Неистовые джокеры Мартин Джордж
Тахион осторожно коснулся кончиком языка свежей ссадины на губе.
— Ты намерена сдаться полиции?
— Нет.
— Тогда я ничего не буду делать. Мысли, прочитанные телепатически, не принимаются в качестве доказательства в суде. — Еще одна грустная улыбка. — Кроме того, описание обстоятельств, при которых эти мысли были прочитаны, не доставит мне удовольствия. Они не делают мне чести. — Его рука невольно прикрыла промежность.
Рулетка развернулась и зашагала прочь. Теперь она остро ощущала и грязь под босыми ногами, и ил, налипший на подол шелкового платья. Что ж, подходящая оболочка для ее души.
— Рулетка!
Она остановилась, но оборачиваться не стала.
— Я тогда сказал, что люблю тебя. Ничего не изменилось.
— Ты делаешь мне больно.
— Можешь считать это моим наказанием тебе.
— Я жила одной лишь ненавистью. Теперь вместо нее осталась пустота. Я должна выяснить, способна ли я на что-то посередине между двумя этими состояниями.
— Я буду ждать.
Женщина невольно улыбнулась.
— Еще бы ты не ждал!
Спектор сидел на тротуаре, прижавшись спиной к холодной кирпичной стене. Все ушли, он остался один на один с трупом старика.
— Что, все вышло не совсем так, как ты планировал, а? — Он похлопал мертвеца по щеке. — Или, может быть, именно так. Может, ты всю дорогу только об этом и мечтал.
Спектор устал и чувствовал себя опустошенным. А он-то думал, что после смерти Астронома вздохнет свободно. Целый год со времени налета на Клойстерс он испытывал страх перед стариком. Теперь его словно лишили какого-то стержня.
Он взглянул в мертвые глаза Астронома.
— Теперь ты понимаешь, каково мне пришлось. Хотя ты все равно не посочувствовал бы мне, даже если бы мог говорить. Наверное, просто наорал бы на меня, что я тебе всю малину испортил.
У входа в переулок кого-то рвало. Спектор поднялся, держась за стену, бросил прощальный взгляд на Астронома и двинулся к улице.
Человек стоял на четвереньках и утирал рот. Потом он поднялся и отошел от лужи рвоты. Он был примерно того же роста, что и Спектор, молодой и глупый, — ума держаться подальше от закоулков Джокертауна у него не хватило. Костюм на нем был серый — как раз во вкусе Несущего Гибель.
Спектору не помешало бы еще раз переодеться. Бейсбольная форма почти не спасала от предрассветного холода. Он похлопал незадачливого туриста по плечу.
— Хочешь получить за свой костюм настоящую форму «Янки»?
Парень вздрогнул от неожиданности, потом пришел в себя и одарил Спектора тяжелым взглядом.
— Отвали, мужик, а не то я тебе башку в плечи вгоню.
Спектор смертельно устал. Ему страшно не хотелось тратить остатки энергии на то, чтобы раздевать еще одного мертвеца.
— Если не сделаешь, что тебе говорят, отправишься на тот свет. Твой костюм того стоит? Мне так не кажется.
Парень вскинул кулаки.
— Глупо, — устало заметил Спектор, — Тебе что-то в глаз попало.
— Что?
— Я. — Он встретился с парнем взглядом, и тот упал на асфальт. Спектор стащил с него пиджак и накинул его на плечи. Возиться со штанами он не стал — больше хлопот, чем проку.
Настала пора закончить одно дельце. Вернуться на мусорную баржу и навестить Ральфа.
— Пока, гаденыши, — сказал он мертвецам в переулке.
В ответ ему не раздалось ни звука. Спектор подумал о том, как какой-нибудь незадачливый дворник будет пытаться выковырять труп старика из стены, и улыбнулся.
Дженнифер пришла в себя от жгучей боли в щеке. Она приоткрыла глаза и увидела ладонь, приближавшуюся к лицу; чьи-то грубые сильные руки держали ее. Ладонь снова шлепнула ее по щеке, и мир вокруг окончательно обрел резкость.
Они находились у мавзолея — рядом с лимузином, припаркованным у памятника Джетбою. Змей удерживал ее в вертикальном положении, Уловка несильно похлопывал по щекам, а третий — полный мужчина средних лет с раскосыми глазами — стоял и смотрел, как ей отвешивают оплеухи. Наверное, это Кин.
Наконец мужчины заметили, что она снова пришла в себя. Змей отпустил ее и отступил в сторону. Девушка привалилась к боку лимузина — ноги отказывались ее держать — и исподлобья посмотрела на них. За спинами Кина и Уловки виднелся еще один силуэт, почти неразличимый в темноте. Дженнифер мгновенно загорелась надеждой, потом надежда угасла, когда она поняла, что это просто еще один из вездесущих головорезов Кина.
— Да, задала ты нам сегодня работенку, — негромко сказал Кин. — И какую работенку! Я хочу, чтобы ты была в сознании и видела вот это. — Он кивнул Змею, и тот вытащил из кобуры на поясе маленький короткоствольный пистолет. — Я с радостью понаблюдаю за тем, как ты будешь умирать.
Змей вскинул пистолет, и Дженнифер зажмурилась. Она никогда не представляла себе, что умрет вот так, — да вообще никогда не представляла свою смерть.
— Да не здесь, придурок, — с ноткой раздражения в голосе сказал Кин, — Лимузин испортишь, — Он обратился к безмолвному силуэту у себя за спиной. — Отведи ее в сторонку.
Воротник его куртки был поднят, чтобы защититься от утреннего холода, шляпа низко надвинута на лоб. Дженнифер скользнула по нему тусклым взглядом, ее зрачки дрогнули и расширились.
«Дэниел», — беззвучно шепнули губы девушки, и он единым движением схватил ее за локоть, оттолкнул в сторону и ударом ноги выбил из руки Змея пистолет. Звякнув, оружие исчезло в темноте.
Змей изумленно зашипел, его язык заметался, как слепая гадюка. Дженнифер взглянула на Кина и увидела, как на его лице одно за другим промелькнули потрясение, гнев и… страх.
— Это он! — негромко, словно разговаривая с собой самим, сказал Кин. И закричал: — Убейте его! Убейте!
Бреннан встретил Змея с голыми руками: одна открыта, другая сжата в кулак. Он стоял и улыбался — девушке казалось, он приглашает джокера атаковать. Человек-рептилия прыгнул на него, и они сцепились друг с другом. Джокер был явно сильнее, он оттеснил Бреннана к лимузину и торжествующе отступил на шаг, чтобы ударить.
Но Дэниел оказался проворнее джокера. Он разжал кулак, впервые за все время, молниеносно протянул руку и ухватил Змея за язык почти у самого корня. И провел ладонью по длинной раздвоенной ленточке, оставляя на ней липкий коричневый след, а потом отпустил его.
Глаза у Змея вылезли из орбит, он завизжал, повалился на землю и принялся кататься, как человек, охваченный огнем, хватаясь за язык.
Между тем Уловка подобрался к Дженнифер и схватил ее за запястье; Кин бросил мешок с драгоценными книжками, выхватил из кобуры на поясе пистолет и прицелился в Бреннана.
— Радость моя не знает границ, — сквозь зубы процедил он. — Через столько лет ты вернулся ко мне. А теперь ты умрешь от моей руки.
Дженнифер увидела, как Бреннан подобрался перед прыжком, и поняла — ему ни за что не преодолеть то немыслимое расстояние, которое отделяло его от Кина. Она рванулась из рук Уловки, даже не надеясь высвободиться — сейчас необходимо было дотянуться до пистолета. Она схватила его.
Кин зарычал, попытался выдернуть у нее пистолет, но девушка не уступала; она наморщила лоб, яростно сосредоточилась и обратила в призрак большую часть пистолета и руки раскосого мужчины. Уловка с силой дернул ее за запястье, пытаясь оторвать ее от Кина, и тот закричал, падая на колени. То, что осталось от его руки, выронило то, что осталось от пистолета. Призрачные молекулы человеческой плоти и железа, лишившись прямого контакта с Дженнифер, разлетелись по ветру. Ошеломленный, Уловка отпустил девушку и склонился над Кином, пытаясь помочь ему унять кровь, фонтаном бьющую из искалеченной руки.
Дженнифер подхватила мешок, развернулась и вцепилась в руку Бреннана.
— Уходим! — крикнула она.
Какое-то мгновение он сопротивлялся, впившись безжалостным взглядом в своего давнего врага, потом побежал за ней.
Он долго звонил в дверь особняка, пока из динамика домофона не ответил голос Вероники. А затем девушка сбежала по лестнице и открыла ему.
Она бросилась в его объятия и расплакалась.
— Это было так ужасно. Так ужасно. Этот… этот человек… он забрал нас с Каролиной и Корделией. Он убил Каролину. Он…
— Тише, — сказал Фортунато. — Все прошло. С ним покончено. Он лишился своей силы.
— Я думала, мы все умрем.
— Где сейчас Корделия? — спросил он ласково. — Она цела?
— Она вышла. С ней все в порядке. Она сказала, что вернется. Может быть. А Каролину…
Девушка снова расплакалась. Но потом взяла себя в руки, и Фортунато отвел ее в дом. Ему пришлось поставить свой чемодан на пол, чтобы закрыть дверь, и Вероника увидела его.
— Что это?
— Я на время уезжаю из города.
— Фортунато… Послушай, я могу завязать с героином. Подумаешь, большое дело! Мы справимся.
— Дело не в тебе.
Вероника протянула руку и коснулась его лба. Он был гладким и плоским. Выпуклость, где накапливалась резервная энергия, исчезла.
— У тебя все в порядке?
Фортунато кивнул. Он уже успел побывать у себя дома — собрал вещи и навел порядок, положил еды кошке и пару минут посидел, держа ее на коленях. Никаких повреждений — если бы только не это ошеломляющее чувство отрешенности.
— Я должен поговорить с Ичико, — сказал он. — Мне понадобится бумага и ручка. И сходи к матери, попроси ее принести нотариальную печать.
Мысленно Фортунато уже давно все сформулировал, поэтому на то, чтобы изложить свои мысли на бумаге, засвидетельствовать и нотариально заверить, ушло не более пяти минут. Он передал документ Ичико.
— Теперь это твое дело. Целиком и полностью. Можешь продолжать вести его, если хочешь, или прекратить. Тебе решать.
— Что случилось? — спросила Ичико.
Фортунато покачал головой.
— Я больше не хочу никого менять. Не хочу делать из них ни гейш, ни шлюх, ни героиновых наркоманок. Если кто-нибудь другой хочет — прекрасно, но я этим больше не занимаюсь. Не хочу больше менять никого, кроме самого себя. Я не могу… не могу нести ответственность.
— А чемодан?
— Я возвращаюсь в Японию. В храм Шойн-джи в Харе.
— А как же твоя сила? — спросила Миранда.
— Она вернется, — сказал Фортунато. — Я так думаю. Что я буду с ней делать — не знаю. Я ничего не знаю.
Миранда взглянула на Ичико.
— Что ж, — проговорила она. — Я не хочу отказываться от дела. Но я не знаю, сможем ли мы вести его без твоей помощи. Гамбионе вечно рыщут, как стервятники, только и ждут, чтобы мы дали слабину.
— Мы всегда защищали себя при помощи связей и денег, — пожал плечами Фортунато. — Вы справитесь с этим ничуть не хуже меня.
— Ах! — вздохнула Ичико. — Тогда внутри перчатки всегда был кулак.
Фортунато взял со столика колоду карт, вытащил из нее туза пик, а остальные карты отбросил. Потом взял ручку и написал: «Помоги, если можешь. Фортунато».
— У меня есть один знакомый по прозвищу Йомен. Можете полностью ему доверять. Если вам понадобится помощь, обратитесь в «Хрустальный дворец» и покажите ему эту карту.
Вероника проводила его до двери.
— Что будешь делать? — спросил он ее.
— Спать с мужиками за деньги. Это все, что я умею. А ты чем займешься?
— Не знаю.
— Хорошо тебе…
Вероника поцеловала его на прощание. Губы у нее были нежные и сладкие, и это обстоятельство едва не заставило его передумать.
Глава двадцать пятая
6:00
Когда Джек ушел, Вонищенка осталась один на один со своим преобразившимся отражением. В зеркале перед ней сидела привлекательная женщина чуть за тридцать, которая пыталась улыбнуться, но как-то робко, как будто опасалась, что у нее треснет лицо.
Она отвернулась. Костюмы еще как-то можно было вытерпеть, да и то потому, что Вонищенка рассматривала их как защитную окраску. Это платье открывало слишком много женщины, которую она совсем не знала. На миг ей нестерпимо захотелось переодеться в грязное тряпье, которое она носила так долго. Новый образ пугал ее.
Животные уловили ее смятение и поспешно приблизились. Пестрая кошка вскочила к ней на колени и принялась тыкаться мордочкой в подбородок, а черный кот стал тереться о ее ногу. Они не могли понять, что с ней происходит. Вонищенка попыталась объяснить. Она мысленно передала им обоим образ Пола, впрочем, он не произвел на кошек особого впечатления. Даже тонких оттенков выражения лица, запечатлевшихся в памяти Вонищенки, оказалось недостаточно. Черный поднял на нее глаза и вообразил Пола с разодранным горлом. Для него такое решение было самым простым. Все, что тебе досаждает, надо убить. Вонищенка покачала головой и восстановила в своем сознании образ Пола.
Пестрая кошка передала ей картинку: Вонищенка в своем обычном тряпье сидит на полу у Джека дома и играет с котятами. Она погладила кошку, но решительно отгородилась от знакомой картины. Черный кот заурчал и поставил огромные лапы Вонищенке на колени, затем заглянул ей в глаза, и женщина уловила его недовольство и гнев.
Вонищенка снова взглянула в зеркало и увидела девушку с украшенным бисером обручем на волосах и в вареной футболке. Ей показалось, что ее молодое «я» ободряюще улыбнулось ей. Она потянулась, пытаясь дотронуться до руки девушки и не веря, что когда-то была такой молодой и счастливой. Едва Вонищенка коснулась стекла, зеркало снова отразило ее саму — платье цвета морской волны, тушь, румяна… Снова вглядевшись в свое отражение, женщина решила, что в ее глазах все-таки осталось что-то от прежней Сюзанны.
Пронзительная трель телефона прервала ее задумчивость. Она опустила пеструю кошку на пол и протянула руку к трубке, опасаясь, что сейчас услышит очередную плохую новость для Джека. Но голос на том конце провода принадлежал Розмари.
— Сюзанна, я тебя не разбудила?
— Нет.
Вонищенка уселась на пол у телефона.
— Можешь зайти ко мне домой? Я имею в виду, в пентхаус.
— Зачем?
— Просто у меня такое чувство, как будто… — Голос у Розмари вдруг сел. — Наверное, я хочу рассказать отцу, что я затеяла. Может быть, именно поэтому я и держусь за эту квартиру. Но мне не хочется идти туда одной. Пожалуйста, Сюзанна.
— Почему я?
— Сюзанна… Я доверяю тебе. Мне некому больше довериться. Ты нужна мне.
— Тоже мне новость.
Она стиснула зубы, а ее пальцы впились в телефонную трубку.
— Тебе не по душе то, что я сделала, но обещаю тебе, я все изменю.
— Ладно. Но в семь часов у меня встреча.
Вонищенка закрыла глаза, досадуя на то, что до сих пор нуждается в одобрении Розмари.
— Спасибо. Встретимся перед домом.
Розмари повесила трубку.
— Эта ночь никогда не кончится.
Она надела длинный, по щиколотку, черный плащ, который купила по настоянию Джека. Кошки потрусили за ней к двери. Вонищенка мысленно приказала обоим оставаться дома. Оба сердито взвыли в ответ, но отступили в сторону. Возясь с замком, она заметила, что черный шмыгнул к другому выходу, чтобы последовать за ней.
На станции метро Вонищенка придержала дверь вагона, чтобы кот успел войти. Черный был недоволен тем, что его заметили, но обрадовался, что ему не придется бежать за поездом или искать другой путь. Тяжело дыша, он улегся у ее ног. Теперь такие пробежки были ему не по силам.
Народу в метро почти не было; она вышла на 96-й улице, прошла два квартала по Централ-Парк-Уэст и увидела Розмари — та сидела на скамейке на автобусной остановке. При виде нового облика подруги ее глаза расширились, но она ничего не сказала.
— Идем.
Вонищенке не терпелось покончить с этим. Внезапно она ощутила на себе взгляд серого кота. Она подняла глаза, но на деревьях в парке никого не было.
— Думаю, я готова. — Розмари немного поколебалась, прежде чем потянуть на себя тяжелую стеклянную дверь.
— Уж пожалуйста, синьорина.
Вонищенка с черным котом, ни на шаг не отступавшим от нее, вошла следом.
Теперешний консьерж больше не принадлежал к числу доверенных лиц Гамбионе. Он был совсем молоденький, и Вонищенка заметила, что перед ним лежит раскрытый учебник по договорному праву. Розмари показала ему ключ и расписалась в журнале гостей как Роза-Мария Гамбионе.
В лифте она вытащила из кармана еще один ключ и нажала на кнопку верхнего этажа.
— Я не была здесь пять лет.
— Ты точно хочешь, чтобы Роза-Мария вернулась? — Вонищенка протянула руку и коснулась плеча подруги. — Тебе ведь так хотелось оставить все это позади. Твоего отца, Семью, все. Ты собиралась искупить его грехи. А теперь хочешь стать такой же, как он?
— Нет! — Розмари бросила на Вонищенку сердитый взгляд, потом опустила голову, — Сюзанна, я могу сделать много хорошего, изменить Семью.
— Зачем? — Кабина резко остановилась, и Вонищенка, не привычная к высоким каблукам, едва не потеряла равновесие. — Пускай погибает. Так им и надо. Они преступники.
Розмари вышла на площадку.
— Без людей здесь как-то пустынно. Раньше здесь всегда стояла отцовская охрана.
— Ты тоже хочешь так жить?
Розмари отперла двухстворчатую дубовую дверь и обернулась — бледный силуэт в темном дверном проеме.
— Сюзанна, как ты не понимаешь, что я могу все изменить? Я могу положить конец насилию и убийствам.
— А можешь погибнуть сама.
— Ради этого стоит рискнуть. — Розмари широко распахнула двери и вошла в квартиру. — Я в это верю.
Вонищенка смотрела, как новая глава Семьи Гамбионе идет по темной передней.
— Я знаю, что ты веришь. Бог в помощь, — пробормотала она так тихо, что услышать ее мог только черный кот.
Розмари показала подруге квартиру, рассказала о счастливых минутах, проведенных здесь. А их было немало: праздники, семейные сборища, дни рождения. Под конец они вошли в библиотеку.
Обитые панелями из темного ореха стены были заставлены книгами, тяжелые занавеси, казалось, поглощали большую часть света. Несмотря на гнетущую атмосферу, Розмари рассмеялась. Вонищенка удивленно взглянула на нее, и та объяснила:
— Это ужасно. Видишь все эти книги? Мой отец скупал их оптом. Ему было все равно, что это за книги, главное — чтобы в кожаных переплетах и выглядели солидно. Я пробиралась в библиотеку и тайком читала их. Готорна, По и Эмерсона. Это было здорово. — Она помолчала. — Жизнь здесь не всегда была тяжелой.
Гладя спинки стульев, окружавших огромный овальный стол, Розмари подошла к креслу во главе стола. На миг она обвила его спинку руками, как будто обнимала человека. Потом выдвинула кресло и уселась в него.
— Ты сможешь сама отыскать дверь? — Она откинулась назад и показалась вдруг совсем маленькой на фоне массивной резной спинки. — Я хочу немного подумать.
Вонищенка вышла из комнаты с таким чувством, как будто только что увидела призрака. Войдя в лифт, она присела и начала гладить черного кота, пока он не замурлыкал. Она поднялась и поплотнее закуталась в свой плащ.
Солнце уже вставало; с каждой минутой на улицах прибывало машин, пока гудки и выхлопные газы решительно не заявили о том, что начался новый день. Серый кот все еще следил за ней, и с первой попытки ей не удалось уловить, что он чувствует. Незачем лезть к нему в душу. Вонищенка похлопала черного кота по загривку и отпустила его в парк, повидаться с сыном.
Потом встала на обочине и подозвала такси — пора было ехать в ресторан.
В такси, лавировавшем в сгущающемся утреннем потоке машин, Вонищенка принялась обдумывать темы для разговора. Все, что она помнила из шестидесятых годов, не казалось ей уместным. Интересно, любит ли Пол кошек? Пусть только попробует не любить!
— Ну и как ты нашел меня на Могиле Джетбоя?
Бреннан пожал плечами. Дженнифер несла мешок с книжками, а у ее спутника в руках были два полных пакета с китайской едой — девушка настояла, чтобы они зашли за ней в забегаловку неподалеку от ее дома.
— Проще простого. Я посадил «жучок» на плащ, который дал тебе. Этот живчик, который был с Фэтменом, телепортировал меня в туннель «Холланд», а это, к счастью, не так далеко от Могилы Джетбоя. Хотя, должен признаться, я опасался, как бы ты не выкинула какую-нибудь глупость, прежде чем мне удастся до тебя добраться. И не зря.
— Хм. А потом?
— Потом? Змей выставил своих ребят следить, чтобы никто не помешал им забрать книги. Ты, должно быть, проскользнула, когда они или обходили периметр или разбирались с кем-нибудь еще. В любом случае, я занял место одного из них, пока Змей с остальными вытаскивали твое бесчувственное тело из мавзолея. А потом мне оставалось только дожидаться удобного случая. Я его дождался и набросился на Змея.
— Кстати, а что ты с ним сделал?
Бреннан показал ей руку. Ладонь была в чем-то коричневом.
— Помнишь, я купил у уличного торговца горчицу? — Она кивнула. — Язык Змея — чрезвычайно чувствительный орган, он плохо переносит специи. Помимо нескольких неприятных минут, которые ему пришлось пережить, горчица должна была еще и уничтожить все следы твоего запаха. Так что, думаю, больше он тебя не потревожит.
— Спасибо тебе. И за то, что спас мне жизнь, тоже.
— Ты сделала то же самое для меня. Я ни за что бы не сумел отобрать у Кина пистолет.
Дженнифер кивнула. Она впервые использовала свои способности таким образом, и, хотя это произошло случайно — и Кин все-таки пытался убить ее, — сейчас, когда у нее появилось время подумать, к горлу подступила тошнота. Столько крови…
Некоторое время они шли молча. Она чувствовала на себе взгляд Бреннана, но ничего не говорила, пока они не поднялись на четвертый этаж и не оказались перед дверью ее квартиры.
— Ну, вот мы и пришли.
Книги были повсюду в комнате, придавая ей уютный, обжитой вид. Бреннан поставил пакеты с едой на барную стойку, отделявшую кухонный закуток от всей комнаты.
— Будь как дома, — сказала она и отправилась на кухню — поставить на плиту кофейник и достать из буфета посуду. Она обернулась и увидела, что Бреннан стоит посреди комнаты с нетерпеливым выражением на лице. — Что, хочешь посмотреть книгу?
Дэниел кивнул. Она стащила с плеча мешок, положила его на стойку рядом с пакетами. Потом выбрала коробку с жареным рисом с креветками и потянулась к другой — с курицей в кисло-сладком соусе.
— Ну, смотри.
Если Бреннан и заметил в ее голосе обреченную нотку, то виду не подал. Он нетерпеливо шагнул вперед, схватил мешок и заглянул в него. Дженнифер отправила в рот кусок курицы, но вкуса почему-то совсем не почувствовала.
— Это что, шутка? — секунду спустя осведомился Бреннан ровным бесцветным голосом.
В руках он держал дневник Кина.
Девушка сглотнула.
— Нет. Нет, не шутка, — произнесла она севшим голосом.
Дэниел пролистал дневник, не веря своим глазам.
— Он пустой! — Бреннан продемонстрировал ей чистые страницы.
— Я знаю.
Дженнифер отложила вилку и впервые за все время в упор посмотрела на Бреннана.
— Что за чертовщина? — спросил он со злостью в голосе.
На щеках у него заходили желваки.
— Ну, насколько я могу предположить, чернила не перешли в нематериальное состояние, когда я сделала книги призрачными. Понимаешь, чтобы сделать плотное вещество типа свинца или золота нематериальным, нужно приложить особые усилия, а он, должно быть, использовал для письма что-то в этом роде… ну и… сам видишь… — Она осеклась.
— Я. Прошел. Через. Все. Это. Дерьмо. Ради. Чистой. Тетради.
— Я не решалась тебе рассказать, — призналась Дженнифер. — Сначала я не до конца тебе доверяла. А потом, когда поняла, как это для тебя важно, просто не знала, как к этому подступить.
Бреннан молча смотрел на нее; она вся сжалась, ожидая, что он закричит, отшвырнет дневник, ударит ее — сделает что угодно, но только не то, что он сделал.
— Ради чистой тетради, — повторил он.
Гроза на его лице рассеялась так же быстро, как и собралась. Дэниел Бреннан опустился в широкое мягкое кресло у книжного шкафа, протянул руку и взял со стула раскрытого «Скарамуша», который лежал корешком вверх.
— Ишида, мой роши, знал бы ты, что мне пришлось пережить за этот день. Какой урок ты бы из этого извлек? Скажи-ка, — он посмотрел на Дженнифер серьезным испытующим взглядом, — какой урок можно извлечь из чистой тетради?
— Я… я не знаю, — замялась она.
Он пожал плечами.
— Вот и я не знаю. Новый коан, над которым следует медитировать. — Бреннан снова пролистал дневник с непонятным выражением на лице. — Разумеется, — проговорил он миг спустя, — Кин не знает, что тетрадь пуста. Понятия об этом не имеет.
Он улыбнулся — это была первая настоящая улыбка, которую Дженнифер видела на его лице. Он взглянул на нее, и его улыбка стала шире, переросла в смех. То был радостный, очищающий смех. Девушка поняла, что он очень давно уже не смеялся вслух, и поймала себя на том, что тоже улыбается — от облегчения и от осознания прочной связующей нити, которая уже протянулась между ними.
Бреннан поднялся, все еще смеясь и качая головой, и подошел к стойке. Их глаза находились на одном уровне. Пожалуй, ему даже пришлось приподнять голову. Дженнифер еще не видела его лицо по-настоящему улыбающимся — и таким оно ей понравилось. И Дэниел сказал ей — без слов, — что и ему нравится то, что он видит.
Он стащил капюшон и положил его на стойку. Напряжение покинуло его лицо, и он вдруг показался девушке на много лет моложе, чем был, когда она впервые его увидела.
— Ты взяла яичные рулетики?
Дженнифер взглянула на маленькие коробочки с китайской едой и ощутила странный, неожиданный, не поддающийся объяснению острый прилив счастья.
Когда Джеку наконец удалось отыскать клуб «Шизики», то, глядя на мелькающую неоновую женщину, оседлавшую вход, он понял, почему это заведение не принадлежит к числу тех, что усиленно себя рекламируют. Кое-кто, наверное, отыскивал это место, просто повинуясь голосу самых темных своих инстинктов.
Неон каленым железом бил в глаза; дверь никто не охранял. Вероятно, в такое время здесь бывали лишь самые верные клиенты.
Дым, приглушенный гул голосов, неоновые же геометрические фигуры основных цветов — таковы были его первые впечатления.
В конце зала явно уставшая стриптизерша бессвязно подергивалась на цилиндрической вращающейся сцене. В розовом свете прожекторов она извивалась в медленном ритме, которого Джек даже не слышал. Он прищурился, пытаясь разглядеть что-нибудь в дыму. Живот танцовщицы был испещрен чем-то вроде пар вертикальных губ. Из одежды на ней оставались только крохотные трусики.
Джек отвернулся и принялся оглядывать столики. Потом двинулся к убогой барной стойке, обшитой досками. В глаза ему бросился ряд кабинок. В одной из них сидела девушка — совсем молоденькая, с черными волосами, ниспадающими по бокам тонкого личика, в изумительно-синем платье. Она в упор смотрела на него.
К ней склонился ничем не примечательный мужчина в коричневом костюме и что-то ей говорил. Не обращая внимания на незнакомца, Джек подошел к девушке. Она нерешительно улыбнулась.
— Дядя Джек?
Малахитовый глаз в серебряном аллигаторе, свисавшем с ее левой мочки, вспыхнул в луче прожектора.
— Корделия!
Она мгновенно выпорхнула из кабинки и обняла его с такой силой, как будто она была пассажиркой третьего класса, а он — обладателем единственного спасательного круга на «Титанике». Они долго стояли так.
Читать бесплатно другие книги:
