В ожидании дождя Лихэйн Деннис
— В самом деле?
Она обвела рукой приемную.
— Ей бы не понравилось, что вы мутите воду. Мараете ее репутацию. Она весьма болезненно относилась к соблюдению внешних приличий.
— А как вы думаете, она достаточно прилично выглядела, когда копы нашли ее тело после прыжка с двадцать шестого этажа? Что скажете, доктор?
Она натянуто улыбнулась:
— До свидания, мистер Кензи. До свидания, мисс Дженнеро. Полагаю, больше мы никогда не встретимся.
— Полагайте сколько вам угодно, — сказала Энджи.
— Но надеяться на это вряд ли стоит, — добавил я.
17
Я позвонил Буббе из машины.
— Чем занят?
— Только что с самолета. Привет от краснорожих ирландских алкашей, — ответил он.
— Удачно съездил?
— Ага. Насмотрелся на кучу злобных карликов. И даже не спрашивай, на каком языке они говорят, потому что это точно не английский.
Я изобразил свой лучший североирландский акцент:
— Ну чё, паря, твой корешок тя норма-а-ально принял?
— Чего?
— Слышь, Роговски, у тя чё, ухи позакладывало?
— Кончай, — сказал Бубба. — Шутник хренов.
Энджи коснулась моей руки:
— Хватит его мучить, в самом деле.
— Мы тут с Энджи, — сказал я.
— Да ну? Где?
— В районе Бэк-Бей. И нам нужен курьер. Требуется кое-что доставить.
— Бомбу? — В его голосе прорезались нотки возбуждения, как будто у него завалялась пара-тройка бомб, от которых ему не терпелось избавиться.
— Да нет, просто диктофон.
— А-а, — проговорил он враз поскучневшим голосом.
— Да ладно тебе, — сказал я. — Не забывай: Эндж с нами. Потом вместе сходим выпить.
Он хрюкнул:
— Дерганый Дули говорит, ты уже забыл, как это делается.
— Ну, значит, научишь меня, братишка.
— Я так понимаю, — сказала Энджи, — мы проследим за доктором Борн до ее дома и подкинем ей диктофон?
— Ага.
— Дурацкий план.
— У тебя есть лучше?
— Пока нет.
— Как ты думаешь, она замазана в этом деле? — спросил я.
— Что-то с ней явно не так, — согласилась Энджи.
— Значит, будем следовать моему плану. Пока не появится лучше.
— Да уж, надо что-нибудь получше. И я придумаю что. Ты уж мне поверь. Точно придумаю.
В четыре возле подъезда дома, где располагался кабинет доктора Борн, остановился черный БМВ. Водитель некоторое время посидел в салоне, покуривая, а затем выбрался наружу и облокотился о передний капот. Невысокого роста, одетый в зеленую шелковую рубашку, заправленную в узкие черные джинсы.
— Рыжий, — сказал я.
— Что?
Я ткнул пальцем в парня.
— И что? На свете много рыжих. Особенно в этом городе.
В дверях показалась Диана Борн. Рыжий водитель поднял голову и приветственно кивнул ей. Она еле заметно покачала головой. Парень непонимающе пожал плечами. Она спустилась по ступенькам крыльца и прошла мимо него быстрой целеустремленной походкой, опустив голову и не глядя в его сторону.
Парень проследил за ней взглядом, а затем медленно повернулся и осмотрел улицу, как будто внезапно почувствовал, что за ним наблюдают. Швырнул на тротуар недокуренную сигарету и забрался в БМВ.
Я позвонил Буббе, который сидел в своем фургоне, припаркованном на Ньюбери.
— Изменение плана, — сказал я. — Следим за черным БМВ.
— Да как скажешь, — ответил он и повесил трубку. Мистер Невозмутимость.
— А зачем нам за ним следить? — спросила Энджи.
Я пропустил перед собой две машины и вырулил на дорогу.
— Затем, что он рыжий, — сказал я. — Затем, что Борн с ним знакома, а вела себя так, как будто в первый раз его видит. Затем, что непонятно, с какого он тут боку.
— С какого боку?
Я кивнул:
— С какого боку.
— В каком смысле?
— Не знаю. Словечко понравилось. Слышал в сериале «Мэнникс».
Мы ехали за БМВ на юг по направлению из города. По пятам за нами следовал Бубба в черном фургоне. Особой ловкости от него не требовалось — в этот час весь город стоял в пробках.
Начиная с Олбани-стрит мы двигались со средней скоростью шесть миль в год. Так мы проползли через Южный Бостон, Дорчестер, Квинси и Брейнтри. Целых двадцать миль, и всего за час с четвертью. Добро пожаловать в Бостон. Мы, блин, живем в этих пробках.
Со скоростной трассы БМВ свернул на Хингэм, и еще с полчаса мы бампер в бампер тащились по влажной и корявой полосе шоссе 228. Миновали Хингэм — сплошные белые колониальные особняки, белый штакетник и белые люди, — за которым потянулись электростанции и гигантские газгольдеры под линиями электропередачи. Наконец черный БМВ привел нас в Нантакет.
В недавнем прошлом обычный замызганный курортный поселок, весь в тусклом неоне, как заштатное шапито, привлекавший байкеров и теток с обвислыми животами и жидкими волосами, Нантакет-Бич превратился в стерильно чистый городок, словно сошедший со страниц рекламного буклета, стоило местным властям снести стоявший на пляже парк аттракционов. Исчезли аляповатые карусели и облезлые деревянные клоуны, в которых надо было попасть мячом, чтобы выиграть полудохлую рыбку гуппи в полиэтиленовом пакете с водой. От американских горок, когда-то считавшихся самым опасным аттракционом в стране, не осталось ни следа — их изогнутый динозаврий скелет расколошматили на части и вырвали из земли с корнем, чтобы построить на освободившемся месте жилые дома. От прежних времен сохранились только сам океан да пара-тройка павильонов с игровыми автоматами, купающихся в липком оранжевом свете.
Скоро снесут и их, заменив кофейнями. Жидкие волосы объявят вне закона, и, как только атмосфера веселья окончательно покинет эти места, ни у кого не останется сомнений, что прогресс налицо.
Пока мы ехали извилистой дорогой вдоль пляжа, мне пришло в голову, что, если у меня когда-нибудь появятся дети и я захочу отвести их туда, где был счастлив когда-то, то окажется, что показывать мне им нечего, кроме новостроек.
БМВ добрался до конца дощатого настила и свернул налево, затем направо и еще раз налево и зарулил на песчаную подъездную дорожку, которая вела к маленькому белому дому с зелеными ставнями.
— Чего он там вытворяет?
— Кто?
— Бубба. — Энджи покачала головой, глядя в зеркало заднего вида.
Я посмотрел туда же и увидел, что Бубба припарковал свой черный фургон на обочине, ярдах в пятидесяти. Он выпрыгнул из машины и бросился бежать, свернув в проулок между двумя домами, как две капли воды похожими на дом Рыжего, и растворился где-то на задних дворах.
— Это, — сказал я, — в наш план не входило.
— Рыжик в доме, — сказала Энджи.
Я развернулся и поехал назад по улице, поравнялся с фасадом, увидел, как Рыжий запирает за собой дверь, и продолжил двигаться дальше, мимо фургона Буббы. Ярдов через двадцать я притормозил с правой стороны дороги, перед участком, на котором стоял недостроенный дом — родной брат всех остальных на этой улице.
Мы с Энджи вылезли из машины и пешком направились к фургону Буббы.
— Ненавижу, когда он так поступает, — сказала она.
Я кивнул:
— Иногда я забываю, что он способен к самостоятельным действиям.
— Я знаю, что он способен к самостоятельным действиям, — сказала Энджи, — но вот к каким именно? Это мне по ночам спать не дает.
Мы приблизились к задней части фургона как раз в тот момент, когда из проулка выскочил Бубба. Он оттолкнул нас в сторону и распахнул задние двери.
— Бубба, — начала Энджи. — Куда это ты сорвался?
— Ш-ш-ш… Не мешай. — Он забросил в фургон секатор, схватил с пола спортивную сумку и захлопнул двери.
— Что ты?..
Он прижал палец к моим губам:
— Ш-ш-ш… Поверь мне, все будет ништяк.
— А этот ништяк, случайно, не с часовым механизмом? — поинтересовалась Энджи.
— А что, хочешь? — Бубба снова потянулся к дверце фургона.
— Нет, Бубба. Не хочу. Ну ни капли.
— О! — Он опустил руку. — Некогда. Сейчас вернусь.
Он отпихнул нас и, пригибаясь, побежал к дому Рыжего. Когда Бубба бежит по вашей лужайке, заметить его так же легко, как слона в посудной лавке, даже если он пригибается. Весит он чуть меньше рояля и чуть больше холодильника, у него лицо отмороженного младенца, на лоб спускаются пуки каштановых волос, а голова покоится на шее обхватом с талию носорога. Вообще-то он и двигается почти как носорог, переваливаясь и чуть кренясь вправо, но, как ни странно, очень быстро.
Мы со слегка отвисшей челюстью наблюдали, как он опустился на колени перед БМВ, отмычкой вскрыл замок — я за это время не успел бы открыть его и ключом — и распахнул дверь.
Мы с Энджи напряглись, ожидая воя сигнализации, но все было тихо. Бубба полез в салон, что-то вытащил оттуда и запихнул в карман пальто.
Энджи сказала:
— Что за фигню он затеял?
Бубба раскрыл спортивную сумку. Порылся в ней, пока не нашел то, что искал. Это был маленький черный предмет прямоугольной формы, который он засунул в машину.
— Это бомба, — сказал я.
— Он же обещал, — сказала Энджи.
— Ага, — сказал я. — Но он же псих. Ты что, забыла?
Бубба протер рукавом пальто все места, каких касался внутри и снаружи машины, аккуратно захлопнул дверь и бегом направился к нам через лужайку.
— Я, — сказал он, — просто офигенно крут.
— Согласен, — сказал я. — А что ты сделал?
— Круче меня никого не было, нет и не будет. Я сам себе иногда удивляюсь.
Он открыл заднюю дверь фургона и швырнул на пол спортивную сумку.
— Бубба, — сказала Энджи. — Что у тебя в сумке?
Бубба чуть не лопался от гордости. Он раскрыл сумку и жестом пригласил нас заглянуть внутрь.
— Мобильники! — с радостью десятилетнего пацана объявил он.
Я посмотрел в сумку. Он был прав. Штук десять или двенадцать телефонов — «Нокии», «Эриксоны», «Моторолы»… В основном черные, некоторые — серые.
— Отлично, — сказал я Буббе, лицо которого лучилось восторгом. — А почему?
— Потому что твоя идея была говно. А я придумал кое-что получше.
— Моя идея была не так уж и плоха.
— Да говно она была, — сказал он радостно. — Дрисня, а не идея. Засунуть жучка в коробку и ждать, что мужик, хотя сначала это была баба, отнесет ее к себе в дом.
— Ну да. И?
— А что, если он оставит эту коробку на обеденном столе, а сам свалит в спальню? Много вы тогда услышите?
— Мы надеялись, что этого не произойдет.
Он поднял вверх большие пальцы:
— Обосраться какой план.
— Так, — сказала Энджи. — А какой план был у тебя?
— Подменить его мобильник, — сказал Бубба. — Он указал на сумку. — У этих всех жучки уже внутри. Все, что мне надо было сделать, — это найти среди своих ту же модель, что у него. — Он вытащил угольно-черную «Нокию»-раскладушку из кармана.
— Это его телефон?
Он кивнул.
Я кивнул вместе с ним и раздвинул было губы в такой же широкой, как у него улыбке, но вдруг передумал.
— Бубба, ты не обижайся, но чего ты этим добился? Этот парень у себя дома.
Бубба покачался на месте и несколько раз поднял и опустил брови:
— Да?
— Да, — сказал я. — И, как бы тебе это объяснить, на кой хрен ему пользоваться мобильником, когда у него дома три или четыре телефона?
— Домашние телефоны, — медленно проговорил Бубба, и улыбка медленно сползла с его физиономии. — О них я не подумал. То есть он может просто снять трубку и позвонить кому угодно, да?
— Да, Бубба. Они для того и существуют. Он, наверное, прямо сейчас по нему разговаривает.
— Черт, — сказал Бубба. — Жалко, что я телефонные провода перерезал.
Энджи засмеялась. Она сжала ладонями его херувимское лицо и чмокнула в нос.
Бубба покраснел, посмотрел на меня и снова расплылся в улыбке.
— Э-э…
— Да?
— Прости, — сказал я.
— За что?
— За то, что сомневался в тебе. Вот. Счастлив?
— И за то, что говорил со мной свысока.
— И за то, что говорил с тобой свысока, тоже.
— И за то, что разговаривал пренебрежительным тоном, — добавила Энджи.
Я гневно уставился на нее.
— Да, вот это самое, что она сказала. — Бубба указал пальцем на Энджи.
Энджи оглянулась через плечо:
— Вот он, выходит.
Мы все залезли в фургон, и Бубба захлопнул за нами дверь. Мы стали смотреть наружу через зеркальное стекло. Рыжий пнул переднюю шину, открыл дверь машины, полез внутрь и вытащил мобильник.
— Почему он по дороге не звонил, если это так срочно? — спросила Энджи.
— Роуминг, — сказал Бубба. — В движении легче подключиться к чужому разговору. Подслушать там, симку клонировать или чего еще.
— А стационарно? — спросил я.
Он скривился:
— В смысле, в больнице? Это-то тут при чем?..
— Не в стационаре, а стационарно, — сказал я. — То есть стоя на месте.
— А-а. — Он взглянул на Энджи и закатил глаза: — Выделывается. Как всегда. Показывает, что в колледже учился. — Он снова перевел взгляд на меня: — Ладно, умник. Да, если аппарат «стационарен», то перехватить сигнал гораздо труднее. Надо пробиться через проводные линии, жестяные крыши, антенны, спутниковые тарелки, микроволновки и прочую срань.
Рыжий вернулся в дом.
Бубба устроился с ноутбуком на полу между нами и одним пальцем тюкал по клавиатуре. Из кармана он извлек замызганный клочок бумаги, на котором его каракулями второклассника были переписаны модели мобильных телефонов, серийные номера и частоты для прослушивания засунутых внутрь жучков. Он ввел в компьютер номер частоты и откинулся назад.
— Никогда раньше такого не делал, — сказал он. — Надеюсь, сработает.
Я закатил глаза и прислонился спиной к стенке фургона.
— Я ничего не слышу, — сказал я примерно через полминуты.
— Ой. — Бубба поднял над головой палец. — Звук.
Он наклонился вперед и нажал клавишу ноутбука. Через секунду в динамиках раздался голос Дианы Борн.
«…Майлз, ты что, пьяный? Разумеется, это проблема. Они задали мне кучу вопросов».
Я улыбнулся Энджи:
— А ты еще не хотела за ним следить.
Она закатила глаза и, обращаясь к Буббе, сказала:
— Одно удачное попадание за три года, и он уже думает, что он Господь Бог.
«Что за вопросы?» — спросил Майлз.
«Кто ты такой? Где работаешь?»
«Как они на меня вышли?»
Диана Борн проигнорировала этот вопрос.
«Они выспрашивали насчет Карен, насчет Уэсли, насчет того, как эти сраные записки оказались у Карен, Майлз».
«Ладно, ладно, расслабься».
«Да иди ты в жопу со своим расслаблением! Сам расслабляйся! Господи, — сказала она с глубоким вздохом. — Эти двое не дураки, понял?»
Бубба пихнул меня локтем:
— Это она о вас?
Я кивнул.
— Блин, — сказал Бубба. — Умные. Ага, щас.
«Да, — сказал Майлз Ловелл. — Умные. Мы это и так знали».
«Мы не знали, что они пронюхают обо мне. Разберись с этим, Майлз, мать твою. Позвони ему».
«Ну…»
«Разберись с этим, я сказала!» — рявкнула она и шваркнула трубку.
Закончив разговор, Майлз тут же набрал другой номер. На том конце провода трубку снял мужчина:
«Да?»
«Двое сыщиков сегодня вокруг нас крутились», — сказал Майлз.
«Сыщиков? В смысле копов?»
«Нет. Частных. Они знают о записях психиатра».
«Кое-кто забыл их забрать?»
«Кое-кто был пьян. Кое-кто дико извиняется».
«Ну конечно».
«Она психует».
«Докторша?»
«Да».
«Сильно психует?» — спросил спокойный голос.
«Не то слово».
«Нужно с ней поговорить?»
«Возможно, что не только поговорить. Она — слабое звено».
«Слабое звено. Ага».
Повисла долгая пауза. Я слышал, как на одном конце провода дышит Майлз, а на другом потрескивают статические разряды.
«Ты тут?» — спросил Майлз.
«Скучно это все».
«Что?»
«Такой подход».
«Для твоего подхода нам может не хватить времени. Слушай, мы…»
«Не по телефону».
«Хорошо. Тогда как обычно».
«Как обычно. Не беспокойся ты так».