Девочки, к вам пришел ваш мальчик (сборник) Петрушевская Людмила

Картина первая

Репетиция Московского хора. Хор сидит. Станислав Геннадиевич сидит на стуле на возвышении.

Станислав Геннадиевич (поет). Ми бемоль, вот ваша нота… Первые альты. Мммм…

Альты. Мммм.

Станислав Геннадиевич. Со второго номера. И! (Взмахивает рукой.)

Альты. Несите, голуби, несите народам мира наш привет.

Станислав Геннадиевич. Все!

Московский хор. А-а-а…

Станислав Геннадиевич. Стоп-стоп-стоп. Дора Абрамовна, еще раз вступление. Вы думайте, что вы поете. Летите, голуби, летите! Для вас нигде преграды нет! Вот текст. А тысяча девятьсот пятьдесят шестой год уже! Вы будете петь на Московском фестивале! Если, конечно, вы будете петь как сейчас, этого не состоится.

Дора Абрамовна. Тенора все время понижают к концу.

Станислав Геннадиевич. Будет решаться вопрос с тенорами. Может, будем приглашать со стороны. Вообще, старики за жесткость подхода. Опоздания на занятия, невыученные тексты, разговоры, все это учитывается. На фестиваль оформляется шестьдесят человек, это: костюмы, талоны на питание, два автобуса. Нам шьют из синей шерсти! Белые крепдешиновые блузки. Учтите, тенора!

Дора Абрамовна. Им надо протранспонировать на два тона ниже, они «ля» не берут.

Общий хохот.

Станислав Геннадиевич. И если теноров у нас мало, они на вес золота, то с альтами дело хуже. Альтов у нас двадцать, а мест в первых альтах десять, во вторых пять.

Дора Абрамовна. Вторых альтов сажаем в тенора.

Общий хохот.

Станислав Геннадиевич. Старики ведут тетрадь учета. Скорикова!

Скорикова. Ребята, старики не идиоты. Все мы хор. (Потрясает журналом.) Вот тут у нас сплошные опоздания и неявки. Потом, к весне, люди нас будут брать на арапа. Учтите! Никакие справки. Певец не болеет! Баранова Галя не являлась четыре занятия.

Галя. Воспаление легких. Мне даже сессию продлевают.

Скорикова. Ладно, Баранова сама старик, мы с ней разберемся. Новенькая, Сулимова Лариса, почему все время опоздания?

Лора. Я хворала.

Скорикова. Вот тебе раз!

Станислав Геннадиевич. Сулимова, кроме того, ты так дудишь, что хочешь передудеть весь хор. Мы же хор! Я тебе специально знаки показываю (показывает ртом и рукой), что тише, а ты переорать всех хочешь.

Дора Абрамовна. Она солистка у нас.

Общий хохот.

Станислав Геннадиевич. Так. Все поют. (Поет.) До-ми-соль-до!

Дора Абрамовна. Моцарт, первый номер, пожалуйста. Сулимова, когда я так показываю, ты поешь втрое тише. Сулимовский специальный знак.

Московский хор (мощно). Авеверум… Ве-рум корпус… Натум де Мария ви-иргинэ…

Картина вторая

Квартира Лики. В комнате Лика и Эра.

Лика. Эра, ты нашла время. (Ковыряет ложкой в кастрюле.)

Эра. Шли бы вы на кухню, ей-богу. Я тут разгребусь.

Лика. Я только что из кухни. (Показывает кастрюлю.) Я туда обратно не попрусь.

Эра. Там картошка отварена, еще горячая. Чем есть эту гадость.

Лика. Эра, ты не тем занимаешься.

Эра. Какой смысл есть холодное. Вечно у нас едят с бумажки, пальцами и из кастрюли.

Лика. Ты специально это затеяла? Между прочим, наша прислуга Дуня, когда к Неточке приходили кавалеры, начинала выносить помои у всех на глазах или ночные вазы.

Эра. Как будто мы еще в эвакуации.

Лика. А что ты с этим собираешься делать?

Эра. Я хочу привести диван в порядок. Машка изо всего выросла.

Лика. Собакам выкидать? Как говорил Вадим Михалыч.

Эра. Я вчера была у Сони. Соня возьмет для Юрочки.

Лика. Ты все раздаешь по людям. Когда у Оли будет ребенок, пойдешь по миру побираться. Господи, не каша, а сплошные угли.

Эра. Варили вы. Какой, к черту, ребенок.

Лика. Ну когда-нибудь будет же. Эта каша стоит с субботы. Никто не съел, не выкинул, никто не позаботился. (Ест.)

Эра. Господи, как избавиться от барахла! Все забито тряпками.

Лика. Сколько времени, ты знаешь? Ты же нарочно устроила бедлам, чтобы встретить так мою сестру.

Эра. Еще полчаса до прихода поезда, да им еще ехать… Успеется. Обед готов.

Лика. А мне вот не в чем выйти встречать родную сестру. Дай, дай мне эти тряпки. Я сварганю себе пальто.

Эра. Я же вам сколько раз покупала пальто!

Лика. Где?

Эра. А зеленое?

Лика. Оно мне было узко. Потом, такой маркий цвет, мне бы его тут же разорвали…

Эра. Купишь вам пальто, а потом его опять продавать. Купить-то купишь, а продать-то не продашь!

Лика. Оно слишком узкое, это пальто. Все это поняли. И не купили.

Эра. Хорошее пальто, там привезли, была давка. У меня на руках трое детей! И еще вы. И Саша, который флотский офицер и умри, не встанет в очередь. (Демонстрирует кальсоны, вынутые из дивана.) Флотский офицер умрет, но не наденет кальсон!

Лика. При чем кальсоны? Саша давно в командировке и не на ваших руках. Я тоже сама себе варю. (Потрясает кастрюлей.) И детей подкармливаю.

Эра. Вы этим подкармливаете? Углями?

Лика. Дети у вас отданы государству. При живой безработной матери дети прозябают в садике.

Эра. Кто, Оля?

Лика. А Оля вообще дома не ночует. Вчера пришла в двенадцать ночи.

Эра. Она была у Маринки.

Лика. Вот именно, у Маринки.

Эра. Они там занимались.

Лика. Чем они там занимались?

Эра. Тем и занимались. Меня не было дома. Могу я в кои-то веки, уложив детей, сходить к Соне! К двоюродной сестре своей! К единственной родной душе в этом мире!

Лика. Ты да, ты была там. А я ждала, я ей звонила и в полдвенадцатого спустилась подышать. Идут двое стиляг. Здесь у них так (показывает на лоб), здесь так, здесь так. Один указывает на наш подъезд и говорит: «Ты знаешь, что в этом подъезде у тебя будет ребенок?» А он, тот, отвечает: «Пошарь во лбу, ты спишь, наверно». Вот. А ты раздаешь все детское Сонькам и Ванькам. Вполне целое.

Эра, плача, кидает все обратно в диван, опускает сиденье.

К сожалению, я всегда оказываюсь права, то есть лучше бы мне вырвали глаза. Мои старые глаза всё видят, и за это меня ненавидят.

Эра. В чем вы выходили?

Лика. В Сашиной шинели.

Эра. Так.

Лика. Было двенадцать ночи, успокойся. Я встретила Олю, и мы с ней поговорили. Мы с ней обо всем договорились. Я успокоила девочку, мы обнялись и поплакали. Она сказала, что будет поступать в институт, в университет. После этого ты, придя за полночь, тяжело избила Олечку по щекам.

Эра. Я дала девке пощечину, чтобы она не таскалась к этой дряни.

Лика. После слез еще ударить ребенка! Уже я ей дала подзатыльник, и хватит! До-воль-но!

Эра. Сидит, якобы занимается французским. Я говорю, ты что, не учила, так себе сидишь? Она говорит: «Почему?»

Лика. Я ее спрашиваю: «У тебя будет ребенок?» Она тоже: «Почему?» и «Кто это тебе сказал?»

Эра. Да ерунда. Сидит, пишет стихи.

Лика. Да, она в ведро выбросила и порвала, а я вынула и прочла. Ну, ты знаешь: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови уведи меня в стан погибающих за великое дело любви». Точная цитата, хотя некоторых мест не хватило, испачканы томатной пастой.

Эра. Это стихи Симонова.

Лика. Некрасов, но это неважно. Она влюблена. Сколько времени?

Эра. Полчаса все еще до прихода поезда.

Лика. Только полчаса? (Активно работает ложкой.)

Эра. Мама, я вас прошу, наденьте мой халат. Голубой.

Лика. Мне его тут же порвут. Все время вещи рвут вот здесь, под мышкой. Кто рвет, неизвестно.

Эра. Я зашью.

Лика. В нашу квартиру все время проникают посторонние. Ночью я посыпала содой. Утром на ней были чьи-то следы.

Эра. А я утром подметала, ничего не пойму, по всей кухне сода.

Лика. Я искала одну вещь на буфете, но там оказался пакет с содой.

Эра. Начинается.

Лика. Это моя вещь и моя квартира.

Эра. А вот мне некуда идти. Мама умерла. Всё.

Лика. Твоя мама умирала в роскоши, ты ее обслуживала не отходя. А я обслуживала твоих детей. Роскошь всегда бывает за чей-то счет. Сколько времени?

Эра. Часы у меня стоят!

Лика. К такому моменту я ослепла.

Эра. Кто-то пришел! У них же нет ключа. Это кто? (Лихорадочно подбирает тряпки с пола.)

Лика прячет кастрюлю за диван.

Оля (входя). Это я.

Эра. Ты уходила?

Оля. Да, я отнесла учебники Маринке.

Эра. Какие учебники, какой Маринке?

Оля. Она будет поступать, я ей дала на время.

Эра. Что?

Оля. Мама, мои дела я буду решать сама, договорились?

Эра. Какие учебники ты дала ей?

Оля. Неважно.

Эра. Не заставляй меня рыться в твоем столе.

Оля. Тригонометрию и историю ВКП(б).

Эра. Пока я тебя кормлю и даю тарелку супа, а ты палец о палец не ударяешь, ты еще сбагрила учебники этой мрази. Чтобы самой не заниматься.

Лика достает кастрюлю из-за дивана.

Оля. Меня кормит мой папа.

Эра. Конечно, твоя бабушка тебя хорошо научила, как отвечать матери. Но кормлю тебя я. А папа твой в командировке три раза по два месяца. И похоже, что ему плевать на тебя.

Оля. Это на тебя ему плевать, а не на меня.

Лика. Оля, что ты говоришь! Девочка моя! Мы же договорились! Ты же с ней так не должна!

Оля. А что она… варежку разинула…

Эра. Короче говоря, тригонометрию ты вернешь, и ВКП(б) тоже. Эти учебники доставала я.

Оля. Тригонометрию мне, кстати, дала Маринка. Два года назад.

Эра. Накануне сдачи своих экзаменов ты решила ее отблагодарить и вернула.

Оля. Впереди еще целый год.

Эра. Какой год, какой год! Декабрь, январь, так, так, май, июнь, семь месяцев! Семь месяцев! За это время ребенка можно родить недоношенного!

Оля (с горящими щеками). Я более не буду брать у тебя ни крошки хлеба!

Эра. У меня? В вашем доме у меня только подушка и одеяло, успокойся.

Оля. Ни крошки более и ни глотка.

Эра. Скажи это своему отцу, когда он через месяц опять нам позвонит. Он через месяц скажет тебе: «Терпи, дочь моя старшая».

Оля. А, ему на меня наплевать…

Эра. Ты что, ты его любимая девочка. Это я у вас у всех прислуга. Приготовить, подать, помыть посуду и постирать, убрать и купить.

Оля. Вот я и не буду больше этого есть.

Эра. Снять с тебя штаны и выдрать.

Оля. Пошарь во лбу…

Лика. Что-о?

Оля. Ты спишь, наверно.

Эра бросается к Лике и обнимает ее. Они застыли.

Оля уходит.

Лика. Идут! (Отстраняет Эру, прячет кастрюлю за диван.)

Входит Саша с чемоданом. Он в черной шинели, в белом кашне. Лика встает ему навстречу, накидывает на плечи точно такую же шинель, на которой до сих пор сидела и полами которой укрывала ноги. Целуются.

Эра ждет своей очереди рядом.

(Не отпуская Сашу.) Я совершенно ослепла! Со мной никто не хочет сходить к врачу! Саша, ты вернулся! (Ищет глазами Эру.)

Саша. Я с тобой схожу.

Лика. Вот я закрываю левый глаз и не вижу совершенно уже ничего.

Саша. Ну какой смысл закрывать.

Лика. У нас такая радость! Сегодня возвращаются из эвакуации Неточка и Любочка! Михал Михалыч поехал за ними и вернулся с ними из Уфы! Не знают, бедные, что через пятнадцать лет Лика без пальто и слепая. Они будут жить у нас пока что. Ты рад?

Саша. Это тетя Нета? А кто такая Люба?

Лика. Да Люба же, помнишь, ты за ней ухаживал? Ну, когда тебе было семь лет, вы за елкой с ней спрятались?

Саша. Любка, что ли?

Лика. Ты был в нее влюблен, признайся.

Саша. Ну вот еще.

Лика. Они вызваны в Москву, и им дали квартиру. (Торжественно.) Меня вызывали в связи с посмертной реабилитацией Ивана, Маруси, Николая, Лялечки и Люсика и спросили, есть ли какие-нибудь нужды. Я сказала, что еще одна сестра все потеряла и они влачат жалкое существование в Уфе. Теперь им дали квартиру в Москве, комнату им и комнату Кате с Лорой. Двухкомнатную роскошную квартиру под Москвой, где-то в Новых Черемушках. Электрички даже не ходят. Трамваем полтора часа.

Саша (Эре). Мне надо с тобой поговорить.

Лика. Ты меня слушаешь?

Эра. Мне тоже.

Лика. Ну вот, они наотрез отказались жить с Катей. Я их пригласила телеграммой, они пока поживут у нас. Ничего? Ты не против?

Саша. Да я, собственно, на один день.

Эра. Чтобы ночью быть там.

Саша выходит.

Лика. Я понимаю, они не хотят комнату. Нета ведь была женой замнаркома. Тем более с Катей у них нет ничего общего, она им не писала и не помогала…

Эра. А мы с мамой после ареста папы жили в Удельной в комнате семь метров на две семьи.

Лика. Но ты очень скоро по головам нашей семьи стала невесткой полковника, а они оказались на речке Уфимке в эвакуации и скитались.

Эра. Вы меня приютили, за это я вам благодарна, и мне напоминают об этом ежедневно. Но моя мама тоже оказалась на разъезде Шубаркудук в бараке из сухого конского дерьма пополам с соломой.

Саша входит с чемоданом.

Лика (перебивая). Но они столь деликатные и тонкие люди, что сами ни о чем не напоминали, не просили ничего. Ни слова из ее груди, лишь бич свистел играя. Единственно, чего они не хотят, это жить с Катей. Катя им чуждый элемент, она боролась за жизнь и всюду скрывала насчет врагов народа родственников, чтобы прокормить маленькую дочь. Когда ее вызывали к тому же майору Дееву, она ляпнула, что они были невменяемые и не отвечали за себя. Не знала, что не требуется никаких оправданий. Хотела их опять выгородить, как в тридцать восьмом.

Звонок.

Эра, это они, возьми там кашу, я уже не успеваю.

Эра достает из-за дивана кастрюлю, уносит. Входят

Катя и Лора.

(Закрыв лицо.) Кто это? Кто? Дорогие! Я ничего не вижу! (Плачет.) Ослепла!

Катя (плачет). Лика, дорогая, здравствуй! Это я, Катя, с дочерью!

Лика (мгновенно просыхая). Ты меня напугала! Фу как напугала!

Катя. Это моя Лора! (Почти кричит.) Лора! Помнишь?

Лика. Я слепая, но не глухая. Можешь не кричать.

Катя. Я так рада! (Целует Лику.) Как ваша поживает Олечка? Она поступила в институт? Моя Лора поступила в стоматологический! Изучает череп и кости! А где Олечка? Оля! К тебе пришла сестра!

Лика. Она занята, она готовится к экзаменам.

Входит Оля. Обе девушки становятся по противоположным сторонам сцены.

Катя. Олечка, ты помнишь Лорочку? Твоя троюродная сестра.

Оля отрицательно качает головой.