Тайны старого Петербурга Жукова-Гладкова Мария

Глава 18

9 июля, четверг

На следующий день я все-таки решила съездить к Косте, чтобы получить дополнительную информацию. Да и Андрея волновало, что происходит с другом; знакомы они были давно, и для того, чтобы Костя отказался признавать его по телефону, должны иметься веские причины.

По совету Андрея я поехала без предупреждения. Дверь мне открыла усталая женщина с заплаканными глазами и в застиранном халате. Я представилась.

– Если вы за компенсацией, нам платить нечем, – заявила она и уже собралась захлопнуть дверь перед моим носом.

– За какой компенсацией? – не поняла я. – Я от Андрея. Он волнуется из-за Кости, а сам приехать не может.

Она все-таки впустила меня в квартиру. Хотя было только двенадцать часов дня, Константин уже напился в стельку.

Его жена проводила меня на кухню и предложила кофе. Налила чашку и себе. Затем тяжело опустилась на табуретку напротив меня.

Семья художника – жена, теща и двое детей – ютилась в четырехкомнатной «хрущевке», полезная площадь которой равнялась тридцати шести метрам. Тут, конечно, не до творчества. Совмещенный санузел, пятиметровая кухня, отсутствие коридора – в общем, становилось понятно, почему Косте приходилось работать в мансарде вместе с друзьями. С бельевых веревок, протянувшихся, казалось, по всей квартире, свисали застиранная детская одежда, старушечье тряпье, штопаное белье.

– Вы точно не будете подавать на нас в суд? – спросила женщина, представившаяся Леной.

– С какой стати?! – снова не поняла я.

– Ну, ведь мансарда же…

Оказывается, за последнее время у них перебывало столько всяких непрошеных гостей, что Лена уже не представляла, чего от кого ждать. В частности, некие молодые люди предупреждали, что хозяева квартиры снизу намерены требовать возмещения ущерба.

– Но вы-то тут при чем? – Я по-прежнему ничего не понимала.

Лена тоже ничего не понимала, но боялась, как боялся и ее муж, нашедший самый легкий выход, – Костя ушел в запой и пил уже вторую неделю не просыхая.

Я попросила Лену рассказать, кто приезжал к ним за последнее время. Как и художник Андрей, она заметила, что появлявшиеся типы не утруждали себя, не представлялись. Они все только чего-то требовали и орали.

Я спросила: приезжали одни и те же или разные люди? Лена ответила, что кое-кто появлялся и два, и три раза. Кто-то – по разу. Я вынула из сумки прихваченные с собой Васины рисунки и показала ей. Троих она не узнала, зато парня с немного раскосыми глазами видела дважды, если не трижды.

– Но они все как бы… ну, не знаю, как выразиться… от разных организаций, что ли, – сообщила хозяйка.

Хорошенькое выраженьице – «организация» бандюг.

– Почему вы так решили?

– Да спрашивали об одном и том же. Утром одни заявляются, допрос учиняют. Часа через три другие приезжают и то же самое выпытывают, да еще требуют сказать, чьи были до них. Мы-то откуда знаем?

Самым удивительным из сообщений Лены оказалось то, что в первый раз к Косте приезжали до того, как из мансарды вывезли гробы. Я посмотрела на хозяйку большими глазами. Она кивнула. Приехали двое здоровенных молодцев и предложили подписать бумаги – продать им мансарду. Костя отказался.

– Ему угрожали? – спросила я.

– Да в общем-то нет, просто сказали, что он все равно их подпишет, только с большими потерями для себя. Мой хотел в милицию пойти, когда они ушли, да я его отговорила. Думала: может, все утрясется. Да и что бы мы в милиции сказали? Доказательств у нас никаких, ничего нам тогда плохого не сделали… Он к ребятам поехал – узнать, не приходили ли к ним. Ведь они же на равных паях мансардой владели. А Андрюша с Васей уже выпили, разговора не получилось. А ночью эти самые гробы из мансарды вывезли.

Я поинтересовалась, что было дальше.

Костя с Леной вначале решили, что это происки Валерия Павловича, который почему-то решил единолично занять мансарду. Правда, потом они поняли, что это не он, но по-прежнему не знали, кому понадобилась мансарда.

Когда Андрей с Васей стали думать, куда бы им временно отправиться, чтобы пересидеть бурю, Костя предложил записанный на тещу дом в деревне. Костиным друзьям никакие бумаги никто подписывать не предлагал.

Подручные Валерия Павловича тоже приезжали на квартиру к Косте, но они были единственными, кто представлялся и разговаривал в общем и целом вежливо. Пытались разобраться в ситуации.

– Сколько раз они приезжали? – поинтересовалась я.

– После того, как вывезли гробы, – один раз. Потом после пожара – два. И затем, в последний раз, после того, как Костя подписал бумаги. Ну, не сразу, дня через два, через три. Их интересовало, кому теперь принадлежит мансарда.

– Вы хоть какие-то деньги получили? – спросила я.

– Какие деньги?! – махнула рукой Лена. – Слава богу, живы остались. Да, а вы сказали, что вы от Андрея? Он-то как?

Я сказала, что Андрей жив, но скрывается, Васю же вначале ранили, а потом убили. Лена достала из ящика стола бутылку водки, смахнула навернувшиеся на глаза слезы и предложила мне помянуть Василия.

Она призналась, что за ней ухаживали и Вася, и ее Костя. Она выбрала Костю и всю жизнь чувствовала себя виноватой перед Василием. Хороший был мужик, царство ему небесное. Я с ней полностью согласилась, и мы опрокинули по рюмке.

Затем Лена продолжила свой рассказ.

Те же молодцы, которые приезжали с бумагами до исчезновения гробов, появились опять и снова предложили их подписать. Костя и во второй раз отказался.

– Ну посмотришь, что будет завтра, – ухмыляясь, предупредили его.

Костя с Леной уже точно знали, что это не от Валерия Павловича. Подручные Могильщика оставили телефон – на тот случай, если покупатели появятся еще раз. Костя по нему позвонил и сообщил о новом визите предполагаемых покупателей. Его вежливо поблагодарили и попросили держать в курсе событий. Это было в пятницу.

В ночь с пятницы на субботу в мансарде начался пожар и произошел взрыв. Рано утром, в субботу, Костю пригласили на опознание. Он точно знал, что Андрей с Васей в четверг уехали на дачу, но неужели вернулись?! Костя одевался, и руки его дрожали. Неожиданно зазвонил телефон.

– Ну, теперь подпишешь? – спросили на другом конце провода и велели в любом случае опознать останки двух людей – Андрея и Васю. Естественно, предупредили, чтобы лишнее ментам не говорил. Пригрозили семье.

Костя испугался. Но не ехать на опознание не решился – боялся бандитов, милиции, всех на свете. На его счастье, по останкам опознать кого-либо было просто невозможно. Художник сказал милиции, что, кроме его приятелей, в мансарде никого не могло быть, и это отчасти соответствовало действительности.

В воскресенье утром Костя понесся на дачу. Он поехал бы и в субботу, но практически весь день пришлось провести в милиции. К его великой радости, Андрей с Васей были живы и здоровы, если не считать страшного похмелья. Мужики напомнили ему, что у них у всех на понедельник намечена какая-то халтура, – Лена не знала, где и на кого. Они в последний раз отработали вместе.

С тех пор Костя ни разу не видел ни Васю, ни Андрея.

– Но почему он отказывается разговаривать с ними по телефону?!

– Мы решили, что так будет лучше для ребят, – вздохнула Лена. – Чтобы до них не добрались. Вдруг наш телефон прослушивают?

После пожара Костя все-таки согласился подписать бумаги. Причина – новая угроза: хочешь, чтобы друзья остались живы? Хочешь, чтобы с родными все было в порядке? Не хочешь, чтобы менты узнали, что ты им наврал?

Костя совсем запутался и, как любой нормальный человек, хотел жить спокойно, чтобы не волноваться за семью и друзей. И что такое какая-то мансарда по сравнению с жизнью близких тебе людей? Лена сказала, что он может работать и дома.

Муж с женой очень надеялись, что хоть после этого от них отстанут, но не тут-то было. Незваные гости пошли лавиной. Все угрожали, расспрашивали про покупателей, про Андрея с Васей, гробы да бог знает про что.

Адрес деревенского дома из него выбили – в прямом смысле. Второй группе, интересовавшейся адресом, он назвал его сразу же, правда, не предупредил, что туда уже, наверное, поехали. Они тогда еще с Леной позлорадствовали: а ну как там встретятся и друг друга перестреляют?

Что, в общем, и случилось. Налив себе еще одну рюмку и выпив не закусывая, Лена усмехнулась и заявила:

– Нехорошо, конечно, чужой смерти радоваться, но так им и надо, сволочам!

К ним приходили из милиции, спрашивали, что за люди находились в деревенском доме, принадлежащем парализованной теще.

Лена с Костей сделали большие глаза, заявив, что они его вообще-то давно продать собирались, там уже невесть сколько времени не появлялись, ездить далеко, да даже не в расстоянии дело: железнодорожные билеты их семье не по карману, льготы-то только у пенсионеров, а людям их возраста ездить накладно получается. Дешевле те же овощи в палатках купить. Постоянные жители деревни подтвердили, что много домов стоят заброшенными, наверное, какие-то бандиты сами по себе решили занять или выбрали новое место для разборок. По крайней мере, больше милиция Костю с Леной не беспокоила.

– А остальные непрошеные гости? – спросила я.

– Последние два дня никого не было, слава богу. – Лена перекрестилась. – Господи, только бы оставили нас в покое!

Много ли человеку нужно для счастья?

Лена поинтересовалась, сильно ли мы пострадали от пожара в мансарде. Сама она в нашем доме никогда не была, даже не представляла, где это. Я пояснила, что огонь до нас не дошел, но нас сильно залили пожарные, а взрыв произошел не над нашей квартирой, а над соседями. Лена снова забеспокоилась, не приедут ли к ней наши соседи требовать компенсацию, – ведь всегда надо найти козла отпущения. Я была почти уверена, что французы, которым принадлежала та квартира, этого делать не станут.

На этом мы и распрощались. На всякий случай я оставила Лене свой телефон, но просила никому не рассказывать о моем посещении, если непрошеные гости появятся у нее вновь.

Глава 19

9 июля, четверг, вечер

Вечером, как уже часто случалось, гости пошли косяком. Первым приехал Валерий Павлович с двумя телохранителями. Мы приняли его настороженно, не представляя, зачем Могильщика принесло на этот раз. Вариантов могло быть множество, причем не самых благоприятных для нас.

Тем не менее мы пригласили его на нашу коммунальную кухню. Двое молодцев опять прилипли спинами к стене и направили отсутствующие взгляды поверх наших голов.

Когда мы все расселись с чашечками кофе или чая, Валерий Павлович приступил к делу, не откладывая его в долгий ящик.

– У меня к вам несколько вопросов, – сообщил он.

Мы все кивнули.

Первым делом он спросил, не в курсе ли мы случайно, куда делась троица его охранников, с которыми мы тут так лихо управились. Могильщик усмехнулся, оглядывая нас. Сопровождавшие его красавцы стояли с каменными лицами.

Мы сообщили, что в последний раз видели двоих из них на одной из площадок нашей лестницы, – они валялись без сознания после неудачного покушения на меня. И в красках его описали. Одному нападавшему удалось скрыться.

Валерий Павлович искренне удивился и признался, что не ожидал подобной инициативы от своих молодцев. Затем он спросил, как мы с ними расстались после первой встречи.

– Вы же сами сказали, чтобы мы выкинули их вон, – ответила Ольга Николаевна. – Мы и выкинули.

– В прямом смысле? – удивился Валерий Павлович.

– Да, отнесли на помойку, – кивнул Иван Петрович. – Ух, тяжелые оказались. Пришлось волоком по лестнице тащить.

Могильщик от души посмеялся.

– Молодцы, – похвалил он нас. Затем повернулся к своим: – Учитесь у стариков, детей и женщин, балбесы.

Выражение лиц «балбесов» совершенно не изменилось. И где только таких находят?

Потом Валерий Павлович стал серьезным и спросил: не знаем ли мы, как его молодцы выбрались из помойки, – помогал ли им кто? Я заявила, что на следующее утро их там уже не было, правда, мусор вывозят между пятью и шестью – могли уже и передислоцировать их куда-нибудь. Я выходила значительно позже. Иван Петрович напомнил, что свидетелями выноса тел стали хозяева ночного клуба «Жар-птица». Может, они решили забрать добро к себе? Ведь теперь кто что по помойкам собирает. Даже новое словосочетание появилось – «выгребные люди». Может, кто-то и молодцев взял, придал им товарный вид, а теперь использует в хозяйстве. А на меня, как мне казалось, они набросились по собственной инициативе. Валерий Павлович все очень внимательно выслушал, но нам никакой информации не предоставил – по крайней мере, по поводу того, что собирается предпринимать в плане поисков своих людей. Жалко их ему стало, что ли? Или кадров не хватает? Ни у меня, ни у кого другого из жильцов нашей квартиры не было ни малейшего желания видеть молодцев еще раз, хотя мы не сомневались, что в состоянии с ними управиться. Но надоели они нам.

Затем гость перешел к новой теме – собственной дочери.

– Она в самом деле сюда приходила? – спросил он.

Мы кивнули.

– Что-нибудь крушила, била, обливала всех грязью?

Мы с удивлением посмотрели на Могильщика и пояснили, что все было как раз наоборот: Раиса произнесла всего несколько фраз ровным бесцветным голосом. И удалилась. Она даже не переступила порога нашей квартиры.

Валерий Павлович попросил в подробностях – насколько они были нам известны – описать схватку на лестнице и происходившее в отделении милиции.

Да, вот там-то Белоусова показала себя во всей красе. Если у нас она была этакой снежной королевой с ледяным голосом, то в милиции орала, как базарная торговка. В принципе, можно было бы подумать, что это два разных человека, но это была одна и та же женщина.

Валерий Павлович опять слушал очень внимательно, то и дело кивая и прихлебывая кофе.

– А своего бывшего мужа вы давно видели, Марина Сергеевна? – обратился ко мне Могильщик.

– Да как раз перед тем, как его взяли в заложники, – пожала я плечами.

Я немного помолчала, потом решилась на прямой вопрос:

– Он у вас, Валерий Павлович?

Могильщик с удивлением посмотрел на меня, а наши с двух сторон стали наступать мне на ноги под столом: кажется, мы решили не рассказывать Валерию Павловичу о том, что я видела в ту злополучную ночь.

– Да мне-то он зачем, прости господи?! – воскликнул Могильщик.

– Ну, например, чтобы как-то воздействовать на дочь, – предположила я. – Если он ей до сих пор дорог и…

– Я что, стал бы со своей дочери выкуп за ее мужика требовать? – перебил меня Валерий Павлович. – Да и на Раису, по-моему, вообще ничем нельзя воздействовать. Уже не переделаешь ее.

Валерий Павлович вздохнул и пустился в объяснения.

Во-первых, насколько ему известно, Женя с Райкой давно расстались: Раиса его бросила. Мне тоже так казалось (Женя мне еще в плечико в свое время плакался, рассказывая, какая Райка стерва). Валерий Павлович был искренне удивлен, узнав, из-за чего разгорелся сыр-бор, в связи с которым его дочь провела ночь в «обезьяннике». Последнее, по его мнению, было для нее весьма полезно.

Раиса всегда любила слабых мужчин – чтобы крутить и вертеть ими, как ей вздумается. Пунктик у нее имеется насчет того, что бедные женщины много веков находились под мужским игом, не имели права голоса даже в семье, не могли участвовать в выборах, не пользовались равными правами с мужчинами при оплате за равный труд – и прочее и прочее. Райка взяла на себя роль вселенской мстительницы за баб, пострадавших от мужского гнета. Унизить мужчину – любого мужчину – для нее великое счастье и бальзам на душу. В ее фирме, например, работают только мужчины, и она ими помыкает как хочет; те же вынуждены терпеть – безработица, а Райка платит хорошо, чтобы держались за место и чтобы она постоянно имела под рукой объекты для осуществления взятой на себя миссии. Ладно бы стремилась доказать, что она умнее, находчивее, изворотливее мужиков, – это Валерий Павлович с радостью принял бы. Деловые качества он всегда уважал. Докажи делом, что ты лучше. Но Белоусова искала слабых, неустроенных, закомплексованных – как для работы на себя, так и для личной жизни – и фактически измывалась над ними. Валерию Павловичу иногда становилось просто обидно за мужской род. Он не понимал, почему у него родилась такая мужененавистница.

– Простите, а ее мать?.. – поинтересовалась Анна Николаевна.

Валерий Павлович вздохнул. Его жена, мать Раисы, покончила с собой, когда девочке было десять лет. Хотя они всегда жили в достатке, мать Раисы постоянно хотела того, того и вот этого. Ну просто как в сказке о золотой рыбке. И она постоянно попрекала Валерия Павловича, что он дает ей мало денег, покупает мало нарядов, ограничивает ее, бедную, хотя это не соответствовало действительности. Она не могла успокоиться, пока не получала такое же платье, как у Мани, или такое же кольцо, как у Тани. «Ты меня унижаешь, – кричала она мужу. – Я не могу выйти в такой одежде в свет!» Более того, жена рассказывала всем друзьям и знакомым, какие унижения ей приходится терпеть, говорила, что живет под мужским игом и должна чуть ли не на коленях вымаливать каждую новую вещь, – а вещей у нее было больше, чем у кого-либо из этих самых друзей и знакомых.

Она все время грозила, что покончит с собой, потому что «не может больше терпеть такую жизнь», и предприняла несколько попыток самоубийства. Как предполагал Валерий Павлович, с целью привлечь к себе внимание и вызвать жалость – чтобы все видели, какая она несчастная, униженная и оскорбленная, чтобы бегали вокруг, сдували пылинки.

Мать Раисы глотала таблетки и резала себе вены. Как-то раз, когда Валерий Павлович пришел домой с двумя компаньонами (и жена знала, что муж приедет с гостями, потому что он просил накрыть на стол для деловых партнеров), он застал ее на табуретке с петлей в руках.

Все это происходило на глазах у девочки.

Вскоре Могильщику это надоело, и он отправил дочь, психическое состояние которой его очень волновало, к своей матери. И тут жена привела в исполнение свою угрозу: она выбросилась из окна, предварительно наглотавшись таблеток. Она провела три дня в коме, и спасти ее не смогли. В предсмертной записке она указала, что во всем обвиняет мужа, лишившего ее, ко всему в придачу, еще и единственной дочери. Валерию Павловичу потребовалось потратить немало усилий (и, естественно, средств), чтобы дело замяли. Правда, на его стороне выступило много свидетелей: друзья, соседи, считавшие мать Раисы ненормальной, что в общем-то соответствовало действительности. Более того, в ее медицинской карте имелось подтверждение попыток самоубийства.

После смерти жены Валерий Павлович снова взял дочь к себе. Он делал все, чтобы компенсировать Рае отсутствие матери. У нее были лучшие игрушки и наряды, самые дорогие украшения, он не отказывал ей ни в чем. Валерий Павлович больше ни разу не женился, чтобы дочь не жила с мачехой. А лет к семнадцати впервые проявилось это стремление наказать всех мужчин. Попыток самоубийства Рая не предпринимала, как раз наоборот – хотела пожить подольше, чтобы успеть расправиться с большим количеством «негодяев».

– Да, причины следует искать в детстве, – кивнула Анна Николаевна. – Наверное, что-то из слов матери отложилось в подсознании. Мать-то небось перед ней целые выступления устраивала.

Валерий Павлович кивнул и признался, что много раз предлагал Рае сходить к психотерапевту. Отец же прекрасно понимал, что патологическое стремление унизить мужчин – это ненормально, да и наследственность у дочери, если брать линию ее матери, не из самых лучших (я промолчала насчет папочки). Но куда там! Реакция на все предложения отца была такой, что и вспомнить страшно. Частенько у Райки случались приступы дикого, необузданного гнева. В нормальном состоянии она была даже чересчур уравновешенным человеком, напоминала снежную королеву, но если срывалась… Не дай бог кому-нибудь оказаться у нее на пути.

Могильщику было искренне жаль мужчин, попадавших в лапы к его дочери. Некоторым он честно говорил, что она собой представляет, и рекомендовал бежать от нее как черт от ладана, пока не вытянула всю душу. Но вырваться из Райкиных лап, пока она сама не хотела отпускать жертву, практически невозможно.

Женю она прихватила года полтора назад в офисе отца: мой бывший устанавливал там какие-то системы видеонаблюдения. Бросила она его месяца через три, сломленного, униженного и, наверное, уничтоженного как личность. Я кивнула. Встречалась с Женей после этого. Он только недавно стал отходить.

И тут вдруг она хочет его выкупить…

– Возможно, он позвонил ей как единственному человеку, который может собрать такую сумму, – предположила я. – И она решила помочь.

– Вы Райку не знаете, – усмехнулся Валерий Павлович. – Чтобы она кому-то помогала? Тем более мужчине? Не смешите меня. Здесь где-то зарыта собака, только вот какая… Я теряюсь в догадках. Откровенно говоря, пришел к вам… к вам, Марина Сергеевна, чтобы, может, вместе что-то придумать… Честно скажу: одному мне не справиться.

Валерий Павлович вздохнул. Я внимательно посмотрела на него, и мне почему-то стало его очень жаль. Одинокий человек, на старости лет (конечно, до старости ему еще далеко, но тем не менее) оставшийся совсем один. Не повезло с женой, посвятил жизнь дочери, а из нее выросло такое… Ведь мог бы завести еще одну семью, родить детей, ведь еще не поздно…

Словно почувствовав мое отношение к Могильщику, к нему направился кот и потерся об его ноги. С чужими Мурзик этого практически никогда не делал, а тут приласкался и даже запрыгнул к Могильщику на колени и остался там. Валерий Павлович стал гладить животное по длинной мягкой шерсти.

По-моему, Валерий Павлович как-то проникся к жильцам нашей квартиры, мне сейчас не казалось, что он строит против нас козни, наоборот, казалось, он хочет, чтобы мы стали его друзьями, которых у него, возможно, нет совсем.

– Так чего вы хотите? – спросила Ольга Николаевна.

– Спасти Райку, – вздохнул отец. – Ведь она явно что-то задумала. Или куда-то уже вляпалась. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Дочь все-таки. – Валерий Павлович снова тяжело вздохнул.

– А вы с ней не пробовали говорить в последнее время? – поинтересовалась Анна Николаевна. – Ну, например, помочь с выкупом Жени? Кстати, у нее есть двадцать пять тысяч долларов?

– Есть, – едва заметно улыбнулся Валерий Павлович. – Такая сумма – это по вашим меркам бешеные деньги, а у Райки… в общем, есть. – Он немного помолчал и продолжал: – Я предлагал ей помочь найти Женю. И уже начал действовать. Но натолкнулся на глухую стену. Я не представляю, у кого он. И вообще – зачем его взяли?! Марина Сергеевна… – Валерий Павлович с мольбой посмотрел на меня. – Нужно разобраться с этой историей, только тогда можно будет что-то предпринять.

Мы переглянулись. Анна Николаевна пожала плечами. Ольга Николаевна заявила, что решать мне самой. Иван Петрович сказал, что он со всеми согласен. Сережка велел мне рассказать Валерию Павловичу все, как было.

– Мы думали, что Женя у вас, – сказала я для начала.

– Я же сказал: у меня его нет. И уже пояснил, почему.

– Но мы решили, что это ваши люди тогда в деревне…

Валерий Павлович опять очень внимательно выслушал меня. Потом признал, что да, его люди приезжали к дому, принадлежащему Косте (вернее, его теще); они говорили с людьми папы Сулеймана и Стрельцова, дежурившими там, а потом уехали ни с чем. Больше туда они не возвращались. И Женю в плен не брали.

Но кто же тогда?!

Это было великой тайной и для Валерия Павловича.

– Под вас кто-то копает? – подал голос Иван Петрович.

– Не под меня, а под Сулеймана, – сказал Валерий Павлович. – Причем хотят работать моими руками. Но Сулейман не стал бы все это организовывать.

– А может, как раз он? – Я внимательно посмотрела на Валерия Павловича.

Он искренне удивился и попытался мне возразить, но я его перебила и предложила свою версию: кто-то захотел убрать с дороги папу Сулеймана. Или занять его место. Кто реально может его потеснить? Только Валерий Павлович. А поэтому нужно сделать так, чтобы Могильщик рассердился и начал действовать. Но умные люди поймут, что на самом деле это не папа Сулейман. Рашидов имеет репутацию человека, свои долги отдающего. Он просто не может пойти против Валерия Павловича, потому что ему должен.

– Не может, – подтвердил Могильщик. – Не тот человек. Он бы открыто пришел ко мне и предложил выкуп. Ну, чтобы я покинул его территорию. Или открыто предложил бы договориться.

– А может, он хотел, чтобы вы именно так подумали? Восток – дело тонкое. Он предполагал, что вы будете уверены, что это не он. А на самом деле – он. Его происки. Чтобы убрать вас со своей территории. Или вообще убрать вас. Вы начинаете против него действия, а он, естественно, обороняется. Ну и там… Сами понимаете. А в глазах всех остальных он оказывается прав. Он защищался. Или вы паникуете, а он тем временем продолжает свою работу. Или вы ищете какого-то неведомого врага, а Рашидов сидит себе и посмеивается.

– Ему это, в общем-то, не нужно… – протянул Валерий Павлович, однако задумался.

Я согласилась: может, папе Сулейману и не нужно отправлять Могильщика на тот свет и даже выживать со своей территории, но, как, например, мы слышали, у Валерия Павловича имеется некое досье. Могильщик улыбнулся. А если папе Сулейману нужно, чтобы Валерий Павлович это досье использовал? Против кого-то другого…

Я спросила, не предлагал ли Валерию Павловичу папа Сулейман встретиться лично после последних событий? Оказалось, что предлагал, но Могильщик пока от предложения отказался.

– А на личной встрече он может вам сказать, что нашел негодяя. Это того-то и того-то. Например, из ваших общих знакомых. Или из нынешних лидеров питерских группировок. Хочет отобрать район. Валерий Павлович, давай объединимся. Меня подставляют, ты страдаешь. Воздействуй. Может такое быть?

Могильщик долго молчал, явно обдумывая мои слова.

– А вообще в городе есть еще кто-то, претендующий на наш район? – подал голос Иван Петрович. – Может, на самом деле они эту игру затеяли и в самом деле подставляют папу Сулеймана в надежде его уничтожить? А может, как Марина сказала, папа Сулейман хочет кого-то убрать вашими руками, а, Валерий Павлович?

Могильщик почесал в затылке.

– И этот кто-то каким-то образом подключил Райку? – хитро прищурился Могильщик.

– Не исключено, – кивнула я. – Вы можете выяснить, с кем она встречалась в последнее время?

– С вашим соседом, – хмыкнул Валерий Павлович. Могильщик признался, что был несколько удивлен, узнав, что Раиса закрутила роман со Стрельцовым, хотя вроде бы теперь от него отошла. Стрельцов как-то не вписывается в общий ряд ее пристрастий. И тут вдруг желание выкупить Женю… Даже к ментам пошла, что за ней раньше не наблюдалось.

Валерий Павлович поинтересовался, не звонил ли мне больше Женя с просьбой его выкупить. Я покачала головой. Последний раз звонили в ночь с понедельника на вторник.

– И Райке больше не звонят. С тех пор как менты аппаратуру установили. У вас ставили?

У нас ничего не ставили, и я в отличие от Раисы Белоусовой в милицию не обращалась. Представители органов в доме у нас бывали, но ничего не сделали.

– Может, его в живых уже нет? – с беспокойством спросила Ольга Николаевна. – Жалко ведь…

Валерий Павлович пожал плечами: этого никто из нас не знал.

Вскоре он распрощался, попросив нас держать его в курсе, если что-то произойдет.

– Да, кстати, – сказал он уже у двери, – я решил не подключать к работе ваших подруг, Марина Сергеевна. К одной-то ведь милиционер переехал. Хоть и бестолковый, но мент все-таки.

– И куда вы теперь?.. – поинтересовались мы.

– Найду место, – усмехнулся Могильщик на прощание.