Лучшее во мне Спаркс Николас

4

Они замерли, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Но постепенно удивление сменялось узнаванием. Насколько все же реальная Аманда ярче того образа, который жил в его воспоминаниях, – это было первое, что пришло в голову Доусону. В светлых волосах Аманды золотилось предвечернее солнце, а ее голубые глаза волновали даже на расстоянии. Но чем дольше Доусон вглядывался в нее, тем явственнее становились произошедшие с ней перемены: на лице ее, уже утратившем сияние молодости, более резко обозначились скулы, глаза с едва заметными морщинками возле висков как будто немного запали. Впрочем, время было к ней более чем милосердно, подумал Доусон: с тех пор как они виделись в последний раз, Аманда превратилась в потрясающую женщину в полном расцвете своей красоты.

Аманда, в свою очередь, тоже не сводила глаз с Доусона, впитывая в себя каждую черточку того, кто находился перед ее глазами: песочного цвета рубашку, небрежно заправленную в выцветшие джинсы, что подчеркивало его по-прежнему худые бедра и широкие плечи. Его такую знакомую улыбку, темные, как и в юности, но более длинные волосы, которые на висках уже посеребрила седина. Так же, как когда-то, черные глаза Доусона словно пронзали ее насквозь, правда, сейчас в них она заметила некую настороженность, которая часто появляется у тех, кто был обманут жизнью. Наверное, оттого, что их встреча произошла здесь, в том месте, которое так много значило для них, Аманда, охваченная порывом чувства, не находила что сказать.

– Аманда? – наконец произнес Доусон, делая движение по направлению к ней.

Удивление, прозвучавшее в его голосе, больше чем что-либо еще, убедило Аманду в том, что он не плод ее воображения. «Он на самом деле здесь, – подумала она, – это действительно он». И по мере того как Доусон преодолевал разделявшее их расстояние, Аманда чувствовала, пусть это покажется фантастическим, как постепенно тают разделявшие их годы. Оказавшись рядом с Амандой, Доусон раскрыл ей свои объятия, и она с готовностью устремилась в них, как когда-то много лет назад. И Доусон, как когда-то, когда был ее возлюбленным, крепко обнял ее, и она, прильнув к нему, вновь ощутила себя восемнадцатилетней.

– Привет, Доусон, – прошептала она.

Потом они еще долго стояли, тесно прижавшись друг к другу на фоне заходящего солнца, и Доусону показалось, что Аманда дрожит. Наконец они оторвались друг от друга, но Аманда почувствовала все, о чем он ей не мог сказать.

Аманда видела, как за эти годы изменился Доусон – он превратился в мужчину. Его загорелое, обветренное лицо было лицом человека, который много времени проводит на солнце. Заметила она и его слегка поредевшие волосы.

– Какими судьбами? – спросил Доусон, касаясь руки Аманды, словно лишний раз желая убедиться, что она настоящая.

Вопрос вернул Аманду к реальности. Вспомнив о том, кто она сейчас, она отстранилась от Доусона.

– Наверное, теми, что и ты. Когда ты приехал?

– Только что, – ответил Доусон, изумляясь своему неожиданному порыву посетить дом Така, чего изначально делать не собирался. – Просто не верится, что ты здесь. Ты выглядишь… просто потрясающе.

– Спасибо. – Аманда невольно покраснела, ее щеки запылали. – Как ты узнал, что я буду здесь?

– Я не знал, – сказал Доусон. – Меня просто потянуло сюда. А потом я увидел перед домом машину, завернул за угол, и…

Доусон умолк, не договорив, и Аманда за него докончила фразу:

– …и увидел меня.

– Да, – кивнул Доусон, в первый раз встречаясь с ней взглядом. – Увидел тебя.

Его взгляд, по-прежнему пронзительный, был устремлен на Аманду, которая отступила еще на шаг в надежде, что разговаривать на расстоянии им будет проще. В надежде, что он правильно ее поймет, она махнула рукой в сторону дома. – Ты собирался остановиться здесь?

Сощурившись, Доусон, посмотрел на дом и снова обернулся к Аманде:

– Нет, у меня номер в городской гостинице. А ты?

– Я остановлюсь у мамы. – Заметив недоумение на лице Доусона, Аманда пояснила: – Папа умер одиннадцать лет назад.

– Прости, – извинился Доусон.

Аманда лишь кивнула. Этот жест был хорошо знаком Доусону. Именно так она делала раньше, когда хотела закрыть тему. Взглянув на гараж, Доусон направился к нему.

– Ты не против? – спросил он. – Ведь я тут не был много лет.

– Конечно, – проговорила Аманда. – Иди.

Когда Доусон отдалился, Аманда почувствовала, как с ее плеч свалился груз, хотя до этого даже не подозревала, насколько она напряжена. Доусон заглянул в тесную захламленную мастерскую, провел рукой по верстаку, потрогал заржавленную монтировку. Он неспешно бродил по гаражу, оглядывал дощатые стены, крышу, крепленную на балках без потолка, стальной бочонок в углу, куда Так сливал излишки масла. Гидравлический домкрат и ящик для инструментов с защелкой стояли вдоль задней стены. Перед ними возвышалась груда покрышек. Напротив верстака располагались электронный шлифовальный станок и сварочное оборудование. В углу возле краскораспылителя был установлен пыльный вентилятор, лампочки висели на проводах, и везде, куда ни глянь, валялись запчасти.

– Тут, кажется, все, как прежде, ничего не изменилось, – заметил Доусон.

Аманда – ее все еще немного трясло – прошла за ним в глубь гаража, стараясь не приближаться к Доусону.

– Скорее всего. Так очень трепетно относился к своим инструментам, всегда их раскладывал по местам. Особенно эта щепетильность у него усилилась в последние годы. Наверное, память стала ему изменять.

– Я вообще не понимаю, как он еще ремонтировал машины в таком возрасте.

– Ну, объемы работ были уже не те. Он делал одну-две машины в год, и то если знал, что справится. Никаких крупномасштабных реставраций, ничего такого. Это первая машина, которую я здесь вижу за последнее время.

– Ты так говоришь, будто часто у него бывала.

– Да нет в общем-то. Приезжала раз в несколько месяцев. А до этого мы долгое время не поддерживали связи.

– Он никогда не упоминал о тебе в письмах, – задумчиво проговорил Доусон.

– Он и о тебе никогда со мной не заговаривал, – пожала плечами Аманда.

Кивнув, Доусон снова обратил внимание на верстак. Там на краю лежала аккуратно сложенная бандана Така. Взяв ее в руки, Доусон постучал пальцем по верстаку.

– Смотри, здесь сохранились инициалы, которые я вырезал тогда. И твои тоже.

– Я знаю, – сказала Аманда. Она также знала, что под инициалами вырезано слово «навеки». Она стояла, скрестив руки на груди, стараясь не смотреть на ладони Доусона. Сильные и натруженные руки рабочего человека, они все же оставались тонкими и изящными.

– Просто не верится, что его больше нет, – проговорил Доусон.

– Точно.

– Говоришь, память начала ему изменять?

– В основном по мелочам. Учитывая его возраст и то, сколько он выкуривал, можно сказать, что чувствовал он себя неплохо, когда мы виделись с ним последний раз.

– Когда это было?

– Где-то в конце февраля.

Доусон махнул рукой в сторону «стингрея»:

– Тебе что-нибудь известно о нем?

Аманда отрицательно покачала головой.

– Только то, что Так его ремонтировал. В его планшете ничего не разобрать, кроме расписания работ с машиной и имени владельца. Планшет вон там.

Доусон нашел листок заказа и, прежде чем осмотреть машину, внимательно прочитал написанное. Аманда наблюдала, как Доусон открывает капот и склоняется над машиной. Как при этом на его плечах натягивается рубашка. Аманда отвернулась, не желая, чтобы Доусон заметил, как она смотрит на него. В следующую минуту внимание Доусона переключилось на верстак. Он открывал крышки, хмуро кивая, перебирал запчасти.

– Странно, – проговорил он.

– Что странно?

– Не похоже это на реставрацию. Он ремонтировал в основном двигатель и связанные с ним детали: карбюратор, сцепление, еще кое-что. Наверное, он ждал, когда привезут запчасти. В случае со старыми машинами на это иногда требуется довольно много времени.

– Что это значит?

– Это значит, кроме всего прочего, что владелец автомобиля на нем из гаража не уедет.

– Я попрошу адвоката связаться с владельцем. – Аманда откинула в сторону упавшую на глаза прядь волос. – Мне все равно с ним встречаться.

– С адвокатом?

– Да, – кивнула Аманда. – Это он сообщил о смерти Така и сказал, что мое личное присутствие очень важно.

Доусон захлопнул капот.

– А его имя, случайно, не Морган Тэннер?

– Ты его знаешь? – удивилась Аманда.

– Нет, просто у меня с ним завтра тоже встреча.

– Во сколько?

– В одиннадцать. Судя по всему, как и у тебя?

Потребовалось еще несколько секунд, чтобы Аманда сообразила то, что Доусон уже понял: Так, очевидно, уже давно планировал это маленькое воссоединение. Если бы они не встретились здесь, у Така, то обязательно встретились бы завтра. Когда разработанный Таком план стал ясен Аманде, она вдруг поймала себя на мысли, что не знает, что бы она с большим удовольствием сделала, будь это возможно, – шлепнула бы Така по руке или, наоборот, расцеловала бы его за это.

Должно быть, ее чувства отразились у нее на лице, потому что Доусон сказал:

– Ты, как я вижу, не понимаешь, что затеял Так.

С дерева сорвалась стая скворцов. Аманда проследила взглядом, как они, поднявшись в небо, полетели, меняя направление, рисуя в небе какие-то абстрактные узоры. Когда Аманда вновь обратила лицо к Доусону, тот стоял, привалившись к верстаку. Его лицо наполовину скрывала тень. Как легко ей было здесь, в окружении воспоминаний, увидеть Доусона молодым. Однако она вовремя напомнила себе, что теперь у них разные судьбы, что они, по сути, чужие люди.

– Давно это было, – прервал наконец молчание Доусон.

– Давно.

– У меня тысяча вопросов.

– Всего тысяча? – приподняла бровь Аманда.

Доусон рассмеялся, и Аманда расслышала в его смехе нотку горечи.

– У меня тоже есть вопросы, – продолжила она, – но, прежде чем я начну спрашивать… тебе следует знать, что я замужем.

– Я знаю, – ответил Доусон. – Видел твое обручальное кольцо. – Он зацепился большим пальцем за карман джинсов, прислонился к верстаку и скрестил ноги. – Как давно ты замужем?

– В следующем году будет двадцать лет.

– Дети есть?

Аманда помедлила с ответом, вспоминая Бею: она никогда не знала, как отвечать на этот вопрос.

– Трое, – в конце концов сказала она.

Ее нерешительность озадачила Доусона, и он не понимал, с чем она связана.

– А твой муж? Он бы мне понравился?

– Фрэнк? – Аманда вспомнила свои тягостные разговоры с Таком о Фрэнке и задумалась, много ли уже известно Доусону. Не то чтобы она не доверяла Таку, поверяя свое самое сокровенное, просто она вдруг почувствовала, что Доусон сразу поймет, лжет она или нет. – Мы давно вместе.

Доусон задумался над ее словами, затем оттолкнулся от верстака и мимо Аманды упругой, спортивной походкой направился к дому.

– Так ведь дал тебе ключ? Я бы выпил чего-нибудь.

Аманда удивленно заморгала.

– Постой! Ты это знаешь от Така?

– Нет, – оглянулся на ходу Доусон.

– Тогда откуда?

– Знаю, потому что мне он ключа не присылал, а у кого-то из нас он должен быть.

Аманда постояла еще какое-то время на месте, размышляя и пытаясь осмыслить сказанное, и наконец двинулась за ним следом.

Доусон легко взлетел по лестнице на террасу и остановился у двери. Аманда выудила из сумки ключ и, проскользнув мимо Доусона, вставила ключ в скважину. Дверь со скрипом открылась.

Внутри царила приятная прохлада, и создавалось ощущение, что дом является продолжением леса: кругом были дерево, земля и натуральные краски. Обшитые деревом стены и сосновый пол с годами потускнели и потрескались, а коричневые шторы не могли скрыть щелей под окнами, в которые просачивалась вода. Подлокотники и подушки на клетчатом диване протерлись почти до дыр. Ступка на камине лопнула, а кирпичная кладка камина почернела, напоминая обугленные останки тысяч бушевавших пожаров. Возле двери располагался маленький столик со стопкой фотоальбомов и магнитофоном, по возрасту, наверное, превосходивший Доусона, а также шаткий стальной вентилятор. В воздухе ощущался застаревший запах табака. Открыв окно, Доусон включил вентилятор, и тот с шумом заработал, слегка подрагивая у основания.

Аманда встала у камина, разглядывая фотографию на полке: Так с Кларой в двадцать пятую годовщину их брака.

Доусон подошел к Аманде.

– Помню, как я в первый раз увидел этот снимок, – неуверенно начал он. – Я уже жил у Така в гараже около месяца, и только тогда он впервые впустил меня к себе в дом. Я тогда спросил его об этой женщине, поскольку не знал, что он был женат.

Аманда чувствовала исходящее от Доусона тепло, но старалась не сосредотачиваться на этом.

– Как ты мог не знать, кто это?

– Я тогда был мало знаком с Таком и практически не разговаривал с ним, пока в тот вечер не переступил порог его дома.

– А почему ты пришел сюда?

– Сам не знаю, – покачал головой Доусон. – И понятия не имею, почему Так позволил мне здесь остаться.

– Наверное, он хотел, чтобы ты остался.

– Это он тебе сказал?

– Не напрямую. Но ты появился здесь вскоре после смерти Клары, и думаю, в тот момент именно ты был нужен Таку.

– Я всегда считал, что он принял меня лишь потому, что в тот вечер порядком выпил.

Аманда порылась в памяти.

– Так ведь не пил?

Доусон коснулся простой деревянной рамки фотографии, словно до сих пор не мог понять, что теперь мир существует без Така.

– Это было до того, как ты с ним познакомилась. Тогда он любил заведение «Джим Бим» и, бывало, еле доползал до гаража с полупустой бутылкой в руке. Обычно после этого он вытирал лицо банданой и предлагал мне поискать себе другое место. Первые шесть месяцев, что я жил здесь, он повторял мне это, наверное, каждый вечер. А по ночам я лежал без сна, все думая об этом и надеясь, что наутро он забудет сказанное мне накануне. В один прекрасный день он пришел трезвым и никогда больше мне этого не говорил. – Доусон повернулся к Аманде. Их лица разделяли всего какие-то несколько дюймов. – Он был очень хорошим человеком, – проговорил Доусон.

– Да, – кивнула Аманда. Доусон стоял к ней очень близко, так, что она чувствовала его запах – мыло и мускус. Слишком близко. – Мне его тоже не хватает.

Она отошла в сторону, увеличивая расстояние, и принялась теребить одну из потертых думок на диване. Солнце за окнами стремительно падало за деревья, сгущая в крошечной комнатке сумерки.

– Хочешь пить? – откашлявшись, спросил Доусон. – У Така должен быть сладкий чай в холодильнике.

– Так вроде не пил сладкий чай. Но пепси у него, наверное, есть.

– Давай посмотрим, – сказал Доусон, направляясь на кухню.

Движения его тренированного тела были чрезвычайно привлекательны, и Аманда даже тряхнула головой, чтобы не поддаться наваждению.

– Ты уверен, что мы можем это делать?

– Я почти уверен, что Так ничего не имел бы против.

Кухня, впрочем, как и гостиная, словно бы застыли, будучи помещены в некую капсулу, где время остановилось. Все кухонные приборы были куплены в сети магазинов «Сирс-Робак» 1940-х годов, в том числе и тостер размером с микроволновку, и квадратный холодильник с защелкой. Деревянная столешница рядом с мойкой почернела от воды, а белая краска на шкафах возле ручек облупилась. На выцветших, серовато-желтых от времени шторах с цветочным рисунком, повешенных, очевидно, еще Кларой, виднелись пятна от дыма сигарет Така. Под ножку маленького круглого стола на двоих, чтобы он не шатался, были подложены салфетки. Доусон нажал на ручку холодильника и вытащил оттуда кувшин чаю. Аманда вошла как раз в тот момент, когда он устраивал кувшин с чаем на стойку.

– Как ты узнал, что у Така есть сладкий чай? – спросила она.

– Так же, как и то, что ключи у тебя, – ответил Доусон, доставая из шкафа пару стаканов.

– И все же?

Доусон разлил чай по стаканам.

– Так был уверен, что мы приедем сюда с тобой и, зная, что я люблю сладкий чай, приготовил его мне заранее.

«Конечно, все было именно так. То же с адвокатом», – подумала Аманда. Но Доусон прервал ход ее мыслей, предложив чаю. Она приняла его, и их пальцы соприкоснулись.

– За Така, – приподнял Доусон стакан в руке.

Они соединили свои стаканы, и Аманда почувствовала, как прошлое тянет ее назад. Вот он, Доусон, рядом с ней, его прикосновение взволновало ее, и кроме них двоих в доме больше никого – все это казалось невозможно вынести. Какой-то внутренний голос призывал ее быть осмотрительной, не сулил ничего хорошего и напоминал, что у нее муж и дети. Однако это смущало ее больше.

– Значит, двадцать лет? – наконец произнес Доусон.

Он имел в виду ее брак, но пребывавшая в рассеянности Аманда не сразу поняла, о чем он.

– Почти. А ты? Был женат?

– Наверное, мне не суждено.

Аманда пристально посмотрела на него поверх стакана.

– Все никак не нагуляешься?

– Пока мне хорошо одному.

Прислонившись к стойке, Аманда задумалась, как толковать его слова.

– А где твой дом?

– В Луизиане. Рядом с Новым Орлеаном.

– Тебе там нравится?

– Нормально, не жалуюсь. Когда я приехал сюда, то понял, насколько Луизиана похожа на родину. Правда, здесь больше сосен, а там сплошной мох, но в общем разница незначительная.

– Не считая аллигаторов.

– Пожалуй. – Доусон слабо улыбнулся. – Теперь твоя очередь. Где ты живешь?

– В Дареме. Вышла замуж и осталась там.

– И наезжаешь сюда по нескольку раз в год повидаться с мамой?

Аманда кивнула.

– Когда был жив папа, а дети еще не выросли, родители приезжали к нам. Но когда папа умер, все усложнилось. Мама никогда не любила водить машину, поэтому я теперь езжу сама. – Она сделала глоток чаю и кивнула на стул: – Ничего, если я присяду? Ноги болят.

– Да, как хочешь. А я, пожалуй, постою – устал весь день сидеть в самолете.

Аманда взяла стакан и, ощущая на себе взгляд Доусона, направилась к стулу.

– Чем ты занимаешься в Луизиане? – поинтересовалась она, опускаясь на стул.

– Я рабочий-нефтяник на буровой вышке, что-то вроде помощника мастера. Завожу бурильную трубу в подъемник и вывожу ее оттуда. Моя задача убедиться, что все соединения, все насосы в исправности, чтобы не было сбоев в работе. Наверное, тебе все это трудно представить – ведь ты никогда не была на нефтяной вышке. Но это не объяснить, это можно только увидеть.

– Как это мало связано с ремонтом машин.

– На самом деле моя работа с ремонтом машин имеет гораздо более тесную связь, чем ты думаешь. Я работаю в основном с двигателями и машинами. И по-прежнему ремонтирую автомобили, по крайней мере в свободное от работы время. Мой фастбэк бегает как новенький.

– Ты до сих пор на нем ездишь?

– Нравится мне эта машина, – улыбнулся Доусон.

– Нет, – покачала головой Аманда, – она тебе не нравится – ты ее любишь. Когда-то мне приходилось буквально отрывать тебя от нее. И в половине случаев мне это не удавалось. Странно, что ты не носишь ее фотографию в бумажнике.

– Ношу.

– Правда?

– Я пошутил.

Аманда легко и свободно рассмеялась, напомнив Доусону былые времена.

– И как долго ты работаешь на буровых?

– Четырнадцать лет. Начинал разнорабочим, потом получил квалификацию рабочего и вот теперь рабочий буровой.

– От разнорабочего к рабочему, а потом до рабочего буровой?

– Ну что на это сказать? Такая у нас в океане терминология. – Доусон с отсутствующим видом ковырнул пальцем желобок, вырезанный на старинной стойке. – А ты? Ты, кажется, хотела стать учителем.

Аманда, сделав глоток, кивнула.

– Я преподавала один год, а потом родился старший сын Джаред, и я стала домохозяйкой. Затем родилась Линн, а позже… позже много чего случилось, в том числе умер отец – очень тяжелое было время. – Она сделала паузу, сознавая, как много недоговаривает, но при этом она понимала, что говорить о Бее не время и не место. Аманда выпрямилась и продолжила ровным голосом: – Через пару лет у нас родилась Аннет, и тогда мне уже не было смысла возвращаться на работу. Но последние десять лет я бесплатно работаю в больнице Университета Дьюка, устраиваю для них благотворительные обеды. Бывает тяжело, но мне это дает возможность почувствовать свою нужность.

– Сколько сейчас твоим детям?

Аманда посчитала, загибая пальцы.

– Джареду в августе будет девятнадцать, он окончил первый курс колледжа, Линн семнадцать, она пойдет в последний класс, Аннет девять, она отучилась в третьем классе – милая и веселая девочка. Джаред и Линн в том возрасте, когда им кажется, будто они все знают, ну а я, конечно же, ничего не понимаю.

– Иными словами, они того возраста, что и мы с тобой тогда?

Аманда погрустнела.

– Возможно.

Доусон умолк, глядя в окно. Аманда проследила за его взглядом. Вода в бухте приобрела металлический оттенок. В медленно движущихся водах отражалось темнеющее небо. Старый дуб на берегу не изменился с тех пор, как Доусон видел его последний раз, но от сгнившего дока остались лишь сваи.

– Здесь живет много воспоминаний, Аманда, – тихо проговорил Доусон.

Может, дело в том, как прозвучал его голос, но от его слов внутри у Аманды что-то щелкнуло, словно в скважине какого-то далекого замка повернулся ключ.

– Это правда, – наконец проговорила Аманда и умолкла, обхватив себя руками.

Какое-то время тишину кухни нарушал лишь шум работающего холодильника. Лампа над головой окрашивала стены в желтоватый цвет, на фоне которого профили Доусона и Аманды выглядели абстрактными изображениями.

– Как долго ты пробудешь здесь? – наконец поинтересовалась она.

– У меня самолет рано утром в понедельник. А ты?

– Я обещала Фрэнку вернуться в воскресенье. Однако мама считает, что мне можно уехать в Дарем раньше, что ехать на похороны не обязательно.

– Почему?

– Она не любила Така.

– Ты хочешь сказать – меня?

– Тебя она никогда не знала, – возразила Аманда. – И поэтому не давала тебе шанса. У нее всегда были свои соображения насчет того, как мне жить. При этом мои пожелания никогда не брались в расчет. Даже сейчас она мне, уже взрослому человеку, пытается указывать, что делать. Ни на йоту не изменилась. – Аманда протерла запотевший стакан. – Как-то несколько лет назад я совершила ошибку – призналась ей, что заезжала к Таку. И она отчитывала меня за это, будто я совершила какое-то преступление, все допытывалась, зачем я к нему ходила, о чем мы разговаривали, бранила меня как маленькую. После этого я перестала ей рассказывать о встречах с Таком – говорила, что ездила по магазинам или повидаться с подругой Мартой на пляже. Мы с Мартой были соседками по комнате, когда учились в колледже, она и сейчас живет в Солтер-Пат, правда, мы не виделись уже много лет, хотя в курсе дел друг друга. Не хочу отчитываться перед матерью, поэтому приходится лгать.

Обдумывая слова Аманды, Доусон сделал внушительный глоток чаю и уставился на жидкость в стакане.

– Пока добирался сюда, вспоминал об отце, каким он был деспотом. Никакого сравнения с твоей мамой. Она таким образом просто пытается удержать тебя от ошибки.

– Хочешь сказать, навещать Така было ошибкой?

– Не для Така, конечно, – пояснил Доусон. – Возможно, для тебя? Все зависит от того, чем ты руководствовалась, и только ты можешь ответить на этот вопрос.

Аманда почувствовала, что занимает оборонительную позицию, но это ощущение быстро прошло, напомнив ей, что подобные стычки у них с Доусоном представляли собой обычную манеру общения. Оказывается, ей так этого не хватало – нет, не ссор, а того доверительного отношения, которое подразумевал спор, и прощения, которое неизбежно следовало за размолвкой. Ведь они в конце концов всегда находили общий язык.

Где-то в глубине души Аманда подозревала, что Доусон проверяет ее, но предпочла оставить свои мысли при себе. Вместо этого она неожиданно для самой себя спросила, перегнувшись через стол:

– Где ты ужинаешь сегодня?

– Не знаю. А что?

– Тут в холодильнике есть стейки. Если хочешь, поужинаем здесь вместе.

– А как же твоя мама?

– Позвоню ей и скажу, что я задержалась.

– Ты уверена, что это хорошо?

– Не уверена, – призналась Аманда. – Я сейчас вообще ни в чем не уверена.

Потирая большим пальцем руки стекло, Доусон молча и внимательно смотрел на Аманду.

– Хорошо, – кивнул он. – Пусть будут стейки. Если только они не испортились.

– Их доставили в понедельник, – сказала Аманда, вспоминая слова Така. – Гриль за домом, если хочешь приступить к делу.