В ожидании дождя Лихэйн Деннис

с) Карен получает записи психотерапевта. Дата неизвестна.

т) 1999 — июль. Изнасилована К. Фальком.

у) 1999 — июль. Арестована за занятие проституцией на автовокзале Спрингфилда.

ф) 1999 — 4 августа кончает с собой.

Итого. Поддельные письма, отправленные К. Фальку, позволяют предположить, что в «невезении» К. Николс принимала участие Третья Сторона. На то же указывает тот факт, что К. Фальк не уродовал ее машину. Третьей Стороной могут быть Рыжий Мозгляк, Богатый Блондин или оба. (А могут и не быть.) Доступ к медицинским записям наводит на мысль о том, что Третья Сторона может быть кем-то из медицинского персонала, работающего под началом психотерапевта. Более того, осведомленность медицинского персонала о частной жизни пациентов открывает Третьей Стороне возможность вмешиваться в жизнь К. Николс. Мотив, однако, не прослеживается. Предположим далее, что…

— Мотив для чего? — спросила Энджи.

Я накрыл рукой страницу и покосился на нее.

— Тебя мама в детстве не учила?..

— Что невежливо заглядывать через плечо и читать чужие записи?

Она бросила сумку на пустой стул слева и села рядом со мной.

— Как продвигается дело?

Я вздохнул:

— Жалко, что с мертвыми нельзя поговорить.

— Тогда бы они не были мертвыми.

— Что в тебе потрясает, — сказал я, — так это твой ум.

Она толкнула меня в плечо и кинула на барную стойку сигареты и зажигалку.

— Энджела! — обрадовался Дерганый Дули, сжал ее руку и наклонился над стойкой, чтобы чмокнуть Энджи в щеку. — Давненько ты к нам не заглядывала.

— Привет, Дерганый. Ни слова о прическе, хорошо?

— О какой прическе? — сказал Дерганый.

— Вот и я ей то же говорю.

Энджи снова ткнула меня в плечо:

— Плесни-ка водки безо льда, Дерганый.

Он яростно потряс ее руку и воскликнул:

— Ну вот, наконец-то нормальный человек просит нормальный напиток!

— Да уж, на моем приятеле много не наваришь. — Энджи прикурила сигарету.

— В последнее время он вообще ведет себя как монашка. Уже народ удивляется. — Дерганый плеснул в стакан щедрую порцию «Финляндии» и поставил его перед Энджи.

— Ну что, — сказал я, когда Дерганый оставил нас одних, — приползла назад, а?

Она хмыкнула и отпила «Финляндии».

— Давай-давай, шути и дальше, остряк-самоучка. Тем приятней мне будет тебя мучить.

— Ладно, ладно. Что ты вообще-то здесь делаешь, знойная сицилийская женщина?

Она закатила глаза и сделала еще глоток.

— Нашла кое-что любопытное насчет Дэвида Веттерау. — Она подняла указательный палец. — Точнее говоря, две вещи. Первая совсем простая. Помнишь письмо, которое он написал в страховую компанию? Мой спец утверждает, что это явная фальшивка.

Я крутанулся на стуле.

— Ты уже что-то нарыла?

Она потянулась за сигаретами, вытащила одну.

— В воскресенье? — настаивал я.

Она прикурила сигарету и подняла брови.

— Значит, точно что-то нарыла, — сказал я.

Она прижала пальцы к ладони, подула на них и отполировала воображаемую медаль у себя на груди.

— Две вещи.

— Ладно, — сказал я. — Круче тебя никого нет.

Она приставила ладонь к уху и наклонилась ко мне поближе.

— Ты супер. Ты гений сыска. Тебе нет равных. Брюс Ли перед тобой мальчонка. Круче тебя нет.

— Это ты уже говорил.

Она склонилась еще ниже, не убирая руку от уха.

Я откашлялся.

— Ты — безо всяких вопросов и сомнений — самый умный, самый находчивый, самый догадливый частный сыщик во всем Бостоне.

Она растянула рот в широкой, чуть кривой улыбке, от которой мое сердце рвало в клочья.

— Видишь, не так уж это и сложно, — сказала она.

— Конечно. Сам не понимаю, почему тебе пришлось вытягивать из меня эти слова клещами.

— Потому, видимо, что ты утратил навык вылизывания чужих задниц.

Я откинулся назад и уставился долгим взглядом на изгиб ее бедра.

— К вопросу о задницах, — сказал я. — Позволь заметить, что твоя выглядит потрясающе.

Она махнула в мою сторону сигаретой:

— Не надо грязи, извращенец.

Я положил обе руки на стойку бара:

— Да, мэм.

— Странность номер два.

Энджи достала стенографический блокнот и раскрыла его, одновременно крутанувшись на стуле так, что наши колени почти соприкоснулись.

— Около пяти часов того дня, когда Дэвида сбила машина, он позвонил Грегу Данну и попросил перенести встречу, объяснив, что у него заболела мать.

— А она и правда заболела?

Она кивнула:

— Заболела. Раком. И пять лет назад померла. В девяносто четвертом.

— Значит, он соврал насчет…

Она подняла ладонь:

— Я еще не закончила. — Энджи затушила в пепельнице сигарету, оставив тлеть несколько крупинок табака. Она наклонилась вперед, и наши колени соприкоснулись. — В четыре сорок Веттерау позвонили на мобильный. Разговор длился четыре минуты. Звонили с таксофона на Хай-стрит.

— Всего в одном квартале от пересечения Конгресс и Пёрчейз.

— Если точнее, одним кварталом южнее. Но не это самое интересное. Наш человек в «Сельюлар Уан» сказал, где находился Веттерау, когда принял этот звонок.

— Жду затаив дыхание.

— Он направлялся на запад по Пайк в сторону Нейтика.

— Значит, в четыре сорок он едет забирать «Стэдикам».

— А в пять двадцать оказывается на пересечении Конгресс и Пёрчейз.

— Где его собьет машина.

— Именно. Он паркует машину в гараже на Саут-стрит, пешком идет по Атлантик до Конгресс и, переходя через дорогу на Пёрчейз, спотыкается.

— С полицией ты это не обсуждала?

— Ну, ты сам знаешь, что полиция думает о нас в целом и обо мне в частности.

Я кивнул.

— Может, в следующий раз подумаешь дважды, прежде чем стрелять в копа.

— Ха-ха, — сказала она. — К счастью, «Сэллис & Солк» поддерживают с полицией Бостона прекрасные отношения.

— То есть ты попросила кого-то оттуда им позвонить.

— He-а. Я позвонила Девину.

— Ты позвонила Девину.

— Ага. Спросила его, и минут через десять он мне перезвонил.

— Десять минут.

— Ну, может, пятнадцать. Короче, у меня есть заявления очевидцев. Все сорок шесть штук.

Она похлопала по мягкой кожаной сумке, лежавшей рядом с ней на стуле:

— Та-да!

— Еще по одной, ребята? — Дерганый Дули поставил перед Энджи чистую пепельницу и вытер колечко влаги под ее стаканом.

— Конечно, — сказала Энджи.

— А для прекрасной дамы? — спросил он у меня.

— Пока не надо. Спасибо.

— Стыд и позор, — пробормотал Дерганый и отошел за очередной «Финляндией» для Энджи.

— Если я правильно тебя понял, — сказал я Энджи, — ты звонишь Девину и через пятнадцать минут получаешь на руки то, чего я не смог добыть и за четыре дня.

— Типа того.

Дерганый поставил перед ней стакан:

— Все для тебя, куколка.

— «Куколка»… — сказал я, когда он отошел. — Ну кто, блин, в наше время называет девушку куколкой?

— А у него как-то получается, — сказала Энджи и отпила водки. — Мистика.

— Ну Девин, ну сволочь.

— А чего ты злишься? Ты вечно донимаешь его своими просьбами. А я ему почти год не звонила.

— И то правда.

— Плюс я покрасивше буду.

— Вот с этим я бы поспорил.

Она фыркнула:

— А ты у людей поспрошай.

Я глотнул пива. Оно было теплым. Этот сорт, насколько я знал, популярен в Европе, впрочем, они там обожают кровяную колбасу и Стивена Сигала.

Когда Дерганый в очередной раз проходил мимо, я попросил принести мне холодного.

— О’кей. В следующий раз отберу у тебя ключи от машины. — Он поставил передо мной запотевшую бутылку «бек’с», стрельнул глазами в Энджи и отошел.

— Что-то на меня в последнее время все кому не лень баллоны катят.

— Возможно, потому, что ты встречаешься с адвокатшами, уверенными, что хороший гардероб компенсирует отсутствие мозгов.

Я повернулся на стуле.

— А, так ты с ней знакома?

— Нет. Зато с ней близко знакомы половина мужиков, которые работают в двенадцатом округе.

— Мяу! — сказал я. — Только царапаться не начинай.

Она печально улыбнулась, прикуривая очередную сигарету.

— Я бы, может, ее и поцарапала, только у нее с когтями проблема. Зато, как я слышала, есть крутой портфель, прическа и сиськи, за которые она до сих пор выплачивает кредит. — Ее улыбка стала шире, и она скорчила мне рожицу: — О’кей, пупсик?

— А как там другой поживает? — спросил я.

Ее улыбка померкла. Она полезла в сумочку.

— Давай вернемся к Дэвиду Веттерау и Карен…

— Я слышал, его зовут Трей, — сказал я. — Ты встречаешься с парнем по имени Трей, Эндж.

— Как ты?..

— Не забывай, мы же детективы. Так же, как ты узнала про Ванессу.

— Ванесса, — сказала она и скривилась, как будто съела лимон.

— Трей, — сказал я.

— Заткнись. — Она начала рыться в сумочке.

Я отпил немного пива.

— Ты катишь на меня бочку, а сама спишь с парнем по имени Трей.

— Я с ним больше не сплю.

— А я с Ванессой больше не сплю.

— Мои поздравления.

— И тебя туда же.

С минуту между нами висела мертвая тишина. Энджи достала из сумочки несколько листов бумаги для факса и разгладила их на барной стойке. Я сделал еще пару глотков «бек’с» и погонял пальцем картонную подставку, борясь с собой, чтобы не рассмеяться. Я взглянул на Энджи. Уголки ее рта тоже подергивались.

— Не смотри на меня, — сказала она.

— Почему?

— Говорю же… — Она сдалась, закрыла глаза и расплылась в улыбке.

Полсекунды спустя я последовал ее примеру.

— Я не знаю, почему улыбаюсь, — сказала Энджи.

— Я тоже.

— Козел.

— Стерва.

Она засмеялась и повернулась на стуле со стаканом в руках:

— Скучал по мне?

Ты даже не представляешь.

— Ни капли, — сказал я.

Мы переместились за длинный стол в глубине зала, заказали клубные сэндвичи, и за едой я поделился с Энджи всем, что успел узнать сам; подробно рассказал ей о своей первой встрече с Карен Николс, о двух столкновениях с Коди Фальком, о беседах с Джоэллой Томас, родителями Карен, Шивон, Холли и Уорреном Мартенс.

— Мотив? — сказала Энджи. — Мы постоянно возвращаемся к мотиву.

— Знаю.

— Кто в самом деле изуродовал ей машину и почему?

— Ага.

— Кто написал письма Коди Фальку и почему?

— Почему, — подхватил я, — кому-то понадобилось изгадить этой женщине жизнь настолько, что она предпочла спрыгнуть с крыши, чем дальше это терпеть?

— Возможно ли, что они зашли настолько далеко, что подстроили Дэвиду Веттерау несчастный случай?

— Плюс проблема с доступом к информации, — сказал я.

Карен прожевала сэндвич и промокнула губы салфеткой.

— В каком смысле?

— Кто послал Карен фотографии Дэвида с другой женщиной? Кто, блин, сделал эти фотографии?

— На мой взгляд, работал профи.

— На мой тоже. — Я закинул в рот остывший ломтик картошки фри. — И кто дал Карен записи ее собственного психиатра? Это серьезный вопрос.

Энджи кивнула.

— И почему? — сказала она. — Почему, почему, почему?

Вечер затянулся. Мы прочли все сорок шесть протоколов показаний очевидцев несчастного случая с Дэвидом Веттерау. Добрая половина из них вообще ничего не видела, а остальные двадцать с мелочью подтвердили вывод полиции: Веттерау споткнулся о выбоину в асфальте, не удержался на ногах и ударился головой о корпус машины, водитель которой делал все, чтобы избежать столкновения.

Энджи даже набросала приблизительную схему места происшествия. На ней было показано местоположение всех сорока шести свидетелей в ключевой момент — это было похоже на план футбольного матча. Большинство свидетелей — двадцать шесть человек — стояли на юго-западном углу Пёрчейз и Конгресс. В основном это были брокеры, которые после рабочего дня направлялись к станции метро Саут-стейшн и ждали, пока переключится светофор. Тринадцать человек находились на северо-западном углу, прямо напротив перебегавшего через дорогу Дэвида Веттерау. Еще двое стояли на северо-восточном углу. Третий сидел в машине, следовавшей сразу за автомобилем Стивена Кернза — того самого водителя, что сбил Дэвида. Из оставшихся пяти свидетелей двое сошли с тротуара на юго-восточном углу, когда загорелся желтый свет, а еще трое, как и Веттерау, бежали по «зебре»: двое направлялись на запад в сторону финансового квартала, а один — на восток.

Он оказался ближе всех к Дэвиду Веттерау. Его звали Майлз Брюстер. Он только что обогнал Веттерау, когда тот и попал ногой в выбоину. Машина уже ехала через перекресток. Когда Веттерау упал, Стивен Кернз тут же вывернул руль, и люди, находившиеся на «зебре», прыснули в стороны.

— Кроме Брюстера, — сказал я.

— А? — Энджи подняла глаза от фотографии Дэвида с незнакомой женщиной.

— Почему этот Брюстер не испугался, как остальные?

Она подвинула стул поближе к моему и взглянула на схему.

— Вот он, — сказал я, ткнув пальцем на фигурку человечка, которую она обозначила как С7. — Он обогнал Веттерау. Следовательно, он находился спиной к машине.

— Ну да.

— Он слышит визг шин. Оборачивается. Видит, как на него несется машина. И при этом… — Я нашел его заявление и стал читать вслух: — Он, цитирую, находился в футе от этого парня, потянулся к нему и «вроде как застыл», когда Веттерау ткнулся башкой в машину.

Энджи забрала у меня заявление и прочитала его.

— Да, но в такой ситуации человек действительно может застыть на месте.

— Но он-то не застыл. Он тянулся.

Я подвинул стул поближе к столу и указал на схеме фигурку с пометкой С7.

— Эндж, он стоял спиной к машине. Ему нужно было развернуться, увидеть, что происходит. Рука, выходит, у него не застыла, а ноги застыли? Он, по его собственным словам, стоял в футе, может, в двух от колес и заднего бампера машины, которую заносит.

Она уставилась на схему и потерла лицо.

— Эти заявления мы получили незаконным путем. Мы не можем повторно опросить Брюстера. Нельзя допустить, чтобы он догадался, что мы знакомы с его первоначальными показаниями.

Я вздохнул:

— Это усложняет дело.

— Усложняет.

— Но к нему стоит присмотреться. Как считаешь?

— Безусловно.

Она откинулась на стуле и подняла руки к волосам, которых уже не было. Поймав себя на этом жесте, она посмотрела на меня, заметила мою широкую ухмылку и ответила на нее, показав третий палец, а затем опустила руки.

— О’кей, — сказала она и постучала ручкой по блокноту. — Какие у нас приоритеты?

— Во-первых, надо поговорить с психиатром Карен.

Она кивнула:

— Нефиговая у нее утечка из кабинета.

— Во-вторых, поговорить с Брюстером. У тебя есть его адрес?

Она вытащила из-под стопки факсов листок бумаги.

— Майлз Брюстер, — сказала она. — Лендздаун-стрит, дом двенадцать. — Она подняла голову над страницей и замерла с открытым ртом.

— Хм… И что же здесь не так? — спросил я.

— Лендздаун, двенадцать, — сказала она, — это у нас…

— Фенуэй-парк.[13]

Она издала глухое рычание.

— И как копы это проглотили?

Я пожал плечами:

— Показания с очевидцев снимал какой-то салага. Сорок шесть свидетелей, он устал, и все такое.

— Черт.

— Но Брюстер, — сказал я, — явно во всем этом замазан. Теперь это очевидно.

Энджи уронила факс на стол.