Игра времен (сборник) Резанова Наталья
И каждый из нас сдержал свою клятву.
Несмотря на страшную усталость, я нашла силы пойти и посмотреть, как выпускают осужденных. Я хотела убедиться, что их не убьют после того, как они покинут лагерь, – это ведь тоже повсеместно в обычае. Но на сей раз обычай был нарушен, может быть, именно из-за моего присутствия.
Так эти люди и не узнали ни о том зле, которое я им причинила, ни о добре. И это хорошо.
В это время уже начало светать. Я стояла сразу за преграждавшими дорогу стражниками, кутаясь от сырости в плащ. Сзади послышались шаги. Я знала, кто это. Он не вытерпел. Вероятно, он ожидал, что после ухода пленных я ему сразу все выложу. Но я уже не могла с ним разговаривать.
– Я же тебе обещала. Значит, будет. Остальное – послезавтра.
Когда стемнело, я уже была готова идти, хотя можно было не спешить. Ему я сказала: «За ночь обернемся. Не отдавай никаких распоряжений. Все должно быть как обычно. Нужны будут факелы. Кроме того, возможно, придется лазать по узким ходам. Соображай. Как мы выберемся из лагеря – это уж моя забота».
Наконец настало время идти. Заднюю стенку палатки я закрепила неплотно, потому часовой спокойно мог дремать на своем посту. Я была одета как всегда, сумку перекинула через плечо, а волосы спрятала под капюшон. Было сыро, и плащ волочился по земле.
Небо было сплошь затянуто тучами, Луна и Меркурий – мои планеты – не видны. Торгерн уже ждал меня возле коновязи. Сеялся мелкий дождь, и сквозь дождь я увидела, что он смеется.
– Ну и погода! Ты, верно, поленилась наколдовать получше.
– Зато так я могу быть уверена, что нас не выследят. Тебя никто не видел?
– Нет. – Не знаю, чего он от меня ждал. Может, думал, что мы улетим на моем плаще. Но нам предстояло другое. – Все равно нас увидят. Часовой у коновязи. Но это не важно, я прикажу ему молчать. Или…
– Не надо. Ничего не надо. Он не увидит, – сказала я и быстро пошла вперед. Торгерн собрался было что-то крикнуть, но я сделала ему знак молчать. Через несколько минут я вернулась. Торгерн смотрел на часового, который все так же стоял, опираясь на копье, только более тяжело.
– Идем.
– Что с ним?
– Идем, говорю я тебе. Он спит.
– Ты что, его заранее опоила?
– Нет. Он ни в чем не виноват, так что не наказывай его завтра.
Он недоверчиво покачал головой, потом тихо, очень тихо приблизился к часовому и так же тихо отступил.
– Спит…
– Ты понял теперь, что я всегда могла убежать?
– Я приставлю к тебе двойную охрану, – с непостижимым упрямством ответил он, а я не стала объяснять, что дело не в охране, а во мне. Кроме того, на это не хватило бы времени.
Мы вывели лошадей. Сменные не нужны были, я его заранее об этом предупредила. У выезда на тропу тоже была охрана, целая застава, пять человек. На то, чтобы отвести им глаза, ушло бы слишком много времени и сил, поэтому я решила не скрываться. Ночные гонцы – дело обычное, а темнота и дождь скрывали наши лица. Хриплым голосом я бросила пароль, который был мне известен, и нас пропустили незамедлительно. Нас не узнали, а назавтра они забудут об этом, ручаюсь.
Лагерь остался позади. Мы свернули налево и направились в горы. Ехали мы медленно, и он попытался обогнать меня. Я преградила ему дорогу.
– Я должен быть впереди.
– Кто кого ведет, ты меня или я тебя? – Мне не хотелось перепалки, и я добавила: – Ладно, когда я буду уверена, что мы на верном пути, я пропущу тебя вперед.
Это его удовлетворило. Вообще в этой выходке сказалось его настроение. Он был доволен. Он заполучил тайну, стоившую много крови и золота, и если меня он еще не заполучил, то по крайней мере рассчитывал на это. Он был доволен.
Дорога заняла больше часа. Я должна была увидеть все приметы, о которых говорила Летопись. Потом мы въехали в ущелье. Слева была отвесная скальная стена, справа – щебнистый склон, на вершине которого громоздились черные валуны. Прежде чем он подъехал, я успела спрыгнуть с коня и осмотреться.
– Вон туда нам нужно подняться. Как думаешь, сможем?
– Должны.
– Тогда бери факелы.
Я сняла плащ, чтоб не путался в ногах, сложила его и убрала в седельную сумку. Торгерн уже карабкался вверх. Я хотела было сказать ему, как Измаил просил проследить, чтоб он не свернул шею, но передумала и тоже стала подниматься.
– Осторожнее… осыпь.
Он повернулся так резко, что я, пошатнувшись, чуть не упала, но устояла, заметив, что под курткой у него не было кольчуги.
– Ты замерзла? – спросил он.
– Нет. С чего ты взял?
Он потянул меня за руку. Я высвободилась.
– Лучше я пока пойду вперед. Успеешь.
Это было разумно. Без меня бы он не нашел входа в пещеру, а я знала, где он. Раздвинула высохший кустарник, оплетавший камни. Торгерн хотел его вырубить, но я остановила:
– Ничего, пройдем и так… – и двинулась вперед. Пещера была мала и тесна, хотя с высоким сводом. Я встала, выпрямившись. Торгерн, чертыхаясь, с трудом пробирался за мной. Даже без кольчуги он был слишком широк в плечах. Разогнувшись, он глянул кругом.
– Что? И в эту нору…
Я подняла руку.
– Подожди. Прежде чем мы войдем, я повторю. Эта тайна откроется для тебя одного и больше ни для кого. Ни одной душе…
– Куда мы войдем – перед нами скала!
– Мы войдем… А сейчас запали огонь. Для первого раза мне нужен свет. Я ведь тоже не была здесь. Никогда.
Пока факел разгорался, я ощупывала пальцами стену. Мне было не по себе, в чем, конечно, Торгерну я не могла признаться. Как будто ожили и приняли форму сны, которые ясно помнишь, но не ожидаешь увидеть воочию.
Я узнала, о, я все здесь узнала. Ошибки быть не могло.
Торгерн стоял с факелом у меня за спиной. Ему все это, наверное, казалось ворожбой. Но я-то знала – нужно только нащупать нужное место… нажать…
– В сторону!
Огромная каменная плита начала поддаваться. И это тоже было как во сне, когда нажатием плеча можно сдвинуть гору. Но и это было не колдовством, а лишь умением древних механиков. Скальная плита повернулась на оси не полностью, а на расстояние, годное для того, чтобы мог пройти один человек. Пламя факела заколебалось. Следовательно, там можно дышать – если есть доступ воздуха. Они должны были подумать обо всем.
Я снова отстранила Торгерна.
– Я первая. Там не должно быть ловушки, но не стоит испытывать судьбу. – И прошла внутрь. Там не было ловушки. – Судьба… и могучая участь… – Собственный голос показался мне непривычно глухим. Это стены сделали его таким.
Торгерн прошел за мной и стоял рядом, глядя на долгий ход, лежавший перед нами.
– Карен… а что дальше?
– Увидишь.
Если он растерялся, то только на мгновение.
– Теперь я пойду вперед.
Он передал мне факел, хотя разумнее было держать его у себя. Но он, видимо, по привычке, хотел оставить руки свободными. Принимая факел, я снова увидела его глаза, все с тем же выражением жадной радости. Я не препятствовала ему. Мы были в главном коридоре, здесь не было ответвлений, сбиться с дороги он не мог. Ловушек здесь тоже не было, не было…
Так мы шли – он, на расстоянии нескольких шагов от меня, и я, несущая огонь. Он шел смело, ничего не боясь, несмотря на все свои суеверия. А может быть, и благодаря им. Он верил, что мое колдовство сильнее (в этом он недавно убедился) всякого другого. А человек… разве мог он испугаться человека?
Надо было предупредить Торгерна насчет лестницы. Однако он увидел сам.
– Карен! Ступени!
– Да. Теперь мы будем спускаться дальше. Дальше – вход в главную пещеру.
– Если там и дальше такие ходы, здесь можно будет разместить солдат. И если ход тянется под горами, то мы захватим Сламбед прежде, чем они поймут, в чем дело.
Я ничего не ответила. Он, вероятно, и не ждал, что я отвечу, а сказал это себе, со знакомой мне непреклонностью в голосе.
Мы стали спускаться. Лестница была не крутой, а пологой, идти было нетрудно. Часами можно было идти… Но часов не потребовалось. Лестница кончалась узкой выгнутой площадкой, от которой снова вел прямой ход.
Я укрепила факел (он уже догорал) в расщелине стены.
– Там, – я махнула рукой, – там – большая пещера. Иди.
Он прошел вперед. Я сделала несколько шагов и остановилась, прислонясь к стене. У своих ног я видела тень Торгерна. Он тоже остановился, вглядываясь в то, что лежало перед ним, и стоял, как показалось, долго. Я не смотрела туда. Только на тень.
Очевидно, он ждал, что я пойду туда вместе с ним. А может, просто хотел сказать, что он увидел. Позвал меня:
– Карен!
Потом обернулся. И я ударила его мечом в грудь.
Он даже не вскрикнул. Просто свалился навзничь к моим ногам. В это же мгновение догорел факел. Без сил, задыхаясь от рыданий, я упала рядом с трупом.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сумела приподняться. Было так темно и тихо, что мне казалось, будто я тоже умерла.
Но я была жива. Я убила, а не умерла. Чего я ждала? Что своды пещеры обрушатся и погребут нас вместе – убийцу и убитого? Или что из тьмы подземелья выйдут неведомые чудовища, чтобы покарать нарушительницу обета? Или всего этого и больше – конца света, и была готова к нему. Но ничего не произошло, ничего! Я приготовилась к гибели, но ничто не изменилось ни во мне, ни в мире.
Я вытащила свой меч из раны и убрала его в ножны. Больше я ничего не взяла и не тронула, оставила его лежать так, как он лежал. Другого факела тоже зажигать не стала, потому что глаза мои привыкли уже к темноте. К большой пещере я не подошла и даже не взглянула в ту сторону. Не мое это было дело. Последний раз посмотрела на мертвого, встала и побрела к выходу.
И всю долгую дорогу до верхней пещеры я плакала. Плакала, как не плакала никогда в жизни, как не плакала ни по отцу, ни по городу, и уже не заплачу никогда. О Боже! Я, Карен, заманила в западню человека, который мне доверился, и там недрогнувшей рукой зарезала его. И теперь я плакала так, словно мне предстояло выплакать свои глаза.
И все равно у меня не было другого выхода. Я не могла больше сносить гнета этой ненависти. И это был единственный способ его остановить… чтобы не было другого Тригондума, чтоб разбрелась и рассыпалась его армия… потому что провидец не может ничего остановить, а человек – может. Я должна, должна, должна была это сделать, и я это сделала. И теперь я плакала так, что меня трясло, и я натыкалась на каменные стены.
Я не раскаиваюсь в совершенном и готова к ответу. И если его душа действительно будет ждать мою, как он обещал – я не боюсь. Пусть Бог нас рассудит.
И все равно мне не было прощения. То, что убить было необходимо, и то, как я это сделала, – разные вещи, они существовали сами по себе, их нельзя оценивать вместе.
Я опять размышляла. А это означало, что мой разум, источник моих несчастий и побед, перенес и это испытание. И я плакала по себе – я убила, и со мной ничего не случилось, я такая же, как все, я могу убивать! И еще от жалости, простой жалости, которая ничего не меняет в жизни, плакала я – потому что некому было, кроме меня, убийцы, оплакать его. Да, много у меня было причин, чтобы плакать, и я плакала.
Тем временем я поднялась наверх, повернула плиту, чтоб она встала точно на свое место, и укрыла сухими ветками вход, как он был раньше. Все это я сделала, совсем не обращая внимания на свои действия, и, клянусь, не могла бы совершить их лучше, если бы только на них и была сосредоточена. Может быть, человек вообще лучше действует, когда не думает. И только снаружи, когда мокрый ветер ударил мне в лицо, я немного пришла в себя. По крайней мере меня перестало трясти.
Ничто не изменилось и в ущелье. Лошади стояли там, где мы их оставили. Я спустилась вниз, скользя по осыпи, – мне было все равно, упаду ли я, а может быть, я знала, что не упаду.
Сперва я подошла к своей лошади. Достала свернутый плащ из набитой лекарствами сумки, накинула на плечи. Рукавами куртки вытерла лицо – оно было совсем мокрое – от слез? От дождя?
Конь Торгерна привык ко мне и не шарахнулся, когда я взяла уздечку. До утра мне нужно будет уйти как можно дальше от расположения армии. Со сменным конем и запасом времени я могу не страшиться погони. Несколько дней – или недель – я буду только уходить. А дальше – прокормлюсь своим знахарством. А дальше… будет видно.
Я тяжело вскарабкалась в седло. Со своей лошадью я могла обойтись стременами. Потянула второго коня за уздечку. Дождь продолжал сеяться.
…Все равно бы он плохо кончил. Все равно бы его убили. Не я, так другие. Но другие заставили бы его мучаться, а я убила его быстро. Как… лекарь. Он умер, прежде чем понял, в чем дело. Его слова.
Нет! Я выпрямилась в седле. Мне еще думать и думать об этом… Но чтоб думать, нужно жить. Я должна уходить, зачем же я медлю… да… темно…
Немного времени спустя я выбралась из ущелья на тропу и двинулась по ней, уходя все дальше и дальше в ту сторону, где когда-нибудь должно было взойти солнце.
Крепость спасения
Обитаемый мир Огмы ограничен Пустыней Льда на севере, Пустыней Песка на юге, горами на западе и Вечным морем на востоке. Опоры мира – Меч Закона на севере и Крепость Спасения на юге, Храм Неба на западе, опоры же моря не знает никто.
Из преданий Круга
Часть первая
Крепость Проклятых, или Игра в превосходство
1. Город городов, посольство
Посольство подгадало в Дамгаль, Город городов Огмы, в базарный день, и шум, царящий за двойным кольцом городских стен, не поддавался описанию. За время долгого пути от разоренного Галара по процветающей Сердцевине посланцы Севера достаточно нагляделись на величину и многолюдство здешних поселений и уже не испытывали потрясения, однако Дамгаль, столица центральных областей Огмы, издревле именуемой Сердцевиной, суверенно владеющий также Южными землями Круга и Приморьем, превзошел все. Но хотя из зевак, собравшихся поглазеть на посольство, можно было собрать добрую армию для похода на Керту, Тевтат, высокородный глава посольства, понимал, как ни оскорбительно было сие для его самолюбия, что эти люди – не более чем праздные любопытствующие, и город принимает посланников Галара без всякой пышности.
Толстяк, разряженный с непристойной для мужчины пестротой и назвавший себя Пару, законоговорителем Верховных Коллегий, встретил их у Северных ворот. Пыхтя и переваливаясь, он вылез из носилок, несомых четырьмя угрюмыми обломами, и произнес речь, к которой Тевтат не прислушивался. Первоначальный единый язык Огмы за века разделения по-своему изменился в каждом краю, но все уроженцы различных уделов Огмы могли понимать друг друга. При желании, конечно. У Тевтата такового желания не было, хотя он уже немного привык к говору Сердцевины.
Затем толстяк снова влез в носилки, и посольство двинулось в город. Кроме скорохода с гербом Дамгаля на груди, бегущего впереди процессии, свиты у Пару не было – если не считать носильщиков. Толстяк, любезно улыбаясь, плыл в носилках по правую руку от Тевтата. По левую трясся на своей кляче мошенник Ассари – проводник и переводчик. Это было вопиющее нарушение обычая – Ассари полагалось ехать в хвосте, но Тевтат намеренно попрал этикет. Самое обидное, что Пару, кажется, даже не заметил, что его оскорбляют. За спиной посла ехали ближние рыцари – капитаны обеих рук Анарбод и Гриан, а далее – все прочие: благороднорожденные, простые ратники, конюхи, повара и прочая обслуга, всего числом до семидесяти. Нелегко было собрать в сражающемся королевстве столько боеспособных мужчин, однако посольство обязано выглядеть представительно. Оно таким и выглядело, без всякого сомнения, но почему-то на жителей города это не произвело особого впечатления. Поглазеют и отходят прочь, уступая место следующим. Это опытным глазом подмечал Тевтат и, разумеется, раздражался все больше. Вдобавок день выдался душный, безветренный, и в парадных доспехах было невыносимо жарко. Анарбод и Гриан как младшие по рангу могли хотя бы ехать по уставу с непокрытыми головами, а он должен терпеть тяжесть шлема. Ничего, он вытерпит. Эти наглые отъевшиеся торгаши должны видеть, что такое – настоящий рыцарь Галара!
Толпа послушно расступалась, заслышав окрик скорохода, и посольство, несмотря на то, что на улицах, казалось бы, царил полный беспорядок, продвигалось довольно быстро.
Они выехали на рыночную площадь. За высокими кирпичными стенами торговых рядов колонны разноцветного камня высоко возносили сияющий купол.
– Это дворец? – хмуро полюбопытствовал Тевтат.
– Храм Неба, – отвечал Пару гордо, – самый большой в Огме. – Сравнивать было с чем – храмы Неба имелись в каждом городе. – Это главный храм Дамгаля, вообще же каждая коллегия имеет собственный храм, всего до полусотни. Это не считая простых молитвенных и гадательных заведений. Жители Города благочестивы.
Именно так обитатели Дамгаля произносили: Город городов, а чаще – просто Город, но с такой интонацией, что чувствовалось сразу, о каком городе шла речь, да еще с этим своим неистребимым выговором, подчеркнуто раскатывая речь, словно любуясь звучанием собственного голоса, как любовались они всей принадлежащей им собственностью.
Они уже отклонялись от центра площади, мимо гомонящей толпы, к известной лишь законоговорителю да еще, может быть, мошеннику Ассари цели, вдоль торговых галерей чеканщиков, золотобитов, ювелиров, меховщиков, так странно глядящихся при воспоминании о Галаре. И еще одна странность: яркий пурпурно-серебряный щит с гербом Дамгаля на тусклой, с растрескавшимися и осыпающимися белилами стене, к которой прикованы люди – мужчины, женщины, подростки в грубых рубахах, босые, угрюмо склонившие обритые головы.
– Это еще что?
– Стена Позора. Здесь выставлены преступники: воры, банкроты, неверные жены, еретики, лжесвидетели…
– У нас в Галаре их бы казнили без лишней волокиты.
– У каждой страны свои обычаи, – вежливо заметил Иару, – и если ваше королевство приняло такой закон, значит, на то были свои причины. А в Городе городов законы мягки. Мы не караем смертью, разве что в исключительных случаях. Преступления наказывают Стеной Позора, покаянием в храмах, общественными работами, заключением и, наконец, ссылкой в отдаленные области. Пусть живут и трудятся на благо Города.
Разумеется, эти торгаши не имели никакого понятия о чести и достоинстве. Болтовня Иару утомляла.
– Хватит. В какой стороне дворец?
– О нет, высокий господин! Во дворце Верховных Коллегий вы будете приняты завтра. А сейчас мы направляемся в гостиницу, где вам будет предоставлено удобное жилье.
– Что это значит? Почему – завтра? Если это обман, ваш город дорого за него заплатит!
– Что вы! Не обман, нет. Но сегодня – день воздуха, неблагоприятный для приема посольств.
– Все демоны Юга! Что за бред?
– Не бред, а истина, известная каждому с младенчества. Любой поступок должно совершать при наиболее благоприятном движении стихий. Завтра – день камня, несравненно более способствующий успеху вашего дела…
– В Городе любят гадать, – вмешался Ассари, которого никто не спрашивал, – гадать обо всем и на всем. Видишь, господин, того старика на углу? Вот перед ним лежит пластина от панциря броненосного льва, на ней он предсказывает будущее.
– Разве в Сердцевине все еще водятся броненосные львы? – спросил Анарбод. – Вот уж никогда не слышал.
– Нет, конечно, господин мой. Вероятно, кто-то завез этот обломок из Круга.
– А право, жаль! Я бы хотел добыть броненосного льва. Говорят, латы из его шкуры не имеют равных по легкости и прочности.
– Кто знает, – учтиво сказал Иару, – может быть, когда-нибудь тебе это и удастся… Но броненосных львов и прочих чудовищ в Сердцевине давно уже нет… Их истребили в незапамятные годы, чуть ли не во Времена Сновидений… Это спокойные края. А сейчас проследуем к гостинице «Птица-единорог». Это хорошее заведение, надеюсь, высокородные господа останутся довольны.
«Птица-единорог» действительно представляла собой удобное и просторное подворье, однако вместить оно могло, как выяснилось, только самих послов и их охрану. Никто, конечно, и не рассчитывал, что конюхов и солдат поселят в гостинице. Им было предоставлено свободное помещение в находящихся поблизости казармах городской стражи. За счет города, кстати сказать. А заодно и под его контролем. Но об этом пока не хотелось думать.
Иару откланялся, и носильщики поволокли его прочь. Теперь можно было дать волю словам.
– Гнездо демонов! Коллегии верхние, нижние, средние и еще эти, как их… корпорации! Шута какого-то прислали… законоговорителя…
– Твоя высокая милость ошибается, – подал голос Ассари, который не убрался прочь вместе с другими слугами. – Законоговоритель – очень важная должность, очень. Я водил посольства. Далеко не каждое встречает сам законоговоритель.
– Они должны понимать, какую им оказывают честь, – заметил Анарбод. – Посольство Галара в страну, где даже нет настоящего правителя! «Предстоятель Верховных Коллегий» – аж не выговорить! – Титулование вызвало у него приступ неудержимого смеха. Отдышавшись, он пригладил пятерней свои рыжеватые волосы и продолжил начатую мысль: – А на самом деле правит банда разжиревших богачей, которые уж и не знают, что делать со своими деньгами…
– У них много солдат, – сказал молчавший весь день Гриан, младший их трех. Молчал-то он молчал, но подмечал все.
– Да, много, – согласился Анарбод. – И сильные с виду, как быки. Морды лоснятся… А вот каковы они в сражении?
– Надеюсь, – сухо промолвил Тевтат, – мы это узнаем.
Ибо Высокий Галар, королевство, где хранился древний Меч Закона, почитаемый как одна из опор мира, было настолько истощено постоянными войнами с сопредельными Лерадом и Кертой, что вынуждено было просить у презренного торгашеского Дамгаля заем: деньги, оружие и воинов. Для этого и прибыли в Город городов Тевтат со товарищи.
Пару направлялся во дворец с тяжелым сердцем, хотя день был как день, никаких дурных или зловещих предзнаменований. Вероятно, настроение портила мысль о галарском посольстве. Из казарм уже донесли об имевшей место ночной драке между посольскими и городской службой охраны порядка. Эти полудикари с севера не желают знать никаких приличий и нравственных норм. К счастью, обошлось без кровопролития и членовредительства. Хуже, если подобная драка завяжется на более высоком уровне. А избежать ее трудно. Иару знал это, и даже полученное вместе с утренней почтой сообщение о благополучной доставке подати из Круга не принесло обычного удовольствия. Все же он появился во дворце вовремя и с сознанием исполненного долга. Вид толпящихся внизу чиновников – искателей должностей – несколько успокаивал. Ничто не может помешать распорядку дня во дворце двигаться по обычной стезе.
На лестнице Иару раскланялся с Канги из судебной коллегии и Самму из академической. Учтиво беседуя, они плавно подошли к мозаичной колонне, на которой служители с утра вывесили сообщения о повестке дня и порядке заседаний.
1. Предоставление академической коллегии ученой работы «О происхождении основных языков Огмы и их отношении к древнему единому языку» на предмет содержания в ней еретических воззрений и отхода от Канона.
2. Прием коллегией внешних сношений посольства от королевства Галар.
3. Тяжба корпорации девиц легкого поведения со жрицами храма Радости с обвинениями в посягательстве на профессиональные права.
Следующие темы непосредственно ни к кому из собеседников не относились, и они до времени простились, пройдя каждый в свой зал заседаний.
Прежде чем подать решение по делу галарского посольства Канги, предстоятелю Верховных Коллегий, указанное дело требовалось тщательно разобрать в коллегии внешних сношений, и законоговоритель чувствовал, что ему потребуется приложить к делу весь имеющийся у него запас терпения. Явление почти беспрецедентное: северные варвары прибыли в Город городов, не имеющий равных в Огме, достигший возможных вершин в политике, науках и искусствах. Последний раз нечто подобное было до присоединения Приморских земель, когда Город не был столь велик и блестящ. С тех пор проблема стала, пожалуй, еще острее. Впрочем, Харати, глава коллегии, несомненно, понимает это и сам… С такими мыслями Иару вошел в зал, на стене которого на пурпурном щите серебрилась четырехлучевая звезда. Лучи, узкие на концах, убегая назад, постепенно расширялись, сливаясь в центре, – четыре Опоры Мира, стремящиеся к Сердцевине.
И вот они идут по мозаичному полу зала, топча несказанно прекрасное творение рук сотен искуснейших дамгальских мастеров своими сапогами. Трое – посол и его помощники, капитаны правой и левой руки, как они называются на варварский манер. Тот, что впереди, – с головой, оплешивевшей от постоянного ношения шлема, с лицом, прореженным шрамами, рассеченное и сросшееся веко замуровало левый глаз, и виден лишь правый, блекло-голубой, как почти у всех галарцев. Второй, справа, бледен обычной бледностью рыжих, он и в самом деле рыж, волосы у него длинные, прямые, немытые и растрепанные – вызов или небрежность? Третий, самый молодой, – худ, долговяз, впалые щеки, темно-русые волосы, хмурый взгляд из-под выцветших ресниц. Все трое в латах, но без шлемов.
Перед ними – советники коллегии с Харати во главе, Иару по соседству от него – крупные, широколицые, ширококостные, в бархате и атласе долгополых одежд, в сиянии драгоценных цепей, пряжек и колец.
В глазах и у тех, и у других – общее. Неприязнь. Не вырвется ли она ненавистью? Эта вечная ненависть северян к сытым горожанам Сердцевины… Разве могут эти скоты – торгаши, менялы, ростовщики – понять, что такое отчаяние, изматывающая усталость бесконечных боев, голод, безнадежность, ибо от демонов нет защиты? В свою очередь, горожане презирали рыцарей Галара, Дамгаля и Керты даже больше, чем безграмотных крестьян Круга, от которых по крайней мере есть ощутимая польза, а какая польза от вечно грызущихся между собой вояк? Воистину они ничем не лучше грязных дикарей Западных гор.
Трое остановились. Тевтат заговорил:
– Почтенные советники Дамгаля. К вам я прихожу со словами высокого короля Галара, имени которого, согласно нашим обычаям, не называют за пределами королевства, как не называют имени дневного светила. Галар – первое из государств Севера, страна меча Закона, Опора Мира осеняет наш край. Но многочисленные враги беспрерывно истощают наши силы и опустошают наши поля. Город Дамгаль богат и славен. Ему платят дань все города Сердцевины. Его тень касается Вечного моря, и западные дикари не тревожат его границ. В его власти находится Круг – богатейший край Огмы – только его достаточно, чтобы наполнить казну любого из королевств. Помощь, которая нам нужна, не будет Дамгалю в тягость. И королевство Галар не останется в долгу.
Речь была чистой формальностью; все данные прошения Харати получил еще вчера через Иару. Он слушал с неподвижным лицом, устремив взор на противоположную от гербовой стену, где была помещена старинная карта владений Дамгаля, усеянная различными сигнумами – значками подвластных городов. Чистой оставалась лишь южная часть карты, с виду напоминающая неправильной формы окружность. Эту область издавна так и называли – Круг.
Тевтат смолк. Советники загудели, забормотали. Повторялись слова «заем», «Круг»… поучить бы их манерам – эфесом по зубам! Сквозь общий шум Тевтат услышал голос главы коллегии:
– …и все всегда ссылаются на Круг! Сказочные земли Круга! Страна изобилия! Рощи, полные плодов, и реки, кипящие рыбой, и урожай два раза в год… и чудовища в зарослях и омутах, и демоны пустыни, и Проклятые на границе. Так что трижды должен подумать тот, кто хочет разбогатеть в Круге!
– Что это значит? – резко спросил Тевтат. – Отказ?
– Ни в коей мере.
– Значит, вы согласны?
– Об этом еще рано говорить. Представление совершилось, и ваше дело будет подвергнуто рассмотрению. Оно слишком серьезно, чтобы решать его сразу. Мы должны подумать. Завтра мы вновь увидимся с вами…
На площадке Иару снова встретился с Канги и Самму. Те любезно поинтересовались, как прошло представление посольства. Тот лишь развел руками – что поделаешь, северные варвары, – и в свою очередь спросил, какие решения вынесены в их коллегиях.
– О, у нас до решений еще далеко, – сказал Канги. – Жрицы, равно как их соперницы, до тонкостей знают законы, и, похоже, процесс затянется надолго. Но профессиональные права есть основа всего, ими нельзя поступаться, так что их можно понять… А у тебя, почтеннейший Самму?
– Мы почти закончили. Работа изучена. Большого зла там нет. Опоры Мира от этого не рухнут… однако и малое зло не стоит распространять.
– Я думал, что с тех пор, как распущена школа Сангара Старого, нам нечего опасаться серьезной ереси.
– Хотелось бы верить. И тем не менее ядовитые ростки пробиваются… Но мы не будем строги. Автор останется в Академии. Однако пара дней у Стены Позора ему не помешает. И работу мы изымем, потому что трактовка предмета в подобном свете должна неминуемо привести…
Они проследовали дальше.
Послы в сопровождении Ассари, отлично знавшего Город, ехали по улице. Тевтат и Гриан молчали, зато Анарбод бранился за троих:
– Все громы на их головы! Неужели в этом паршивом городе нет ни одного могущественного рыцаря, с которым можно было бы переговорить!
– Нет, – сказал Ассари. – Только коллегии, цеха и корпорации. Решают только они. Без них человек здесь – ничто. От уличного гадальщика или нищего под мостом до богатейшего купца или ювелира все – члены коллегий, которые делятся на гильдии, которые делятся на цеха…
– Рехнуться можно! Неужели во всех городах творится подобное же безобразие?
– В Сердцевине – да.
– А в Круге?
– Там нет городов. Там вообще нет больших поселений. Только деревни. Ну и Крепость, конечно.
– Какая крепость?
Ассари ответил не сразу, точно выбирал слова.
– Крепость Проклятых.
Гриан хотел что-то спросить, но тут заговорил Тевтат:
– Я должен посмотреть, как разместили наших воинов. Добирайтесь без меня.
Он подозвал своих оруженосцев и вместе с Ассари направился к казармам. Гриан и Анарбод принялись отыскивать дорогу в гостиницу. По пути Анарбод обратил внимание на сидящего на углу гадальщика.
– Глянь-ка, вчерашний! А может, и другой, они, похоже, все на одно лицо. Испытаем судьбу?
Гадальщик, сухонький старичок в сплетенной из веревок одежде, сидел, уставившись на лежащую перед ним пластину.
– Эй, старик! – крикнул Анарбод, не слезая с седла. – Скажи, какая судьба меня ожидает?
Старик поднял голову, вгляделся в рыцаря неожиданно ясным взглядом, провел рукой по обломку брони.
– Тебе предстоит попасть в страну, откуда привезена эта пластина… – произнес он с сильным местным выговором.
– А дальше?
Из рукава гадальщика появилась глиняная чашка.
– За предсказания у нас платят.
Но Анарбод уже вертел головой и махал руками.
– Стану я на тебя, козявка, тратиться, когда здесь такие красотки ходят!
По другой стороне улицы шла женщина в зеленом платье. Зеленое же покрывало сползало ей на плечи, выбившиеся пряди волос ярко блестели в свете дня. В ушах позванивали спиралевидные серьги, на рукаве был вышит белый треугольник вершиной вниз – знак корпорации.
– Эй, красавица! – крикнул Анарбод.
Женщина улыбнулась, помахала ему рукой, но пошла дальше, бросив на ходу:
– Квартал Маруфа ждет тебя, рыцарь!
Анарбод прищелкнул пальцами.
– Видал, какая? Волосы – чистое золото!
– Крашеные, – равнодушно сказал Гриан. Он сейчас думал о другом.
Как выяснилось на следующий день, вопрос о предоставлении займа Галару еще не был решен. Слишком многое предстояло обсудить, сказал Харати. Хотя обсуждать явно собирались только члены коллегии. Тевтат держался твердо, решив не выдавать подлинных чувств. Каковы они были, Анарбод и Гриан могли только догадываться. Жители Севера по возможности стремились избегать называть свои имена незнакомцам, ибо каждый из них мог оказаться врагом и употребить имя во зло. В отвергшем все добрые обычаи Дамгале имена приходилось называть. И сознание того, что все эти сытые мерзавцы могут что угодно совершить с твоим именем, было равносильно пытке, а Харати витийствовал, поддерживаемый другими членами коллегии. Слишком многое должно повлиять на решение – прошлогодний неурожай, прервавшаяся торговля с кочевниками, проблема Проклятых, волнения в Приморских областях…
– Почтенный советник, – прервал его Гриан. – За два дня уже трижды я слышу о Проклятых. Кто они такие?
Наступила пауза, словно член посольства ляпнул что-то совершенно непристойное, о чем никогда не спрашивают в приличном обществе. И это удивило Гриана – ведь сам глава коллегии употреблял это слово без всякого смущения. Наконец Харати сказал:
– Так называют общину, обитающую на границе между Кругом и Южной пустыней.
Остальные закивали, одобряя эту краткую формулировку.
– Не может быть! – вмешался Харати. – Или Южная пустыня перестала быть гнездилищем демонов?
Харати сделал отрицательный жест.
– Но люди не могут жить рядом с демонами! – хрипло выкрикнул Гриан. – Или Проклятые… не люди?
– Они Проклятые, – коротко заметил кто-то из советников. – Этим все сказано.
– Мы отвлеклись, – холодно проговорил Тевтат.
Впрочем, возвращение к прежней теме оказалось таким же бесплодным. Может быть, потому что стоял день огня, не слишком благоприятный для дипломатических переговоров.
Зато он считался весьма благоприятствующим пирам и возлияниям, и в данном случае примета оказалась верной. Во время визита в казармы Тевтату удалось, кажется, примирить разошедшихся было собственных солдат и городских охранников, и примирение решено было вспрыснуть в «Птице-единороге». В тот вечер общий зал гостиницы был раем для гуляк, хотя кое-кому мог показаться адом кромешным. Среди галарских офицеров восседал начальник казармы, именем Ловди. Скоро северяне убедились, что Ловди – огромный, краснолицый, лоснящийся – ничем не хуже их может опрокидывать в глотку всевозможные напитки, хватать за ляжки трактирных служанок, стучать кружкой по столу. И всем желающим, выгребая ее из бездонных карманов, одуряющую кору дерева аль. Вообще не так уж плохи оказались горожане при ближайшем рассмотрении, если, конечно, не называть им своих имен. Там же пребывал ухмыляющийся Ассари, весь день пропадавший неизвестно где. На дальних концах стола сидели вперемежку солдаты и охранники, дело шло уже ко взаимным объятиями и лобызаниям, а может быть, и к новой драке, и хозяину гостиницы оставалось лишь подсчитывать в уме возможные убытки да гадать, оплатит ли счет коллегия внешних сношений.
Веселье, однако, портил Гриан, упорно старавшийся свести разговор на Проклятых. Вся его семья погибла от демонов, и брошенный вскользь на коллегии намек на некую связь между демонами и какими-то людьми не выходил из его ума. Ловди оказался не столь стыдлив, как советники, и отмалчиваться не стал. Тевтат не препятствовал ему говорить. На коллегии он не мог показать, будто чего-то не знает, но теперь не стал отказываться от новых сведений.
Ловди начал с того, что обвинил Проклятых во всех мыслимых, а заодно и немыслимых грехах.
– Этого я вам описать не могу, – вещал он, – слов таких нет, стены каменные и те покраснеют, ежели назвать, какие они все сволочи, все вместе взятые и каждая в отдельности. Что там в Крепости творится – порядочному человеку и представлять негоже. Разбой, грабеж, убийства, разврат такой, что небу тошно… Свальный грех – это, можно сказать, самые цветочки еще, остальное говорить – скотину в соблазн вводить. Ну, некоторых по глупости это и тянет. Думают: попользуюсь и после смоюсь. Только эти бабы никого живьем не выпускают. За веселье плати шкурой.
– А демоны? – допытывался Гриан. – Как же демоны? Ведь для человека одно соседство с демонами смертельно!
– Вот и смекай! Если это так, а они живут себе и не дохнут, значит, между ними и демонами есть какой-то договор… дележ добычи… может, пленных им скармливают… что точно – не знаю, врать не буду, но что-то такое есть – слепому видно темной ночью.
– Нет! Это выше разума! Не могут люди предавать людей демонам! – Гриан не мог больше говорить, у него перехватило дыхание, он откинулся назад, сжав руки в кулаки.
– Так то ж Проклятые! Пойми, дурья голова, прокляты они с незапамятных времен, еще при королях. И ежели она Проклятая, то все человеческое ей побоку, другие люди для нее ничто, одно зло и ничего больше.
Читать бесплатно другие книги:
