскому…
– Как вас пустила охрана?
– Мы с Любочкой договорились. То есть Юра договорился, что приедет его сестра – навестить бедную девочку. Вначале заходила одна Даша, пшикнула в расслабившихся мальчиков газом, впустила меня, я немного поработал с электроникой… Врача с медсестрой мы легко обезвредили, отвязали Любочку. Она была только рада сделать какую-нибудь гадость отцу… Дал бы ей жить, как она хотела… Надо же было понимать, что не вылечить ее. Так зачем было ее мучить, к кровати привязывать?
Я сказала, что он чуть не истек кровью, и если бы мы с Клавдией Степановной приехали чуть позже, Суравейкина сейчас, возможно, уже не было бы в живых.
– Ну тут уж у кого какая судьба, – философски заметил старый вор.
– А где сейчас коллекция? – задала я самый главный вопрос.
– Я не знаю, – вздохнул старый вор. – И предполагаю, что только вы в состоянии ее найти.