Память о смерти Робертс Нора

Женщина вынула ручной сканер – куда более навороченный, чем любой табельный полицейский, – и проверила. Нажатием кнопки она вывела лицо Евы с фотографии на экран сканера, а убедившись, что все в порядке, вернула ей удостоверение вместе с жетоном.

– Поднимайтесь, лейтенант. Хотите, я позвоню охраннику, предупрежу его?

– Нет, я предпочитаю заставать их врасплох.

К счастью для охранника, он оказался на месте. Они были знакомы, поэтому, вместо того чтобы требовать удостоверение, он втянул живот, расправил плечи и отдал честь.

– Лейтенант!

– Беннингтон! Доложите обстановку.

– Все тихо. Все комнаты на этом этаже заняты, кроме пять-ноль-пять и пять-пятнадцать. Люди входят и выходят: с покупками, с портфелями. Из номера пять-двенадцать ни звука с тех пор, как я заступил на смену.

– Можете отлучиться минут на десять.

– Спасибо, лейтенант, я сменяюсь через тридцать, постою.

– Ладно.

Ева постучала, дождалась, пока кто-то изнутри посмотрел на нее в глазок. Дверь открыла Зана.

– Привет, я не знала, заглянете ли вы к нам сегодня. Бобби в спальне, разговаривает по телефону с Дензилом. Хотите, я его позову?

– Не нужно. – Ева вошла в комнату. Рорк позаботился предоставить им… кажется, это называлось «деловой люкс»: номер с кухней, примыкающей к уютной комнате, которая служила гостиной и кабинетом. Спальня была отделена от кабинета раздвижными дверями. Сейчас они были закрыты. – Как вы? – спросила Ева.

– Спасибо, мне уже лучше. – Щеки Заны слегка порозовели. Она нервно взбила свои пышные светлые локоны. – Я тут сообразила, что вы видели меня по большей части в истерике, обычно я не такая. Честное слово.

– У вас были причины.

Ева оглядела комнату. Защитные экраны на окнах были включены. Отлично. По телевизору передавали какое-то женское ток-шоу. Неудивительно, что Бобби закрыл двери спальни.

– Принести вам чего-нибудь? Тут кухня хорошо загружена. – Зана грустно улыбнулась. – Не нужно бегать за сдобой. Я могу принести вам кофе или…

– Спасибо, ничего не нужно.

– Этот номер гораздо лучше прежнего. Только каким ужасным путем мы его получили…

– Не стоит из-за этого смущаться и переживать.

– Да, наверно.

Зана беспрерывно вращала обручальное кольцо на пальце. На правой руке у нее было кольцо с маленьким розовым камешком. И такие же розовые камешки были у нее в ушах. Они совпадали по тону с ее губной помадой, отметила Ева. Как женщины ухитряются следить за такими мелочами? А главное, зачем?

– Я так рада, что вы нашли мою сумку. Там были все мои вещи. Фотографии, удостоверение и эта новая помада… Я ее только что купила и… О боже. – Зана потерла лицо руками. – Не хотите присесть?

– На минутку. Вы ведь уже давно знаете Бобби и Дензила.

– С тех пор, как начала у них работать. Бобби – он такой милый! Лучше всех. – Зана села, разгладила брюки на коленях. – Я в него сразу влюбилась. Знаете, он немного робок с женщинами. Дензил все время его подначивал.

– Бобби упоминал, что Дензил не ладил с Труди.

– Ну… – Зана опять слегка покраснела. – По большей части Дензил держал дистанцию. Они, можно сказать, не сошлись характерами. А мама Тру… она всегда выкладывала напрямую все, что думала. И люди иногда обижались.

– А вы? Вы не обижались?

– Она же… она была… матерью человека, которого я люблю. И она воспитала его в одиночку. – Взгляд Заны стал мечтательным. – Она воспитала такого хорошего человека. Я была не против, когда она давала мне советы, в конце концов, я же никогда раньше не была замужем, не вела хозяйство. И все равно Бобби умел с ней справляться.

– В самом деле?

– Он мне советовал просто кивать и делать вид, что я со всем согласна, а потом поступать по-своему. – Зана засмеялась и зажала себе рот рукой. – Сам он так и поступал по большей части, и у них почти никогда не бывало споров.

– Но иногда все-таки бывали?

– Так, небольшие размолвки время от времени. В семьях такое бывает. Ева… Можно я буду звать тебя Евой?

– Да, пожалуйста.

– Как ты думаешь, скоро мы сможем вернуться домой? – Губы Заны задрожали, она крепко сжала их. – Мне так хотелось приехать в Нью-Йорк, я так радовалась… Только об этом и думала. А теперь я думаю только об одном: как бы поскорее домой уехать.

– На данном этапе расследования будет лучше, если вы с Бобби останетесь здесь.

– Вот и он так говорит. – Зана вздохнула. – И он не хочет ехать домой на Рождество. Говорит, что просто не хочет быть дома в праздники. И я могу его понять. Просто… – Слезы заблестели у нее в глазах, но ни одна не упала. – Это, наверное, эгоистично.

– Что именно?

– Это же наше первое Рождество после свадьбы, и теперь мы проведем его здесь – в гостиничном номере. – Зана всхлипнула, отерла слезы и покачала головой. – Думать об этом эгоистично, когда его мама…

– По-моему, это естественно.

Зана бросила виноватый взгляд на закрытые двери в спальню.

– Не рассказывай ему, что я тут наговорила. Пожалуйста! У него и без того полно забот. – Она поднялась, когда раздвижные двери открылись. – Привет, дорогой. Смотри, кто к нам пришел.

– Ева. Спасибо, что пришла. Я говорил с моим партнером. – Ради жены Бобби заставил себя улыбнуться. – Мы заключили сделку.

Зана захлопала в ладоши.

– Большой дом?

– Большой дом. Этим утром Дензил подписал контракт и получил задаток.

– О мой дорогой! Это же чудесно! – Зана бросилась ему на шею. – Вы оба столько работали над этой сделкой.

– Большая удача, – объяснил Бобби, повернувшись к Еве. – Мы уж не чаяли сбагрить с рук этот дом. Зря мы с ним связались, уже думали махнуть рукой и сдаться, но как раз на прошлой неделе наметилась подвижка. А этим утром мой партнер завязал ленточку бантиком.

– В Техасе.

– Ну да. Трижды показывал им дом за выходные. Они всё никак не могли решиться. Захотели пройтись по дому еще раз этим утром, и он опять их провел, и вот тут уж они проглотили наживку. Для нас это хорошие комиссионные.

«Снял партнера с заезда, – подумала Ева. – Разве что Дензил нашел способ быть в двух местах одновременно».

– Поздравляю, – сказала она вслух.

– Мама была бы на седьмом небе.

– Милый! – Зана взяла его за обе руки. – Не грусти, мама Тру не хотела бы, чтобы ты грустил. Она так гордилась бы тобой. Вот что я скажу: мы это отпразднуем. Я не шучу. – Она слегка встряхнула мужа. – Я закажу бутылку шампанского, и ты немного отвлечешься и почувствуешь себя героем. Ты выпьешь с нами, Ева?

– Нет, спасибо, мне нужно идти.

– Я думал, может, у тебя есть новости, – сказал Бобби.

– Расследование продвигается вперед. Больше я пока ничего сказать не могу. Я загляну к вам завтра. Если что-то прояснится раньше, позвоню.

– Ладно. Спасибо. Я рад, что ты ведешь это дело, Ева. Мне как-то легче становится, потому что это ты.

Можно возвращаться домой, подумала Ева, с трудом пробиваясь сквозь уличные пробки. Можно вернуться домой, где все нормально, по крайней мере по ее представлениям. Вот Бобби, например, поехать домой не может.

Движение застопорилось. Внимание Евы привлек яркий анимационный рекламный щит, предлагающий провести выходные на Арубе по сниженным ценам.

Всем на месте не сидится, все хотят уехать куда-то, думала Ева. Люди из Техаса и бог весть еще каких медвежьих углов стаями слетаются в Нью-Йорк. Жители Нью-Йорка черепашьим шагом ползут по шоссе на север, в сторону Хэмптонса[7] или берут билеты на рейсы южного направления и улетают на острова.

А куда деваются люди с островов? – вдруг задумалась Ева. Наверно, едут в какие-нибудь шумные, забитые людьми города.

И почему люди не могут оставаться дома?

Очевидно, это было просто невозможно, поэтому улицы были забиты, как и воздушные пути над ними. И все же Ева не променяла бы этот город ни на какой другой.

Она наконец проехала в ворота, навстречу потокам света.

Все окна светились. Мерцали свечи, поблескивали елочные украшения. Это похоже на сказочную рождественскую открытку, подумала Ева. Темное небо, восходящая луна и фантастический силуэт дома со множеством горящих окон.

Она могла вернуться домой.

Так почему же она чувствует себя такой подавленной? Тяжесть давила ей на затылок, камнем лежала в желудке. Она остановила машину и с трудом выбралась наружу. Ее тянуло прилечь, хотя она и не чувствовала себя уставшей. Ей хотелось отключить мозги хотя бы на несколько минут.

Соммерсет был на месте – мрачный скелет в черном костюме посреди украшенного вестибюля.

– Рорк у себя в кабинете. Занят вашими делами.

Настроение у нее и без того было паршивое, а явное неодобрение, прозвучавшее в его голосе, больно царапнуло ее.

– Никто не держал электрошокер у его горла, – огрызнулась Ева. – А мне вот каждую ночь снится, как я проделываю это с тобой. – С этими словами она поднялась по лестнице, даже не позаботившись снять пальто.

Она не пошла в кабинет, хотя это было мелочно. Она это знала, но прошла прямо в спальню и рухнула на кровать, так и не сняв пальто.

Пять минут, сказала она себе. Она имеет право на пять минут одиночества и тишины. Если бы только удалось ни о чем не думать.

Через несколько секунд до нее донеслись легкие шажки. Затем матрас завибрировал: это Галахад сделал прыжок. Ева повернула голову и посмотрела в его двуцветные глаза.

Кот уставился на нее в ответ. Потом он лениво прошелся пару раз, свернулся калачиком возле ее головы и снова начал ее гипнотизировать. Ева поймала себя на том, что пытается его «переглядеть», не моргать, дождаться, чтобы он моргнул первым.

Она проиграла и готова была поклясться, что кот усмехнулся.

– Будь ты копом, приятель, щелкал бы допрашиваемых как орешки.

Ева передвинулась и почесала его за ушами. Кот заурчал как мощный двигатель, а она под эту музыку наблюдала, как переливаются огоньки на елке.

Неплохо она тут устроилась, сказала себе Ева. Большая кровать, красивая елочка, славный кот. Так что же с ней не так?

Она не расслышала бы, как он вошел, если бы не ждала его прихода.

Когда матрас прогнулся, она снова повернула голову. На этот раз на нее глядели глаза неистово яркой синевы.

Да, она очень неплохо устроилась.

– Я сейчас приду, – пробормотала Ева. – Мне нужна всего пара минут.

– Голова болит?

– Нет. Я просто… не знаю.

Рорк погладил ее по волосам.

– Тебе грустно?

– С чего мне грустить? У меня есть этот здоровенный домище. Видал, как он выглядит в огнях?

– Видал. – Его рука безошибочно передвинулась ей на затылок, где лежала тяжесть.

– У меня есть этот толстенный кот. Вечно тут шляется. Надо будет помучить его на Рождество. Нацепить на него эти… оленьи рога. Ну, знаешь, нарядить его северным оленем.

– Подорвать его достоинство? Отличная мысль.

– У меня есть ты. Глазурь на моем личном торте. Сама не понимаю, что со мной не так. – Она свернулась клубочком у него под боком, прижалась к нему. – Мне даже не жаль, что она умерла. Так что же со мной не так?

– Ты слишком строга к себе, вот что с тобой не так.

Ева вдохнула его запах, и на душе у нее стало спокойнее.

– Я сегодня ходила в морг, посмотрела на нее. Просто очередной труп. Я смотрела на то, что она с собой сотворила, чтобы нас подставить, и мне стало противно. Меня это даже не удивило… когда я все хорошенько обдумала. Я смотрела на то, что сделал с ней кто-то другой, и мне в голову пришло только одно: «Ну, надо же, что на свете случается». Я не должна так думать.

– Что еще ты делала?

– Сегодня? Отчиталась перед Уитни. Мне немного попало, но не очень. Встретилась за ланчем с Надин, попросила ее дать раскрутку моей связи с убитой. Зашла в лабораторию. Проследила волокна до розничной точки, где Труди купила носки. Один так и остался брошенным в номере, а из второго она соорудила кистень. Еще я получила список банков между магазином и гостиницей. Ей же надо было где-то достать монеты. Проверю завтра. Еще ходила в бар, куда затащили Зану, поговорила с владельцем. Просмотрела диски. Навестила Бобби и Зану в гостинице. Хорошая у тебя там охрана. Надежная девушка в вестибюле.

– Приятно слышать.

– А потом я вернулась домой. Было еще кое-что, но о главном я тебе рассказала.

– Другими словами, ты делала свою работу. Жалеешь ты о ее смерти или нет, ты делала то, что приведет тебя к ее убийце.

Ева перевернулась на спину и уставилась в потолок.

– Запала нет.

– Что ты ела на ланч?

Ева невольно засмеялась.

– Хочешь отвлечь меня от горестных мыслей? Я ела эту… как ее… лазанью. Там была такая зеленая начинка из какой-то травы, но, в общем, ничего, было вкусно. Не знаю, что там ели Пибоди и Надин, но они взвизгивали и причмокивали всю дорогу, как девчонки. Народу полно, так что, думаю, ты опять сорвал банк. Но разве это новость?

– Обслуживание?

– Жуть! Стоит только подумать, что вроде чего-то хочешь, а подавала уже тут как тут. Прямо как из-под земли вырастает. У Надин будет собственное шоу.

– Я сам только сегодня об этом узнал. Рад за нее.

– И у нее контракт на книгу и на съемки. Ты в этом тоже замешан?

– В общем, да.

– Она хочет взять у меня интервью, и это не исключено. И еще она хочет снять часть фильма здесь, в доме, а это абсолютно исключено.

– Абсолютно.

Ева опять повернула голову и заглянула ему в лицо. Как этот человек ухитряется день за днем оставаться таким красавцем?

– Я так и думала, что тут мы на одной волне.

– Это наш дом. – Он накрыл ее руку своей, и ей сразу стало тепло. – Дом – это только наше. Личное.

– Я вечно таскаю работу домой. Я здесь работаю.

– Я тоже.

– Но ты не приводишь домой целую ораву копов.

– Нет. Для этого у меня есть ты. И если у меня когда-нибудь будут с этим проблемы, я дам тебе знать.

– Я сегодня кое-что вспомнила.

«Ага, – подумал он, – наконец-то мы добрались до самого главного».

– Рассказывай.

– Я думала о том, как она себя не пожалела. Избила себя. Господи, ты представляешь, она сама пошла и купила носки с одной только целью: отхлестать себя по лицу, по всему телу… Извращенное, саморазрушительное поведение. И тут я вспомнила…

Ева рассказала ему в том порядке, в каком воспоминание пришло к ней. И на этот раз она вспомнила кое-что еще. Было жарко, она чувствовала запах травы. Странный, незнакомый ей запах. Она никогда его раньше не слышала. У одного из мальчиков был компакт-проигрыватель, и из него звучала музыка.

Потом она вспомнила, как полицейская машина плавно и почти бесшумно затормозила возле дома в ту ночь. Как блестели в лунном свете пуговицы на форме полицейского.

– Они пошли на ту сторону улицы. Было поздно… я думаю, было поздно, потому что свет нигде не горел. А потом свет зажегся в доме напротив, и к двери подошел отец мальчика. Копы вошли в дом.

– Что было дальше? – спросил Рорк, когда Ева замолчала.

– Я точно не знаю. Думаю, мальчик сказал им, что ничего не делал. Что он спал. Конечно, он не мог ничего доказать. Я помню, как копы вышли, порылись у дома. Нашли жестянку с краской. Я и сейчас вижу, как один из них спрятал банку в мешок. Он, наверно, думал: «Глупый мальчишка. Тупая задница». Тут она вышла, начала орать. Труди. Тыкала пальцем в жестянку, в свою машину, в их дом. А я стояла у окна и смотрела, но потом просто не выдержала. Я больше не могла смотреть. Я залезла в постель и накрылась одеялом с головой.

Ева закрыла глаза.

– Я слышала, как другие дети говорили об этом в школе. Как ему пришлось пойти с родителями в полицейский участок. Я старалась не слушать. Я не хотела слушать. Через пару дней у Труди появилась новая машина. Отличная, сверкающая новая машина. А вскоре после этого я сбежала. Я больше не могла у нее жить. Не могла больше оставаться там, видеть этот дом на другой стороне улицы.

Она посмотрела в темное окно у себя над головой.

– Я до сегодняшнего дня не понимала, что заставило меня сбежать. Я просто больше не могла оставаться там после того, что она сделала, а я не сделала. Этот мальчик подарил мне самые счастливые минуты моей жизни, из-за меня он оказался в беде. А я пальцем не шевельнула, чтобы ему помочь. Я ничего не сказала о том, что она сделала. Я предала его. Его загребли, а я осталась в стороне.

– Ты была ребенком.

– И это меня извиняет?

– Да, конечно.

Ева села и взглянула на него сверху вниз.

– Черта с два. Его загребли в участок, наверно, дело завели, хотя они не могли доказать, что это он испортил машину. Его родителям пришлось оплатить ущерб.

– Страховка.

– Это хрень, Рорк. Ты же понимаешь, дело не в этом.

Он крепко обнял ее.

– Тебе было девять лет, ты была напугана. А теперь ты оглядываешься на двадцать лет назад и винишь себя. Вот это хрень, Ева.

– Я ничего не сделала.

– А что ты могла сделать? Пойти в полицию и сказать им, что ты видела, как женщина – лицензированная и одобренная службой защиты детей приемная мать – изуродовала свою собственную машину, а потом обвинила в этом мальчишку из дома напротив? Они бы тебе просто не поверили.

– Это дела не меняет.

– Меняет. И мы оба знаем, что мальчик пережил этот подлый навет. У него были родители, дом, друзья. Ему хватило широты души предложить маленькой девочке покататься на своем скейтборде. Я даже думаю, что он живет совсем неплохо. Ты посвятила себя защите общества и ради этого рискуешь собственной жизнью. И нечего, черт побери, обвинять себя в том, что когда-то ты была испуганной маленькой девочкой и вела себя соответственно.

– О черт.

– Я не шучу. И сними пальто. Боже милостивый, ты что, хочешь живьем свариться?

Нечасто Ева чувствовала себя… сконфуженной: это было единственное слово, которое она могла подобрать. Она стащила с себя пальто и оставила его на кровати.

– Нельзя уж поваляться в собственной постели.

– Это и моя постель тоже. И хватит тебе валяться. Может, попробуем что-нибудь другое?

Ева подняла кота и усадила его к себе на колени.

– Нет.

– Ну и ладно, можешь сидеть и дуться. Это все же лучше, чем валяться. – Рорк встал.

– Я хочу вина.

– Может, он был травмирован на всю жизнь.

– О, я тебя умоляю. – Он открыл дверцу винного шкафчика.

Ева прищурилась.

– Может, он стал профессиональным преступником из-за этой подставы в детстве.

– А что? Это мысль. – Рорк выбрал бутылку белого вина из холодильной секции. – Может, ты же его и посадила. Ну разве не ирония судьбы?

Губы у нее дрогнули в улыбке.

– Может, ты с ним сделки проворачивал в твоем темном прошлом. Может, он сейчас криминальный босс где-нибудь в Техасе.

– И всем этим он обязан тебе. – Рорк вернулся к кровати с двумя бокалами вина и протянул один ей. – Полегчало?

– Не знаю. Может быть. Я забыла об этом, понимаешь? Забыла, словно ничего особенного не случилось. А когда это вернулось, на меня навалилось страшное чувство вины. Ему было лет четырнадцать-пятнадцать. Он меня пожалел. Я по лицу видела. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – горько усмехнулась Ева, чокнувшись с ним бокалом.

– Я могу его разыскать, если хочешь. Посмотришь, каким он стал сейчас. Если он не криминальный босс в Техасе.

– Может быть. Я подумаю.

– А пока я хочу тебя кое о чем попросить.

– О чем?

– У меня нет ни одной твоей ранней фотографии. До нашего знакомства.

Ева не сразу поняла, о чем он говорит.

– Какой фотографии?

– Из той эпохи, когда ты была юной незамужней девушкой, салажонком в форме… Кстати, я надеюсь, ты опять ее наденешь в самом скором времени. Обожаю женщин в униформе. Я могу скачать из Интернета старые фото с удостоверения, но мне бы хотелось, чтобы ты сама что-нибудь для меня разыскала.

– Ну ладно. Может быть. Попробую. А зачем?

– Наши жизни начались задолго до нашей встречи. – Рорк коснулся ее лица своими волшебными пальцами. Они легко, словно перышки, прошлись по ее коже. – И хотя я не сомневаюсь, что лучшие наши годы начались именно с момента встречи, мне все-таки хотелось бы иметь частичку тебя из того времени.

– По-моему, это очень сентиментально.

– Виновен. А если бы вдруг у тебя нашелся снимок, где тебе лет, ну, скажем, восемнадцать, да еще в полураздетом виде, было бы еще лучше.

На этот раз она не смогла удержаться от смеха.

– Извращенец.

– И опять-таки признаю себя виновным.

Ева забрала у него бокал и поставила оба на столик у кровати. Свое пальто она небрежно смахнула на пол.

– Займусь-ка я, пожалуй, кое-чем другим.

– Вот как? – Он с любопытством склонил голову набок. – И чем же, например?

Она была стремительной и гибкой. Она перекатилась через себя, вскинулась, и в мгновение ока ее ноги обвились вокруг его талии, ее руки вцепились ему в волосы, а губы впились ему в рот.

– Чем-то в этом роде, – проговорила Ева, позволив ему наконец дышать.

– Придется уделить тебе время.

– Чертовски верно. – Она расстегнула пуговицы на его рубашке, наклонилась и больно прикусила его подбородок. – Ты меня отругал. С учетом того, что мне досталось от Уитни, это уже вторая выволочка за сегодняшний день.

Ее руки трудились не переставая, и к тому времени, как они добрались до «молнии» у него на брюках, он уже был готов достойно встретить ее.

– Надеюсь, ты не среагировала подобным образом на своего начальника.

– Он совсем даже неплох, если тебе по вкусу могучие типы, несущие бремя забот на своих широких плечах. Лично я предпочитаю красавцев. – Ева укусила его за ухо и опрокинула на спину.

Кот был толст, но ему хватило опыта и проворства убраться с постели.

– Ты такой красавец. Иногда мне хочется съесть тебя, как мороженое. – Просунув руки под полы рубашки, Ева положила ладони ему на грудь. – Надо же, какая кожа! Какие мускулы! И все мое. – Она проложила губами дорожку вниз по его груди и почувствовала, как он дрожит. – Вот что может заставить девчонку взвизгивать и причмокивать всю дорогу.

Теперь и он пустил в ход руки, заставляя ее вздрагивать. Но он позволил ей вести в танце, установить ритм. Она знала, что это ненадолго, но не знала точно, насколько. И от этого ее возбуждение только усиливалось.

Она распахнула собственную рубашку, схватила его руки и прижала к своему телу, сомкнула их на своей груди. Она позволила себе уплыть, упиваясь ощущением этих длинных сильных пальцев, ласкающих ее тело. Потом она откинулась назад с закрытыми глазами, а его пальцы скользнули вниз и расстегнули ее брюки.

Ева вновь опустилась на него, опираясь на локти. Губы к губам, долгие, упоительные поцелуи, прерываемые лишь краткими вздохами. Она слышала частое биение своего сердца… Или это билось его сердце? Она выгнулась, предлагая ему свою грудь, и он взял ее. Дыхание у нее пресеклось, а потом вырвалось изо рта судорожным вздохом.

Теперь она принадлежала ему, а он ей. Ее тело воспламенилось для него. Он перевернул ее, схватив за запястья, завел ее руки за голову и прижал к постели. Ее глаза потемнели, в них читались страсть и вызов.

– Хочу видеть тебя голой. Лежи смирно, пока я буду тебя раздевать.

Он коснулся губами ее губ, потом маленькой ямочки на подбородке, потом проложил дорожку быстрых, влажных поцелуев вниз по шее, по груди, по животу.

Он стянул брюки с ее бедер, все больше обнажая ее тело, потом его язык скользнул в нежную ложбинку между ног. Она выгнулась и задрожала.

– Тсс…

Он как будто успокаивал ее, а в то же время его рот безжалостно подталкивал ее к самой грани и наконец толкнул за край. Когда она ослабела, он продолжил свое черное дело, спускаясь вниз по ее бедрам.