Зачем вы, девочки, красивых любите, или Оно мне надо? Рыбицкая Марина
— Маш, ты сбрендила? — прохрипела я, мучительно выкручиваясь из силового захвата. — Натощак с утреца с недовольным Повелителем переобщалась? Квасу старого хлебнула? Или белены объелась?
— Нет! — продолжала твердить как заведенная слетевшая с нарезки без очевидных причин молодая дроу.
— Слушай, — я вспомнила правила обращения с буйными сумасшедшими и постаралась как можно меньше нервировать выпучившую глаза Машеньку, — ничего страшного, понимаю… — Ласковым голосом попыталась утихомирить слегка чокнутую наперсницу: — Сколько той жизни! Если тебе влом, так и скажи. Не проблема, я сама туда пойду…
— Не-э-эт! — снова завопила эта скорбная рассудком и попыталась придушить законную правительницу.
Лишить меня жизни в одиночку ей показалось мало; она зазвала на голубой огонек свидетелей… или сообщников, это с какой стороны посмотреть. В смысле если смотреть — то свидетелей, а если участвовать — то уже сообщников. Сейчас проверим.
— Помогите же хоть кто-нибудь! — задыхающимся от слез голосом аварийной сиреной надрывалась компаньонка, видимо параллельно решив подработать соковыжималкой.
— Машка! — не выдержав предельного сжатия, завопило мое смятое до конфетного фантика величество. — Зараза, отстань от меня!
В коридоре раздался многоногий топот, и в комнату ворвалась с оружием наголо бравая пятерка МЧС во главе с Айлонором. Резко затормозив, последний удивленно воззрился на нашу тесную в прямом и переносном смысле слова компашку.
— Чего стряслось-то? — Дал свободной рукой отмашку на прекращение боевых действий.
Моя душительница давилась слезами. Интересно, это муки совести? Тоже мне, помесь Отелло с леди Макбет. Умру тебе назло, а ты до конца дней своих будешь руки с мылом мыть. Хоть какая-то польза от меня потомкам останется.
— Эрика решила выйти в белый свет!!! — эмоционально, с тремя восклицательными знаками, наябедничала Машуня, страдальчески сморщив лицо, но бдительно не отцепляясь от почти сплюснутой и сипло дышащей Повелительницы.
— Э-э-эрика… — заморгал глазами друг, поправляя родовой медальон, в процессе бега запутавшийся в отложном воротнике белой батистовой рубашки и прихвативший цепочкой ворот длинного безрукавного камзола. Вдруг рухнул на одно колено, прижимая правую руку к сердцу и опустив голову. Глухо сказал: — Т-твое решение поспешно, и такой шаг вряд ли понравится Повелителю…
— Да он мне сам вчера разрешил! — возмущенно прохрипела моя царственная персона, активно сражаясь за каждый глоток кислорода и постепенно схватку проигрывая (а вы что хотели, с психами шутки плохи!). — Сказал, не возражает.
После моих слов началось такое… Мамочки! У них вирус безумия передается воздушно-капельным путем? Газы ядовитые кто распылил? Или виноваты зловредные электромагнитные излучения? По-моему, это называется революцией. Помните ленинское определение революционной ситуации: низы не хотят — верхи не могут?
По крайней мере, раздавались шумные крики о произволе в верхах и начали выдвигаться настойчивые призывы к выяснению мотивов невиданной жестокости. Рель меня потряс: он выразил желание самоотверженно подставиться под удар, но все-таки попробовать с глазу на глаз объяснить Повелителю ошибочность принятия подобного решения. Остальные устроили не то новгородское вече, не то казачью раду. Видела такую картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Кажется, мы продвигались в том же направлении. Гонцом опять-таки подписался Рель, чем прибавил себе уважения в глазах остальных…
Все бы ничего, при условии если бы я этот театр абсурда наблюдала издалека и сидя в мягком кресле.
Когда мятежная кучка созрела и повернулась ко мне, то обомлела. И немудрено! Благодаря Машкиным стараниям мое лицо приобрело отчетливый лилово-синюшный оттенок, а глаза вылезли из орбит.
— Повелительница, — торжественно начал Айлонор, снова преклонив колено и ошеломительно красивым жестом протягивая мне саблю на вытянутых руках (японские самураи плакали бы от зависти!), — прошу принять наши жизни в обмен на вашу и…
— Вашу ж медь, сволочи длинноухие! Вы че мелете? — оборвалось мое долготерпение. — Я теперь, чтоб вас не тревожить, всю свою жизнь взаперти сидеть должна?
В комнате повисла пауза. Все участники спонтанного саммита дружно скрипели мозгами, осмысливая мое заявление. До Айлонора дошло гораздо раньше остальных. Он вскочил на ноги и попросил Машу:
— Отпусти Повелительницу. Все в порядке!
— Что в порядке?! — возмутилась девушка, продолжая заливаться слезами и шмыгать носом. — Я ее отпущу, а она в свет уйдет?! Как я дальше жить буду с таким грузом на совести?
— Маш, не знаю, что ты там себе нафантазировала, но если ты меня не отпустишь, то я сейчас задохнусь, и твой гипотетический груз станет больше и тяжелее. Ни одна камера хранения не примет, — выдавила я на последнем издыхании длинную фразу.
Девчонка угрозу восприняла и хватку чуть ослабила, но все так же продолжала за меня цепляться.
— Рика, а что ты имела в виду под выражением «выйти в свет»? — спокойно поинтересовался Айлонор, присаживаясь в ближайшее кресло и укладывая обожаемую саблю на колени, обтянутые черными штанами.
— Что имела, то и в виду, — пробурчала обиженная и пожамканная Повелительница. Но, оглядев встревоженные лица, снизошла до объяснений: — Хотела изучить окрестности. Дворец посмотреть, по саду погулять. А вы из этого целое трагедийное шоу с прологом и эпилогом устроили! Что, жаба давит?
После этого меня почему-то отпустили и даже отодвинулись в смущении, перестав замачивать в слезах. Что бы это значило?
— Эрика, — усмехнулся страж в ответ на мои пламенные речи, — в нашей культуре «выйти в свет» означает ритуальное самоубийство на жертвеннике богов. К тому же ты еще и оделась соответственно…
— Занавес! — ошизела я, переварив услышанное. — Вы действительно думали, что я эстетично перережу себе горло назло торжествующим врагам? Или в знак протеста в отместку за поруганную честь элегантно удавлюсь на статуе богини?
Присутствующие покаянно кивнули, не сводя с меня глаз.
— Зачем мне это? — задала вопрос в недоумении.
— Ну… вдруг ты сильно обиделась, — осторожно выдвинул причину Рель.
— Или тебе неприятен Повелитель, — добавил Малик.
— Да не дождетесь! — поставила я их в известность. — Мы, бабы, сильные: и мусор вынесем, и мозг, если нужно! Так что с подобными глупостями ко мне не приставать! Сначала небо на землю рухнет, чем я себя любимую жизни лишу! И до тех пор, пока небесные осколки по углам валяться и пылиться не будут, я бы попросила без намеков!
— Эрика, не сердись! — хлюпнула носом Маша. — Я как лучше хотела.
— Угу, — согласилась я, с нежной улыбкой людоеда взирая на девушку и одергивая помятое платье, — я так и поняла. Вернее, прочувствовала… на своих ребрах. Больше так не делай! — Сменив гнев на милость, пояснила: — Поначалу спроси, а потом кидайся. Потому как во многих языках есть понятия и слова, смешно или грубо звучащие для инакоязычного индивидуума.
— Это как? — влез любознательный Малик.
— Это… — задумалась я, — например, в моем родном языке есть слово на «му», означающее неумного человека, который говорит или делает не то, что следует. Зато в другом «мудаг» переводится как «обеспокоен». На слух различить эти два слова почти невозможно. Пример грубый, но конкретный. Понятно?
Все согласились и разошлись, задумавшись и выискивая в запылившемся со временем запасе знаний похожие сравнения.
День прожит не зря! Лексикон моих друзей обогатился новыми фразеологизмами…
— И не проболтайтесь Повелителю! — крикнула я им вдогонку. После этого повернулась к Маше и зловеще потерла руки: — А ты будешь сейчас схвачена и наказана… экскурсией по дворцу и саду!
— Слушаю и повинуюсь, — уныло согласилась девушка, до которой, очевидно, дошло уже, насколько круто она влипла. Протаскаться целый день за любопытной Повелительницей — это вам не булки с вареньем трескать…
— Веди меня, мой пилигрим! — процитировала я строчку из песни «Пилигрим».
Маша расстроилась еще пуще и попросила:
— Я, безусловно, виновата! Но, может быть, ты не будешь ругать меня нехорошими словами?
— А что, разве слово «пилигрим» у вас что-то неприличное обозначает? — удивленно приподняла брови правительница, выискивая себе платье неприметного цвета. Поскольку зеленый я уже носила без ущерба для жизни и здоровья, то и остановилась на нем.
— Оно мне незнакомо, — призналась дроу. Расшифровала: — Обычно те длинные незнакомые слова употребляются тобой в… э-э-э… тяжелых ситуациях. И они, как правило, оказываются непроизносимыми в приличном дамском обществе, поэтому я осмелюсь предположить…
— Не осмеливайся! Тебе не идет! — отрезала я, переоблачаясь. Напялив зеленое платье, разгладила складки и приказала: — Вперед!
И мы двинули в народ. То есть в белый свет. Тьфу ты! Ничему меня жизнь не учит. И мы пошли знакомиться с окрестностями и с обитателями.
Мария, знакомая со всеми коридорами и закоулками, быстренько привела меня в холл перед центральным входом.
Да-а, я бы тут сама три дня плутала и все равно бы забрела не туда, куда надо! Скорей всего, меня бы лихим ветром занесло к дверям спальни супруга, потому как неприятности со времени переселения со мной на «ты» и притягивались ко мне (или к определенным частям тела) магнитом. Но я-то точно знаю, что ТУДА мне НЕ надо!
Дроу подвела меня к солидным двустворчатым дверям, украшенным резьбой по дереву, и величественно кивнула несущим караульную службу стражам. Когда я прекратила крутить головой по сторонам, рассматривая великолепный старинный декор громадного помещения, то углядела восемь нацелившихся на меня роскошных пучков перьев.
Еще бы чуть-чуть — и ткнулась бы в эти пыльные метелки. Ну и обычаи! То жрец с пылесобиралкой, то эти с приветом от мясника! Смотри как свои топорики замаскировали! Ни в жисть не угадаешь! В общем-то логично… Заходит враг, к примеру, а ему сразу вопрос под нос: угадай, дорогуша, а что у нас тут есть? И пока он прочихается, режь его тонкими дольками! Стратеги!
Ладно, не буду замечания по поводу пыли высказывать. Вдруг и вправду эта пылюка хитрый отвлекающий маневр и они ее холят и лелеют!
А тут я со своим культом чистоты им всю военную задумку вытрясу…
На всякий случай я сделала пару шагов назад и, зайдя сбоку, заглянула под металлический козырек каски ближайшего ко мне стражника. И как-то озадачилась: что ж ему, болезному, сказать-то? Все же меня в Смольном институте благородных девиц не обучали. Происхождения мы самого обыкновенного — пролетарско-капиталистического. Это когда нам забесплатно и побольше, а обратно за деньги и… (да, счас, фигушки!) и тоже побольше.
Хотелось ткнуть под ребро с криком «ку-ку!», но страшно… Вдруг заместо врага меня порубит? Нетушки! Я привыкла функционировать целым организмом и менять своих привычек не желаю!
И чего мужчина так отморозился? Может, манекенов наставили и на рабочей силе экономят? Чтоб сверхурочные не платить?
— Маша, — тихо позвала я, — мне сейчас по вашему гре… дол… великомудрому этикету какой текст полагается сказать?
— Просто поздоровайся и похвали за службу, — посоветовала девушка.
— И этого хватит? — подивилась я непритязательности служак. — И все горячее приветствие? Не проблема!
— Как бы и этого много не было, — пробурчала дроу, отодвигаясь подальше от стражи.
Длительным опытом общения с воинским составом я не обладала, потому, вооружившись знаниями из художественных и документальных фильмов, вышла на середину зала, согнула руку в локте, сжав кулак в приветствии «рот фронт», и проорала:
— Зрав! Же! Тов! Боцы!
Блямц! Дзинг! Трах! Бубух!
— Ик! — Хорошая все же у меня интуиция, далеко меня отвела от места железного побоища. Спасибо тебе, огромадное чутье мое!
Уй! Счас они свои консервные банки помнут, и кто ж их оттуда, убогих, выковыривать будет? Где взять консервный ножик такого размера? Хотя он у них наверняка есть! Ой, а вот это был дорогущий паркет! Именно что был… после того как в него пару-тройку раз вонзились крохотные пудовые топорики, паркета просто уже нет. Пол есть, а паркета нет!
— Мальчики, — попыталась я прекратить беспорядочную свалку металлолома, — нельзя ли потише? — Проводив взглядом летящий предмет непонятного назначения, разбивший одну из чудесных ваз, констатировала: — Нельзя… Понятно!
— Эрика, ползи сюда, — позвала Маша откуда-то из-под завалов, — отлежимся вместе.
— Русские не сдаются! — отвергла я подобную перспективу. — Ай! — Меня чуть не сделали ниже на голову. — Что-о? Меня-а? Будить?! Все! — Прочистив горло и забравшись на балюстраду лестницы второго этажа, я подбоченилась, набрала в грудь воздуха и заорала: — Ти-их-ха-а! Всем лечь лицом вниз, руки за голову! Выполнять команду старшего по званию!
Блямц! Блямц! И так восемь раз по ушам. Но залегли ровно, рядком, любо-дорого смотреть!
— Молодцы! — рявкнула я. — Разрешаю встать после моего ухода! — И скомандовала Маше: — Бежим отсюда скорее, пока Дарниэль не приперся!
И мы выскочили за дверь, практически снеся ее с петель и наплевав на массивность и неприступность. И ничего удивительного! Если одну женщину выставить против восьми спящих на посту мужиков, то она их запросто сметет голосовой волной. А нечего на посту спать! Но ребят жалко…
— Повелитель уехал по делам, — пропыхтела сзади Маша, застревая в двери.
Чудненько! Значит, время есть! Выдернув из дверей девчонку, я рыкнула в закрывающуюся щель:
— Быстро все привести в порядок! Я покараулю!
За дверью замельтешило и забрякало…
Поправив прическу и по-акульи широко улыбнувшись стоящим снаружи ошалевшим парням, кокетливо призналась:
— Вот… погулять захотелось…
Они вытянулись во фрунт, стукнув алебардами, и кто-то, похоже, сделал отвращающий беду жест. Будем считать — привиделось. Постояв на бескрайнем мраморном крыльце, вдохнула столь желанный воздух свободы и танцующей походкой поскакала вниз по ступенькам, желая рассмотреть владения в перспективе.
Квадрат внутреннего двора, образованный п-образными крыльями здания, и разбегающиеся во все стороны парка дорожки давным-давно замостили прочной терракотовой плиткой, благодаря которой многочисленные обитатели дворца в непогоду не месили грязь, а в жару не дышали пылью.
За четкой, уставленной скамьями границей дворика шел парк, организованный по старинным принципам Средневековья. На многочисленных террасах ровными квадратами высились фруктовые деревья, между которыми вместо традиционного изумрудного газона на грядках росли овощи и различные лекарственные, пряные или экзотические травы.
Остановившись на отделанной разноцветным камнем террасе, огляделась… Наиболее распространенной защитой грядкам служили виноград, яблони и груши, подрезанные ветви которых образовали своеобразные шпалеры. В декоративных овощных посадках преобладали репа, горох, капуста, свекла, морковь и салат-латук. Овощи выглядели на редкость нарядно, словно чудесные цветочки.
В низине, где было теплее, под ветвями сакуры, персиков и слив зеленели экзотические лекарственные и пряные травки. Чуть в сторонке, на противоположной центральному двору части сада, там, где низина из подножия плавно переходила в новый холм, высились теплицы. В них дозревали цитрусовые и некоторые другие виды теплолюбивых растений.
На средине холма, между кустарниками сирени и дрока, круглый год буйствовали яркими клумбами всевозможные однолетники и многолетники под срезку на букеты.
Поливная система, нечто наподобие помеси римских акведуков и азиатских арыков, надежно снабжала водой флору сада. Подозреваю, вместо насосов движителями работали магические источники, но утверждать не могу. Не разбираюсь.
Налазившись с Машкой по саду до посинения, перенюхав сотню-другую цветов и прогоняв рысью не один десяток километров, я свалилась на близлежащей к дворцу лужайке без сил.
— Маш, как же у вас красиво! — призналась, подставляя лицо ласковому теплому ветерку.
— А у вас? — немного ядовито поинтересовалась дроу, должно быть болезненно переживая за испорченное дворцовое имущество и подсчитывая убытки.
— «А у нас в квартире газ!»[26] — парировала я, находясь в благодушном настроении и любя целый свет, исключая собственного мужа. (Его мне любить не хотелось, больно шустрый. Токо расслабишься — сразу орущий портрет в пеленках заполучишь и пинком на кухню полетишь — обед готовить!)
Солнце, до того нежно гревшее кожу, начало ощутимо припекать. Мне захотелось в уютный полумрак спальни. Кряхтя и постанывая, собрала расплывшиеся мощи и поплелась к входу, сопровождаемая унылой компаньонкой, непрерывно бурчащей себе под нос.
— Маш, ты тезисы для предвыборной речи готовишь, да? — полюбопытствовала Повелительница, с натугой поднимаясь по ступенькам и остатками прежней иномирянской души пламенно мечтая о лифте.
— Нет, — простонала наперсница, утомленно полузакрыв свои глазки, — составляю последнюю волю!
— Зачем? — изумилась я, забыв про усталость. — Для тебя эта небольшая миленькая прогулка настолько тяжела и непосильна, что ты собралась с ходу окочуриться?
— Для меня эта небольшая миленькая прогулка с источником неприятностей и стихийных бедствий, скорее всего, станет последней, — высказалась дроу, сверля мою спину яростным взглядом. — Когда Повелитель увидит последствия своего неосторожного решения, я буду казнена с чрезвычайной жестокостью и конфискацией родового имущества!
— НЕ-А! Он не только тебя не накажет, а даже очень обрадуется! — заверила я ее, пыхтя из последних сил, словно паровоз, но упорно приближаясь к цели.
— Да? — Маша даже остановилась. — Почему?
— Потому! — уверенно пожала плечами я. — Все могло быть намного хуже!
— Куда уж хуже? — простонала несчастная девушка, подползая ближе.
Я снисходительно посмотрела на Фому неверующего, перевела орлиный взгляд на дворец и после паузы индифферентно заметила:
— Он мог лишиться дома.
— …! — плюхнулась дроу на ступеньки, видимо осознавая масштаб миновавшей Повелителя (и ее саму) катастрофы. — Спасибо!
— Всегда обращайся! — проявила я вежливость.
При виде двух хрупких, маленьких дам мальчики отчетливо задребезжали металлическими частями костюма и попытались прикрыться щитами: типа они мне честь отдают. Хм… а мне нужна их честь? Вроде своей хватает… Не-а, чужого не возьму — вдруг испортится и завоняет.
— Вольно! — скомандовала я. — Маш, ты как хошь, я — домой!
Вояки тревожно переглянулись. Два самых смелых и отважных парня робкими, неуверенными жестами потянули на себя створки дверей, открывая мне проход.
— Мерси, — учтиво поблагодарила неожиданно галантных кавалеров и вползла внутрь, непринужденно волоча на прицепе камеристку под всеобщий вздох облегчения.
Вот так и учат Родину любить!
Внутри кипела приятная моему хозяйственному глазу работа. Сновали лакеи в ливреях, работали краснодеревщики, стояла навытяжку бодрствующая стража.
— Занимайтесь-занимайтесь, — пробормотала я, пытаясь незаметно просочиться в коридоры, а дальше в свою комнату.
При звуках моего ангельского голоска все присутствующие замерли, боясь вздохнуть. Что это с ними? Мгновенная магическая заморозка? Или всеобщий тяжелый паралич?
— Ваше величество, прошу вас, постойте! — подлетел ко мне представительный мужчина средних лет и склонился в глубоком поклоне.
— Это кто? — негромко спросила я Машу, не желая оконфузиться.
— Дворецкий Тасканиэль, — беззвучным шепотом ответила она.
Ух ты! Вот это имечко! Или прозвище? А может, специально такого для соответствия подбирали? Типа указующей таблички: «Пру!» (надеюсь, в меру и с умом).
— Чем обязана? — фыркнула я, старательно сдерживая рвущийся наружу хохот.
— Ваше величество! Позвольте вашему ничтожному слуге представить вам дворцовую челядь! — торжественно произнес мужчина с говорящим именем, не прерывая угодливого поклона и метя косой пол.
Я с интересом пронаблюдала, как кончик его пегой косы приближается к краю разломанной дыры.
— В другой раз.
— Но, ваше величество, а как же этикет? — попытался выдвинуть весомый, с его точки зрения, довод мистер Потаскун, ой — господин Тасканиэль, чем разозлил уставшее величество до глубины тонкой, ранимой души.
Сделав шаг в сторону и заставив его шагнуть за мной, я все-таки дождалась, когда коса попадет в разлом и зацепится за острый выступ.
— Мы не в настроении, — выдвинула свою отмазку.
Но эта усатая холера, выеденная этикетом до спинного мозга, легко отмела возражение как жалкое и несущественное, продолжая настаивать:
— Ваше величество, так полагается!
— Кому? — сыграла я в «дурочку».
— Вам!
— Зачем? — продолжала я свою игру, тактически отступая в направлении убежища, надежно прикрываемая Машей с тыла.
— Так положено, — не мог угомониться дворецкий, двигаясь за мной. Коса потихоньку натягивалась.
— Кем? — Спасительный коридор был уже близко.
— Этикетом, — преследовал меня ненормальный.
— Зачем? — пошла я на второй круг под тихий хохот Машки за спиной.
— Положено! — рванулся ко мне мужик и был отброшен назад.
Да, да! Си! Йес! Зер гут!
— Кем положено, тот пусть и возьмет! — хохоча, сбежала я от знатока этикетов и бесчисленной вереницы челяди.
На наше счастье, Дарниэль приехал лишь через пару дней и не застал устроенной мной разрухи. Если ему кто-то и наябедничал, то супруг тактично промолчал в надежде завоевать мою благосклонность. Впрочем, наивной я никогда не была и проследила за каждым участником моей первой прогулки: никто не пострадал, но и стража на посту больше не спала!
Глава 16
Если тебе роют яму, не мешай. Закончат, сделаешь бассейн!
NN
Эрика
Все изменилось. Мы с Даром встречались каждый день и учились понимать друг друга. Мне хотелось показать ему, как можно жить и радоваться всякому прожитому дню. Не приказывать, не повелевать, не следовать долгу, а наслаждаться каждым подаренным свыше мгновением. Я научила его лежать на спине и мечтательно смотреть на белоснежные облака, угадывая в них затейливые фигуры или знакомых, а иногда — фантастических животных. Подговорила его подраться подушками и пострелять друг в друга косточками от фруктов. Для него эти обычные мелкие радости, милые легкомысленные шалости стали откровением. Он не постигал, как можно просто быть рядом и молчать, понимая другого без слов. Вечерами мы читали и совместно обсуждали книги, или же Дар рассказывал мне про новый мир. Иногда я пела ему.
Однажды, соскучившись, я попросила позвать ребят из охраны. С тех пор наш кружок незаметно расширился. Многие дроу, послушав мои песни один раз, приходили опять и навсегда оставались в круге общения. По вечерам моя комната теперь напоминала клуб по интересам: мы смеялись, спорили, обсуждали, резались в карты…
— Хожу червовой дамой!
— А я ее крою пикой!
— Здрасте Тьма, пика была козырем в прошлый раз!
— Хастабыррр![27] Опять мне «дураком» быть!
Каюсь. Грешна. Научила на свою голову. Но очень уж хотелось посмотреть на Повелителя с «погонами» из «шестерок». Правда, вскоре «погонами» на обоих плечах щеголяла уже я. Куда мне до него, с его привычным умением просчитывать любой расклад на десять ходов вперед!
Дарниэль вел себя на удивление деликатно и терпеливо, не предпринимая никаких насильственных попыток к физическому сближению. Были, конечно, «случайные» прикосновения и страстные взгляды украдкой, а еще он взял привычку расчесывать на ночь мои невыносимо длинные волосы. Вот этого пристрастия у мужчины мне не понять, но и особо возражать по данному поводу я не стала. Какая разница, кто эту тяжеленную копну распутает? Лишь бы лысой не оставил! Вообще-то длина волос раздражала и мешала жить нормально: слишком тяжело и неудобно. Иной раз к вечеру от тяжести болела голова. Но лишь заикнувшись о том, что неплохо бы укоротить мою гриву хотя б до талии, я получила категорический отказ. Дружная троица: Дар, Маша плюс Айлонор — била себя пятками в грудь, чтобы я не смела этого делать.
Глядя на мои надутые в обиде губы, Дар дипломатично посоветовал мне:
— Не выдумывай, лучше мысленно перенеси талию в район коленок!
На этот исключительно мудрый совет я ехидно напомнила:
— Милый, а где у нас принято держать свою руку на теле партнерши во время танца?
Этот прохиндей задумался и мигом нашел решение:
— Вот здесь! — Он просто поднял меня вверх и, обхватив под коленями, сообщил: — Согласен танцевать так всю жизнь!
Р-р-р! Хитрец!
Маша тайно обижалась на меня и Дарниэля из-за того, что мы лишили камеристку последней радости — сняли обязанность по приведению моих волос в божеский вид, мол, она теперь не пойми кто. В ответ на ее истерику я порекомендовала ей заткнуться, поскольку, по моему мнению, сестры к прислуге никоим образом не относятся. В итоге Маша осталась счастлива до обалдения, Дар был ошарашен, Айлонор до сих пор временами хихикает на этот счет, прикрываясь рукавом.
Лапа у Сильван зажила, но кошка уходить отказалась. Честно говоря, я предлагала каргаалу свободу, хотя решение остаться меня радует.
Я по-прежнему часто ходила на озеро и тайком каталась на вороном жеребце. Дар жутко злился, но страдал по этому поводу молча. Он немного успокоился лишь тогда, когда я стала брать с нами в лес кошку.
На днях мне попалась книга с описаниями обрядов дроу. Прочитав, я ржала так, что собрала всех дроу, отирающихся неподалеку. В количестве где-то около двадцати персон. Развел Дар у себя во дворце прорву бездельников! Спрашивается, им нечем заняться, как только неподалеку от моей комнаты круги наворачивать? Других занятий у взрослых людей нету? Ну так я быстро решила данную проблему: лопату каждому в зубы — и копать сад и огород! Чую, плодов, ягод и овощей в этом году будет много! Как-никак большинство дроу имеют талант к магии земли.
Но я отвлеклась, вернемся к обрядам. Ой не могу, кто ж из бумагомарателей над дроу так жестоко поиздевался?! У этого «кого-то» была чрезвычайно буйная фантазия и исключительная нелюбовь к сексу как виду получения взаимного удовольствия. Нет, вы только вчитайтесь в эти выдержки и рекомендации:
«Когда соединяются мужчина и женщина в браке для зачатия наследника, следует немедленно посоветоваться с магами и богами, дабы определить благоприятный день для сего действа и до этого не касаться друг друга».
Угу, слюнки пускать и ресурсы копить.
«Когда наступит сей благословенный день, жену следует подготовить по-особому».
Прямо кулинарная книга! Возьмите щепотку соли, щепотку специй, перед тем как ставить в духовку, присыпьте гуся сверху…
«Волосы ее должны быть убраны наверх, ибо отвлекают они мужа от процесса сего…»
Разумная предосторожность. А то, не дай бог, она его заловит после месяцев воздержания, спеленает волосами, и весь «процесс» насмарку!
«Убранные волосы рекомендуется украшать всевозможными амулетами, способствующими зачатию и предотвращающими неудачи…»
Офигеть! Местная виагра в действии! Если у вас не встало, то покрутите амулет. Фетишисты ушастые!
«Платье ее должно быть длины и ширины соответствующей, так как вынашивать и производить наследника рекомендуется именно в нем…»
Ага. И носить его всю оставшуюся недолгую жизнь. «Экономика должна быть экономной!» Вот так и наживаются состояния!
«Жене вменяется встречать мужа своего в позе соответствующей: лежа на спине с вытянутыми руками и приподняв платье свое выше колен. На лице вуаль, дабы не смущать мужа своего заплаканным лицом. Должно не отвлекать его внимание телом своим, но быть доступной по первому требованию…»
Эй, а помыться, помиловаться, обняться-поцеловаться? Или гигиена в процессе размножения — дело сугубо необязательное? Неподвижная, с закрытыми глазами и вуалью на роже, задрав до горла юбку… Ужас! С ума можно сойти, я сейчас прям скончаюсь от смеха! Это ж какую крепкую конституцию мужику нужно иметь, чтоб от этого зрелища импотенцию не заработать! А заплаканное лицо — в смысле? Надо понимать, наша девушка рыдает без мужской ласки? Вконец истосковалась? Или с досады, что, садюга этакий, до постели наконец добрался и бедняжке еще пару лет ждать знамения не придется?
А вуаль? Это из общего гуманизма, чтоб мужик не видел, с КЕМ ему, бедолаге, во имя продолжения рода приходится иметь дело? Или просто для сохранения общей интриги?
Ну конечно, кто ж спорит, если мужик свою благоверную за много лет в глаза не видел, фамильярничать с ней как-то не получится. Мало ли… откроешь вуаль, а там ТАКОЕ…
«Глаза жены должны быть закрыты, так как обязана она возносить молитвы богам…»
Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
«Муж должен возлечь на жену свою и трудиться не щадя живота своего…»
Как у вас интересно детей делают… Не поняла, при чем тут живот, но в остальном необычный процесс очень вдохновляет.
«После благополучного окончания процесса мужу надлежит возблагодарить жену свою и уйти к себе…»
Ага, бежать без оглядки. Конечно, чьи бы нервы это выдержали!
«Жена, не меняя позы своей, должна оставаться так до утра».
Естественно, ей только и остается в продолжительном обмороке отлеживаться, отходя от подобного кошмара.
«После того следует дожидаться результата, при неудаче повторить».
Вот-вот! Если клизма не помогла, при неудаче повторить.
В общем, «этим самым» дроу занимались скромно аж до ненавязчивости… В конце чтения у меня уже случилась истерика, я подвывала от смеха и просила прощения у Дара за то, что гоняла его фаерболами. Я же не в курсе была, что он по авторитетным рекомендациям действовал! Утирая слезы, я посоветовала ему подать в суд на составителя подобной инструкции по эксплуатации жены.
Присутствующие при чтении дроу на меня дружно окрысились, заодно поинтересовавшись — как, по моему мнению, должен проходить этот знаменательный акт. Пришлось срочно выудить Камасутру в картинках и пожертвовать на бедность. Бегло пролистав книжку и одним глазком поглядев картинки, все — и мужики, и дамы — дружно покраснели и сказали, что им без надобности. Я равнодушно пожала плечами: «Была бы честь предложена!» Но после того как вечером все разошлись, почему-то со столика исчезли все экземпляры. Мало того, в течение нескольких дней каждый из тех, кому «без надобности», приходил за более подробным переводом. И смех и грех… хорошо хоть наглядно демонстрировать не просили!
В общем, веселье в темноэльфийском дворце текло рекой, пока…
Рано утром, с первыми лучами солнца, ко мне ворвался Дар, размахивая какой-то бумажкой. Обрадовал:
— Эрика, тебе надо срочно уехать! Немедленно собирайся!
Я не сразу проснулась, но когда кое-как, с помощью чашечки горячего кофе смогла прийти в себя, у меня глаза на лоб полезли:
— С какой стати мне уезжать? Ожидается нападение? Землетрясение? Наводнение? Может, ты от меня, благоверный, в конечном счете утомился?
— Эрика, не говори глупостей! — рявкнул Дар. — Сюда приезжает твой отец. Любящий батюшка хочет проведать свою доченьку и самолично увидеть результаты договора, — объяснил мне взбудораженный Повелитель.
Я сузила глаза. Класс! Приятная возможность, с ума сойти! «Катился паровоз, колеса терлися… А вы не ждали нас — а мы приперлися!»[28] А впрочем… сам нарвался. Вот тут мы, дорогой папочка, с тобой и поквитаемся!
— Не поеду! — категорично отвергла предложенную перспективу бегства.
Дар стоял передо мной расхристанный и побагровевший, широко разевая рот от нехватки воздуха.
— Ты забыла? Или не соображаешь? Он же сразу поймет, что ты не его дочь! Будет грандиозный скандал, и «результат» мы ему тоже предъявить не сможем, — пытался воззвать к моему разуму.
Хмыкнув, я не могла отказать себе в возможности съехидничать:
— А что конкретно в этом случае тебя волнует, муженек? То, что обнаружит, или то, что результата нету?
Дарниэль после моих слов впал в коматозное состояние. Глаза стеклянные, физиономия деревянная, левый глаз мелко подергивает нервным тиком… «Ушел в себя, вернусь не скоро». Опа! Нет, глядите-ка, таки отмер и повысил голос:
— Меня волнует, что ты можешь пострадать!
Приятно. Мой мужчина трогательно, хотя и своеобразно заботится о супруге. Но… неубедительно!
— И долго мне, родимый, бегать предлагаешь? До летающих тарелок на горизонте? Или до пришествия Демиургов? — ненавязчиво поинтересовалась я. Так, на всякий случай. Просто случай мне весьма не нравился.