Путь к сердцу мужчины Жукова-Гладкова Мария
– Ни с кем из вас больше ничего странного не случалось? – спросил он.
Мы сказали про смерть Кирилла Петровича. Но про нее он уже знал. Американец был в курсе и запоя Лассе, которого насилу узнал. Лассе снимает квартиру не очень далеко от дома Паскудникова, где два года жила Лен. Направляясь в гости к бывшему родственнику, Ник Хаус и встретил Лассе.
– Его нужно взять в дом, – объявила тетя Света. – Иначе мужик пропадет. В хороших руках из любого может человек получиться.
– В чей дом? – подала голос Ксения.
– Он – не собака, – заметила я.
– Лассе выглядит хуже, чем дворовый пес, – объявил Ник.
– Ты предлагаешь нам его спасать? – уточнил Вова. – Как-нибудь обойдемся. Пусть этим занимается финская биржа труда или вообще государство Финляндия.
– А с тобой происходило что-то необычное? – поинтересовался Иван Васильевич, наливая очередную рюмку.
– Да, – кивнул Ник. – У меня со среды на стене появляется надпись «It’s time to go home» – пора возвращаться домой. Я подал заявление в милицию, я рассказал об этом следователям, но мне никто не верит. И они говорят, что у них нет свободных людей, чтобы сидеть у меня в квартире.
– Это верно, – кивнул Вова.
– А ты не пробовал ее сфотографировать? – спросила Ксения.
– Я долго сидел с фотоаппаратом наготове, но она в это время не появлялась.
– А если камеры установить? – предложила я.
– Это дорого, – ответил Ник. – Я уже интересовался. А ваша милиция за свой счет этого делать не хочет.
– По-моему, наша милиция такие услуги не оказывает, – заметил Вова. – Нужно обращаться в частное детективное агентство.
– Я и обратился, – сообщил Ник.
– Ты к нам за деньгами пришел? – спросил Гена. – Или к Марине? Марина, не давай ему на камеры слежения.
– Она вообще ни на что мужикам денег не дает, – заявила тетя Света. – И я сама никогда не давала ни одному, а у меня их было семь и семнадцать. Все было наоборот. – Потом тетя Света посмотрела на американца. – Ник, ты хочешь, чтобы ребята по очереди посидели в твоей квартире? Чтобы подтвердить твои слова?
Ник кивнул.
– А ты уверен, что эта надпись будет появляться, если там, например, сяду я? – спросил Иван Васильевич. – Или Агриппина Аристарховна? Вспомни: в квартире Верещагина все видели разные вещи.
– Домового видели все, – упрямо напомнил Ник. – И надо проверить, не увидите ли вы свои видения. – Он посмотрел на Ксению.
– Нет!!! – замахала руками журналистка. – Хватит мне одного раза.
– А почему бы и нет? – задумчиво произнес Вова. – Если накроешь поляну, мы вполне можем в следующий раз собраться у тебя. Как, народ? Сходим в гости к Нику?
– Кстати, а где ты сейчас живешь? – спросила я.
– В квартире Лен. Она оплачена на два месяца вперед.
– А когда ты собираешься уезжать? – поинтересовалась тетя Света.
– В следующее воскресенье. К тому времени, как мне сказали ваши сотрудники органов, я смогу получить урну с прахом Лен.
– В принципе завтра можно сходить, – пожал плечами Гена. – Завтра воскресенье. Успеешь стол накрыть?
– Я закажу еду из ресторана.
– Все могут? – обвела взглядом стол тетя Света и объявила, что пойдет с нами и даже испечет пирог.
Вова послал ей воздушный поцелуй и сказал, что жалеет о своем позднем рождении. Если бы он был чуть постарше…
– А Лассе будем приглашать? – подала голос Агриппина Аристарховна.
– Зачем нам этот алкоголик?! – воскликнула тетя Света. – И где его искать? Под забором каким-нибудь? Или в пивнухе? Обойдемся.
«Неужели он на самом деле типичный финский алкоголик?» – подумала я. Но спасение пьющих мужиков – не мое амплуа. Я не верю в то, что женщина может отлучить мужчину от бутылки, как не может и вылечить наркомана. Наоборот, есть опасность самой подсесть на иглу или спиться. Нет, это не для меня.
Но мне было хорошо с ним…
Перед тем как покинуть мою квартиру, Ник попросил нас с тетей Светой подъехать чуть пораньше – чтобы помогли ему оформить стол, как принято у русских.
Мы записали адрес и пообещали прибыть.
Последним уходил Шедевр.
– Мне приходить? – спросил он у нас с тетей Светой.
– Будь на связи, – ответила я. – Если что – пригласим. Но перед американцем лучше бы тебе лишний раз не засвечиваться.
Когда мы с тетей Светой уже помыли посуду и собирались ложиться спать, в дверь опять позвонили.
– Кто-то что-то забыл? – спросила тетя Света.
Я пожала плечами.
– Осторожно, Марина! Обязательно спроси, кто. Или подожди. Лучше я сама открою.
Тетя Света оттолкнула меня, подошла к двери и спросила, кто там. Никто не ответил. Никто больше не звонил. Тетя Света приникла к глазку.
– Никого! – сообщила она. – Может, твои ученички балуются?
– Мои ученички не живут в нашем районе, да и большинство из них сейчас находятся на дорогих иностранных курортах.
У меня невольно возникла мысль о нечистой силе. И Ник сегодня рассказывал про надпись на стене… По спине пробежал холодок.
Тетя Света тем временем взяла в туалете швабру, дверь открыла и выглянула на площадку, держа «оружие» наготове. Чьей-то физиономии могло не поздоровиться. Но на площадке и ступеньках никого не оказалось.
– Шутники чертовы! – воскликнула она, потом быстро добавила: – Ой, пакет какой-то стоит!
Я высунулась из-за тети Светы и увидела за дверью черный пакет. В таком лежали мои вещи, которые я забрала из квартиры милого друга.
– Не тронь! – завопила тетя Света. – А если бомба?
– Ну не саперов же вызывать? – ответила я и в пакет заглянула.
Там и в самом деле лежали мои вещи. Ничего нового в нем не оказалось.
День девятый. Воскресенье
Лен снимала двухкомнатную квартиру, площадь которой была раза в два больше той, где живем мы с мамой. Как мы и договаривались с Ником, мы с тетей Светой приехали первыми и очень удивились, увидев накрытый по всем правилам стол. Вчера из слов Ника мы поняли, что он о накрывании стола не имеет ни малейшего представления. Он даже самолично приготовил пасту – макароны с каким-то хитрым соусом. Салаты, правда, стояли в коробочках.
– Ты хотел с нами поговорить? – догадалась тетя Света, выкладывая пироги на тарелки. Ни доски, ни большого блюда в квартире не нашлось, хотя она сдавалась с набором посуды, кастрюль, сковородок и, конечно, мебелью. Иначе иностранка ее бы никогда не сняла.
Ник кивнул и предложил нам выпить вина. Видимо, ему было сложно начать разговор.
Мы выпили.
– Ну, Ник, назвался груздем – полезай в кузов. Знаешь такое русское выражение? – заговорила тетя Света. – Помни: меня очень трудно удивить. У меня было семь мужей и семнадцать любовников…
– Я помню, – сказал Ник. – А воры среди них были?
Тетя Света странно посмотрела на Ника, потом призналась, что был карточный шулер, чиновник, сидевший на выдаче лицензий, и санитарный врач.
– Я про воров спросил.
– Ну, их, конечно, нельзя напрямую назвать ворами… – начала тетя Света. – С шулером тебе понятно? Я с ним на юге познакомилась… – мечтательно добавила тетя Света.
Ник кивнул.
– Чиновник, который в нашей стране сидит на выдаче каких-либо лицензий…
– Это мне тоже понятно. У нас в последнее время печатается много инструкций для собирающихся в Россию и для имеющих дело с русскими. Я читал инструкции для американских бизнесменов. Там очень подробно описывался процесс получения лицензий. Но врач?
– Санитарный врач, – подчеркнула тетя Света. – Он точки общепита проверял. В советское время. Помнишь, Мариночка, какие ты в детстве деликатесы ела? Ты тогда училась… во втором и третьем классе. Потом я с тем мужем развелась. Нужно было срочно имущество на меня переписать…
Тетя Света ностальгически улыбнулась.
– И где это имущество сейчас? – поинтересовалась я. Что-то раньше я про него не слышала.
– Квартиру я отдала назад, когда тот муж вернулся из мест не столь отдаленных. А дачу продала. Я на те деньги жила в период междумужья… Мы так и договаривались.
«Какие интересные факты из истории нашей семьи вдруг открываются», – подумала я, но вслух ничего не сказала.
– Ник, а почему ты спросил про воров? – уточнила я. – Если тебе воры нужны…
– У нас есть знакомые, – закончила фразу тетя Света. – Но ты лучше нам с Мариночкой скажи, что тебе нужно украсть. Может, мы и без воров обойдемся?
– Идеальным вариантом было бы, если бы вы сходили вместе со мной… – задумчиво произнес Ник.
– Куда? – спросили мы хором с тетей Светой. – Воровать?!
– В квартиру журналиста Паскудникова, – объявил гражданин Америки Ник Хаус. – Где Лен два года жила.
– Он не желает отдавать ее вещи?! – воскликнула тетя Света. – Так зачем тебе воры? Мы и с милицией сходим. С милицейским генералом. А он сколько хочешь подчиненных пригонит. Паскудников все добровольно отдаст. И еще сверху добавит. Тоже мне, проблема!
– Вы не поняли…
– Так объясни! Что ты все вокруг да около ходишь? Скажи прямо, что нужно?
– Проверить квартиру Паскудникова на наличие бриллиантов, – отчеканил Ник Хаус.
Мы с тетей Светой застыли.
– Каких бриллиантов? – первой пришла в себя тетя Света.
– Крупных, – сказал американец.
– И много бриллиантов? – поинтересовалась я.
– Была пригоршня.
– А теперь с начала и подробно. И винца нам всем еще налей. Больше, больше лей. До верха. Так, а теперь свой стакан залпом. Выпил? Молодец. Теперь рассказывай, – давала указания тетя Света.
И Ник Хаус поведал о конфликте супругов Паскудниковых, который привел к разводу. Эту версию Ник слышал от Лен, правда, Лен, кроме Ника, никто не поверил.
Американская жена в очередной раз ругалась с русским мужем, причем перед «маминым уголком». Лен была доведена до такого состояния, что схватила урну с прахом мамы Паскудникова и запустила ею в стену. В любом случае в спальне не было ни тарелок, ни чашек, ни ваз. В принципе для кидания в стену подходила только урна и подсвечники из «маминого уголка».
Урна разбилась, и на пол посыпались блестящие камушки. На несколько штук упали лучи заходящего солнца, и камни стали блестеть и переливаться всеми гранями.
«Бриллианты!» – мгновенно решила Лен.
Но больше она ничего подумать не успела. Паскудников набросился на нее, как раненый лев, и со всей силы врезал в глаз. Раньше он руки не распускал никогда. Лен упала, да еще и ударилась об угол кровати.
Когда она пришла в сознание, Паскудникова рядом не обнаружила. Самым удивительным было то, что урна стояла на месте, целая и невредимая. На полу валялся разбитый старинный подсвечник и сломанные свечи.
Лен моргнула, потом услышала голоса. Это Паскудников заходил в квартиру с соседками, бывшими подругами его мамы.
Они вошли в комнату, где Лен уже сидела на полу.
– Вот полюбуйтесь, – сказал Сашка, показывая на подсвечник. – У меня просто слов не хватает.
– Ой, и свечи сломались! – заголосила одна из соседок. Вторая схватилась за голову. – Плохая примета. Сашенька, ты обязательно в церковь сходи, панихидку закажи.
– Обязательно схожу, – сказал Саша. – Мое терпение лопнуло, – объявил он, глядя на Лен сверху вниз. – Я подаю на развод.
Лен заорала, что это она подает на развод и вообще потребует завести на Паскудникова уголовное дело за нанесение ей тяжких телесных повреждений и за незаконную торговлю бриллиантами.
– А бриллианты тут при чем? – спросила соседка.
В дверях появился еще один сосед, которого трезвым Лен не видела никогда.
– Чего эта лягушатница несет? – Он всегда называл Лен «лягушатницей».
– Какие бриллианты? – спросил Паскудников. – У тебя что, совсем ум за разум зашел? Ты сломала мамин подсвечник, ты оскорбляла память моей матери, а теперь еще на меня поклеп наводишь?
– Да, мы из-за стенки все слышали, – заявила вторая соседка. – Саша, у тебя ангельское терпение. Ты два года эту мерзавку в доме держал! Да такую жену, как ты, – посмотрела она на Лен, – русский мужик должен был с первой недели вожжами охаживать, а Саша тебе еще что-то объяснить пытался, как человеку! А ты, вместо того чтобы добром на добро отвечать, какую-то околесицу несешь!
Вскоре в квартире Паскудниковых собрался чуть ли не весь подъезд, соседи вызвали милицию, которая, естественно, приняла сторону Паскудникова, тем более что разбитый подсвечник как вещественное доказательство все еще лежал на ковре. Соседи подтвердили, что слышали скандал и оскорбление Лен памяти Сашкиной матери.
Лен пыталась говорить, что она кидала в стену урну с прахом матери. На это ей ответили, что у нее проблемы с памятью и вообще нормальный человек даже в страшном сне не может кинуть урну с прахом усопшего в стену. Несколько соседей сказали, что она ненормальная. Одна мамина подруга заявила, что как-то попыталась воздействовать на американку словом Божьим и наставить на путь истинный, а она только морду скривила вместо того, чтобы внимать, когда и что ей следует делать.
Лен потребовала у прибывшей милиции вскрыть урну с прахом матери Паскудникова, потому что там он хранит краденые бриллианты.
– Я не краду бриллианты! Я вообще ничего не краду! – завопил Паскудников с пеной у рта. – А в урне – прах моей мамы!
– Нет, ворованные бриллианты! – топнула ногой Лен, которая к тому времени уже стояла, хотя у нее безумно болела голова.
Паскудников долго орал, все соседи его поддерживали, но Лен решила стоять насмерть. В результате Паскудников, обложив жену трехэтажным матом, схватил урну и протянул милиционеру.
– Открывайте! При свидетелях!
Сам он рухнул на колени перед портретом матери и стал истово креститься с воплем «Мама, прости!». Соседи тоже стали креститься. Милиционер, как и все собравшиеся, осенил себя крестным знамением и урну раскрыл.
Там оказался только пепел. Внутрь заглянули все соседи. Урну поставили на место, хором прочитали «Отче наш», потом кто-то принес святой воды, комнату окропили, а Лен Сашка предложил собирать вещички и катиться на все четыре стороны, причем немедленно. Он больше не позволит ей ночевать в своей квартире ни одной ночи. Лен на прощание пригрозила Сашуле адскими муками. Он ответил, что так далеко не заглядывает, и снова предложил убираться, на этот раз ко всем чертям.
Лен отправилась к подруге американке, позвонила домой в Америку, на следующий день сама подала на развод. Развод был очень бурным, хотя имущество супруги не делили. Квартира являлась собственностью Паскудникова еще до брака, дача и машина тоже. Лен на них не претендовала. Она требовала возбудить против Паскудникова уголовное дело. Но на суде выступили все соседи и милиция, чуть ли не все районное отделение полным составом. Соседи называли Лен исключительно «гадиной, которая на нашего Сашеньку поклеп навела». В общем, Паскудников был белый и пушистый, а Лен – мерзавка. Их развели, и на Паскудникова никаких уголовных дел не завели.
Потом из Америки приехал Ник, и мы все оказались в злосчастной квартире, где Лен убили, что теперь доказано.
– Ты считаешь, что Лен убили из-за того, что она видела бриллианты? – уточнила я.
– Значит, вы верите, что бриллианты были? – мгновенно посмотрел на меня Ник.
– Я не исключаю этого варианта, – сказала я.
– Вполне, – кивнула тетя Света. – Паскудников производит впечатление проходимца. Но я не верю в то, что в той квартире вы все оказались из-за бриллиантов.
– Я точно к ним не имею никакого отношения, – рассмеялась я. – Хотя у Ксении украли драгоценности. У Агриппины Аристарховны пытались найти драгоценности… Здесь никто не рылся?
Ник покачал головой.
– Ты хочешь, чтобы мы забрались в квартиру Паскудникова и вместе с тобой ее обыскали? – уточнила тетя Света.
Ник кивнул.
– Вы лучше меня знаете места, где русские устраивают тайники. Помогите мне, пожалуйста. Конечно, мы все найденное разделим поровну. Я спрашивал у вас про воров, чтобы еще и у них уточнить, где лучше искать. Ключ от квартиры у меня есть. Он остался у Лен, а когда я ходил к Паскудникову после вызволения из квартиры депутата, то специально проверил: замки те же.
– Приедут Вова с Геной – у них спросим, – сказала тетя Света.
– Я… – пролепетал Ник.
– Они – нормальные ребята, – сказала я. – И они помогут. Если мы найдем бриллианты, как ты их собираешься вывозить в Америку?
Ник задумался.
– А ребята помогут, – уверенно заявила тетя Света. – И если там пригоршня… – она прикинула. – Всем хватит.
– Ксения, – напомнила я.
– Да, проблема, – задумалась тетя Света.
– Нужно сказать, что всех нас в квартиру заключил Паскудников, – предложил американец.
– Не поверит, – сказала я. – А вот в контрабандные бриллианты поверит. И ей как раз нужно восстанавливать утерянное.
– Ей нужно сказать, что ее драгоценности могут лежать у Паскудникова! – воскликнула тетя Света.
– Он – этакий перевалочный пункт при транспортировке камней и драгоценностей, – добавила я. – Тогда Ксения самолично всю квартиру перероет. Уж очень она была зла на воров.
– Она поверит, что это мог сделать ее Сашуля? – Ник скривился при упоминании бывшего родственника.
– Он явно знал, что у нее есть, – сказала я. – И мог собрать фотографии, где она изображена с разными драгоценностями. Ник, не волнуйся, я это возьму на себя.
– Так вы сходите со мной?! – радости Ника, казалось, не было предела.
– Мы сходим все вместе, – объявила тетя Света.
Наконец прибыли остальные гости. Вова с Геной принесли арбуз. При виде него Ник дернулся, как от гранаты с вырванной чекой.
– Ты чего? – удивленно спросил Вова. – Арбуза никогда не видел?
Ник продолжал в ужасе смотреть на зеленый шар.
– Ник, чего ты испугался? – спросила я. – Думаешь, внутри бомба заложена? Я что-то не слышала про теракты с участием арбузов. Или у вас в Америке были?
Наш американский друг сообщил, что, по статистике, 64 % его соотечественников боятся арбузов. Проводились специальные исследования, целью которых было выяснить, какие продукты пугают потребителей. Граждане заявили, что камуфляжный окрас арбузов заставляет их думать о вооруженных конфликтах и террористах.
– Арбузы появились до камуфляжа, – заметила тетя Света.
– По-моему, никто из русских не назовет окрас арбуза камуфляжным, – сказала я.
Иван Васильевич кивнул и заметил, что камуфляж не является обязательной формой террористов.
– Ник, тебе не козлов надо лечить, а арбузофобию, – заявил Гена. – Вначале у себя, потом у своих соотечественников. Как можно при виде арбуза начинать думать о террористах?!
В ответ на это Ник сообщил, что некоторые его соотечественники боятся арбуза в разрезанном виде. Он у них ассоциируется с разинутой пастью чудовища. Вова покрутил пальцем у виска.
Ник взял себя в руки, все заняли места за столом, роль рассказчицы взяла на себя тетя Света. Удивительно, но Ксения быстро поверила в возможность организации кражи у нее дома Паскудниковым. Он один из немногих знал про комплект, подаренный на восстановление Петербурга умирающей старушкой.
– Если я найду у него что-нибудь из своего, я ему самолично яйца оторву! – прошипела Ксения.
– Надо выяснить, когда его не будет дома, – сказал Вова.
– Соседи, – напомнил Гена.
– Сейчас лето. Все на дачах, – сказал Иван Васильевич. – В особенности, если там живут подруги его мамы.
– Мы с Ваней постоим на шухере, – объявила Агриппина Аристарховна.
– Откуда вы такие слова знаете?! – удивленно воскликнул Вова.
– Сейчас их все знают, Вовочка. А мы посидим на скамеечке перед подъездом. Двое пожилых людей на скамеечке перед подъездом не привлекут внимания.
– Идти нужно ночью, – заметил Гена. – А двое пожилых людей ночью у подъезда точно привлекут внимание. Лучше вы погуляете по окрестностям. И если вдруг увидите милицейскую машину, позвоните нам. Я отдам вам свою трубку.
– Марина, позвони нашему маленькому другу, – дала указание тетя Света. – Он определенно нам поможет.
– А когда пойдем? – спросил Ник Хаус. – Мне улетать в следующее воскресенье…
– Сегодня. Чего откладывать? – заявила тетя Света. – Быстро доедаем, допиваем… Сколько у нас машин?
На машинах приехали Ксения и Вова с Геной. Там у них также лежал и инструмент, который понадобится для попадания в квартиру, если вдруг у Паскудникова все-таки появился новый замок.
– Погодите, – сказала я. – А если Паскудников дома?
– Сейчас выясним, – объявила Ксения. – Все молчат. Я звоню.
Она запустила набор нужного номера и заворковала в трубку.
– Сашуля? Это Ксения. Ой, я слышу какой-то женский смех. Я ревную, Сашуля. Ты где? В ночном клубе? И будешь до утра? Как жаль… А я хотела тебя пригласить к себе… Утешить бедную девочку. Мне так плохо, Сашуля… Точно до утра? У тебя важная встреча? Да, понимаю, работа… Работа прежде всего. Ну позвони как-нибудь. Целую, дорогой. Чмок-чмок. Звони, заходи.
Ксения отключила связь и объявила:
– Подлец! Деловая встреча у него. Когда едем?
Вова посмотрел в окно и объявил, что надо бы часок подождать. Как раз все доедим и обсудим детали. Я пошла в коридор вызывать Шедевра, которому предстояло прибыть непосредственно к дому Паскудникова. Ксения не только больше не пила, а еще и приняла «антиполицай», как и Вова, которому тоже предстояло сесть за руль. Я сяду с Ксенией на переднее место пассажира, на заднем сиденье разместятся Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной. Внутри «каблука» поедут Ник Хаус с тетей Светой. Моя родственница объявила, что не хочет оставлять американца одного.
«Чтобы не передумал?» – мелькнула у меня мысль, но уточнять я не стала.
Я также рассказала собравшимся про возвращенный мне пакет с вещами, который оставался в машине у Константина, подвозившего меня в злополучную пятницу.
Никто не смог предложить никаких вразумительных объяснений. Нигде в вещах мой адрес не значился.
Ночь с воскресенья на понедельник
Не успели мы отъехать от дома, где снимала квартиру Лен и теперь жил Ник, и преодолеть первый поворот, как нас тормознули гаишники. Вернее, они тормознули «каблук» Вовы с Геной, который ехал за «БМВ» Ксении. Журналистка тут же дала задний ход, и мы все выскочили из машины.
Вова уже открывал «каблук», откуда вылез пьяненький Ник Хаус с бутылкой русской водки, которую, видимо, взял для храбрости, и объявил нашим гаишникам, что он – гражданин Америки, а затем спросил, по какому праву нас всех остановили. Разве здесь нет левого поворота?
– Он здесь, видимо, платный, – буркнула себе под нос Ксения. Ее услышала только я.
– Он, – сказал один гаишник другому.
– Они все, – сказал второй, обводя нас всех взглядом. Мы как раз собрались у дверей «каблука». – Из той квартиры.
Из припаркованного у края тротуара грузовика выскочили третий гаишник и пассажир, с которого, похоже, только что содрали штраф, и тоже уставились на всех нас, словно на зверюшек из зоопарка.
– Точно. Все из телевизора, – сказал мужик-водитель. – А можно с вами сфотографироваться? У меня фотоаппарат с собой. Ну, пожалуйста?
Мы милостиво кивнули, и сотрудники ГАИ, вместо того чтобы повышать свое материальное благосостояние, отработали штраф, исполняя роль фотографов. Мужик был безумно счастлив. Он фотографировался с нами по отдельности и со всеми сразу. Фотоаппарат оказался еще и у одного гаишника, и сотрудники органов тоже с нами сфотографировались на память.
– Поезжайте спокойно, – сказали нам на прощание. – Мы сейчас всем постам передадим, что это вы едете.
И мы поехали. Только свернули, не доезжая до следующего поста.
Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной, как мы и договаривались, остались прогуливаться вдоль дома, мы же все вошли в подъезд, не отягощенный ни кодовым замком, ни домофоном.
Ник указывал путь. Мы с ним, Ксенией и тетей Светой поехали на лифте, мужчины отправились вверх по лестнице пешком. Встретились все у квартиры. Гена открыл дверь предоставленным Ником ключом, первым вошел и подтвердил отсутствие сигнализации. В свое время Лен удивлялась, что муж не ставит квартиру на охрану. Он утверждал, что, во-первых, к нему, как к криминальному репортеру, ни один вор не сунется, а во-вторых, его охрана – это соседки, которые всегда начеку.
Правда, сегодня ночью они начеку не были. Вова с Геной еще во дворе вычислили окна Паскудникова и его соседей. Все были темными.
Отсутствию какой-либо сигнализации или чего-то типа «тревожной кнопки» очень удивилась Ксения. Она вдруг вспомнила, что у Сашули были приятели – два брата, увлеченные электроникой. Паскудников приобретал у них какие-то хитрые штучки и хвастался перед Ксенией. «Штучки», например, помогали глушить любую прослушку. Сашуля их использовал при встречах с информаторами.
– Глушилки и сигнализация – это разные вещи, – заметил Гена.
Командовал парадом Вова. Он поставил Ксению дежурить у двери на случай появления соседей, которым она должна была открыть и сообщить, что ждет дорогого Сашулю. В таком случае ей на самом деле придется остаться. Но мы все-таки надеялись, что до этого не дойдет.
Ник для начала провел нас к «маминому уголку», который на самом деле производил впечатление. Я назвала бы его алтарем. Вообще в этой комнате преобладал черный цвет, на полу стояли огромные напольные подсвечники. Я таких никогда в жизни не видела. В центре «маминого уголка» висел большой портрет пожилой женщины, размером где-то метр на метр, в толстой, резной раме. Резьба, отдать должное, была очень красивой, вначале именно она привлекла мое внимание, и только потом я посмотрела на лицо женщины. Я не нашла в нем ничего особенного, правда, сходство с Паскудниковым просматривалось.
Портрет окружали иконы разных размеров, в разных окладах. Тут был и Спаситель, и Богоматерь, и Николай Угодник, и Георгий Победоносец. Перед портретом стояла тумба, накрытая вышитой скатертью. На ней красовались три подсвечника на три свечи каждый. Центральное место на тумбе занимала урна, перед которой лежало яичко в скорлупе и кусок хлеба.
Двуспальная кровать располагалась прямо напротив.
Признаться, я не смогла бы заниматься любовью ни с одним мужчиной в такой обстановке, о чем и сказала вслух. Тетя Света со мной согласилась и сходила за дежурившей у входа Ксенией, временно ее заменив на посту.
Ксения рот открыла и закрыла. Она раньше никогда не бывала в квартире Паскудникова.
– Да он форменный псих, – прошептала журналистка. – Если бы из наших кто-то это увидел…
По-моему, в этой комнате хорошо бы смотрелся гроб.
Ник достал фотоаппарат и все сфотографировал. Я и не знала, что он его с собой прихватил. Хотя все правильно.
– Потом для меня отпечатай несколько фотографий, – попросила Ксения.
– Обязательно, – пообещал Ник.
Вова сказал, что сам с Ником и мною займется спальней, а Гена и тетя Света пусть исследуют гостиную, также служившую и кабинетом. Та комната выглядела абсолютно нормально.